Текст книги "Разящий клинок"

Автор книги: Майлз Кэмерон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 50 страниц)

Ранняя осень пришла в леса, клены с березами были чуть тронуты золотом и багрянцем, а потому издали казалось, что их зеленое море потеплело, но это впечатление опровергал леденящий воздух. Огромная река текла между внушительными возвышенностями, которые вырастали из широких равнин на обоих берегах, и корабль словно плыл по длинной и узкой горловине. Западный ветер наполнял паруса, и носы рассекали воздух со скоростью, от которой их окутывал белесый туман.

– Далеко ли до нашего порта? – спросил Черный Рыцарь.

Де Марш покачал головой:

– Не знаю, милорд. Эту экспедицию снарядили с опорой на сведения, полученные от предателя – этруска, который бежал от семейной ссоры. Я думал, что он пойдет с нами. К сожалению, его, похоже, убили.

– У этрусских гильдий длинные руки, – признал сэр Хартмут.

– Да и порта как такового не будет, – добавил де Марш. – Просвет в лесу, поляна и берег – вот лучшее, на что мы можем рассчитывать. Но генуазские корабли, которые мы обнаружили... их разрушение означает, что мы станем первыми на рынке.

– К черту рынок! Наша задача куда благороднее, – возразил сэр Хартмут. Де Марш осторожно набрал в грудь воздуха.

– Так ли это, милорд? – спросил он.

Беседы с сэром Хартмутом были делом тонким. Смерть любимого оруженосца и исход битвы с ийагами швырнули сэра Хартмута в экипаж де Марша, но рыцарь был личностью темной, тяжелой и ни в коем случае не товарищем.

– Мы захватим один из альбанских замков, – ответил сэр Хартмут. – И возглавим вторжение пришедших из-за Стены.

Де Марш заморгал.

– Какой замок, милорд?

– Тикондагу. Знакомое место?

Де Марш почесал в бороде.

– Это куда дальше на запад, чем я планировал в нашем странствии, – сказал он. – Мы уже заплыли почти в такую же даль, как в моей предыдущей экспедиции. Если верить нашей имперской карте, Тикондага находится еще в трехстах лигах вверх по Великой реке. А река будет сужаться с каждым днем, и соответственно – возрастать риск сесть на мель. Потеря даже одного корабля...

– Ну так поберегитесь, – кивнул сэр Хартмут. – Мы преуспеем только при наличии всех трех кораблей и всех же солдат.

Де Марш вздохнул дважды, глубоко.

– Милорд, мои люди – матросы, а не солдаты, и мы предполагаем отдохнуть и... – Он понизил голос и следующие слова произнес, как будто сказал ребенку нечто грязное: – Заняться торговлей...

– Понимаю, – улыбнулся сэр Хартмут. – Но ваши люди более чем убедительно доказали, что заслуживают лучшей доли. Мы возьмем Тикондагу в осаду.

Де Марш сделал еще один глубокий вдох.

– Милорд, говорят, что эта крепость – одна из прочнейших в мире, ее построили древние.

– Тем почетнее ее захватить, – кивнул сэр Хартмут. – Не бойтесь, господин моряк! Бог не оставит нас.

Де Марш посмотрел на сэра Хартмута, и мысли, должно быть, отразились у него на лице, потому что Черный Рыцарь усмехнулся.

– Вам странно слышать, что я поминаю Бога? Послушайте, господин моряк, я – рыцарь. Я убиваю врагов моего короля и моей веры. Меня ненавидят, потому что в итоге я обязательно побеждаю. Люди поносят мои методы, потому что сами они завистливы, слабы или глупы. Война – это бойня. Что с того, что я прибегаю к алхимии? Герметической магии? Да предложи мне помощь сам сатана... – Он улыбнулся.

«Мне совершенно не хочется в это соваться», – подумал де Марш. Но любопытство, как обычно, пересилило.

– Сатана в помощь Богу? – спросил он.

– В каждом деле найдется предатель, – ответил Черный Рыцарь. – Даже в сатанинском.

Они проплыли по Великой реке десять дней и миновали два возведенных на высоких береговых выступах и обнесенных палисадами с туго сплетенными колючими изгородями «замка» пришедших из-за Стены. Матросы принялись выкликать местных красоток и за свои старания были осыпаны стрелами.

