Текст книги "Разящий клинок"

Автор книги: Майлз Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 50 страниц)

МАЙЛЗ КЭМЕРОН
РАЗЯЩИЙ КЛИНОК

Посвящается тем, кто занимается исторической реконструкцией

ПРОЛОГ
ИМПЕРАТОР

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЛИВИАПОЛИС – МОРГАН МОРТИРМИР

Когда Красный Рыцарь покидал жилище Змея из Зеленых холмов, направляясь на юг в гостиницу в Дормлинге, Морган Мортирмир из Харндона сидел в университетской аудитории в столице империи – Ливиаполисе.

Зданию университета было не менее тысячи лет; внутри стояли потемневшие от времени дубовые скамьи и прочные парты, рассчитанные на четырех студентов каждая. Скамьи были буквально испещрены надписями на десяти разных языках, включая архаику. Сотни поколений будущих магистров оставили здесь свои послания. Просто удивительно, как могли преподаватели и наставники не обратить внимания на подобный вандализм. Арочные окна, разделенные колоннами на две части, с освинцованными стеклами являли утомленному или отчаявшемуся рассудку лишь смутный отблеск внешнего мира.

За партой вместе с Морганом сидели еще трое студентов – две монахини из отдаленных монастырей для женщин знатного происхождения, сестры Анна и Катерина, закутанные в длинные коричневые одежды так, что даже лиц не очень-то разглядишь, и его единственный друг, этруск Антонио Болдески, чей отец заправлял делами чужеземных торговцев.

Преподаватель логики обвел глазами аудиторию.

– Кто-то, кроме Мортирмира, скажите мне: почему? – спросил он.

Шестнадцать студентов, углубленно изучавших магию герметизма, беспокойно заерзали.

– Ну же, дети мои, – подбадривал их магистр Авраам, яхадут.

С представителями этого народа Морган никогда раньше не встречался, а магистр оказался добрым наставником, но оставался таким лишь до тех пор, пока у него не возникало ощущение, что его слушают без должного внимания.

Взгляд магистра остановился на юном этруске.

– Болдески? – От нетерпения его голос повысился на пол-октавы.

В аудитории повисла гнетущая тишина.

– Сформулирую вопрос по-другому. – Тон наставника становился все более раздраженным. – Почему вы не можете применять герметическую силу непосредственно во Дворце воспоминаний?

Сестра Катерина не то вздохнула, не то застонала.

Анна прикусила губу.

Болдески не любил юлить.

– Понятия не имею, – заявил он, пожав плечами. – Но если позволите предположить...

– Нет, – резко перебил его Авраам. – На этом этапе ваши предположения меня не интересуют. Что скажет юный Мортирмир?

У Мортирмира никак не получалось преобразовать потенциальную силу в чистую и готовую для использования, зато он прочитал все гримуары и свитки по теоретической и практической философии, до которых только смог добраться.

Их взгляды встретились, и юноша заколебался. Если он не ответит, станут ли одногруппники относиться к нему лучше?

Скорее всего, нет. Ну и черт с ними.

– Магистр, я думаю, можно управлять эфиром прямо во Дворце воспоминаний, но делать этого не стоит. – Мортирмир пожал плечами, как и Болдески, но их жесты сильно отличались: у Моргана он означал, что тому есть что добавить, а у Антонио – полное безразличие к вопросу.

Не сводя глаз с Мортирмира, магистр Авраам почесал подбородок, скрытый под длинной бородой.

– И почему же ты выдвигаешь столь странное еретическое предположение? – спросил он, изо всех сил пытаясь скрыть удовлетворение.

– Разящий меч Ветрониуса. Разящий меч Гераклита.

Сестра Анна поморщилась от его произношения, ибо на высокой архаике он говорил с альбанским акцентом, а не с местным морейским.

Магистр Авраам постучал кончиками пальцев по зубам – старая дурацкая привычка. Если его пальцы были перепачканы чернилами, то на зубах порой оставались темные пятна.

