355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Майкл Фрэнсис Флинн » Река Джима » Текст книги (страница 1)
Река Джима
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:21

Текст книги "Река Джима"


Автор книги: Майкл Фрэнсис Флинн



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

MICHAEL FLYNN
UP JIM RIVER

St. Petersburg Fantastika Book Club Publishers

2015

МАЙКЛ ФЛИНН
РЕКА ДЖИМА

Санкт-Петербург

«Издательство Фантастика Книжный Клуб» 2015

Michael F. Flynn UP JIM RIVER

Copyright © 2010 by Michael F. Flynn

All rights reserved

Cover illustration by Steve Stone

Перевод с английского Владислава Лотовского

ISBN 978-5-91878-123-4

УДК 82/89 ББК 84.7 США Ф 72

© «Издательство Фантастика Книжный Клуб», 2015

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Люсия Д. Томпсон – иначе известная как Мéарана, арфистка, дочь бан Бриджит

Донован (человек со шрамами) – иначе известный как Фудир, в свое время агент КЦМ

Цербер – секретарь Своры

Зорба де ла Суса – отставной Гончий, наставник бан Бриджит

Изящная Бинтсейф – Гончая, приписанная к Академии

Джонни Барселона – иначе известный как Восстанавливающиеся Службы, император Утренней Росы

Морган Чен-ли – гранд-секретарь блеска Утренней Росы

Бвана – председатель Терранского Братства на Чертополоховом Пристанище

Боо Сад мак Сорли, Энвелумокву Тоттенхайм – ювхарри с Арфалуна

Грейстрок – Гончий

Маленький Хью О’Кэрролл – его Щен, иначе известный как Ринти

Билли Чинс – терранский хитмутгар и актуарий с Арфалуна

Шмон ван Рвенгасира и Гасдро – директор банка тканей на Танцующей Даме

дама Теффна бинт Ховард – туристка с Англетара

Теодорк Нагараян – Дикарь

судья Трайза Доррайенфер – магистрат-обвинитель на Отважном Ходе

Чэн-боб Смердров – импортер-экспортер с Гатмандера

Дебли Джин Софвари – ученый-валлах с Кàунтусульфалýги

Мэгги Барнс – капитан торгового корабля «Одеяла и бусы»

Далапати Затартан ад-Дин – Д. 3., ее старший помощник

Март Пеппер, Дикий Билл, Халлахан и другие – команда «Одеял и бус»

Поули из Ястребов – второй Дикарь

Жавн Слоофи – переводчик из Нуксрьес’ра

Дьямос Тул – переводчик из Раджилура

Бармены, скользящие, терране, лакеи, рабочие, ’луны, торговые принцы, извозчики, журналисты, амазонки, гаты, резиденты, различные дикари и принцесса Далей

Карта района Лафронтера Периферии


Двухмерная проекция района Лафронтера. Вид с галактического севера. Вдоль главных дорог отображены не все промежуточные миры. Не все планеты расположены на одном и том же уровне.

Карта Великой Долины


АЛАП (ВИЛАМБИТ)[1]1
  Алап (виламбит) – в индийской классической музыке вступительная часть раги, отличается импровизационностью и свободой ритма.


[Закрыть]

Это ее песнь, но она не станет петь, и потому это придется делать кому-то менее умелому.

Есть одна река на Полустанке Дангчао, небольшом мирке под протекторатом Ди Больда. Река эта длинная, с многочисленными притоками, порогами и водопадами, она несет свои воды через удивительные и недружелюбные края. Поднимаясь по ней, можно потерять все. Поднимаясь по ней, можно обрести все.

Не такая уж объединенная Лига Периферии знает, что любая история либо начинается, либо заканчивается на Иегове. Эта из тех, что там начинается. Эта история о любви, потере и поиске и об иных подобных бедах.

