Текст книги "Возвращение Крестного отца"
Автор книги: Марк Вайнгартнер
Жанр:
Классические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)
Глава 7
Кабинет Фила Орнштейна на сорок первом этаже был украшен золотыми и платиновыми дисками и портретами его некрасивой жены и детей. Ни одной фотографии певцов или музыкантов! Некоторые считали это притворством, а некоторые – признаком хорошего тона. Орнштейн показал Джонни на телефон.
– Разговаривай сколько захочешь! – любезно предложил он, наверняка надеясь, что Фонтейн ограничится парой фраз.
Милнер готовил оркестр к новой репетиции. Джонни начал набирать номер бывшей жены, но после первых трех цифр остановился. Джинни и девочки не знают, что он в Лос-Анджелесе, и если не звонить, то никогда и не узнают. Он собирался извиниться, что не сможет к ним заехать. Но разве ради этого стоит названивать?
Джонни достал упаковку с таблетками, прочитал аннотацию и выпил сразу две, не запивая.
Черт, он ведь давно не прыщавый подросток, который боится пригласить на свидание самую красивую девчонку в классе! С Джинни, бывшей женой, он познакомился еще в начальной школе. Ее семья жила через три дома.
Фонтейн снова набрал номер.
– Привет, это я, – сказал он.
– Здравствуй, любимый! – ответила Джинни иронично и тепло одновременно. Куда подевалась простая девчонка из Бруклина? – Как дела?
– Боже, как я рад тебя слышать! – воскликнул Джонни. – Чем занимаетесь?
Они только что вернулись из супермаркета, старшей дочери купили первый в жизни бюстгальтер.
– Не может быть! – не поверил Джонни.
– Когда ты в последний раз видел девочек?
Так! Он выступал в Атлантик-Сити, до этого в частных клубах Нью-Джерси и Чикаго, куда его пригласил сам Руссо, а еще раньше снимался в эпизодах в Новом Орлеане. Наверное, тогда!
– На День поминовения? – неуверенно спросил он.
– Что толку спрашивать! – вздохнула Джинни. – Откуда звонишь?
– А помнишь День труда в прошлом году или в позапрошлом? Как мы сняли коттедж у самого моря и устроили пикник?
– Нет, – ответила Джинни.
– Ты шутишь! – возмутился Фонтейн, слыша приглушенные крики девочек.
– Конечно, шучу! Это было в те счастливые времена, когда меня не существовало.
Лесс Галли настаивал, чтобы Джонни рассказывал журналистам, что он не женат, чтобы не спугнуть малолетних поклонниц.
– Я же не по собственной воле!
– От девчонок вообще отбоя не было! Каждый раз, выходя за сигаретами, ты мог подцепить…
– Помнишь, я готовил поп-корн и обжег руки…
– А потом ты испортил нам фейерверк!
– Да уж, – невесело признал Джонни.
– Завтра в нашем районе благотворительная вечеринка, мы печем пирог, – сказала Джинни. – Может, придешь?
– На вечеринку?
– Ты ведь в Калифорнии, правда? Тебя отлично слышно!
Фонтейн положил трубку на плечо и закрыл глаза руками.
– Нет, я не в Калифорнии, просто связь хорошая.
– Очень жаль! – проговорила Джинни. – Я готовлю куриное ризотто по рецепту твоей мамы! Вернее, его готовят девочки! Если не убьют друг друга, то все будет в порядке. Характеры у них – просто ужас, да еще и переходный возраст!
Джонни очень любил дочек, но с ними было сложно в любом возрасте.
Жена передала трубку младшей дочке, но в кабинет вернулся Филли и многозначительно постучал по часам.
– Передай маме, – сказал Джонни, – что я постараюсь прийти на завтрашнюю вечеринку.
– Хорошо, – отозвалась дочь, однако по голосу девочки было ясно, что отцу она давно не верит.
Зеленые таблетки-антидепрессанты прописал Джул Сегал, тот самый доктор, который обнаружил наросты на голосовых связках Фонтейна и направил к хирургу, который смог их удалить. После операции Джонни снова мог петь. Большинство докторов в Голливуде больше интересовались ножками молодых актрис и певичек, чем здоровьем пациентов, и наживали неплохое состояние, прописывая дорогие антидепрессанты и делая криминальные аборты. Джул Сегал волочился за каждой юбкой, что не мешало ему быть первоклассным специалистом, которого Корлеоне пригласили в новую больницу Лас-Вегаса на должность заведующего отделением хирургии. Так почему же зеленые таблетки не помогают Джонни?
