Текст книги "Страшила"

Автор книги: Майкл Коннелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

Неожиданно зазвонил стоявший у меня на столе телефон. Я бросил взгляд на идентификационный дисплей и увидел на нем имя Анджелы Кук. Честно говоря, я не хотел поднимать трубку, поскольку стремился сохранить сосредоточенность на этом деле, но Анджела, не дождавшись ответа, обязательно связалась бы с коммутатором, где ей объяснили бы, что я сижу у себя в ячейке и, похоже, слишком занят, чтобы ответить на ее звонок.

Мне не хотелось, чтобы она так думала, и я снял трубку.

– Анджела? Что случилось?

– Джек! В данный момент я в Паркер-центре. Там определенно что-то заваривается, но никто не хочет говорить мне, что именно.

– А почему вы думаете, что там что-то заваривается?

– Потому что туда понаехали представители чуть ли не всех средств массовой информации города, включая телевизионщиков с кинокамерами.

– Где конкретно вы сейчас находитесь?

– В вестибюле. Я как раз собиралась уходить, когда начала съезжаться вся эта публика.

– А вы обращались к офицеру по связям с прессой?

– Разумеется, я наводила справки. Но никто не хочет мне отвечать.

– Извините за глупый вопрос. Знаете что? Сейчас я кое-кому позвоню, а вы оставайтесь на месте на тот случай, если придется вернуться. Я скоро вам перезвоню. Кстати, вы уверены, что парни с кинокамерами именно телевизионщики?

– Похоже на то.

– Вы знаете, как выглядит Патрик Денисон?

Денисон считался главным криминальным репортером «Дейли ньюс» – единственного конкурента «Лос-Анджелес таймс» на местном уровне. Как корреспондент он был очень хорош, временами разражался эксклюзивами, и мне приходилось его догонять. Надо сказать, что для корреспондента нет ничего хуже, чем следовать по пятам своего конкурента и подбирать объедки с его творческого стола. Но в данном случае я нисколько не опасался пропустить некую сенсацию, тем более что в здание, по словам Анджелы, прибыли телевизионщики. Согласно моим наблюдениям, появление телевизионщиков обычно свидетельствовало о том, что на повестке дня некое прошлое событие и они приехали, чтобы снимать какую-нибудь пресс-конференцию. В этом городе телевизионщики не зафиксировали на свои камеры ни одной сенсации с 1991 года, когда Пятый канал вышел в эфир со скандальными кадрами избиения Родни Кинга.

Переговорив с Анджелой, я позвонил лейтенанту из отдела тяжких преступлений, чтобы узнать, что происходит. Если бы он не смог ответить мне на этот вопрос, я перезвонил бы в отдел убийств и вооруженных ограблений, а потом в отдел по борьбе с наркотиками. Я не сомневался, что скоро узнаю, почему представители средств массовой информации штурмуют Паркер-центр, как не сомневался и в том, что «Лос-Анджелес таймс» узнает об этом в последнюю очередь.

Перекинувшись словом с несколькими секретаршами, отвечавшими на вопросы в отделе тяжких, я довольно скоро добрался и до самого лейтенанта Харди. Харди находился на этой должности менее года, и я все еще с ним, так сказать, заигрывал, надеясь со временем заручиться его доверием и превратить в надежный источник информации для криминального раздела «Лос-Анджелес таймс». Назвавшись, я в непринужденной форме осведомился, чем заняты сейчас «парни Харди». Я взял себе за правило называть детективов из его отдела «парнями Харди», поскольку знал, что это тешит самолюбие лейтенанта, придает ему ощущение собственной значимости и увеличивает самооценку. Истина же заключалась в том, что он, по сути, был лишь менеджером отдела, а находившиеся под его началом детективы вели расследования вполне самостоятельно. Но считать его большим начальником и крутым парнем было частью затеянной мной игры, и этот ее элемент пришелся к месту как нельзя лучше.

– У нас сегодня все тихо, Джек, – сказал Харди. – Даже и рассказать-то не о чем.

– Ты уверен? Я слышал от одного надежного человека, что телевизионщики заполонили все здание.

– Есть такое дело. Но мы не имеем к этому никакого отношения.

Что ж, по крайней мере я выяснил, что мы не пропустили ничего интересного, связанного с отделом тяжких. Уже хорошо.

– А кто имеет к этому отношение? – спросил я.

– Чтобы узнать об этом, тебе нужно связаться с Гроссманом из офиса шефа. Это они созвали пресс-конференцию.

Тут мне стало любопытно по-настоящему. Шеф полиции почти не собирал пресс-конференций, чтобы обсудить истории, ставшие уже достоянием прессы. Обычно он сам обнародовал какую-нибудь новость, чтобы иметь возможность контролировать информацию и стяжать потом все лавры, если таковые намечались.

У меня также вызвал интерес и тот факт, что Харди упомянул капитана Арта Гроссмана, занимавшего пост начальника по расследованиям преступлений, связанных с наркотиками. Удивительное дело, но мы как-то проглядели приглашение на эту пресс-конференцию.

Я торопливо поблагодарил Харди и распрощался, пообещав, что свяжусь с ним позже. После этого позвонил Анджеле. Она взяла трубку почти мгновенно.

– Возвращайтесь в здание и поднимайтесь на шестой этаж. Намечается какая-то пресс-конференция по проблеме наркотиков в присутствии шефа полиции и Арта Гроссмана, главного по наркоте.

– О'кей. В какое время?

– Не знаю точно. Но все равно идите туда – на тот случай, если она начнется прямо сейчас. Неужели вы о ней ничего не слышали?

– Ничего! – произнесла она обиженным тоном.

– А сколько времени вы там провели, если не секрет?

– Все утро. Пыталась познакомиться с нужными людьми…

– Понятно. Итак, делайте, что я сказал. Я вам через некоторое время позвоню.

Повесив трубку, я начал действовать сразу по нескольким направлениям: отправил по телефону в отдел Гроссмана запрос относительно возможности переговорить с кем-либо из руководства, а пока эта проблема утрясалась, взялся просматривать сайт городской службы новостей. ГСН имела на своем сайте постоянно обновлявшуюся колонку новейших событий с бегущей строкой, заполненную полицейскими сводками, рапортами и отчетами с мест происшествий. Помимо всего прочего, там можно обнаружить объявления о пресс-конференциях полицейских начальников, а также узнать о ходе текущих расследований или детали недавних преступлений. Будучи криминальным репортером, я просматривал эту колонку по несколько раз в день, словно финансист – биржевую сводку. Конечно, я мог подписаться на новости из этой колонки и получать электронную почту или телефонные звонки с информацией по интересовавшим меня вопросам, но не сделал этого. Почему? Потому что я старомоден и терпеть не могу, когда меня отвлекают от размышлений постоянными звонками, свистками или другими звуковыми сигналами, которые подают современные средства коммуникации, когда пытаются связаться с вами.

Однако я не сообщил о подобной опции Анджеле. А так как она провела все утро в Паркер-центре, а я – за разбором дела Бэббит, все эти новомодные звонки и свистки миновали нас, осуществить же поиск на сайте в ручном режиме, по старинке, так никто до сих пор и не удосужился.

Итак, я начал исследовать сайт ГСН, отыскивая в колонке новостей информацию о пресс-конференции в Паркер-центре или о каком-нибудь неординарном преступлении, как вдруг раздался звонок из секретариата Гроссмана. Секретарша поставила меня в известность, что капитан уже поднялся в конференц-зал и в офисе никого из руководства нет.

Но стоило мне повесить трубку, как я обнаружил на сайте ГСН то, что искал, а именно объявление об одиннадцатичасовой пресс-конференции на шестом этаже Паркер-центра. Помимо этого информации в колонке было до обидного мало. Говорилось лишь, что будут обнародованы детали крупнейшей операции отдела по борьбе с наркотиками, проводившейся прошлой ночью в одном из жилых комплексов квартала Родиа-Гарденс.

Вот так. Не новая уже история, которой вы начали заниматься на почти теоретическом уровне, просматривая электронные носители, странным образом переплелась с совершенно конкретным отчаянным ночным полицейским рейдом. Я почувствовал, как с силой забившееся сердце начало гнать в кровь адреналин. В жизни репортера часто бывает, что новости текущего дня позволяют ему рассказать о новостях дня прошедшего больше, нежели он предполагал.

Я перезвонил Анджеле.

– Вы уже на шестом?

– Да. Но ничего еще не началось. Кстати, о чем будут трепаться? Я не хочу спрашивать об этом телевизионщиков, чтобы они не посчитали меня за дуру.

– Ну и правильно. Не спрашивайте. А трепаться будут о вчерашнем ночном рейде сил правопорядка на базу наркоторговцев в Родиа-Гарденс.

– Всего-то?

– Только не надо поспешных выводов. Дело может оказаться куда интереснее, чем вы думаете. Возможно, в определенной степени это реакция на убийство, о котором я вам вчера рассказывал. Мертвая женщина в багажнике, изнасилованная и убитая, причем, очень может быть, именно в этом квартале. Помните?

– Ох! Помню-помню…

– Анджела! Это так или иначе связано с делом, над которым я сейчас работаю. Хочу написать об этом историю и попытаться продать ее Прендо, поскольку под этим соусом можно протолкнуть и остальной материал.

– О'кей. Возможно, мы сможем работать в паре? Я лично попытаюсь извлечь максимум из того, что услышу здесь.

Я хранил молчание, но не слишком долго. Деликатность деликатностью, но и решительность не помешает.

– Нет. Я сам приеду на эту конференцию. Если она начнется до моего появления, запишите все самое важное. А потом отдайте свои заметки Прендо, чтобы он разместил их на веб-странице. Но остальное я напишу сам, поскольку это часть задуманного мной большого репортажа.

– Хорошо, Джек, – ответила она без малейших колебаний. – Вы не думайте – я не собираюсь перебегать вам дорогу. Это, что называется, ваше дитя, и вам его растить и лелеять. Но если понадобится моя помощь – только скажите.

Похоже, в попытке застолбить свой участок я малость перестарался. Мне стало стыдно, что я повел себя с девушкой как самый последний эгоист.

– Благодарю, Анджела. Позже мы все обсудим и решим, как быть. Ну а пока я скажу Прендо, чтобы включил нас с вами в сегодняшний план и оставил побольше места.

Паркер-центр доживал последние месяцы. Давшее трещину, постепенно разрушавшееся здание являлось командным и оперативным центром полиции Лос-Анджелеса на протяжении пятидесяти лет, причем последние десять официально считалось устаревшим и не приспособленным для своей деятельности. Тем не менее оно хорошо послужило городу, пережив несколько землетрясений, пару широкомасштабных бунтов и бесчисленное количество всевозможных гражданских протестных акций, демонстраций и преступлений. Это не говоря уже о том, что за годы его существования в нем состоялись тысячи всевозможных пресс-конференций вроде той, что я собирался посетить. Однако необходимо признать, что как оперативный центр и штаб-квартира здание давно не справлялось со своими функциями. В нем просто не хватало места для многочисленных отделов и подразделений полицейского управления Лос-Анджелеса, а канализационная система, равно как система обогрева и кондиционирования воздуха пришли в почти полную негодность. Здесь, кроме того, совершенно не осталось места для административных офисов, камер для задержанных и подозреваемых, а парковочные площадки постоянно работали в чрезвычайном режиме. Полы на этажах потрескались, линолеум отошел от основы, а краска на стенах местами вспучилась и облупилась. Но хуже всего было то, что здание, прошедшее сквозь ряд серьезных природных катаклизмов, не соответствовало более нормам в плане прочности и у инженеров имелись большие сомнения, что оно выдержит еще одно землетрясение. Поговаривали – то ли в шутку, то ли всерьез, – что лос-анджелесские детективы предпочитают работать на улице и как можно реже показываться в здании, чтобы не оказаться засыпанными в нем в случае следующего «большого толчка».

Оставались буквально недели до окончания строительства и открытия нового огромного полицейского центра на Спринг-стрит, в двух шагах от комплекса «Лос-Анджелес таймс». Не приходилось сомневаться, что новый центр станет последним словом в плане технологий, планировки и комфорта, не говоря уже о самом современном оборудовании, установленном в новых просторных офисах, и прослужит городу и департаменту верой и правдой следующие пятьдесят лет. Но я знал, что, когда настанет время переезда, меня в здании «Лос-Анджелес таймс» уже не будет, а мое место в отделе криминальных новостей займет красивая девушка, которая и будет посещать новый центр. Поднимаясь на скрежетавшем лифте на шестой этаж, я вдруг подумал, что это правильно, и я, уйдя из газеты, буду скучать по Паркер-центру по той именно причине, что сам такой же битый жизнью и старомодный.

Пресс-конференция была в полном разгаре, когда я вошел в большой актовый зал, находившийся рядом с офисом шефа полиции. Проскользнув мимо стоявшего в дверях офицера в форме и выхватив у него из рук несколько отпечатанных на принтере страничек с тезисами доклада, я поднырнул под устремленными на подиум объективами кинокамер – вынужденная вежливость, надо признать, – добрался до рядов стульев и опустился на свободное место. Интересно, что я посещал этот зал еще тогда, когда стульев здесь не было и в помине и посетители располагались в нем, стоя на своих двоих.

В связи с тем, что темой сегодняшней пресс-конференции стал рейд подразделения по борьбе с наркотиками, зал был забит до отказа. Аудитория выглядела очень внушительно. Я выделил из толпы взглядом представителей пяти из девяти местных телевизионных каналов, двух репортеров с радио и целую кучу репортеров из печатных средств массовой информации. Потом заметил Анджелу. Она сидела во втором ряду, держа лэптоп на коленях, и что-то печатала. Я предположил, что она в режиме онлайн и передает информацию о пресс-конференции на нашу веб-страницу прямо с места. Без сомнения, ее с полным на то правом можно было бы назвать сверхсовременной «электронной» девицей.

Я прочитал распечатку, чтобы побыстрее вникнуть в суть дела. Она представляла собой один длинный абзац – в сущности, перечисление фактов, которые шеф полиции и его заместитель по наркотикам хотели довести до сведения собравшихся.

«После убийства Дениз Бэббит, как предположительно имело место в жилом квартале Родиа-Гарденс, Южное бюро по борьбе с наркотиками при полицейском управлении Лос-Анджелеса производило в течение недели разведку указанного квартала в тех местах, где отмечалась повышенная активность торговцев наркотиками, после чего провело в квартале в предутренние часы полицейский рейд, в результате которого захвачено шестнадцать подозреваемых в торговле наркотическими веществами. Среди арестованных одиннадцать взрослых членов местной банды и пять несовершеннолетних. Во время рейда в двенадцати различных апартаментах квартала обнаружено и конфисковано значительное количество героина, крэка, кокаина и метамфетамина. В дополнение к вышесказанному полиция Санта-Моники и следственная группа окружной прокуратуры, заручившись тремя ордерами на обыск, провели оперативные действия в плане продолжения расследования дела об убийстве Бэббит и обнаружения дополнительных свидетельств против шестнадцатилетнего подозреваемого в убийстве, а также его возможных сообщников».

