Текст книги "Эрика"

Автор книги: Марта Шрейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 36 страниц)

– Буду с вами откровенен, князь Александр, – сказал он. – Возможно, Сибирская республика, которую я создал, не выдержит натиска. Красные успешно наступают на всех фронтах, и предатели в наших рядах есть. Вы, князь, слишком юны. Вам надо жить. Возвращайтесь в Париж тем же путем, каким пришли ко мне. Вы должны увезти с собой тайну золотого запаса. Взгляните на карту. Вот в этих скалах, в десяти местах будет храниться золото России. Внимательно посмотрите на карту. А теперь пересядьте за другой стол и по памяти начертите то, что видели. Отец говорил, что у вас хорошая память.

Вошел денщик, принес завтрак, посмотрел на Александра.

– Поставь. Ты свободен, – сказал ему генерал.

Через десять минут Александр показал генералу готовую карту. Тот сравнил ее с оригиналом и, похвалив, заметил: – Ваш отец был прав.

Генерал Дончак велел еще раз начертить карту. Затем показал точку на ней: – Здесь охотничья избушка. Завтра уговорите двух солдат–пьяниц сбежать с вами. Придумайте любую историю, убедите их. Три лошади с провизией будут ждать вас в овраге. Неделю сидите в сторожке. Там есть тайник. В нем найдете оружие, еду и самогон. Пусть пьют. Через неделю, на рассвете, во время, которое я назначу, скачите вот сюда, – Генерал ткнул указкой в карту. – Езжайте прямо на выстрелы. Сверим часы.

Затем он положил на поднос карту и две ее копии, которые нарисовал Александр, и поджег их.

– Теперь только мы знаем тайну. Других свидетелей не будет, – твердо сказал он и добавил: – После вашего исчезновения я буду всех допрашивать, чтобы это получило огласку. Солдат, что будут с вами, рано или поздно красные задержат. Они подтвердят ваше алиби. Потом уйдете от них. Держитесь подальше от наших войск.

Вечером Александр выбрал себе солдат и, показав им на фляжку, сказал:

– Дело есть. Отойдемте в сторонку.

Солдатам было лестно, что сам генеральский ординарец, юный князь, обращается к ним.

– Чтобы никто не знал, – предупредил Александр и, предложив им выпить, налил спирт в кружки, которые принес с собой.

Солдаты выпили, закусили тем, что принес им Александр, и спросили:

– Что делать надо? Да мы за вас, княжич, горой, – и стали клясться в верности.

Александр велел им утром быть на этом месте и, оставив их, пошел к старому монаху.

– Я пришел попрощаться, – сказал он. – Мы наверное больше не увидимся. Мне очень жаль расставаться с вами. Вы меня многому научили. Только научите еще, где силу взять? Вы старый, а сильный.

– Научу, – пообещал монах. – Ты умный, быстро поймешь, только долго тренироваться надо. Вот так садись.

Он сел как всегда, скрестил ноги и как мог объяснил юному князю свои действия. Александр понял, что искусство медитации – путь к духовному совершенству. Весь вечер он записывал за своим учителем каждое слово, рисовал на бумаге каждое движение, чтобы потом переосмыслить и запомнить, жалея что он не знает китайского языка, а монах русского. Но главное Александр усвоил: «Вся сила внутри человека, и изнутри звучат команды. И сила, и спокойствие – дело тренировки».

Ушел он от монаха под утро. Попращавшись с генералом и черкесом, он прихватил с собой ножи и побежал к условленному месту встречи с солдатами. Найдя солдат, Александр повел их к оврагу. Скоро показались оседланные лошади с поклажей.

Часа три скакали до охотничьей избушки. Зашли. Александр показал на поклажу:

– Здесь еда, спирт, крестьянская одежда и одежда для меня. Возвращаться нельзя. Наши идут в наступление. Пусть белые и красные дерутся, а мы здесь переждем, а потом уйдем на Дальний Восток. Мне нужно в Париж, к матушке. За отца я отомстил. Дальше воевать бессмысленно. Если вы со мной согласны, оставайтесь.

