Текст книги "Разящий клинок"

Автор книги: Майлз Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 50 страниц)

Затем разразился ливень, и дальше пятидесяти футов Питер ничего не мог разглядеть. Река и болото начали наполняться дождевой водой, а едкий запах боглинов исчез.

Питер не знал, они до сих пор там или нет. Выжидая, он висел, зацепившись за корни, чувствуя ужас Стака Гона, а вода в реке поднималась все выше. Тогда перед его внутренним взором возник образ жены, пропалывавшей междурядья кукурузы, – точнее, ее задницы. И ему немного полегчало. В конце концов мышцы Нита Квана завизжали, будто человек, которого пожирают заживо. Он выдохнул, и оба рухнули в ледяную воду.

Глубина в реке по-прежнему оставалась небольшой. Если поблизости и бродили боглины, то либо они не заметили двух промокших насквозь людей, либо им не было до них никакого дела. Питер и Стака Гон быстро поднялись вверх по реке, пересекли длинную плотину, возведенную обычными бобрами, и оказались на северной окраине болота.

И тогда их взорам открылось нечто невероятное. Выбившийся из сил и дрожащий от холода, Питер застыл под хлещущим ливнем, уставившись на бобровую плотину, которую он ошибочно принял за край леса. Высотой в сорок футов, а то и больше, она стояла, точно альбанская городская стена. На ее строительство ушли целые деревья, причем немаленькие. Местами откуда-то сверху сквозь нее просачивалась вода. В существование подобного чуда верилось с трудом.

– Пошли, – сказал Нита Кван.

Видно было не дальше, чем на расстояние полета стрелы, а дождь лил как из ведра. Поэтому взобраться на плотину показалось единственным решением: во-первых, боглинам было бы трудно лезть за ними, во-вторых, обзор оттуда лучше. Питер надеялся, что по верху им будет легче идти.

И он не разочаровался. Из-за поврежденной ступни Стака Гона подъем занял у них много времени, зато вершина оказалась шириной с телегу и кое-где даже покрыта травой. На противоположной стороне плотины раскинулся средней величины водоем, утыканный бобровыми хатками и мертвыми деревьями, среди ветвей которых виднелись огромные гнезда.

По плотине они двигались так быстро, как только могли, и спустились всего на милю или около того севернее лагеря. Проходя мимо двух открытых запруд с медом Диких, Нита Кван попытался запомнить их местоположение. Стака Гон все еще таскал с собой ведра, поэтому парни, несмотря на дождь, наполнили их медом и двинулись дальше.

Дважды сэссаги слышали жужжание огромных пчел, но, к счастью, так и не увидели ни одной. Они шли и шли, пока Питер вконец не разуверился в своей способности определять направление и остановился. Справа он заметил свет и решил проверить, что там такое, опасаясь, что это снова окажется болото. Так и произошло, и он вернулся к Стака Гону. Парень полностью ему доверял, и это пугало не меньше боглинов. Затем свет померк, а дождь усилился, и Нита Кван испугался по-настоящему.

Наконец, где-то за час до наступления темноты, Дающий жизнь почувствовал запах дыма и только тогда осознал, что чуял его уже довольно давно. Потом между стволами деревьев замаячил свет, Питер увидел яркую красно-оранжевую вспышку и понял, что лагерь совсем близко. Они шли все быстрее и быстрее, получив за этот короткий отрезок пути больше мелких ран и царапин, чем за все путешествие. Когда они оказались среди своих, юного Гона множество раз похлопали по спине. Нита Кван искренне удивился, как парень молча переносит поддразнивания соплеменников и ничего не рассказывает о своих злоключениях.

Взглянув на два ведра с медом, Ота Кван кивнул и самодовольно заявил:

– Я знал, что ты не подведешь.

– Мы обнаружили плотину размером с город на расстоянии одной лиги на север от нас. Видел ее раньше? – спросил Питер, когда они остались вдвоем и курили трубку.

Все уснули, поэтому Нита Кван решил, что сейчас самое время переговорить с названным братом. Наедине старший сэссаг значительно меньше артачился и обижался. Ота Кван удвоил караулы, чтобы охранять их добычу – двадцать четыре ведра меда Диких, которым провонял весь лагерь. От насекомых не было спасу: они буквально облепили ведра. Тара Гаса-а-хо начала немного протекать, к гладкой березовой коре пристали сосновые иголки.

