Текст книги "Река Джима"

Автор книги: Майкл Фрэнсис Флинн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

XIV
ГРАД НА ХОЛМЕ

Каноэ стремительно шли вверх по течению. Позади поднимался темный столб дыма от подожженного дурма. Второй дурм отправили по реке вместе с другом Водного Стебля на борту и с посланием, что арфы забрали себе женщин ущельцев и что в Ревущем ущелье раджилурам больше не рады. Лодочнику оставили лишь длинное весло, чтобы держать дурм на стремнине, но ему сохранили жизнь, а это само по себе было ценным подарком. Арфы сначала хотели вырезать послание на его коже, но Водный Стебель попросил вождя пощадить парня.

– Ксудафа был мне хорошим другом, – сказал он. – Мы обменялись поцелуем дружбы. Как я могу отнять у него то, что дал по своей воле?

Отряд Мéараны разделили, и все, что она слышала, был лишь плеск Мультавии да ритмичный напев воинов на веслах. Рев водопада становился громче, каньон превратился в узкий разлом между отвесными скалами. Мéарана заметила выше по течению нисходящую череду порогов.

Они миновали изгиб Мультавии и увидели почерневшие развалины укрепления, пару десятков людей за деревянным частоколом и надзирающих за ними воинов арф.

– Свечной Город, – предположил Донован. – Эти несчастные – сородичи Дьямоса. Он торговал голубями? Что, если хотя бы один из тех голубей был почтовым и донес сюда послание?

– Вряд ли, – ответила Мéарана, – да это уже и не важно.

– Полагаю, арфы каким-то образом прознали и разграбили здесь все. Это важно, поскольку они поклоняются арфе. Кто знает, как бы все обернулось, если бы на лодочников напали сородичи Дьямоса?

– Отец, тише. Мне нужно подумать.

Донован погрузился в молчание, и во внезапном приступе раскаяния Мéарана положила руку ему на колено.

– Извини. Просто между почетным гостем и пленником прочерчена тонкая линия. Помнишь Джимми Барселону с Чертополохова Пристанища?

– Судя по тому, что я увидел, тебе ни в чем не откажут.

– Судя по тому, что увидела я, наши жизни принадлежат вождю, и он вправе сделать все, что взбредет ему в голову. Если он захочет посадить арфистку в деревянную клетку, чтобы она развлекала его по первому слову, кто помешает ему? Если он захочет сохранить арфистке жизнь и убить всех ее спутников, что я смогу сделать, кроме как пригрозить ему сатирой?

– Думаю, эта угроза для него не будет пустым звуком.

– Не знаю, какую защиту дает мое положение.

– Так спроси у Водного Стебля.

– Боже, нет. Он нам не враг, но и не друг. Ему может казаться, будто он нам что-то должен, поскольку мы разрешили ему укрыться вместе с нами за скалой. И он мог усвоить более глубокую концепцию морали в старой империи.

Донован фыркнул.

– Не заметил каких-то особо глубоких концепций морали ни у Лафеева, ни у Слоофи, ни у лодочников.

Он окинул взглядом сожженное укрепление.

– Только посмотри, – сказал он, указав пальцем. – С утесов свисают веревки. Вот как арфы напали на город. Они обвязались веревками и спрыгнули с вершин. Ближайший аналог воздушного налета из всего, что видел этот мир.

– Билли может притвориться моим слугой. Он знает, как играть эту роль. Тедди и Поули – моими телохранителями. Арфы поймут, почему арфистка путешествует с охранниками и слугой. Но кем мне представить Софвари?

– Или меня, – добавил Донован.

– Ты мой бонгко. Ты играешь на барабанах и задаешь ритм.

– Мéарана, я не отличу алап от джалы.

– Тебе и не нужно. Лодочники сломали твои барабаны, и ты должен пройти ритуал очищения, прежде чем взять новый комплект. А ты не сможешь сделать этого до тех пор, пока не вылечишь руку.

– Моя рука… – Донован внимательно осмотрел конечность. – О да.

Он согнул пальцы и покрутил запястьем.

– Софвари, – наконец сказал он. – Ты ему нравишься.

– Такого поворота я не ожидала, и он может быть… назойливым. Но у него красивое тело и хорошо подвешенный язык, а подобное сочетание встречается не столь часто, чтобы так просто отмахиваться.

