Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"

Автор книги: Мария Вельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Кажется, они почувствовали. Айтири с нажимом коснулась пальчиками локтя спутника, останавливая его, и что-то тихо прощебетала. А потом повернула голову к нему, смотря ясными золотистыми глазами.

– Не держи зла на меня, сын Смерти. Ты видишь во мне врага, но не я твой враг, – на чистейшем Древнем наречии продолжила полукровка, загораживая щенка своей спиной, – во мне нет ненависти к твоему народу и мне глубоко отвратительно то, что сделали мои сородичи.

Вот как. Неожиданно. Интересно. Ловушка или правда? Сейчас, когда его больше не держали никакие узы, все ощущалось особенно четко. Нет, она слишком слаба, чтобы лгать ему, а, значит, это становится особенно любопытным…

– Как тебя звать, дочь Жизни? – спросил лениво, отходя чуть в сторону, к стене.

– Айлари Тень Серебра, шэннэ Амондо.

Тень Серебра… прозвище, но без упоминания Рода.

– Изгнанница?

– Моим предком был Шаелран Ильрасиль, побратим вечного супруга Вашей Госпожи, того, чье имя у нас проклято и предано забвению. Все говорят – он изменник и предатель. Нас, его потомков, изгнали прочь, а половину убили. Но мы помним истину, – нежный голосок вдруг налился ядом ненависти, потяжелел взгляд лучистых глаз, – наш предок был одним из трех, кто не запятнал свою честь, спасая супруга Смерти.

– О чем вы говорите? Айлэ, что за дела у тебя с этим псом?

Раздражающая мошка…

Кажется, женщина поняла, что его терпение на исходе. Она резко развернулась и со всей силы ударила пошатнувшегося от неожиданности мага по губам.

– Ещё одно слово, Аррон, и мы сильно поссоримся. Мне казалось, что ты этого не хочешь…

Невероятно, но гончая тварь замолк. Только вытер кровь с губ рукавом. В чужих глазах тлела не ненависть – усталость пополам с обреченностью и… Он не силен в человеческих чувствах, но, кажется, гончей была дорога его спутница.

– Рассказать ей, чем ты развлекаешься на досуге, маг ирра?

Узкий зрачок расчертил налившиеся синью глаза, удлинились когти на пальцах, мелькнул во рту длинный раздвоенный язык.

– Не нужно… прошу… – задыхается от злости, но действительно просит.

Ни с чем не сравнимое удовольствие, но этого так мало за все мучения его драгоценной души!

– Мы ещё поговоррим… а пока либо молчи, либо убирайся вон, и не смей задавать вопросов!

Не ушел. Отошел чуть в сторону, зло зыркнув из-под прикрытых век. Словно боялся, что Амондо что-то сделает с полукровкой. Хвост стеганул по ноге. Мужчина напрягся, перестраивая зрение и вглядываясь в мешанину линий вокруг. Яркая, золотисто-изумрудная нить тянулась от айтири к человечку, спаивая их в единое целое, но он, кажется, ещё сомневался, хоть и не пытался сопротивляться.

– Соболезную вашему выбору, – заметил, блеснув в улыбке кончиками клыков.

Та, молчавшая во время их короткой перебранки, неожиданно светло улыбнулась в ответ, хотя на дне глаз пряталась горечь.

– Не стоит. Ткачиха-Судьба отмеряет всем ровно столько, сколько они могут выдержать, одаривая так же, как и наказывая – по заслугам. Не думайте, что я настолько глупа и слепа, что не вижу, чем Аррон занимается. Я наслышана о вашей подопечной… тогда мы с ним ещё не были знакомы, иначе я бы вмешалась любой ценой, – сказала серьезно.

– Громкие слова.

– Я не бросаю слов на ветер. Они слишком большая ценность. Сказанное слово должно быть исполнено.

Смелая девочка. Но она напомнила ему о ещё одной весьма сомнительной теме. Супруг Смерти… Сколько он ни бился – ни один айтири не рассказал ему до сих пор ни слова правды о прошлом.

– Коли так… может, ты расскажешь мне правду?

