Текст книги "Зов топи (СИ)"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

– Да, в тебе больше крови, – признал тот, – но может, дадим Хозяину выбирать и спросим у него?

– Моя метка на ладони исчезла, а иного способа связаться с ним я не знаю.

– Но вот же он! – повернувшись к колыбели, Ланс приподнял влажное покрывало. – Смотри! Он уже почти человек. Уверен, он все понимает.

– Это не обсуждается! – Нивар погрозил пальцем. – Я принял решение и ты должен подчиниться.

– Хорошо, – нехотя пожал плечами лекарь. – Предположим, ты остался с Хозяином, а мы увели врага отсюда. Что дальше? Я и Марек мертвы. Возможно, если дать лошадь Дане, у нее будет шанс добраться до убежища, чтобы рассказать о нашей беде.

– Мне бы не хотелось, чтобы Дана или Марек знали детали нашего плана.

– Почему? – неподдельно удивился Ланс. – Откуда вдруг недоверие после всего, что мы вместе прошли?

– Дело не в них. Меня страшит способность змея узнавать все, что знают обращенные. Мы люди болот, нас он не обратит, а их может. Если это произойдет, змей узнает наш план.

– Об этом я не подумал, – Ланс нахмурился. – Значит, расположение убежища тоже в опасности. И что ты предлагаешь? Убить их, расчленив на части, а части скормить волкам?

– Если придется – я готов. А ты?

– Нет уж, они мои друзья. Мешать не стану, но очень прошу тебя не торопиться.

– Я и сам не горю желанием. – Нивар обреченно склонил голову. – Ох, только послушай нас… Словно два кровожадных мясника… Давай не посвящать их в подробности разговора.

– От меня они ничего не услышат, но нам все равно нужно думать наперед. Представь: наступает час рождения, Хозяин пробуждается в запертой комнате, он беспомощен. Ты мертв.

– Он не беспомощен.

– Ты сам говорил, что ему требуется время, чтобы вспомнить, кто он такой, а в момент пробуждения у него разум ребенка. Вечная топь позовет его, ослабленный он пойдет к ней и угодит в руки обращенных.

– На что ты намекаешь?

– Когда он проснется, ты должен быть жив, чтобы направить его в нужную сторону.

– Останемся оба. Марек и Дана будут отвлекать, я отдам кровь, а ты ему поможешь.

– Мне Хозяина не удержать, – покачал головой Ланс. – Если он вздумает уйти в топь, я не смогу остановить его не причиняя увечий, а твоей силы хватит сгрести его в охапку и отнести в убежище, не позволив совершить глупость. Где ты намерен спрятать колыбель?

– В птичнике есть комнатка для выращивания птенцов. Если там держали яйца, то крысам туда не проникнуть. В комнату ведет одна дверь, открыть которую можно только изнутри.

– Это в ней мы нашли останки верховного служителя? – удивился Ланс. – Она же заперта. Как ты планируешь попасть внутрь?

– В воздушное окошко можно просунуть палку и отодвинуть щеколду…

Страж умолк, прислушиваясь. Снаружи раздавался хруст быстро ломаемых костей. В трапезную вбежал Марек, вид у него был ошеломленный.

– Оно приближается! Огромное как гора!

– Быстрее! – отчаянно выкрикнула Дана, врываясь следом. – Спасайте Рихарда!

Времени на раздумья не было. Нивар бросился к колыбели.

– Берите все вместе! За мной!

Вчетвером друзья подхватили сосуд и, обливаясь потом от волнения, отнесли в птичник. Марек пытался описать врага, но увиденное было столь ужасно, что он не мог подобрать нужных слов. Дана, запинаясь от страха, решила ему помочь:

– Это обращенные! Все сразу. Они стали едины!

– Их много? – Нивара было сложно напугать, но бледные лица друзей лишали уверенности.

– Да! Тысячи!

– Эта тварь… Она… – Марек хватал ртом воздух, приникнув к дремлющему в колыбели герцогу за спасением. – Я никогда не видел ничего более омерзительного.

Просунув в окошко ножку подсвечника, Нивар сдвинул щеколду и открыл дверь в комнату с уничтоженными яйцами. Ланс в спешке избавился от останков служителя, Дана очистила пол от скорлупы. Как только колыбель перенесли, Рихард приподнялся, упершись раскрытыми ладонями в стенку колыбели. Он не спал.

– Ланс, останься с ним! – приказал Нивар, а сам побежал в башню, чтобы лично посмотреть на врага.

Двор был пуст, никто не штурмовал ворота, из-за стены не доносилось ни звука. Вбежав в полной темноте по узкой винтовой лестнице, великан вынырнул из арки, на миг ослепнув от лучей закатного солнца. Страж торопливо протер слезящиеся глаза. С башенного балкона открывался вид на зеленый луг и черную полосу леса за ними. Ветер, бьющий в лицо, вонял тухлятиной. До стража донесся выворачивающий нутро звук: смесь треска, стонов, воплей и хрипов.

К святилищу, извиваясь толстым рябым телом, таким огромным, что его хвост терялся где-то в чаще, двигалось нечто. Опасно перегнувшись через перила, Нивар старался рассмотреть, что именно явилось из леса. Существо перемещалось зигзагами, делая частые остановки и внезапные рывки. Издалека оно казалось единым, но присмотревшись к постоянно движущейся мешанине частей, страж понял, что существо собрано из тысяч человеческих тел. Словно огромный безголовый червь оно ползло по лугу, неотвратимо приближаясь к святилищу. Движимые волей морского змея, тела мертвых и еще живых обращенных плотно переплелись воедино. Ногами и руками хаотично отталкиваясь от земли, они медленно двигались вперед.

Несмотря на вонь и обилие падали ни птица, ни зверь не рискнули попробовать гниющие, почерневшие, потерявшие конечности тела обращенных. Борясь с тошнотой, Нивар напряг зрение, заметив у самой кромки леса одинокие фигуры. Отбившиеся от толпы, упрямо пробивали себе путь к червю, стремясь стать его частью. Бока чудовища набухали, приток обращенных не прекращался, как будто змей решил собрать воедино всех способных двигаться.

Нивару отчаянно захотелось заткнуть уши, закрыть глаза, лишь бы не знать, где чудовище, не видеть, как оно медленно, неповоротливо, но неотвратимо прокладывает себе дорогу к ним. Принять решение нужно было немедленно, но мысли путались, какая-то часть внутри истерично кричала, что спасения нет, что их усилия были напрасны, что они проиграли. Что может остановить подобную мерзость? Конструкт, собранный из тел, разнесет святилище на куски, просто обрушившись на него своей массой. И даже под обломками не найти спасения. Если понадобится, обращенные переберут каждый кусочек.

«Беги! – не прекращал кричать внутренний голос. – Спасайся! Прочь от смрада, от неотвратимой смерти в утробе чудовища!». Нивар глубоко судорожно вздохнул, пытаясь не поддаться страху. Бегство бессмысленно. Червь только казался неповоротливым, но двигался со скоростью идущего человека и никогда не уставал. Куда бежать? Найдется ли во всем бывшем королевстве хоть одно безопасное место, куда тварь, созданная волей змея, не сможет проникнуть?

Струйка крови потекла из прикушенной губы стража. Опомнившись, он бросился вниз к друзьям. «Безопасность Хозяина важнее», – бормотал он, перепрыгивая узкие, отполированные за десятилетия ступеньки. Не заметив порожек у выхода, великан споткнулся, кубарем вылетел во двор, приземлившись на чьи-то ребра. При падении он пробил кисть насквозь осколком. Вытащив кость, Нивар с досадой отшвырнул ее в сторону. В этот момент дверь птичника отворилась. В проеме стоял Безмолвный герцог.

* * *

Колыбель всегда казалась хрупкой и уязвимой, но покинуть ее было не так-то просто. Скользкие стенки тянулись, бесконечно истончаясь, но оставались целыми. Он упирался ногами и руками, пытаясь порвать оболочку. Крутился, изгибался, выбиваясь из сил. Люди как всегда пробовали успокоить его, приняв попытку выбраться за вспышку недовольства. Рихард чувствовал их страх. Они боялись за него, боялись того, что идет к ним.

