Текст книги "Грешник (ЛП)"
Автор книги: Мэгги Стивотер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Он открыт, – сказал Коул. – На случай, если ты не заметила.
– Так держать. Я не говорила тебе закрывать его.
Я просидела долгую минуту, наблюдая, как Коул ерзает, ожидая, что он потеряет терпение, и, ухмыляясь его закрытым глазам, смотрела на его шею, исчезающую за воротником футболки. Он подвинулся. Он водил глазами туда-сюда под закрытыми веками. Любому, кто захочет пытать Коула нужно будет только привязать его к стулу и больше ничего не делать. Он бы умолял, чтобы ему вырвали ногти на ногах ради разрешения развлекать себя.
– Калпепер, – наконец сказал Коул, и я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам от того, как он это произнес. – Я собираюсь открыть глаза.
– Нет, ты этого не сделаешь, – я положила кусочек ему в рот.
Он пожевал пирог некоторое время прежде, чем проглотил. Последовал громкий вздох.
– Пока не открывай, это еще не все, – сказала я. – Вердикт?
– Мммм.
– Готов к следующему?
– Он шоколадный?
Это был шоколадно-карамельный пирог с хрустящей корочкой и морской солью. Это была самая лучшая еда, если вы были в нужном настроении.
– Практически да.
– Только небольшой кусочек, – предупредил он.
– Хорошо. Я не очень-то и хочу делиться им с тобой, в любом случае.
Он послушно открыл рот, и я дала ему маленький кусочек карамели-политой-шоколадом. Я напомнила:
– Глаза все еще закрыты.
Вкушая шоколад, он застонал еще громче.
– Этот, – сказал он, – будет тем, которым я с радостью позволю убить себя. Глаза все еще закрыты?
– Да, – сказала я. – Открой рот.
Я снова заставила его ждать, пока рассматривала линии его скул, его подбородок и брови, все это было настолько целеустремленным, и ослепительным, и уместным в этом сгустке целеустремленности и ослепительности. Затем я наклонилась через стол и поцеловала его отрытый рот. На вкус он все еще был как карамель. Я услышала, как он замычал, звук вибрировал на моих губах, а потом он положил свою руку мне на шею и поцеловал в ответ, ревностно и уверенно.
Мое сердце готово было разорваться от переполнявших чувств. Ему не было знакомо, каково это – качать кровь, а не лед.
Я села на место. Коул вытер помаду салфеткой. Я ждала, пока мой пульс вернется в норму.
Я сказала:
– Также, у меня есть это.
Я кинула ему футболку с пирогом-убийцей.
Коул застонал в третий раз, как будто этот вкус был его любимым. Он потерся щекой о футболку. Затем он взял вилку и съел свой пирог в два укуса.
Я ела свой дольше, во-первых, потому, что жевала, а, во-вторых, потому, что исследовала его новый телефон, пока ела. Я открывала всевозможные приложения, все они были на имя Коула.
– Ты серьезно хочешь, чтобы я стала твоим онлайном?
Коул улыбнулся. Своей настоящей улыбкой.
– Я доверяю тебе.
Глава 18
КОУЛ •
К тому времени, как я добрался до студии со свитой операторов, я уже отправил музыкальные концепции Джереми и Лейле и продумал, какой должна быть серия. Я понял, что, до тех пор, пока я делал их интересными, Бейби не попытается сделать что-то неприятное.
Сайт www.sharpt33th.com работал таким образом: каждый «сезон» длился шесть недель, и, в большинстве, было шесть-девять серий, которые могут появиться в любое время. Это не казалось самым логическим способом выпуска шоу, но так было до того, как я прибыл, и я полагал, что шоу будет работать таким образом и после того, как я уйду. Бейби получила мощную аудиторию при помощи приложения «SharpT33th» для разный девайсов, и эти зрители была вознаграждены за свою преданность тем, что первыми узнавали о новых нерегулярных сериях. Идея была в том, что, когда объект разрушений Бейби делал что-то гениальное, это незамедлительно выкладывали в Интернет, и если ты пользовался своим телефоном, то мог стать первым, кто узнает. После первой взрывной публикации в сети серии добавляли в архив, и их мог смотреть кто угодно и когда угодно. Идеально было раз в неделю, но в моем контракте указано, что меня могут привлекать два раза в неделю «если материал и спрос будут оправданы».