– Именно. Разящий клинок. Оружие, которое может нанести удар как в реальности, так и в эфире, подразумевает, что его можно выковать во Дворце воспоминаний, а потом использовать где угодно. – Он позволил себе легкую улыбку. – И каков же будет результат применения подобной вещи во Дворце воспоминаний?

Наставник на мгновение замолчал, а пятнадцать студентов побледнели лишь от одной мысли о полном уничтожении тщательно оберегаемых ими воспоминаний и заклинаний.

– Однако этого ты не знаешь, Мортирмир, не так ли? – поинтересовался магистр. Скорее, вопрос прозвучал как риторический. На сей раз пришел черед наставника пожимать плечами. – А теперь, молодые люди, поспешите. Вас ждет алхимия. Мортирмир, останься.

Студенты спешно покидали аудиторию, многие низко опустили головы, чтобы не встретиться с магистром взглядом. Под конец занятий он порой давал задания – объемные и внезапные, словно удары молнии, тщательно продуманные или спонтанные.

Морган сидел, перебирая прямые четки, до тех пор пока не вышел последний ученик, затем поднялся со всем изяществом, на которое было способно его быстро растущее тело, и подошел к наставнику.

Старик нахмурился.

– У тебя блестящий ум, и работаешь ты намного усерднее большинства этих оболтусов. – Он повел плечами и передал Мортирмиру свернутый свиток. – Мне очень жаль, молодой человек. Я сожалею, что приходится упрекать тебя за ошибки. Сожалею, что вынужден вручить тебе это.

Моргану даже не нужно было разворачивать послание.

– Вызов? От патриарха?

Магистр кивнул и вышел из аудитории. Когда он открыл дверь, Мортирмир услышал голоса Болдески и Зеваса, еще одного студента из Мореи, – они о чем-то разговаривали и смеялись.

Он не знал, шла ли речь о нем, но в тот момент ненавидел их всех.

Свиток у него в руке означал, что ему в очередной раз нужно пройти испытание на силу и, если он не сможет ее показать, его отчислят. Он всю жизнь только и знал, что трудился, чтобы попасть сюда. А теперь ему грозило отчисление.

Порой так трудно быть одаренным ребенком.

Моргану Мортирмиру было шестнадцать, и рос он настолько стремительно, что вся одежда немедленно становилась мала. Высокий рост и худощавое телосложение не добавляли ему ни властности, ни достоинства – его лицо выглядело настолько детским, что он легко мог сойти за двенадцатилетнего. Он был неуклюж и, что хуже всего, весь покрыт постоянно гноившимися юношескими угрями, поэтому сестры из Мореи, с которыми он посещал занятия по практической философии, прозвали его Чума.

И Морган прекрасно знал, что так оно и есть. Он был слишком молод, чтобы учиться в университете. А самое скверное, что, несмотря на весь свой выдающийся интеллект, парень никак не мог научиться воздействовать на мир с помощью заклинаний и даже алхимии. Учителя говорили, что у него неимоверно высокий потенциал, но подчинить себе силу у парня не получалось.

Моргану хватало ума, чтобы понимать собственную никчемность. В великой школе высшей философии и метафизики он нужен был разве что в качестве козла отпущения. Им не требовалось, чтобы он по памяти цитировал авторитетные источники или объяснял нюансы работы эфира с точки зрения математики. Он должен был либо подчинить себе силу, либо уйти.

Мортирмир сидел в небольшой таверне в величайшем городе всего цивилизованного мира, уставившись в кружку с вином.

Потом в другую.

А затем в третью.

Днями напролет магистры подстраивали ему разные ситуации, чтобы помочь освободить силу. Наставники не раз хвалили Моргана за его способность безошибочно обнаруживать магию, ее малейшие излучения. Все они сходились в одном – у него просто обязан быть талант. Согласно их оценкам, он обладал просто невероятной силой.