Де Марш взирал на проплывавшие мимо селения с вожделением мореплавателя. Но у сэра Хартмута было письмо от короля, и де Марш повиновался приказам, хотя понимал, что его используют.

Однако день одиннадцатый оживил его надежду поторговать. Всем своим людям, включая офицеров и рыцарей, он урезал пайки, и то, что осталось, выгнало сэра Хартмута на палубу в настроении угодливом, если такое вообще возможно для Черного Рыцаря.

– Станем ли мы лучше питаться, если я позволю вам торговать с этими варварскими хижинами?

– Полагаю, милорд, что мы разживемся олениной и зерном. Может быть, даже хлебом. Но мне придется пойти на разведку. Торг быстрым не бывает.

Де Маршу отчаянно хотелось сойти с корабля, изучить глубинку, познакомиться с людьми, наметить новые маршруты. Но оскорбить сэра Хартмута означало подписать себе смертный приговор.

Какое-то время Черный Рыцарь смотрел поверх корабельного носа.

– Отлично, – промолвил он. – Наша задача упростится, если мы заручимся доверием крестьян.

Де Марш сомневался, что сэр Хартмут завоюет их доверие, но на попытку хотел бы взглянуть, а потому, когда поздним утром двенадцатого дня на Великой реке показался огромный остров с третьим городком пришедших из-за Стены, он бросил якорь с подветренной стороны и кликнул Люция.

– Вы что же, не наденете доспехов? – спросил сэр Хартмут. – И свиту не возьмете? Я был бы счастлив сопровождать вас.

Де Марш покачал головой.

– Милорд, молю позволить мне руководить этим делом. Если мы напугаем или прогневаем здешний народец, то ни торговли, ни союза не будет. Нам следует приблизиться к ним с дарами, добрым словом и пустыми ладонями.

Сэр Хартмут всмотрелся через борт в островное селение.

– Нам хватит сил взять его штурмом, – заметил он. – Если не выйдет с Тикондагой, то это место прекрасно сойдет за королевскую базу.

Де Марш откашлялся.

– Взять его штурмом, конечно, можно, милорд, – сказал он. – Однако я не уверен, что мы его удержим. Наверное, я не вполне доходчиво объяснил, что каждое владение в Галле само по себе является частью больших владений, принадлежащих более важному господину, а потому большинство пришедших из-за Стены – вассалы повелителей Диких.

– Адских демонов, вы хотите сказать? – уточнил Черный Рыцарь.

Глаза его сверкнули, а рука потянулась к мечу.

Де Марш перехватил взгляд Люция.

– Не совсем, – сказал он.

На пару с Люцием они погрузились в открытую шлюпку. Когда корабль остался далеко позади, Люций проговорил:

– Когда ты сказал ему, что твой этрусский осведомитель мертв...

Де Марш с ворчанием налег на весло. Река была бурной, а гребли они против резкого ветра. На берегу собралась дюжина пришедших из-за Стены, и двое были в длинных беличьих мантиях, что выдавало в них знать – как и замысловатые, похожие на венцы головные уборы. Но проводить параллели было опасно. Носить такой убор мог любой свободный хуранец. Это были не совсем венцы.

– Люций, ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что у меня и у сэра Хартмута разные цели в этой экспедиции? – спросил де Марш.

Люций отвернулся.

– Он ужасен.

– Знай он, сколько известно тебе, боюсь, что тогда...

Де Марш умолк. Теперь на берегу собралось больше пятидесяти человек. У некоторых имелись копья со стальными наконечниками.

– Северные хуранцы – одно из сильнейших племен, – сказал Люций. – Если нынешним летом наш флот потерпел неудачу, то в каждом сарае полно тюков – мехов на продажу. Господи Иисусе, ты глянь на них!

До берега осталось триста ярдов, и на галечном пляже их поджидала уже тысяча пришедших из-за Стены.

Гребцы причалили; нетерпеливые руки подняли шлюпку, и суденышко понеслось над сушей, как только что летело по волнам. Когда де Марш перешагнул через борт, сотня мужчин и столько же женщин схватили его, принялись щипать и толкать; женщины были в основном почтенных лет, в мехах, украшенных бисером и перьями.