Эти дополнительные эпизоды обычно появлялись, когда ее объект опускался на дно.
Я не собирался этого делать.
Студия звукозаписи, тесная, серая и бездушная, была непривычной для меня, но хорошо знакома Лейле, которая, когда мы приехали, пожала руку звукооператору и сразу полезла искать чайный гриб в холодильнике. Джоан и Ти притаились со своими камерами.
– Привет, чел, – сказал звукооператор. Я – Данте. Как оно?
Мы с Джереми обменялись взглядами.
– Бывало и лучше, – ответил я. – Сколько у нас времени?
Что Лейла, что Данте выглядели оскорбленными тем, что разговор сразу пошел о делах, но правда была такова: студии делали меня беспокойным. Я не говорил, что мне там не нравилось; просто, когда я занимаюсь музыкой, всегда наступает дедлайн. Не имело значения, сколько времени было у «Наркотики»; в конце всегда получался новый альбом, втиснутый в определенное количество часов, проведенных в студии, до того, как мне было назначено снова возвращаться в тур. Времени никогда не хватало на то, чтобы сделать песни такими, как я хотел. Ничто никогда не выливалось в катастрофу, но было близко. Достаточно близко, чтобы я никогда не забыл, каковы были ставки.
Также, в студии было жутко холодно. Как системный тест для моих натянутых волчьих нервов.
– Вы хотите, это, ну типа, ознакомиться с оборудованием? – спросил Данте. – Я имею в виду…
– Чего я хотел бы, – сказал я, – так это положить свою аппаратуру, и чтобы те двое там начали подключаться к вашему оборудованию, пока ты открываешь свою страницу в Википедии, чтобы я мог понять, с кем ты уже записывался и увидеть, станем мы лучшими друзьями или смертельными врагами в конце сессии.
Данте посмотрел на меня. Лейла посмотрела на меня. Камеры посмотрели на меня. Джереми поставил свой кейс на пол и открыл защелки, чтобы достать свой бас.
Никто не двигался.
Джереми поднял взгляд. Он любезно и очень удивленно произнес:
– Оу. Вы не знали? Коул не говорит по пустякам.
Иногда я мог быть мудаком. Иногда мне было плевать.
Все принялись делать то, что я сказал.
– Также, – добавил я, – можно ли сделать это место более теплым? Я не чувствую свои чертовы пальцы.
Джереми встал и поправил ремень своей бас-гитары. Он сыграл монотонный риф и остановился, чтобы настроить.
– Прямо как в старые времена.
– Почти, – сказал я. Я не говорил о Викторе, но думал об этом. Мои глаза были устремлены на Лейлу, пока она возилась с барабанной установкой.
– Какую из тех штук мы делаем? – спросил Джереми. Он имел в виду файлы, которые я отправил. – Я побаловался с некоторыми из них.
– Какие ты прочувствовал?
Джереми взглянул на камеры. Они в ответ взглянули на меня. Он спросил низким, повседневным голосом:
– В зависимости. Каким способом?
Боже, я любил умных людей.
– Особые гости, – сказал я, поворачивая свой телефон, чтобы он мог увидеть.
– Мда, шумно, – подытожил Джереми. – Ладно, этот третий файл. Надо делать так?
Он сыграл небольшой отрывок, чтобы я мог понять, какой именно он имеет в виду.
– Слышишь это? – сказал я Лейле, которая подняла взгляд с отвращением на лице. – Работаем с этим. Надевай свою мыслительную кепку.
Я не знал, надевалась ли мыслительная кепка поверх ее дредов.
– Коул? – Девид… Дерек… Деймон… Данте? спросил сверху, его голос доносился отовсюду. За стеклянной панелью я видел, как он двигался позади массы панелей и компьютерных мониторов. – Ребята, вы там слышите меня?
– Йес.
– Мои ребята надевают наушники. Дайте мне знать о громкости в ваших ушах, и потом я уравняю ее здесь. Мы все подключены. Какое рабочее название этого трека?