– Когда Боквана повалил тебя, я думал, что умру.

– Боквана?

– Рулевой с «Зеленого лебедя». Громила. Когда он бросился на тебя, я проклял себя за то, что стоял сбоку, а не рядом с тобой.

– Так его звали? Я с ним даже не познакомилась. Что ж, теперь мы лучшие друзья. Кто может быть ближе друг другу, чем убийца и жертва?

– Когда Софвари выжег Бокване мозги, я полюбил его, как сына.

Она нанесла смертельный удар. Четыре раны в живот. Возможно, выстрел Софвари был лишним, но до чего приятно вспомнить, что он сделал это ради нее.

Каноэ причалило к берегу.

От Ревущего водопада к предгорьям поднималась хорошо проторенная тропинка, на которой в самом узком месте можно было устроить засаду, но те, кто охранял дорогу, погибли, и ею завладели арфы. Водопад с ревом низвергался с утесов высотою в триста футов, в брызгах воды переливались бледные радуги. Все было влажным, повсюду сверкали капли.

Арфы разгрузили каноэ и перебросили тюки на спину химмеров – местной разновидности ослов, полуводных в сезоны дождей и способных накапливать жир в спинных горбах в засуху. Отнятых у причитающих матерей мальчишек-ущель-цев приставили погонять животных.

– Взгляни на это с позитивной стороны, – произнес Фудир. – По крайней мере, нас ведут в нужном направлении.

Он кивнул на возвышающуюся гряду далекого Коббер-джоббла, чьи снежные шапки сияли под полуденным солнцем.

Они шли целыми днями. Каждое утро с гор спускался холод, и после быстрого завтрака они снова трогались в путь. Во время полуденных остановок погонщики поправляли поклажу, крепче затягивали подпруги на химмерах, и все пили горький отвар из листьев какао, чтобы легче перенести высокогорную болезнь, которая начинала проявляться у жителей низин. Ночью вокруг лагерных костров воины пели резкими гнусавыми голосами, от которых Билли скрипел зубами, а некоторые играли на свистульках дикие пронзительные мелодии.

Мéарана собирала все впечатления, чтобы однажды сыграть об этом приключении удобно усевшимся слушателям с Ди Больда и Иеговы, с Абалона и Верховной Тары, которые в своем невежестве сочтут, что легко перенесли бы подобные испытания. Спиральный Рукав большой, но он далеко, и прихоть приграничного вождя в головном уборе из перьев значила здесь больше единой воли Верховного Шинейда.

Наконец они выбрались на плато, где выли ветра и росли причудливо искривленные деревца. Они снова увидели Муль-тавии. Их встретили каноэ, волоком перетащенные по берегу реки. Погонщики ослов к тому времени перестали лить слезы и встретили разгрузку животных с горящими, решительными взорами.

Каноэ арф выглядели красивее, чем у ущельцев. Носы их кораблей украшали фигуры львов, грифонов и сказочных зверей, которые держали в когтях арфы. По всей длине бортов вились ярко раскрашенные узоры. Водный Стебель сказал ей, что каждый узор и тотем на носу обозначают определенный клан. Раньше ему не доводилось видеть так много кланов, собравшихся вместе.

– Там лежит страна арф, – произнес Водный Стебель, указывая мимо Второго водопада на горы Кобберджоббл. – Но вождь говорит: это плато теперь наш дом. Прошлый урожай был беден, и многие умерли в месяц Большого Голода, поэтому он повел нас вниз на поиски славы. Ущельцев согнали с утесов, а воины медведей вторглись в долину Теларнак. Ни один вождь арф прежде не покорял столько земель.

– Он – самый настоящий Элиша Бо Ванамеер, – согласился Донован, и Мéарана вспомнила, как юный Зорба де ла Суса убил Народную Надежду.

Когда поклажу погрузили на каноэ, вождь арф приказал выстроить детей ущельцев, и его люди обнажили мечи. Мéарана с ужасом поняла, что собираются сделать арфы.

– Нет! – вскрикнула она. – Вы’ня можете!