Фонтейн покачал головой, стараясь взять себя в руки. Все в порядке, все под контролем. В день он выпивает четыре зеленые таблетки, двадцать чашек чая, столько же кофе, съедает пару бутербродов и почти не спит. Джонни казалось, в голове роятся тысячи крошечных муравьев, и не просто роятся, а танцуют какой-то бешеный танец. Сильно болела спина, и больше всего хотелось лечь на пол и заснуть. Но заснуть Джонни вряд ли бы удалось. После встречи с этим увальнем Милнером он чувствовал странное возбуждение и с нетерпением ждал следующей репетиции.
Вот бы сейчас заснуть и проспать несколько дней подряд!
Только бы его не покидало вдохновение!
В Лос-Анджелес Фонтейн приехал с твердым намерением записать добрую половину пластинки. Однако за несколько минут репетиции он понял, что будет здорово, если они сделают хоть одну песню так, чтобы понравилось и ему, и Милнеру. Тем не менее, когда до обратного рейса в Вегас оставалось всего несколько минут, Фонтейн записывал третью песню за день и понимал, что остановиться просто не может.
Песня закончилась, и, открыв глаза, Джонни увидел Джеки Пинг-Понга и Гасси Чичеро, стоявших у задней двери студии. Как давно они за ним наблюдают, Фонтейн не знал.
Милнер тем временем уже исчеркал целый блокнот. Когда дирижировал, он казался лаконичным и предельно собранным, но ноты фиксировал небрежно, одним порывом, словно голодный пес, терзающий отбивную. Происходящее вокруг его нисколько не волновало.
Джонни присел на стул и закурил.
– Ребята! – позвал он, обращаясь к Милнеру и Орнштейну. – За мной приехали! Все, мне пора! – Только теперь Фонтейн почувствовал, что еле стоит на ногах. Он помахал Гасси и Пинг-Понгу.
– Дружище! – радостно приветствовал его толстяк Джеки. – Выглядишь на миллион долларов, а поешь еще лучше!
Джонни знал, что на самом деле выглядит ужасно.
– Что может быть лучше миллиона долларов?
– Миллион долларов и минет, – предложил Гасси Чичеро, старый приятель Фонтейна.
– Нет! – закричал Джонни. – Если девка узнает, что у тебя есть миллион, то отработает бесплатно!
– Поэтому бесплатные минеты на самом деле стоят миллионов!
Фонтейн рассмеялся.
– Ну, ребята, если я выгляжу на миллион, то с каждого из вас минет!
Пинг-Понг и Чичеро обняли приятеля. Долгое время Джонни считал, что Джеки получил свое прозвище из-за круглых глаз навыкате, пока Фрэнк Фалконе не объяснил, что глаза здесь совершенно ни при чем. Прозвище произошло от имени – Игнасио Пиньятелли. Гасси Чичеро владел модным ночным клубом в Лос-Анджелесе, в котором некогда выступал Фонтейн. Став популярным, певец все реже заглядывал к старому знакомому, но, что бы ни писали газеты, Гасси и Джонни сумели сохранить самые теплые отношения.
– Тебе привет от Фрэнка Фалконе, – сказал Гасси. Чичеро был близок к верхушке лос-анджелесской семьи и каким-то непостижимым образом поддерживал связь с кланами Чикаго.
– Он не приедет на концерт? – не верил своим ушам Джонни.
– У мистера Фалконе появились кое-какие дела, – важно сказал Пинг-Понг. Толстая розовая рука сжимала небольшую сумочку. Джеки считался первым помощником Фалконе, хотя, за что именно он отвечал, Фонтейн не знал. – Он посылает не только привет, но и небольшой подарок.
– Большое спасибо! – поблагодарил Джонни.
– Тебе пришлют точно такую же, – пообещал Пинг-Понг. – Закажу на Сицилии. У меня там есть знакомый. Работает не покладая рук, шьет по десять таких в день. Натуральная кожа, превосходное качество! Куда тебе прислать? В «Замок на песке» или домой?
Наверное, это какая-то шутка, что-то связанное с кожей. Однако Джонни слишком устал и ничего придумать не мог.
– Эта сумка не для меня?