– Бензинная Любовь, – ответил я.
Данте напечатал это.
– Мило.
– Предсказуемо, – ответила Лейла из-за установки.
Я ощетинился.
– Нет ничего предсказуемого ни в бензине, ни в любви, дорогуша. Почему бы тебе не вернуться к плевать-что-будет-завтра состоянию?
Лейла пожала плечами и прошлась по установке.
Было неплохо. Но…
Я хотел Виктора
Я хотел Виктора
Я хотел Виктора
Я дал себе подумать об этом всего секунду, а потом поежился и развернулся к своим клавишам. Опасения все еще терзали меня. Я думал об открытом рте Изабел на моем, возвращаясь обратно в кондитерскую.
Потом мы взялись за работу.
Запись в студии даже отдаленно не похожа на живую игру. В живой – все и сразу. Никаких поправок, никаких устранений проблем, просто пропуск через себя. В студии, если подумать, все складывалось в пазл. Было легче сначала записать концы, но иногда ты еще даже не мог сказать, каковы они будут. Иногда самой тяжелой частью было решить, какой трек сводить первым – какой трек станет фундаментом. Вокал? Но что если они не попадали в такт или выходили за рамки положенного? Потом барабаны. Но они оставляют тебя ни с чем, все равно будто ты начал все заново с нуля. Потом клавиши создавали аккорды и тон. Их, должно быть, будут перезаписывать, но это было хоть что-то.
Больше всего мне нравилось начинать и заканчивать самому, в любом случае.
Мы работали около часа, в течении которого я ненавидел Лейлу все больше. Не было ничего неправильного в ее игре. Она была нормальной. Но Виктор был лучшим музыкантом среди всех нас. Другие группы всегда пытались украсть его у нас. Волшебные руки. Лейла была просто человеком с барабанной установкой.
Насколько глупым я был, решив, что я могу просто прийти в студию с любыми другими музыкантами и выйти с чем-то, хоть отдаленно напоминающим «Наркотику». Не глупым. Самоуверенным. Я был «Наркотикой», но также Джереми и Виктор.
Через час «Бензинная любовь» больше звучала как «Скипидарное безразличие».
Я был в ужасном настроении к тому времени, как стали приходить мои гости.
– Я думал взять кофе, – сказал Леон, шагнув внутрь. Камеры шокировано повернулись к нему – беспомощные, потому что он не подписал соглашение и не собирался. – Но я подумал, что дети в это время, вероятно, пьют эти новомодные напитки вместо него.
Он протянул мне энергетик. Я необоснованно был рад увидеть его.
– Леон, я люблю тебя, – сказал я, принимая банку. – Женись на мне и сделай из меня лучшего человека.
– Оу, ладно, – сказал Леон. Он протянул еще одну Джереми, который покачал головой, но сказал:
– Все равно спасибо, чувак, – он привез свою банку зеленого чая.
Лейла шмыгнула носом и взяла свой чайный гриб.
– Кто это?
– Особые гости, – ответил я.
Она сказала без особого энтузиазма:
– Все гости – особые.
Вошли пассажиры Леона: двое копов из первой серии. В униформе. Один из них, как мне был известно, на самом деле закончил свое дежурство часом ранее, но согласился прийти в униформе, чтобы улучшить эффект от бомбы. Я не был идиотом. Я понимал, что никто не узнал бы их без униформы.
Я надеялся, что Беэйби впечатлила моя хитрость. Конечно, ей пришлось признать насколько неимоверно блестяще было вызвать копов обратно. Мне правда хотелось попросить Леона участвовать в этом, но я знал, что он согласится, чтобы меня осчастливить, а потом возненавидит это, когда его узнают в продуктовом. Так что, я так и не попросил его, хотя, у меня в голове Леон видится великолепным периодическим персонажем в шоу. Папа/брат/дядя/парень каждого.
Но мне хотелось, чтобы Леон был счастлив. Такова был миссия. Ну, одна из них.
Я обменялся любезностями с копами, просто вежливое вступление, типа спросить у них, прыгали ли они когда-то с парашютом или была ли у них лысая собака. Потом мы перешли к делу.
Фишка была в том, чтобы найти что-то для копов, что они смогут осуществить в студии без особых практических навыков. Конечно, один из них плоховато играл на басу, но это было не суждено обрезать для студийного трека. Хотя, они могли бы взять на себя перкуссию[25]. Это будет мешать барабанам, но, вообще-то, все, что раздражало Лейлу, было бонусом.
Все копы сидели на хлопай-топай штуковинах, и оказалось, что девушка-полицейский (Дарла? Диана?) имела оперную подготовку, так что мы добавили немного дикости ко всему этому. Данте и понятия не имел о том, как использовать микшерный пульт или, может, у него не было ни единой идеи, как совместить нас, но все было в порядке, потому что кое-кто, чье имя звучало, как мое, был волшебником с синтезатором и мог управлять голосом, как будто это никого не касалось.
Все превращалось в нечто довольно хорошее. Это не было синглом, но начинало звучать, как один из тех чуждый-условностям[26] треков, которым поклонялись некоторые фанаты, культовая классика, которой каким-то образом удалось быть проигрываемой еще долго после треков покруче, взорвавших чьи-то колонки. Несколько часов внутри, и я был довольно хорошего мнения о жизни. Это было не совсем смыслом, – им была Изабел – но это было подпунктом и хорошо работало.
Потом пропало электричество.
В искусственной темноте мы с Джереми переглянулись. Девушка-оперативник выругалась, просто одно короткое, грязное слово, типа крика. Кто-то вздохнул. Я подумал, что это Леон.
Я произнес в темноту:
– Скажи мне, что это автоматически сохранилось, Данте.
Данте не ответил, потому что не слышал меня. Без электричества он был просто парнем за стеклянной стеной.
Лейла сделала глоток своего чайного гриба – я слышал, как она делает это, что взбесило меня. Джереми заправил прядь волос за ухо.
Потом электричество вернулось.
Наушники все еще не работали, так что я стянул их и взял с собой в операторскую. Каждый компьютер пищал и жужжал, возвращаясь к жизни.
– Есть хорошие новости? – спросил я.
Данте посмотрел на меня. Вокруг его значков был только небольшой белый ободок. Он покачал головой.
– Ничего из этого?
Он сказал:
– Барабанный трек?
Потребовалась долгая минута, чтобы осознать правду: все странное и единственное в своем роде, что мы сегодня записали просто пропало. Мы могли перезаписать это, но оно звучало бы, как перезаписанное. Как будто сегодня никогда и не было. Как будто кто-то просто взял мое время и выбросил его. Как будто конечный срок, который всегда наступал, стал чуть ближе.
– И тебе не пришло в голову сохранить это в процессе? – сказал я. – Ты работал с проектом из шести человек и не подумал, что «в какой-то момент после барабанного трека я нажму на некоторые кнопочки на этой чудо-машине и сохраню его»?
– Я сохранил, – настаивал Данте. – Отключение электричества все испортило. Типа как поврежденные файлы. Машина не хочет запускать все обратно снова.
Я даже не был уверен, о какой машине он говорил. Я был уверен, что это сделала Бейби. Я также был уверен, что она сделала это, чтобы заснять, как я теряю самообладание, на камеру. Я был не менее уверен еще и в том, что она собиралась получить то, чего хотела.
– Покажи, – сказал я. – Покажи мне поврежденные файлы.
Данте прокручивал кучу пустых экранов.
– Они пропали, чувак. Я не знаю…
– Это наиболее очевидная вещь, которую ты сказал за весь день. Это твоя работа? Видел ли ты что-то из этого раньше? Скажи мне, как так получилось, что у нас все еще есть барабанный трек.
Если он был в курсе плана, то сейчас проделывал хорошую работу, выражая ложное удивление. Он просмотрел еще на несколько экранов и пробормотал:
– Это вроде как последнее сохранение, которому уделялось внимание; я не знаю, я не знаю…
Я махнул рукой в сторону Ти, который стоял позади моего плеча.
– Надеюсь, ты счастлив, что твоя полнейшая некомпетентность транслируется на всю планету.
Я выбежал. В комнате звукозаписи Джереми паковал свой бас обратно, потому что он знал меня, а Лейла все еще сидела позади своих барабанов, потому что не знала.
– Мы можем перезаписать это, – предложил коп-басист.
Девушка-оперативник покачала головой. Она знала.
Леон похлопал меня рукой по плечу, а потом достал свои ключи от машины.
– Это было запланировано, – сказала Лейла. Она не выглядела удивленной, но было сложно сказать, это потому, что она была в курсе плана Бейби, или потому, что уже обжигалась, или потому, что она на самом деле верила, что это подстроено.
– Я знаю, что ты пытаешься вынудить меня пнуть твою установку, – предупредил я, – но я слежу за тобой.
Джереми сказал полицейским, как рад он был тому, что они пришли и что, по крайней мере, камеры записали их вклад. Он убедился, что записал их номера телефонов. Пожал Леону руку. Закрыл за всеми ними дверь. В этом он был хорош.
Я позвонил Бейби.
– Это не тот способ, которым ты можешь заполучить меня на свою сторону.
Бейби сказала:
– Что?
– Ой, да ладно.
– Я не телепат.
– Я знаю, ты хочешь драмы. Но ты снова вмешалась в альбом, – сказал я, – и… – я остановился, потому что не мог придумать, как закончить предложение. У меня не было и пол-унции влияния. Я был ровно там, где начинал. Я думал, что был настолько умен, чтобы обойти систему и записать альбом без лейбла, в качестве покровителя, и теперь я снова был просто товаром.
Я думал о том, как она была заботлива в начале.
Я опрокинул одну из стоек для микрофонов. Она едва ли произвела звук в этой бессмысленной, универсальной студии. Это не было местом, где делают музыку. Это было местом, где записывают рекламу для музыки.
Я понятия не имел, какого черта я себе думал.
– И что, Коул? Я не люблю когда мне угрожают, еще и без причины. Я работаю. У меня звонок по второй линии. Я не знаю, что случилось, но буду рада помочь.
Мне хотелось огрызнуться «Это война!», но запал уходил из меня. Мне не верилось, что трек пропал. Я просто не мог в это поверить. Какая пустая трата всего.
– Я хочу свой Мустанг, – сказал я ей. – Вот как ты можешь помочь. Дай мне мой Мустанг.
Я отключился. Я чувствовал себя собакой без зубов.
Если бы Виктор был здесь, я бы повернулся к нему и сказал: «Давай словим кайф».
Но его не было. И я был под прицелом камеры. И это больше было не для меня. Это больше было не для меня.
Я взглянул на Джереми.
Он сказал:
– Что думаешь?
Я сказал:
– Я желаю, чтобы Виктор вошел в эту дверь.
Камера была направлена прямо на меня. Бейби выигрывала эту игру безальтернативно. Мой мозг заработал, в поисках какой-то тяги, какого-то способа обратить это в свою пользу, но ничего не вышло.
Джереми сказал:
– Этого не случится. Мы должны работать с тем, что имеем, – он помолчал. – Какой способ, Коул?
Смехотворный вопрос, потому что это судно с треском уплыло прочь.
Мой телефон завибрировал из-за сообщения. Оно было от Изабел. В нем говорилось только: «Тебе лучше записывать что-то, под что я смогу танцевать».
Я так и делал, но оно пропало. Я представил, как звучал бы трек, пока она танцевала под него. Потому что это была и выдумка, и воспоминание, я четко знал, как будут чувствоваться ее бедра, прижатые к моим. Изабел Калпепер, идеальная десятка.
Я хотел эту золотую звезду.
И тогда как будто туман в моей голове рассеялся. Я повернулся к камере Ти.
– Ты записывал все это время, верно?
– Ох, эй, – встревоженно сказал Ти. – Ты знаешь, это моя работа. Я…
Я махнул рукой, прерывая его.
– Я просто хотел убедиться, что у тебя есть то, что мне было нужно. Давайте сделаем это.
Джереми усмехнулся.