Просмотрев за годы работы тысячи пресс-релизов, я отлично умел читать их между строк. Так, упомянутое в бумаге «значительное количество» не имело конкретного цифрового выражения. Это означало, что объемы конфискованных наркотиков смехотворно малы. Равным образом, сведения об «оперативных действиях», предпринятых для обнаружения «дополнительных свидетельств против шестнадцатилетнего подозреваемого в убийстве», не сопровождались в пресс-релизе указанием на некий положительный результат, из чего следовало, что таковые свидетельства вряд ли получены. В противном случае результат превозносился бы до небес и сопровождался комментарием на предмет того, что благодаря обнаружению новых улик дело об убийстве получило окончательное разрешение.

В общем, все это представляло для меня лишь преходящий интерес. И повышенный выброс в кровь адреналина вызвал лишь факт, что этот полицейский рейд был задуман как ответный ход за убийство Бэббит. Между тем это мероприятие могло спровоцировать в квартале расовые волнения. Я не сомневался, что именно эти гипотетические волнения помогут мне продать материал своему начальству.

Я бросил взгляд на подиум в тот момент, когда шеф полиции уступил место на трибуне Гроссману. Капитан подошел к микрофонам и начал свое выступление с рассказа о, так сказать, военнопленных, захваченных во время рейда. На экране слева от подиума стали одна за другой появляться фотографии задержанных со списком обвинений, которые против них выдвигались.

Затем Гроссман углубился в описание деталей проведенной операции, уделив повышенное внимание тому эпизоду, когда двенадцать команд, состоявших из шести человек каждая, одновременно в шесть пятнадцать утра ворвались в двенадцать различных квартир в квартале Родиа-Гарденс. Далее он сказал, что, несмотря на напряженный характер операции, ранения получил только один офицер, да и то из-за неблагоприятного стечения обстоятельств: как говорится, оказался не в том месте и не в то время. Упомянутый офицер торопливо шел по улице, чтобы занять позицию у задней двери одного из домов, в то время как его товарищи стучали в главную дверь. В этот момент разбуженный стуком подозреваемый, опасаясь, что у него во время обыска найдут нелицензированное оружие, подошел к окну и выбросил принадлежавший ему двуствольный обрез на улицу. Так уж случилось, что при этом обрез угодил точно в голову несчастного офицера, в результате чего последний упал без сознания. Однако находившиеся поблизости парамедики быстро привели его в чувство и, оказав первую помощь, отвезли в больницу для обследования.

Неожиданно на экране появился снимок того самого парня, который третьего дня отобрал у меня пятьдесят долларов в этом квартале. Гроссман представил его как Дарнелла Хикса, двадцати одного года, и назвал «уличным боссом», на которого работали несколько молодых людей и подростков, помогавших реализовывать наркотики. Не скрою, при виде физиономии парня я испытал немалое удовлетворение и решил, что в моем завтрашнем репортаже в списке задержанных его имя и фамилия будут фигурировать на первом месте. Это был мой способ «выделываться» – своего рода маленькая месть за «выделывание в стиле „Крипс“». Этот стиль Дарнелл Хикс мне тогда продемонстрировал.

Гроссман занял у аудитории еще десять минут, доводя до сведения общественности детали, которые департамент счел нужным обнародовать, после чего настал черед журналистов. Два телевизионных репортера задали Гроссману пару-тройку легких вопросов, словно метнув в него почти невесомые мячики для игры в софтбол, которые он так же легко отбил. Надо сказать, что трудных вопросов Гроссману никто не задавал – пока не поднял руку я. Гроссман сканировал взглядом зал и заметил мою руку. Он знал и меня, и где я работаю и на мячики для софтбола с моей стороны не рассчитывал, поэтому продолжал сканировать взглядом аудиторию – возможно, в надежде увидеть руку еще одного тупого телевизионщика. Но капитану не повезло, так как телевизионщики, похоже, решили взять тайм-аут, и ему пришлось-таки повернуться в мою сторону.

– У вас вопрос, мистер Макэвой?

– Да, капитан. Хотелось бы узнать, когда вы ожидаете выступлений со стороны темнокожего населения этого квартала.

– Выступлений со стороны темнокожего населения? Мы ничего подобного не ожидаем. Неужели кто-то будет протестовать против ареста наркодилеров и бандитов? Заверяю вас, что мы добились полной поддержки местного сообщества в связи с этой операцией. У темнокожего населения просто не может быть повода для недовольства.

Я засунул эту самую «полную поддержку местного сообщества» в задний карман – на будущее – и продолжил разрабатывать затронутую мной тему:

– Хорошо известно и даже задокументировано, что проблемы уличных банд и наркотиков тревожат население Родиа-Гарденс на протяжении долгого времени. Но департамент решился на проведение здесь широкомасштабной операции только после похищения и убийства в этом квартале белой женщины из Голливуда. Вот я и спрашиваю вас, задавался ли департамент вопросом относительно того, какова будет реакция местного населения, если эта операция получит дальнейшее развитие.

Белое лицо Гроссмана порозовело. Он метнул быстрый взгляд в своего шефа, но шеф полиции даже не подумал взять ответ на этот вопрос на себя или вообще хоть как-то помочь своему заместителю. Гроссману предлагалось выпутываться из затруднительного положения самостоятельно.

– Мы… Уг-м… смотрим на это дело по-другому, – начал он. – Убийство Дениз Бэббит лишь высветило проблемы в этом квартале и привлекло к ним всеобщее внимание. Наша сегодняшняя акция и аресты помогут здешнему сообществу стать лучшим, более комфортным местом для проживания. И никакого элемента расизма во всем этом нет. Разве мы в первый раз проводим подобные рейды в этой части города?

– Но пресс-конференцию по этому поводу вы уж точно созвали в первый раз, не так ли? – спросил я, чтобы еще немного позлить капитана.

– Честно говоря, не помню, – с запинкой ответил Гроссман.

Его глаза продолжали исследовать зал в поисках поднятой репортерской руки, но никто, увы, не пришел ему на выручку.

– У меня еще один вопрос, – сказал я. – Вам удалось, получив все эти ордера на обыск по делу Бэббит, найти место, где ее держали после похищения и где, натешившись над ней вволю, в конце концов убили?

Гроссман был готов к этому вопросу и дал на него классический уклончивый ответ:

– Это дело не в компетенции нашего департамента. Поговорите с полицией Санта-Моники или с кем-нибудь из офиса окружного прокурора.

Казалось, ему самому понравилось, как он ответил, срезав меня.

Действительно, со стороны все выглядело именно так, ибо я ему вопросов больше не задавал. Гроссман же, исследовав взглядом зал в последний раз и не заметив более поднятых рук, завершил пресс-конференцию. Я стоял рядом со стулом и ждал, когда Анджела Кук протолкается ко мне в конец зала из своего второго ряда. Я собирался сказать ей, что мне нужны от нее лишь заметки, касавшиеся начала конференции, так как все остальное я зафиксировал.

Однако первым ко мне приблизился офицер в форме, у которого я взял распечатки тезисов доклада, и указал на дверь в противоположном конце зала. Я знал, что эта дверь ведет в боковую комнату, где находится оборудование для демонстрации видеофильмов или фотографий, иллюстрировавших доклады полицейского начальства.

– Лейтенант Минтер хочет кое-что вам показать, – сказал офицер.

– Отлично. А я хочу кое-что у него спросить.

Мы прошли в эту дверь, за которой я встретил поджидавшего меня Минтера, сидевшего на краю стола. Это был красивый парень со стройным мускулистым телом, гладкой, кофейного цвета, кожей и ослепительной улыбкой, открывавшей белоснежные зубы. Ко всему прочему он обладал хорошо поставленной речью, данное обстоятельство как нельзя лучше соответствовало занимаемому им посту офицера по связи с прессой. Этот пост считался весьма важным в полицейском управлении Лос-Анджелеса, что, признаться, всегда вызывало у меня некоторое удивление. В самом деле, почему окончивший полицейскую академию коп, учившийся вести расследование и палить из пушки, должен заниматься болтологией, общаясь с журналистами, вместо своей непосредственной деятельности? Конечно, благодаря должности лейтенант чуть ли не ежедневно фигурировал в полицейских сводках в разделе новостей в газетах и на телевидении, но это не имело никакого отношения к настоящей полицейской работе.

– Привет, Джек, – сказал Минтер в приятельской манере, пожимая мне руку.

Я ответил так, как если бы получил официальное приглашение на пресс-конференцию, а не узнал о ней волею случая.

– Приветствую, лейтенант. Спасибо, что пригласили для личного общения. Я как раз задавался вопросом, не могу ли я попросить у вас фотографию подозреваемого по имени Хикс. Очень нужна для моего репортажа.

Минтер согласно кивнул:

– Без проблем. Он совершеннолетний. Может, еще какие-нибудь требуются?

– Вроде нет. Думаю, обойдусь одной. В газете не очень любят перепечатывать фотографии в стиле полицейского досье.

– Забавно, что вам понадобился именно снимок Хикса.

– А что тут такого?

Он сунул руку за спину и взял со стола, на краю которого сидел, папку из манильского картона. Открыв ее, протянул мне фотографию восемь на десять. Определенно она была сделана с помощью оборудования для слежения, о чем свидетельствовали цифры полицейского кода, проставленные в углу. Но самое интересное заключалось в другом. На снимке красовался я в момент передачи Дарнеллу Хиксу пятидесяти долларов. Эту сумму тот назначил в качестве уличного налога. По крупному зерну на снимке я мгновенно определил, что снимок сильно увеличен и фотографировали со значительного расстояния и под низким углом. Представив себе парковочную площадку, где происходил акт передачи купюр, я вспомнил, что находился в самом центре Родиа-Гарденс, и сделать этот снимок можно было только из окна одного из домов, окружавших парковку. Теперь я знал, что понимал Гроссман под словами «полная поддержка местного сообщества». По крайней мере один из обитателей Родиа-Гарденс позволил полицейским использовать свои апартаменты в качестве наблюдательного пункта.

Я помахал фотографией у него перед носом.

– Предлагаете мне наклеить ее в свой альбом для газетных вырезок и снимков?

– Нет. Просто хочу, чтобы вы рассказали мне, что тогда произошло. Если у вас проблема, Джек, я могу вам помочь.

Сказав это, он одарил меня своей ослепительной, ничего не выражавшей дежурной улыбкой. Однако я был не так прост и сразу понял, откуда ветер дует. Он пытался давить на меня. Фотография, отосланная боссу или конкуренту, могла навести на ненужные размышления. Сообразив все это в долю секунды, я ответил Минтеру такой же ослепительной улыбкой.

– Что вам нужно от меня, лейтенант?

– Нам бы не хотелось возбуждать противоречивые мнения там, где для этого нет оснований. Посмотрите на это фото. Оно может иметь различные толкования. Вам это надо?

Его посыл был ясен как майский день: «Не смейте затрагивать тему расовых противоречий в Родиа-Гарденс». Минтер отлично знал, что «Лос-Анджелес таймс» является в городе средством информации номер один и пользуется максимальным доверием читателей. И стоит ей только поместить на своих страницах статью, затрагивающую эту тему, как за ней потянутся другие печатные органы и телевизионщики. Если же «Лос-Анджелес таймс» не будет муссировать этот вопрос или спустит на тормозах, то другие средства массовой информации вполне удовлетворятся версией, предложенной Гроссманом.

– Похоже, вы еще не читали меморандум, лейтенант, – сказал я. – Между тем в газете мне дали пинка. В пятницу я получил в розовом конверте уведомление об увольнении. И теперь вы ничего не можете мне сделать. Мне осталось доработать последние две недели, после чего я автоматически оказываюсь за дверью. Так что вы можете сколько угодно посылать эту фотографию моему начальству. Если хотите, я сам передам ее Дороти Фаулер – редактору новостного отдела. Но это ничего не изменит в плане того, что я говорю или о чем собираюсь писать. Да, чуть не забыл! Скажите, парни из разведывательного отдела Южного бюро в курсе, что вы имеете обыкновение демонстрировать представителям общественности фотографии оперативного характера? Это, знаете ли, может дурно отразиться на разведывательной работе, лейтенант!

Я снова помахал фотографией у него перед носом, чтобы он мог оценить ее с этой точки зрения.

– Если разобраться, этот снимок говорит не столько обо мне, сколько о команде, ведущей наблюдение в этом квартале из окон одного из домов. Если парни из банды «Крипс» увидят его, то, вполне возможно, устроят в этом квартале большую охоту на ведьм. Надеюсь, вы помните, что произошло пару лет назад на Блайт-стрит, не так ли?

Улыбка на губах Минтера стала как наклеенная, а глаза затуманились от происходившего в его голове мыслительного процесса. Около трех лет назад полиция проводила подобный рейд на территории, контролировавшейся бандой торговцев наркотиками латиноамериканского происхождения. Улица Блайт-стрит в Ван-Нисе являлась у них основной торговой магистралью, по ней-то и был нанесен главный удар. Когда представленные разведкой фотографии сделок по купле-продаже наркотиков были предъявлены адвокатам арестованных, оставшиеся на свободе члены банды довольно скоро вычислили, из окон какого дома производилось фотографирование, и однажды ночью забросали этот дом бутылками с горючей смесью. В результате сгорела заживо в своей постели шестидесятилетняя женщина. Тогда полиция огребла по полной от средств массовой информации за преступную небрежность, и я не сомневался, что Минтер в курсе этого фиаско и не хочет его повторения.

– Мне пора бежать, – сказал я Минтеру. – Писать надо, знаете ли. А нужную мне фотографию я получу без проблем в отделе связей с прессой. Спасибо за содействие, лейтенант.

– Будьте здоровы, Джек, – произнес Минтер спокойным деловым тоном, как если бы никакой перепалки между нами и не происходило. – Надеюсь, мы еще увидимся до вашего ухода из газеты?

Я открыл дверь и вышел в конференц-зал. Несколько телевизионщиков там еще присутствовали и занимались упаковкой аппаратуры. Я огляделся в надежде увидеть Анджелу Кук, но она, как выяснилось, меня не дождалась.

Забрав в отделе связей с прессой фотографию Дарнелла Хикса, я вернулся в здание «Таймс» и поднялся на третий этаж, в зал новостей. К столу своего редактора я не подошел, поскольку уже отправил ему по электронной почте развернутый план статьи по поводу недавнего полицейского рейда. У меня был план: сделав несколько звонков и просмотрев дополнительный материал, попытаться нарастить плоть вокруг скелета и уже после этого отправиться к Прендо, чтобы убедить его в большом потенциале репортажа и предложить ему дать мой материал на первых полосах не только нашей веб-страницы, но и печатного издания газеты.

Когда я вошел в свою ячейку, перепечатанный 928-страничный файл с признанием Уинслоу, как, равным образом, и другие материалы, отданные мной в копировальный отдел, уже лежали на краю стола и дожидались меня. Я сел за стол, подавив усилием воли почти необоримое желание немедленно погрузиться в чтение распечаток, содержавших исповедь подозреваемого. Затем, отодвинув во избежание соблазна как можно дальше от себя пачку бумаг толщиной шесть дюймов, включил компьютер, вывел на монитор адресную книгу и начал просматривать ее в поисках адреса и номера телефона достопочтенного Уильяма Тречера. Последний являлся главой Ассоциации служителей церкви южного Лос-Анджелеса, и его мнение об обстановке и событиях в этой части города всегда резко расходилось с мнением руководства управления.