– О Супруге Вечной Госпожи? – она смотрела с грустным пониманием. – Да, едва ли кто-то из народа Жизни осмелился бы поведать вам истину даже под пытками. Я могу сказать немногое, потому как связана неодолимой клятвой, но вам не нужно печалиться. Ответ совсем близко, скоро ваша Гардэ вам все расскажет.

– Вот как? – пальцы чуть сжались – и тут же расслабились. Отчего-то он хотел ей верить. Отчего-то?! – Пророчица…

– Совсем слабая… но порой моих способностей хватает на то, чтобы узреть что-то по-настоящему важное. Светлые сородичи прокляли саму землю, по которой ходил предатель. От него отреклись все, кто был ему там дорог. Его обманули, оболгали, растоптали его сердце и душу, подвергая немыслимым пыткам. Но и тогда он не сказал о своей Супруге ни слова, ничего, что могло бы повредить ей и их детям. Он очень любил вас, – на нежно-розовых губах появилась и пропала горькая улыбка, – его обрекли на страшные, вечные муки, и только мой предок и три его друга рискнули всем, чтобы спасти сходящего с ума товарища. Того, кто перестал быть светлым айтири, но не стал ещё кем-то иным…

Полукровка чуть побледнела, стиснув зубы, сошел со щек румянец. Замерший было в отдалении Аррон дернулся, желая подойти, то тонкая рука взметнулась, останавливая его.

– Все хорошо. Я подошла слишком близко к запрету, не просите большего.

– Ты и так сказала мне очень много… – Кинъярэ чуть коснулся чужой кожи, подпитывая её энергией. Я понял достаточно и подожду. Впереди ещё слишком многое…

– Будьте осторожны, – она вдруг напряглась, ломая тонкие пальцы, прошипела что-то тихо под нос, притопнув ногой. Словно не решалась, не знала, как поступить.

– Либо говорите, либо идите прочь, мы уже привлекаем слишком много внимания, да и…

– Аррон ничего не скажет, – неожиданно жестко отрезала золотоглазая. И такая сталь прозвучала в прежде нежном голосе, что он поверил. Все же зря люди считали дев айтири нежными розами… нет, то были дикие ядовитые цветки, могущие задушить своим стеблем, – судьба уже связала нас воедино, она не даст ему проговориться о моих тайнах.

Помолчала, чуть сжав пальцами край нежно-кремового платья.

– Я скажу, сын Смерти. Но обещай мне, как Шеннэ, силой своей поклянись, что не тронешь Аррона. Ни ты, ты твои поданные. Для твоих богов он слишком мелкая сошка. Можешь наказать его, но не калечьте и не убивайте!

Глаза в глаза. В её – отчаянная решимость. В его – злость, смешанная с любопытством. Кинъярэ очень не любил, когда кто-то начинал диктовать ему свои условия.

Шаг. Вкрадчивый шепот в нервно дернувшееся острое ушко. Это говорил уже он – дракон, а дракон не терпел и малейшего неповиновения и ненавидел светлых. Такова уж суть Драконов Смерти.

– Если ты разочаруешь меня, я лично вскрою Винтерре горло на твоих глазах, светлячок. Я не страдаю излишним милосердием, – расплавленная синь мешалась с лиловым в светящихся чуждых глазах.

Аура дракона давила, заставляя маленькую женщину почти съежиться, сцепив зубы. Смерть, касающаяся тебя крылом, мало кого вдохновит на подвиги.

– Тьма близко. Чужая злоба, смешанная с вашей кровью. Он вашей крови. Убийца, позор рода. Он хочет вечной жизни, божественной силы. Ваша сила свела его с ума. Он опасен, очень опасен, – горячечный шепот набатом отдавался в голове. – Он хочет твоей крови больше другой, и лишь тот, кого ты врагом считаешь, Драгоценнейший, его жажду сдерживает ценой своей жизни. Если хочешь всех спасти – подари ему свою смерть. Только так победишь. Запомни!

Миг – и она с неожиданной силой оттолкнула его, бросившись к Аррону. Вспышка телепорта – и обоих словно и след простыл. Дракон недовольно зарычал, обозленный тем, что добыча ушла, но быстро успокоился. Он знал – их время ещё не пришло.

Но то, что она сказала… Мужчина прислонился к стене, задирая голову и всматриваясь в небо. Такое манящее. Такое недоступное для того, кто лишен крыльев. Подарить смерть… пожалуй, это то, что он может сделать. Вот только будет ли шанс вернуться?

