Текст книги "Эрика"

Автор книги: Марта Шрейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 36 страниц)

Гедеминов медленно сказал:

– Пригласите меня к себе. Мне нужно прийти в себя, прежде чем я войду к жене. Но дайте слово сообщать мне обо всем, что узнаете.

Гедеминов был взволнован услышанным.

Вернулась Мари. Она сказала, что Адель пошла звать домой сына. Где–то во дворе раздавался его голос. Княжна ждала вопросов. Но Гедеминов встал и, пожелав им спокойной ночи, вышел.

– И вам спокойной ночи, – тихо сказала княжна Мари графу Петру. – Давайте подождем. Может, мы ошибаемся?

– Что Адель? Она вас спрашивала о чем–то? – спросил граф Петр и княжна Мари поняла, что он не желает, чтобы она уходила.

– Спросила. Я ответила, что это наш с вами давний спор, – ответила она.

– Мари, пожалуйста, не уходите, – вдруг попросил граф, как–то странно посмотрев на нее.

Пауза была долгой. По–видимому, граф Петр собирался с духом. Мари ждала. Она даже вернулась от двери и подошла к нему так близко, насколько позволяло ей воспитание. Граф Петр жалобно посмотрел на нее:

– Будьте моей женой, – сказал он и облегченно вздохнул от того, что наконец–то решился.

– Дорогой мой, я согласна, – ласково ответила Мари.

– Спасибо, – поцеловал ей руку граф. – Я боялся, что вы мне откажете. Мы не молоды. Я не молод… Но я счастлив… Так вы мне не отказываете?

– Нет, дорогой граф, я не отказываю вам, так как я вас давно люблю. Вы этого не заметили? Вы всегда заняты работой…

Мари обняла его голову и поцеловала в жесткие черные кудри:

– Я давно мечтала перейти в ранг графини, а то мне уже сорок лет, а я все еще княжна. – сказала она улыбаясь.

– Знаете, – говорил умиротворенный граф, – я, наверное, буду не очень хорошим мужем. Сегодня мне стало страшно. Я подумал: а вдруг муж Адель действительно жив и они с дочерью объединятся. А бывший муж Адель, должно быть, еще совсем молодой. А мы с князем… Я боюсь одиночества. Да и князь, каково ему теперь? И потому я решился. Хочу, чтобы Господь соединил меня с вами до конца дней.

– И я того же хочу. Давайте сходим сейчас к Гедеминовым и объявим о своем решении. – предложила Мари.

– Так вот о чем вы так загадочно переглядывались! – обрадовалась Адель, услышав из уст графа о решении жениться. – Как это замечательно!

– Теперь у вас будут две комнаты? – спросил сын Гедеминовых Альберт.

– Альберт, не вмешивайся в разговоры старших. Тебе спать пора, – сказала Адель и прикрыла дверь в спальню сына.

– Я думаю, мы не будем откладывать и на Троицу обвенчаемся. Просим вас быть нашими свидетелями. И спокойной ночи вам. А мы с Мари еще походим. Вечер сегодня чудесный, – говорил взволнованно граф Петр.

Когда они вышли, Адель прижалась к мужу:

– Я люблю тебя и счастлива с тобой. Хочу, чтобы ты это знал. – Мы, как в сказке, проживем вместе тридцать три года и три дня и умрем в один день?

– Нам сына надо на ноги поднять, – задумчиво сказал ей муж.

– А у нас еще дочь есть… Когда я ее найду? – грустно сказала Адель. – На все твои запросы в адресные столы приходят только отрицательные ответы…

– Да. У нас еще дочь, она найдется, – медленно сказал он и подумал: «И у меня еще сын есть».

– И когда дом построим, возьмем из детского дома ребенка Натали, – напомнила Адель.

– Конечно, дорогая. Вот приедет на свадьбу к графу Петру архитектор Егор Ноздрачев, и я поговорю с ним о проекте нашего дома. Уже и место выбрал. Мы его быстро выстроим, вот увидишь. Пора нам подниматься…

– Но почему ты такой грустный? – Посмотрела мужу в лицо Адель.