Однако они давно перестали твердить об этом столь громогласно и часто. А теперь патриарх, которому приходилось лично отбирать каждого претендента и проверять его теологическую надежность до присвоения ученой степени, послал за ним.

В следующее воскресенье.

Мортирмир прикусил губу, чтобы не заплакать, но это не помогло, и он разрыдался. То была горькая и глупая жалость к самому себе. Обливаясь слезами, он ненавидел себя за столь детское поведение. Патриарх непременно отошлет его домой.

Хотя дом – далеко не худший вариант. Он просто олицетворял крушение всех надежд Моргана, жаждавшего остаться в Ливиаполисе, где роскошные женщины, обладающие блистательным остроумием, рассуждают о философии с мужчинами, которые пишут книги, а не размахивают мечами. Его место здесь, а не в варварском Харндоне.

Или нет.

В ответ на его знак подлить еще вина к столику подошла не девушка-служанка, а старый бандит с обветренным лицом и злобным взглядом.

– Деньги вперед, – потребовал он, тщательно выговаривая слова на архаике, чтобы его точно поняли.

Мортирмир был одет в альбанский жупон, высокие сапоги, а на поясе он носил меч. Поэтому для них он выглядел варваром, к которому следует относиться как к очередному глупцу.

Он опустил взгляд в кружку с темно-красным вином, намного превосходившим по качеству то пойло, на которое он мог рассчитывать дома. Альбанские вина – лишь жалкие подобия по сравнению с местными.

Юноша выругался. Он знал всю теорию назубок, но никак не мог применить ее на практике.

Чума.

Будучи ребенком, он переболел ею, или так, по крайней мере, ему говорили, а магистр медицины, заинтересовавшийся им больше всего, с пугающей категоричностью заявил, что иногда чума поражает некоторые участки мозга, полностью убивая способность направлять силу.

Мортирмир заказал четвертую кружку доброго вина и снова решил покончить с собой. Он знал, что это смертный грех и что его душа будет гореть в аду целую вечность, но был согласен на это, ибо считал, что таким образом насолит Богу. Богу, желавшему, чтобы грешники раскаялись и обратились к нему. «А вот и фиг тебе!»

Согласно поучениям наставников философии, это стало бы данью двойственности человеческой природы. Однако на пятой кружке вина он смог разглядеть ужасно глупые упущения в собственной теологии.

«К тому же никакого вина там не будет».

И в этот момент его жизнь полностью изменилась, хотя он сам пока ни о чем не догадывался.

Привлекательная молодая особа – старше его, хорошо одетая и, очевидно, состоятельная – решительно остановилась прямо перед ним. Она беспокойно осмотрелась, затем еще раз, но уже с раздражением.

Алкоголь придал Моргану уверенности. Он поднялся и отвесил девушке поклон, более изящный, чем обычно.

– Миледи? Могу ли я вам чем-то помочь? – поинтересовался он на своей лучшей высокой архаике, которая, как ему показалось, прозвучала более свободно, чем всегда.

Его величайшим достижением дома, в Харндоне, было умение читать и писать на настоящей высокой архаике, а здесь на ней говорили даже головорезы. Потому что в Морее это был их родной язык.

Девушка повернулась, и ее улыбка озарила его, словно свет далекого маяка.

– Прошу прощения, господин, – зарделась она, – я не привыкла разговаривать с мужчиной на людях. – Ее веер взметнулся и закрыл лицо, правда, недостаточно быстро, чтобы скрыть краску, стремительно растекшуюся по шее, и...

Морган осмотрелся. Прошло много времени с тех пор, как он переступил порог сего заведения, – он пропустил призыв к вечерней молитве, точно так же как и некоторые другие посетители, а его желудок вдруг решил, что самое время умерить алкогольный пыл и что-нибудь съесть. Даже если потом он собирался спрыгнуть с моста. Вариант броситься на собственный меч отпадал, поскольку тот был чересчур длинным.