Люция, который худо-бедно изъяснялся по-хурански, немедленно окружили вожди – двенадцать мужчин и четыре женщины; де Марш протолкнулся к нему и встал рядом.

– Эти вороватые варвары стащили у меня кинжал, – посетовал он.

– Я же не велел тебе брать нож, – улыбнулся Люций. – Успокойся. Кинжал – это недорого за их любовь. Как я и думал, этрусского флота здесь в этом году не было. Силки, которые уничтожили генуазцев, обездолили этот народ. Местные воюют со своими южными сородичами, и у них нет ни арбалетных стрел, ни доспехов... вот, Дезонтарий мне только что говорил, что они уже приготовились заключить мир, а наше прибытие позволит им вести войну.

Де Марш надул щеки и выдохнул.

– Такое впечатление, что воюет весь белый свет, – буркнул он.

Люций же как будто стал выше и более властным.

– Клянусь Богом, я сокрушу соотечественников! – сказал он. – И вся торговля будет нашей, ибо на то воля Господа. Мы озолотимся!

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
СТРАНА ТЫКВ – ОТА КВАН

Обратный поход через земли Диких был стремителен, и предприятие представилось легким.

Кранногов они видели ежедневно. Гиганты ходили, как вздумается, и оставляли полосы разрушения всюду, где шастали: в лесах, болотах и параллельно трактам, – как будто крушили скалы и деревья так же легко, как убивали животных и собственно Диких. По их размашистому следу Ота Кван выслал своих лучших следопытов и с хитроумным солдатским расчетом перемещал их между укрытиями.

После третьего дня Та-се-хо покачал головой.

– В жизни не видел столько рхуков, – признался он. – Что-то разворошило их гнездо.

Шли медленно, так как мешали тяжелые, липкие, громоздкие корзины с медом, которые воины несли на длинных коромыслах. Проторенным путем силач мог весь день нести их четыре штуки, но стоило отряду сойти с широких трактов, как путешествие по тропам земель Диких с коромыслами на плечах стало напоминать Нита Квану о годах, проведенных в рабстве в горах восточнее Альбинкирка.

К моменту, когда отряд достиг деревни, они повидали двадцать великанов и обошлись без потерь, а репутация Ота Квана как вожака достигла новых высот. Меда собрали почти пятьдесят берестяных корзин и ни одной не потеряли в полном опасностей возвращении домой.

Но всякое торжество мгновенно затмилось откровенным унынием, которое царило в деревне. В восточном углу сэссагских владений рхук разорил пару селений. Из народа погибли немногие, благо рхук чересчур увлекся общим разгромом, чтобы сосредоточиться на мелких жертвах, но выжившие стали беженцами, надвигалась зима, и притекавшие ручейком новые лица грозили поглотить все излишки, накопленные сэссагами после военной весны.

Матроны собрались, потолковали и призвали Рогатого – старого шамана, который разбирался в местной истории, а его ученик Гас-а-хо проболтался, что того спрашивали о Священном острове.

– И что? – спросил у жены Нита Кван.

Она огляделась, словно боялась, что их подслушают.

– Мне не положено знать, я пока не матрона, – сказала она и погладила себя по животу. – Хотя надеюсь, что вскорости ты увидишь, как положение изменится.

– «Не положено знать» не означает «не знаю», – заметил он.

Она пошевелила пальцами ног.

– На востоке, на самой границе наших и хуранских охотничьих земель, в море есть остров, а на нем – гора с озером на вершине. Посреди озера – еще один остров. Все люди и твари земель Диких считают его священным.

– Священным? – переспросил он.

– Владеть им не дозволено никакой Силе, – сказала она и больше не проронила ни слова.

На следующий день они с Ота Кваном чинили сети, Нита Кван спросил у Гас-а-хо про остров, и юнец, раздувшись от важности, ответил:

– Это дело шамана.

Они латали сети, так как матроны постановили отправить на остров рыболовецкую экспедицию и наловить побольше рыбы, чтобы на зиму засолить. Другой отряд мужчин прочешет северные и западные леса, промышляя оленя – и чтобы загодя предупредить о кранногах.

Когда мальчишка ушел, Ота Кван аккуратно завершил ремонт, умело орудуя берестяной нитью. Покончив с делом, он поднял глаза.

– Это Шип, – сказал он.

– Почем тебе знать? – ответил ему Нита Кван с толикой раздражения.

Несмотря на успехи Ота Квана, его неисчерпаемое чувство превосходства бесило неимоверно.

– Жене сказала ее мать, а та – уже мне, – пояснил Ота Кван. – Шип лишил это место силы, а я не думал, что она у нас есть. Я не ожидал, что дикий край так мал.

– Что же делать? – спросил Нита Кван.

Шип был скорее именем, чем реальной угрозой, но он понимал, что именно колдун оказался той Силой, которая стояла за их весенней кампанией.

– Он же не может заставить нас воевать зимой – или может?

– За годы, прожитые с народом, я уразумел одну вещь, – сказал Ота Кван. – Пусть решают матроны. На их решение можно повлиять, если правильно подать сведения, но после этого с их словом нужно смириться.

– А что, приходилось? – спросил Питер.

– Приходилось – что? – не понял Ота Кван и перекусил берестяную нить.

– По-своему подавать матронам сведения? – Питер толком не понимал, чем бесит его брат, но мало-помалу распалялся.

Ота Кван развел руками.

– Не строй из меня злодея. На нас грозит обрушиться весь ад, братец. Пойми, там великаны! Они громят деревни, и если ударят по нам, то нам придется зимовать в лесу, и большинство стариков и детей перемрет. Это не мое мнение, а истинное положение дел.

– Так что же нам теперь, договариваться с Шипом? Это его рук дело? – спросил Питер.

Ота Кван помрачнел.

– Так думают матроны. А сам я не знаю, что и думать.

– Что-то новенькое, – улыбнулся Нита Кван.

– Я не хочу ссориться, брат, – покачал головой Ота Кван. – Матроны считают, что надо послать за союзниками. Союзники могут создать путаницу.

– А Хуран? – спросил Нита Кван.

– Южный Хуран воюет с Северным. Тут ничего нового. Откуда нам знать, кто начал? Южан подкармливает империя, а северян теперь снабжают товарами этруски. Они воюют из-за бобровых шкур и меда. Матроны говорят, что в этом году этруски не появились. Мой род всегда следил за такими делами и разбирался в них. Когда я был другим человеком в другой жизни. С чего я решил, что мне будет легко и просто у сэссагов? Это жизнь!

Матроны совещались три дня. На их памяти это был самый долгий совет, и всякая деятельность в селении замерла. Поползли слухи: дескать, придется собирать пожитки и сваливать, пока не уйдут великаны; или другое: предстоит большой набег на Хуран, чтобы разжиться продовольствием и рабами; а то еще, что к Шипу направят посольство...

В итоге старшая и самая рослая в деревне матрона – Синий Нож – позвала на совет мужчин.

– Шип перебрался на Священный остров. – Она огляделась с невозмутимым достоинством, которое сопутствовало матронам во всех начинаниях. Поговаривали, что между собой они люто собачатся, но если в их единстве и были трещины, то они этого никогда не показывали. – Шаман сделал расклад. Он подтвердил, что на Священном острове находится именно Шип и это его колдовство направило в наши края кранногов. – Она обвела собравшихся взглядом, и Питер почувствовал, как тот остановился на нем. – Мы обсудили, не обратиться ли к Тапио Халтии в Н’Гаре, а также к Моган и ее народу. На эти земли предъявил права брат Моган, Туркан. Но он погиб, когда столкнулся с Шипом, и Шип, вероятно, отныне считает себя здесь хозяином.

Ее глаза снова прощупали толпу. И Питер опять почувствовал, что выделили его.

– Мы хотим положить конец этой распре. Посоветовались с воинами. Они говорят, что каждый рхук, которого мы убиваем, ничего не значит для Шипа, а нам обходится в десяток человек. Еще они говорят, что даже в разгар зимы Шип в состоянии сеять пожары и смерть, а людям даже на снегоступах будет нечем ответить. Поэтому Тадайо решил за весь народ: пренебрегать требованиями Шипа и жить по-своему. Он счел, что мы достаточно сильны. Возможно, так оно и было бы, не стань Шип нашим соседом. Теперь мы должны найти другой путь. Тадайо мертв. Мы потеряли две деревни. Поэтому матроны постановили выслать к Шипу посольство. – Она поклонилась Ота Квану. – По нашему выбору, его возглавит наш брат Ота Кван.