– Проблем много. Пойдем спать, родная. Завтра с утра нам опять на работу. Правда, тебе осталось работать там недолго.

– Почему? – удивилась Адель.

– Потому что Альберт идет в школу. И тебе больше не надо ходить на фабрику. Принудительный год кончился. Ты замужняя. Фабрика обойдется без княгини Гедеминовой также, как медицина обошлась без хирурга Гедеминовой. Я хочу, чтобы ты отдохнула.

Адель внимательно посмотрела на мужа:

– Значит, ты будешь один возвращаться с работы? А у проходной тебя будет ждать одна из твоих бывших пассий. Откуда они приезжают к тебе? Из разных городов? Думаешь, я ничего не замечаю? – грустно спросила Адель.

– Я никуда не могу деть свое прошлое, – сказал, помолчав муж. – Оно, может, меня и преследует. Но помнишь, мы договаривались доверять друг другу.

– Ты же с ними где–то встречался потом? – уверенно сказала Адель.

– Конечно. Они приезжают издалека. Я интересуюсь их судьбой, рассказываю о себе. Говорю, что люблю и любим (все должно быть по–человечески). Но их тоже нужно понять. Они так же страдали, как и мы. Лучшие годы отбывали в лагере, лишились своего дома, профессии. У них нет детей. А мы с тобой счастливы. Так почему я должен быть неблагодарным в отношении женщин, скрашивавших мне годы заключения? Давай раз и навсегда закроем эту тему. И я действительно хочу, вернувшись с работы, найти мою любимую жену свежей, в хорошем настроении, пахнущей тонкими духами, в хорошей одежде или без нее, – засмеялся Гедеминов, и это разрядило обстановку. Но он вспомнил о дочери Адели, ее муже и с грустью добавил: – В общем, будешь встречать с работы своего князя, цветущая и молодая. А он, пропахший кожей, клеем, ацетоном…

Адель перебила его:

– Саша, что с тобой? Клей, ацетон, кожа – на тебя это не похоже. Да мы с тобой еще не то прошли. Что случилось?

– Это на меня так коньяк графа Петра подействовал. Он спрашивал моего совета… Знаешь, твоя дочь вполне может быть в этом городе. Возможно, в паспорте ей поставили русское имя. Ну спи, родная. – Он поцеловал Адель и подумал: «Что еще уготовила нам судьба?» Вроде радоваться должен за Адель, но почему мне грустно?

* * *

Гречанка Лена была несчастным созданием. Небольшого роста, она к тому же прихрамывала. На худеньком личике выделялся горбатенький нос, редкие волосы тоже не украшали. Но карие глаза всегда светились. И сейчас, перед тем как уйти из общежития, она достала письмо, которое сама себе написала и громко сказала:

– Послушайте девчонки, что мне пишут, – и стала читать.

Какой–то парень по имени Виктор приглашал ее погулять в парк. Он заверял ее, что долго не решался. Но если она придет, он будет очень рад. И так далее.

Пока Лена читала письмо, все сидели, опустив голову, и молчали. А когда она ушла, Вера сказала:

– Тут нормальным девчонкам нет парней, а она нам сказки рассказывает.

Пришла Майя – девушка из другой комнаты – и сообщила, что собирается замуж:

– Все говорят, что он для меня старый. Конечно, ему уже двадцать четыре года, а мне только восемнадцать. Но он меня любит, – оправдывалась она. – И цыганка мне нагадала…

– Что ты оправдываешься? Хочешь выходить, выходи. Это же твое дело. Мать разрешает? – спросила Вера.

– А у меня нет матери. Только старшая сестра. Но я с ней еще не разговаривала.

– На сколько старше? – спросила Эрика.

– На пять, – ответила Майя.

– На пять месяцев? – переспросила Эрика.

Девушки переглянулись между собой, а Майя покрутила пальцем у виска:

– Ты что, с луны свалилась? Как что скажешь, так хоть со стула падай.

– Даже спросить нельзя? – обиделась Эрика.

– Да на пять месяцев не бывает, – наставительно сказала Вера.

– Тогда на семь? – спросила Эрика снова, немного добавив.

– Да ну тебя, – махнула на Эрику рукой Майя. – Можно подумать что ты ненормальная. Дикие вопросы задаешь.

– Почему дикие?

– Да потому, что женщина ходит беременная девять месяцев.

– А откуда я знала? Мне в книгах такое не попадалось.

– В книгах, – передразнила ее Майя. – Отвернулась от Эрики и спросила Веру: – А почему Анатолий не женится на тебе? Поднажми на него. Вон какой красавец!?

Вера со злостью сказала:

– Потому и не женится, что красавец. Все получше себе ищет. На Тамару из пошивочного цеха теперь поглядывает. Но я ей сказала: «Учти, не отошьешь его – выдеру все волосы или кислотой плесну в лицо».

Девушки вышли, а Эрика расстроилась, что зря только вмешалась в разговор.

* * *

С некоторых пор Эрика стала замечать, что во дворе произошли кое–какие перемены. Молодежь во главе с Женей, высоким симпатичным парнем, теперь по вечерам собиралась к дверям общежития. Раньше они стояли перед входом семейного барака. Женя встречался с Риммой. Римма училась в училище второй год, была секретарем комсомольской организации и мечтала стать когда–нибудь секретарем партийной организации фабрики. Она готовилась к вступлению в партию и не давала девчонкам покоя, нагружая их ею же выдуманными общественными поручениями. Римма не нравилась Эрике, но была удивительно похожа на ее подружку Инну. Однажды она сказала ей об этом. Римма, презрительно посмотрев на нее, ответила:

– Еще не хватало, чтобы я была похожа на приютскую.

– А Инна скоро сюда приедет. Знаешь, какое у нее увлечение? Она собирает фотографии и вырезки из газет и журналов о героях гражданской и Отечественной войны. У нее уже два альбома. Она сможет руководить секцией «Герои Отечества».

– Она, возможно, и сможет, а ты на что способна? – парировала Римма. И Эрика стала комплексовать. Ей казалось, что она действительно ни на что не способна. Настроение ее с каждым днем все ухудшалось. Иногда ей казалось, что она в темной комнате и ей никогда не найти выхода. «Может, заняться общественной работой?» – подумала она и наконец набралась решимости, пришла к Римме и показала ей свои рисунки.

– Ладно, посмотрим. Может, включим тебя в редколлегию училища, нехотя сказала Римма. Ей не хотелось разговаривать с Эрикой, но она все же спросила: – С какого числа у тебя практика на фабрике?

– С первого. А Инна приедет в начале следующего месяца.

– Надоела ты мне со своей Инной! Неужели ты не понимаешь?! – раздраженно сказала Римма. И Эрика расстроилась от того, что опять сказала что–то не то.

Вечером Римма стояла у общежития в кругу парней. Она громко и часто смеялась. Ее смех мешал Эрике читать. Конечно, ей было немного завидно. И хотелось, чтобы кто–нибудь из парней подошел к ней и спросил: «Хочешь со мной дружить?» Наверное, она бы не согласилась. Но было бы приятно. Компания только пугала ее своим вниманием: «Во, каланча идет», – услышала она чей–то голос, когда проходила мимо, не поднимая глаз. Но уже входя в двери, услышала ответ Жени: «А что? Она красивая, мне высокие нравятся. Может, я женюсь на ней». Но сейчас она услышала Риммин голос: «Ну что мы тут стоим? Пойдемте к нашей двери». Эрика прислушалась. Ответа на это предложение не последовало. Ей было приятно, что здесь–то Римма не покомандует. Где–то в глубине ее сознания, в чем она не хотела себе признаться, теплилась мысль. Женя стоит здесь из–за нее. Только бы Римма этого не заметила. Эрике и так не сладко жилось, и ей не нужны были конфликты с Риммой.

В воскресное июльское утро Эрика услышала за окном голос какого–то мужчины, назвавшего ее прежнее имя. Сначала она подумала, что ей показалось. Но этот хриплый голос она уже где–то слышала. Вошла Майя и сказала:

– Какой–то симпатичный мужчина спрашивает какую–то Эрику Фонрен.

– Пусть заходит! Это мой папа! – вскричала Эрика, поспешно одеваясь.

– А Ирина – это по–русски? – удивилась Лена и добавила: – Хотя немножко похоже.

Отец вошел с большим фанерным чемоданом. Эрика не узнала его. Прошел почти год. Тогда отец был худой и беспомощный, плохо одетый. Теперь перед ней стоял красивый мужчина в светлом костюме, похожий на начальника. Девушки застыли как вкопанные.

– Ну, здравствуй, дочка, – сказал отец. – Вот, приехал поздравить тебя с днем рождения и подарки привез. Деньги копил целый год.

Он явно не знал как ему быть со взрослой дочерью при девушках. Но теперь Эрика, не обращая внимания на девчонок, бросилась ему на шею. От отца пахло папиросами и одеколоном. Он прижал ее к груди, и Эрика подумала: «Вот первая минута счастья в моей жизни!»

Девчонки, перешептываясь, вышли в коридор.

– Па–п–па, – сказала Эрика заикаясь, – садись. Ты, наверное, устал с дороги. Я чай поставлю. Но у меня нет сахара… У меня вообще ничего нет, – жалобно сказала она оправдываясь.

– Лучше открывай чемодан. Посмотри, что я тебе привез, – сказал отец.

– Туфельки! – закричала Эрика. – Платье! Шарфики! Кофточка! Какая красивая! О! И ботики! Пальто! Беретка! Духи! У меня никогда не было духов!

– Все тебе, доченька. Если бы мама тебя сейчас видела! Но она умерла. Ты так на нее похожа! – глаза у отца стали влажными. – Я тебе еще и денег привез. Немного, правда, 150 рублей.

– Но это очень много! – удивилась Эрика. – У меня стипендия 17 рублей в месяц.

– Примерь туфельки. Я рассчитывал, что у тебя мамин размер… – торопил отец дочь.

– Как раз. Какие красивые! Здесь ни у кого таких нет. Только у тети Адели…

– Что за тетя Адель?

– Жена нашего сапожника. Она такая красивая! Я хочу быть на нее похожей – Но отец занятый своими мыслями, спросил ее.

– Дочка, ты хоть немного помнишь маму?

Я не хочу об этом, – нахмурилась Эрика. – Посмотрела на свои вещи, улыбнулась и выдохнула: – Папа, это просто сон! Я такая счастливая!

Довольный тем, что смог принести дочери радость отец сказал ей:

– Я выйду, а ты переоденься. Здесь и нижнее белье есть, в другом отделе чемодана. Мне хочется увидеть все это на тебе. Пойду покурю. – Он был счастлив не менее дочери. И выйдя во двор закурил чтобы успокоиться.

Девушки, толкаясь в дверях, кинулись в комнату. Оттуда слышались только восхищенные возгласы. Эрика мылась в цинковом корыте, Вера поливала ей на спину из жестяной кружки. Эрика плескалась и смеялась. Наконец настала тишина.

– Можно войти! – раздался девичий голос, и отец вошел.

Перед ним стояла его юная Аделина, такая, как до войны, когда они познакомились, когда она была студенткой–первокурсницей. Лицо отца выражало попеременно то грусть, то радость.

– Но ведь очень красиво! – искренне сказала Майя, с недоумением глядя на отца Эрики.

– Прекрасно, – наконец произнес он дрожащим голосом. – Сможешь сейчас пройтись на каблучках?

– Сможет! – хором закричали за нее девушки.

– Тогда все идемте в ресторан. Сегодня у Эрики день рождения. Ей исполнилось семнадцать лет. Я поздравляю тебя, дочка. – И отец поцеловал дочь.

– А у меня по паспорту в апреле день рождения, – тихо сказала Эрика отцу, но он ее не расслышал.

После ресторана Эрика с отцом гуляла по аллеям парка. Она натерла ноги, но мужественно слушала отца. Отец рассказал, что его, как специалиста с высшим образованием, наконец стали использовать по назначению и у него теперь очень хорошая зарплата и даже ежемесячные премии. Правда, ему по–прежнему, как немцу, не совсем доверяют, но жить уже можно.

– Зарплату платят. А раньше немцы бесплатно на шахте работали. Знаешь ли ты, каково мужчине жить без средств, чувствовать, что он не в состоянии содержать детей? Я был этим раздавлен. Когда ты приехала ко мне, мне стыдно было глядеть тебе в глаза. Я ничего не мог… Моя жена тогда семью обеспечивала, а я бесправный был. Мог ли я, до войны ректор института, думать, что так низко упаду? Что значит – судьба… – невесело говорил отец, но потом выпрямился. – Но теперь я хозяин, приношу в дом много денег.

– А как же мачеха? Она разрешила тебе ко мне приехать? – спросила Эрика.

– Видишь ли, у нас с ней сложные отношения. Мы из разных слоев… Иногда она бывает невыносимая. Но придется до конца мучаться с ней. Она мне спасла жизнь, и у нас двое сыновей. В конце концов, я только сплю дома. Берусь за любую работу, мне интересно. Да и деньги нужны. У меня дочь красавица. И я постараюсь, чтобы в общежитии ты не долго жила. Что–нибудь придумаю. Ты тогда не обиделась на меня?

– Конечно же нет. А знаешь, я тебя видела во сне, и эти вещи тоже. А по документам я Ирина Рен.

– Как?! – поразился отец.

– Ну, так сказала директор детского дома. Нельзя, чтобы у комсомолки была приставка «фон» – это нехорошо. И чтобы люди не думали, что я немка, мне дали имя Ирина. Это Эрика, только по–русски. Знаешь, как узнали, что я немка, на меня тетки напали в бане, обзывали «фашистка». Они хотели меня побить. Я еле убежала от них. Папа, мне так плохо, так страшно было одной.

– Господи! И ребенка не щадят! – воскликнул отец и прижал дочь к себе. Так они сидели на скамье обнявшись и молчали. Наконец отец сказал:

– Мне уже на поезд пора, дочка. Я теперь чаще приезжать буду.

Уже на вокзале он спохватился:

– Да! Чуть не забыл. Я же тебе еще часики золотые купил в подарок. Вот они. Здесь золото недорогое. – Он достал из кармана и надел Эрике на запястье маленькие часики. Эрика приставила их к уху и запрыгала от восторга.

Фридрих фон Рен был счастлив угодить дочери. Он сказал:

– Это с премиальных денег. Даша о них не знает и думает, что я о тебе забыл. А братья твои хорошо учатся. Способные мальчики. Я как–нибудь привезу их, – пообещал он, расставаясь с дочерью.

Эрика вернулась в общежитие. Девушки ждали ее. Они еще были возбуждены, восхищались ее отцом и вещами Эрики.

– Жаль, ничего на меня не лезет, а то бы я у тебя попросила что–нибудь надеть, – жалела Майя.

Вера сказала:

– А хочешь, я его отобью у твоей мачехи, ну, разлучу их? Она какая – толстая, худая?

– Она злая, – сказала Эрика.

– Ну вот, а я красивая, молодая и добрая.

Все засмеялись.

– Нет. Отец ее не бросит. Она ему жизнь спасла, и у них двое детей. Папа будет с ней мучаться до конца жизни, – уверенно повторила Эрика слова отца.

– Такой красивый, как вроде и не немец, – жалела Вера и тут увидела часы на руке у Эрики. Снова начались общие восторги. Девушки не могли даже мечтать о таком богатстве, которое свалилось на Эрику. Родители их были очень бедны и жили в селах.

* * *

Снова наступила осень и, наконец, приехала из детского дома Инна с квадратными глазами от ощущения свободы, от того, что будет жить рядом с Эрикой. Пораженная переменами, происшедшими с подругой, говорила:

– Какая ты, красивая стала! Взрослая… Какие вещи! – Она чуть не плакала от зависти.

– Не зови меня старым именем. Никто не должен знать, что я немка. И надо скрывать, что мы с тобой из приюта и живем в общежитии. Здесь всех, кто живет в общежитии, называют грязными словами, – говорила наставительно Эрика.

– Хорошо, – соглашалась подружка. – Я буду тебя звать Ириной.

И когда Майя вышла замуж и кровать освободилась, Инна перебралась к Эрике. Однажды они столкнулись с Риммой.

– Это моя подруга. Я тебе говорила, что она похожа на тебя? Вот, посмотри сама! – сказала торжествующе Эрика, – как две капли воды!

– Ну и что? Мало ли кто похож на меня? И мне это вовсе не нравится, – презрительно посмотрела на Инну Римма, – и вдруг спросила, повернувшись к Эрике: – Что ты там о ней говорила? Она собирает материалы о героях? Вот пусть зайдет ко мне в комитет комсомола завтра после занятий, со своими материалами. Впрочем, на днях приедет живой герой гражданской и отечественной войны, мой родной дядя, брат по матери дядя Толя. У него вся грудь в орденах и медалях. Его сюда направили заведующим хозяйственной частью фабрики и секретарем партийной организации. Я тебя с ним познакомлю, – и добавила: – Только не подходи ко мне на улице. Ты сама по себе, а я сама по себе, чтобы нас не путали. Оглядела Эрику с ног до головы. «Разрядилась», – сказала она презрительно и пошла своей дорогой.

Римма ушла, а Эрика предложила подруге:

– А хочешь, сегодня вечером, назло ей, когда она будет здесь с мальчишками стоять, мы пройдем мимо них, нарядные, и утрем ей нос? Я дам тебе свое платье и туфли.

– Давай, – согласилась Инна, не веря своему счастью, что Эрика даст ей свое платье.

Вечером они тщательно собирались, но больше с духом. Нужно было, как всегда, пройти сквозь строй парней и ревнивых девчонок.

Они с Инной вышли во двор общежития. И тут наступила полная тишина. Инна вся съежилась, а Эрика, наоборот, прошла, уверенная, что все у нее отлично. Проплыли лица, как в медленной киносъемке: восхищенный взгляд Жени, злой, расстроенный Риммы. Кто–то присвистнул, и тут же Эрика услышала голос Жени: «Заткнись, болван!»

– А что ты заступаешься? – накинулась Римма на Женю. – Подумаешь, нарядилась! Да я себе завтра еще дороже тряпки закажу. А эти, – она показала рукой в след Эрике и Инны, – что не наденут, все равно сучки.

– Новенькая–то на тебя, Римма, похожа. Теперь Женя с двумя Риммами будет гулять, – съязвил кто–то.

– А по–моему, он глаз давно положил на другую. Ждет только, когда она подрастет, – добавил другой.

– Ты кого имеешь в виду, рыжий? – возмутилась Римма. – Эту длинноногую цаплю Ирину? Вот умора! Кому она нужна? Пусть хоть что наденет. Да она… да ей двадцать лет уже!

– Я слышал, что ей уже сорок, – рассмеялся кто–то.

– Ладно, замолчи, раскудахталась, как курица. Она тебя трогала? – разозлился Женя на Римму и пробурчал: – Вам только сплетничать. – Повернулся и пошел. Компания, чтобы не распасться, медленно пошла за ним. Римма расплакалась и побежала домой. Женя ее не остановил, и она возненавидела Эрику. «Ну, подожди, придет мой час, отомщу», – решила Римма.