Ота Кван затянулся.

– Нет, не видел. Все как в прошлом году: когда мед созревает, земли Диких кишат охотниками за ним. Так что нет времени исследовать окрестности.

– Там есть водоем, причем настолько большой, что дальний берег не разглядеть. Повсюду гнезда цапель и еще каких-то более крупных птиц. И огромные хатки бобров.

Старший сэссаг передал Питеру трубку; тот зажал ее между зубами и выпустил в темноту кольцо дыма.

– Хочешь взглянуть сам завтра?

– Не-а, – ответил Ота Кван. – Мы уже и так видели боглинов и золотых медведей, пока что только двух, но их всегда больше.

Они поднялись задолго до рассвета, доели остатки кукурузного хлеба, намазав его тонким слоем меда, подхватили ведра и оружие и отправились обратно. Целый день у них ушел на то, чтобы пересечь лощину и скалистое предгорье у бобрового королевства, как величал его Ота Кван. Поздно вечером, пока разведчики искали место для лагеря, а все остальные – брод, чтобы перейти на другой берег очередной реки, они наткнулись на мертвых боглинов. Шесть обглоданных трупов лежали на камнях на берегу.

Та-се-хо, старший из сэссагов, присел около наименее поврежденного трупа и с помощью копья перевернул его. В воздух тут же взлетело целое облако падальных мух, а сам разведчик сморщил нос. Та-се-хо был высокого роста, с длинными темно-коричневыми волосами, завязанными в конский хвост, и шрамом от правого колена до самого паха. Еще он носил амулет – кусок видавшей виды кожи, украшенной иглами дикобраза. В какой-то момент Питер осознал, что это человеческое ухо.

– Золотые медведи? – предположил Ота Кван.

Несмотря на то что всякий видевший смерть мог с уверенностью сказать, что трупы пролежали здесь уже несколько дней, все воины мгновенно присели и с опаской всмотрелись в деревья.

Разведчик мотнул головой и принялся внимательно изучать валуны, отмечая про себя то, чего не видели остальные.

Нита Кван направился к броду. Боглины погибли, пересекая реку. С тех пор прошло два дня, но все же...

Поставив обутую в кожу ногу на камень, Питер принялся выбираться из глубокого оврага у берега реки. Бедра все еще ныли от усталости. Впрочем, как и все тело. Поэтому ему пришлось усилием воли заставить себя подняться на валун. Оказавшись наверху, Нита Кван охнул.

Он предусмотрительно направил острие копья на найденных им боглинов, но все они тоже оказались мертвы. Их трупы были разбросаны по небольшой поляне. А один разрезан напополам.

Питер тяжело вздохнул; Та-се-хо выбрался из оврага и присоединился к нему.

– Ого! – воскликнул он и побледнел.

Ота Кван тут же оказался рядом:

– Что случилось?

– Кранноги, – простонал разведчик. – Великаны.

Забирающий жизнь посмотрел на юг:

– Кранноги – союзники южных хуранцев.

– И Шипа, – сплюнув, заметил Та-се-хо.

К СЕВЕРО-ЗАПАДУ ОТ БЕСКРАЙНИХ ОЗЕР – ШИП

Шип спешил, крайне взволнованный своими ощущениями. Черное яйцо безмятежно покоилось на его громадном туловище, окутанное

паутиной силы.

Он шел вдоль залива, глубокие кристально чистые воды которого искрились под золотистыми лучами солнца, очерченные едва заметной береговой линией. Постепенно водное пространство сужалось.

Когда оно стало не шире реки, но намного глубже, на противоположной стороне показался остров. И что-то на этом острове источало силу.

Протиснувшись сквозь вьющиеся стебли лиан и переплетенные ветви деревьев своего Дворца воспоминаний, чародей призвал ветер, расправил мощные, при этом легкие крылья и понесся над водой. Он не думал об опасности и не беспокоился о том, что его могут увидеть. Взлетев до самого солнца, Шип повернул на юг.

Остров буквально благоухал силой. Но там никого не было.

Волшебник не задавался вопросом почему.

С высоты птичьего полета Шип видел, что остров – размером с крупное поместье какого-нибудь богатого лорда в мире людей – простирался на десять лиг на юг до самого Внутреннего моря и на столько же лиг на запад. На северной оконечности подымалась огромная гора, возвышаясь более чем на тысячу футов над грядой холмов и лежащими в ее тени лесистыми долинами.

На вершине горы Шип увидел озеро, из которого вытекала река, великолепным водопадом срываясь с отвесного выступа вниз и образуя глубокий пруд у подножия, а затем каскадом спускаясь до самого Внутреннего моря, вливаясь в него.

Посередине горного озера лежал очередной остров, на котором росло одно-единственное дерево. Шип сложил огромные крылья и резко устремился вниз, нацелившись на него. Через некоторое время он снова расправил крылья, наслаждаясь полетом, затем плавно снижался, пока его ступни не коснулись каменистой поверхности острова. Создавалось впечатление, что дерево неимоверно высокое, хотя на самом деле оно было всего в два раза выше самого чародея. Спрятав крылья, он с трепетом прикоснулся к стволу. Дерево оказалось терновником. Шип запрокинул огромную каменную голову и издал звук, похожий на карканье – по-другому смеяться он не мог.

Под ногами волшебник чувствовал силу земли. Линии силы проходили прямо здесь – три пересекались, а четвертая пролегала глубоко под озером и вытекала наружу, словно родник. Или источник. Как под Лиссен Карак.

Сила пробивалась из-под земли и кружилась в водоеме, созданном самой природой. Чародей выронил посох, со скрипом опустился на колени и погрузил длинные тощие руки в золотисто-зеленый водоворот, затем поднял их – по ним стекала чистая, готовая для использования сила.

Если бы Шип мог, он бы заплакал.

Вместо этого чародей заставил себя подняться, воздел мокрые руки и подчинил своей воле сами небеса.

Высоко в бесконечности эфира его сила зацепила нечто среднее между звездой и камнем, и Шип резко дернул его вниз. Небесное тело с шумом летело сверху, сверкая в сгущающейся темноте ярче самой Венеры. С невероятной скоростью оно рассекало воздух, пока не упало где-то далеко во Внутреннем море.

Шип протянул руки к небесам и крикнул своим врагам:

– Маленькая месть? Отведайте это!

Где-то в Эднакрэгах старый золотой медведь вскинул морду и посмотрел на ночное небо. Он видел падение звезды, и ему это не понравилось. Его самка зарычала. Тогда он опустил свою огромную лапу ей на спину, и она почувствовала его дрожь.

Далеко-далеко на западе Моган заметила, как новая звезда на небе зажглась, а затем рухнула вниз. Демоница задрала голову с костяным гребнем и плюнула.

Глубоко в лесу что-то прервало размышления древнего ирка. Он поднял длинный нос и сумел разглядеть между кронами деревьев, как ярко вспыхнула новая звезда, а потом понеслась по направлению к земле. Увидев это, Тапио Халтия облизал зубы и осклабился – скорее хищно, нежели радостно.

На юго-востоке Аэскепилес внезапно очнулся от неглубокого, полного злобных дум сна. Он лежал на полу монастыря на краю поля Ареса, в окружении дружинников герцога Фракейского. Они громко храпели, пердели и шуршали, переворачиваясь с боку на бок, но он проснулся не от этого. На небосводе, высоко над его головой, мерцали звезды, их свет просачивался сквозь верхний ряд окон монастыря. Магистр императора видел, как одна из них разгоралась все ярче и ярче, пока не превратилась в маленькое солнце. Она сияла настолько ослепительно, что витражные стекла часовни заиграли, отбросив едва заметные дрожащие тени на пол и на спящих солдат. Затем звезда начала падать.

– Изыди! – сплюнул Аэскепилес. Бок болел невыносимо.

Какой-то волшебник только что сорвал с небосвода звезду, бросив вызов остальным. Это было столь же очевидно, как если бы он лично ударил перчаткой по лицу каждого, кто обладает силой.