Донован поймал ее за руку, но она вырвалась и встала между мальчиками и мужчинами с мечами. Вождь не понимал галактического, но тут все было ясно без слов. Он снизошел до объяснений только потому, что она арфистка.

– Вождь говорит, – сказал ей Водный Стебель, – что эти дети станут мужчинами, а мужчины будут искать мести за своих отцов, которых убили у них на глазах. Когда это случится, они падут под нашими мечами, как и их отцы, поэтому зачем ждать?

– Затем, – сказала Мéарана на лоора нуксрьес’р, – что сейчас они не могут дать отпор.

Вождь кивнул:

– Да. И тем лучше.

– Арфистка, – сказал на галактическом Билли Чинс, – это не стоит риска. Их отцы готовились спуститься по реке и перебить нас. Их отродьям мы ничего не должны.

Мéарана не удостоила его даже взгляда.

– Я спою об этом, – заявила она.

По рядам арф прокатился потрясенный вздох, когда те, кто немного знал имперский язык, перевели для тех, кто его не знал. Вождь выглядел неуверенным, не понимая, почитать ли это за честь.

– Я спою о том, как арфы побоялись кучки детей и убили их, хотя они не могли ударить в ответ. Я спою об этом в Граде на Холме, куда мы идем. Я спою об этом на причалах Раджи-лура, во дворцах Нуксрьес’ра. Я спою об этом на Сияющем Пути! На Арфалуне и Ди Больде, от Рамажа до Танцующей Дамы. В мирах, где о вас ничего не знают, а теперь узнают, что вы – детоубийцы.

Водный Стебель задрожал и упал на колени.

– Она спела сатиру о речниках, – сказал он вождю, – и почти все они умерли.

Вождь оскалился:

– Да. Потому что мы пришли и убили их ради золота.

– Ты станешь отрицать, что ее пение привело вас к ней? Словно река, извилист путь Странной.

– Итак, – решительно сказал заметно побледневший вождь, – если мы не должны убивать их потому, что они не вооружены, мы дадим им оружие. А может быть, ты сразишься вместо них?

– Я сражусь за них, – раздался голос позади арфистки.

Мéарана оглянулась и увидела, как ей ухмыляется Теодорк Нагараян.

– Это мой хлеб, детка. Начинай думать, что ты споешь обо мне.

Он обратился к вождю:

– Я буду сражаться против твоего лучшего бойца или против пятерых обычных воинов, ибо я не ел с самого полудня и ослаб от голода.

Вождь заулыбался, когда Водный Стебель перевел ему. Наконец появился кто-то, кого он понимал!

– Я буду сражаться сам! – заявил он.

Но Теодорк отказался.

– Я не могу оставить твоих людей без сильного лидера. Потребуется крепкая рука, чтобы утешить вдов.

Арфы шушукались между собой, пока вождь пытался понять, было ли это похвалой или насмешкой.

– Надеюсь, его меч так же ловок, как и его язык, – донесся до Мéараны шепот Донована.

Вперед шагнули четыре человека, затем, когда назвали его имя, вышел пятый. Они стали в ряд, сжимая в руках мечи. Теодорк посмотрел на их оружие и улыбнулся.

– В моем мире такие называют гладиями, – сказал Дикарь Мéаране. – Их используют на спортивных соревнованиях.

Затем он обратился к стоявшим напротив него воинам:

– Это ваши клинки, посвященные вашим богам именами и кровью?

Они нахмурились, не улавливая смысла обряда, но Водный Стебель перевел им, и арфы закивали.

– Верно, мой собственный.

– Его держал только я!

Теодорк кивнул.

– Тогда я взываю о праве использовать собственные клинки, которые из-за страха перед ними были отняты у меня и лежат теперь в каком-то каноэ.

Вождь хмыкнул.

– Ты только оттягиваешь свою участь, звездный человек.

– О нет, – ответил Теодорк, – это не займет много времени.

Он сложил ладони у рта и крикнул:

– Добрая Рукоять! Потрошитель! Хозяин зовет вас! Вас ждет работенка!

Арфы завороженно следили за представлением. Люди стояли, разинув рты, пока тишину не нарушили вдруг звонкие голоса:

– я тут, босс! Возьми меня!

Дебли Джин Софвари возвел очи ropé.

– Святая мудрость! Он вставил в рукояти мечей активируемые голосом эймшифары!

Теодор покосился на него:

– Конечно, валлах. Я же не вчера выпал с бота. Сделал на Гатмандере. Я заплатил за клинки немало дукатов, поэтому терять их не собираюсь.

Он уже шагал к каноэ, из которого донеслись голоса.

– Я буду биться обеими, – сказал он будто бы самому себе, поднявшись на борт. – Сражу трех человек Доброй Рукоятью в правой руке, еще двух Потрошителем в левой.

Когда он достал оба меча из свертков и снова повернулся к группе, против него осталось двое мечников. Трое других бесследно испарились, и большинство арф стояли на коленях или прятали лица от говорящих мечей.

Теодорк нахмурился.

– То, что против меня только двое, вряд ли честно. Но вот что я скажу вам. Госпожа арфистка всего лишь хочет, чтобы этих ребят не убивали. Разве это так плохо?

Он подождал, пока Водный Стебель переведет.

Один из воинов не мог отвести взгляд от Потрошителя, против которого ему придется сражаться, если поединок состоится. Теодорк заметил это и предложил им познакомиться, но мужчина покачал головой.

– После твоего объяснения ее поступок кажется мне благородным, – с этими словами он тоже исчез в толпе.

– И остался только ты, – обратился Теодорк к дрожащему воину, который все еще сжимал в руке меч, но опустил его острием к земле.

Мужчина вздохнул:

– Такой же хороший день для смерти, как любой другой.

Когда Водный Стебель перевел сказанное, Теодорк кивнул:

– Так и есть. И ты прав. Честь требует, чтобы один из вас сражался, а я защищался. Вот как проходят суды у меня дома. Для меня будет честью сразить столь же отважного человека, как я сам.

– Что ж, – произнес воин, подняв круглый деревянный щит для защиты левого бока. – Не стоит полагаться на честь. Странная награждает честь, но ее пути извилисты.

– Как пожелаешь. – Теодорк скрестил перед собою мечи.

Водный Стебель отбежал в сторону. Арфа сделал выпад, и Теодорк пустился в танец.

Именно так лучше всего описать его движения, решила Мéарана. Он танцевал. Он прыгал и кружился, что скорее походило на искусство, чем на бой. Когда он поймал меч арфы на скрещенные клинки, то замер для пущего эффекта, прежде чем развернуться, отбросить меч и взмахнуть Потрошителем по низкой дуге, целясь в пах воина.

Но его противник тоже оказался не обычным мечником. Его народ промышлял тем, что убивал других людей, и Дикарю сложно было показать такой трюк, которого воину еще не приходилось бы видеть. Арфа ушел от удара, хотя и с меньшей изящностью, чем Теодорк.

Ответный выпад был направлен сверху вниз и метил в открывшийся позвоночник Теодорка. Мéарана затаила дыхание, но услышала бормотание Поули:

– Раз, два, перекат.

И действительно, Дикарь перекатился и ударил по коленям мужчины, повалив его на землю. Оба сразу вскочили на ноги и встали лицом друг к другу, но вне пределов досягаемости клинков.

– Теперь они оценили друг друга и могут начинать сражаться, – сказал Поули. – Смысл не в том, чтобы попасть в меч того парня. Смысл в том, чтобы попасть в самого парня. Ты увидишь пару атакующих движений, пару парирующих движений, затем они разойдутся.

Так все и случилось. Иногда мечи мелькали настолько быстро, что Мéарана не различала ударов. Она узнала, что большой круглый щит имеет еще одно свойство, кроме защиты, а также один недостаток. Неожиданное свойство заключалось в том, что щит сам по себе являлся оружием. Недостаток состоял в том, что он был тяжелым и по ходу боя становился все тяжелее.

Щит опускался все ниже и ниже, а меч Теодорка мелькал над ободом все чаще и чаще. На торсе и руках арфы появились первые порезы. И даже один на бедре.

– Значит, он хочет так, – проворчал Поули. – Со мной такое не прокатит.

Но Мéарана не поняла, что он имел в виду. А затем Теодорк допустил ошибку. Мéарана не заметила ни одной промашки или оплошности в представлении. Он орудовал обоими мечами в грациозном балете без единого неверного шага.