Все дело в том, что солнце Иеговы – Око Аллаха – главный узел Электрического авеню, огромной сети сверхсветовых трасс, связывающих звезды воедино. Здесь сходится дорог больше, чем в любом другом месте южно-центральной области, и поэтому, по законам вероятности – или по прихоти судьбы, – рано или поздно сюда попадают все.

И когда это случается, они приходят в бар Иеговы, и только если удовольствия в их жизни не ограничиваются такой дикостью, как распевание гимнов, – а что может быть более диким? – на всей планете не найти более подходящего места. Распевание гимнов – занятие хорошее и поразительно увлекательное, но многие, кого прибивает к берегам Иеговы, стремятся избавиться от боли прошлого, а не тянуться к славе будущего. Для многих завсегдатаев бара будущего нет, как нет даже мыслей, что оно у них могло бы быть.

В Спиральном Рукаве, где «сильные берут то, что могут, а слабые принимают то, что должно», Иегова – как прекрасная жемчужина, которая стоит дороже рубинов, – ибо она слишком ценный приз. «Сотня рук тянется к ней, – гласит пословица, – и девяносто девять не позволяют одной схватить ее». Поэтому планета – своего рода убежище для многих и дойная корова для старейшин. И если временами дойная корова больше напоминает золотого тельца, то на это можно закрыть глаза.

Итак, хеттинадские купцы встречаются со своими соперниками с Большой Ганзы; команды бродячих грузолетов – с Межзвездной Компанией, с гладиольскими семенными кораблями, маршалами, колонистами и первопроходцами Лиги и, ясное дело, туристами: эти скользящие меж звезд прибывают на громадных лайнерах Хэдли, чтобы взглянуть на планету одним глазком, а дальше снова в путь! К звездам, достойным более долгих остановок.

Прибивает сюда и всяческий хлам со всего Спирального Рукава: те, кто скитается от звезды к звезде, всего на шаг впереди кредиторов, супруга или маршала Лиги; те, кто мечтает только о том, чтобы позабыть свою жизнь.

Один из них – человек со шрамами. У него было имя, много имен, но пока сойдет и это. Даже он сам не знает, какое из тех имен настоящее и есть ли среди них настоящее. Он так долго просидел в своей нише, что стал походить на работника бара или на часть интерьера вроде позолоченного канделябра, который отбрасывает дрожащий неуверенный свет на таких же дрожащих и неуверенных посетителей. Для небольшой компании ценителей он стал чем-то вроде достопримечательности. Он пришел, ибо прошлое оказалось слишком тяжелой ношей, а здесь он мог сбросить груз с плеч и отдохнуть. Но недавно часть прошлого настигла его…

…Но это не его история, точнее, не совсем его.

И наконец, – и этот вид самый редкий – здесь появляются те, кого направляет не прошлое, но будущее. Может показаться странным, что путь в будущее проходит через бар Иеговы, но, как говорится, дорога в рай лежит через чистилище.

Впрочем, как и дорога в ад.

I
ПРОПАЛА ГОНЧАЯ

Итак, история начинается, только если она не началась где-то еще и в другое время. Человек со шрамами сидит на привычном месте, сокрытый тенями высеченной в стене ниши. Другие ниши занимают влюбленные, жаждущие уединения, но здесь нет любви. А если и есть, то только самая примитивная.

Раннее утро – унылое и угрюмое время, и человек со шрамами всем видом выражает эти самые уныние и угрюмость. У него усталый и пустой взгляд, словно его высосали досуха, вынули даже душу. От него остались лишь кожа да кости, подбородок изогнулся крючком под обвисшим ртом. Он умеет улыбаться, но случается это нечасто, да и улыбка у него не самая приятная. Лицо обветренное, кожа почти прозрачная. Волосы выбеленные, но не чисто белые, ибо чистоты давным-давно нет. Кожа головы иссечена шрамами, и волосы торчат пучками. Рассказывая свою печальную историю, он зарабатывает на выпивку и еду. Иногда старик немного изменяет повествование, просто чтобы освежить его, но правды не знает никто.