Оказалось, он снова сел, точно во сне. Где-то в уголке сознания он услышал собственный голос: «Похоже, я порядком надрался». К слову, прежде он уже напивался – дважды, но не так сильно.

– Можете присесть за мой столик, – предложил он, словно для него это было чем-то обыденным.

Ее взгляд скользнул по нему поверх веера.

– Я, право, не могу, – заявила девушка. – Жду отца. Он что-то запаздывает. Да и, во имя Парфенос-Девы, здесь не место для леди.

Морган подумал, что ей лет девятнадцать, хотя его опыт общения с дамами, особенно с морейками, был крайне ограничен. На занятиях по философии он сталкивался с монахинями, но все они носили полное облачение. Таким образом, Мормиртир знал лишь их голоса и скорость, с которой вызывал их раздражение.

Он не мог сказать, была ли девушка красивой, обыкновенной или уродливой как смертный грех. Юноша просто наслаждался ее румянцем и манерами.

– Пожалуйста, присядьте, я не стану вам докучать, – попросил Морган и поднялся, недоумевая, когда это он успел столь нагло усесться. – Присядьте здесь, а я удалюсь, пока не придет ваш отец...

Он намеревался подтвердить свои слова делом, но ее веер метнулся вперед, чтобы удержать его.

– Не стоит делать подобных глупостей, хотя ваше предложение весьма любезно для варвара, – заявила молодая особа, легонько толкнув его на место.

И вот он снова сидит, и она рядом с ним.

Это было все равно что листать иллюстрированную Библию. Ему приходилось додумывать все недостающее, например, когда она успела сесть? Сделала ли это грациозно?

– Каким образом вы оказались в нашем славном городе? – поинтересовалась девушка.

Вздохнув, Мортирмир ответил:

– Моя матушка отослала меня в университет. – Вышло слегка напыщенно.

– Должно быть, вы очень умный!

– Слишком умный, – горько улыбнувшись, пробормотал он.

Вдруг словно из ниоткуда появился трактирщик – старый лысый ублюдок напоминал шар. Он принялся что-то разливать из кувшина по кружкам, девушка захихикала и поблагодарила его, а комната слегка закружилась.

– Я такой умный, что... – Морган лихорадочно пытался подобрать нужные слова.

«Такой умный, что отвечаешь на все вопросы на занятиях, даже когда прекрасно знаешь, что это бесит твоих одногруппников. Такой умный, что не понимаешь юмора. Такой умный, что не можешь первым заговорить с девушкой. Такой умный, что не можешь сотворить даже простейшее заклинание».

Молодая особа обмахнулась веером.

– Где же отец? – риторически поинтересовалась она.

Трезвая аналитическая часть рассудка Моргана отметила, что при этом она даже не осмотрелась. Он предположил, что она привыкла, чтобы ее ждали, и теперь не знает, как себя вести.

Девушка улыбнулась.

– А вы из хорошей семьи? И вообще, что есть хорошая семья у вас, у варваров?

«Забавная». Мортирмир засмеялся.

– Мой отец – лорд. Вернее, он им был, пока не умер. В общем, все сложно.

Собеседница вздохнула.

– Что именно сложно? Я не спешу, особенно если вы закажете для меня кандианское вино с виноградом.

Ее веер запорхал, словно крылья бабочки. Теперь он двигался в другом ритме, поэтому, хоть она и не перестала намеренно прятаться за ним, Морган успел на мгновение увидеть ее лицо.

«Я разговариваю с морейкой благородных кровей!» – подумал он.

Морган попытался стряхнуть с себя воодушевление, ведь он собирался покончить с собой. Однако юноша уж очень любил поговорить о себе, и даже вино не смогло изменить этого.

– Я бастард, но у моего отца больше не было детей, поэтому несмотря на то, что он так и не женился на моей матери, я, наверное, его единственный наследник. – Он откинулся на спинку. – Он не был каким-то великим аристократом, но замок и городской особняк в Харндоне у него все же имелись. Сейчас моя матушка живет в этом доме.

Девушка засмеялась.

– Прямо как при нашем дворе. Полагаю, вы не имеете никакого отношения к церкви?

Мортирмир развел руками.

– Нет, я – частный ученик, – чересчур напыщенно заявил он.

Юноша видел, что ее все это немало забавляло, отчего тотчас почувствовал негодование, а еще его раздражала собственная неспособность вести разговор без излишней заносчивости.

– Вы богаты? – спросила она, подливая ему в кружку вино.

– К сожалению, нет.

– В таком случае ты ей больше не интересен, – прозвучал над ним низкий скрипучий голос. Морейская дама обернулась, а Мортирмир поднял голову, удивившись тому, скольких усилий это стоило, и уставился в самые светло-голубые глаза, какие он только видел, на круглом лице величиной с солдатский нагрудник. – Правда, Анна?

Девушка вскочила и, яростно обмахиваясь веером, злобно бросила:

– Пошел вон! Ты, сын бродячего кобеля и чумной уличной проститутки, иди окунись в сточную канаву!

Шатаясь, Морган поднялся:

– Если этот человек...

Губы гиганта растянулись в улыбке.

– Ах, Анна, лишь столь часто посещаемая щелка, как у тебя, достаточно велика для моего члена...

Ее веер врезался ему в висок с таким треском, будто где-то рядом ударила грозовая молния. Великан даже не вздрогнул.

– ...докучает вам? – договорил Мортирмир, невероятно гордый тем, что сумел извлечь этикетную фразу из затуманенной вином памяти. Его рука опустилась на меч.

Морган носил оружие, за что над ним немало потешались в университете, поскольку студентам, изучавшим философию, клинки не требовались. Всюду таская его с собой, юноша выглядел еще большим варваром. Однако из-за неспособности сотворить самое простое заклинание вкупе с подростковым упрямством и определенной гордостью за то, что его некогда обучали основам фехтования, он так и не смог расстаться с предметом, являвшимся важнейшим признаком его знатного происхождения в Альбе, даже несмотря на многочисленные предупреждения, угрозы и насмешки.

Мортирмир обнажил клинок.

Гигант отступил на шаг от морейской леди и осмотрел его с серьезностью, с какой обычно магистры изучают препарируемый труп, когда церковные власти разрешают проводить подобные эксперименты.

– Похоже, ты знаешь, как его доставать.

Юноша пожал плечами и заявил:

– Оставь даму в покое.

Таверна затихла. Все взгляды были прикованы к нему, и он почувствовал себя настоящим глупцом, тем более что здоровяк был на голову выше него и, скорее всего, вот-вот пустит его кишки на подвязки. А еще Морган с горечью мысленно отметил, что он слишком упрям, чтобы пойти теперь на попятную.

– Шлюха, – сказал громила, пожав плечами. – Если хочешь со мной драться... Что ж, я люблю драться. Но только пошли на улицу. Внутри нас арестуют.

Мортирмира еще никогда не обзывали шлюхой, но он отлично знал, что такое спускать нельзя. Юноша нетвердо стоял на ногах, но прилив силы духа, нахлынувший, когда он огибал стол, чуть отрезвил его. Левая рука нырнула в кошелек и бросила на стол несколько монет – всякий джентльмен поступил бы точно так же.

Тот душевный подъем – не страх ли это? Он напоминал удар молнии, которую вызывали наставники натурологии из металлических сфер; его пальцы слегка задрожали.

Гигант все время пятился от него.

– Отложи меч, и у нас будет настоящая драка, – предложил он. – Но если ты настаиваешь на использовании этой штуковины, то, скорее всего, я тебя убью. А она, малец, шлюха. Проснись уже.

Мортирмиру все же хватило здравого смысла вернуть меч в ножны, и сделал он это не слишком неуклюже. Юноша заметил, как здоровяк одобрительно кивнул. Он оглянулся и увидел, как морейская леди сгребает со стола его монеты.

Во дворе Морган неспешно отстегнул ремень с ножнами. Гигант был воистину огромен. Судя по говору, он был нордиканцем – из чужеземцев, которых император держал в качестве личной охраны.

Стояла жаркая летняя ночь, и десятки мужчин и несколько женщин высыпали сквозь распахнутые настежь двери таверны во двор. Здоровяк стащил рубаху через голову, обнажив торс, сложенный, казалось, из каменных глыб. Его мышцы угрожающе бугрились.

В тот вечер на Мортирмире был его лучший жупон. Он осторожно снял его, аккуратно сложил и пожалел, что у него нет друга, которому можно было бы доверить кошелек. Собственно, он пожалел, что у него вообще нет друзей.

– Хочу заметить, ты – храбрый малый, раз отважился бросить мне вызов, поэтому я сделаю так, чтобы ты проиграл достойно, – заявил гигант. – А еще ты должен знать, что она проститутка, и даже сейчас она не спускает глаз с твоего кошелька, как пьяница с кувшина вина. – Его архаика звучала с каким-то странным акцентом. – Но она мне нравится... Моя любимица. – Здоровяк пожал плечами. – Я бы даже поделился ею с тобой, если бы мы были братьями по оружию.

Морган залился громким смехом. Полнейшее безумие, но внезапно он осознал, что счастлив. Юноша продолжал хохотать, а мужчины вокруг, услышав его истерический смех, немного изменили ставки – совсем немного, но изменили. Он жаждал смерти, и теперь ему не нужно было совершать самоубийство.

– Я готов, – объявил он.

Великан отвесил поклон.

– Харальд Деркенсан, – представился мужчина, – из гвардии.

Молодой человек поклонился в ответ.

– Морган Мортирмир из университета.

Толпа загудела. Горожане любили и ненавидели университет – оплот величайших умов и гнездо еретиков одновременно.

Драться Морган умел. Двигаться он начал на носках, как некогда учил старшина его отца, и, поскольку терять ему было нечего, в первую атаку пошел напролом. В притворной неуверенности он шагнул вперед и сильно пнул противника, целясь в колено.

Юноша не промазал, но удар пришелся не в колено гиганта, а чуть ниже. Здоровяк убрал ногу, потеряв при этом равновесие. Мортирмир, внезапно протрезвев, продолжил наступление: сделав стремительный выпад правой ногой, он вынудил противника отступить на полшага назад и нанес удар, попав мужчине в живот.

Будто сарай пнул. Он сменил ногу, попробовал еще раз...

И был вынужден выбираться из кучи навоза. Морган пропустил удар и улетел в освещаемую факелами темноту. К счастью, он никак не пострадал, хоть и порядком провонял. Юноша снова ринулся на своего противника, сделанного, казалось, из железа.

– Отличный полет, – заметил гигант. – И хороший удар, между прочим. Очень хороший. – Он ухмыльнулся. – Думаю, мы отлично развлечемся. Сначала я боялся, что мне придется сражаться за двоих, но, по-видимому...

Единственным физическим преимуществом худого, но жилистого Мортирмира была чрезмерная длина рук и ног. Пока здоровяк разглагольствовал, он сделал ложный выпад, будто снова собирается ударить в корпус, а сам ударил ниже и поймал руку гиганта, которую тот, обороняясь, выставил вперед.

Вышел почти идеальный захват... Пока Морган снова не отправился в полет. На этот раз, прежде чем сползти в навозную кучу, его задница впечаталась в стену конюшни.

Боль была просто невыносимой, но, услышав неистовый хохот толпы, парень вспыхнул, словно фитиль фонаря. Скатившись с навозной кучи, Мортирмир понесся прямо на здоровяка.