Ота Кван встал и поклонился:

– Я принимаю задание и трубку мира. Постараюсь смягчить нрав Шипа.

Синий Нож чуть нахмурилась.

– Посули ему все, чего пожелает. Сдай все, кроме наших тел. Предложи воинов для его войн.

Ота Кван не скрыл возмущения:

– Это же трусость!

– Матроны повидали возвышение и падение многих Шипов. Мы слишком слабы, чтобы с ним бороться. Поэтому мы предоставим ему наименьшую помощь, какую сможем, не навлекая его гнев. Сложим о нем песни, будем во всем содействовать.

– А потом, когда он ослабнет, – ударим! – подхватил Ота Кван.

Синий Нож мотнула головой.

– Нет. Когда он ослабнет, ударит кто-нибудь другой, а мы тихо отступим и займемся посевами.

Народ исполнил три песни – те, что пели в страду, – и все потянулись на выход. Питер уже был у порога, когда его придержала маленькая, но крепкая, как у великана, рука, и он посторонился, давая пройти остальным. Возле него остановились Синий Нож, Маленькие Ручки и другие матроны.

– Ты не пойдешь с Ота Кваном, – объявила Синий Нож.

Опыт общения с матронами у Питера был весьма небогатый. Они никому не приказывали – среди свободного народа этого не делал никто. Поэтому ее тон застиг его врасплох, и он заозирался по сторонам. Жена стояла сзади, и она отрывисто кивнула в знак согласия.

– Ему это не понравится, – сказал Питер.

Маленькие Ручки угрюмо кивнула.

– У него будут другие спутники и товарищи. Тебе идти нельзя. Пожалуйста – мы просим тебя об этом.

Питер поклонился:

– Я не пойду.

Следующая неделя выдалась одной из труднейших с тех пор, как Питер стал сэссагом. Ота Кван, не теряя времени, позвал его, а когда приглашение было отклонено, постепенно рассвирепел.

– Не позволяй бабе превращать тебя в труса, – сказал он при третьей попытке.

– Она и не собирается, – пожал плечами Питер.

– Ты мне отчаянно нужен! Люди идут за мной не только потому, что я многое умею, но и потому, что за мной идешь ты! Та-се-хо остается. Знаешь, что он сказал? «Нита Кван не пойдет».

Ота Кван постепенно багровел, голос его повышался, и по всей деревенской улице к ним поворачивались головы. День был холодный, ветреный – начало осени. В воздухе висела дождевая пыль, а на бобровом лугу юго-западнее селения заметили двух рхуков, и это всех поставило на уши.

– На этот раз я не пойду, – повторил Питер со всем посильным спокойствием.

– Почему? Назови хоть одну причину! Я отлично справился с медосбором. Ничем тебя не обидел. Веду себя вежливо с твоей сукой женой...

Они уставились друг на друга. Питер был совершенно невозмутим.

– Пожалуйста, уйди, – попросил он.

Ота Кван упер руки в бока.

– Я захожу не с того конца. Прости, я не считаю твою жену сукой. То есть считаю, но полагаю, что ты в ней видишь что-то такое, чего не видно мне. Послушай, брат. Я взываю к тебе! Согласен, что мы едва познакомились друг с другом за это лето. Но ты мне нужен.

В душе Питер знал, что такое признание дорогого стоит – мол, в Нита Кване есть нужда.

Он выдавил улыбку и начал:

– Мне лестно...

– К хренам собачьим твою снисходительную воркотню! – с неожиданной яростью перебил его Ота Кван. – Оставайся и загнивай.

Развернувшись на пятках, он зашагал прочь. Питер подумал, что потерял друга. И брата. «Зачем матроны ставят меня в такое скотское положение?»

Ота Кван отбыл на следующий день в сопровождении шестерых человек. Все они были воинами, закаленными в летней кампании. Все шестеро – троих набрали из соседней деревни в Кан-да-га – слыли искуснейшими бойцами, каких только мог предоставить народ, все горячие молодцы, искушенные весьма и весьма.

Ота Кван покинул селение, вооруженный своим лучшим копьем и мечом, в великолепном волчьем плаще и тунике из оленьей шкуры, по которой вдоль каждого шва тянулась отделка с четкой кромкой из игл дикобраза и шитья, выполненного лосиным волосом. Он был вылитым королем пришедших из-за Стены, каким его представляют альбанцы, и вышагивал с гордостью. Не глядя по сторонам, он отверг объятия Питера и вскоре скрылся из вида.

Едва он ушел, матроны собрались на улице. Амийха закатила истерику, а мать ее резко осадила.

– Вы послали моего мужа на смерть! – крикнула та и бросилась в свою хижину.

Синий Нож закаменела лицом и подала знак Питеру.

– Нита Кван! – позвала она.

Он подошел. Та-се-хо последовал за ним.

Матроны столпились перед домом Амийхи: у сэссагов жилищем владела женщина.

– Нита Кван, последняя неделя выдалась для тебя тяжкой. Но мы избрали твоего брата для дела меньшего. Он потерпит неудачу: пойдет к Шипу, а Шип соблазнит его предложением войны. Таков путь мужчин.

Из хижины доносились рыдания Амийхи.

– Тебя мы отправим к Моган. Ты ей понравился – она с тобой заговорила. Ты должен выступить немедленно и поспешать вовсю. Ее народ силен, и у него много союзников. Поведай ей правду – скажи, что на нас идет Шип, а мы слишком слабы и только сгибаемся, как былинки под ветром.

Нита Кван понимающе вздохнул.

– Так нечестно. Мой брат... – Он помедлил. В глазах женщин тоже читалось глубокое понимание, невысказанное знание. Нита Кван понизил голос и обнаружил, что зол, а Ота Кван никогда не доводил его до подобной злости. – Если бы вы отправили к Моган брата, он бы встал за народ горой. А если бы меня послали к Шипу, то ради народа я бы валялся у него в ногах. Отправив к Шипу Ота Квана, вы обрекли его на гибель.

Синий Нож взглянула на него свысока.

– Так и должно быть. Война станет его личным выбором и скроет наши намерения от Шипа. И все, кого мы отправили с Ота Кваном, настолько же воинственны.

– Мой брат бывал таким не всегда! – выпалил Нита Кван. – Он честно пытался...

– Мы принесли твоего брата в жертву Шипу, – сказала Синий Нож. – Он муж моей дочери и отец моей внучки. Не воображай, будто это не вызвало многих споров и пререканий.

Разъяренный Нита Кван сделал вдох и выдохнул, как учил его отец пять тысяч лиг тому назад.

– Ладно, – сказал он. – Я пойду. Но вы ничем не лучше других королей, вождей и тиранов, если вот так вот посылаете людей на смерть, не давая им ни лучика надежды.

Маленькие Ручки покачала головой.

– Ты зол, Нита Кван, и голова твоя распухла от слез. В пути, когда закуришь трубку во тьме у костра, подумай-ка вот о чем: стоит ли жизни всех жизнь одного человека? Или о другом: с Ота Кваном не будет нас, и мы не сможем сделать выбор за него. Если он сыграет ту роль, которую мы ему предписали, то вернется целым и невредимым, а мы извинимся и расскажем, как его использовали.

– Но он ее не сыграет. Он выберет Шипа. По собственной воле. – Синий Нож посмотрела Нита Квану в глаза. – Ступай к Моган и моли за нас. Давеча Шип послал разных тварей – каких-то птиц, или летучих мышей, или мотыльков – убивать людей к югу от Кан-да-га. Он на этом не остановится.

Нита Кван отбыл на следующее утро после страстной любви с женой и слезного прощания.

– Может быть, меня тоже приносят в жертву, как Ота Квана? – спросил он у нее. – Узнаешь ли ты об этом? Скажешь ли мне?

Она прильнула к нему, коснулась грудями, лизнула в нос.

– Я могу чего-то не знать, но то, что знаю, всегда скажу. Все матроны – ведьмы. Они меня не любят. – Она лизнула его снова. – То, как они поступили с Ота Кваном... Любимый, я сожалею, но он сам напросился. Слишком много о себе возомнил. Ему хотелось быть полководцем – он так и заявил. На тебя он не похож. Ты породнился с нами, а он остался южанином, который прикидывается сэссагом.