Утро только наступало, но бар был полон. Люди, для которых ночь – это день, просачивались в зал, чтобы скрыться от восходящего солнца, обсудить ночные приключения и разделить улов. Докеры плелись по Смазочной улице с верфей космического порта, чтобы отметить конец смены. Заносило сюда скользящих и туристов, поскольку лайнеры и грузолеты придерживались собственного корабельного времени и лишь по чистой случайности оно могло совпасть с персональным меридианом бара. Скользящие, как правило, с рассветом едва волочили ноги, а ближе к сумеркам вваливались, пышущие жизнью.

И все они говорили. Рассказывали истории, жаловались на обиды, распевали песни. Мрачно бормотали и шепотом плели интриги, настолько изощренные и сложные, насколько им позволяло выпитое. Разговоры сливались в гул, который становился то громче, то тише в зависимости от количества людей и их скрытности, но никогда не умолкал полностью. Среди завсегдатаев ходила шутка, что некоторые беседы продолжались еще долго после того, как люди, что их вели, умерли; а в какой шутке нет доли правды? Есть задокументированные случаи, когда капитаны кораблей возвращались после рейсов и возобновляли разговор с того места, на котором прервались.

Человек со шрамами приступил к завтраку: даал, тушеная фасоль и жареные грибы, яичница и холодный жирный бекон. Старик шамкал и разговаривал с самим собой. Из-за этого некоторые люди считали, что он немного не в себе, хотя они ошибались – на самом деле он давно совсем слетел с катушек.

Наверху хлопнула дверь, и он на мгновение поднял взгляд, обмакнул наан в фасоль и поднес капающую смесь ко рту. На деревянной лестнице послышались шаги, но человек со шрамами так и не пошевелился. И вот девушка оказалась возле него, подтянула к себе стул и села напротив, скривившись при виде неаппетитного завтрака. У нее была лишь кружка черного кофе – или того, что в седом прошлом называлось кофе. Человеческая диаспора существовала тысячи лет, и на различных планетах скрещивались самые разные гены. Какао-бобы знали под многими названиями – кафф, чик, мок, джо, – но, даже когда они носили одно и то же имя, напиток не всегда был одинаковым на вкус.

Она была арфисткой, и пока это имя тоже сойдет. Она пришла к нему с метрическую неделю назад и выудила историю о Танцоре Января, заставив копаться в старых и болезненных воспоминаниях. И в утреннем свете, который лился сквозь распахнутые ставни, он увидел, что она причинит ему новую боль. Ибо в ее походке чувствовалась решительность, и он понял, что у нее появилась цель, к которой она намерена двигаться, а как сказал мудрец древности, «с движением существ начинает идти само время». Но как раз за временем человек со шрамами последние годы не следил.

Глаза у нее были цвета резко-острого, стеклянно-зеленого кремня, волосы красные, как пламя, но кожа темно-золотая. Бхисти, ученые-валлахи, работавшие с генами кофе, не оставили в покое и гены людей, породив как чудеса, так и ужасы; и хорошо, что их искусство успели забыть, ибо больше подобных чудес миру не вынести.

Арфистка ждала молча. Это был ее талант, не уступавший мастерству игры на арфе, ибо молчание похоже на вакуум, который высасывает слова из людей. Девушка поднесла кофе к губам, поставила кружку на стол, повертела ее.

Прошло несколько минут.

Но и человек со шрамами тоже владел искусством молчания и практиковался в нем куда дольше.

Наконец она подняла взгляд, на секунду заставив замереть его бегающие глаза.

– Я ухожу сегодня, – заявила она.

Голос прозвучал неуверенно, словно на самом деле она еще ни на что не решилась.

Человек со шрамами улыбнулся – только что он одержал небольшую победу в соревновании на терпеливость. Одна из его личностей хотела попрощаться с ней, а другая – не отпускать ее.

– Куда? – спросил он, выбрав нейтральный вопрос.

– Искать свою мать.

