Текст книги "Изучающий мрак (Дарвей)"

Автор книги: Майя Зинченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)

   Восточный край неба быстро светлел, звезды гасли. Появились первые прохожие – рабочие лавок. Мимо монаха, едва не задев, пробежал торговец со скрипучей тележкой, наполненной мешками.

   Почувствовав запах свежей сдобы, Дарвей понял, что проголодался. Казалось невероятным, что переживания не смогли помешать ему чувствовать голод. Как мерзко... Ведь в двенадцать он собирается совершить жуткий поступок, стать безликим орудием империи – ведь палач всегда носит маску, и казнить беднягу Вейнока.

   Монах ощутил себя редкостным негодяем. Но наше тело живет по собственным законам – ему необходимо есть, пить, дышать, и его не интересует то, что лежит вне этого круга. Пускай о чувствах беспокоятся ум и сердце.

   Дождавшись, пока откроются лавки, он заглянул в одну из них, купил каравай горячего, обжигающего хлеба и пошел в направлении площади. Люди вокруг спешили по своим делам, не обращая на него внимания. Во всяком случае, так он думал по началу.

  – Эй, мужчина! – дорогу Дарвею преградила хорошенькая девушка. Она обворожительно улыбнулась и ласково коснулась его плеча. – Такой красивый и такой грустный. Хочешь, я помогу тебе?

  – Нет.

  – Неужели ты совсем не хочешь повеселиться? Обещаю, это будет чудесно. – Она уже оценила толщину кошелька Дарвея и не собиралась сдаваться.

  – Оставь меня в покое. У тебя наверняка была длинная полная приключений ночь, и ты устала. Лучше всего будет, если ты пойдешь и ляжешь сейчас спать.

  – Для такого хорошего мужчины, я готова не спать хоть целую вечность, – девушка поправила прядь волос, выбившуюся из-под широкой зеленой ленты. – Я избавлю тебя от грусти. Кому ты несешь этот хлеб?

  – Жене и детям, – он попробовал обойти ее с другой стороны.

  – Не верю, – она надула губки. – А даже если и так, то предлагаю тебе отдохнуть от уз семейной жизни. Почувствовать себя свободным от забот. Кстати, меня зовут Клэр.

  – Неужели я единственный мужчина в этом проклятом городе? Попытай счастья возле Дома стражи. Там сейчас околачиваются немало воинов императора.

  – Спасибо за информацию, но эти мужланы так и норовят обмануть бедную девушку. Они ни с чем не считаются. Я не настолько легкомысленна, чтобы сама искать с ними встречи.

  – А с чего ты решила, что я не такой?

  – Ты честный. Это сразу видно. Неужели я тебе не нравлюсь? Скажи правду, нравлюсь, да? – Клэр облизнула верхнюю губу и кокетливо подмигнула.

  – Ты привлекательная женщина, но мне не до того, – вздохнул он. – Неподходящее время для развлечений.

  – Так не бывает. Ведь я готова исполнить любое твое желание.

  – Любое? – он усмехнулся.

  – Конечно, – она прижалась к его боку. – Все, что пожелаешь.

  – И дорого стоит твое общество? – спросил монах.

  – Две золотые монеты, – в ее голосе послышались деловые нотки.

  – Хорошо. – Он принял решение. – Пошли к тебе.

  – Отлично. Здесь недалеко.

   Клэр призывно улыбнулась и, взмахнув широкой юбкой, взяла его под руку. Монах не возражал. Это был не Габельн, где ему нужно было следить за своей репутацией.

   Они перешли на другую сторону улицы. Девушка вела мужчину, попутно болтая о всяких пустяках, но он не слушал ее. Через пять минут они были на месте. Клэр жила в большом коричневом доме, где она снимала три комнаты.

   В окне здания напротив Дарвей заметил пожилую женщину. Она неодобрительно посмотрела на его спутницу и покачала головой. Похоже, соседям было прекрасно известно, чем зарабатывает на жизнь эта девушка.

   Они поднялись на крыльцо. Звякнул ключ, и Клэр отворила дверь. Улыбнувшись, она пропустила его вперед.

  – А у тебя чисто, – заметил Дарвей. Он положил хлеб на стол, стоящий в прихожей.