– Говорю же, тебе пришлют точно такую.
– Шутишь?
– Я не предлагаю тебе, а говорю. Понял? – Пинг-Понг передал сумку Джонни. – Эта для Майка Корлеоне, ясно?
Имелось в виду: «Хватит болтать! Ни в коем случае не открывай сумку!»
Сумка была туго набитой и довольно тяжелой. Джонни легонько ее потряс, словно ребенок рождественский подарок, а потом поднес к уху, будто пытаясь услышать, тикает она или нет.
– Чудак-человек! – Пинг-Понг прищурился и в упор посмотрел на Джонни, словно хотел убедиться, что Фонтейн его понял. – Засим спешу откланяться, нужно заняться семейными делами.
– Не беспокойся! – ответил Джонни, думая при этом: «Я что, твой носильщик?» Вслух он больше ничего не сказал, проглотив оскорбление, словно горькую пилюлю.
– Жаль, что нас не будет на концерте, – сказал Пинг-Понг. – Ты поешь как бог!
Милнер продолжал черкать на странице. Один за другим оркестранты выходили из студии. Джонни попрощался и пошел вслед за Гасси и Пинг-Понгом. У черного входа ждал серебристый «Роллс-Ройс».
– Почему не голубой? – вдруг спросил Джонни.
– Кто «голубой»? – нахмурился Пинг-Понг.
– Джонни шутит, он имеет в виду голубой автомобиль.
Пинг-Понг покачал головой, всем своим видом показывая, что шутка не удалась.
– Джонни, я предпочитаю серебристо-серый цвет, – подыграл Фонтейну Гасси.
Через секунду подкатил черный «Линкольн», в который сел недовольный Пинг-Понг.
Машина тронулась, и, увидев в руках Джеки что-то блестящее, Фонтейн бросился было за «Роллс-Ройсом», но тут же споткнулся и упал.
Это был не пистолет. Джонни и сам не понимал, почему ему так показалось.
– Отличная реакция! – похвалил Гасси. – Ты в порядке?
Джонни поднял упавшие на землю ключи от машины Чичеро.
– Нервы уже не те, – смущенно объяснил Фонтейн.
– Можно было просто сказать: «Спасибо, не хочу».
– Спасибо, не хочу?
– «Спасибо, не хочу вести твой дурацкий «Роллс-Ройс».
– Спасибо, не хочу вести твой дурацкий «Роллс-Ройс»! – рявкнул Джонни, швыряя приятелю ключи.
– Видишь, все не так страшно!
– Будем считать, я ничего не слышал! Я устал, разве не понимаешь? – сквозь зубы процедил Фонтейн. Солнце почти село. Джонни уже и не помнил, когда ему в последний раз удалось как следует выспаться.
Гасси потрепал Фонтейна по плечу, в который раз похвалив его голос. Они сели в машину и поехали в аэропорт. Джонни крутил ручку радио, переключаясь с одной станции на другую. Везде только поп-музыка! Вот он поймал новую станцию – снова невразумительное лепетание диджея и рок-н-ролл. Еще на одной станции – мамбо, считай, та же попса! Свою песню ему найти так и не удалось. Может, правы все, кроме Фила Орнштейна, и его ждет провал? Джонни так и вцепился в ручку радио. Наверное, Гасси уже понял, что его попутчик далеко не в лучшем настроении, и поэтому заговорил лишь на подъезде к аэропорту.
– Знаешь, чем «Роллс-Ройс» отличается от Марго Эштон? – наконец спросил Чичеро.
Марго была первой женой Гасси, а потом ушла к Джонни. Это ради нее Фонтейн бросил Джинни. Не просто влюбился, а превратился в раба, в тряпку, о которую она ноги вытирала. Однажды он решил навестить жену на съемочной площадке, и режиссер велел ему сварить спагетти для всей компании. И Джонни Фонтейн безропотно нацепил фартук и отправился на кухню. Вот так любовь! Чертова любовь!
– В салон «Роллс-Ройса» может попасть далеко не каждый мужчина!
– Где ты это слышал?
– Нечто подобное можно услышать в любом баре. Сравнивают дорогие машины и продажных девок, кто доступнее.
– Разве можно найти вторую такую Марго?
– Может, ты и прав, дружище, Марго всем шлюхам шлюха!
Гасси пропустил поворот к пассажирскому терминалу.