Сосредоточившись, герцог мысленно позвал Ланса, выразительно указав на нож у него на поясе. Лицо лекаря исказилось, покрывшись испариной. Он запротестовал, но повторный зов вынудил его подчиниться. Марек и Дана пытались ему помешать, но не успели: Ланс одним движением распорол стенку колыбели с низа доверху. Она лопнула с хлопком, испачкав всех слизью.

Мир встретил новорожденного холодом. Рихард попробовал встать, но слабые мышцы не слушались, ноги вяло елозили по мокрому полу. С трудом вытащив непослушными пальцами изо рта комок слизи, он сделал глубокий вдох. И тут же затрясся от кашля. Кожа на спине треснула, брызнула сукровица. Ворвавшийся в легкие воздух обжигал, словно жидкий огонь, но боль делала очертания мира более четкими. Рихард ненавидел первый вздох. Кривя синие губы, он попытался подчинить себе тело, но быстро сдался и мысленно позвал Ланса.

Лекарь помог подняться, бережно подхватив под руки. Они покинули комнату. Прозрачная как высохший листок кожа герцога была такой нежной, что рвалась при движении, покрывалась подтеками в местах прикосновений. У Рихарда кружилась голова, он покачнулся, но Марек поддержал его. Бесполезные слабые мышцы, покрытые безобразной сеткой сосудов, болезненно тонкая кожа, лишенная волос, вынужденная немота из-за несформированных связок – это была цена за спешку, которую Рихард согласился заплатить.

Герцог снова отдал приказ Лансу – лекарь схватился за голову, застонав от боли. Из уха потекла кровь. Не имея возможности говорить, Рихард насильно вторгался в сознание, невольно причиняя мучения. Опомнившись, он приглушил зов и указал на выход из птичника. Дана распахнула дверь, поспешно убравшись с дороги. Усеянный обглоданными добела костьми двор выглядел зловеще. Рихард исподлобья взглянул на оторопевшего великана, сидящего на земле, и вымученно улыбнулся. Страж потянулся к нему.

– Хозяин?! – Нивар не смог сдержать крик. – Слишком рано!

Герцог поднял руку, призывая умолкнуть. Страж покорился, с мукой взирая на хрупкое тело, в сохранность которого вложили столько труда. В наступившей тишине было слышно, как поскрипывают ставни, стонет мельничное колесо, шуршат крысы. Солнце зашло за горизонт, окрасив небо в фиолетовый цвет. Рихард с наслаждением прикрыл глаза, целиком погружаясь в мимолетный миг спокойствия перед бурей.

– Нивар, – не выдержала Дана, – ты видел тварь? Где она сейчас?

– Приказывай, Хозяин… – великан трясущимися руками убрал со лба налипшие волосы. – Медлить нельзя. Сюда движется змей. Мы уходим или сражаемся?

Рихард пытался ответить, но из раскрытого рта не вырвалось ни звука. Он покачал головой и ткнул в импровизированную баррикаду.

– Уходим? – предположил Марек с надеждой и был награжден тяжелым взглядом герцога.

– Дана, Марек, помогайте! – Нивар спешно принялся разбирать хлам, сложенный у ворот.

Заметные перемены в Хозяине тревожили стража. Прежде человеческая натура, которую так ценили и любили все, кто близко знал герцога, подавляла могущественное древнее естество. Вышедшее из колыбели существо было иного рода – внешне похожее на человека, а на деле бесконечно далекое от него. Живое порождение болот, леса, глубоких оврагов, непроходимых чащ, ручьев и рек. Нивар надеялся, что это следствие неправильного возрождения тела и в будущем, пусть даже он его и не застанет, герцог будет прежним.

Крики обращенных стали громче, тварь неумолимо приближалась. В распахнутые ворота пахнуло смрадом. Рихард ясно дал понять, что желает покинуть святилище. Нивар понес герцога, оставляя растерянных друзей гадать, что происходит. Марек спрашивал Ланса, но тот понимал не больше него. Если Хозяин желает рассмотреть кошмарное порождение поближе, так тому и быть.