  – Не ожидал? Я девушка чистоплотная, так и знай. Не то, что некоторые.

  – Некоторые – это кто?

  – Да есть одни... Конкурентки. Они на Большую Соню работают, – Клэр фыркнула. – Так вот эти бабы месяцами не моются. А рожи у них похожи на необожженный кирпич. Иметь с ними дело захочет только пьяный грузчик, да и то не всякий. Правда и цена у них соответствующая. Кстати об оплате... Деньги вперед, – она протянула изящную ручку.

   Дарвей без возражений вложил в ее ладонь четыре золотых. Это была немалая сумма, но сейчас его меньше всего волновали деньги.

  – Отлично! – девушка глянула на часы, стоящие на столе. Работать больше положенного она не собиралась. – Теперь расскажи мне, что ты любишь? Какие-нибудь фантазии? За дополнительную плату разумеется. Но бить я себя не позволяю.

  – Ничего такого, – монах поморщился.

  – Ты просто очарователен. Нам сюда, – она толкнула дверь спальни.

   Обстановка была скудной. В центре комнаты стояла широкая кровать, застеленная красным покрывалом. Возле стены высился платяной шкаф, а в углу, не закрывающийся сундук без дужек. Девушка села на кровать и принялась снимать платье.

  – Не надо, – сказал Дарвей, опускаясь рядом.

  – Хочешь сделать это сам?

  – Нет. Вообще ничего этого не надо. Я купил у тебя два часа времени только для того, чтобы поговорить.

  – Только поговорить? – ее глаза широко распахнулись от удивления. – Никто не платит четыре монеты за разговоры.

  – Я плачу.

  – Как-то это странно, – девушка с опаской посмотрела на Дарвея. – Ты же не местный, верно? Чужак.

  – Ты же сама обещала избавить меня от грусти. Вот и избавляй! Тебе даже не придется ничего самой говорить. Только слушать. – Он лег, положил под голову подушку.

  – Ну и ладно, у всех свои странности... За эти деньги можно многое позволить. Что там у тебя стряслось?

   И Дарвей рассказал ей. Он поведал о своей жизни, о том, что он был двадцать лет агентом ордена Истины и убивал по его приказу, о даре канов, о столкновении со жрецами орков и пытке хаосом, о своих опасениях перед предстоящей схваткой. Не утаил ничего. Это была исповедь, в которой он так нуждался.

   Монах рассказал ей даже о и встрече с Вейноком и о том, что ему придется казнить его сегодня в полдень. Рассказал о видениях, кошмарах, о своих догадках насчет вселенной. Два часа пролетели незаметно. Надо признать, что в лице случайной проститутки он нашел внимательного слушателя. Клэр, сохраняя участливое выражение лица, ни разу не перебила его. Только когда Дарвей умолк, она позволила себе сказать:

  – Это самое необыкновенное, что я когда-либо слышала. Невероятная история.

  – Да... Я сам себе не верю. Но теперь мне стало легче. Трудно нести такой груз одному.

  – А ты действительно наемный убийца?

  – Не совсем подходящее определение... Но можно и так сказать. А почему тебе это волнует? Боишься, что я не удержусь и убью тебя? Так сказать, из любви к работе. – Дарвей невесело усмехнулся.

  – Нет, не в этом дело... – она отмахнулась. – У меня есть парочка врагов, которых я бы предпочла бы видеть на дне реки.

  – Я тебе не по карману, – он покачал головой.

  – А если я очень сильно попрошу?

  – Даже если ты найдешь способ убедить меня оказать тебе эту услугу, мне все равно некогда. После обеда я покину город.

  – Жаль. – Клэр вздохнула. – Дело-то ведь для тебя пустяковое. Но я понимаю, и не буду настаивать.

  – Мне пора идти.

  – Я должна забыть обо всем, что ты тут рассказал?

  – Как хочешь. Вряд ли мы еще когда-нибудь встретимся. – Он поднялся с кровати. – Прощай.

  – Прощай, таинственный незнакомец. – Девушка на мгновенье замялась, а потом крепко обняла его. – Желаю тебе доброго пути.

   Монах кивнул и направился к выходу. Уже на улице он вспомнил, что оставил у Клэр свой хлеб. Но не возвращаться же из-за такого пустяка? Это просто глупо.

   Дарвей был уверен, что девушка не поверила ни единому его слову, но его это не волновало. Главное, что он поделился своими переживаниями. И неважно, что она не была его другом или хотя бы хорошей знакомой. Она была человеком – это самое главное. А случайность их встречи придавала разговору только больше значимости. Когда на твоих плечах лежит целая вселенная не так уж важно, кто возьмет на себя часть этой непосильной ноши.

   К нему вернулось хорошее расположение духа. Солнце из желтого стало золотым, дома перестали раздражать своей неказистостью, а мостовая грязью. Лица людей стали приветливее.

   Он остановился и не в силах больше сдерживаться расхохотался прямо в утреннее небо. Дарвею удалось избавиться от мучавших его кошмаров. И пускай завтра придут другие, еще более страшные, но сегодня он свободен. С началом нового дня начинается новая жизнь. Даже вид деревянного помоста, который установили люди Флея, не испортил ему настроения.

   На площади уже собрались любопытные. Так как власти не удосужились довести до сведения горожан, что происходит, то ими выдвигались многочисленные теории одна абсурднее другой.

   Дарвей приподнялся на цыпочках, пытаясь рассмотреть возле помоста хоть одно знакомое лицо. Его старания увенчались успехом – он заметил серый капюшон Флея. Протискиваясь сквозь галдящую толпу, он направился прямо к нему.

  – Ты как раз вовремя... – сказал тот, мельком взглянув на башенные часы. Была половина двенадцатого.

  – Где пленник?

  – Его сейчас приведут. Томек уже послал за ним. Мы все рано не можем начинать, пока не прибудут городские представители.

  – Представители? И их много?

  – Градоправитель – это вот тот маленький толстяк в зеленом бархатном кафтане, начальник стражи и мировой судья. Судью мы как раз ищем. По идее, это он должен зачитать смертельный приговор Вейноку. Если мы его не найдем, то тогда эта обязанность будет возложена на Томека.

  – Представляю, как он взбеситься, – проворчал монах.

  – Да, публичные выступления перед чернью со свитком в руке не в его вкусе. Я думаю, тебе пора переодеться, чтобы быть готовым, когда тебя позовут.

  – Зачем переодеваться? – пожал плечами Дарвей. – Я и так во всем черном. Сниму вот только плащ и надену маску. У вас же есть маска?

  – Да, вон она лежит.

   Монах посмотрел, куда показал Флей, и невольно отшатнулся. Маска – простой кусок черного шелка с прорезями для глаз была переброшена через рукоять топора, воткнутого в колоду. Топор... Вот оно – орудие убийства. Назад пути нет.

  – Что-то не так? – спросил агент, следя за выражением его лица.

  – Просто неожиданно... Он такой, как бы это сказать?.. Похож, на мясницкий. Я привык работать более изящным оружием. – Монах достал метательный нож и подкинул его на ладони.

  – Ты прав, – согласился Флей. – Извини, но это все, что у нас есть.

  – Пусть колоду и топор вынесут наверх, – сказал Дарвей, одевая маску. – Не тащить же мне их самому.

  – Хорошо. А вон и судья пожаловал, – Флей обрадовано подался вперед. – И вроде бы даже трезвый. Томеку не придется ораторствовать.

   Судья оказался худеньким остроносым начинающим лысеть мужчиной. Испуганно смотря на собравшуюся толпу, он брел, путаясь в собственных ногах, меж сопровождавших его воинов.

  – Пойду, поговорю с ним, – сказал Флей. – Надо ввести судью в курс дела, а то он наверно думает, что этот помост приготовлен для него.

  – Возможно. Вид у него очень испуганный, – заметил монах.

   Он снял плащ, бросил его на доски, сложенные возле лестницы и сам сел рядом. Дерево протяжно скрипнуло.

   Дарвей скрестил пальцы и опустил голову. Ему нужно успокоиться.

  – Э... Господин... – молодой воин незаметно подошел к нему и теперь пытался обратить на себя внимание.

  – Что? – устало спросил Дарвей, не поднимая головы.

  – Это та колода? Да?

  – А ты видишь здесь еще одну? – насмешливо поинтересовался монах, презрительно взглянув на него.