Солдаты тупо уставились на него.

– А чо же назад? Я и не знаю куды. Да и умирать не хочется. Как ты думаешь, Петро? – спросил чернявый солдат товарища.

– И то страшно, и другое. Как бы из огня да не в полымя? А как же вы, княжич? Вас искать станут.

– Поищут и перестанут, расседлайте лошадей да поклажу снимите. Я есть хочу. Кипяток поставьте.

– Никуда больше не поеду, – сказал после ужина Петро. – Здесь останусь, пока все не кончится. – А потом спросил: – Барин, а как продукты кончатся? Ружья у нас есть охотиться?

– Нет. Ружей нет, – сказал Александр. – Если красные придут и найдут у нас ружья, сразу расстреляют. Надо срочно сжечь солдатскую одежду. Я маленький, везде проберусь, еды добуду. По ночам буду искать. А найдут нас, скажем, что вы – братья–староверы, а я – ваш племянник.

– А какие они, староверы?

– Расскажу потом. Я на сеновале спать буду. Утром спущусь.

На сеновале Александр нашел пару наганов, станковый пулемет, провизию и обещанный провод с колокольчиками. Он натянул провод – на случай, если солдаты решат ночью его навестить и убить. Под голову он положил наган. Под рубашкой был широкий патронташ с ножами. Он легко застегивался и расстегивался – Александр шил его вместе с шорником сам. Солдаты и не думали покушаться на жизнь своего благодетеля. Они ели, пили, спали, мало заботясь о последствиях.

Перед намеченным генералом временем Александр принес огромную флягу самогона. Солдаты напились «до положения риз». Александр вскочил на лошадь и поскакал на встречу с генералом.

Было уже светло. Он остановился на условленном месте, завел лошадь в заросли и стал ждать. Где–то рядом раздалась пулеметная очередь. Александр поскакал на выстрелы. К своему удивлению, он нашел генерала совершенно одного, без охраны. Там стояло с десяток запряженных подвод. Александр подошел к генералу.

– Пойдемте, князь, – сказал тот и, перехватив взгляд Александра, кивнул в сторону убитых солдат. – Здесь их и оставим. Красным служили, нашим служили, потом бы снова переметнулись. Я перебежчикам не верю. Специально этих брал каждый день. В один день не удалось бы столько золота спрятать. А свидетели мне не нужны. Давайте выведем отсюда на дорогу пустые подводы. Надо привязать их одна к другой. А теперь за работу, князь. Хомуты в подводах.

Они вышли к дороге и шли минут 15 вдоль реки. Генерал сам вел под уздцы передних лошадей, а когда остановились, грустно сказал Александру:

– Пришла пора прощаться. Вы были мне как сын. Я привязался к вам… – он обнял растерявшегося Александра.

Александру не хотелось расставаться. Генерал продолжал: – Вам выпало суровое время… Ну–ну… Будьте мужчиной, – заметив слезу на щеке юноши, еще не тронутой бритвой, сказал он. – Сейчас возвращайтесь в избушку. А через два дня, у реки, вниз по течению, вас будет ждать лодка. Уходите безоружным и помните мой наказ. Прощайте же!

Александр вскочил на лошадь и поскакал назад, все время оглядываясь. Он знал, что никогда больше не увидит этого прекрасного человека, заменившего ему отца. Слезы мешали ему. Но это были последние слезы в его жизни.

* * *

Долго добирался Александр до Харькова, где в местечке Рогань осталась банда, к которой он когда–то прибился и из которой потом сбежал. Потолкался в Харькове на рынке; как он и рассчитывал, на него сразу вышли. Но в тот день Александр сбежал. Следующим был день его рождения. Ему исполнилось шестнадцать лет. Он пробрался на окраину, залез на чердак разграбленного дома и там пересидел этот день, думая о прошлом и настоящем. Невольно вспомнился дом в Париже. Сейчас бы там горели свечи, а вечером собрались бы гости, и, возможно, пришла бы Лили, такая тонкая и воздушная. Его мысли прервало ржание лошади. Мимо на подводе проезжал мужик. Александр подождал, когда он проедет, спрыгнул с чердака и, догнав подводу, забрался в нее.

Ехали долго. Мужик ни разу не оглянулся и не заметил попутчика. Впереди деревня, там красные. Здесь они были беспечными. Дороги не охранялись или охранялись слабо. Александр перелез через забор и спрятался в лопухах. Было очень тихо, даже не слышно лая собак. «Перебили», – догадался Александр и подумал, что ему надо добыть хоть какое–то оружие и коня. Пешком далеко не уйдешь. А с бандой связываться он раздумал. Еду можно раздобыть у солдат, как ужинать сядут, тогда они добрые. А впрочем, здесь и склад с продуктами должен быть, решил он.

Когда настало время ужина, он вышел из своего укрытия, пристроился к солдатам и попросил ближайшего:

– Дяденька, возьмите меня к себе, я воевать хочу. Стрелять я умею. – Затем перешел к другому, пока первый смотрел на него раскрыв рот. – Ну правда, дяденьки, возьмите меня в Красную армию, хочу воевать против мирового империализма, – просил мальчик, притворяясь простачком.

Пришел командир, один из солдат показал на Александра:

– Вот, малец к нам просится, воевать против белых хочет.

К своему удивлению, Александр увидел в отряде красных подростка, в красноармейской форме, своего ровесника. – А вон идет такой же, как я – показал он на мальчишку.

Командир усмехнулся:

– Такой да не такой. – И крикнул: – Эй! Красноармеец Попов! Толян, иди сюда! – Мальчишка подошел и командир спросил его: – Ну что, тебе товарищ нужен, к нам просится.

– А документы у него в порядке, а то, может, лазутчик? – спросил мальчишка, нахально разглядывая Александра.

– Какой я лазутчик, я сирота. Мамка и папка от холеры померли. Мы все в цирке работали. Теперь ни работы, ни денег.

– А не врешь? – теперь уже насторожившись, спросил командир. – Чем докажешь?

– А вот на руках ходить могу, кувыркаться… – Александр стал выделывать всякие номера. Толян позавидовал, но спросил: – А на коне хоть удержишься?

– Удержусь, – скромно сказал Александр.

– Вы ему коня не давайте, а то ускачет и цыганам продаст, – предупредил командир.

Разговор складывался неудачно, и Александр сказал:

– А я еще кое–что могу. У кого нож есть, финка, с острым концом?

– Ну вот, а что? – удивленно спросил, достав финку, один из красноармейцев.

Александр взял ее и спросил, во что надо попасть? Толян предложил:

– А вон синички сидят. Я в одну из нагана пульну, а ты в другую ножом.

– Ты пульнешь, они и разлетятся. Да и зачем птичку убивать зря, – жалостливо сказал Александр. Солдаты захохотали.

– Ты размазня, – толкнув плечом Александра, сказал Толян. – Еще с нами хочешь идти. Идет мировая революция. Не то что птичек, нужно убить всех буржуев, от мала до велика.

– И малых? – удивился Александр. Но поняв, что спорить не стоит, предложил: – Я попаду с десяти метров в зеленую муху. Вот в нее и ты стреляй.

Бросили жребий. Александр удивился, что в этот раз выбросил решку. Орел выпал Толяну. «В компании красных ушло везенье», – подумал он.

– А ты чего левой кидаешь? – спросил Толян.

– Да левша я, стреляй в муху.

Толян выстрелил и промахнулся. Солдаты тоже с азартом взялись стрелять на меткость. Но попасть не могли.

– Мне бы беляка к стенке поставить, а муха слишком маленькая мишень, – сказал с досадой Толян и предложил: – Ну давай, теперь ты попади в муху.

Александр бросил нож. Все пошли смотреть.

– Конец мухе, погибла от рук неизвестного, – сказал с восхищением взводный. – Точно, циркач.

– Слушай, я тебя научу стрелять, а ты меня этому, – предложил Толян.

Александр оглядел с ног до головы маленького неряшливого красноармейца, ему не хотелось его обучать. Он сказал:

– Ты ловкий, сам научишься. А мне стрелять нельзя. Я старовер. Нельзя убивать даже муху. А я убил.

– А зачем к нам пришел тогда? – удивился Толян.

– Да есть захотел. И завидую я вам. Вы такие смелые, а я никак свой страх побороть не могу, – сочинял Александр.

– Оставайся. Это только первый раз страшно убивать. Вроде как совесть мучает. А ты эту совесть, как муху, ножом. А дальше гладко пойдет. Дело нужное, народное – богатеев убивать. Все ихнее заберем или порушим и свое построим.

– А разрушать–то зачем? – удивился Александр.

– Ну ладно, – согласился Толян. – Можно просто отобрать. Пойдем поедим. А потом я за тебя попрошу командира полка. Мне здесь одному скучно.

После ужина они улеглись на траве, и Толян стал хвалиться своими подвигами. Потом он отошел к красноармейцам и быстро вернулся.

– Вот фляжку спирта стащил. Мне не дают, говорят, мал еще. А воевать не мал. Я уже год воюю. На, выпей.

– Да ты что? Мне нельзя. Я же сказал, что старовер, – отвел Александр руку Толяна в сторону.

– Ну, а я выпью, – Толян хлебнул несколько раз из фляжки и закашлялся. – Крепкий, неразбавленный, – оправдывался он. Все больше пьянея, Толян говорил: – Вот будем вместе уничтожать богатых до конца, пока их в мире не останется. В партию большевиков вступим… Я тебе расскажу про них, про Ленина… – Толян сделал еще несколько глотков. Александр удивился глупой и жестокой идеологии и сказал:

– Воевать на поле боя за свои убеждения – святое дело. Но убеждения должны быть разумными. Всегда будет кто–то богаче, а кто–то беднее.

Толян насторожился:

– Что–то чудное ты говоришь. Да ты кто? Нутром чую, ты белая сволочь.

– Да нет же! Циркач я, циркач. Ты хотел рассказать, как первый раз убил. Это было в бою?

– Нет, не в бою, – помолчав, ответил Толян и начал свой рассказ:

– Я в уезде жил. Трое нас было: мать, отец и я. Учиться я не хотел. Ну читать–писать научился, зачем еще? Четыре класса церковно–приходской школы я все же закончил. Отец заставлял, бил меня. А тут холера. Мать умерла. Туда врач приехал на жительство, еврей. У них дочка, моя ровесница, и с ними чужой мальчишка, как мы с Лорой. Девчонку так звали… Мальчишка – сирота. Родители тоже были евреи, знакомые того врача. Ладно. Доктор вылечил меня, отца и других. В общем, холера миновала. Отец через некоторое время женился на подруге матери. У той муж на войне погиб. Своих детей у нее не было. Вот она все ко мне лезла: «Толенька, Толенька!». А я терпеть не могу этого. Заматерился на нее. Отец меня ремнем. Тут она вскорости рожает. Снова этот врач приходит, роды принимать. Платы не берет, а просит отца, чтобы тот дров ему на зиму наколол. Отец меня послал. Рублю я себе медленно дрова, тогда уже не хотел работать на буржуев…

– Но врач тоже работал, – вставил Александр.

– Тоже, – ухмыльнулся Толян. – Ребенок сам родился, ему время пришло. Ох и противный ребенок… девчонка, сестрица. Все приходили, сю–сю–сю с ней. А я бы ее выволок и выбросил. Ненавижу крик, пеленки…

– Ты чего же, ревновал?