Глава 19
ИЗАБЕЛ •
В свой первый день на посту Виртуального Коула Сент-Клера я провела много времени в Интернете. Не только потому, что публиковала обновления, но и из-за того, что исследовала то, каким образом Коул смотрел на мир. Я вдруг осознала, что знаю всего несколько его песен, так что я слушала музыку в одном наушнике, пока инструктор курса СПМ показывал фильм в темной комнате. Оставшиеся песни я слушала по дороге к «Блаш». Я никогда не читала его интервью, поэтому открыла сайты и пролистывала их, пока Сьерра прикалывала к моей одежде разные куски ткани в подсобке. Пока она их откалывала, я прослушала часть материалов «Наркотика: за группой». После того, как она отпустила меня закрыть магазин, я посмотрела видео групп, которые Коул хвалил в своих записях или упоминал в интервью.
Я узнала, что маленький жест рукой, который я заметила в первом эпизоде, значил, что Коул собирался представить что-то новенькое или вычудить какой-то виртуозный музыкальный отрывок или танец. Я записала это. Или, вернее, сделала мысленную заметку, что он никогда случайно не показывал этот жест, когда был со мной. Он не принадлежал реальному Коулу, а был частью его шоу. Он, должно быть, был придуман для этого.
Я узнала, что у него была вечная шутка с журналистами, которая заключалась в том, что они каждый раз спрашивали, чего он боится, а он всегда отвечал «ничего».
Из интервью двухлетней давности я узнала, что большинство песен он написал в машине или в душе, или во время сеанса в кинотеатре, или обжимаясь с девушками на одну ночь.
После этого я больше не хотела узнавать что-то еще. Так что вместо этого я посмотрела Бейби Норс.
Ближе к концу своей смены я позвонила Коулу. Когда он ответил, я услышала легкую музыку на заднем фоне, включающую в себя записанный голос Коула. Этот звук пустил странные слабые мурашки по моей коже.
– Ты закончил со своей домашней работой?
– Почти. Она усложнилась. Тем не менее, я и правда хочу свою золотую звездочку.
– Почти не считается, – ответила я. Я нажала на гиперссылку статьи о Бейби. Ее лицо улыбалось мне, открытое и доброе, рядом с заголовком о смерти ребенка.
– Я практикуюсь в том, чтобы быть тобой. Что бы ты никогда не сказал в своем интервью?
Он ответил немедленно:
– «Извините».
Мне не нужно было видеть его лицо, чтобы знать, что он доволен своим ответом.
– Господи, ты невероятен. Эти фразы просто приходят тебе в голову или ты и вправду представляешь, как бы твои слова смотрелись напечатанными, прежде, чем сказать их?
– Какой суперспособностью это могло бы быть. Типа как облако мыслей?
Я не отступала:
– Ты вообще говоришь что-либо, не думая о том, насколько хорошо это звучит?
– Даже не представляю, зачем бы я в ином случае открывал рот.
– Ага. Знаешь, вся эта чушь, когда журналисты спрашивают, чего ты боишься и ты отвечаешь «ничего», – сказала я. – Это такое вранье.
Коул молчал. Было невозможно сказать, это потому что он рисовал умный ответ в облаке мыслей над своей головой, или потому что делал что-то еще, пока разговаривал со мной, или потому что ему было нечего ответить.
Наконец, он ответил совершенно другим голосом, чем было до этого:
– Это не вранье. Это очень умно. Вот почему я все еще на этой планете. Я удивлен, что ты до сих пор не сопоставила это, с твоими-то мозгами. Это загадка. Типа того, как доставить мой Мустанг из Феникса сюда, не разговаривая с моими родителями. Это паззлы, Изабел, и я думаю, тебе стоит сложить их для меня.
Его голос снова стал нормальным. Чересчур нормальным.
– Я не люблю паззлы, – сказала я ему.
– Это потому что ты сама – паззл, – ответил Коул, – а ты не любишь таких, как ты. Это нормально. Я тоже не люблю других «меня».
Я не поверила ему. Коул отлично ладил с зеркалом.
– Разве у тебя нет домашней работы?
– Эй, это ты мне позвонила.
– Скажи мне, что рассказать миру.
– Скажи им, – начал Коул, но остановился. – Скажи, что я готовлю им подарок. И скажи мне, что станцуешь под него.
Глава 20
КОУЛ •
Той ночью я вернулся в квартиру слишком уставшим, чтобы беспокоиться. Это был тот тип усталости после того, как закончил что-то, от опустошения самого себя. Это чувство настигало меня и прежде: после модных или дешевых напитков, таблеток, которые замедляют тебя. Но также, как кайф от наркотиков никогда не сможет вполне заменить кайф от создания музыки, вынужденные минимумы никогда не смогут заменить тот настоящий покой, который приходит после творчества.
Если бы я всегда писал альбом, то никогда не был бы несчастлив.
Я завалился на свою кровать, надел наушники и слушал трек на повторе. Было невозможно устать слушать новую песню в первый день после того, как я воплотил ее в жизнь. Я написал Изабел. Я выполнил свое домашнее задание.
Она ответила: проверяю твою работу.
В конце концов, я извлек неидеальную аудиозапись из видеоматериала Ти и использовал ее как скрипучее вступление. Тогда мы сделали более сложную версию с местами жестким оперным пением. Это звучало, как будто мы собирались обернуть все таким образом изначально.
Я был рад, что Изабел проверяла мою работу. Но мне не нужен был кто-то еще, чтобы сказать, что я получил проходной балл.
Я задремал под играющую в моих наушниках песню. Мне снилось, что я дремал под песню в моих наушниках.
Я проснулся от звука открывающейся двери.
Изабел…
Я услышал хриплое хихиканье.
Не Изабел.
Я думал, что закрыл дверь. Я был уставшим, но помнил, как закрывал замок.
Мои наушники зашипели, батарейка в плеере сдохла. Я вытащил их из ушей и услышал еще одно короткое фырканье. Смешки путешествовали в пакетах. Возникло ощущение, что я в воспоминании.
Мои волчьи уши услышали, как кто-то моет руки за стеной. Пахло духами и потом. Свет приблизился.
Трое девушек топлес стояли на территории моей гостиной, пялясь на меня через прозрачную книжную полку из Икеи в моей спальне. На груди одной из них было искусно написано мое имя. «Коул» – на одной. «Клер» – на другой. «Сен-" – маленькими буквами на ее грудной клетке.
– Думаю, вы не туда попали, – любезно сказал им я, не садясь. Это вызвало очередной приступ хихиканья. Они остались в моей квартире. Они остались топлесс. Я остался в постели.
В прежние времена это не стало бы проблемой. Скучающий, возбужденный и под кайфом, я бы развлек их всех, если не себя, а потом бы вырубился на крыше.
Но сейчас я был не только под наблюдением камер, я очень сильно хотел, чтобы Изабел Калпепер продолжала отвечать на мои звонки. Я тяжело и целеустремленно трудился для своей золотой звезды, и ничего в этой ситуации не поможет мне ее достать.
– Я уверен, что закрыл дверь, – сказал я садясь.
Одна из девушек подняла ключ. Она послала мне улыбку на миллион долларов.
Ох, Бейби.
Девушка с моим написанным именем проинформировала меня, что была девственницей.
– Горжусь тобой, – сказал я. Я поднял палец и позвонил Изабел, одним глазом наблюдая за своими полуголыми посетительницами. – Тыковка, Виртуальный Коул при тебе?
– Тыковка, – повторила Изабел.
– Ага. Да. Тыковка, – я встал, радуясь, что уснул полностью одетым.
– Да, но я за рулем. Я совершенно уверена, что меня преследует папарацци. Разве не забавно?
Девушки приблизились шаткой походкой. Они были пьяные в хлам. Каждая камера в квартире запечатлела грудь. Я был так равнодушен, что определено чувствовал себя святым. Я не понимал, как меня могла так убивать одетая Изабел и насколько не заинтересовывают эти девушки.
– Сегодня все забавно, – ответил я. – Не могла бы ты сообщить миру, что есть лучшие способы выказать свою поддержку моим стараниям при создании альбома, чем показаться на моем пороге? И почему ты за рулем? Определенно, в мире тебе некуда так далеко ехать, кроме как ко мне.
Я услышал раздражительный гудок за окном. Три девушки и я выглянули в окно. Внедорожник Изабел заезжал в переулок за квартирой. За ним подъехал фургон с Джоан внутри.
Это совпадение было издевательством.
– Думаю, вам следует уйти, – сказал я девушкам, которые полностью вторгались в мое личное пространство бессознательным образом. Я начал направлять их обратно туда, откуда они пришли. Я остановился, чтобы оторвать одну от своей руки. – Это становится неприятным.
Как по сигналу, дверь распахнулась, звук идеально совпал со взрывом в моем сердце.
Изабел Калпепер шагнула внутрь, щеголяя в обрезанном леопардовом топе, черных кожаных штанах и паре ботинок на каблуках, чтобы проткнуть узурпаторов. На ней также были вязанные перчатки, доходившие ей по локоть. Ничего в ней не было не к месту. Не было слов в этом мире, чтобы передать насколько она была сексуальнее этих полуголых девок.
Мне не верилось, что у Бейби было столько желчи, чтобы разрушить этот момент тремя фанатками топлесс. Я сразу почувствовал себя старше и более уставшим. Сколько жизней я прожил, чтобы попасть в место, где эти смешки причиняли неудобство?
Изабел поджала свои красные губы. Девушки смотрели на нее с бесстрашием пьяного. Джоан со своей камерой подсматривали через дверь.
– Ты опубликовала мой специальный запрос? – спросил я Изабел.
Я чувствовал странную нервозность по поводу того, что Изабел не поверит в мою невиновность.
– Да, – сказала она, – Тыковка. – Она глазами нашла мое имя, покачивающееся на злоумышленниках. Я не был ханжой, и история подтвердит это, но в тот момент мне было очень некомфортно с таким количеством голых грудей в одной комнате. Как будто весь мой тяжело заработанный цинизм был убит, оставив сиротой более наивного шестнадцатилетнего Коула, переживавшего, что его увлечение не согласится с ним погулять.
Это место казалось очень опасным для возвращения того Коула.
Пожалуйста, не злись. Ты должна знать, что это не по-настоящему. Пожалуйста, Изабел…
Я не был уверен, что сказать, только не с камерой Джоан, тщательно наблюдающей за нами снаружи квартиры. Камеры внутри тщательно наблюдали отовсюду.
– Думаю, вам стоит вернуть мне этот ключ, – сказал я девушкам. – И вам не следует принимать ключи у незнакомцев. Никогда не знаешь, что тебя ждет по другую сторону двери.
– Давай-давай, – предложила Изабел, ее голос был таким холодным, что стоящее рядом полутропическое растение упало замертво.
– Ты – его девушка? – спросила девушка с ключом. Ее голос был отвратительным. – Потому что, вообще-то…
Изабел прервала:
– Не говори ничего, о чем мы обе потом пожалеем. На самом деле, ты можешь отдать ключ мне.
Она протянула властную руку в перчатке. Девушка оставила ключ с каким-то шипением. Девственница протолкнулась мимо Изабел. Третья, выходя, плюнула Изабел на ботинок.
Повисла пауза. Плевака остановилась прямо за Джоан с вызовом на лице.
Изабел рассмеялась, угрожающе и пренебрежительно. Внезапно у меня появилось полное представление о том, какой она была в старшей школе.
– Ох, пожалуйста, – сказала она.
Она захлопнула дверь прямо перед лицом Джоан.
Тишина.
Мое сердце грохотало в груди. Я практически не верил, каким нервным я был, не сделав ничего плохого, не волнуясь о том, что кто-то думал, проведя так много времени в онемении.
– Давай немного поговорим в твоем офисе, – сказала она, указав рукой в направлении ванной комнаты. Я не мог сказать, о чем она думала.
Я закрыл за нами дверь и, как только она открыла рот, приложил палец к своим губам. Джоан со своей камерой вошла в квартиру. Мой волчий слух мог уловить ее дыхание по ту сторону двери, а потом и шарканье, пока она работала над тем, чтобы засунуть микрофон так близко к нашим голосам, как только возможно.
Изабел пошла к раковине и повернула кран на полную мощность резким и злым движением запястья. Я направился в душ и покрутил ручки.
Потом, с белым шумом текущей воды между нами, мы подошли к туалету, наклонив головы поближе к друг другу.