   Парень нервным движением поправил ножны и отрицательно качнул головой. Высокий, светловолосый, он, наверное, приходился Клиффу ровесником. Дарвей чувствовал, что юноша боится его. Маска палача страшит окружающих с той же силой, что и приковывает к себе их внимание. Кусок шелка, обыкновенный кусок шелка – но теперь он перестал им быть, превратившись в жестокий символ правосудия. И правосудия ли? Нет, только в право более сильного решать, что будет со слабым.

  – Забирай. Чего стоишь?

  – Да-да. – Парень обхватил ее и, поднатужившись, поднял вместе с топором. Воткнутый недостаточно глубоко, он тут же угрожающе накренился.

  – Ты что с ума сошел? – Дарвей подскочил к нему и выдернул топор. – Без ноги остаться хочешь?!

  – Простите, – сконфуженно ответил парень. – Я не подумал.

   С топором в правой руке монах выглядел более чем угрожающе.

  – Иди с глаз моих долой! – приказал Дарвей и добавил недовольно. – И это воин императора... Защита и опора империи...

   Шум на площади нарастал. Народу заметно прибавилось. Новость о том, что собираются казнить какого-то ужасного преступника, за пару часов облетела весь городок. Все, у кого не было неотложных дел, поспешили сюда.

  – Стервятники... – с неожиданной ненавистью сказал монах, глядя на многочисленные лица, застывшие в предвкушении. – Вам мало развлечений... Как смерть может быть развлечением? Боль одного – наслаждение для других. Из-за публики казнь превращается в спектакль.

   Было без десяти двенадцать, когда под усиленным конвоем доставили пленника. Дарвей отвернулся, не желая встречаться с Вейноком взглядом. Заметив изможденного, оборванного мага, толпа радостно взревела.

   Судья подождал, пока шум утихнет. Настало время оглашения приговора. Он развернул свиток и принялся читать. У судьи, столь невзрачного на вид, неожиданно оказался приятный глубокий голос.

   К Дарвею подошел Томек.

  – Вот ты где... Готов? – он скептически уставился на топор, лежащий на коленях.

  – Вполне, – качнул головой монах. – Почему вы здесь? Я думал, что вы в ложе вместе с остальными.

  – Я там был. Но общество здешнего градоправителя еще хуже, чем твое.

  – Буду считать, что это комплимент.

  – Так и есть.

  – ...измене! – донеслось до них. – Именем императора Аленвора Двенадцатого этот человек приговаривается к смертной казни посредством отсечения головы.

  – Судья во всю старается, – заметил волшебник, когда последний поспешно спустился вниз, сжимая в руках бумагу. – Ему бы глашатаем работать... Что сидишь? Твой выход. – Томек посторонился, пропуская Дарвея.

   Монах, не говоря ни слова, встал, и пристально посмотрев на мага, встал на ступеньку. Как раз в этот момент часы на главной башне пробили двенадцать раз. Наступил полдень.

   Пленник, со связанными за спиной руками, уже стоял на коленях, опустив голову на плаху. Дарвей поймал его взгляд и понял, что коварные щупальца безумия на время оставили Вейнока в покое. Жаль, ему лучше было бы не осознавать, что с ним происходит.

   Монах с ненавистью взглянул на топор, чье лезвие ярко блестело на солнце, и хрипло спросил:

  – Ты готов?

  – К этому нельзя быть готовым... – ответил Вейнок. – По-вашему я виновен, но ведь не больше других. Почему казнят только меня?

  – Остальные уже мертвы, – с горечью прошептал монах. – Не бойся, ты не будешь страдать.

  – Ты не имеешь права говорить мне это! Ты не знаешь, что я чувствую!

  – Я знаю. И мне, – Дарвей наклонился к нему, – во сто крат хуже. Мое сердце разрывается от боли.

  – Лицемер! – прошипел пленник. – Ты делаешь это ради золота! Деньги – вот что тобой движет!

  – Нет, – ответил он, перекладывая топор в другую руку, – мной движет милосердие. Только я могу избавить тебя от страданий. Освободить тебя из сетей безумия.

  – Страдания?! Они ожидают не меня, а вас! – Вейнок перешел на крик, обращаясь к толпе. – Я хотел остановить эту войну! Навсегда! И я ни о чем не жалею! Слышите?! Не жалею!!!

   Дарвей положил ему руку на голову, прижимая, а сам занес топор. И в этот момент воспоминания снова нахлынули на него. Под их напором монах едва устоял. Он увидел себя с обеих сторон. Он был и палачом и казненным одновременно.

   Яростная боль разрывала его грудь на части. Весь ужас Вейнока, пережитый им однажды, снова был с ним.

   Капли холодного пота выступили на лбу монаха, мгновенно пропитав собой маску. Он должен это сделать, должен... Это правильно. Он знает, что все равно это сделает.

   В ушах гудело, а руки стали такими тяжелыми, будто бы кто-то невидимый крепко сжал запястья. За что ему это?! Он думал, что убивать легко! Но это неправда... Убивать страшно! Вот так самый жуткий кошмар становиться реальностью и его мучения не прекратятся сами.

   Он должен немедленно разорвать существующую между ними связь!

   Дарвей с размаху опустил орудие казни на шею осужденному. Брызнула кровь и голова, упав с колоды, покатилась по доскам. Безжизненное тело Вейнока сползло вниз.

   Дарвей отыскал голову и, как того требуют правила, поднял за волосы, показав ее толпе.

   Он видел, как люди вопили, подняв руки. Видел их раскрытые рты и горящие глаза, но не ничего слышал. Ни звука.

   В этот момент он поклялся себе, что больше никого не убьет. Это был последний раз, когда он лишил человека жизни. Хватит с него убийств, он очень хорошо усвоил этот урок, данный ему Роком. Теперь, чтобы не случилось, он не нарушит своей клятвы.

   Монах бережно положил голову в специальную корзину и накрыл ее крышкой. Ее нужно было сохранить, чтобы потом похоронить вместе с телом. Хорошо, что хоть похоронами он не обязан заниматься.

   Ах, Вейнок, Вейнок... А ведь все могло быть иначе. В другом мире, в другой вселенной...

   Он спустился вниз и забрал свои вещи. Больше его в этом городе ничего не держало.

  Легкий ветер ласково трепал начавшую желтеть листву. Из-за деревьев монах не мог видеть солнечный диск, но он знал, что тот уже наполовину скрылся за горизонтом. Светило окрасило рваные серые облака, разбросанные по всему небу, в нежный розовый цвет. На востоке зажглись первые звезды.

   С каждым днем становилось все холоднее. Крестьяне, не успевшие собрать урожай, с тревогой ожидали первых заморозков.

   Дарвей уже несколько часов блуждал по лесу, пытаясь отыскать своих друзей. Он чувствовал, что они скрываются где-то неподалеку. И он оказался прав.

  – Дарвей! Ты вернулся! – из-за толстой старой ели в два человеческих обхвата показался орк. Он держал в руках охапку хвороста.

  – Неужели ты рад меня видеть? – усмехнулся монах.

  – Я рад видеть человека? – деланно оскорбился Грем. – Никогда! – и добавил. – Ну, может в какой-то степени. Эта парочка меня с ума сведет. Один все время в огонь пялится, а второй без конца бубнит свои заклинания.

  – Я все слышу! – громко, но без злобы сказал Малем. – Вот видишь, как хорошо, что мы тебя не послушались и не ушли. Я так и знал, что мы тебе еще понадобимся.

   Он подошел к монаху и заглянул ему в глаза.

  – Ты очень бледен.

  – Да, наверное.

  – Ты болен?

  – Нет, просто устал.

  – Пойдем к костру. Его тепло придаст тебе сил.

   Друзья расположились на маленькой уютной полянке. Клифф, занятый вырезанием дудочки, при виде Дарвея вскочил, и его лицо расплылось в улыбке.

  – Вот так сюрприз! Я и не надеялся увидеть тебя так скоро.

  – На самом деле я вернулся только для того, чтобы попрощаться. На этот раз окончательно.

  – Как? – растерялся маг. – Объясни, что ты хочешь этим сказать?

  – Я кое-что выяснил... Все это время мы шли по неверному следу, оставленному не бакетами, а одним из изменников.

  – Хм, интересно... – Малем закутался в плащ и опустился на землю напротив монаха.

  – Я имел возможность поговорить с этим человеком, и узнать о дальнейших планах жрецов.

  – Ты ему поверил? – удивился гном.

  – О, да... У меня есть для того все основания. Крепость была бакетам не нужна, им нужно было только место, которое она занимала. Только место, чтобы дать возможность хаосу напрямую проникнуть в наш мир. Что-то вроде точки на карте. И подобных точек намечалось пять. Когда бакеты побывают в каждой из них, то миру, и соответственно всем нам, придет конец. Хаос разорвет на куски все живое.

  – Похоже на страшную сказку, рассказанную в полночь, – сказал Клифф.

  – Жаль только, что это не сказка. – Дарвей раскрыл мешок и вытащил оттуда флягу. Отпив большой глоток, он протянул ее юноше. – Выпей.

  – Сколько градусов? – Клифф принюхался.

  – Прилично. Это неразбавленная можжевеловая настойка. Ее любят в здешних краях.

   Маг приложился к фляге, с удовольствием ощущая, как по телу разливается расплавленный лед. Создавалось впечатление, будто бы он проглотил целый айсберг.

   Клифф передал флягу Грему. Тот принял ее с легким кивком. Оркам тоже были известны полезные свойства можжевельника.

  – Но я еще не рассказал все. Мне известно последнее место, куда придут бакеты. Это Плато Безумцев.

  – И ты, конечно, собираешься туда отправиться? – спросил Малем.

  – Конечно. Ничего другого мне не остается.

  – Но что ты им противопоставишь?

  – Не знаю. – Дарвей пожал плечами. – Себя.

  – Позволь мне собрать всех жрецов огня. Их немало.

  – И что будет? Вы не сможете долго противостоять шаранам или кого они там вызовут... Ослабните и неминуемо погибнете. Это будет бессмысленная жертва.

  – А разве не бессмысленно сидеть здесь и чего-то ждать? Чего? Смерти?

  – Я тоже могу помочь, – вставил Клифф. – В смысле не я, а маги в моем лице. Если они узнают, что происходит...

  – Ты вообще молчи, – отозвался монах. – Не хочу обежать волшебников, но бакеты, когда за спиной у них стоят такие силы, пустят их на подметки для сапог. И битвы вообще не будет. Незачем детям с их деревянными игрушками лезть в дела взрослых.

  – Я же только помочь хочу ... – расстроился Клифф.

  – Понимаю. Но пока ты будешь убеждать волшебников, которые для начала открутят тебе голову как дезертиру, мира вовсе не станет. Время не на нашей стороне. Я же как можно ближе перенесусь к плато, а дальше – верхом.

  – А когда бакеты будут там?

  – Неизвестно. Но не думаю, что они станут медлить. Речь идет о нескольких днях, а может и часах.

  – Дарвей, у меня плохое предчувствие... – гном схватил монаха за руку. – Я боюсь, что мы видим тебя в последний раз.

  – Это прощание, Малем. – Он расстегнул куртку и принялся выкладывать на траву оружие.

   Темные лезвия в свете костра казались багровыми.

  – Что ты делаешь?

  – Освобождаюсь от ненужного хлама.

   Гном непонимающе посмотрел на него.

  – Я пообещал, что больше не убью ни одного человека. Даже для самозащиты. Поэтому мне больше не нужно оружие. Я оставлю себе только один охотничий нож.

  – Но как можно прожить в этом мире хотя бы день никого не убивая? – возмутился Клифф. – Я даже не беру во внимание бакетов, и войну с орками. На каждом шагу разбойники! Да ты и сам это прекрасно знаешь.

  – Я дал клятву, – просто ответил Дарвей. – Не знаю, к чему это приведет, но от задуманного я не отступлю.

  – Это приведет к тому, что тебя убьют, вот и все, – сказал Малем. – Ты же столько лет был Призраком, его тень является твоим вторым "я". Как ты сможешь переступить через самого себя?

  – А кому сейчас легко? – с усмешкой спросил монах, расставаясь с ядовитыми иглами. – Так... Вот это я вам брать не советую, еще поранитесь, а вот остальное лучше заберите. Как подарок. Прощальный подарок. Это отличные вещи и их жалко выбрасывать.

  – Мне ничего не нужно, – сказал гном. – Пока во вселенной существует огонь, я буду опасен.

  – Так я и думал. А ты, Клифф?

  – Это обязательно? – с вздохом спросил юноша.

  – Ты бы предпочел, чтобы они сгинули в этом лесу?

  – Тогда... – его рука замерла. – Его. Все остальное требует дополнительных навыков.

   Он вытащил из общей груды длинный тонкий кинжал, для ношения на бедре.

  – Всегда хотелось такой иметь.

  – Надеюсь, он не подведет в трудную минуту. Грем?

  – А я тут при чем?

  – Я же знаю, ты ценишь хорошее оружие. – Дарвей взял перевязь с метательными ножами и подошел к сидящему на земле орку. – Мне было бы приятно, если бы ты принял от меня этот подарок. – Он протянул ножи Грему. – Все они проверены в деле.

  – Спасибо. – Грем вытащил один из них и метнул в ближайшее дерево. Лезвие вошло в ствол по самую рукоять. – Действительно, не дурны. Наши конечно, лучше, но эти тоже ничего... Сбалансированы как надо. – Его глаза озорно сверкнули.

  – Вот и все. – Дарвей окинул друзей пристальным взглядом, как будто хотел запомнить каждую деталь их облика. – Простите, если обидел вас.

  – Ты уже уходишь? – глухо спросил Малем, нервно сжимая и разжимая кулак. Вокруг его пальцев заплясали крохотные язычки пламени.

   Монах кивнул. Клифф бросился к нему и схватил за руку.

  – Возьми меня с собой! Ведь ты не только мой друг, но и учитель! Я буду лечить тебя, если придется. Я же могу, ты знаешь.

  – Приятно, когда есть те, кому ты не безразличен. Держитесь вместе и у вас все получиться.

   Дарвей ободряюще улыбнулся и исчез.

   Клифф ошеломленно смотрел на то место, где только что стоял монах.

  – Дарвей... – он негромко позвал друга, все еще не веря в его уход.

  – Он тебя больше не слышит.

  – Вы как знаете, а я иду за ним, – решительно сказал Клифф. – Я не смогу жить дальше, если оставлю его одного в такой момент. Он упрям, ну что ж... Дарвей столкнулся в моем лице с достойным противником.

  – Ты хоть знаешь, как добраться до Плато Безумцев? – спросил Малем.

  – Узнаю, – отмахнулся маг. – Люди подскажут.

   Он развернулся.

  – Подожди, я с тобой, – сказал гном. – Не только тебя волнует судьба Дарвея. Он и мой друг тоже.

  – Стойте! – крикнул орк. – И я с вами. Только давайте костер потушим. Нехорошо оставлять его без присмотра.

   Малем испытывающе посмотрел на Грема и махнул рукой. Будь что будет! Три – хорошее число. К тому же Дарвей желал, чтобы они держались вместе.

   Иногда, чтобы чаши весов склонились в ту, или иную сторону, нужна всего лишь ничтожная пылинка. Не обязательно иметь большой вес, быть значительной, во всех смыслах фигурой. Полноводные реки начинаются с незаметного ручья.

   Но станет ли он той пылинкой? А если станет, то на какую из чаш ему суждено упасть?

   Трава, сминаемая ногами, выпрямляется и снова тянется к небу, не зная, что она стремится к своей погибели. А ведь всякий человек подобен траве... Он думает, что растет, а на самом деле просто стареет. А потом умирает.

   Я знал, что найду свой конец, знал, что он настигнет меня. Так чего же я страшусь?

   Что мне мешает заглянуть в себя? Осознание того, что бессмертный дух тоже может погибнуть? Да, даже душу можно разорвать на части, без остатка растворить в черном мраке и тогда твоя личность исчезнет навсегда.

   И теперь я задыхаюсь, задавленный собственными мыслями. Болото черной дурно пахнущей смолы со всех сторон окружает мой истерзанный разум. В сердце поселилась ледяная, свернувшаяся в тугой клубок змея. Она изредка шипит, лежа на самом дне и роняет в кровь капли яда. Змея ждет, когда наступит час ее последнего прыжка.

   Что же будет, если проклятые мысли не исчезнут, не оставят меня в покое? Я задохнусь?

   Хорошо же... Пусть будет так. Мне действительно хочется умереть и снять с себя всякую ответственность. Лучше бы и не знать ничего. Лучше бы никогда не рождаться. Вообще не существовать. Не знать, какой жестокой может быть правда.

   Я должен сделать выбор, но между чем и чем? Как можно избрать правильный путь из множества путей, если вообще не видишь дороги? Ничего не видишь, ты слеп от рождения, а кто-то лукавый и насмешливый рассказал тебе, что в небе есть солнце. А оно, как и верное решение – всего лишь легенда.

   Сойти бы с ума.... Стать спящим разумом.

   Я не хочу быть здесь? Нисколько. Не хочу стоять на пути Хаоса? Ни в коей мере. Не хочу быть уничтоженным его смертоносным дыханием? Конечно же, нет!

   Так почему же я здесь? Потому что это мой долг.

   Будь он проклят...

   Долг перед всем миром, долг знающего, старшего. Долг того, кто может что-то сделать там, где другие бессильны. Долг падающей на чашу пылинки.

   Приходиться быть честным пред самим собой, потому что рядом все равно больше никого нет. Я думал, что мне удастся избежать невзгод, и прожить остаток жизни легко и просто, но ошибался. И теперь открытое горестям сердце наполняется ядовитой кровью и стучит с удвоенной силой. Я угасаю, угасаю, но кто-то невидимый умело разжигает пламя снова. Не сгораю никогда...

   Забавно, наверное, наблюдать за человеком со стороны. А когда в человеческом теле борются между собой страх за незнакомых людей и безразличие к собственной судьбе, это вдвойне забавнее. И только одна маленькая мыслишка, словно надоедливая мошка, вьется вокруг виска: сделал ли ты хоть что-нибудь хорошее в своей жизни, Дарвей?

   И тут же к ней присоединяется еще одна. А за ней еще. И вот их уже целый рой жужжит вокруг твоей головы.

   Любил ты кого-нибудь, а, монах?! Любили ли тебя, и не одну ночь за звонкую монету? Дорог ли ты хоть кому-нибудь? Чьи слезы упадут на твой могильный холм? Кто не захочет с тобой расставаться ни на миг и последует за тобой даже через предел смерти?

   Однако я не хочу знать ответы на эти вопросы, именно потому, что знаю ответы.

   Поздно я принял решение щадить человеческую жизнь. В ней вся суть, и как только я раньше этого не понял? Она для того и дана, чтобы делать и исправлять ошибки. А я свои ошибки уже исправить не могу. Сижу здесь, в этой изменчивой пустыне и жду неизбежного конца.

   Провидение хранило меня, пока я добирался сюда. Я не встретил препятствий ни со стороны людей, ни со стороны природы. Редкая удача, когда собратья не пытаются тебя ограбить, а Рок, словно специально отвернулся, и не замечает твоего существования. Я пришел сюда раньше бакетов, успел...

   Но разве я мог представить, что с Плато Безумцев открывается такой великолепный вид?

   Желтые холмы вдалеке продернуты фиолетовой дымкой. С наступлением вечера небо поражает своей глубиной. А если провести воображаемую линию от тех коричневых холмов к горизонту, то посередине, словно воткнутая в песок палочка, возвышается одинокая сосна. Что она забыла здесь? Вероятно, даже у сосновых семечек есть своя судьба. И вместо того, чтобы как все расти в лесу, она украшает собой здешний край.

   Я тоже "не как все" и тоже украшаю собой пески. Хотя "украшаю" это не совсем подходящее слово. Скорее уж вношу разнообразие в общую картину.

   Да, я был грешен, но что есть грех как не душевная слепота? Там на помосте, сжимая в руке топор, я прозрел. И Вейнок заплатил за это своей жизнью. Боюсь только, что слишком поздно...

   Бакеты скоро будут здесь. Безвольные тряпичные куклы на руке Хаоса, только тела, без намека на душу. Их тоже жаль, ведь когда-то давно это были простые существа со своими горестями и радостями. Имели талант, но, потеряв бдительность и оказавшись слишком близко к мраку, позволили утащить себя в его темницу. Их искра погасла. А тело осталось, и продолжает жить в угоду своему жуткому властелину.