Нита Кван удовлетворился этим утешением и решил не ругаться с женой перед разлукой.

Он взял с собой только Та-се-хо, который знал дорогу, и мальчонку-шамана, Гас-а-хо. Они захватили луки, из еды – пеммикан и больше почти ничего. Нита Кван отказался от меховой мантии посла, уложил в свою альбанскую походную суму одеяло и расшитый пояс, который сделал шаман, и все трое, поклонившись матронам и поцеловав подруг, покинули деревню бегом, как охотники или воины, а не степенным шагом, как подобает послам.

Первые три дня путешествия шел дождь. Ветер задувал все яростнее, температура падала, и путники разводили огромные костры, жались друг к дружке в наскоро сооруженных шалашах. Большую часть времени они оставались промокшими и продрогшими. Бежали почти целыми днями – на третий день быстрее, благо у Гас-а-хо окрепли мышцы. Он был юн и слабее других мальчишек, в основном потому, что избрал путь шамана и меньше времени проводил на охоте и в драках.

Они достигли южных пределов бобрового края, дойдя до самого берега Внутреннего моря, и утро – четвертое в своем странствии – провели в бесплодных поисках каноэ.

– Мы их всегда топим в этом пруду, – сказал Та-се-хо.

Битый час он обыскивал глубокую заводь в питающем ручье, пока его спутники грелись на блеклом солнышке и радовались, что промокли только самую малость. Каноэ он не нашел.

Не обнаружил он его и в глубокой бухте Внутреннего моря.

– Придется строить лодку, – сдался Та-се-хо.

Нита Кван не вполне согласился:

– Я даже не знаю, как это делается.

Другие посмотрели на него и рассмеялись.

Гас-а-хо принялся выкапывать еловые корни. Какое-то время Нита Кван наблюдал, как тот переходит от одного витого корня к другому, освобождает их от земли и тянет. Вытащив достаточно, обрубает висящим на шее ножом и берется за следующий. Он не ободрал ни одного дерева, не тронул даже молодую елочку, которая росла на краю лужайки. Просто брал от каждого по куску корня.

Та-се-хо тоже понаблюдал за ним.

– Он молодец. Рогатый – отличный учитель. Пойдем поищем дерево.

Поиски дерева вылились в несколько часов скитаний по лесной чаще. Разобраться в их действиях было трудно: с одной стороны, они спешили с посланием к могущественным стражам, а с другой – бродили себе меж стволов. Часы летели, и Питер был готов лопнуть от досады, когда Нита Кван решил, что дело требует тщательного обдумывания.

Та-се-хо согласился с ним.

– Мы умрем, если в море кора раскроется, как цветок, – сказал он. – Для хорошего дерева времени не жалко.

Они пока не нашли такового, зато им попалось кое-что еще – пара скрюченных елок, которые многолетние ветра почти пригнули к земле. Та-се-хо срубил обе легким топориком. Инструмент был красив, из черной стали с белой кромкой – из Альбы.

Топорищем же он простучал еще много деревьев: березу белую, березу желтую, березу бумажную. Кору он брал и от вязов, и от сосен с березами. Прохаживаясь меж ними, он пел.

– Белая береза – лучшая, – заявил он.

Нита Кван ощутил себя совершенно бесполезным, однако скоро уяснил – почти без внушений, ибо Та-се-хо был молчаливым учителем, – что именно этого от него и хотели. Они искали мертвое дерево – умершее недавно, с готовой отслоиться корой. И несколько таких обнаружили, все около полудня. Деревья были мелковаты, но то, как его безмолвный товарищ отнесся к ним и ободрал еловую кору, сказало Нита Квану все, что ему требовалось знать.

Солнце жарило вовсю, и день походил скорее на летний, чем на осенний. К полудню двое мужчин разделись до набедренных повязок, и красота их хождения среди великолепных деревьев превосходила все, что делал на протяжении многих дней Нита Кван – за исключением, пожалуй, любви. Он наслаждался ароматом листьев и волшебным смешением багрянца и золота.

Когда солнце уже клонилось к закату, он увидел пруд, над которым, как белые девы, склонилась дюжина огромных берез. Нита Кван направился к ним в уверенности, что найдет Та-се-хо или старший найдет его, и дошел до первого дерева. Заранее взволнованный, он обнаружил, что крона мертва. Кора была на ощупь не такой, как, по его мнению, следовало, и он, оглянувшись, чтобы позвать остальных, увидел олениху. Она смотрела на него, повернув голову, и стояла так близко, что уложить ее стрелой не составляло труда.

Решив, что она достаточно мала и он донесет, Нита Кван расчехлил лук и натянул тетиву. Олениха осторожно пила, не выпуская его из вида.

Потом, забыв о нем, она повернула голову. Уши ее дрогнули, как у лошади.

Он выстрелил и в спешке безнадежно промахнулся. Падение стрелы спугнуло олениху: она взвилась, взмахнув белым хвостиком, и Нита Кван понял, что здесь есть и второе животное – самец, который находится еще ближе. Он зарядил следующую стрелу; самец повернулся, потом оглянулся, прыгнул и поскакал вдоль пруда.

Нита Кван выстрелил, не целясь, и стрела вонзилась по самое оперение. Олень запутался в собственных ногах, упал и умер почти мгновенно. Самка прянула в сторону и помчалась прочь, не обращая на него внимания.

Нита Кван же стоял, пылая от охотничьего азарта и постепенно осознавая, что слышит не только глохнущий стук копыт.

По той же тропинке к пруду приблизился хейстенох. При виде мерзкой вытянутой головы и огромных развесистых рогов Нита Кван содрогнулся, ибо понял, кого на самом деле испугались олени.

Он обнаружил, что пальцы сами зарядили очередную стрелу.

Протяжно и хрипло протрубил рог. Чудовище о четырех копытах подняло рыло и глянуло на восток, на другой берег пруда. И напало. Без предупреждения. Из неподвижного состояния оно перешло в полноценный галоп и испустило жуткий крик.

Нита Кван выстрелил и промазал, цель двигалась слишком быстро. Пока тварь мчалась по дальнему берегу, он успел выпустить еще три стрелы, и третья засела намертво, вонзившись точно между головными пластинами и шеей.

Та-се-хо выстрелил дважды, но обе стрелы отскочили от костяных пластин.

А после он сгинул. Словно по волшебству. Только что был – и нету.

Рогатая тварь врезалась головой в дерево, у которого стоял Та-се-хо. Треск эхом отразился от скалы, что в гранитном великолепии высилась на полуденном солнцепеке.

Взревев, огромная бестия отступила и снова грянулась о ствол. Теперь стрела сидела у монстра между лопаток – как гребешок. Через секунду к ней добавилась вторая.

Нита Кван выстрелил еще раз. Теперь он стрелял через пруд.

Было слишком далеко, чтобы оценить результат, но чудовище неожиданно село. Оно затрубило от ярости и подобрало под себя задние ноги.

Затем ощетинилось еще тремя стрелами – щелк, щелк, щелк.

У Нита Квана так тряслись руки, что пришлось сделать паузу и перевести дух. Но тварь, похоже, прилегла основательно, и он зарядил новую стрелу, которую почитал лучшей, с тяжелым стальным наконечником, увесистым древком и глубокой зарубкой, вырезанной собственноручно. Поставив ее на тетиву, он побежал к монстру. Тот силился снова встать.

Щелк! И вот в нем сидит уже семь стрел.

Та-се-хо спрыгнул с дерева, которое атаковал монстр. Легко приземлившись, он резко выпрямился и метнул длинный нож, а хейстенох перекатился на ноги и пригнул рога.

Горой мускулов и рогов чудовище бросилось на Та-се-хо, подняло на рога и отшвырнуло, а Нита Кван подступил вплотную, до предела натянул тетиву и послал тяжеленную стрелу твари в холку, стоя так близко, что в ноздри дохнуло падалью.

Монстр крутанулся на месте, и Нита Кван скормил ему свой лук – вогнал его прямо в ощетинившуюся щупальцами пасть. Рогатый конец лука засел глубоко, а потом лук согнулся, треснул, и тварь набросилась на Нита Квана, и он очутился на земле в холодных листьях. Под тяжким грузом, сдавившим грудь, он почувствовал, что дух его отлетает – прочь, прочь...