– Разве нам не туда? – спросил Джонни, показывая на частные ангары.
Чичеро покачал головой.
– Я ведь не лечу. Фрэнк прекрасно к тебе относится, но посылать самолет только ради тебя…
Гасси порылся в нагрудном кармане, и Фонтейн подумал, что сейчас он вытащит пистолет. Джонни ошибся, это оказался конверт.
– Чартерный рейс, зато первым классом.
Фонтейн проверил время отправления – оставалось еще пятнадцать минут.
– Тебя правда не будет на концерте?
– Вообще-то меня и не приглашали!
– Почему же? Я тебя приглашаю!
– Спасибо, – поблагодарил Гасси, – только у нас с Джиной другие планы.
Джиной звали девушку, на которой Гасси женился после того, как его бросила Марго Эштон. Сама Марго вышла за арабского шейха, но и с ним уже успела развестись.
– Сегодня наша пятая годовщина! – радостно сообщил Гасси, останавливая машину. К «Роллс-Ройсу» со всех ног бежали грузчики, представляя огромные чемоданы и соответственные чаевые. – Мы взяли билеты на следующую неделю, так что скоро увидимся!
– Ты купил билеты?
Если будешь петь так же, как сегодня, то можно сказать, что они мне достались даром!
– Если в следующий раз не попросишь у меня приглашение, то я обижусь и надеру тебе задницу!
Носильщиков набежало, наверное, человек двадцать. Джонни объявил, что чемоданов у него нет, только маленькая сумочка, которую он понесет сам. Настырные носильщики не разошлись, пока каждый не получил по двадцать долларов. Два парня в синей форме провели Джонни через толпу, что, естественно, не осталось незамеченным. Вокруг Фонтейна стали собираться люди, всем хотелось получить автограф. Вопреки здравому смыслу Джонни позволил одному из телохранителей понести сумку – ведь так было проще расписываться.
По трапу Фонтейн поднимался под оглушительные аплодисменты, сожалея о сотне долларов, которую пришлось отдать телохранителям. Помахав на прощание, он скрылся в салоне и занял место, крепко прижимая к себе сумочку. При других обстоятельствах он не упустил бы шанса поразвлечься с рыжеволосой стюардессой, а так пришлось попросить у нее подушку, бурбон со льдом и горячий чай с медом. Джонни посмотрел на сумочку. Кто угодно на его месте открыл бы ее, чтобы узнать, что внутри.
Прошла целая вечность, прежде чем девушка принесла напитки.
– Простите, но меда у нас нет, – сказала рыженькая.
– Чаю тоже нет?
– Вода закипит через минуту.
Девушка отвернулась к другому пассажиру, а Джонни открыл сумочку.
Внутри, как он и ожидал, лежали аккуратно сложенные пачки денег, а сверху отпечатанная на машинке записка «Тебе же не велели открывать!». Букву «О» в слове «открывать» разрисовали, превратив в забавную рожицу.
Фонтейн смял записку. Увидев, что стюардесса несет чай, он одним глотком выпил бурбон. Сложив пальцы левой руки пистолетом, он сделал вид, что целится в пышный бюст девушки, и захихикал, увидев, как густо она покраснела.
Когда стюардесса вернулась, чтобы проверить, готовы ли пассажиры первого класса ко взлету, Джонни уже крепко спал.
Глава 8
– Ты была в прошлом году в лагере «Дельта Три»? – спросила елейным голоском блондинка, стоявшая перед Франческой Корлеоне в очереди за ленчем. Кормили неплохо, но блондинка взяла лишь персики с творогом, зеленый салат без соуса и несладкий чай.
Увидев жалкое подобие ленча, Сюзи Кимболл, стоявшая за Корлеоне, заворчала.
– Боюсь, ты меня с кем-то путаешь, – сказала Франческа.
– Да? Ну, извини.
На месте Франчески любая другая девушка назвала бы свое имя, но шанс был упущен – блондинка вернулась к своим хихикающим подружкам.
В кафетерии было немало девушек, которые не украшали рукава греческими буквами и не робели при виде старшекурсников. Потенциальных подруг было хоть отбавляй, и все же Франческа ни на кого не обращала внимания. Для нее существовала лишь Сюзи Кимболл, тихая смуглая девушка, ходившая за ней по пятам и даже на ленч заказывавшая те же блюда.