А сейчас он открылся, и арфа устремился в брешь. Теодорк отступил, но недостаточно далеко, и острие клинка задело его руку. Он не выронил Добрую Рукоять, хотя попятился еще на пару шагов. Он ухмыльнулся противнику, и противник усмехнулся в ответ. Затем Дикарь выпустил оба меча. И арфа сделал то же.

– Босс! – окликнул Теодорк вождя арф. – Я не могу убить твоего человека, ибо тогда я лишу твоих людей могучего воина! Тебе следует полить его голову топленым маслом и медом и упоить медовухой! С этого дня у него должно быть новое имя! Я буду называть его Другом Меча, и, если он когда-нибудь попадет в мою страну, я устрою ему пиршество и мы вновь сразимся, дабы почтить нашу честь!

Когда перевели его речь, самую длинную из всех, что слышала от него Мéарана, собравшиеся воины радостно закричали. Донован прошептал:

– Я же говорил, что Теодорк умнее, чем ты думала. Тебе понравилось, как он справился с этим воином?

– Мне понравилось, как он справился с четырьмя другими, – сказала она.

– У этого несчастного варвара не было шансов, – отозвался стоявший позади них Поули. – Он раньше не видел людей вроде Тедди или меня. Он умеет обращаться с мечом, это правда, но он не знает, как обращаться с языком. Так что пока у него наточено только одно оружие, а победило его то, которому он не уделял внимания.

– Но, – произнес Софвари, – есть миры, в которых за уловку с локатором его сожгли бы на костре. Есть культы, в которых за то, что он опустил меч, его бы казнили. Я видел один такой, в коридоре Гансу.

Дикарь пожал плечами:

– Человек учится чуять обычаи других людей.

– Как?

– Это приходит с опытом.

Софвари задумался.

– Опыт – суровый учитель.

– Верно, – отметил Поули. – Но посмотри на его выпускников.

Плененным мальчикам дали еды и воды и отправили восвояси. Самый старший, худощавый паренек с иссеченным шрамами лицом, около четырнадцати стандартных лет на вид, на прощанье сказал:

– Мы вернемся. И убьем вас за смерти наших отцов и изнасилование наших матерей.

Но арфы только посмеялись над его словами, хотя некоторые кивнули и ответили, что будут ждать.

– Справедливее всего, – промолвил вождь, – вернуть семена в землю, надеясь на будущий урожай.

Его телохранители достали мечи и помахали ими на случай, если кто-то не понял, какие серпы будут жать тот урожай.

Мéарану и ее людей привели в Новый Город, где их чествовали и восхваляли, и Мéарана сымпровизировала песню, прославлявшую бой между Теодорком и арфой, которого, как она узнала, звали Кормящий Ворон. Те, кто присутствовал на поединке, добавили для друзей и женщин пару цветастых комментариев от себя. Мéарана несколько изменила концовку. У нее оба мужчины одновременно признали отвагу друг друга и бросили мечи. Так история звучала лучше и льстила Кормящему Ворон. Еще в ее версии четверо других воинов не сбежали из-за страха перед говорящими мечами, но Кормящий Ворон сам отпустил их, потому что решил сражаться в одиночку. Вождь арф заметил эти изменения и одобрительно кивнул. К следующему году, когда песню пропоют достаточное количество раз, даже ее персонажи поверят, что именно так все и случилось.

Неделю спустя отряд арф провел Мéарану и ее товарищей мимо Второго водопада на нагорье Кобберджоббла. Арфы называли вершины «сияющими горами», потому что снежные шапки отражали лучи солнца даже после того, как оно закатится за горизонт. Не зная о геометрии сфер, они свято верили, что сияли сами горные пики.

Отряд пересел в другую пару каноэ, легче боевых лодок, на которых они ходили раньше. На берегах лежала древняя родина арф, поселки с лагерями казались более основательными, судя по виду, люди обитали в них довольно долго. Стены представляли собой не просто частоколы из шестов, но были покрыты чем-то похожим на штукатурку и отсвечивали охрой, особенно в лучах заходящего солнца.

В первый раз более легкие каноэ доказали свое преимущество, когда пришлось перетаскивать их посуху. Мультавии несла свои воды по многочисленным порогам через высокогорные луга, и каждый раз отряду приходилось разгружать лодки и волочь их в обход преград.

Кормящий Ворон возглавил эскорт, состоявший из его последователей, которые теперь, когда их лидер так прославился, ходили раздувшись от гордости. С ними отправился Водный Стебель, ибо только он мог переводить с лоора нуксрьес’р, и молодая женщина, по имени Кроличья Шкура, из племени эмрикиев. Ее взяли в плен во время прошлой войны, а теперь возвращали в качестве жеста доброй воли. Она знала и танга кру’тье арф, и мургаглайз, на котором говорили эмрикии.

– Как же сложно нам будет общаться с этими эмрикия-ми! – заметил Софвари. – Мы думаем на галактическом, уховертки переводят это на лоора нуксрьес’р, Водный Стебель переводит на танга кру’тье, а Шкура переводит на мургаглайз. С любого кролика мысли, попытавшегося проскользнуть через такие сети, наверняка сдерут шкуру.

Некоторые деревушки, мимо которых они проплывали, были брошены, и Мéарана вспомнила, что арфы спустились с предгорий, согнав медведей и прочие племена, кто там обитал. Арфистка сочла подобное большой несправедливостью по отношению к медведям, но Водный Стебель объяснил, что воины медведей раньше отняли те земли у воинов ворона, которые сейчас жили в долине дальше к востоку.

– Таков путь мира, – сказал он. – Однажды придут твои люди и прогонят даже могучих нуксрьес’ров.

– На это может уйти много времени, – ответила Мéарана.

Но Водный Стебель лишь покачал головой.

– В мое время, или во время моих детей, или детей моих детей – но они придут наверняка. Перед вашей мощью мы – ничто. А те, кто обладает силой, используют ее, если только их не останавливает страх.

Мéарана могла бы поспорить с этим, но в разговор вмешался Донован:

– Когда Ардри узнает, что из Конфедерации в Глушь ведет забытая дорога, сможет ли он оставаться в стороне? Что, если Конфедерация заново откроет дорогу? В конечном итоге вопрос будет состоять не в том, смогут ли эти люди продолжать убивать чужих детей и резать глотки путешественникам, а в том, кто станет ими править – Ардри или Названные.

По пути к исконным землям арф они протащили каноэ мимо множества порогов и водопадов, но поняли, почему ни один из них не обозначался хотя бы порядковым номером, только когда неделю спустя вышли к подножию Длинной Ноги. Водопад Длинной Ноги назывался Третьим водопадом, поскольку ничто на всей протяженности реки не могло сравниться с ним, кроме двух братьев ниже по течению. В отличие от Ревущего и Второго, Третий водопад не срывался прямо со скал. Горы здесь были более крутыми, но отвесные скалы появлялись уже под самой вершиной гряды. Длинная Нога катилась с полмили по склону, извиваясь, брызжа пеной и танцуя в своем русле, словно ребенок на водяной горке в парке развлечений, прежде чем влиться в Гриперзии внизу. Скалистые склоны были безжизненны, лишь на южной стороне чахлые деревца с трудом вырастали до уровня груди и тянулись ветвями к востоку.

– Это зачарованный лес, – боязливо сказал Теодорк, но Поули рассмеялся и обозвал его «псом с прерий».

Кормящий Ворон указал на пик:

– Эмрикии обитают там, где их никто не может потревожить. Они спускаются с гор только ради отмщения за то, что считают несправедливостью. Но никогда не захватывают земли тех людей, которых одолели, ибо они не только слабаки, но и трусы.

Мéарана уставилась на высокий склон горы и подумала, что они не слабаки и не трусы, а просто рассудительные люди. «Но иногда приходит время, – однажды сказала ей бан Бриджит, – когда граница между ними размывается». Странное дело, Мéарана не вспоминала о матери много дней, а теперь ее голос показался таким настоящим, что она едва не обернулась, ожидая увидеть ее рядом. Она глубоко вдохнула. Выдохнула. На вершине горы воздух станет еще более разреженным. Надо бы поберечь запасы листьев какао.

– Как мы туда поднимемся? – спросила она у Кормящего Ворон.

– Каноэ нам больше не потребуется, – ответил воин арф.