– Чего? Я и слова такого не знаю. Спать мешала. – Толян еще хлебнул спирта. – Колю я дрова, а эти двое, Лора и парень, друг на друга так смотрят, как будто меня и нет. Будто я дерево или птица, курица какая. Шашни крутят, как взрослые. А всего–то нам всем по пятнадцать лет было. А я что, хуже? У него нос еврейский такой, с горбинкой, как у тебя, только поболе. У тебя вроде ничего рожа. Ну, и я тоже хоть куда. Почему он? И такая эта Лора нарядная ходит на речку. Ждет его там всякий раз. Вместе не ходили, чтобы врач с женой ничего не поняли. Я ненавидел эту парочку. Обувь у них хорошая была, а я всегда босиком ходил. У меня и сейчас сапоги дырявые. Но ничего, когда кончим с буржуями, в лучших сапогах ходить буду.

Как раз в деревне никого не было ни красных, ни белых. Мы с пацанами самогону выпили тогда – я впервые – и решили Дуньку толстую поймать и посмотреть, чего у нее там под юбкой. Опьянел я. Поймали мы ее, закрыли ей рот, чтобы не кричала, задрали юбку, посмотрели, потом закидали это место грязью и убежали. Я первый раз это видел, а другие наши деревенские пацаны и раньше такое вытворяли…

Александру нужно было дождаться ночи, и он был вынужден слушать эту омерзительную историю испорченного мальчишки.

– А ты слушай дальше. Я их утопил обоих.

Александр ахнул про себя, но промолчал. Толян совершенно опьянел и продолжал:

– Когда мы с Дунькой это вытворили и бросились бежать, я споткнулся. Черт ножку подставил или хвостом зацепил. Хоть Бога и нет, но черт есть. А то чего бы мне упасть? Упал и посмотрел не вправо, куда Дунька бежала, а влево. Наши прямо побежали. И вижу – платье белое мелькнуло, Лора на берег пошла дожидаться своего Левушку. Так звали их приемыша. Я встал, осмотрелся, Левушки не видно. Ребята далеко убежали. Дай, думаю, я посмотрю, что у Лоры под юбкой. Хотел, чтобы и ей стыдно было. Прокрался через кусты ракиты к ней. С ребятами хорошо, а одному–то страшно. Говорю себе: «Смелей, Толян, не боись». Встал я перед ней на пригорочек, она оказалась чуть ниже. Так посмотрела удивленно на меня своими черными глазами и хотела что–то спросить. А я ее толкнул в грудь, чтобы она упала и юбка задралась сама. Она упала головой на камень. Я сразу не заметил. Посмотрел, а под юбкой еще юбка, а там белье нижнее еще. Я первый раз это увидел. Тогда я еще не знал богатых девушек. А сейчас, как населенный пункт возьмем, я тащу богатую в постель, наставлю пистолет… Да ты, сопляк, наверное, и не знаешь женщин, – сказал Толян Александру и продолжал: – Вообще–то в жизни мужику ничего не надо, акромя как за идею драться, бабу поиметь, выпить и хорошо пожрать.

– Ладно, замолчи, ты пьяный, – сказал Александр, который считал женщин божественными созданиями и мерзости про них слушать не хотел. Да и верил он Толяну лишь на половину.

Толян продолжал, как бы прочитав его мысли:

– Думаешь, я пьян и вру? А ты дальше послушай. Да, я пьян. Но вот что я тебе скажу: в бою я как сумасшедший. И скажи мне: «Вон буржуй стоит», и я его сейчас пристрелю. А воды боюсь. Нет, плавать–то я могу. Другое это. Выглядывают они оба, Лора и Левушка, из воды и руки ко мне тянут. Тогда я посмотрел, а у нее, Лоры, все завязано под юбкой. И у меня интерес к ней пропал. Только она лежит, не поднимается. А тут Левушка появился передо мной и закричал: «Ты, гад! Что ты с ней сделал?!» Кинулся он на меня. Мы схватились. Он слабый был, я его под себя подмял и думаю: «Расскажет же моему отцу». Нащупал я булыжник и ударил его раз, другой – он и успокоился. Ну что делать? Надо концы в воду. Я верхнюю одежду и туфли снял с него. Нет, они тогда оба еще живые были. Я ничего от страха не понимал и пьян был. Но такой богатой одежде зачем пропадать? Потащил я его в реку – до самого сильного течения – и туда толкнул. Он очнулся, поплыл, а его затягивает в омут. А тут Лора очнулась и уже бежит по берегу как пьяная, кофточка в крови и кричит: «Левушка! Левушка!» И в воду – спасать, значит. И ее водоворотом унесло… Я ее пытался удержать… Она вырвалась.

– Ты это действительно сделал или пересказал чью–то историю? – спросил Александр, пораженный рассказом.

– Пересказал? Говорю же тебе, из воды они ко мне руки тянут. Их самих не вижу, только руки. Если бы можно было об этом забыть…

– Совесть мучает?

– Мучает. Так бы ее и пристрелил. И никуда это деть не могу. А выпью – и забывается. По мне, лишь бы воды рядом не было. Я одному рассказал, а он мне говорит: «Нашел чем мучаться. Царя–батюшку вместе с детьми убили. Так и надо. С корнем их всех». Ему хорошо говорить. Не к нему же из воды руки тянут. А он мне: «Клин клином вышибают. Второго убьешь, первые убитые забудутся». А не забываются. – Толян замолчал и опять отхлебнул из фляжки.

Александр подумал: «Сейчас рукой по шее – и сдохнет. Какой гад растет!» Но вспомнил генерала Дончака. Тот был беспощаден к врагам, но расстреливать несовершеннолетних не позволял.

– Ночью гроза была… – продолжал Толян. – Грозу тоже ненавижу… стреляю по тучам… Да, а про одежду и обувь Левушки я в страхе забыл. Все это на берегу осталось. Прокрался я в дом и спать лег ночью. Пришел доктор, весь мокрый, спрашивает, не видел ли я его детей? Видел, говорю, они на берегу гуляли. Отец мой тоже разволновался. Других мужиков разбудили. Всем селом искали. Я спать уже не мог. Под утро заснул или задремал и увидел во сне, как они в первый раз, Лора с Левушкой, из воды руки ко мне тянут. И если воду наяву вижу, тоже руки мне их видятся. Тогда стреляю по рукам в воде, легчает…

Утром мачеха отцу одежду мою показала, а на ней Левушкина кровь! Он ко мне: «Говори, ирод, что ты сделал с детьми доктора?» Я едва портки натянул. Он схватил кочергу и кричит: «Убью!» Я – бежать по проселочной дороге в поле. Он за мной. А тут красные входят в деревню. Задержали отца, меня. Я слышал краем уха, что красные убивают богатых. А тут отец плачет и говорит: «Это мой сын. У нашего врача двое детей пропали. Он знает, где они».

Меня так и взорвало. Я крикнул в лицо отцу: «Какие они дети? Я двух жидов и буржуев убил! Всех буржуев надо убивать!» – «Правильно», похвалил командир.

Отец на колени передо мной бухнулся: «Скажи, сынок, что они живые, прошу тебя. Доктор тебя от холеры спас. Не мог я родить убийцу, прошу тебя, скажи, где они».

Командир ему: «Встань, встань мужик с колен. Наше время пришло. У тебя парень – герой! И тебе пора в наши ряды». Отец медленно встал и побрел прочь. Его нашли в сарае, вечером, повесился он. Темный был, неграмотный. Не понимал, для чего наша революция. С такими, как он, ничего бы мы не сделали. Размазня он был.

Сзади послышался шум. Александр насторожился. «Кто спер у меня спирт?» – раздался чей–то возмущенный голос.

– А чего кидаешь где попало фляжку? Кажись, Толян забрал. Смотри, пацан напьется – стрельбу поднимет. Прошлый раз ранил Пашку. Осторожно с ним, – сказал кто–то.

– Что там осторожно? Мне спирт выдали, чтобы он выхлебал? Мал еще. Вот я его сейчас ремнем.

– Кого ремнем? – поднялся Толян, шатаясь. – Только подойди. Отец бил, и ты туда же, придурок!

– Это ты придурок! – разозлился красноармеец. – Отец бил, да не добил. Я бы тебе ремнем с задницы шкуру содрал.

– Ты? – двинулся на него Толян, доставая из кобуры пистолет и направляя его на красноармейца.

Александр метнулся к Толяну. Пистолет выстрелил в воздух, Толян остался лежать на земле.

– Чего стрельбу устроили? – прибежал двое.

– Да вот, Толян опять пьяный, спирт у меня спер, выпил. Чуть не застрелил. Спасибо этому пацану, спас. Какой молодец! Вот ловкие какие мальчишки. А пистолет я себе заберу. Пойдем, пацан, с нами ужинать. Ты не пил? – спросил он Александра.

Все уже сидели у костра и рассказывали байки. Александр пристал к старшему:

– Дяденька, а дяденька, расскажите, как вы с белыми воевали.

Тот, довольный вниманием мальчишки, стал рассказывать про свои подвиги, явно привирая. Александр буквально заглядывал ему в рот, делая вид, что восхищается услышанным.

– Эй, Самохвалов! У нас есть еще спирт? Налей мне фляжку. Можно и выпить. – крикнул он, довольный вниманием мальчишки.

Принесли спирта, еды. Александру тоже дали поесть. Старший пил и выхвалялся. Александр незаметно вытащил у него из кобуры наган и затолкал туда камень. Тот выговорился и окончательно опьянел.

Когда все заснули, Александр метнул нож в часового, спокойно открыл склад, затащил его туда, набрал продуктов, сложил их в рюкзак, взял веревку, прихватил еще наганов и патронов к ним. Там же стояли пулеметы. Мелькнула мысль: «Могу всех за ночь уничтожить». Но, вспомнив слова генерала, решил просто взять коня и уйти рекой, а потом в Крым – как можно дальше от наступающей зимы и красных. Он подался в Таврию.

* * *

На пути лежал Мариуполь и земли немецких колонистов. Александр еще помнил, как они всей семьей путешествовали в карете, и по дороге в Крым отец все удивлялся вслух: – Как здесь хорошо! Какие ухоженные сады, поля у немецких колонистов, какие они аккуратные и работящие, эти немцы. – И смотрел на мать, бабушка которой была из питерских немцев. Теперь же Александр видел полный упадок в немецких колониях. Многочисленные банды грабили и разоряли эти земли.

В этот раз в Мариуполе была Красная Армия. Она бесчинствовала не меньше, насилуя, сжигая и разрушая. Впрочем, юный Александр в свои шестнадцать лет еще выглядел мальчиком, и на него не обращали внимания.

Был теплый вечер, где–то кричали пьяные солдаты. Александр спрятался в кустах. Раздался душераздирающий женский крик и тут же оборвался. Появился запах гари. Александр посмотрел в ту сторону, откуда стелился дым, – горела помещичья усадьба Квирингов. По дороге в Крым они с отцом останавливались у них. Теперь он понял, что с этой семьей случилась беда.

Голоса приближались, и вот он сквозь кусты увидел бегущую на него немецкую крестьянку с барским грудным ребенком на руках. За ней, метрах в пятидесяти, через кусты бежали два красноармейца. Они были пьяны и, ругаясь матом, кричали: «Всех под корень! Никого не жалеть!»

Один из них быстро нагонял женщину. Она в страхе прижимала к себе ребенка и кричала по–немецки: «Найн! Найн!»

Александр дал ей пробежать и, встав на пути красноармейца, ударил его ногой в голову и снова отступил за куст. Второй красноармеец ничего не понял и перепрыгнул через лежащего товарища, держа наган перед собой. Баба скрылась в кустах, и он не знал куда стрелять.

– Стой, сволочная баба! – кричал он. – Стой, стрелять буду!

И Александр снова выскочил из своего укрытия и нанес красноармейцу несколько ударов ногой, затем ребром ладони ударил его по шее, впервые применив этот прием. Тот упал замертво. Александр забрал оружие у солдат и тут услышал плач ребенка, где–то совсем рядом. Увидел крестьянку за кустом и подошел к ней.

– Чей это ребенок? – спросил он ее по–немецки.

Молодая крестьянка обрадовалась своему спасителю и ответила:

– Это маленькая Адель, дочь Квирингов. Их всех убили, хотели и ребенка, а мне удалось убежать с ней… Спасибо тебе… ты маленький, а нас спас. Может, ты наш ангел–хранитель?

Александр по–немецки сказал ей:

– Женщина, сними одну из своих юбок и заверни ребенка, чтобы никто не понял, чей он, и иди к своим родственникам, да побыстрей. А я еще побуду здесь.

Служанка стала поспешно одной рукой снимать юбку. Ребенок уже не плакал, он заснул. Она завернула его в юбку и оглянулась. Мальчика уже не было. Тогда она по тропинке побежала с ребенком подальше от помещичьей усадьбы.

Александр тихо сидел в кустах и, когда прекратились крики и стрельба – только зарево освещало небо – скрылся в лесочке, нашел развесистый дуб, залез на него, привязал себя веревками к дереву, чтобы во сне не свалиться вниз, и заснул.

Днем, покружив по округе, Александр решил вернуться в Харьков, чтобы раздобыть золота или драгоценностей. «До Парижа далеко. Деньги не в ходу, а мне нужно везде платить. Может, сяду на какой–нибудь пароход или парусник. Я расту, проскочить незамеченным все трудней. Без драгоценностей мне за кордон не выбраться. Моя задача – выполнить наказ генерала Дончака. Он мне доверил тайну России». Поразмыслив, Александр решил использовать для своих целей банду. Вожак был ему не нужен. Но тот так не считал и бегства Александру не простил. Увидев парня, он наставил на него нож. Но это был уже не тот Александр, что год назад. Одно движение рукой – и верзила вожак оказался на полу. Он не двигался. Все оторопели. Александр оглядел членов банды и сказал: «Так будет с каждым, кто осмелится выступить против меня. Это вам говорю я – князь Гедеминов».

Все решили, что Князь – это кличка, и охотно приняли ее, тем более что вожак им давно не нравился.

На второй день ограбили скобяную лавку. Александр велел забрать только замки и ножи: большие и маленькие, любые. Все удивлялись: «Зачем нам замки? На них ничего не выручишь».

– Выручают только дураки, да тот, которого я вчера убрал. А мы хотим разбогатеть, значит, нужно учиться – учиться открывать любые замки и делать к ним ключи.

Снова ограбили какую–то лавку, там же переоделись и ушли, захватив с собой самое ценное. Александр сказал:

– Так, на подготовку два дня, забираем все ценное – и в следующий город. Ночуем в поле.

– Холодно же, – сказал кто–то.

– Ничего, Суворов спал на земле. Не барышни, – ответил Александр. И первый улегся на землю.

– Звезда упала! – крикнул кто–то.

– Звездопад всегда в начале августа. Загадывайте желание, – сказал Александр. Потом он вспомнил старого монаха и пожалел, что не смог как следует проститься ни с ним, ни с черкесом. Хотел было рассказать ребятам то, что знал о звездах, но раздумал: «Дурака учить – только портить. Поговорить не с кем. Да и кто я теперь? Разбойник?»

Все, что он делал сейчас, было ему противно, но без этого сейчас не обойтись. Ему хотелось домой, к матушке, к брату.