Магистр лежал, закутавшись в одеяла, и пытался представить, насколько могущественным и сильным должен быть колдун, чтобы сорвать звезду с неба.

Затем в часовню вошел гонец и позвал герцога.

– Вардариоты! – спешно прошептал он. – Они надвигаются!

Герцог недовольно заворчал, как поступил бы на его месте любой другой пятидесятилетний мужчина, разбуженный раньше времени. Он дернул себя за бороду и надолго задумался.

– Пусть сэр Димитрий вернется со своими войсками ко мне, – приказал Андроник.

Стратег Димитрий вырос у самой границы Мореи и командовал большей частью тяжеловооруженной кавалерии. С менее чем половиной своих воинов он отправился под стены города следить за вардариотами с расстояния в десять миль.

Герцог поднялся.

– Оденьте меня, – приказал он своим оруженосцам.

Последний из перебежчиков – главный камергер – сел и проговорил:

– Наверняка они просто направляются к вашему превосходительству. Им уже год как не платили.

Андроник помотал головой:

– Я не могу рисковать. Вардариоты – превосходные воины и представляют собой серьезную угрозу, особенно если застигнут нас врасплох, поэтому нам лучше подготовиться. Они могут проделать ложный маневр, а затем пересечь город, пока мы будем объезжать его снаружи. От одной мысли наткнуться за воротами на пятьсот дисциплинированных истриканцев, вооруженных составными луками с роговыми насадками, меня бросает в дрожь, клянусь Христом Вседержителем!

– Мы справимся с ними, – заявил разбуженный разговором сын герцога.

– Справиться-то справимся, – хмуро заметил Андроник, – да лучше не надо. Если мы продемонстрируем им сплоченную и готовую сражаться армию...

– Конечно, милорд, но... – донесся из темноты голос Аэскепилеса, – что насчет альбанского наемника? Разве он уже не среди холмов?

– Слишком далеко, чтобы хоть как-то повлиять на ход событий сегодня или даже завтра. Да и недостаточно у него сил. Мой источник во дворце утверждает, что он разбил лагерь и выторговывает более выгодные условия.

– Трус, – расхохотался деспот.

Герцог грел руки о кружку горячего вина, которую ему подал слуга.

– Давайте разбираться с проблемами по одной за раз и заставим девицу принять наши условия.

– О да, отлично придумано, мой император. – Голос главного камергера прозвучал одновременно раболепно и очень устало.

– Не называй меня так, – огрызнулся герцог.

К югу от Харндона приор ордена Святого Фомы медленно потягивал вино на балконе. Внизу, на расстоянии в пятьсот футов, раскинулись плодородные долины Джарсея. Его взгляд скользнул по сидящему напротив священнику – мужчине средних лет, на лице которого одновременно читались непреклонность и раскаяние, а еще злость – на самого себя и на весь мир.

– Что же мне с вами делать, сэр? – задумчиво протянул приор.

Вот уже целые сутки он не снимал доспехи в знак покаяния, поэтому каждый сустав в его теле изнывал от боли. К тому же прошлой ночью старый рыцарь так и не смог заснуть: его мучила бессонница. Скорее всего, из-за возраста или потому, что голова была забита разными мыслями. Как у любого грешного священника.

– Отправить куда-то, полагаю, – с горечью заметил собеседник. – Где я смогу догнивать.

Вот уже почти сорок лет приор Уишарт был рыцарем и человеком веры. Он прекрасно знал об удивительной способности людей к самовосстановлению и постоянном стремлении к самоуничтожению. Все, что приор ведал об этом человеке, было открыто ему во время исповеди, нарушить тайну которой он не имел права. Откинувшись на спинку стула, сэр Марк пригубил вино.

– Вы не можете остаться в Харндоне, поскольку это лишь усилит искушение и доведет до греха.

– Знаю, – печально согласился сорокалетний святой отец. Несмотря на грубые черты лица, он был не лишен привлекательности. Его темно-русые волосы, коротко стриженные для удобства, выбивались из-под шлема. – Я не хотел причинить вред.

– Но причинили. Вы достаточно опытны, чтобы предвидеть последствия. Вы один из лучших моих рыцарей и отличный философ, но я не могу оставить вас здесь. Другие равняются на вас, но что будет, если вся эта история станет достоянием общественности?

Священник выпрямился:

– Такого никогда не случится.

– Разве от этого ваш проступок менее греховен?

– Я не глупец, спасибо, приор, – сказал святой отец, пристально посмотрев на сэра Марка.

– Правда? Неужели, сидя сейчас здесь, вы на самом деле утверждаете, что не являетесь глупцом?

Собеседник отшатнулся, будто его ударили.

– Я мог бы попросить освободить меня от клятв, тогда вы бы избавились от меня раз и навсегда, – предложил он.

Впервые в его голосе прозвучало больше раскаяния, нежели непокорности.

– Вы хотите, чтобы вас освободили от клятв, отец Арно? – подался вперед приор.

Большинство рыцарей ордена Святого Фомы были простыми братьями: некоторые, например донатисты[31]31
  Донатизм – церковный раскол в Карфагенской церкви, начавшийся в первом десятилетии IV века и сохранившийся до мусульманского завоевания. Главным действующим лицом на начальном этапе был епископ Нумидийский Донат. Приверженцы донатизма называются донатистами.


[Закрыть], – келейными, поклявшимися проявлять лишь покорность и повиновение; другие – религиозными, давшими обеты нестяжания, целомудрия и послушания. Еще встречались братья по оружию, которые посвятили жизнь молитвам и служению при лазаретах. И лишь немногие становились священниками.

От сражавшихся монахов орден требовал в основном беспрекословного подчинения, другое дело священники – от них ожидали значительно большего.

Отец Арно поднял голову. По его щекам текли слезы.

– Нет, этого я не хочу. Не могу даже представить.

Какое-то время приор теребил бороду, затем его взгляд скользнул по стопке пергаментов и свитков, лежавших под левой рукой. Отрада жизни и вечное проклятье – бумажная волокита. По правде говоря, Арно был одним из лучших братьев на поле брани и в совете, но он совершил ужасную ошибку. Уишарт не хотел наказывать его. Самое большее – пару раз хорошенько стукнуть за то, что его угораздило по уши влюбиться.

Сэру Марку бросилась в глаза черная печать с тремя золотыми переплетенными восьмерками, очень дорогая и притягивающая взгляд. Он сломал ее большим пальцем и пробежал письмо глазами, не скрывая удовольствия. Однажды даже громко засмеялся.

Закончив чтение, приор ударил свернутым свитком о стол, и хлопок напомнил щелчок арбалетной тетивы.

– Отправлю вас к Красному Рыцарю на место капеллана, – заявил он.

– К тому заносчивому мальчишке? Безбожному наемнику? – Священник откинулся назад, помолчал, затем, глубоко вздохнув, добавил: – Но... ведь это никакое не наказание. Любой рыцарь пожелал бы служить... Только бы его простили!

Приор Уишарт подлил себе вина.

– Задумайтесь о собственных недостатках, когда будете наставлять Красного Рыцаря на путь истинный, Арно. Гордыня и высокомерие. Самоуверенность. И помните о том, что его войско состоит из мужчин и женщин, которые, как и все остальные, нуждаются в пище духовной.

Священник опустился на колени и поцеловал руку приора.

– Я отправлюсь туда всем сердцем моим. Приведу его в орден и нацелю на благочестивые деяния.

Склонившись над святым отцом, Уишарт саркастически улыбнулся:

– Он уже совершает благочестивые деяния, Арно, проклиная Бога. Как ты грешил, восхваляя Бога.

Отец Арно вскинул руку, будто защищаясь от удара.

Когда священник ушел, приор посмотрел с балкона. Недалеко от стен его кельи на полях стояли стога второго кошения – зимний фураж для его боевых коней, нового поколения строевых лошадей, которые смогут противостоять самым крупным существам из земель Диких. Дальше в серебряном лунном свете колосилась пшеница – темные квадраты, огороженные живыми изгородями и заборами, тянущиеся до самого горизонта. Джарсей – самое богатое из графств с лучшими сельскохозяйственными угодьями в Новой Земле.

На севере звезда сверкнула серебристо-белым и внезапно сорвалась вниз.

Он видел вспышку и наблюдал за падением звезды. А еще ощутил чужую силу.

Сэр Марк пригубил вино.

Недавнее перевоплощение Шипа мало волновало его. Более насущной проблемой было то, что первый воин короля отправился с армией в Джарсей собирать подати, а вместо этого собирал только трупы. Теперь приор Уишарт пытался решить, что ему следует предпринять, если война затронет сельскохозяйственные угодья ордена.

Но даже это меркло по сравнению с вероятностью того, что король позволит капталю назначить своего кузена епископом Лорики.

– Довольно для каждого дня своей заботы[32]32
  Евангелие от Матфея 6: 34.


[Закрыть], – тихо произнес приор в темноту ночи.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
К СЕВЕРУ ОТ ЛИВИАПОЛИСА – КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ

Переправа через реку – одна из труднейших задач для любой армии и ее командира.

А переправа ночная не описана даже в архаичных книгах, которые мальчишкой Красный Рыцарь читал и перечитывал. Он вспомнил, как изучал военные хитрости, растянувшись у материнского камина, а мать воображала, что он штудирует гримуар.

Он улыбнулся.

Двигаясь быстро, войско покинуло горы и спустилось на берега Вьюна. Проводники стояли всюду: на каждой развилке, на каждом углу, у каждого проема в каменных стенах. Все это были люди Гельфреда: Эмис Хоб, Бородатый Роб, Диккон Кроуфорд и молодой Дэн Фейвор, достаточно рослый, чтобы носить доспехи, и достаточно смышленый, чтобы ходить в разведку. У каждого теперь имелись собственные пажи и лучники. Эмис Хоб сперва посмеялся, мол, какой из него вожак, но он был терпелив, осторожен, и его пажи довольно быстро освоили навыки лазутчиков.

Они направляли колонну к очередной цели и уезжали во тьму, высматривая Гельфреда, который двигался на лигу впереди капитана. На кончике его остроконечного бацинета горела красным светом магическая сфера, заметная лишь тем, на кого Гельфред наложил заклинание ясновидения. Найти его благодаря этому было сравнительно легко – во всяком случае, его же разведчикам, а он мог направлять их, не снижая скорости. После их докладов Гельфред рассылал разведчиков по новым промежуточным пунктам. Сверяясь с картой, развернутой поверх высокой передней луки седла, он применял свое немалое магическое искусство для обработки сведений от сорока человек и заносил их на карту в своем Дворце воспоминаний.

Герметизм, добросовестная разведка и долгое лето, проведенное в доспехах, позволяли отряду двигаться в темноте по незнакомым тропам чужой страны со скоростью шагом идущей лошади. Из-за всего перечисленного казалось, что это легко, а потому пополнение из молодой знати считало, что так оно и есть.

И вот отряд выбрался из горной теснины, миновал оливковые рощи и тем самым шагом добрался до берегов Вьюна. То есть молниеносно.

Колонной по четверо они въехали на переправу: тяжеловооруженные всадники на боевых конях по бокам, а повозки, женщины, лучники и пажи – в середине.

Красный Рыцарь проследовал мимо Ранальда Лаклана и пары его погонщиков, которые закрепляли тяжелый канат. Лаклан помахал рукой. Капитан отсалютовал с улыбкой, отчетливо видной при ярком свете луны. Тучи уносились прочь.

– Гельфред? – окликнул он. – Это и есть переправа?

Гельфред пожал плечами.

– Будь мы вдвое выше Тома – это была бы она. Ею пользуются в засушливые годы, а так даже охрану не выставляют. – Во тьме, освещенной луной, он посмотрел своему капитану в глаза. – Это лучшее, что я смог найти.

«Мы справимся, – произнес Гармодий в голове у Красного Рыцаря. – Самая глубина – на середине пути, там почти пять футов».

Красный Рыцарь кивнул невидимому собеседнику.

– Хорошо. На середине будет глубоко. Мой источник говорит о пяти футах.

– Да в бога-душу-мать! – возопил Майкл. – Прошу прощения, – буркнул он главным образом Гельфреду, который один во всем отряде не ругался.

– Фургоны зальет, – предупредил Гельфред.

Красный Рыцарь грыз яблоко и разглядывал реку.

– И это потребует времени. Если нас побьют, нам не удастся перейти обратно при свете дня с таким-то обозом, – добавил он.

Плохиш Том сплюнул.

– Нас не побьют.

Дюжина мужей сделали пальцами знак отвращения. Уилфул Убийца сплюнул и тронул свой деревянный баклер. Даже сэр Йоханнес выказал недовольство.

– Неплохо было бы, конечно, узнать, приняли ли вардариоты наше предложение и покинули ли они казармы, – сказал капитан.

Сэр Алкей поморщился, но доложить ему было не о чем.

На блестящую броню и вышколенных, спокойно стоявших лошадей ложился белый лунный свет; красные кожаные седла казались бурыми на фоне серой земли и темной зелени оливковых деревьев. Наглухо запертые фермерские постройки безмолвствовали справа от дороги – по сути, это был гравиевый вражек, который вел к заброшенной переправе. И реку тоже заливал лунный свет, отражавшийся в десятке тысяч чешуек, отчего дорога высвечивалась и белела вплоть до дальнего берега. Эффект был настолько мощный, что человеку несведущему могло привидеться мелководье.

«Никто на свете, малец, не обладает подобной силой. Никто не может ходить по воде».

Капитан улыбнулся. Сняв латные перчатки, он покопался в мешочке, нашитом спереди на поясной кошель, – он носил все это, даже будучи в доспехе. Извлек две игральные кости.

– Что, бросать? – изумился Майкл.

– Придурок, – буркнул Том.

Изюминка покачала головой.

Капитан привстал в стременах, встряхнул кости и со всего размаха метнул их в речной поток. Если всплеск и последовал, его не услышали.

– Ступайте, – скомандовал капитан.

Гельфред кивнул и двинул вперед своих разведчиков. Все наблюдали, как они устремляются бродом с конями сначала по щетки, потом – по колени, а дальше кони поплыли и вот уже снова пошли под промокшими ездоками. На середине потока паж Роба, Том Холл, сорвался с лошади, но удержал голову над водой, вцепился в гриву и вернулся в седло, хотя в отряде был меньше всех.

Гельфред трижды мигнул магическим огоньком, и Красный Рыцарь кивнул своим приближенным.

– Они перешли, – сказал он.

Из воинов только ему, Тому, Йоханнесу и Милусу был виден красный огонек на шлеме Гельфреда. Тогда до капитана дошло, что для ночных операций им следовало всем обзавестись опознавательными огнями – разноцветными.

«Держу пари, что древние пользовались магическим светом».

Гармодий буркнул на это невнятно: «Я никогда не утруждался чтением таких книг, но многие из них о войне. Времен Архаики и даже раньше».

«С тобой интересно, старик. – Красный Рыцарь огляделся по сторонам. – Но мне на несколько часов нужен покой».

«Здесь очень скучно, но ладно. Не сомневаюсь, что ты позовешь меня, когда понадобится что-нибудь уничтожить», – ответил старец не без горечи.

В ярком лунном свете Красный Рыцарь видел своих разведчиков, выбиравшихся из воды.

– Спишь, что ли? – спросил Плохиш Том. – Ты в отключке, словно безумный, а губы шевелятся.

Красный Рыцарь выпрямился, свинцовой тяжестью чувствуя на себе бремя командования.

– Как мне не быть безумным? Я еду с сумасшедшим Томом.

Он обвел взглядом свиту, которая умножилась с весны. Все больше рыцарей напрямую подчинялись ему. Это был его резерв – понятие само по себе архаичное. Все уже собрались.

– За дело, – бросил он.

Плохиш Том со смехом пришпорил своего скакуна, который пригнул увенчанную стальными рогами голову и вторгся в реку выше по течению. Преодолевая ленивый, искристый поток, Том взял левее и отделился от основной колонны.

Следом за ним цепочкой потянулись в реку пятьдесят тяжеловооруженных всадников.

А справа, ниже по течению, Изюминка повела еще столько же.

– Что это было? – спросил у Бента Калли.

Бент пожал плечами.

– Капитан совершает странные поступки. Ты и сам знаешь.

Между лучниками вклинился сэр Майкл.

– Вам, джентльмены, недостает классического образования. Метая кости, он как бы говорил: «Жребий брошен». И в нашем случае возврата тоже не будет.

Он посмотрел на старших лучников, которые, в свою очередь, уставились на него. В конце концов он фыркнул, развернул коня и устремился за пересекшим реку отрядом Плохиша Тома.

– Так бы и сказал, – буркнул Калли.

– Щенок спесивый, – согласился Бент.

Переход занял меньше получаса, после чего войско со скоростью подводы тронулось маршем по тракту на другом берегу.

Серьезных неприятностей не было, но разные мелочи замедляли продвижение. У телеги Лизы отлетело колесо, пришлось чинить. А за двумя колесными мастерами, которых нанял отряд, понадобилось посылать в начало колонны; они же сами были вынуждены откатить свою тележку назад и уже на месте призвать двадцать лучников, чтобы подняли сломанную телегу. Работы же было на пару минут, хватило переносной наковальни, однако на все про все времени ушло больше, чем на форсирование реки.

Дважды колонне пришлось останавливаться, так как Гельфред путался в лабиринте безымянных дорог, которые исчертили поля центральной Мореи. Ограды вокруг полей были не меньше шести футов высотой, а зачастую и все двенадцать – точнее, сами дороги, утоптанные за тысячи лет, вдавились в каменистую почву на добрые шесть футов, а потому даже всадник на крупном коне не мог заглянуть за стенки, которые тянулись с боков. Сами дороги были достаточно широки, чтобы проехал полноценный фургон или три всадника рядом; местами – уже, если к ограде примыкало старое дерево, успевшее вырасти на пути. Старые стены кое-где осыпались, и дорогу приходилось расчищать, ради чего капитан переместил в начало колонны отряд первопроходцев из крестьян.

Прокладывать маршрут Красный Рыцарь предоставил Гельфреду. Охотник лучше всех ориентировался на местности, и если он заблудится, то стоит дать ему время нащупать путь. Поэтому Красный Рыцарь сидел в седле, сдерживая свою досаду, как осаживал ратного скакуна – здоровенного жеребца, с которым только начинал налаживать дружеские отношения.

Гельфред поехал вперед, растворяясь в сланцево-сером сумраке. Две минуты, пока его не было, тянулись невыносимо долго.

– Порядок, – доложил он, вернувшись. – Прошу прощения, милорд. При таком свете все выглядит не как обычно.

Лицо у него было откровенно измученное.

Красный Рыцарь хлопнул его по бронированному плечу.

– Веди нас.

Гельфред кликнул Эмиса Хоба и его пажа.

– Ступайте и приведите всех – мы заехали слишком далеко на запад. – Капитану же он сказал: – Нам нужно подождать, пока стрелки не выставят заслон заново.

Капитан взглянул на полоску предрассветного неба, похожую на волчий хвост. Но то был лишь зодиакальный свет, а не истинный восход солнца. Время у них заканчивалось.

– Нам некогда дожидаться ваших людей, – сказал он. – Придется быть самим себе дозорными.

– Я поведу, милорд, – кивнул Гельфред. – Вы знаете, чем мы рискуем.

Красный Рыцарь громко рассмеялся:

– Мы можем нарваться на засаду?! В путь! Кто приходит первым, тому и честь!

Гельфред состроил мину.

С охотником поравнялся Ранальд Лаклан.

– Мать его так – с чего он такой жизнерадостный поутру? Впрочем, могло быть и хуже – спасибо, хоть не богохульствует.

– Согласен, – со вздохом буркнул Гельфред и развернул коня.

Увы, их невзгоды не кончились.

Коль скоро не прошли вперед разведчики, согнать с дороги поднявшихся засветло фермеров было некому. И вот за милю до цели отряд достиг большой развилки, которая оказалась забитой овцами от стены до стены. Сотнями овец.

Два пастуха, сидевших на пони, свистом и посохами направляли дюжину собак. Гельфред слишком плохо знал архаику, чтобы вступить в перебранку. Перекресток был закупорен полностью, не хуже, чем отрядом копейщиков, окажись они на том же участке. И самое плохое: ратные кони пришли в ярость из-за овец, которые кучковались в опасной близости от их беззащитных ног.