«Скажи что-то, чего я не знаю», – подумала Мéарана.

– Я спрашивала не о том, на чем мы доберемся до вершины, а как.

Мужчина неопределенно махнул рукой:

– Там есть тропа. Мы оставим вам йаамов.

Йаамы были странной породой волосатых ямалов, живущих в высокогорье. Они славились дурным нравом и часто плевались, но уверенно чувствовали себя на горных тропах. По Мультавии шел плот с двумя такими животными, и его прибытия ждали к утру.

«Выполнять условия соглашения – не любезность», – подумала она, но вслух сказала:

– Ваша безвозмездная щедрость известна повсеместно.

– И пусть Странная будет менее таинственной в вашем путешествии.

– Вы не идете с нами. – Из ее уст это прозвучало не как вопрос.

– Это не наше путешествие. Наш путь лежит в нижние земли, где можно обрести славу и пастбища. Эмрикии дикие и нищие, они не ведают чести. В их краях не добыть славы. Мы оставим вам сумку с золотом, чтобы заплатить им, и пищу, что вы принесли с собой.

– Как щедро с его стороны, – тихо заметил Теодорк.

«Он боится эмрикиев», – подумала Мéарана.

Они разожгли костер и провели ночь в его подрагивающем свете. Приближалось время, когда рассчитывала вернуться капитан Барнс. До чего хорошо будет снова оказаться в мире ванн и книг. Поули и Тедди спорили, кто больше работал, разгружая каноэ, и дело чуть было не дошло до драки, но Донован успел разнять их. Софвари, чье оборудование выбросили в Ревущее ущелье до того, как он загрузил данные в накопитель, впал в мрачную апатию и даже не пытался брать мазки с внутренних сторон щек. Какая-нибудь банда дикарей все равно уничтожит образцы, сказал он. Больше не слышалось ни медоточивых слов, ни умных наблюдений. Билли тоже почти не разговаривал и смотрел на все с угрюмым фатализмом.

Мéарана немного попела, а потом, сославшись на усталость, отпросилась спать. Арфистка отошла в сторонку и, присев на границе света, достала медальон. Цепочку с ее шеи сорвали арфы в Ревущем ущелье, и теперь надо найти другую.

«Они там, – думала Мéарана, – люди, изготовившие медальон».

Девушка размышляла о том, через сколько рук он прошел, чтобы попасть к людям Лафеева в Речному Мосту на берегу широкого Арииднукс’ра.

«Завтра», – подумала она, глядя в небо над склоном горы.

Плот прибыл в полдень, и компания нагрузила йаамов для подъема к Граду на Холме. Кормящий Ворон собрался уходить.

– Пускай Странная поможет тебе отыскать мать, – на прощанье пожелал он.

Он подошел к Кроличьей Шкуре и сказал:

– Я дарую тебе свободу, Кроличья Шкура, и прошу тебя подарить им мой поцелуй дружбы.

И он взял ее за руки и поцеловал в губы.

Все опять замолчали. Ветер шумел в кронах деревьев. Весла отбывающих каноэ с плеском погружались в воду. Длинная Нога рокотала и гремела. С высоты донесся крик орла. Внезапно Мéарана ощутила себя такой одинокой, как никогда раньше. Она задрожала и запахнула куртку из всякнаряда, чтобы хоть немного согреться.

Они с Донованом подошли к Кроличьей Шкуре, которая стояла на берегу реки, наблюдая за отплывающими арфами. Когда последнее каноэ миновало изгиб и исчезло за зарослями ивняка, она плюнула в воду.

Мéарана понимала, что та вряд ли питала нежные чувства к своим поработителям. Это был суровый мир, но все имеет свои сильные и слабые стороны. Однажды мать сказала ей, что никто не вправе первым кинуть камень в другого человека. «Но это не значит, – всегда добавляла она, – что никто не заслуживает того, чтобы кинуть в него камнем».

– Пойдем, Кроличья Шкура, – сказала арфистка, зная, что та не поймет ничего, кроме своего имени, которое Мéарана научилась выговаривать на танга кру’тье.

Но девушка запрокинула голову, и две черные косы взметнулись, будто плети. Она сказала что-то мстительным тоном и сорвала с себя длинную льняную сорочку. Мéарана остановила ее руку, их взгляды встретились. Кроличья Шкура поджала губы и сбросила ее ладонь.