Нести Рихарда оказалось легко, вне колыбели он весил как ребенок. Страж осторожно прижал герцога, но кожа все равно треснула в местах хвата. Ладони стали влажными от сочащейся крови. Нивар ускорил шаг.

Чудовище было совсем рядом. С каждым движением с него сыпались части тел, но открывшиеся бреши тут же заполнялись новыми обращенными. Поверхность червя беспрестанно шевелилась, в омерзительном месиве мелькали ноги, руки, открытые сведенные судорогой рты и гниющие глазницы. Зрелище было столь отвратительным, что Нивара, видевшего в жизни немало мерзкого, замутило. Замерев, он смотрел, не моргая на приближение живого кошмара, не в силах зажмуриться или отвернуться. Из распахнутых ртов обращенных исторгались хрипы, шипение, складывающиеся в причудливые, неприятные уху слова.

Рихард прикрыл глаза стража ладонью, разрывая наваждение. Великан вздрогнул, осознав, что попал под влияние твари.

– Хозяин? – спросил он с внезапной робостью. – Что дальше?

Безмолвный герцог улыбнулся, ненадолго став похожим на себя прежнего. Он был спокоен. Знаками показав, что его нужно положить на землю и оставить одного, герцог неожиданно столкнулся с препятствием.

– Я не уйду! – великан нахмурился, полный решимости стоять до конца. – Не оставлю тебя одного с чудовищем.

Рихард, знающий друга лучше, чем он сам, лукаво, совсем по-человечески подмигнул. Посылая зов, он старался действовать аккуратно, но Нивара все равно перекосило от боли. Смертельно опасное, жгучее, ослепляющее, словно тысяча солнц, чужое сознание поселилось у него в голове. «Упрямец», – сказал Рихард, и в памяти стража вдруг всплыло видение давнего разговора между ними. Они вдвоем в Общем зале замка: «Если это поможет нам выстоять, я готов. Обрати меня!» – в сердцах рявкнул Нивар, сурово сжав кулаки. «Было бы нечестно обречь хорошего человека на подобное. Обещаю, когда пробьет твой час, я запомню все, чем ты был», – ответил герцог.

Воспоминание поблекло. «Упрямец», – повторил Рихард, – «я хочу выполнить данное тебе обещание. Это чужая земля. Умерев здесь, ты исчезнешь навсегда». Его слова глубоко тронули стража. «Поэтому ты покинул колыбель?» – осмелился спросить он. «Да. Не хочу, чтобы ты умер, защищая меня. В топях я бы принял эту жертву, но не здесь. А теперь пойди прочь и дай мне встретить это гниющее недоразумение».

В сознании Нивара искрами вспыхивали десятки важных вопросов, но он задал только один. «Почему я?» – спросил страж, вложив в него всю боль, опасение, надежду. В ответ Рихард поделился незнакомым Нивару воспоминанием: Безмолвный герцог неторопливо бредет по узкой тропинке, ведя под уздцы лошадь. Между кустов осоки мелькает что-то рыжее. Рихард заинтересовано заглядывает в заросли и видит ребенка лет четырех, погрузившегося в черную вязкую грязь полную прошлогодних листьев. Над поверхностью выглядывают только руки и огненно-рыжая макушка. Топь медленно засасывает мальчика, но он спокоен, не пытается выбраться, несмотря на то, что рядом есть тропинка и кочки, поросшие густой травой за которую можно ухватиться. Мальчик очень худ – вероятней всего чужак, брошенный родней в болоте, не желающей кормить лишний рот.

Рихард склонив голову наблюдает, как топь постепенно поглощает пленника. Ребенок замечает герцога, но не зовет на помощь, не протягивает рук, лишь улыбается. Его взгляд полон затаенного облегчения. «Чему ты рад?» – спрашивает Рихард, но мальчик молчит. – «Так улыбаются уставшие скитаться путники, возвращаясь домой», – добавляет герцог задумчиво. Вздохнув, он перебирается через заросли осоки. Мальчик удивленно, но без страха смотрит на то, как Рихард идет по воде. «Впервые вижу, чтобы чужак так радовался болоту. Для тебя это верная мучительная смерть, что тут может быть хорошего? Ладно, раз моя топь тебе так мила, быть тебе ее сыном», – доверительно сообщает Рихард, не без усилия вытаскивая ребенка из холодной трясины. – «Как твое имя? Молчишь? Может, ты немой?», – мальчик отрицательно мотает головой. «Раз имени нет, то звать тебя будут Нивар. Давным-давно так называли самый могучий дуб в роще. А как дитя назовешь, таким оно и вырастет – ты будешь высоким и сильным».

Воспоминание потеряло очертания и поблекло. «Вернись к остальным», – попросил герцог пораженного стража. «Ничего не помню об этом», – признался Нивар. – «Всегда считал, что родился в топях, а я, оказывается, чужак». Рихард почувствовал, как Нивар слабеет и поспешно оставил его. После ухода герцога воцарилась темнота, хранящая отголоски последних слов Рихарда, не желающего терять мальчика, способного погружаться в холодные недра болота со счастливой улыбкой. «Ты мой друг, а не чужак», – сказал герцог на прощание.

Нивар очнулся. Реальный мир обрушился на него, не давая спуску: пугающие звуки, резкие запахи, бьющий в лицо ночной холодный ветер ошеломляли. Порождение кошмара по-прежнему угрожающе возвышалось над ним, а на руках лежало беззащитное тело герцога. Рихард строго погрозил стражу пальцем и указал на землю. В этот раз Нивар покорился и осторожно положил Хозяина в ароматно пахнущие луговые травы. От движений чудовища по земле проходила дрожь, усиливаясь с каждым мгновением.

Страж повернулся и побежал к святилищу, запретив себе оглядываться.

* * *

Наступающий вечер, перевязанный багряными лентами, был полон песен, неясных звуков, разговоров и шорохов. Рядом текла река, шум воды вечером становился слышнее, чем днем. Журчащие переливы тревожили, возникая то тут, то там, грозя затопить луг. На горизонте черная стена леса сливалась с темным небом, но уже взошла луна, покачиваясь над застывшей в ожидании землей, освещая мягким серебряным светом ее поверхность, похожую на море. Травы склонялись под порывами ветра, казалось, по лугу прокатываются волны.

Несыгранная мелодия витала в воздухе то нежная и ласковая, то властная и строгая, она диктовала свою волю обитателям этой земли, бодрствующим и спящим, тревожа их маленькое нутро, заставляя сердца биться чаще. Мелодия жизни проникала в зеленые травы, заставляя расти быстрей, источая свежий и душистый аромат.

Скрытый травами, слушая знакомую мелодию луга, обнаженный человек равнодушно смотрел на нависшую над ним чудовищную тварь, созданную из тысяч тел. Достаточно было небольшого рывка, чтобы раздавить нелепую фигурку, едва заметную в наступающем сумраке, превратив ее в кровавое месиво, но тварь не торопилось. Обращенные, имеющие глаза, одновременно уставились на дерзкого человека. Из перекошенных ртов вырвался вопль боли, когда сознание Рихарда, ослепительное как солнце, прикоснулось к тому, кто удерживал воедино этот чудовищный конструкт.

– Ты меня удивляешь! – откровенно признался Рихард, возникая в сознании змея в привычном облике. – Преследовать людей, уничтожать их следы, настаивать, что их несовершенное тело – сущее зло, клетка, не способная вместить нашу бессмертную и безграничную суть и в итоге… – герцог красноречиво развел руками. – Собрать сосуд из их мертвой плоти!

Он не ждал быстрого ответа. Пульсирующее сознание змея было переполнено ужасом, печалью, тоской и отсутствием всякой надежды – тем, чем обращенные им люди поделились в последний миг своей жизни. Змей переживал их медленное умирание, это сводило его с ума. Пойманный в свою же ловушку, он страдал, его страдания множились с каждой новой смертью, и этому не было конца.

– Суша меня не терпит! – наконец выдавил змей. – Тела слишком недолговечны и ни к чему не пригодны! – пророкотал он бодрее, но боль змея окутывала Рихарда словно саван. – Я здесь ради тебя!

– И чем ты собрался меня впечатлить? Червь, из гниющих трупов – вершина твоего творения?!

– Почему ты оставил меня, когда все было решено? – ответил змей вопросом на вопрос и Рихард услышал в нем отголосок тоски.

– Чтобы помочь. Признаюсь, я планировал этот разговор позже, но ты вынудил меня явиться сейчас. Что ж… Только я могу остановить твое бегство. Пока ты мечешься от одной живой твари к другой, пытаясь в них забыться, они от этого гибнут и на суше и в море. Их смерти еще больше травят тебя, погружая в безумие. Люди были правы, изображая Иномаха – хозяина морей, кусающим самого себя за хвост. И чем больнее он себя кусал, тем сильнее сжимал пасть.

Рихард сделал паузу, давая возможность возразить. Змей молчал.

– Мой долг рассказать тебе, что произойдет, хоть я и не рассчитываю, что ты сейчас поймешь. Существа способные к созиданию, а потому лучше других подходящие для забвения, те самые, которые тебе более всего ненавистны, неизбежно закончатся. – Герцог дополнил слова простыми понятными образами человеческих фигур из пепла, чьи очертания сдувает ветер. – Ты уже истребил большую часть населения в этом королевстве. А когда в нем не найдется никого достойного, ты обратишь взор на тварей поменьше и проще. – Перед их внутренним взором пробежала разношерстная стая из лис, куниц и крыс. – Когда и они исчезнут, примешься за самых маленьких, скрывающихся в глубинах соленых вод. В их хрупких телах ты спрячешься на какое-то время, но время не имеет значения для нас, бессмертных… – видения миниатюрных полупрозрачных тел одно за другим растворились в толще воды. – Ты дойдешь до самого дна, овладеешь ничтожными существами, чье сознание – не ярче, чем потухшая искра. И конец! – Рихард искренне старался убедить товарища в пагубности избранного им пути. – В мире останешься только ты – безумный, бесконечно переживающий чужие смерти.

– Но ведь есть еще ты! – возмутился змей с разъяренным шипением. – Ты вечен!

– Вечен, но не уязвим. Стоит мне стать последним, кого не тронуло твое безумие, как ты ринешься сюда, – он постучал по своей груди, – заполнишь меня, заразив болью. Мы станем одним целым. Вечность безумия – такого исхода ты желаешь для нас?

Из сведенных судорогой тысячей ртов раздался протестующий рев. Гигантский червь забился в конвульсиях. Его неистовство перешло в агонию, сорванный дерн полетел в стороны, комья земли градом сыпались на тело Рихарда, как вдруг рев внезапно оборвался. Червь нелепо изогнулся и застыл.

– Что ты делаешь?! – закричал змей, почувствовав как чужое сознание мягко, но неотвратимо сковывает его.

– Спасаю нас. Ради этого я пожертвовал людьми, любимым городом, рощей жизни, и, что сейчас важнее всего, одной очень старой пресноводной рыбой. – В сознании змея возник образ уродливого существа с широкой пастью и огромной головой, покрытой наростами. – Я приказал ей покинуть спокойные озерные воды и по подземным рекам плыть к морю. Да-да, прямо в твое сердце. Когда ты выкорчевал дубы, лишив меня удобной колыбели – и я благодарю тебя за то, что сделал ты это в нужный мне час, я возродился в ее брюхе. Рыба плавала в соленой воде, убивающей ее, а я слушал море и смотрел сны, перерождаясь в ее икринке.

– Но я не чувствовал тебя! – запротестовал змей. – Как ты мог скрыться?!

– Моя живая колыбель не отплывала далеко от берега, ты ее не заметил.

– Откуда ты знал, что я вырублю дубы? – с усилием спросил змей, задыхаясь в тисках чужого сознания. – Ты провидец?

– Я не предсказываю будущее, а создаю его. У людей, столь тобой презираемых, есть чему поучиться – из всех живых тварей только они могут планировать шаги далеко наперед. Я перенял их мастерство.

– Нет… Что ты делаешь со мной?! Я меняюсь?.. – боль и страх перед неизвестным спутались в тугой клубок в сознании змея. – Меня не уничтожить!

– Не бойся, – успокаивающе попросил Рихард. – Мы еще встретимся, но сейчас пришло время отдохнуть. Ты не спал слишком долго. В твоем сне наше спасение…

Зародившись в море, Рихард проник в сокровенные тайны змея, стал понимать значение соленой воды, пение и шепот потоков. Ему открылась суть змея. Рихард искал и нашел уязвимое место в чужом сознания – узелок, связывающий все воедино. С небольшим усилием он развязал его и нити легко распустились, словно только этого и ждали, освобождая земных существ от чужой воли.

Червь рассыпался, гниющие тела мертвецов попадали на землю, погребя под собой Рихарда. Начатое было не остановить: незримые нити распускались все быстрей и быстрей, освобождая захваченных тварей на суше и в море. Кружево воспоминаний таяло, распадаясь на куски. Вместе с ним растворялось полотно сознания морского змея. Соленой воде больше незачем было держать форму. Змей в последний раз вынырнул из воды, сверкнул глазом, отражая закатное солнце, и пролился дождем, распавшись на миллион брызг. В каждой капле сохранилась его частица, но лишенная сознания, отравленного смертью, она пребывала в покое.

Люди герцога наблюдали за червем с башни святилища. При свете луны они стали свидетелями потрясающего зрелища: червь распался на части без всякой видимой причины. Как только угроза миновала, стало легче дышать. Из леса тут же налетела огромная стая воронья. Птицы голодной черной тучей опустились на останки, раздирая плоть крепкими клювами и оглашая ночной луг карканьем. Нивар бросился к герцогу, но друзья удержали его. Ночью искать тело не имело смысла, а в том, что Рихард мертв, никто не сомневался.

С рассветом, так и не сомкнувшая глаз, уставшая гадать о том, что в действительности случилось, четверка покинула святилище. Луг был изуродован червем, изрезан глубокими рытвинами. Земля парила, смрад от разлагающихся тел стоял нестерпимый. Нивар бегал от одной кучи к другой, не зная усталости, но без успеха. Только к вечеру Дане улыбнулась удача, она наткнулась на останки Рихарда, выделяющиеся среди остальных бледной кожей. Изувеченное тело герцога извлекли из общей могилы, бережно завернули в плащ Марека и отнесли в святилище.

– Мы увидимся с ним, – пообещал Ланс, ободряюще хлопая Нивара по плечу. – Всего каких-то девять месяцев.

– Но ведь дубы погибли… – отозвался страж, не сводя глаз с драгоценного свертка с телом на волокуше.

– В прошлый раз ты извлек его из брюха страхолюдной рыбины. Хозяин найдет способ возродиться.

– Он назвал меня своим другом, – признался Нивар, понижая дрожащий голос, чтобы только Ланс мог его расслышать. – Это последнее, что Хозяин сказал мне.

– Везунчик ты! – по-доброму усмехнулся лекарь. – Мне о таком только мечтать. А теперь поторапливайся, нам следует покинуть это гиблое место как можно быстрее. Даже меня, насколько уж я привычен к подобному, выворачивает от смрада. Так и заболеть недолго.

– В убежище, наверное, все извелись. Решили, что мы сгинули, – вздохнула Дана.

– Ничего не поделаешь, подождут еще. Мы должны похоронить Хозяина как подобает.

Друзья отправились обратно в Вечные топи. Вначале шли с опаской, по привычке ожидая встречи с врагом, но им попадались только тела обращенных, обглоданные лесными зверями – ни следа живых посланников змея. Найдя укромную низину, куда веками стекались ручьи, образовавшие мелкое, покрытое кочками озерцо, они сделали привал. Склоны утопали в роскошных цветах багульника, покрытые по утрам клочьями не успевшего растаять тумана. Тяжелый пьянящий аромат цветов смешивался с запахом хвои, прелых растений, тины и грибов. Ярко-зеленые островки мха перемежались с островками пушицы и осоки. Бурые листья, принесенные ветром из соседней рощи, скрывали под собой открытые участки воды.

– Хозяину бы здесь понравилось, – ни к кому не обращаясь сказал Нивар, наблюдая как останки герцога медленно погружаются в воду.

Ланс вдохнул пьянящий аромат полной грудью и кивнул. Он и сам был очарован красотой этого пропитанного влагой уголка. А ведь прежде, когда жил в замке и служил королю Фридо, терпеть не мог сырость. Всегда ставил у дыбы жаровню, если приходилось работать до утра. Стоило присягнуть герцогу, впустить в сердце топь, как ломоту в суставах как рукой сняло. С тех пор он ни разу не болел, несмотря на то, что частенько спал на сырой холодной лежанке. Чужаков болотный воздух награждает мучительной хворью, а своих исцеляет.

Скудный ужин, состоящий из двух водяных курочек на четверых изголодавшихся путников, прошел в умиротворенном молчании. Их ждал обратный путь в Серые горы. И хотя с ними нет Хозяина, они несут радостную весть – враг уничтожен, можно возвращаться домой. Никто из них не мог рассказать, что случилось, они видели только, как распалось чудовищное творение змея, но не на все вопросы стоит знать ответы. Каждый кожей чувствовал, как враждебное присутствие, отравляющее край, рассеивалось – и этого было достаточно. Совсем скоро свежие летние побеги скроют собой останки обращенных и о них можно будет забыть навсегда.

* * *

Для тех, кто много трудится, время летит стремительно. Сезоны сменяли друг друга так быстро, что люди едва успевали подготовиться. Избежавшие смерти вернулись в родные края, чтобы оплакать покойников и с радостью в сердце начать жизнь заново: построить дом, наполнить закрома, вернуть в стойло одичавшую скотину. О прежнем достатке можно было только мечтать, но простой народ был рад и малому. Каждого, кто возвращался к нормальной жизни, встречали как героя. Широкие поля, воспетые в песнях, снова окрасились в цвет спелого золота. На зеленых холмах нагуливали жирок овцы. В сети попадало несметное количество рыбы, лодки едва не тонули, переполненные уловом.

Марек Полдень и Дана, отправились в Хельмех как законный герцог и герцогиня. Белый берег и острова на севере нуждались в голосе разума, способном загладить былые обиды, а эти двое, прошедшие путь от ненависти к пониманию, могли его дать. Их первенец унаследовал глаза от отца и волосы от матери. Перед отъездом они трогательно попрощались с друзьями и присягнули Нико – новому королю полей и холмов, признав в нем своего господина.

Сын герцога Гибо унаследовал от отца черты, полезные умелому управленцу – строгость, прямоту, умение разбираться в людях. За короткий срок по дорогам королевства снова стали разъезжать патрули, заставив присмиреть вечно голодных чудовищ. Посовещавшись с советниками, Нико взялся за почти невозможное – восстановление Золотого города. Работы было много, но столица – это символ возрождающегося к жизни королевства. Ее сердце. Нельзя было дать повелителям земель, лежащих по ту сторону огненной пустыни, повод думать, будто неокрепшее королевство, лишившееся в войне со змеем львиной части своих подданных, может стать их добычей.

Нивар повел людей домой, беспокоясь лишь о том, чтобы подопечные были накормлены и имели крышу над головой. Возрождение былой славы герцогства Вечных топей его не интересовало. Возвращаться было радостно, пусть даже начинать приходилось с нуля. Поселки, что меньше пострадали от войны, быстро привели в порядок, а те, что были спалены дотла, отстроили заново. Только развалины города оставались безлюдными и угрюмо темнели на фоне холма бесформенной грудой. Восстанавливать город или нет, должен был решить Безмолвный герцог.

Нивар с нетерпением ждал возвращения Рихарда. Когда прошел положенный срок, он отправил стражей по нехоженым тропам, в надежде, что те встретят Хозяина первыми, но они возвращались ни с чем, хотя старательно искали, забираясь в самую глушь. Месяцы шли, вестей о герцоге не приходило, глава стражей стал мрачнее грозовой тучи. Ланс успокаивал друга, взывая к благоразумию, но тот его не слышал.

Они ужинали в новом доме Главы стражей, пропитанным запахом лесных смол, когда Ланс снова попытался вразумить Нивара.

– Его никто так и не встретил, понимаешь? – рявкнул великан, когда все домашние ушли, плотно прикрыв за собой двери. – Это значит, он или не может возродиться или возродился, но не хочет с нами знаться. И то, и другое, разбивает мое сердце!