Глава 18. Во имя долга

Исполняй свой долг, и предоставь остальное богам.

Пьер Корнель

Риаррэ

Крылья медленно шевельнулись, расправляясь. Распрямилась тонкая перепонка, застучал по камням мостовой хвост.

– Ты опять пытаешься сесть на попу! Прекрати лениться, иначе станешь самой толстой и неповоротливой драконицей! Вместо смерти будешь цветочки носить!

Насмешливый голос Гирьена поднял изнутри жаркое желание кое-кого придушить. Сразу. На месте.

С тех пор, как она очнулась после той странной атаки прошла уже пара недель – и за это время Кинъярэ она видела лишь дважды. Оба раза алькон был вежлив, но отстранен, словно постоянно находился мыслями где-то далеко отсюда. Он оставил её в старой столице, вопреки всем просьбам. Отрезал, что для всех она так и лежит при смерти, а потому не должна появляться при дворе. Он почти перестал с ней разговаривать, заглушив связь, не давая себя успокоить. Он не рассказал ей, как именно её спас, а, если Гирьен и знал, то ему тоже приказали молчать. Стена молчания – вот что её окружало, и хотелось скрипеть зубами от злости, не будучи в силах вмешаться в происходящее. Оставалось лишь тренироваться. Тренировать дракона – который за это время вымахал размером с небольшой домик, но был неуклюжим, как ребенок. Овладевать магией Смерти, не забывая и о собственной магии благословения. И читать, читать, читать до кругов перед глазами, стараясь найти хоть крупицу информации о том, что им предстоит.

И даже самой себе она не могла бы признаться как болит сердце от того, что Мастера нет рядом. Что ей не хватает ледяных лиловых глаз, рассерженного холодного шипения, уверенных сильных рук. Как он мог совмещать в себе такие разные грани? Как он мог существовать, оставаясь таким недостижимым? А потом стали приходить сны. Жаркие, страстные, напоенные чужим горячим шепотом, объятиями, сплетенными телами, сводящими с ума поцелуями. Как будто она что-то забыла. Как будто сам мир ей пытался что-то нашептать. Но она не помнила. Не могла вспомнить, как не пыталась. На сознание опускалась противная липкая пелена, вызывая слабость и встревоженные рыки Ттмары.

Казалось бы, ей следовало отдыхать после всех приключений… ведь здесь она могла быть настоящей, без морока, без желания спрятаться от чужих взглядов и стать незаметной. Но вместо этого было только беспокойство и бессильная злость на собственную слабость. И на то, что Кинъярэ просто-напросто её избегает, а те, кто не побоялся бы ей хоть что-нибудь рассказать – Тайла и Сайнар – остались в столице иррейна.

Драконица неохотно встала на четыре лапы, удерживая равновесие и снова начала мерно махать крыльями.

– Ты больше похожа на беременную каракатицу, а не на дракона, ириссэ, – насмешливый фырк сбоку заставляет изо всех мотнуть хвостом.

– Мимо! Плохо целишься!

Удар пришелся на кучку камней, неизвестно что делавших посреди двора. Что ж… камнем больше, камнем меньше. Шустрая зараза Гирьен уже отскочил в сторону, скалясь.

Вот уж кто наслаждался в последнее время! Ещё бы, учитывая, что появился якорь… обрести тело – это то, чего жаждет каждая потерянная душа. И пусть Гирьенрэ пока ещё не мог вернуться в свое тело, но уже надолго мог обретать плотность.

– Кхах ты намерен пр-ривязать свою пленницу к себе?

Слова вырвались из непривычного к разговору драконьего горла с тяжелым присвистом.

Йаррэ осторожно переступила с лапы на лапу, тяжело взмахнула крыльями – и обратилась назад в человеческое тело. Потянулась, перекувырнувшись, вызвала от-ха и начала повторять зазубренные движения до изнеможения. Лучше так, чем думать.

– Да, не скажу что мне повезло… Она совсем дикий звереныш, что, впрочем, неудивительно. Большинство ка-али просто тупые злобные твари. Их специально загнали в рамки полуслуг-полурабов, давя любые инстинкты. Мне повезло хотя бы в том, что эта девчонка выросла другой, но работы там – непочатый край. Радует уже то, что она умеет читать по слогам.