– Думаю, мы поняли послание, – заметила Мéарана. – В чем дело, Донован?

– Кажется, я понял, что она сказала. Когда ты назвала ее Кроличьей Шкурой, думаю, она сказала: «Меня зовут Чейн Гостья-Уайд».

– Моя уховертка молчала.

– Дело не в уховертке. Это Педант. Я знаю этот язык… хотя непонятно откуда.

– Ты никогда не рассказывал о своей молодости.

– Если я вспомню ее, расскажу тебе первой.

Он сказал Чейн что-то на таком же тягучем и утробном языке. Девушка нахмурилась, внимательно прислушиваясь, хотела ответить, но только покачала головой и пожала плечами. Они вернулись к остальным – все уже закинули на спины рюкзаки и собрались возле йаамов.

– До меня дошло, – неуверенно произнес Донован. – Может, когда-то я знал похожий язык.

Чейн повела их по опасной тропе, которая то сужалась до уступов на самом краю пропасти, а то и вовсе исчезала, оставляя лишь выемки для рук и ног в скале. Не самый легкий путь. Однажды Билли оступился и сорвался бы, но Донован поймал его за руку и затащил обратно.

Во время восхождения Донован пытался припомнить смутно знакомый язык Чейн. Флот Сокровищ покинул Терру задолго до Чистки, значит, люди должны были общаться на тантамиже, лингва франка той эпохи. Но не стоило забывать о врадди, жунгво, мурканцах, а также юрпейцах с их нищим классом рооми…

В эру Аудио языки менялись не так быстро, как в эру Печати. Но хотя аудиозаписи дольше сохраняли классическое произношение, тем не менее согласные смягчались, гласные смещались, склонения растворялись. У потомков Чистки они трансформировались не так, как среди потомков Флота Сокровищ. На Старых Планетах сознательно соединили различные языки, дабы воспрепятствовать общению среди беженцев, так что речь Периферии представляла собой более пеструю смесь, чем в Глуши. Вот почему он понимал отдельные слова, но не смысл сказанного.

Ищейка работал над этим.

Иногда Донован скучал по голосам в голове. Невзирая на склоки, в их какофонии ощущалось единство. Время от времени он слышал шепот напыщенных раздумий Педанта, язвительные умозаключения Ищейки, тревожные окрики Внутреннего Ребенка. Но теперь у него было чувство, что это он раздумывал, приходил к умозаключениям и тревожился, что это было одно «я», пусть даже оно состояло из отдельных частей его разума. Чего греха таить, он даже скучал по этому скользкому старому пройдохе Фудиру.

– Я же говорил, ты будешь по мне скучать, – произнесли его губы.

И Донован улыбнулся, продолжая карабкаться в горы.

Они пересекли гряду, и начался спуск через лес. Ярко-синие птицы с топорщащимися хохолками с любопытством поглядывали на процессию, пронзительно чирикая вслед. Дорога была проторенной, но пока им не встретилось ни единого следа людей, которые могли бы ее проложить.

Из леса они вышли в широкую высокогорную долину, и Донован увидел шахматную доску полей и небольшие хозяйства, огороженные каменными стенами и заборчиками. Дома были крыты покатыми торфяными крышами, дым из труб стелился по земле. Мужчины и женщины отрывистыми командами остановили запряженных в плуги химмеров, с интересом наблюдая за приближающимися путниками. Недалеко от каждого лежала длинноствольная винтовка, а кое-кто уже сжимал оружие в руках.

– У них огнестрельное оружие! – поразилась Мéарана. – Его нет даже у нуксрьес’ров.

Донован что-то крикнул и помахал рукой ближайшему фермеру. Мужчина после недолгого колебания махнул в ответ. Потому что узнал слово? Или догадался, что его приветствуют?

Они подошли к небольшому мосту через стремительный горный ручей, приток Мультавии, который вместе с ней вливался в могучий Арииднукс’р. По другую сторону, на островке, выстроились в ряд всадники. Но вместо того чтобы пересечь мост, Чейн опустилась на колени на берегу, окропила себя водой и подождала, пока капли стекут по лицу и рукам.