Деркенсан безмятежно поджидал его, разочарованный подростковым гневом своего противника. Оказавшись в пределах досягаемости великана и положившись на выпитое вино и удачу, юноша развернул бедра, уперся передней ногой в землю и поднырнул под летящую руку нордиканца, тем самым избежав мощного удара, который бы непременно закончил драку. Его вторая нога скользнула за колено противника, а голову он просунул под руку гиганта и сбил того с ног. Это потребовало невероятных усилий, он чувствовал себя так, будто своротил гору.

Деркенсан с грохотом рухнул на землю.

Но в горизонтальном положении он оставался всего мгновение. Кувыркнувшись через голову быстрее, чем можно было ожидать от столь крупного человека, гигант оказался на ногах и стоял, потирая левое плечо и ухмыляясь во весь рот.

– Отличный удар, малец! – проревел великан. Его левая нога взметнулась вперед, и Мортирмир ее перепрыгнул – скорее благодаря везению, нежели тренировкам.

Морган сопел, словно разъяренный бык, а Деркенсан продолжал улыбаться.

– Полагаю, еще раз этот номер не пройдет, – пробормотал юноша.

Здоровяк помотал головой.

Мортирмир ухмыльнулся. Ощущение свободы было необыкновенным, физическое возбуждение оказалось для него чем-то по-настоящему новым. А такая легкость на сердце не могла образоваться только из-за вина.

Намереваясь провести ложный удар в голову, юноша шагнул вперед, но у него ничего не вышло. Едва его вес сместился, он оказался на земле, жадно хватая ртом воздух и мучаясь от боли в спине.

В его голове боль превратилась в нечто другое, он вскочил на ноги и обхватил гиганта – вероятно, самый глупый поступок в его жизни. Мужчина был настолько силен, что просто выворачивал кисти Мортирмира, пока полностью не освободился от захвата, а затем спокойно скрестил руки на груди. Легкость, с которой расправился с ним здоровяк, разозлила Моргана. Он сменил стойку и впечатал колено – довольно жестко – в пах противника.

Нордиканец попятился, а Мортирмир с силой ударил его в живот – гигант согнулся пополам, правая рука юноши устремилась...

Громила перехватил ее своей огромной лапищей, вывернул налево и запустил студента так, как требушет метает камни.

Мортирмир всем телом ударился в стену таверны. Он еще успел подумать, какого удивительного цвета все вокруг и что надо непременно рассказать об этом наставникам, а затем...

– Черт побери, ты меня ударил! – произнес низкий скрипучий голос прямо у него над ухом. – Я вовсе не собирался бить тебя настолько сильно.

Юноша почувствовал холод на своей голове, а еще боль. Болело все тело.

– Ты – настоящий дурень, – пробормотала женщина.

– А ты – отличная помощница, – ответил мужчина.

– Мы могли поделить его деньги. Тебе ведь не платили уже много месяцев.

– Это было бы бесчестно, и я бы ни за что так не поступил. Кроме того, когда он очухается, мы станем лучшими друзьями. Так мне сказала ведьма. – Человек хмыкнул. – Если, конечно, я его не пришиб. Она сказала, что, возможно, я его убью. Я старался быть осторожным, но потом он ударил меня, и я, как всегда, потерял самообладание.

Мортирмир проверил, все ли в порядке с его телом. Он чувствовал себя словно подопытный кролик. Левая нога двигается, несмотря на дикую боль в колене, правая шевелится, с левой рукой и кистью все в порядке, а вот правая рука и кисть болят, словно...

– Пресвятой Евстафий и все досточтимые святые и мученики! – сорвалось с его губ. Он чуть приподнялся и обнаружил, что лежит на кровати, к слову, довольно высокой.

– Пресвятая матерь Божья, он очнулся! – взвизгнула худощавая женщина, вскакивая с пола, где она лежала абсолютно нагая. У нее были длинные ноги и плоский мускулистый живот, но больше всего Моргана впечатлили прекрасные груди и бедра. Восторг от увиденного чуть заглушил боль в сломанной руке.

Гигант склонился над кроватью.

– Хвала богам, ты жив!

Голова Мортирмира гудела, словно ему всадили копье прямо в висок. Он дотронулся до лба. Правая сторона головы была влажной.

– О боже, ты проломил мне череп.

– С братьями я дрался и похлеще, – заявил здоровяк. – Но крови много, – согласился он.

Морган с трудом опустил голову обратно на подушку, и боль чуть ослабла.

– Сколько я был в отключке? – поинтересовался он, пытаясь вспомнить хоть что-то из того, что ему говорил о травмах головы наставник по медицине.

– Почти целый день... Анна? Сколько он был в отключке?

Девушка что-то сердито пробубнила. Она появилась в поле зрения Мортирмира, натягивая через голову платье. И прежде чем показались ее волосы, раздраженно заявила:

– Полагаю, тебе наплевать, что я уже два дня ничего не ела, проклятый богом варвар! А теперь меня еще и другой варвар голой увидел! Уверена, ты мне даже заплатить не можешь – Матерь Божья, я отдаюсь тебе задарма, и почему? Понятия не имею, ведь меня от тебя воротит! Ты самый уродливый тип из всех, кого я только видела, а я – настоящая жемчужина этого города, наипрекраснейшая гетера. Все равно что великолепную кобылу покрывать боровом! О, как я себя ненавижу! Почему я так поступаю? Наверное, в наказание за все мои грехи Господь обрек меня спариваться с самыми низшими формами жизни в трущобах. Следующий, небось, будет прокаженным.

Деркенсан с легкой улыбкой на широком лице наблюдал за наипрекраснейшей гетерой.

– Ты закончила? – осведомился он. – Ненавижу перебивать.

Широко размахнувшись, она изо всех сил влепила ему пощечину. В тот миг ее рука напоминала рычаг катапульты. Шлепок звонко отозвался эхом, а девушка прижала к себе руку, словно гигант ударил ее, хотя все, что он делал, – это стоял неподвижно с едва заметной ухмылкой на лице. Очень медленно здоровяк наклонился вперед, обхватил девушку руками и поцеловал.

– Я все равно тебя люблю, – неторопливо проговорил он.

– Я больше сюда никогда не приду!

Нордиканец разразился громким хохотом.

– Как пожелаешь.

– Я тебя ненавижу! – взвизгнула она.

– Естественно.

Когда девушка вышла из комнаты, здоровяк долго смотрел на дверь, потом вернулся к своему подопечному.

– Вина? – предложил он.

– Никогда больше, – отозвался Мортирмир.

У него возникло какое-то странное ощущение в правой руке. Будто ее лижет пламя. Посмотрев на руку, юноша увидел лишь скользящие лучи закатного солнца, проникавшие сквозь единственное распахнутое окно в этой чертовски жаркой комнате. И все же то было приятное чувство, намного лучше постоянной боли.

Морган снова лег.

Его обидчик вернулся с кружкой отличной воды – с пузырьками, наверное, из какого-то подземного источника.

– Она тебе поможет. Так говорит ведьма. Слушай, я должен идти. У меня сегодня дежурство у ворот Ареса. Целую неделю. Буду позже.

Мортирмир кивнул.

– Я думал, вы, нордиканцы, охраняете только императора.

– Остальным что-то же нужно делать. Мне – дежурить у ворот, – пожал плечами здоровяк. – Засыпай.

Морган чувствовал что-то странное в руках и голове, будто внезапно научился летать или овладел новым языком. Это все...

Он отмахнулся от непонятных ощущений, жестом попрощался с нордиканцем и снова погрузился в крепкий сон.