– Бедненький, – фыркнула, вытирая пот со лба и перехватывая оружие второй рукой, – так вы будете пытаться найти общий язык до скончания веков. Она тебе так противна?

Рыжеволосый алькон задумчиво покачал головой, прикусив клыком губу.

– Противна? Нет. Но мы слишком разные. Она боится меня до потери сознания…

– Как будто не за что!

– Я практически не причинил ей ни малейшей боли. Да и живет она сейчас не в камере, а в одной из комнат. Но… сама понимаешь. Из замарашек редко когда получаются принцессы. Боюсь, что это не тот случай. И все же она нужна мне именно здесь. Мне нужно её дыхание, её доверие, её привязанность и её верность! – и столько страстного, странного отчаянья было в его голосе, что она посочувствовала.

Посочувствовала, даже зная, какой изрядной паскудой может быть Гир в общении с теми, кто ему неинтересен.

– То есть ты её не уважаешь, но она тебе нужна, – подытожила задумчиво, вращая от-ха правой рукой, – но это так не работает, Гир. Ты не можешь получить, ничего не отдавая взамен. Ты не можешь обладать, но при этом презирать. Ненависть и страх не позволят вам укрепить связь. Разве я должна тебе это объяснять?

Она медленно опустилась на кучку камней, потирая запястье, и заставила оружие исчезнуть. Усталость и ощущение собственной никчемности брали свое. Йаррэ даже не вздрогнула, когда на чужие ладони опустились на плечи и её молча приобняли за спины. Повернула голову, утыкаясь лицом в живот Гирьену. От него слабо пахло миндалем и немного – вереском. Исса тхэ. Такой же потерянный, как и она сама. Рука скользнула по руке, крепко сжимая прохладные пальцы.

– Я бы хотел, чтобы все было по-иному. Но и у тебя не все гладко, цветочек, – хриплый шепот щекотал шею, – ты создана для него, но времена сейчас такие…. Легко потерять даже самое драгоценное.

Сердце заныло. Потерять. Она даже не думала об этом. Не хотела бы думать, что на этой войне можно пожертвовать кем-то близким. Разве уже мало было жертв? Она бы хотела найти их противника… Хотела бы растерзать его на части, разорвать в клочья его душу, лишая посмертья. В прах обратить тело, растворяя его в небытие, чтобы даже памяти не осталось.

– Я тоже хочу этого всем сердцем, – шепнули прохладные губы над ухом. – Все мы, поверь.

Ладонь зарылась в волосы, вызывая тихий вздох. С ним было спокойно. Можно было не стараться казаться лучше, чем она есть, не переживать, что он её не заметит, не подойдет, ничего не скажет. Гирьен слишком сильно отличался от своего старшего брата.

– Меня порой съедает чувство зависти, – длинные пальцы коснулись щеки невесомо, легко, – почему ты не можешь быть моей, цветочек?

Её резко подхватили под руки, заставляя заглянуть в полыхнувшие огнем ярко-синие глаза. Резкие черты лица Гирьена заострились, делая его жестче, старше, порывистее. Тонкие брови хмурились, выдавая внутреннюю борьбу. Отзвук чужого безумия заставлял сердце только биться чаще, не вызывая страха. Его губы – тонкие, словно кровавые, впились требовательно в рот, поглощая дыхание, заставляя дрожать от едва сдерживаемого чувства единения. В этом поцелуе не хватало одного – полета. С Кином она летала. С Гиром… Она прикусила клыком чужую губу, заставляя мужчину отстраниться, и резко шлепнула по губам.

– Больше так не делай. Я твой друг, твоя сестра, твоя семья. Но не твоя женщина, Гир. Не смей делать больно собственному брату, иначе я в тебе сильно разочаруюсь.

– Может, мне плевать на твое мнение…

Огненные волосы полощет ветер. Тот, кто стал Духом, отмечен пламенем.

– Может. Но тогда нам не о чем говорить, Гир, мне тебя искренне жаль.

Она развернулась и быстро пошла к высокой темной башне, у которой был отдельный вход. Знала – туда поселили Кейнарэ и его друга айтири. Сердце может ныть сколько угодно, но долг отлично помогает справляться с этим недоразумением. Только бы…

Она подняла взгляд на прозрачно-голубое небо. Утонула в сверкающих переливах облаков под солнцами. Вот бы подняться туда… с ним… Сплетая крылья, хвосты, лапы. Сплетая судьбы навеки. Отчего-то зачесалась спина, вызывая желание потереться ею о ближайшую поверхность, чтобы избавиться от зуда, сменившегося странным покалыванием. Йаррэ мотнула головой, взбегая по ступеням. Разумеется, ей запретили тревожить «гостей». Хотя едва ли можно назвать гостями тех, кому не доверяли и фактически заперли в этой самой башне. Но кровь Кинъярэ – её кровь, а потому дверь беззвучно распахивается, позволяя войти.

Что ж, хотя бы изнутри башня была достаточно комфортной. Резные деревянные панели, неожиданно много зелени, повсюду расставлены небольшие каменные статуэтки искусной работы, изображающие птиц, невиданных зверей и, конечно же, драконов…

Наверх вела витая лестница, но ступеньки не были крутыми, и забралась она легко. Снова неожиданный коридор и несколько дверей. Прислушалась, чуть нервно дернув хвостом – и пошла к той, дальней, куда её отчаянно тянуло. Дверь не была заперта и поддалась легко – за ней скрывались целые апартаменты. Небольшая гостиная, куда она попала, была пуста, но из спальни доносились тихие голоса, один из которых звучал обвиняюще, а другой виновато-тревожно.

– Ты не должен был так поступать со мной, Кей! Думаешь, смерть лучше тех мучений, которые я терплю теперь? На тебя ополчились твои же сородичи, не надо мне рассказывать, что ты сам предпочел уединение! Ты много раз говорил, что ненавидишь старые покои своей семьи, ты бы не поселился здесь добровольно! Твой «друг» был ровно один-единственный раз, и первое, что он предложил – немедленно меня добить. И знаешь, – хриплый, отчаянный голос резко сорвался на кашель, – я впервые с ним согласен. Твоя кровь меня убивает…

Она не стала больше ждать – да и смысла в этом ожидании не было, скоро её все равно заметят. Осторожно распахнула дверь в спальню, склоняясь в легком уважительном поклоне.

– Смерти вам, Драгоценнейшие гости Иррилима!

На темных простынях лежал худой, почти обтянутой кожей мужчина, в котором она с трудом узнала сияющего айтири Ше’Тариналя. Теперь жизнь едва теплилась в нем, хоть от раны в груди не осталось и следа. Белое лицо. Пылающие мутно-голубым светом глаза. Пробивающиеся на кончиках пальцев когти. Он словно замер в попытке обратиться альконом и не мог сдвинуться с этой точки. Организм все тянул и тянул силы и… убивал его. Сидевший рядом алькон не шелохнулся, смотря пустым, отрешенным взглядом.

– Не сомневаюсь, что смерть скоро за мной придет, Благословенная!

Бледные губы слабо шевельнулись. Мортэ Кейнарэ резко вскинулся, уже осмысленно глядя на неё и медленно поднимаясь.

– Что, Кин уже засылает вместо себя детей?

– Меня никто и никуда не посылал, Драгоценный Кейнарэ. Более того, мне запрещали сюда приходить. Но… иногда запреты становятся неважны – вам ли этого не знать?

Она смотрела безо всякого стеснения, неприязни или страха. Она понимала его – и принимала, наконец, всем сердцем, безо всякой обиды. Просто потому, что он был таким же, как и она. Он тоже хотел спасти того, кто был ему дорог – любой ценой, не считаясь с последствиями.

Йаррэ шагнула к постели, присев на самый краешек. Мягко улыбнулась, не обращая внимания на пронзающего её взглядом алькона. И качнула головой.

– Я пришла не злорадствовать, а помочь. И я знаю, что смогу это сделать, – сказал спокойно.

Иногда чужие глаза, осветившиеся безумной надеждой – лучшая награда за любые испытания.

– Вы не слишком самоуверенны?

Она уже не слушала.

– Ложитесь. Вот так, поудобнее, – заметила мягко тяжело дышащему айтири.

Больше он не был врагом – только тем, кто нуждается в её помощи.

– Что ж… хуже не будет. Не надо, Кей. Ты ведь все равно не знаешь, что делать, – оборвал он что-то нервно шипящего мортэли.

– Будет только лучше, – заверила, ничем не выдавая своей неуверенности.

Главное, чтобы их не прервали…

Это не трудно… во снах она делала это уже сотни раз.

Ладони уверенно легли на грудь мужчины – рубашку она просто распорола когтями, чтобы не мешала.

Что-то задрожало внутри на высокой тонкой ноте. Застонало, зашипело, задышало тяжело, поднимаясь изнутри ледяной волной. Над ней распахнулись невидимые крылья – белоснежные, ослепительно-яркие, пронизанные сеткой черных линий.

– Что бы ни происходило, держите его, – сумело выговорить, едва разлепив губы.

Кажется, мортэ Кейнар её понял. По крайней мере, метаться мужчина резко прекратил, ухватив друга за плечи и не давая ему шевелиться.

Сила хлынула тонким ручьем, растеклась, разрастаясь и накрывая умирающего. Ей не нужны слова и заклинания. Не нужны ритуалы и приготовления. Суть Благословленных в другом. Они лечат одним своим присутствием чужие раны. Дают силы. Возвращают к жизни, исцеляя и тело, и рассудок. Но надо знать, КАК правильно это делать. Белоснежные сети рвали кожу на подушечках пальцев, но она не замечала, продолжая вплетать свою силу в узор. Крылья дракона укрыли их полностью сверкающим плащом, сердце тяжело билось в горле, шумело в ушах…

Иногда Благословленным не хватает собственной силы, и тогда они отдают свою жизнь.

Ради того, кто умирает сейчас мучительно и медленно, она без колебаний готова отдать свою. Просто он родной. Он их. И он не должен уйти. Белоснежная сеть накрывает тело уже в несколько слоёв, но этого мало, мало! Оно слишком истощено, ослаблено и устало бороться за жизнь, а её сил тоже не хватает, хотя уже и исчерпала до донышка!

На губах застыл солоноватый привкус, кружится голова, когда вдруг над ухом раздаётся тихий шепот.

– Возьми мою силу, малышка.

И перед ней распахивается Бездна. Столько силы она не ощущала даже в Мастере. А тот, кто стоял за ней, сам был чистой энергией, ярчайшей звездой, воплощенной смертью на землю. Она купалась в его энергии, пила её жадно, не забывая направлять на собственного пациента, и снова забирала – а её вовсе не становилось меньше.

– Все, остановись. Хватит. Теперь мальчик справится.

Властному голосу невозможно не повиноваться. И она отпускает сети, которые тут же впитываются в тело бывшего айтири. Сознание медленно проясняется. Да. Теперь он выглядит гораздо лучше. Белоснежная кожа, острые когти, белеющие на глазах волосы. Он крепко спит, и ему больше совсем не больно.

Тот, кто стоял за её спиной, делает шаг вперед, не обращая внимания на посеревшего от волнения Кейнарэ. Садится на кровать, проводя когтями по своему запястью и лично поет новорождённого, алькона собственной кровью, несмотря на тень сомнения на лице.

Она низко кланяется, не сводя блестящих глаз с высокого белокожего алькона, чьи волосы сияют мягко лунным серебром от переполняющей его силы. Глядя на него, хочется добровольно опуститься на колени, принимая его власть над собой, принимая его самого и его силу. Да, все же старший сын очень на него похож…

– Он так же упрям, верно. Хотя от родичей стоит брать только лучшие черты, а не наоборот.

Бывший Владыка легко поднимается, оборачиваясь к ней.

– Не стоит благодарности, дитя. Ты хранишь разум моего сына, ты отдаешь свои силы нашему народу – и это лучшая благодарность за все. Твой долг сильнее твоей ненависти, иначе ты бы здесь сейчас не стояла.

– Почему?..

– Почему я помог? А разве этот айтири не достоин жизни? Сотни лет он выживал, не видя солнечного света и света лун, лишенный даже надежды на нормальную жизнь. Он не озлобился окончательно, он сумел сойтись со своим злейшим врагом и понять его. Они, – кивок в сторону замершего у постели перерожденного Кейнарэ, – оказались сильнее в своей дружбе, чем многие из тех, кто клялся друг другу в вечной преданности. Разве такая дружба не достойна дара жизни?

– Но ваш сын думает иначе.

– Кинъярэ ещё молод и резок, да и годы рабства сказались на его разуме…

– Но не на вашем!

– В чем-то мне пришлось легче. Я, можно сказать, находился в глубоком сне. И пусть я многое ощущал, пусть я мучился от боли, но не был непосредственным участником событий. Ты не можешь себе даже представить, девочка, какие неслыханные унижение приходилось переживать каждому из моего народа, – бледное лицо бывшего Владыки потемнело.

– Я представляю. И при мысли об этом моя кровь обращается в лед, – возразила она тихо, – но это было. И это уйдет в прошлое. Только нужно сделать все возможное, чтобы наше будущее состоялось, а они опять играют в свои игры. Отмалчиваются, считая меня неразумным ребёнком. Но только не возраст дает нам ум, а опыт. И этого опыта у меня более чем достаточно, чтобы понять – мортэ Кинъярэ снова слишком много берет на себя.

Наверное, это прозвучало слишком резко. Грубо? Быть может… Но… Скрывать что-то от Первого алькона бессмысленно. А Первые не бывают бывшими.

– Он всегда так делал, – неожиданно раздался хриплый голос.

Про Кейнара она и забыла, а тот не спешил обращать на себя внимание, привалившись к стене. Произошедшее ему тоже далось не легко.

Владыка легко скользнул в сторону алькона, кладя руку ему на лоб.

– Ничего, мальчик. Все сгладится, все забудется. Нет того груза, который бы наша Мать не смогла снять с души, потерпи ещё немного. Я горжусь тем, что ты вырос таким…

– Глупым? – горькая усмешка.

– Преданным. Ты не пошел на поводу у пустой злости Кина. Прости, что не смог прийти раньше. Ты больше не пленник здесь, выходи спокойно, Иррилим скучает по тебе.

Она тоже это чувствовала. Город тосковал – и теперь радовался, как щенок, что хозяева стали возвращаться. К сожалению, другие города альконов были все ещё недостаточно восстановлены – но и разрушений в столице было куда больше.

Она чувствовала себя неловко здесь. Кто она им? Гардэ несостоявшегося Правителя, бросившего свою жизнь на чашу весов со свободой? Тень. Тень женщины. Тень дракона. Хвост чуть дернулся, застучав по стене. Она уже проскальзывала в коридор, когда мортэ Кариньяр обернулся. Тень огромного, исполинского дракона окружила её, укутала в крылья, отогревая.

– Никогда не сдавайся. Но и никогда не пытайся сделать все одна, потому что ты больше не одна. Мы разберемся со всем. Вместе.

У входа в башню уже терлась Ттмара, виновато виляя хвостом. Она присела на траву рядом с гончей, чувствуя, как отпускает внутри до боли напряженная тетива, как расслабляются руки, до этого с силой сжатые в кулаки, как…

Белые шпили башен и пылающие контуры Храма в небесах. Тихий шепот улочек и ворчание площадей. Далекие порыкивания гончих, свет в дальней галерее дворца. Это место было её – всем сердцем, всей душой. Но отпустившая чуть тревога набрасывалась с новой силой, словно твердя, что беда вот-вот случится, а она опоздает… Уже опаздывает!

Ведь кто-то же напал на неё при попытке вылечить следователя. Кто-то расставил ловушку, захлопнул её, и… если он считает, что затея удалась, что он будет делать теперь?

* * *

Кинъярэ Амондо

Он точно знал, что делать, даже если будет стоить ему жизни. Что такое жизнь по сравнению со свободой твоего народа? Мужчина прикрыл глаза, медленно вдыхая вечерний воздух. Грязь. Смрад огромного города, полного боли и смерти. Как мучительно больно – не иметь возможности выполнить свой долг! Чужие души, не в силах уйти сами, молили об освобождении, и сейчас он мог бы его даровать, но… слишком многое поставлено на карту.

Иландер Скоури рассказал весьма занимательные вещи. Отец дополнил. Мозаика, дрогнув в последний раз, сложилась. Теперь он был практически уверен, что знает, кто враг. Но даже победив его, они могли проиграть. Его смерть на самом деле уже будет проигрышем, хотя отец сможет замкнуть круг Тринадцати на себя. В душу просачивалась тревога и злость его Гардэ, заставляя встряхнуться.

Голос взвился в небеса древним кличем, пронесся отголоском горя, окреп, растекаясь туманной сетью нот тоски и веры. Он чувствовал – каждого своего подданного. Сломленных и безумных, отчаявшихся и ненавидящих, готовых идти до конца и отступившихся. Древних и все ещё юных по их меркам, женщин, подростков, мужчин… Их нити жизни, нити силы, сходились к нему, как к центру, связывая их народ воедино. Он отдавал им свою верность и клялся защищать их.

Невидимый ветер всколыхнул волосы. Неслышимые трубы запели в такт. Эта песня давала ему силы, давала возможность не отступить.

Карой,

Карой бессмертных богов прозвали вы нас…

Тенью…

Назначили стать, не сводя в храмах глаз!

Пеплом,

Рассыпали наши надежды на жизнь и любовь,

Смертью,

Карающей смертью прозвали нас вновь…

Чуть хриплый резковатый голос подхватил песнь, как подхватывают знамя у упавшего бойца – бережно, но уверенно. Чужие пальцы легли на плечи, отдавая ещё каплю драгоценного источника. Дьергрэ тихо светло рассмеялся, глядя на темнеющее небо. Похоже, будет гроза. Тучи – огромно-неповоротливые, сизо-фиолетовые, полные грома и гневных серебряных молний наползали на столицу предвестником урагана.

Дело сделано, битвы проиграны здесь,

Крылья скованы страхом, проклятьями…

Но взвивается пепла уж серая взвесь,

Ведь я помню, что были мы братьями.

Расцветают цветы, улыбается Смерть,

Нам ведь не о чем больше жалеть…

Кинъярэ оскалился, зарычав. По телу прошла резкая противная дрожь, пробежала чешуя. В небесах грянул раскат грома. Он облизнулся, оборачиваясь к младшему. В воздухе все таяли отголоски старой мелодии, но сердце, успокоившись, уже билось ровно и спокойно.

– Ты не должен вмешиваться, Йер. Ни при каких условиях ты не должен вмешиваться в происходящее, запомни. Я с огромным трудом собрал тебя по кускам, так будь благодарным. Это мой приказ.

Слово было сказано и услышано. Разноглазый зашипел болезненно и раздраженно, но не посмел перечить – да он и не мог бы. Власть Старшей семьи не пустой звук, она реальна.

– Мне как потом ребенку говорить, что ты сдох, Повелитель, а?

– Она уже давно не ребенок.

– Да ну? – чужие глаза впились в его – и широко распахнулись, заметив край татуировки у горла. – Вот оно что… Вы не могли бы подставить её меньше.

– Это не твое дело, ты-то даже о себе позаботиться не можешь. Я справлюсь, – уже мягче, – неужели ты думаешь, что я так легко расстанусь со своей жизнью?

– Я не думаю, что это будет легко, но всем нам свойственно переоценивать собственные силы.

Смешной мальчик… Все ещё слишком юный и не повзрослевший. Поддавшись странному порыву, мужчина протянул руку и коснулся мягких, как пух, волос, чуть взъерошив их.

– Не волнуйся обо мне, Йер. Храм разбужен, свои задачи ты знаешь.

– Как прикажет мой Шеннэ!

Тонкие губы чуть дрогнули в ответ.

– Иди. И не выпускай Сайнара из поля зрения, мне бы не хотелось, чтобы с ним что-то случилось, мальчишка нам нужен.

– Воля Повелителя превыше всего, – пропел, шутовски поклонившись, беловолосый. Ещё раз, тревожно бросив взгляд на хмурившееся небо, исчез, растворившись в переплетениях коридоров.

Мужчина усмехнулся, в последний раз взглянув на небо, и тоже начал спускаться с башни вниз. Нет лучше времени, чем гроза, для темных сил и ворожбы. Такие вспышки природной энергии не дадут прорваться ни единому намеку на чужие заклятья. В такой час творятся самые темные дела… будет весьма забавно, если его намеки останутся без ответа и придется самому разыскивать мерзавца. Неужели он настолько параноидально осторожен, что в паре шагов от исполнения заветного плана сдаст назад?