Человек со шрамами медленно кивнул. Теперь он разглядел в ней ее мать, ему стоило заметить раньше, когда арфистка уверенно вошла в бар, будто королева Верховной Тары. Арфистка была не столь эффектной и не такой хищной, как бан Бриджит, и она пока не успела настолько огрубеть. Ибо бан Бриджит владела искусством соблазнения, а ничто так не очерствляет душу, как слишком небрежное использование этого тонкого инструмента. Глубоко в душе арфистка сохранила то, что у ее матери давно затвердело или износилось.

– Твоя мать была ведьмой, – заметил он. – Королевой шлюх. Лучше забудь о ней.

Он ожидал какого-то ответа, но девушка просто опустила голову.

– Я понимаю твою боль. Ты любил и потерял ее, но я знала ее с другой стороны.

– Не будь так уверена, – ответил человек со шрамами. – Леопард не меняет своих пятен. Я полюбил ее не по своей воле. Ни один мужчина не в силах противостоять ей, если она чего-то хочет. Она играла со мной, как ты играешь на арфе, пока я пел под ее мелодию. Какие шансы у ребенка избежать расставленного ею капкана?

– Я думаю, ты слишком ожесточен. Ты сделал свой выбор. Это ведь ты бросил ее.

– Я спасся.

Человек со шрамами вспомнил утро в трущобах Чельвеки-стада, что на Старом Сакене: побег из постели бан Бриджит и путь к Танцору. Из всего, что он сделал в жизни, совершить это было самым сложным.

– Как давно она исчезла? – неохотно спросил он.

Некоторые его личности жаждали это знать, другим было просто любопытно.

– Три года назад. Она ушла, когда мне было шестнадцать метрических лет.

– Но ты отправилась на поиски только сейчас?

– Не думай, что тебя было легко отыскать. Я следовала за намеками и слухами. Они привели меня сюда.

– Не должны были. Ни одна девчонка не должна была выследить меня.

– Моя мать – Гончая. Она кое-чему научила меня.

Гончие Ардри были умелыми агентами, славились опытностью в делах как политического, так и военного толка, они становились безжалостны и непреклонны, когда предстояло сделать то, что должно. Гончий мог быть кем пожелает: вестником, разведчиком, шпионом, послом, диверсантом, убийцей, спасателем и правителем планеты. Воспитание детей входило в число многочисленных талантов бан Бриджит.

Он отодвинул завтрак.

– И что заставляет тебя, арфистка, полагать, что ты сможешь найти Гончую, если она не хочет, чтобы ее нашли? Гончая может заниматься делом годами. Прямо сейчас она может быть на пути назад.

– На наше семейное ранчо на Дангчао явился Виллги.

– Виллги!

– Он искал мать и думал, что я могу что-нибудь вспомнить, какую-нибудь мелкую деталь. Вот откуда я узнала, что она пропала, а не просто занимается какой-то работой.

– Еще одна причина не вмешиваться. Я встречал достаточно Гончих Ардри и не желаю их больше видеть, в особенности Виллги.

– Он показался… беспокойным человечком.

– Он мог убить тебя одним пальцем.

– Ты знаешь, насколько разбросана Свора. Заданий всегда больше, чем Гончих. Они не могут отказаться от других дел. – Она потянулась через стол и взяла его за руку. – Фудир, они прекратили поиск.

– А ты?

– Что я?

– Помнишь одну мелкую деталь?

Арфистка на секунду задумалась, играя медальоном на серебряной цепочке.

– Я… не знаю. Мать руководила восстановительными работами на Чертополоховом Пристанище. Она вернулась домой, побыла две недели, а потом ушла.

Голос арфистки стал тверже, и человек со шрамами посмотрел на девушку.

– И она не сказала, куда направляется?

– Если б сказала, – отрезала она, – я б ня искала! Она никогда ничего мне’ня говорила. Дела Гончих… ня мне о том знать!

На лице человека со шрамами мелькнуло раздражение, он поморщился.

– Ладно, – пробормотал он себе под нос. – Я спрошу.

И обратился к арфистке:

– Как она вела себя, пока была дома?

– Как… мать. Мы ужинали. Она послушала мой концерт. Подолгу засиживалась в кабинете, читая и составляя доклады. Она дала мне это.

Арфистка сняла с шеи медальон и протянула ему. Человек со шрамами схватил его: простой черный керамический диск, в центре которого сверкал бриллиант. Под камнем к краю украшения зигзагом вилась рубиновая лента.

– Конец сколот, – подметил он. – Она должна была тянуться за край. В ее духе дарить подарок с изъяном.

– Это просто безделушка с Чертополохова Пристанища. Она часто привозила мне подарки с заданий. Но главное – откуда они, а не для чего.

– Вот только эта работа не с Чертополохова Пристанища. Они не ограняют так драгоценные камни и отдают предпочтение броскости и замысловатости.

Он вернул украшение, и арфистка вновь повесила его между грудей.

– Неплохой образчик, – сказал он. – Выручишь два шекеля, может, два с половиной на рынке Иеговы. Меньше, если будешь вести дело с Товарной биржей.

– Я показывала его ювелирам в Дангчао-сити, возила даже на Ди Больд, в Коммерческую Петлю, что в Порт-Эльфьюджи. Стиль так никто и не узнал.

Человек со шрамами пожал плечами.

– Спиральный Рукав большой. – Он снова обмакнул хлеб в фасоль, повозил им и с отвращением бросил в тарелку. – Радостная? Грустная?

– Что?

– Твоя мать! Она была радостной, грустной, подавленной, пока была дома? Напуганной? Может, она от чего-то бежала, поэтому и скрывала, куда собирается.

– Мать напугана? Я даже не знаю, как это описать… Она казалась… возбужденной, полагаю. Я спросила у нее, в чем дело, а она лишь ответила, что это настолько возмутительно и чудесно, что не может быть правдой. Но если все так и было… Если так и было, то нам больше не стоило бояться Конфедерации.

Человек со шрамами и сам когда-то был агентом Конфедерации Центральных Миров, хоть и недостаточно преданным – о чем свидетельствовали шрамы на голове. Его хозяева бессердечны и безжалостны – по сравнению с ними Гончие казались игривыми щеночками, – и на миг ему стало не по себе. Если дочь расспрашивала у всех подряд, слова, которые она только что сказала, могли услышать многие, и неминуемо, как смерть, они дойдут до Названных и заинтересуют их. Они не поверят, что может найтись кто-то, кто не боится.

Арфистка протянула ему листок.

– Она оставила только это.

Человек со шрамами с неприкрытой злостью вырвал бумажку из рук девушки.

– Я не арфа, девчонка. Я не люблю, когда мной играют.

Развернув бумажку, он увидел записку и поразился. Прошло столько времени, а он все равно узнал ее почерк.

«На пределе, – говорилось в записке. – Огонь с неба. Скоро вернусь».

– Фудир, что это значит?

Арфистка снова использовала одно из его имен – или ему показалось. Он предпочел верить, что она не называла его как-то еще.

«Давай, Фудир, – усмехнулась другая его личность, – расскажи ей, что это значит».

– А как ты думаешь, что это значит? – спросил он.

– Не знаю. «На пределе». Возможно, она отправилась в Разлом, а может, на край заселенного космоса, за Кринт или Гатмандер, или к незаселенным мирам галактического востока.

Фудир хмыкнул.

– Что ограничивает Периферию.

Он вернул арфистке записку, и та исчезла в складках одежды.

– Но возможно, речь идет не о том пределе. Может, здесь имеется в виду вызов, который заставил ее действовать на пределе своих умений.

Он махнул рукой, чтобы привлечь внимание бармена, и указал на стол. Бармен-иеговянин, работавший под служебным именем Славобог Скелет, все понял. Подобно кукареканью петуха, первая выпивка человека со шрамами возвещала начало нового дня. Бармен принес стакан вискбеаты и поставил на стол перед ним.

– Не знаю, есть ли у ее умений предел, – сказала арфистка, – и есть ли такой вызов, какой смог бы довести мою мать до этого предела.

– Тем она глупее.

– Но зачем тогда писать «скоро вернусь»? Она считала, что задание не будет сложным. Но месяцы переросли в годы. А потом явился Виллги. Его визит напугал меня.

– Визит Виллги напугает кого угодно.

– Нет. Я о том, что, как говорят, Спиральный Рукав большой, а звезды зачастую разделяют многие недели пути. Но мать отсутствует слишком долго, и никто не знает ни где она, ни зачем ушла, ни что с ней стало. Я подумала…

Нерешительность в голосе арфистки заставила человека со шрамами отвлечься от стакана с виски.

– Что?

– Я думала, ты поможешь мне найти ее. Ты умнее. Ты многое замечаешь.

Человек со шрамами посмотрел в стакан, на свое отражение в янтарном напитке.

– Я слишком стар для путешествий, – сказал он. – Слишком стар для приключений. – Он провел рукой по столу. – Но она отправилась не к Разлому. Именно так я понимаю смысл записки. Если бы она ушла туда, то написала бы «в» а не «на». Как всякий лигиец. Только конфедераты говорят «на Разлом».

А теперь раз я такой умный, то скажу тебе, почему не стоит гнаться за ней и надо оставить ее поиски другим Гончим.

Арфистка перегнулась через стол, и человек со шрамами понял, что любые доводы, какие он может привести, лишь укрепят ее решимость. И все же он не мог отпустить ее без предупреждения.

– Гончий остается на связи со Сворой; – произнес он. – Всегда. Дроны-посланники. Быстрые челны и пакеты. А теперь и Круг Уробороса в мирах, где есть станции. Даже если бы она решила доверить сообщение какому-то бродячему капитану, идущему к Верховной Таре, времени у него было более чем достаточно, чтобы послание достигло Своры – даже от Гатмандера или Кринта. А это значит только то, что она не может отправить сообщение, иными словами, твоя мать…

– Нет, это не так. Я бы знала.

Человек со шрамами помолчал.

– По крайней мере, – предположил он, – это значит, что она в опасности. Виллги мог бы выбраться живым. Но не ты.

– Вот почему мне нужен ты, – взмолилась арфистка. – Ты терранин. У тебя есть… это…

– Жизнеопыт, – подсказал он. – Старое терранское слово.

– И ты старый терранин. Я могу… могу заплатить тебе.

– Если я не согласился из-за любви, почему ты считаешь, что соглашусь ради денег?

Арфистка отодвинулась от стола и встала.

– Ты прав. Я ошиблась. Я думала, ты любил ее. Думала, ты должен ей за то, что бросил ее…

– Ты слишком много думаешь, – сказал он.

Арфистка не ответила и лишь окинула его взглядом. Она была молодой девушкой, но с глазами старухи.

– Было одно дело… – произнес он. – Я подвел Тайное Имя. Меня наказали. Новый вид параперцепции.

– Параперцепция может быть полезной. Видеть каждым глазом по отдельности; слышать каждым ухом…

– Нет! Ты не понимаешь. Операция прошла неудачно. Или, может, намеренно неудачно. Они попытались дать каждому целостные личности. Каждый из нас был бы специалистом – настоящая команда в одном разуме. Но не получилось. Там творится настоящий хаос. – Он постучал себя по голове. – Половину времени я даже не уверен, кто я. Тебе нужен кто-то с целым разумом, чтобы помочь.

– Они «разрезали и перемешали» твой разум, как ты мне сказал, – медленно произнесла арфистка. – Фудир, Донован и… сколько еще?

– Я не уверен. Шесть. Возможно, семь.

– Хорошо, – ответила арфистка. – Тогда у нас будет компания.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю