355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марлона Брандеска » Сувенир с Мирассы (СИ) » Текст книги (страница 55)
Сувенир с Мирассы (СИ)
  • Текст добавлен: 11 апреля 2018, 00:30

Текст книги "Сувенир с Мирассы (СИ)"


Автор книги: Марлона Брандеска



сообщить о нарушении

Текущая страница: 55 (всего у книги 72 страниц)

Сначала он отвечал скованно и неохотно, но потом поцелуи стали более долгими и страстными. Не могу сказать, что осталась спокойной, – да и покажите мне хоть одну женщину, которая смогла бы остаться равнодушной в такой ситуации! – но главного я добилась: красавчик отвлёкся от ритуала и сосредоточился на мне. Улучив момент, шепнула ему: «Давай!», и в меня полились рекой тревога, напряжение, раздражение, злость, почти отчаяние… Я даже не подозревала, какой коктейль замешался во внешне спокойном стратеге! Мне постепенно становилось всё тяжелее, зато Эдор заметно расслаблялся, его поцелуи становились нежнее, а губы – мягче.

Наконец, Проводник несильно оттолкнул меня, отрывая от стратега, и тут же переплёл свои пальцы с пальцами Эдора, сильно сжав их. Я, пошатываясь, отошла на пару шагов, пытаясь восстановить дыхание после страстных поцелуев, но продолжала смотреть на двух прекрасных мужчин, замерших в весьма странной позе.

И тут Вайятху как-то странно вздрогнул всем телом, словно его пронизала молния, и тут же, как эхо, дёрнулся стратег. Во взгляде Проводника, устремлённом вперёд и вверх совершенно явственно засветились огоньки, похожие на звезды. Я некоторое время заворожённо смотрела на них, а потом перевела взгляд на Эдора. И в его раскрытых, но будто слепых глазах плавали такие же огоньки.

Я с облегчением вздохнула: похоже, наши усилия увенчались успехом, Проводник смог вывести Эдора на контакт с Мирассой. Теперь оставалось только сделать что-то с той мешаниной, которую я получила от стратега. Не найдя ничего лучшего, села на краешек камня, рядом с мачо, и занялась дыхательной гимнастикой.

Мне понадобилось на этот раз до Вогранов времени, чтобы избавиться от ощущения, что земля вот-вот разверзнется у меня под ногами, и начать воспринимать происходящее адекватно. Взглянув на свой хронометр, обнаружила, что прошло уже сорок минут. Сеанс связи с Храиссой, судя по всему, проходил успешно. По крайней мере, на губах у мачо блуждала вполне счастливая улыбка.

«Не обижай его!» – внезапно подумала я, адресуясь к Мирассе. Всё же, мы находились в так называемом месте силы, возможно, она и меня могла слышать… Повинуясь всё тому же, непонятному порыву, я коснулась груди ГИО-красавчика. Он был холодным наощупь, и я встревожилась, что стратег замёрз. Но накрыть его чем-нибудь не решилась – кто эти струны знает, может, им даже лёгкий джемпер помешает. Вон, Проводник перед проведением обряда тоже разделся по пояс, видимо, чтобы облегчить контакт… Подумав, просто осторожно обняла мачо, надеясь, что так ему будет теплее, а наличие ещё одного живого существа не помешает беседовать там, среди высей.

Как и следовало ожидать, я уснула. Проснулась от того, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. Открыв глаза, наткнулась на весёлый и чуть-чуть ехидный взгляд стратега номер один, присевшего рядом на корточки.

– Просыпайся, Жужелица… Вот не думал, что ты настолько любопытная. Ну, как? Удалось подслушать наш разговор с Мирассой?

– Вот ещё… – пробурчала я, сморщившись: всё-таки спать на голом камне – то ещё удовольствие! – Очень надо вас подслушивать. Как будто раньше не слышала твоих охов и ахов по поводу этой планеты… Я, между прочим, тебя пыталась согреть, чтобы ты не подхватил пневмонию.

Выражение лица мачо не изменилось, но ладонь на моём плече благодарно сжалась на мгновенье. Он отошел к дереву, на котором лежала его куртка, – всё остальное стратег успел надеть на себя, а я осторожно села и покрутила головой, разминая затёкшую шею. Рядом тут же материализовался Проводник. Усевшись, он бесцеремонно повернул к себе мою голову и, внимательно глядя в глаза, мысленно сказал:

– Никогда больше так не делай!

– Э-э… как? – растерянно спросила я, тоже мысленно.

– Не целуй никого так… Иначе… следующего, кого ты будешь целовать… я убью.

– Что?! – Меня словно окатили ледяной водой. – Что ты говоришь?!

– Я говорю, что ты – моя… И больше никого… не можешь целовать… как своего мужчину. Так велели… наши предки… И если кто-то встанет… между нами… я его убью.

– Это тебе тоже твои предки велели? – начиная сердиться, спросила я.

– Да… не вынуждай меня… – и Вайятху резко встал.

Мне оставалось только таращиться ему в спину, постепенно закипая. Что ещё за… Да кто ему позволил?! С чего он решил, что может распоряжаться мной?! Что за «предки» такие, которые велят убивать, не спрашивая?! Ну, уж нет, я не собиралась подчиняться каким-то дремучим правилам. Даже если я люблю этого мерзавца, – что ещё, кстати, не доказано, – это не даёт ему права отдавать мне приказы!

С трудом сдерживаясь, чтобы не устроить скандал немедленно, я дождалась, пока Эдор оденется и сунет в карман вифон.

– Никто не звонил, – прокомментировала я его взгляд на экран аппарата.

– Да я и не сомневался, – отозвался он.

– Кстати, как всё прошло? – вспомнив, зачем вообще была организована эта вылазка, спросила я мачо.

Он закатил глаза.

– Н-ну, скажу тебе, это… необычно. Объединяться с разными живыми существами… Никогда ничего подобного не испытывал. Удивительно… Да ещё этот дождь…

– Какой дождь?

– Там, где-то шёл дождь… И я, вместе с ним.

– А я летала с ветром. Тоже потрясающе…

– А поговорить-то удалось?

– Твой протеже утверждает, что да. Говорит, я Храиссе тоже понравился… Видимо, она тут не избалована хорошими людьми. И мои просьбы не остались безответными.

– А ты что просил?

– Ну, традиционно: покровительства, возможности поселиться здесь, спокойно жить… Вроде, я даже успел пообещать ей взамен помощь и поддержку всей моей Семьи.

– Молодец, – похвалила я Эдора. – Этого достаточно, чтобы она помогла? Или хотя бы не мешала вашим планам?

– Кто знает? – задумчиво ответил стратег. – Поживём – увидим… Ну, всё, что мог – я сделал. Будем надеяться на лучшее…

Мы, наверное, говорили бы ещё долго, если бы нас не прервал Проводник, безэмоционально объявивший:

– Можно идти…

Протянутую руку Вайятху я проигнорировала, пройдя мимо. Краем глаза успела заметить, как потемнело его лицо, и ощутила некое злое удовлетворение. В прошлый раз я шла сама, и сейчас справлюсь. Общаться со второй половиной Маугли после его выходки не хотелось совершенно. Пусть он там, какой угодно замечательный и необыкновенный, но всё равно мерзавец. Да и, насколько я помнила, отдача после ритуала ощущается ещё долго, так что вряд ли Эдор был в состоянии сейчас скакать по лесу.

В результате, мы добирались до дома долго, по сути, гуляя по ночному лесу, прекрасному даже в почти полной темноте. Сегодня между деревьями скользило множество крохотных искорок, голубоватых и белых. Проводник сказал, что это были какие-то насекомые, местный вариант светлячков или марёвок. Летали они совершенно бесшумно, создавая ощущение сказочности происходящего.

Постепенно моя злость растаяла под влиянием тихой, трогательной красоты окружающего мира. Мирасса вообще располагала к созерцательности и постоянному состоянию умиления. Проводник, шедший впереди, словно почувствовал изменение моего настроения, притормозил и взял меня за руку. На этот раз я вырываться не стала.

– Успокоилась?.. – мысленно спросил он.

Я, мысленно же, промолчала.

– Пообещай, что больше не будешь… так делать.

Уснувшее, было, раздражение опять заворочалось в груди.

– Перестань указывать мне, что делать! – резче, чем хотела, ответила я. – С чего ты решил, что можешь делать это?

– Ты – моя женщина… Я отвечаю за тебя… И должен оберегать от ошибок…

– Сдаётся мне, пока моя единственная ошибка – позволить тебе взять на себя слишком много. Я не просила ни твоей защиты, ни советов. Спасибо, что беспокоишься, но больше не надо. И, тем более, не стоит угрожать моим друзьям! Вот этого я тем более не потерплю!

Проводник, бросив на меня долгий, непонятный взгляд, руку отпустил и вернулся на своё место, впереди. Эдор, явно удивлённый нашими безмолвными демаршами, вопросительно поднял брови, но я только отрицательно покачала головой. И дальше мы шли молча, до самого дома.

Там я, извинившись перед Эдором, прошла в спальню, оставив мужчин в гостиной, быстро разделась и встала под горячую воду. На мне всегда благотворно сказывались любые водные процедуры. Будь снаружи потеплее, я бы ушла купаться в море, но, не зная, какие опасности могут там таиться, предпочла обычный душ. Текущая вода словно вымывала обиды, страхи, негодование, непонимание и раздражение, мешавшие трезво взглянуть на ситуацию.

В чём-то Проводник, конечно, был прав: мы отвечали друг за друга, должны были заботиться и защищать один другого, потому что иначе могли просто не выжить здесь. И он не был мне безразличен, отнюдь! Иначе я не злилась бы так сильно… Но вот это его желание управлять мною, да ещё такими методами, совершенно выводило из себя. Не для того я в своё время сбежала от родителей на другую планету, чтобы, в конце концов, оказаться заложницей у странного, до конца непонятного существа, руководствующегося какими-то замшелыми правилами и неизвестными мне законами!

Неизвестно, куда бы завели меня мысли о теряемой независимости, но тут в душевую кабину втиснулся гадский тип, о котором я думала.

Проводник явно не собирался продолжать спор или вообще разговаривать, потому что, не теряя времени, попросту выбил почву у меня из-под ног, просто притиснув к себе. В этот раз изменение реальности происходило резко, неожиданно, как падение в бездну. Одна секунда – и я сама вцепилась в него, потому что мне показалось, что мы проваливаемся в какой-то огненный коридор, и летим там, подобно метеорам. Пылающие стены обжигали, как и ладони Вайятху, внутри снова всё плавилось и текло, выжигая всё ненужное, неважное, ненастоящее… Оставалась только жажда быть вместе, держаться за его плечи, прижиматься изо всех сил, пить дыхание прямо с губ, соединяться с ним, сильнее и сильнее, чтобы никогда больше не отрываться. Чувствовать биение его сердца, как своего собственного, и делить огонь, что пылал в нём, на двоих, загораясь в ответ, словно факел… Лететь рядом и повторять, как заклинание:

– Не отпускай… не отпускай меня…

И без слов понимать, что он и не отпустит. Больше никогда…

Когда всё закончилось, и я открыла глаза, почему-то полные слёз, Проводник очень серьёзно смотрел на меня. На ритуальной маске, заменявшей ему лицо, жили только глаза: огромные, полные тревоги и торжества одновременно.

– Теперь понимаешь?.. – беззвучно спросил он, медленно обводя пальцем мою скулу и подбородок. – Ты – моя… Разве я могу отдать тебя?..

– Не можешь, – ответила, смиряясь с неизбежным. – Да и не надо… Куда же я от тебя денусь…

Ответом стали поцелуи, не сводящие с ума, а ласковые и лёгкие… Надо же, оказывается, он действительно умеет быть нежным…

Сувенир 65

На следующее утро Лавиния сообщила, что срочно собранный Комитет по исполнению траурных обрядов назначил дату похорон: через три дня. И всё это время Мирасса должна была пребывать в пучине горя и траура. К слову сказать, Наима златовласка так и не видела, новость сообщил ей какой-то придворный. Мы поняли это так, что до самого погребения принца теперь никто не увидит, потому что его присутствие требовалось на целой уйме каких-то мероприятий, имевших одно название: заседание Комитета такого-то. И шли эти заседания подряд, не оставляя бедному наследнику ни одной свободной минуты, до самой ночи. Видимо, на них решались проблемы передачи власти, перераспределения полномочий, доходов и прочая и прочая. Короче говоря, мирассцам было не до нас.

Эдору пришлось сидеть, фигурально выражаясь, кусая локти от нетерпения и жесточайшей нехватки информации. Дважды ему удалось передать сообщения Вигору через экстренную императорскую связь, и один раз – получить ответ, ободряющий, но ничего не проясняющий. Эскулап докладывал, что расследование тихо движется, несмотря на активное негласное сопротивление Скросса, пытающегося историю замять. ГИО-команда, со своей стороны, делала всё, чтобы наши тайны так и остались покрытыми мраком. По крайней мере, чтобы Динора никак и никогда не смогли связать с некоей законсервированной базой на окраине Кольца…

Я искренне желала всем, кто на Второй разгребал эти проблемы, преуспеть в трудах, и очень переживала, что ничем не могу помочь им. Оказаться, по сути, запертыми, даже в таком комфортабельном месте, как дом Эдора на пляже, было непривычно и досадно. Не спасал и визор, потому что по всем программам шли бесконечные унылые репортажи о том, как люди, бесконечными же серыми потоками (серыми – потому что именно этот цвет считался траурным на Мирассе) медленно текли по улицам городов к местным храмам, чтобы помолиться за усопшего. Или толпами стояли на площадях, слушая мрачных ораторов, надрывно прославлявших почившего императора.

Я честно попыталась несколько раз послушать, чем же запомнилось правление Робера Восьмого, но перечисляемые благодеяния меня как-то не впечатлили. Ну, достроил дамбу около какого-то города; проложил дорогу в горах (кстати, через территорию наших полосатых друзей, туземцев-миролюбцев); ещё пару раз лично пилотировал какую-то станцию слежения, позволяющую координировать все защитные системы планеты (видимо, к идее возможного вторжения из Содружества переселенцев, жаждущих поселиться в мирасском раю, здесь относились весьма серьёзно). Посадил… проложил… исправил… помог… В-общем, ничего действительно выдающегося не совершал. У меня создалось впечатление, что отец Наима был заурядным правителем и довольно скучным человеком. Кстати, о строительстве курорта не упомянули ни разу, – видимо, те, кто составляли хвалебные речи, не определились, считать ли сие деяние достижением императора, или наоборот…

Но жители искренне переживали, я лично видела не одного и не двух человек, проливавших слёзы, от этого особенно остро ощущала себя здесь чужачкой. Поскольку слуг отпустили до окончания траура, мы были предоставлены сами себе. В чём-то это было даже хорошо: без чужих глаз и ушей мы легче и быстрее смирились со своим положением. Эдор принялся гонять Маугли по основным этапам истории Содружества, особенно напирая на борьбу за соблюдение прав всех граждан. Вайятху в ответ учил стратега каким-то своим приёмам управления местной живностью. Больше всех досталось местным бабочкам, которых то вызывали, то прогоняли, то заставляли выписывать в воздухе какие-то немыслимые фигуры, то приказывали садиться на предметы или конечности экспериментаторов.

Вообще-то, было очень забавно наблюдать за страданиями мачо, облепленного разноцветными насекомыми и пытающегося заставить их взлететь, не прибегая к грубой силе. Не сказать, чтобы эти попытки были успешными, но стратег упорствовал. В конце концов, он убедил себя что «чувствует какую-то связь» с бедными мотыльками, и на этом все успокоились.

Вообще, установившаяся атмосфера живо напомнила мне те дни, когда мы втроём собирались в нашем лесном домике. Оказывается, это было счастливое время, особенно по сравнению с тем, что происходило сейчас. Мучимая ностальгией, я даже решилась спросить Эдора, не жалеет ли он, что связался с Линной.

– Я не имею привычки жалеть о сделанном, Жужелица. Главным образом, потому что предварительно подолгу всё обдумываю и взвешиваю. Поэтому – нет, не жалею, – ответил стратег. – Брак с Линной был моей целью, которой я успешно добился, чему до сих пор радуюсь.

Такой подход, безусловно, заслуживал уважения, поэтому я, со спокойной совестью, переключилась на Маугли, которому как раз требовалось моё внимание.

После того, как Проводник развёл весьма бурную деятельность, устанавливая контакты с Мирассой, мне нужно было выяснить, как это повлияло на лягушонка. Оказалось – никак. Мои подозрения, что вторая ипостась Вайятху закрыла доступ на «свою территорию», оказались верными. Маугли ничего не помнил ни о наших сеансах связи, ни о сексе со сменой реальности. На вопрос, может ли он достучаться до Проводника, лягушонок, подумав, ответил, что может. Но только если его альтер эго этого захочет. И вообще, уже некоторое время они существовали как-то отдельно, почти не общаясь. Точнее, Маугли-то специально не закрывался, а вот его второе «я» – да. Теперь, в лучшем случае, Вайятху удавалось почувствовать появление Проводника, а в худшем, если лягушонок, например, спал, то для него вообще всё, совершаемое хищником, оставалось тайной за семью печатями.

Обдумав то, что рассказал мне гуманоид, я пришла к выводу, что ситуацию можно исправить только внешним воздействием. Полное разделение половинок личности Вайятху грозило ему в дальнейшем серьёзными проблемами с психикой, значит, надо было опять использовать установки. Не хотелось, конечно, этого делать, но мне всё равно предстояло хотя бы ещё один раз, но вмешаться в психику Маугли, снимая все искусственно заданные привязки и правила. Видимо, нужно было обдумать и вопрос «общежития» его половинок… Но Вайятху я ничего этого говорить не стала, предпочитая не тревожить раньше времени. Да и давать лишнюю информацию к размышлению Проводнику не хотелось: поскольку Маугли от него не закрывался, вторая ипостась по-прежнему имела полный доступ ко всем его воспоминаниям, а, значит, могла узнать о моих планах и даже попытаться помешать им.

Впрочем, всё это имело значение только в том случае, если мы узнаем, кто виноват в гибели ГИО-пилота, и сможем остановить его или их. Если нет… Дальше думать не хотелось. Хотелось дать себе передышку, и заняться решением каких-нибудь не столь глобальных проблем, – как стратег, который очень мудро предпочитал не терять времени даром даже в сложившихся обстоятельствах, если уж не мог никак повлиять на них.

После заката я, Эдор и Вайятху пошли погулять, в нарушение местных правил, предписывавших всяческие ущемления привычного образа жизни. Поразмыслив, мы решили, что, поскольку мирассцами ещё не являемся, то и соблюдать все принятые нормы не обязаны. Заодно, делая вид, что интересуемся ходом строительства, обошли пустующий комплекс курорта (строители, естественно, тоже были отпущены горевать), и побывали около потайной комнаты. Лично постояли на люке, ведущем туда, и убедились, что увидеть его невооружённым глазом невозможно. Заинтригованный стратег, использовав свои шпионские штучки, насобирал всевозможных проб, и выяснил потрясающую вещь: щели закрывал специальный самовосстанавливающийся состав, по виду неотличимый от напольного покрытия.

Но, если мачо эта новость привела в технологический восторг, меня она расстроила, поскольку лишний раз напомнила, что мы находимся на планете, где пятьсот лет бесконтрольно работали генетики и порождённые ими специалисты, не скованные ни законами, ни моральными нормами. Впрочем, комната по-прежнему была абсолютно пуста, и мы временно оставили всё как есть, решив продолжать наблюдения.

Я хотела оставить камеру или жучок где-нибудь рядом, но Эдор не согласился. По его мнению, комнату должны были начать использовать не ранее, чем курорт начнёт действовать, а до этого было ещё далеко. У меня имелись собственные аргументы против этой гипотезы, но, зная упрямство стратега, я не стала их выкладывать. В конце концов, эта загадка, действительно, могла подождать.

Ещё я узнала у Эдора, что именно так заинтересовало его в своё время в моём рассказе о приютах. Оказалось, ГИО-красавчик, во время второго, а то и первого визита на Мирассу обратил внимание на странную нелепость, как ему показалось. Нелепость состояла именно в специфическом, только Мирассе свойственном, отношении к попавшим в приют детям. Когда я напомнила ему об этой всеобщей боязни брошенных детей, он не поленился провести осторожные изыскания, и выяснил, что до определённого момента никаких таких верований в плохую карму сирот не существовало. Это суеверие появилось как-то вдруг, вскоре после того, как Лемир Грасс самочинно объявил себя императором.

Особых, запоминающихся событий на тот момент зафиксировано не было, за исключением внезапного ареста одного из ближайших сподвижников императора, а именно, того самого аристократа самого высокого ранга, лорда Артлета, и его семьи. Собственно, всё началось с его семьи. Трёх младших отпрысков этого самого лорда, вроде, долго пытались пристроить к каким-нибудь родственникам, хотя бы дальним, а упомянутые родственники не менее долго и упорно отбивались от таких попыток. На тот момент сыновьям лорда было двенадцать, десять и пять лет. Почему-то от них, как от прокажённых, шарахалась вся родня, и это при том, что сестёр-близняшек почти сразу забрала одна бездетная пара.

Так и получилось, что старшие дети Артлета, в конце концов, были помещены в чуть ли не для них же созданный первый приют и… потерялись. Больше никто ничего о них не знал, как будто они растворились. Но именно с этого момента у мирассцев возникла стойкая неприязнь к осиротевшим детям, которых некому было забрать, или от которых отказались все родственники. Что за история, помимо официальной, могла быть связана с теми детьми, оставалось только догадываться, но то, что слухи о плохом влиянии «отказников» на судьбу тех, кто помогает им, были распущены агентами императора, Эдор не сомневался.

Когда я спросила, зачем это понадобилось самодержцу Мирассы, ГИО-стратег задумчиво пожал плечами и ответил:

– Почём нам знать, Жужелица? Мы можем только гадать… Да и гадания эти выглядят не слишком убедительными. Мне кажется, Грассу или его наследникам зачем-то нужно было скрыть исчезновение этих детей, а, заодно, отучить население слишком сильно интересоваться сиротами. Попали в приют – и пропали там. И никого не волнует, что происходит за дверями этих заведений, ведь никому не хочется разделять чужое горе…

– И что, по твоему, с ними может там статься? – просила я, чувствуя, как по спине забегали мурашки: уж очень многозначительным был тон у мачо.

– Да что угодно, Тэш. Что угодно. Это же Мирасса…

Я только вздохнула, потому что то же самое повторяла себе все эти дни: не удивляйся, это не Содружество.

За день до печального события нам, как особам, приглашённым родственниками императора, привезли приглашение-распоряжение (иначе это, пожалуй, нельзя было назвать) явиться на похороны. А заодно, доставили и траурные одеяния, представлявшие собой плащи-накидки с капюшонами, конечно, серого цвета. Отделка состояла из орнамента, вышитого чёрной нитью, с вкраплениями чёрных же камней. Мужские плащи от женских ничем не отличались, кроме размера. Примерив это скорбное великолепие, мы сочли, что вполне впишемся в толпу удручённых «высоких гостей», – именно к этой категории нас отнесли.

Это означало, что в первые ряды зрителей и участников процессии мы не попадём, во вторые – тоже, но третья очередь будет наша. По регламенту, которым нас тоже любезно снабдили, мы должны были присутствовать среди шествующих следом за катафалком. Или саркофагом. Или гробом – если последнее пристанище императора могло быть названо так прозаически. Как нам объясняла по вифону Лавиния, тело усопшего правителя помещали в специальный аппарат, позволявший хранить его сколько угодно долго. Зачем мирассцам потребовался склад тел их императоров, было не очень понятно, но я склонялась к мысли, что идея принадлежала первому из них, то бишь, Лемиру Грассу, и, значит, никем не обсуждалась и не оспаривалась. Слово первого из династии Грассов до сих пор имело силу непреложного закона.

Церемония была назначена на раннее утро. Всевидящий знает, зачем усопшему правителю понадобилось не давать выспаться своим подданным, но таково было его высочайшее желание, высказанное ещё при жизни. Возможно, отдавая его, самодержец пребывал в романтическом настроении и мечтал о погребении на восходе… Как бы то ни было, нам предстояло проснуться ни свет, ни заря, облачиться в выданные плащи и отбыть на специальном транспорте в имперскую столицу. В замке, том самом, где мы не так давно танцевали с Наимом, была назначена церемония прощания родственников и ближайших сподвижников, на которую посторонние не допускались. А вот потом тело должны были вывезти на главную площадь столицы, откуда траурная процессия сопровождала императора на его последнем пути, оканчивающемся у дверей специальной усыпальницы самодержцев, оборудованной в пещере.

Прикинув, сколько времени пройдёт, прежде чем мы похороним Робера, я приуныла. По всему выходило, что часом-двумя дело не обойдётся. Эдор посоветовал мне взять с собой Деону и слушать какой-нибудь детектив, сохраняя на лице приличествующее моменту выражение печали. Я пообещала так и поступить, но вообще меня накрыло настоящее обострение нелюбви ко всяким публичным мероприятиям, особенно траурным. Чуяло моё сердце, что ничего хорошего нас там не ждёт, но отвертеться не было никакой возможности. Единственным счастливчиком был Маугли, которого, как сопровождающего гостью, видимо, сочли маловажной персоной, и в приглашение не включили.

Накануне похорон мы разошлись спать пораньше, чтобы успеть выспаться, но я почему-то ужасно нервничала перед предстоящей церемонией, всё время представляя себе всякие ужасы, наподобие несчастного случая, когда вдруг ломается каблук, рвётся плащ или я спотыкаюсь и падаю в самый неподходящий момент…Короче, всё было, как всегда: в день похорон я встала невыспавшаяся и дёрганая. Сборы были недолгими, – всё приготовили заранее, чтобы утром не ошибиться в чём-то. Торопливо выпили по чашке кофе, помахали Маугли, которому я отчаянно завидовала, и флайер с пилотом доставил нас на главную площадь столицы.

Народу там было столько, что не только яблоку, – вишне некуда было свалиться, кроме как на чью-то макушку. Порадовало только то, что «высокие гости» были отделены от остальных скорбящих какой-то довольно хлипкой загородкой, и было нас не так уж много: тридцать три человека. Я знаю это точно, потому что потом, ожидая начала шествия, от скуки считала всё подряд.

Положенный нам по статусу транспорт оказался весьма своеобразной платформой с дверцами, довольно точно имитировавшей древний паланкин или специальные носилки с сидениями. Для полноты сходства окна-проёмы были занавешены лёгкой тканью, создававшей иллюзию того, что яркую Мирассу затянуло серой дымкой. Не удержавшись, я отдёрнула занавеску, – так хотя бы дышать было легче. Окрашено это сооружение было в приличествующий случаю матово-чёрный цвет, и передвигалось на антигравитационной подушке.

Пока я оглядывалась, дверь рядом со мной неожиданно открылась, и в наш паланкин полезли две фигуры, закутанные в щёгольские серые плащи с отделкой из чёрных алмазов (это я уже потом выяснила). Сначала я потеряла дар речи от такой бесцеремонности, а потом – от радости, когда выяснилось, что это были Лавиния и Эктор! Еле-еле сдержав вопли радости, я кусала губы, чтобы не слишком счастливо улыбаться. Эдор, просиявший одними глазами, спросил:

– Каким чудом вы здесь? И почему не с подопечными?

– Пока нельзя, – коротко ответствовал стратег номер два, быстро пожимая руку брату. – И не по чину нам… Так что, поедем с вами. Не возражаете?

– Да ты что! – шёпотом возопила я. – Мы просто счастливы, что вы будете с нами!

Оба они, и фаворит, и фаворитка, выглядели уставшими и напряжёнными. На наши тихие расспросы поведали, что весь дворец лихорадит, потому что идут большие изменения: мать Наима решила поломать традиции и взять на себя роль хозяйки двора, хотя обычно это было обязанностью одной из официальных подруг императора. Кроме того, семья наследника решила не церемониться и требовала перенаправить устоявшиеся финансовые потоки. Новоявленные императорские родичи замахнулись на денежное обеспечение, вдвое превышающее то, которое получала семья умершего правителя.

Выслушав последние придворные новости, я тихо присвистнула, а Эдор впал в задумчивость.

– Такое ощущение, что мать Наима подменили, – тихо, склоняясь к моему уху, рассказывала Лавиния. – То была разумной и терпеливой, а то вдруг как начала требовать себе всё самое лучшее из сокровищницы… Как будто Наим уже император.

– А разве ещё нет? – удивилась я.

– Пока не было коронации, он официально продолжает считаться наследником.

– А когда будет эта самая коронация?

– Через пару дней после похорон.

– Так быстро?!

– Ну… империя не должна оставаться без правителя.

– Что ж… Если императора замещают такие выжиги, как министры покойного папочки Наима, то лучше уж пусть его коронуют побыстрее, – задумчиво сказала я, исподтишка разглядывая толстую матрону в сером паланкине, стоявшем наискосок от нашего. Женщина привлекала к себе не только моё внимание, потому что весьма демонстративно выказывала вселенскую скорбь. В данный момент она, например, трубно высморкалась.

Проследив, как безутешная обитательница серого транспортного средства промокает глаза, уткнувшись всё в тот же платок, я невольно шмыгнула сама носом, и снова повернулась к Лавинии.

– Ну, последнее слово всё равно останется за новым императором, пусть он и разбирается со своими родственниками.

– Да он даже не в курсе того, что она вытворяет, – возразила златовласка, – его вообще сейчас вырвать из лап всех этих комитетов и кабинетов невозможно. Дела, понимаешь ли…

– А что говорит Кария? – спросила я у Эктора.

– А Кария молчит… пока. Но смотрит на происходящее с большим интересом. Как бы ни обернулись дела, она остаётся в выигрыше. Не поддержит её брат требования матери – принцесса как бы ни при чём. Она ведь ничего не просила. А если поддержит – ещё лучше! Кто же откажется от лишних денег? И при этом, опять же, – не она их выпрашивала.

– Удивительно взвешенная позиция.

– Угу, – скромно улыбнулся стратег номер два. – Мы старались…

Время шло, но ничего не происходило. Люди всё так же толпились, дыша в затылки друг другу, мы сидели, потихоньку проникаясь искренним отвращением и к чересчур ранним подъемам, и к бесполезному ничего неделанию. Над нами постоянно кружили несколько маленьких аппаратов, снимавших происходящее. На огромном виртуальном экране, протянувшемся вдоль линии крыш, можно было разглядеть то одни, то другие бледные лица, казавшиеся неживыми от серого отсвета на них. Несколько раз мелькали и наши палантины, а один раз, случайно подняв глаза, я с ужасом увидела на экране Эдора! Слава Всевидящему, красавчик сидел со вполне печальной физиономией, но буквально несколькими секундами ранее он смеялся. Правда, отвернувшись от людей, но разглядеть это всё равно было возможно. Проинформированные мною о возможной опасности, ГИО-изменённые замолчали и сделали грустные лица. С этого момента ждать стало ещё скучнее. Я уже была готова последовать совету Эдора и включить Деону, но тут, наконец, впереди началось какое-то движение. Взглянув на экран, я поняла, что тело императора, наконец-то, прибыло на площадь.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю