Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Волку здесь прятаться было негде.
– Ты не отсюда, – сказал Леон, и я знал, он наблюдал за мной, пока я рассматривал все вокруг. Я знал, ему было известно, что мне все это нравится, и не возражал.
Это великолепное место напевало мое имя снова и снова.
– Нью-Йорк, – ответил я. И добавил, – Штат.
Я не мог вспомнить, когда впервые уточнил, что это штат, а не город, но тогда это различие точно казалось куда более важным. Откуда я был сейчас? Не отсюда.
– Ты тоже не отсюда, – напомнил я ему. – Цинциннати.
– Поверить не могу, что ты запомнил.
Он привез нас к кафе, которое напомнило мне рестораны в Италии – небольшое, темный интерьер, большая часть обеденной зоны находится под тентом на открытом воздухе. Хоть я и не выразил никакой обеспокоенности, что меня могут узнать, Леон встал впереди меня, закрывая мое лицо от хостеcс, и сказал:
– Для двоих, пожалуйста. Может, на заднем дворике?
Я почувствовал, что был прав. Я принял верное решение насчет него. Человек был Человеком.
Хостесс усадила нас за небольшой столик. Вдоль тротуара располагался пляж, а за ним – темный океан. Я почувствовал себя сонным и пьяным.
Присев, мы слегка склонили головы, и я подумал о том, чтобы записать несколько строк в мой маленький блокнот (Как любовники или адвокаты/кусаем и улыбаемся). Вместо этого я наблюдал, как несколько скейтбордистов катаются позади нас.
– Тебе нравится здесь?
Пауза затянулась, и, когда я взглянул на Леона, он с сожалением улыбнулся и опустил свой взгляд на стол. Он осторожно развернул свою салфетку. У него были крепкие руки, грубые и уверенные.
– Я пробыл здесь долго.
– Тебе понравилось здесь в первый раз?
Леон сказал:
– Что ты видишь, когда смотришь на все это?
– Магию, – ответил я.
Он передал мне меню.
– Если ты скажешь мне, что ты хочешь, я сделаю заказ за тебя. Пока ты будешь любоваться океаном.
Он подразумевал, что мне не придется разговаривать с официанткой своим знаменитым голосом или смотреть на нее, открывая свое знаменитое лицо. Сейчас я на самом деле посмотрел на него. Он, должно быть, был красивым ублюдком в моем возрасте. Он оставался бы красивым сейчас, если бы расправил плечи и вел себя так, будто у него есть яйца.
– Ты подвозил множество знаменитостей?
– Парочку.
– Ты даже не знал, кто я такой, когда я сел в твою машину, и теперь защищаешь меня от официантки?
Леон сказал:
– Я загуглил тебя, после того, как ты вышел.
Было приятно слышать, что я все еще имел какую-то популярность в Интернете.
Он продолжил:
– Новости о том, что ты исчез, были… Ты не возражаешь, что я затрагиваю эту тему?
Я пожал плечами. Все было хорошо, пока он не упоминал имя Виктора. Пока он не спрашивал меня о том, где Виктор.
– Что ж, это вызвало большой ажиотаж.
– На самом деле, я не такой знаменитый, – сказал я, хотя все же немного был таким. – Большинство людей не могут узнать меня, увидев. И если они узнают, они либо думают, что я просто кто-то похожий на меня, или у них кишка тонка, чтобы заговорить со мной, или же их попросту не волнует, что это я.
В действительности, быть узнаваемым не утомляло. Утомляло чувствовать одиночество в толпе.
Леон задумчиво рассматривал меня. Я мог сказать, что он, в любом случае, не хотел быть узнаваемым, как Леон-водитель. Он боялся болтовни у кассы супермаркета. Он ждал, пока курьер постучит в дверь, оставит посылку, и сядет в свой автомобиль, чтобы открыть дверь. Смерть его собаки была не лучшей вещью на свете, но, думаю, худшей частью для него была жалость ассистента ветеринара.
– Я знаю, о чем ты говоришь, – сказал я Леону, и под «ты» я подразумевал «твое лицо». – Ты ненавидишь разговоры ни о чем. Это заставляет все выглядеть несущественным. Согласен. Это отвратительно. Нам стоит говорить только о стоящих вещах, тебе и мне.
– Я не очень хорош в светских беседах. – Леон понизил ненависть к ним на что-то уровнем добрее, но не стал отрицать. – У тебя есть стоящая тема для разговора?
– Ты рассказал мне историю своей жизни в машине. Это стояще.
– Ты попросил меня об этом.
– Разве? Это не похоже на меня.
Официантка вернулась. Я заказал бургер без происшествий. Леон заказал молочный коктейль без происшествий. Когда принесли его коктейль, он вертел его в своих руках, наслаждаясь им. Это казалось великой привилегией, которая позволена только с незнакомцем посреди ночи.
Он выглядел мрачно, что совершенно не входило в план, так что я спросил его:
– Итак, Леон. Я знаю, ты не фанат этого города, но куда бы ты посоветовал мне сходить, как туристу?
– Разве ты не бывал здесь прежде?
Я бывал здесь прежде.
– Я был в туре.
– Не было времени, чтобы осмотреться?
У меня было время, чтобы осмотреться. Я исследовал множество улиц в Кореа-тауне и одну в Эко-парке, и еще одну в Лонг-бич, а потом я поискал Райт Эйд[20], чтобы купить несколько шприцов, и после я исследовал свой балкон в отеле, и свой пол в отеле, и, наконец, плитку в своей ванной комнате в отеле. Потом пришел Виктор, вытащил меня из моей собственной блевоты и вымыл для шоу.
Я бывал в Лос-Анджелесе прежде, но это не имело значения. На самом деле, я никогда не покидал своей головы.
– Пирс, я думаю, – сказал Леон с сомнением, будто повторял совет кого-то другого. – Там должно быть красиво на закате. Малибу? Это примерно в сорока пяти минутах от побережья.
– Малибу – это не Л.А., Леон, – сказал я сурово. Я взглянул на фиолетовое зарево пляжа. Я представил, как бегу по песку своими лапами, вместо ног. Это было бы также классно, как на своих собственных ногах, подумал я. – Я думаю, тебе стоит посетить свой собственный город.
– Возможно, я так и сделаю, – сказал Леон мягко, что означало, что он не собирается этого делать. Принесли нашу еду. Леон забрал помидор с моего бургера.
– Кажется странным заказать сэндвич с латуком и беконом. Но она убрала бы помидор, если бы ты попросил, – он присолил кусочек. Он выглядел настолько счастливым, насколько вообще мог быть, когда положил его в свой рот.
– Я забыл, что не люблю их, – ответил я. – Они – члены смертельной пасленовой семьи, ты знал? Слегка ядовитые для собак.
И волков. Достаточно, чтобы мой живот разболелся.
– Шоколад тоже, – сказал Леон, глядя на свой молочный коктейль, и я вспомнил, что его собака умерла. – Могу я задать тебе личный вопрос?
– Все вопросы – личные.
– Я…
– Это означает «да», Леон, можешь задать его.
Только пока он не о Викторе.
– Почему ты вернулся обратно?
Это было похоже на вопрос с подвохом. Мое с трудом завоеванное отшельничество – основанное мной, охраняемое Джереми – не мелочь. Это был шанс стать кем-то еще, и сколько таких выпадает? И все же я бросил это.
Я вернулся потому, что должен был. Потому что не было ничего неправильного в мире, за исключением того, что я становился старше. Потому что Сэм и Грейс сказали мне, что я могу идти, если хочу этого.
Тем, что я хотел было:
Я хотел.
Изабел…
Я хотел сделать что-то. В начале этого всего, я был просто ребенком с синтезатором. В этом было мало от игры на них, больше похоже на часы падений от песни к песне.
– Я хочу сделать альбом, – сказал я. – Я соскучился по созданию музыки.
Я понял, что его удовлетворил мой ответ. Официантка принесла чек.
Леон сказал:
– Мне понравилась та песня.
– Какая… о? Правда?
– Ты был прав. Джазовая. – Леон сделал тончайшее джазовое движение и я ответил ему тем же, только нормально. – Ты делал когда-то что-то еще с той леди, что пела?
Леди было неподходящим словом в отношении Магдалены. Я был чертовски сильно влюблен в нее тогда. Я сказал:
– Она очень знаменита благодаря этому сейчас. Ты не слышал о ней? Она снимается в фильмах.
Он пожал плечами. Наверное, не его жанр.
– Еще я купил один из твоих альбомов.
– Какой именно?
Он задумался.
– У него дамское нижнее белье на обложке? – Он выглядел смущенным, поэтому я сказал ему:
– Если тебе станет легче, это был наш басист, Джереми, в нем.
Ностальгия пожирала меня. Нет, не пожирала. Грызла. Просто грызла.
– Ну, – сказал Леон, смотря на наш общий счет в чеке, – я думаю, это так. Я лучше верну тебя обратно.
Я указал на океан.
– Тихий, – сказал Леон без улыбки, но с блеском в глазах.
– Я думаю, нам лучше снять обувь.
Леон нахмурился.
– Я на самом деле не такой человек.
Я знал, что не такой. По крайней мере, я знал, что он не был тем, кто бросит машину посреди лос-анджелесской автострады. И, казалось, естественно, что он был тем, который не завернет штаны и не снимет обувь с незнакомой рок-звездой в пять утра.
– Не смотри на меня так. Я не спрашиваю тебя, хочешь ли ты сделать одинаковые татуировки. Я спрашиваю, не хочешь ли ты мужественно прогуляться вдоль берега. Еще долго до рассвета? – спросил я.
Он посмотрел на свои солидные часы.
– Около получаса.
– Что значат всего тридцать минут против вида восходящего солнца над океаном?
– Мы будем ждать больше этого, если ты надеешься увидеть восход над Тихим океаном.
– Не будь педантичным, Леон.
Мы встретились лицом к лицу. Он выглядел утомленным, усталым, ослабленным жизнью, и я думал, что мое очарования не подействует на него. Но потом он покачал головой и наклонился, чтобы развязать свою обувь.
Я торжествующе стянул свои кроссовки. Пока Леон тщательно развязал свои шнурки и закатывал низ своих брюк, я вальсировал на прохладном песке. Здесь, наверху, он был сухой, мягкий и невесомый. Рядом со мной Леон слегка запрокинул голову назад, чтобы посмотреть на вертолет, летящий вдоль берега, с севера на юг. Мальчики с воздушным змеем исчезли, и казалось, что пляж наконец засыпал, правда, когда наступало время просыпаться.
Я привел Леона к утрамбованному песку на краю океана.
– Черт возьми, – зашипел я. Вода была ледяной. Я мог чувствовать, как каждый нерв во мне дергался и дрожал, размышляя о превращении в волка.
– Холодно, – заметил Леон.
Стиснув зубы, я прыгал с ноги на ногу, пока тошнота не прошла, и мое тело не вспомнило, что было человеческим, только человеческим.
– Я где-то читал, что температура воды здесь шестьдесят четыре или шестьдесят пять градусов[21], – сказал Леон. Он наобум ступил немного глубже в соленую глубь. – Чувствуется холоднее, не так ли?
Теперь, когда я привык к воде, все было не так плохо. Я зарылся пальцами ног в песок и почувствовал, как что-то увернулось от контакта со мной.
– Мы не одни, – сказал я. – Что-то там внизу.
Леон встал на колени, стараясь не намочить брюки, и быстро зарылся рукой в песок. Он издал пару тихих звуков разочарования, пока не выпрямился с горсткой песка в руке.
– Думаю, один там, – заметил он, протянув ее мне.
Я начал перебирать песок, пока не наткнулся на существо: белоспинное насекомое или ракообразное почти на четверть ладони. У него было много ног.
– Это инопланетянин.
– Песчаный краб, – сказал Леон. – Не причинит тебе вреда.
– В любом случае, оно уродливо.
– Уродливость никогда не причиняет боль чему-то.
Я усмехнулся.
– О, уродливость причиняет боль. Просто красота больше.
– Аминь. – Леон осторожно бросил краба в воду.
Мы шли в тишине понемногу, никаких звуков, кроме океана и автомобилей, проезжающих по улице. Небо над нами посерело и затем порозовело. Через несколько часов я мог позвонить Изабел, и затем включить тот пыльный синтезатор и начать делать что-то стоящее. Когда стая пеликанов взлетела над нами в полутьме, я подумал о том, насколько красивым было это место, как мне повезло, и как мне нужно было не облажаться в любом случае.
Я достал свой небольшой блокнот из заднего кармана. Леон наблюдал за моими действиями, поэтому я сказал:
– Что?
– Ты – просто нечто, и все, – сказал Леон. – Большинство людей не такие. Что ты написал там?
Я повернул так, чтобы он мог видеть, что я написал.
Любовники и адвокаты
Губы и зубы
Соответствуют этому воспоминанию
Оцени это
Такова твоя мечта?
Это испытание
Что-то умное в этом
Пеликаны умны
Он был очарован.
– Стихи? Ты просто написал это сейчас? Это действительно станет песней?
– Может быть. Та пеликанская фигня – одна из лучших в работе.
Без какого-либо обсуждения, мы оба остановились и уставились на небо над водой. Солнце поднялось позади нас, но туман или смог отфильтровали большую часть оранжевого, делая океан медленно развивающимся синим-и-пурпурным портретом.
– Ты должен сделать фото, – сказал я Леону. – Не говори мне, что ты не такой человек. Ты можешь всегда удалить его после того, как возвратишься домой. Я не буду знать.
Леон бросил на меня взгляд, но достал свой телефон. Он сказал мне:
– Давай тогда, позируй.
– Что? Это не должно быть мое фото. Это должна быть фотография этого великолепного утра. Или тебя этим великолепным утром. Сувенир.
Он был удивлен.
– Я знаю, как выгляжу. Давай же.
Я поставил ему миленькие рожки чертика, когда он делал фотографию. Я сказал:
– Думаю, этот день захватывающий.
Он посмотрел на часы.
– И это только начало.
Глава 10
ИЗАБЕЛ •
Коул получил мешок несвежих напудренных пончиков на завтрак. Или, возможно, больше, чем один мешок. Когда я подошла к дому следующим утром, то обнаружила записку, приклеенную к воротам. Она гласила:
«24-13-8. Следуй за сахаром, принцесса».
И там был, без шуток, след маленьких, белых пончиков, ведущий в сторону бетонного дома.
Качая головой, я вводила цифры в кодовом замке. Затем я последовала за пончиками. Раздвижные двери дома на другой стороне двора были открытыми, но пончики вели не туда. Девушка со светлыми дредами в грязных эко-брюках карго занималась йогой во дворе. Она приоткрыла глаза только для краткого пристального взгляда на мой прикид, который показал, что она ненавидела все в моем потребительском образе жизни. В любом случае, пончики не направлялись в ее сторону.
Когда я добралась до последнего пончика, Коул появился на площадке надо мной. Он был красив без рубашки, а его кожа приобретала голубой оттенок из-за моих огромных солнцезащитных очков, на нем была та же пара джинсов, в которой я видела его вчера. Его волосы были в беспорядке. Он неясно двигался, тяжело опираясь на одну сторону площадки, затем на другую до того, как заметил меня.
Мое сердце пропустило удар. Я попыталась вызвать вместо этого изображение его падения возле синтезатора. Память о нем под влиянием иглы.
Не его лицо надо мной, когда он сказал, давно, «Вот как бы я поцеловал тебя, если бы любил».
Я не собиралась заходить так далеко. Вот в чем суть.
– Ступеньки, – сказал он. – У меня закончились пончики.
Я могла бы сказать, что он был в режиме «мозги-в-огне».
– А что-то получше пончиков есть?
Глаза йоговой девушки продолжали осуждать меня – и теперь Коул тоже.
Если бы она в скором времени не отвела взгляд, то я бы устроила ей что-то действительно хуже осуждения.
– Я, – сказал Коул. Он указал на угол крыши. – Камера, камера, камера. PSA[22]. Просто говорю. Камера. Также, камера. – Он вытянул шею, чтобы посмотреть поверх крыш. Его спинные мускулы восхитительно и смущающе напряглись.
– Ты не видела, никто не пришел?
Я поднялась по ступенькам. С площадки кругом были видны плоские крыши Калифорнии-Авеню.
– Нет. Кто-то идет?
– Нет. Наверное, нет. Я не знаю. Заходи, заходи, заходи. Вверх, вверх, вверх.
– Приятно, что ты оделся для такого случая.
Коул бросил взгляд на себя; он ущипнул кожу на своей груди.
– Я не надел… Я надел штаны! Внутрь, внутрь. Заходи в мое логово.
Квартира оказалась неожиданной. Я обнаружила, что это был уникальный фокус Западного Побережья: взять здание, которое выглядело, как маленький гараж, и превратить внутреннюю часть в обширную, просторную жилую площадь.
Я сразу же смогла бы сказать, что эта модернизированная студия была оборудована для Коула, но не Коулом. Вычурная книжная полка, усыпанная Калифорнийскими безделушками, отделяла спальню от жилой площади. Обрамленные винтажные плакаты, изображающие путешествия, и поддельные винтажные неоновые лампы украшали стены. В гостиной на подставке был установлен довольно необычный на вид синтезатор, тонкий слой пыли скопился на динамике рядом с ним.
Синтезатор стал тем, что вернуло меня к реальности. Это действительно происходило.
Здесь было так много камер. Несколько на уровне коленей.
Единственное доказательство участия Коула в создании интерьера было в маленькой кухне: на стойке длиной в руку расположились три полупустых бутылки содовой, открытый пакет чипсов и остатки хот-дога, лежащие на пустой булочке.
– Это противно, – сказала я.
Я была недалеко от мусорного ведра так же, как и он, но осталась на месте, пока Коул раздраженно не фыркнул и не свалил большую часть мусора в корзину.
– Это был завтрак? Мне стоило захватить пончики снаружи? – спросила я.
В ответ, Коул схватил меня за руку. Немного резко он затащил меня в ванную и захлопнул дверь позади нас. Мое отражение появилось одновременно в зеркале и в полностью стеклянном душе.
– Эй…
Коул приложил палец к губам и закрыл дверь позади нас.
– Камеры. Камеры, камеры, камеры.
– Но не здесь? – я огляделась. Как и вся квартира, ванная была светлой и просторной. Много места для рок-звезды и меня. Я вдохнула и почувствовала запах освежителя воздуха и мыла, никакого аромата волка. Я должна была признать, что оставалась спокойнее, чем я ожидала.
– Ну, вон одна, – презрительно сказал Коул, указывая на камеру, лежащую в умывальнике шикарной раковины. Она была отключена и наполовину разобрана, исследованный труп.
– Откуда она взялась?
Он шагнул в душ, не включив его, шлепая босыми ногами по плитке внутри.
– Над кроватью. Мне интересно, как скоро они заметят ее пропажу. Заходи, дитя, и увидишь чудеса, что ждут тебя.
– Ты шутишь или сказал это про душ?
Коул прислонился спиной к стене душа, и я увидела сложенные полотенца на кафельных сидениях внутри. Желтый пластиковый кухонный табурет служил крошечным столом. Он сделал приглашающий жест.
Это был завтрак.
С шумным вздохом я шагнула в душ и села. Коул сел напротив. На столе была чаша с парой пончиков – они были восково-шоколадные, а не те, которыми заманивают девушек в квартиру. В миске находились два яйца и одно киви. В середине был пустой стакан; Коул потянулся и передвинул его на один дюйм ближе ко мне.
– Это фантастически, – сказала я. – Не хочешь ли ты рассказать о блюдах?
Коул хрустнул пальцами и начал указывать на еду по очереди.
– Здесь у нас глазированные миниатюрные шоколадные ваннокомнатные тортики с парафиновым топпингом. Здесь дуэт яиц от кур свободного выгула, которые, вероятно, сварены вкрутую, или, по крайней мере, долго были в воде. Здесь рядом с ними пушистое, зеленое яйцо. И это…
Он достал двухлитровую диетическую Кока-Колу у стены душа и наполнил мой стакан.
– У тебя нет стакана? – спросила я.
Коул облизал свой палец прежде, чем сделал глоток прямо из бутылки.
– Я переживу.
– Благородно.
Было трудно представить человека на планете, на которого бы не действовало очарование Коула.
Он спросил:
– Могу я очистить яйцо для тебя?
– Я не знаю, ты умеешь?
– Можно?
Я махнула рукой. Он с трудом очистил яйцо и вручил его мне. Я грызла белок, в то время, как он трудился над вторым. Я добралась до желтка, который был немного сыроват, когда заметила, что Коул заглотил его, не жуя.
– Залпом – сказал он мне.
Вместо этого я отдала яйцо ему.
– Они действительно снимают все, что ты делаешь?
Коул проглотил остаток моего яйца и вручил мне пончик вместо него.
– Это должен быть просто экспромтный документальный фильм обо мне, записывающем этот альбом. Но я уверен, они надеются, что я облажаюсь.
Я наблюдала за ним поверх пончика. Коул был во власти такого количества разных прецедентов для того, чтобы облажаться, и трудно было понять, какой из всех был худшим для заснятия камерой.
– Это может случиться? – спросила я.
Его голос был небрежен.
– Невозможно.
Это было также, как когда он быстро ответил прежде, когда сказал, что он был здесь для меня. Я не могла поверить в ответ, данный так легко. Но, может быть, это было невозможно. Я больше не знаю правил превращения. Когда-то это, кажется, было основано на температуре. Чем холоднее, тем больше шансов стать волком. Но это, казалось, никогда надежно не срабатывало с Коулом, который старательно сварил свои мозги в химии огромным количеством веществ. Когда я уехала из Миннесоты, он проводил эксперименты с превращением.
Я подозревала, что теперь он мог сделать это намеренно.
Я не знала, что чувствовать по этому поводу. Думаю, это было лучше, чем героин, но не героин убил моего брата.
Он предложил мне другой пончик, и я взяла его. Восковый шоколад не был плох, если прополоскать его достаточным количеством диетической кока-колы.
Я спросила:
– Сэм знает, что ты здесь?
Сэм был одним из членов волчьей стаи в Миннесоте. Вроде того. Он был вроде как вылечен. Вроде все еще там. Я, наверное, должна была позвонить ему, чтобы узнать, как он там. Наверное, надо было позвонить Грейс, чтобы узнать, счастлива ли она в предвкушении колледжа. Но, как я говорила. Я не была дружелюбной на самом деле.
– Ага.
– Считает ли он это хорошей идеей?
Коул пожал плечами.
– Его понятие хорошей идеи состоит в неясной поэзии. Он хочет быть уверен, что о стае заботятся, и они тоже. Я все там уладил. Они будут в порядке до зимы. И, во всяком случае, он знал, что я хотел возвратить хотя бы часть своих денег назад. Не то, чтобы быть владельцем недвижимости безумно не устраивает.
Это произошло, потому что Коул купил кусок земли, где волки жили на данный момент.
Что насчет меня?
– Это не должна была быть Калифорния, – сказал он. – Это, возможно, мог бы быть Нью-Йорк. Нэшвилл.
Он больше ничего не сказал. А я не хотела спрашивать его о чем-то еще, потому что я чувствовала себя странно эмоциональной и неуравновешенной только после нескольких слов, которые он уже сказал.
Вместо этого я спросила:
– Что насчет твоего зеленого яйца? – Коул взял киви.
– Ты почистишь его?
– Не твоими же пальцами, – сказала я. Я на самом деле не знала. Я никогда не видела его таким, как задумал Бог: только очищенным и нарезанным. София, вероятно, знала четыре способа приготовить его. – Кожура толстая?
Он укусил фрукт так, чтобы прорезать пушистую кожуру и начал расчищать с краев с помощью пальцев. Это выглядело, будто он снимал жакет с фрукта. После того, как был очищен драгоценный дюйм, Коул предложил его мне через стол.
– Девушки вперед?
Я наклонилась вперед, чтобы сделать укус. Сок хлынул на мои губы, и, прежде, чем я смогла вытереть его, Коул прижал большой палец к моему рту. Он забрал сок вместе со своим пальцем и затем приблизил его к своему рту. Медленно, словно он мог попробовать мои губы на своих. Я не могла прекратить смотреть на его рот.
Затем мы целовались, голодно, жестко и непрерывно, одно насыщение за другим. Я услышала, как мой стакан опрокинулся, и содовая вытекла в слив. Нижняя часть его ладони прижалась к моей щеке; он все еще сжимал киви в своих пальцах. Все происходило, как в раю. Мои пальцы дотрагивались к его ключице, ребрам, тазовым костям выше пояса. Было чувство, будто я вечность не касалась другого человека. Он был таким настоящим, а его кожа такой теплой, все его ребра, соль и пот. Я чувствовала, насколько долго не видела его. Я чувствовала, что это было единственной вещью, которую я желала так много месяцев.
Он нетерпеливо оттолкнул обломки стола в сторону и притянул меня ближе. Киви присоединился к диетической содовой в сливе. Одна из его ладоней была на моей шее, а другая сжимала мое бедро, наполовину под юбкой. Я не могла отдышаться. Это было плохо. Я хотела его слишком сильно, чтобы остановиться, и мне нужно чтобы остановиться, или… или…
Телефон начал пронзительно, убедительно и настоятельно звонить.
Коул сказал мне в рот:
– Нет.
Но телефон продолжал звонить. Я не могла понять, почему он звучал так близко, пока я не увидела, что рядом с унитазом висит телефонная трубка.
Коул рвано выдохнул.
Я думала, что вздохну с облегчением. Но это не так.
Мои пальцы, которые были зацеплены за край его джинсов, упали, когда он встал. Перед тем, как выйти из душа, он провел рукой по своему лицу. Своей ногой он пнул вниз крышку унитаза и сел на него прежде, чем взять телефон. Его волосы все еще были в полном беспорядке, но каким-то образом он выглядел собранным.
– Да, – довольно холодно сказал он. Выражение его лица стало заостренным; он выглядел хмурым по сравнению с человеком, который встречал меня, или с человеком, который пригласил меня в душ, или с человеком, который целовал меня. Он послушал мгновение.
– Правильно. Пришли мне имейл позже. О, это мой возбужденный голос. Ты не представляешь.
Я начала подбирать вещи, которые были разбросаны по всей душевой. Я перевернула табурет вверх дном и сложила миски и яичную скорлупу внутрь.
Затем я вышла и прислонилась к раковине, а он стоял в середине ванной комнаты, глядя в телефон. Мое сердце все еще колотилось. Он наклонился ко мне, его плечо напротив моего, все еще глядя в телефон.
Мои мысли были киноэкраном, на который ничего не транслировали.
Через секунду он повернул свой телефон ко мне так, чтобы я могла видеть имейл на нем.
От: Бейби Норс.
Тема: ПРОСЛУШИВАНИЯ.
Ти сказал мне, что ты проводишь прослушивания на пляже. Я запросила базу с людьми, чтобы удостовериться, что мир в курсе, куда идти. Когда закончишь с этим, я накидаю несколько идей в блокноте. Дай мне знать.
Коул выудил небольшой блокнот со своего заднего кармана. Он выглядел новеньким и брендовым, но, когда он открыл его, нервный, раскосый почерк на первой странице гласил:
Раскрой свою индивидуальность поклонникам в музыке на пути к Таргету[23].
Замути большую вечеринку.
Сорви свадьбу.
Угони тачку.
Ты знаешь. Будь собой.
– Я думала, это шоу о том, как ты записываешь альбом? – спросила я, но, на самом деле, это не было вопросом.
– Кто будет это смотреть? – было ответом. Он нахмурился, глядя на страницу, но не так, как если бы был разочарован. Больше походило на небольшое недоумение от списка покупок, и он как будто обдумывал, как его выполнить.
– Ты на самом деле собираешься сделать все эти вещи?
– Может быть, – сказал Коул. – Я предпочитаю думать о более приятных.
– Она хочет превратить тебя в катастрофу.
Он постучал блокнотом по своим губам.
– Она хочет, чтобы я казался катастрофой.
– Это одно и то же.
Он выражал полную незаинтересованность этой темой.
– Это просто спектакль. Я знаю, чего они хотят.
– Кто такие «они»? Как мы так резко получили множественное число?
– Массы. Люди. Ты смотришь телевизор?
Я смотрела телевизор. Я смотрела шоу Бейби. Я думала об этих камерах-на-уровне-колен. Идеальный угол, чтобы заснять кого-то во время его падения.
Я хотела сказать ему плюнуть на шоу и остаться здесь для меня.
Но это было противоположностью «не заходить так далеко».
Некоторые вещи начали транслироваться на киноэкран в моих мыслях, и все они могли заставить меня плакать, если бы это случилось.
Я оттолкнулась от раковины.
– Мне пора на работу.
– На работу, – эхом повторил Коул, как будто не слышал этих слов никогда раньше. – Как ты можешь работать и помогать мне разрушать мечты дюжины полных надежд басистов одновременно?
– Я не могу. И я не собираюсь присутствовать на твоем… твоей штуке. Я не являюсь частью шоу Коула Сен-Клера.
– Как это скучно, – лицо Коула старательно выражало равнодушие, но я знала, что он имел в виду «расстраивает» или «огорчает» вместо «скучно».
– Что же, вот так все и происходит в шоу Изабел. Позвони мне, когда в следующий раз будешь вне камер, – по некоторым причинам я становилась раздраженной. Что-то вроде, как если бы каждый раз мои чувства побуждались к действиям в первую очередь при помощи булавок и иголок.
Я открыла дверь ванной.
– Воу. Вот так? – спросил Коул.
– Вот так, – ответила я. – Холодно.
Я вновь ступила в поле видимости всех камер. Коул оставался вне зоны их доступа в ванной, приложив телефон к уху. Он одними губами сказал, что… меня, только не думаю, что глагол был «звонить».
Улыбка растянулась на моем лице вопреки моей воле. Его собственная ухмылка расцвела на лице так быстро, что я знала, он будет ждать меня, чтобы сделать что-то незабываемое.
На самом деле, нас таких было двое.
Глава 11
КОУЛ •
После ухода Изабел я почувствовал прилив энергии и готовность быть Коулом Сен-Клером. Чувство было таким сильным, что я вспомнил, как когда-то пытался достичь этого состояния при помощи наркотиков. Мысли об этом заставили меня представить, как однажды я был в поисках того, что я имею сейчас. Не именно в этот момент, позже, что будет в качестве награды за хорошее поведение. Приватный максимум в безобидной обстановке. Хоть я и думал об Изабел, я почувствовал всплеск дерзости и предвкушения, а какая-то часть меня уже планировала поиск сокровищ в Лос-Анджелесе.
Я забил на это, упрекая себя в том, что вообще вспомнил.
Думать не значит делать.
Я думал, как я был волком всего несколько часов назад. В последний раз было даже и это, сказал я себе. Это не было преступлением, но я не нуждался в превращении.
Затем я взялся за работу. Я позвонил Джереми по пути на пляж, несмотря на то, что я знал, что он мне скажет, потому что он был частью «Наркотики», и значит, он был частью меня.
Он ответил на четвертом гудке.
Я вглядывался в свое отражение в окнах магазина, пока шел по тротуару.
– Никаких шансов, что ты снова хочешь играть на бас-гитаре для меня, так?
– Эй, чувак, – ответил Джереми, в его неторопливой, легкой манере. У него был самый великолепный южный акцент, который когда-либо можно услышать от парня из северной части штата Нью-Йорк. Я знал его достаточно долго, чтобы помнить до того, как он развил свой акцент. Если он и был шокирован услышать меня после года тишины, то не показывал этого. – Я думал, ты уже под землей.
Слышать его голос было одновременно успокаивающе и удушающе. Джереми был полностью связан с моими воспоминаниями о «Наркотике», а они были связаны с моими воспоминаниями о всем, что было перед моим превращением в волка. Ужасная ностальгия.
– Я возник, как дивная бабочка, – сказал я ему. – И теперь я собираюсь быть на ТВ.
– Ага.
– Мне нужен басист. Я…
– Ш-ш-ш, – мягко, как перышко, сказал Джереми. – Я гуглю тебя.
Я ждал. Не было смысла торопить Джереми. Это все равно что пытаться рассеять туман. Я прошел пол квартала, освещенного ярким солнцем, пока он изучал недавние события моей жизни.
– Единственная проблема с тобой на реалити-шоу заключается в том, – наконец сказал Джереми, – что эти шоу никогда не были твоей сильной стороной.
Я остановился, чтобы посмотреть на витрину с солнцезащитными очками. Крошечная тонированная версия меня появилась в каждой линзе.
– Они наняли мне самого ужасного басиста на свете.
– Сомневаюсь, Коул, – мягко ответил он. – Вроде, умные люди. Они использовали целые числа, чтобы изобразить буквы в названии их сайта.