– Знаешь, – произнес звонкий мужской голос за спиной Франчески, – раньше здесь учились только девушки.
Франческа обернулась. За соседним столиком сидел загорелый юноша в льняном костюме. Светлые волосы сильно вились, модные солнечные очки очень напоминали пилотские. В руках у парня была деревянная модель космического корабля.
– Что?
– Раньше это был женский колледж. – Парень криво улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы. – Ребят стали принимать только после войны. Извини, что подслушал. В тот день приехал мой младший брат, и я помогал ему заселиться. Здорово, что твоя мама так за тебя беспокоится! Видно, как сильно она тебя любит!
Его собственная мать была счастлива, что они с братом наконец-то поступили в университет – ее личная жизнь кипела, а взрослые дети – настоящая обуза. Парень опустил космический корабль на пол.
От терпкого аромата одеколона у Франчески перехватило дыхание.
Тем временем парень отвернулся от всех, даже от блондинки с персиками, чтобы поговорить с ней. Казалось, в нем море обаяния и ни капли нахальства. Наконец юноша вспомнил, что не представился, и извинился.
– Я Билли Ван Арсдейл, – протягивая руку, сказал он.
Вот он, ее шанс! Фрэн Коллинз? Фрэнни Тейлор? Фрэнсис Уилсон? Фрэнси Роберте? Девушка протянула руку и внезапно поняла, что ладони вспотели. Боже, у нее липкие руки! Но она решилась, отступать некуда.
В панике девушка взяла руку Билли пальцами, которые казались посуше, и, не осознавая, что делает, поднесла к губам.
Приятели Билли оглушительно захохотали.
– Франческа Корлеоне, – чуть слышно представилась девушка, сбитая с толку настолько, что фамилия прозвучала на чистейшем итальянском. Она улыбнулась, чтобы все подумали, что поцелуй – очень оригинальная шутка. – Слушай, а что это за корабль?
– Какое красивое имя! – сказал Билли.
– Она итальянка! – выпалила Сюзи Кимболл, словно отличница правильный ответ. Слышали все, и Билли, и его приятели. – Итальянцы отлично целуются. Слушай, я думала ты Корлеон, а не Корлеоне!
– Спагетти и моццарелла! – изображая итальянский акцент, прокричал один из ребят, и все засмеялись. Все, кроме Билли…
– Добро пожаловать в университет! – сказал он, стараясь перекричать хохот. – Если что-то понадобится…
– Милый, ну ты и бабник, – пропела блондинка с персиками.
– …буду рад помочь.
– Слушай, а ты та самая Корлеоне? – не унимался изображавший итальянский акцент парень. Теперь он сделал вид, что палит из автомата. – Это твои родственники?
– Не обращай внимания, – посоветовал Билли. – Они идиоты, но безобидные! Мне пора, но, если что, я в справочнике университета под буквами «В. Б.».
– Да, милый, – продолжала петь блондинка. – Вильям Брустер Ван Арсдейл-третий.
Билли устало закатил глаза, потрепал Франческу по плечу, взял свою ракету и был таков. Девушка думала, что его дружки станут над ней издеваться, но они потеряли к ней всякий интерес и вернулись к своим разговорам.
– Прости! – пролепетала Сюзи. Она дрожала, как выпоротая кошка.
Что могла ответить Франческа – «Да, я отлично целуюсь»? Зачем создавать себе проблемы?
– Ничего страшного, можешь называть меня как хочешь!
Внезапно Сюзи зажала рот руками:
– Жаль, что ты не видишь себя со стороны!
– Что такое?
Прогремел гром.
Сюзи покачала головой, однако Франческа догадалась сама. Плечо так и горело от прикосновения Билли.
После ленча девушки вернулись в комнату. Вещи Сюзи больше всего напоминали форму – одинаковые безликие блузки и юбки, белое белье и носочки. Было решено, что кровати лучше расположить в два яруса, чтобы стало посвободнее. Франческа предложила соседке выбрать место. Сюзи захотела верхнее. Кто же выбирает верхнее? Дождь перестал, и начальница общежития, раздав всем белые свечки, повела первокурсниц на собрание. На футбольном поле играл оркестр. Снова пошел мелкий дождь. Возле поля стояли ряды складных стульев. Франческа и Сюзи устроились в последнем ряду. Словно отверженные! Нужно что-то сделать, как-то оторваться от этой Сюзи, хотя обижать ее не хотелось.
Перед собравшимися выступил декан и представил попечителя университета, дородного мужчину в черном костюме. Декан сел, и только тогда рядом с ним Франческа заметила светлый льняной костюм, светлые кудри и ослепительно белые зубы. На секунду она подумала, что ей просто показалось. Но Сюзи ткнула подругу в бок.
– Это же Вильям Брустер Ван Арсдейл-третий!
– Думаю, это шутка, его не могут так звать.
– Видела бы ты свое лицо!
Франческа прищурилась, совсем как Дина Данн, известная актриса, игравшая роковых убийц. Пока попечитель говорил, Билли делал какие-то заметки на карточках. Франческа старалась себя убедить, что любовь с первого взгляда – страшная глупость и совсем не для нее.
Попечитель советовал студентам побольше думать об учебе, напоминая, что далеко не все из них окажутся в числе выпускников. Затем на поле вышли девушки из группы поддержки, и все зажгли свечи. Загремел гром.
Попечитель представил председателя студсовета.
– Хотя все, кто любит свежие флоридские фрукты, хорошо знакомы с этой семьей… Леди и джентльмены, мистер Вильям Брустер Ван Арсдейл-третий!
– Кто говорил, что это шутка?
Франческа пожала плечами. «Цитрус» Ван Арсдейл?
Под оглушительные аплодисменты Билли поднялся на подиум и достал из кармана модель ракеты. Дождь полил сильнее, но его это не смутило. Глядя на ракету, он стал говорить, что им повезло родиться в Америке в век покорения космоса. Свечи начали гаснуть, а студенты – расходиться. Дождь полил еще сильнее, и Франческа застегнула плащ на все пуговицы. Оркестранты побежали под навес. Через секунду беговая дорожка вокруг поля превратилась в грязь. Тем временем Билли спрятал ракету в карман и развеял свои карточки по ветру.
– Классическое образование должно основываться на общечеловеческих ценностях: любовь, семья, здравый смысл. Давайте же проявим здравый смысл прямо сейчас и спрячемся от дождя!
Разошлись уже почти все, кроме Франчески, которая демонстративно сидела на своем месте.
Боже, какая же она дура! Совершенно очевидно, что в кафетерии Билли либо изображал доброго самаритянина, пытающегося помочь двум никому не нужным первокурсницам, либо просто издевался.
Обернувшись, девушка увидела, как он идет под одним зонтом с деканом и попечителем. Похоже, этот Билли – всеобщий любимчик! Такие всегда изображают добродетельных!
Оставшись одна, Франческа с раздражением швырнула давно погасшую свечу прочь.
Нужно вернуться домой! Не в дурацкое общежитие, а домой, к маме!
Как и всегда в самые трудные моменты жизни, Франческа попыталась представить лицо отца. С каждым разом ей это удавалось все с большим трудом. Вот папа улыбается и замирает, как на фотографии. Интересно, она представляет папу или ту фотографию со свадьбы тети Конни? Папа такой сильный и надежный, кажется, он обнимает сразу всю семью! Они с Кэтти тоже были на этой свадьбе и танцевали с Джонни Фонтейном, который теперь казался абстрактным киногероем, вроде Микки-Мауса.
Обычно воспоминания помогали.
Девушка подняла лицо, подставив его под тяжелые капли. Боже, она не может вспомнить папин голос! Поддавшись черному отчаянию, Франческа поняла, что обманывает себя. С чего она взяла, что в этой фотографии сила семьи Корлеоне? Глупость какая-то! Нужно поменьше вспоминать тот день, старомодные платья, смокинги и военную форму дяди Майка! Есть ведь и другие фото, о которых она старалась не думать. Дядя Фредо, рыдающий на обочине дороги, дедушка Вито, прячущий лицо от репортеров, – именно этот снимок был опубликован в некрологе «Нью-Йорк таймс». Или полароидный снимок мамы в постели со Стэном из винного! Фотографию вместе с фаллоимитатором Кэтти нашла в мамином бюро. Или пожелтевший снимок папы, с радостной улыбкой забивающего багром тунца…
«Это твои родственники?» Что бы она ответила, если бы друзья Билли не оставили ее в покое? Франческа не знала.
Первая любовь часто бывает жестокой. Франческа Корлеоне не любила проявлять слабость. Но слезы текли по лицу вместе с дождевыми каплями.