Текст книги "Зов топи (СИ)"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)

Глава 9

Перед тем как умер герцог, а змей потерял над собой контроль, обращенные отобрали из королевского войска людей помоложе. Не взирая на сопротивление, они потащили их в парные, переделанные под пыточные. Внутри стояли наспех сколоченные дыбы, под каждой лежал деревянный поддон для сбора крови. Во дворе под огромной жаровней в виде панциря морской черепахи разгоралось пламя. Все было готово для изготовления порошка.

Фридо пытался отбить людей, но стычка закончилась неудачей. Обращенные молчаливой стеной выстроились вокруг парных, никого не пуская. Фридо ничем не мог помочь пленникам, захлебывающихся в крике и зовущих собратьев. Их проклятия и мольбы становились то тише, то набирали силу. Оставшиеся с королем воины не сводили с него презрительного взгляда. Лучник, прежде отслуживший десяток лет под началом Гибо, смачно плюнул ему в лицо, выражая общее отношение.

Бесславный конец для короля. В отчаянии Фридо пытался сбежать, но был пойман обращенными, избит и заперт в дозорной башне, вместе с несколькими верными людьми. Их не стали обыскивать, позволив сохранить оружие. У одного из соратников короля сдали нервы, он бросился на нож, но неудачно. В последний миг лезвие предательски скользнуло и вместо сердца вошло в живот. Умереть быстро – это не та привилегия, которую получаешь, вспоров брюхо. Истекая кровью, поддерживая выпавший ворох кишок, неудачливый самоубийца упрямо хрипел, что лучше сдохнуть, чем стать обращенным. Милосердный удар товарища прекратил его мучения.

Фридо в молчании сидел на сыром полу, присыпанным гнилой соломой. Гнев, разочарование, досада, безразличие, смешались воедино, покрывшись липким предчувствием смерти, медленно растекающимся по полу с кровью самоубийцы. Чувствуя, что часы жизни сочтены, бывший король пытался найти оправдания неудачам. В какой момент он свернул с широкой мощеной дороги власти и процветания на маленькую, петляющую тропу, приведшую его на этот гиблый берег?

Когда обращенные, брошенные змеем без присмотра, кромсали друг друга в безумии, а соратники ломали дверь, стремясь хоть ненадолго взять власть над жизнью в свои руки, Фридо был безучастен. Он готов был разрыдаться от жалости к самому себе. Беспрестанно вспоминал слова отца, любившего повторять: «Не пытайся проглотить кусок больше, чем в состоянии прожевать, иначе он застрянет у тебя в глотке». Именно это произошло: слишком большой кусок торчит в его жадной глотке. Он нарушил запреты, не имея ни малейшего понятия, что за ними стоит, решив, что готов овладеть древними тайнами. Может, выгони он взашей Рону с ее секретами, оставь в покое Рихарда, его трон и уцелел бы.

Дверь, наконец, поддалась, люди короля бросились прочь из башни, забыв про Фридо. Никто из них не сумел покинуть поселок, но каждый принял смерть достойно – свободным человеком с оружием в руках. Покачиваясь от слабости, Фридо добрел до выхода и присел в проеме разбитой двери. Никому не было до него дела. Кровавое буйство обращенных завораживало взгляд. У кого доставало сил – дрались до смерти, поедая плоть поверженных, совокупляясь с мертвыми. Прочие рухнули на землю, корчась в конвульсиях. Прежде обращенные напоминали единое существо – чужеродное, жестокое, наделенное холодным разумом и твердой волей, теперь же от их единства не осталось следа.

В грудь впилось что-то острое. Развязав ворот, Фридо с удивлением вытащил из-за пазухи кусок зачерствевшей ячменной лепешки, припасенной на крайний случай. Грязная, сухая лепешка напоминала о простой прежней жизни, о времени, когда посеянное на Золотых полях зерно собрали, обмолотили, стерли в муку и испекли в печи. Пожав плечами, король принялся жевать, пытаясь смочить слюной ее засохшие края.

Снегопад охладил ярость обращенных. Если бы Фридо захотел, он мог покинуть поселок, но идти было некуда. Прищурившись, он наблюдал за снегом, валившим из серой небесной бездны, кутался от порывов ветра в пропитанный чужой кровью плащ, продолжая скучать на ступенях башни. Снежные хлопья милосердно засыпали кровавые лужи и быстро остывающие тела, превращая их в чистые опрятные сугробы. Мимо медленно проехал Йохан Левша, придерживая тело Рихарда. Королю почудилось, что у трупа его лицо. Так и есть – на теле герцога была голова Фридо. Оцепенев от ужаса, он мог только моргать. Руки и ноги отнялись, он вдруг со всей ясностью осознал, что мертв. Или умирает и видит затяжной лихорадочный бред.

Это было ответом на его мольбы. Все, что он видит вокруг – бред умирающего. Не существовало ни бессмертных, меняющих тела, ни обращенных, ни завоевания островитянами Белого берега. Золотой город стоит как прежде, в Холодной крепости пирует Агнар с сыновьями, край Тысячи холмов в надежных руках Гибо, а Вечная топь медленно гниет под неусыпным надзором Рихарда. А на севере, на скованных льдом маленьких островах, где даже летом не становится теплее, живет жалкое сборище неудачников, не упускающих возможность пограбить Белый берег.

От этой мысли Фридо сразу стало легче дышать. Страх отступил. Он счастливо улыбнулся, поражаясь, насколько достоверны могут быть страшные видения. «На самом деле, это не может быть предсмертным бредом», – успокаивал он себя, – «это не смерть, а затянувшийся кошмар. Я не мог умереть. Возможно, я болен, съел несвежее жаркое. От того привычные сны стали столь… невероятны длинны и ужасны». Ему понадобилось совсем немного времени, чтобы окончательно убедить себя в этом. Всем сердцем поверив в иллюзорность момента, Фридо возликовал. Не нужно более бояться, сожалеть о том, что потеряно, ведь все, что произошло – ничтожный прах, который рассеется с рассветом.

Если рассвет в этом жутком кошмаре так и не наступит, он приблизит его сам. Преисполненный решимости прервать затянувшееся сновидение, Фридо полез на верхний ярус башни. У него был кинжал, но неудачное чужое самоубийство отвратило короля от намерения убить себя с его помощью. Фридо хотел сделать все правильно.

Ступеньки от налипшего снега стали скользкими, он дважды срывался, но лишь кряхтел, потирая ушибленные места, и настырно лез наверх. «Удивительно… Даже кровь течет из пореза как настоящая», – размышлял он про себя, – «чудный сон. Прикажу повесить повара, как проснусь. Его стряпня истинное зло».

С верхнего яруса дозорной башни открывался вид на поселок. Рядом горели какие-то постройки. Обращенные вяло, словно через силу пытались тушить, но только мешали друг другу, бестолково роняя ведра с талым снегом. Посмеиваясь над их бесполезностью, Фридо перегнулся через перила, с любопытством изучая место под башней: замерзшая земля, твердая как камень, хоть и прикрыта снегом, но недостаточно, чтобы смягчить падение. Он отстегнул плащ, пояс, избавился от ножен и куртки, мешающих воспарить над кошмаром. «Спящий проснется», – уверенно прошептал король и прыгнул.

Когда обращенные отправились на поиски Фридо, они нашли лишь искалеченное тело с раскроенной головой. Змей приказал разрубить останки на куски и кинуть в мусорную кучу.

* * *

Чем дальше от моря, тем сложнее управлять обращенными. Связи как нити в прялке истончаются, путаются, превращаясь в бесполезный спутанный клубок. Сплоченные отряды воинов становятся разношерстной толпой, которая не в состоянии позаботится о себе. Если бы не добровольцы, принявшие в себя частицу змея, вести наступление на болота было бы невозможно. Йохан Левша оказался полезным сосудом. Неглупый помощник, умело направляющий человеческие тела, дающий простые, понятные цели. Обращенные шагали не чувствуя боли, не зная усталости и твердая земля под их ногами вскоре сменилась на зыбкую, ненадежную. Болота, лишенные защиты в виде губительного тумана, все еще были полны кровожадного зверья, но Йохан не терял бдительности: твари лишь немного потрепали войско.

В первый раз они продвинулись настолько далеко. Вторгаясь в топь, морской змей чувствовал сопротивление. Он не был желанным гостем. Хозяин болот лишенный разума, но не сердца, незримо присутствовал в каждой частичке коры, увядшем листе, капли воды и не был рад обращенным. Змей не сердился на столь неласковый прием – никто не желает перемен, даже если они идут на пользу. В горьком лекарстве нет ничего приятного, но оно приносит выздоровление. Змей намеревался стать тем самым лекарством, ему лишь нужно было отыскать растущее тело Рихарда в сырой утробе болот.

Знания Роны пришлись очень кстати. Благодаря «мышам», собравшим воедино все слухи о таинственной персоне герцога, змей приблизительно знал, где искать. Неспроста символом топи было дерево с мощными корнями и облетевшей кроной. Подсказка всегда была на виду, Хозяин болот и не старался скрыть место своего перерождения.

На пути Йохана встречались пепелища, присыпанные снегом – жители предпочли сжечь свое добро перед уходом, навсегда отрезая себя от прошлой жизни. Змей был только рад этому. Болото давно пора было избавить от людей. Конечно, Рихард должен был сам прогнать паразитов, пивших из него соки, но ослабев, он стал считать себя одним из них. Змею было не сложно оказать ему услугу – если Йохан обнаруживал уцелевшие дома или другие постройки, он обязательно предавал их огню, истребляя человеческое присутствие как тяжелую болезнь. Вечная топь должна быть очищена.

Отряды обращенных прочесывали лес, ища старые деревья. Особенно их интересовали кряжистые дубы, с большой раскидистой кроной. Когда дерево находили, его рубили на части, не забывая выкорчевать пень и жгли. Если вместо дуба на поляне возвышался старый ясень, клен или орех, их ждала та же участь. В каждую яму, оставшуюся от пня, засыпали морскую соль. Тащить огромные запасы соли по бездорожью, укрывая от дождей и снега с самого с побережья было нелегко. К счастью, безропотных носильщиков хватало с избытком.

Наконец, из-за леса показался огромный холм, покрытый снегом. Морской змей придирчиво изучал единственный город, построенный Рихардом, недоумевая, зачем тому понадобилась упорядоченная груда камней, пропитанная человеческим смрадом. На склонах холма виднелись домики, но снег на тракте был действенно чист – ни следа ног или колес. Это удивило Йохана, ожидающего встретить на подступах к городу ожесточенное сопротивление. Стражи герцога были малочисленны, но бесстрашны и сведущи в воинском искусстве. Они изрядно потрепали островитян. Под защитой высоких городских стен, воины болот могли обороняться долгое время и задержать их продвижение.

Но город был покинут. Разведчики пришли к распахнутым настежь воротам, прошлись по пустым улицам. Ставни были закрыты, двери заколочены досками. На выходе из города, они заметили дряхлого старика, сидящего на городской стене. Он прокричал, что его имя Дадвин и запустил в них пустым кувшином из-под медовухи. Не скрывая презрения, старик пропел песенку про змея, чья могила уже готова и она так глубока, что на ее дно можно падать вечно.

Разрушить город – значит разрушить человеческое прошлое Рихарда, поэтому судьба каменных стен была предрешена. Обращенные усердно рубили, таскали деревья, разбирали камни, не останавливаясь ни днем, ни ночью. Когда пламя побежало от одной вязанки хвороста к другой, перекинулось на бревна, заключая город в огненное кольцо, змей довольно шевельнулся в морских глубинах. Огонь бушевал всю ночь, треск обрушившихся кровель и лопающейся черепицы не стихал. Пламя быстро пожирало плотно застроенные улочки одну за другой, неуклонно подбираясь к самому высокому строению города – замку. Он долго противился огню, но жар был слишком силен. Огненный ветер прошелся по мастерским, кладовым, переметнулся во внутренний двор, охватив жилые помещения и башни. Самая высокая из них, украшенная витражами, горела нестерпимо ярким белым пламенем.

Камень плавился, замок оседал, превращаясь в единую раскаленную глыбу, скрывая в себе сокровища Безмолвного герцога. Едкий черный дым стелился низко, расползаясь по заснеженным полям. Зоркий глаз мог рассмотреть в его изменчивых линиях человеческие фигуры. Они плыли со склона холма в лес, медленно рассеиваясь среди деревьев.

Гибель города пробудила от оцепенения тысячи падальщиков. Шумные стаи слетелись с востока и запада, сбиваясь в живые тучи над холмом. Не найдя павших, они разочарованно кричали от голода. Особенно дерзкие атаковали отбившихся обращенных, в считанные минуты оставляя от них очищенный от мяса скелет.

Когда вершина холма выгорела, войско Йохана Левши двинулось дальше, унося на подошвах пепел города вглубь болот. Вскоре разведчики наткнулись на старые следы стражей, уходящие куда-то в глухомань. Летом топь не позволила бы им пройти, но мороз облегчил задачу. Атакуемые болотными чудовищами, обращенные упрямо преследовали людей герцога. Было неважно, сколько их сгинет во внезапно раскрывшейся трясине или будет сожрано жуткими тварями, под покровом темноты. Йохана не тревожили потери. Он упрямо шел впереди войска, опираясь на вымоченный в морской воде посох, вырезанный из старого видавшего виды весла. Посох давал силу, которые отнимали болота.

На рассвете, окутанная туманными испарениями, перед ним явилась голодная навь. Она коснулась невидимыми лапами человеческой тени и приняла облик богато украшенной погребальной ладьи. За высокими резными бортами толпились плакальщицы, скрывающие лица под серыми платками. В каждой руке они держали по смолистому факелу, готовые поджечь себя, как только Йохан взойдет на борт. Такая большая ладья могла принадлежать лишь верховному правителю. Она становилась все шире и длиннее под взглядом Йохана, наполняясь дорогим оружием, золотой утварью, наложницами.

То, что осталось от сына Ульвара горячо желало упокоиться с почестями, как подобает потомку знатного рода. Йохан замедлил шаг. Вглядываясь в туманный образ нави, он двинулся к манящему освобождению. Лед затрещал. Змей пробудился и подавил невольный порыв Йохана. Очертания ладьи тут же задрожали и стали испаряться. Ладья исчезла, уступив бесформенным теням, которые беспрестанно растворялись, не успев обрести форму. Навь, пытаясь угодить морскому змею, смотрящему на нее глазами Йохана, никак не могла выбрать, во что воплотиться. Живые существа, предметы, памятные места – ничто не трогало его холодную суть.

Рихарду навь являлась в облике старого дерева с могучими ветвями и огромными узловатыми корнями. Безмолвный герцог желал пережить недолгий миг, когда пребывая в сладостно-горьком сне в древесной колыбели, он соединял в себе человеческое и чудовищное, и ему было открыто прошлое и грядущее родного края. Чего же морской змей желал более всего на свете?

Навь окутала тело Йохана серой пеленой, отрезав от всего мира. Пелена только снаружи имела границы, внутри ей не была конца. Ни цвета, ни звука – не на что смотреть, не о чем подумать. Любое движение замедлялось до полного прекращения, сознание угасало. Навь дала змею в полной мере вкусить блаженство несуществования, чтобы потом грубо вытолкнуть обратно в хаос реального мира, пронизанного миллионами вероятностей. Мир, пребывающий в постоянном движении, порождающий все новые и новые живые создания. Звуки их дыхания, вызвали позабытую боль. Навь разбудила в змее подавленные страсти, заставив вновь почувствовать себя одной из частичек беспорядочного ненавидимого им мира.

Растекаясь широкой лентой над вмерзшими в лед кочками, серая пелена звала за собой. Никогда прежде у нави не было добычи, одержимой столь сильными страстями. Добычи, которую можно было пожирать веками. Утративший самообладание змей бросил Йохана в погоню. Навь петляла между островков суши, скрывалась за покрытыми снегом кустами, за высокой, острой, как отточенные пики, травой, но не исчезала навсегда. Йохан тянулся к ней, пытаясь коснуться растопыренными пальцами, но она ускользала в последний момент.

Мало-помалу навь завела человека в опасное место, позаботившись, чтобы его соратники остались позади. Посох мешал бегу, Йохан без раздумий расстался с ним, отбросив в сторону. Когда лед зловеще затрещал, он, поглощенный погоней, этого не услышал. Навь закружилась вокруг тяжело дышащего человека, вынудив его бестолково топтаться на месте. Лед треснул. Йохан провалился по грудь в воду. Ледяная кромка ломалась под его весом, сводя на нет попытки выбраться. От ледяной воды перехватило дыхание, тело онемело. Из-за угрозы близкой смерти связь змеем ослабела, к Йохану вернулись остатки сознания. Навь тут же приняла облик Ульвара. Островной король жалостливо звал сына, умоляя держаться, протягивая руку, которой нельзя было коснуться.

Йохан заплакал. Выбиваясь из сил, потянулся к отцу, не понимая, что того уже нет в живых, что перед ним морок. Мужчина превратился в дитя, который уверен, что с ним не случится ничего дурного, пока отец рядом. Страх смерти, радость от встречи с отцом, надежда на спасение смешанные в сердце Йохана кормили навь. Змей оставил от человека не так уж много, поэтому утолить голод она не успела. Йохан вяло взмахнул окровавленными руками, изрезанными о ледяную кромку, беззвучно позвал Ульвара в последний раз и погрузился с головой. Болото приняло несчастного в свои объятия. Связь со змеем прервалась окончательно, лишив навь желанной добычи. Разочарованная, она рассеялась в воздухе, покружила надо льдом и отправилась на поиски новой жертвы.

Морской змей, так некстати потерявший Йохана, затаился. Утрата самообладания, хоть и недолгая, его удивила. Поддаться слабости в попытке получить невозможное – это свойственно людям, которых он презирал. Неужели подобное допустимо и для него, когда речь идет о действительно важной вещи? Сама идея несуществования будоражила. Прежде ни в одной поглощенной памяти ему не встречалась подобная мысль.

Лежа на морском дне, змей взволнованно развернул кольца, подняв тучи песка. Его осенило: тварь, пожравшая Йохана – порождение Вечной топи, а значит, знание о пустоте должно быть у Рихарда. Когда он поможет ему отринуть человеческое, удержит от прежнего несовершенства, в благодарность он поделится знанием.

Обращенные, вяло бредущие по болоту, оживились, построились в подобие отрядов. Место Йохана занял одноглазый островитянин, не так давно принявший змея. Простой рыбак не помнил своего имени, но был силен, молод и мечтал оправдать доверие господина. Разведчики вновь отыскали потерянный след стражей, и войско двинулось дальше. Навь пробовала привлечь внимание обращенных, но те теперь не отличались от мертвецов и ничего не желали. Тварь чуяла в них затаенную страсть змея, но она была скрыта слишком глубоко, чтобы до нее можно было добраться. Змей не повторял ошибок. Не найдя никого съедобного, навь оставила обращенных в покое.

Полоса нетронутого болота, куда не ступала нога добытчиков торфа, сменилась сушей. Перед войском возвышался поросший лесом холм. Зимой здесь было относительно безопасно, но летом к холму было не так-то просто подобраться. В неглубоких канавах под прикрытием тумана, гибкие ветви, покрытые ядовитыми шипами, поджидали добычу – существ с горячей кровью. Обнаружив оленя, кабана или мышь, они беззвучно впивались в них и мгновенно утаскивали под воду к своему хозяину. На дне обитало лупоглазое существо с широкой пастью. Простые люди прозвали его Жабьим королем. Зимой оно впадало в спячку, дремля до весны под слоем гниющих останков.

Змея заинтересовали столетние дубы, широкие и коренастые, выросшие на верхушке холма. Несмотря на зиму, они так и не сбросили темно-бурую листву. Ненавистные деревья манили и отталкивали одновременно. Следы стражей вели прямо к ним, исчезая в густых зарослях ежевики. Она словно стена, высотой в человеческий рост, опоясывала рощу. Острые шипы ежевики безжалостно рвали тела обращенных, шагающих напрямик, но не могли их замедлить. На холм первые обращенные поднялись в сумерках. Предводитель устало потер единственный глаз и сел на замерзшую землю, радуясь долгожданному привалу.

Высоко в ветвях раздался торжествующий смех. Смех становился все громче, доносясь со всех сторон одновременно. Так мог смеяться только обладатель Голоса. С деревьев посыпались прошлогодние листья и сухие ветви как при сильном ветре. Неожиданно смех оборвался, настала звенящая тишина.

– Мы ждали вас! – произнес невидимка.

– Покажись! – островитянин взмахнул мечом.

– Много ли ты рассмотришь одним глазом? – насмешливо поинтересовался Вальд, появляясь из тени.

Молодой мужчина, в начищенном до блеска облачении стражей, ничуть не походил на простака из глухого селения, каким был недавно. Путешествие с Рихардом, обладание силой Голоса, навсегда изменили его. Позади Вальда из-за деревьев один за другим показались стражи, держащие догорающие факелы, почти не дававшие света. Все они были похожи друг на друга как близнецы: сероглазые, темноволосые, с резкими чертами лица. Стражи распространяли спокойствие и уверенность, словно не замечали сотен врагов, окруживших их.

– Кто ты? – хрипло спросил островитянин.

– Голос топи, благословенный Хозяином.

– Человек герцога… Твоя смерть мне не нужна. Я пришел за деревьями, а ты можешь уходить.

– Ты позволяешь мне уйти из собственного дома? – зло рассмеялся Вальд на этот раз собственным смехом. – Это наша земля. НЕ ДВИГАЙТЕСЬ!

Зашумели деревья, осыпав захваченных врасплох обращенных мелким мусором. Кое-кто потерял равновесие и упал в нелепой позе. Обращенные безуспешно пытались вдохнуть, пытаясь осознать, что происходит. От неожиданности змей утратил всякую власть над ними, но так долго продолжаться не могло.

– Я мог бы… – Вальд облизал пересохшие губы в волнении, представляя, как он сталкивает неподвижные тела в разверзшийся овраг и дает приказ земле сомкнуться, погребая врагов заживо. – Нет! – он нахмурился, беря себя в руки. – Нельзя! Хозяин запретил. ЗАБУДЬТЕ ПРИКАЗ!

И они забыли – и обращенные, и стражи. Одноглазый островитянин с интересом изучал наглеца. Дух болот ощущался в Вальде сильнее, чем в прочих и делал его опасным. Топь придавала ему нечеловеческие силы.

– Или уйдешь, или умрешь, – отрезал предводитель, пожимая плечами.

Стражи кинули факелы на землю и положили руки на рукояти. В их движениях не было суеты и спешки. Они не собирались уходить.

– Должно быть, – островитянин кивнул на дубы, – вы считаете это место особенным, раз так бежали сюда.

– Охранять рощу жизни – великая честь.

– Скоро охранять станет нечего. На рассвете деревья будут сожжены, а земля посыпана солью, – жестко ответил островитянин. – Этот холм нужно очистить. А пока мы отдохнем.

Завернувшись в плащ, он подсел к ближайшему костру, довольный, что последнее слово осталось за ним. Вальд лишь улыбнулся и прикрыл глаза. Демонстративно повернулся к обращенным спиной, словно провоцируя их напасть, но ведомые змеем люди не признавали в нем врага. Обеспокоенные товарищи Вальда угрюмо сверлили чужаков взглядом.

– Братья, – прошептал он едва слышно, – мы послужили Хозяину.

Словно очнувшись от спячки, стражи обрушились на него с вопросами, перебивая друг друга. Их яростный шепот напоминал шелест сухой листвы.

– Разумно ли мы поступили, приведя их?

– Сами они никогда не нашли бы путь сюда. Но ты развеял Голосом пелену и…

– Зачем мы нарочно оставляли знаки для этих гадов? Вели их к роще от самого города.

– Для чего Хозяин решил отдать рощу? Они же уничтожат ее!

– Что с вами? – удивился Вальд. – Прежде вы выполняли приказы без вопросов. Даже если они казались вам странными, вы никогда не просили пояснить их. С чего вдруг вы засомневались в дальновидности Хозяина?

– А разве тебя не беспокоит грядущее утро? Дубы растут сотни лет, чтобы стать достойной колыбелью, но хватит одного дня, чтобы превратить их в пепел. Роща погибнет…

– Но ведь не напрасно?

– Это воля Хозяина. Мне доверили Голос, а об остальном я знаю не больше вашего, – не без сожаления признался Вальд. – Мы должны привести на холм приспешников змея, кем бы они ни были. На этом наша служба закончена.

– Служба никогда не заканчивается, – возразил страж.

– Хозяин хотел бы, чтобы мы ушли вслед за Ниваром в горы, – сказал Вальд.

– В чужих землях мы перестанем быть теми, кто мы есть.

– Хозяину важен каждый из нас, но он не запрещал нам остаться. Мне приказано привести сюда обращенных, но не желать им добра, – усмехнулся Вальд. – Я свой выбор сделал, а вы?

Стражи переглянулись и повеселели. Сомнения как рукой сняло.

– Нет ничего лучше, чем погибнуть славной смертью, – подытожил страж за всех. – Лучше остаться в своей земле, чем потеряться в чужой.

Они обнялись на прощание. Каждый смотрел в будущее без страха – их ждала вечная жизнь в топи. Из нее они вышли и в нее предстояло возвратиться. Обнажив оружие, стражи неспешно выстроились в ряд. Лица предельно сосредоточены, но глаза радостно поблескивали в предвкушении. Вальд пропустил их вперед. Его время еще не пришло.

Оставаясь в тени, он спокойно наблюдал, как товарищи напали на обращенных. Умелых воинов среди последних было мало. Не встречая должного отпора стражи резали чужаков как коз. Крики боли, предсмертные хрипы, хруст расколотых черепов смешались с шипением залитых костров и лязгом железа. Поднялся ветер, роща зашумела. Не сговариваясь, люди Безмолвного герцога прорывались к одноглазому предводителю. Увидев окровавленных, впавших в боевое безумие стражей, желающих заполучить его голову, он в страхе попятился, пытаясь спрятаться за спинами товарищей. К счастью для него, обращенные гурьбой навалились на людей герцога. Вот первый страж обмяк, насаженный на копья, вот второго толкнули в костер, придавив для верности бревном. Оставшиеся стали друг к другу спиной, перейдя от наступления к обороне.

Вальд не стал дожидаться закономерной развязки. Он пошел прочь и отзвуки боя растворились, исчезли в звенящем воздухе рощи. Убывающая луна выплыла из облаков, осветив землю. Сердце замирало в предчувствии чего-то прекрасного. Вальд зашагал быстрее, почувствовав прилив сил и небывалую легкость в теле. Шаги давались невероятно легко. Если бы не скрип снега под ногами, он бы решил, что парит над землей.

О чудесной роще пел ветер, шептали подземные воды. Ни зимой, ни летом сюда не забредали звери, в подземных норах холма не таились ползучие гады, в ветвях не смели вить гнезда птицы. Рассеяв Голосом покровы, Вальд привлек к себе внимание, и теперь что-то древнее наблюдало за ним, прислушиваясь к слабому дыханию. Вальд не боялся. В прежние времена он бы уже лежал, скрючившись на снегу, мочась от ужаса под этим тяжелым изучающим взглядом, но Голос заполнивший его нутро до краев, вытеснил прежде всего все его страхи.

Каждый выдох превращался в облачко невесомого пара. Дыхание принимало причудливые фигуры, быстро сменяющие друг друга. Человек становился древесным листом, лист – зверем, зверь – птицей. Вальд задрал голову, внимательно разглядывая верхушки деревьев на фоне фиолетового неба. Вскоре он нашел, что искал – могучий шестисотлетний дуб с темным стволом. Единственный дуб в роще, чья крона пожелтела и начала облетать. Земля вокруг него была теплой и мягкой как перина, снежинки таяли, не успев коснуться поверхности.

Шурша сухими листьями, Вальд осторожно приблизился к дубу. Опустился на колени, крепко прижался к теплому стволу, кожей чувствуя движение живительных соков от ветвей к корням. Глубоко под землей, в переплетении корней росла колыбель, оберегая сосуд из плоти и крови.

– Я сделал все, как было велено… – доверительно прошептал Вальд, хотя и знал, что Хозяин его не слышит. – Люди змея погубят рощу. У них в достатке упрямства, чтобы не оставить здесь даже пней. А потом отправятся дальше… Будут рыскать по топи, пока не найдут и не уничтожат все, что нам дорого. – Он замолчал, слушая мерную пульсацию сока. – Как же ты возродишься, Хозяин?

Вальд нежно погладил сочащуюся теплой влагой кору. Струйки маслянистой воды потекли по руке в рукав, омывая ссадины с легким жжением.

– Болота отравлены… – в голосе Вальда сквозила неприкрытая обида. – Край умирает! Почему мы это допустили?! Для чего сражались со змеем, а потом позволили…

Негодование Вальда было прервано внезапным приступом удушья. Он хватал ртом воздух, но все же смог успокоиться и перевести дух. Юноша горестно покачал головой. С уходом Хозяина из мира живых, все изменилось. Голос топи по-прежнему жил в нем, но тоска успела пустить глубокие корни, лишив радости. Под пристальным взглядом древней чуждой человеку силы, он чувствовал себя бесполезным и ненужным. Будь рядом родичи или соратники, с тоской было бы проще совладать, но одни ушли с Ниваром, другие пали в схватке с врагом. Вальд подумал о детях, которых у него никогда не будет и еще крепче прижался к дубу. Только он у него и остался.

– Никому неведомы твои планы, Хозяин. Мне бы силою Голоса разорвать этих гадов, приказать земле разверзнуться и поглотить их гнилые тела, – он потряс крепко сжатым кулаком, – но ты запретил мне. У меня есть Голос, но я могу лишь жаловаться небу и ничем не могу помочь.

Темная, приятно пахнущая жидкость стала течь обильнее, миниатюрные трещины расширились. Одежда парня промокла, насквозь пропитанная маслянистой жидкостью, но он не замечал этого.

– Ты говорил, что ради цели нужно мириться с потерями. Конечно, Безмолвный герцог одолеет любого врага… – прошептал Вальд, помалу цепенея. – Только Города – прекрасного города на нашей земле уже не будет. Змей сжег его! За этой мерзкой тварью, – ему стало трудно держать глаза открытыми, он устало сомкнул веки, – этим рыбьим ублюдком остается лишь искалеченная земля. Я встречал посыпанные солью пепелища там, где прежде были богатые селения…

Одурманенный древесными соками, Вальд не замечал, как погружается внутрь дерева. Молодой мужчина, способный носить в себе Голос – лакомая добыча для коварного хищника, каким стала оголодавшая Роща. Между корней в колыбели рос Хозяин, его нужды были превыше всего, поэтому всякое живое существо, попавшее в ловушку, становилось пищей. Но к верным сынам топи роща милосердна: в своем последнем сне Вальд прожил жизнь о которой мечтал.

…Каждый день, каждая ночь полна ярких мгновений. Войско морского змея разбито, а сам змей повержен Хозяином. Голова врага на пике выставлена у ворот Города. Рихард доволен службой Вальда, но родной край манит его все сильнее и он без сожаления меняет доспехи стража на привычный наряд простака – время возвращаться домой. В селении его чествуют как героя. А вскоре приезжает Дана, не вынесшая разлуки. Она любит Вальда и хочет сменить холод Белого берега на теплый семейный очаг. Дети… Орава веселых здоровых детей. Летит время: он берет на руки сына, внука, а после правнука. Семья до такой степени разрослась, что собираясь на праздники, не может поместиться под одной крышей.