Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"

Автор книги: Мария Вельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Глава 4. Мертвый город

Нельзя сдаваться не только после одного, но и после ста поражений.

Авраам Линкольн

Арка портала стремительно закручивалась, готовясь поглотить свою очередную жертву, но, наверное, никто так не жаждал шагнуть в него, как сейчас Риэррэ. Теплый плотный плащ с расправившим крылья вороном приятно грел, сытый желудок не бурчал, а на душе было… можно сказать, что умиротворенно. Она поймала себя на том, что по губам скользит треклятая улыбка. Кривая, неумелая. Может, даже больше похожая на оскал.

Её лиловоглазая личная тварь оказалась вовсе не такой уж страшной. Для неё.

– Я не могу отпустить тебя. Не могу отменить наказание. Но я могу тебе помочь и буду помогать дальше, если ты выполнишь условие нашей сделки, – мгновение назад бывшие серебристыми-синими, сейчас глаза сидящего напротив мужчины стали темно-лилового оттенка, – подойди ко мне. Ближе!

Он не повысил голоса, но не повиноваться было бы невозможно, хотя ни в тоне, ни в жесте не было ничего унизительного. Длинные, оканчивающиеся острыми когтями пальцы коснулись запястья, смыкаясь на нем капканом и подтягивая поближе. На мгновение возникло ощущение удушья.

– Успокойся, – и снова эти мурашки ужаса по коже. Как будто сквозь оболочку, так похожую на человеческую, проглядывает нечто совсем иное. Беспощадное, ядовитое, смертельно-опасное. Темная тварь…

– Да, я тварь, – он усмехнулся, показывая тонкие иглы клыков. Казалось, алькон играет. Его забавляет её страх, смешит ситуация, и это пугало, но вместе с тем вызывало яркую злость, – я тварь, девочка, но если бы я был так безумен, как ты думаешь, стал бы я тебя спасать?

Он двигается быстро. Слишком быстро. Миг – и чужое дыхание уже касается щеки, заставляя коротко выдохнуть сквозь стиснутые зубы. По телу проходит дрожь от ощущения чужака – так близко! Зверь этот тихо и довольно урчит рядом, закутывая её в тьму-паутину, принюхивается, легонько касаясь кончиками пальцев лица – будто незрячий здесь он. Хотя… её зрение вновь прояснилось, став в десятки раз ярче.

Йаррэ прищуривается, медленно выдыхая.

– Может быть, у вас были собственные мотивы, о которых мне неведомо. Я ведь лишь очередная фигура в вашей игре, Драгоценнейший? – титул она почти выплевывает, но смотрит ядовито-ласково, как на любимого дядюшку, обладающего огромным состоянием.

– Может, так и есть, – пальцы касаются спины, легонько пробежавшись от шеи вниз, к пояснице. Не прикосновение – сквозь одежду то, не ласка… но отчего-то снова бежит по телу дрожь – странная, тягучая. Её кровь вкрадчиво нашёптывает что-то, что она пока не в силах услышать.

– Но, ириссэ-ээ, – он тянет протяжно это слово, выдыхает – почти у краешка её губ, и эта игра снова заставляет кровь быстрее бежать по венам, прогоняет апатию, – даже если и так, мои мотивы пока лишь тебе на пользу, согласись? Ты смешна в своих подозрениях, девочка. Для них уже слишком поздно, тебе не кажется? Все, что отделяет тебя от пропасти и безумия в твоей крови – я.

Хищное жесткое лицо очень близко – почти кожа к коже, почти сливаясь дыханием. Какая же он тварь! Играет, не задумываясь, чужими чувствами, чужой беспомощностью, протягивает руку, но лишь затем, чтобы потом посмеяться. Её жизнь ничего не значит для алькона. Впрочем, могло ли быть иначе?

– Вы так и не сказали мне ни слова правды, – голос звучал надломленно. Противно. Противно от самой себя…

– Ты просто не желаешь меня слушать, – почему его усмешка кажется грустной? Ярко-сиреневые глаза напротив потемнели, и алькон резко отошел. – Так что вернемся к делу. Как мы уже говорили, ты отправишься в Иррилим. К слову, лучше раньше, чем позже, – усмехнулся чему-то и приказал, – руку дай.

Что ещё оставалось делать? От напряжения хотелось зашипеть и отскочить в сторону, подальше, но разве он даст? Руку сжало, словно в тисках, в чужих изящно-когтистых пальцах. Часть запястья онемела – а потом его коснулся браслет с маленькой, едва заметной иглой в середине. Йаррэ забилась, хотела зарычать, закричать, покрываясь вмиг холодным потом от ужаса – но очередной ошейник уже захлопнулся на руке.

– Естественно, никто тебя бесконтрольно через портал не отпустит, ты должна была это понять, – руку тут же отпустили, – не нервничай так, больно не будет. Игла проконтролирует, чтобы ты никуда от меня не сбежала, ирис-сээ-э, – и снова это протяжное прозвище. Ненавистное из его уст, что бы оно ни значило, – иначе мне туго придется, не хочу пострадать из-за твоей глупости.

Пугали и собственные перепады настроения, и этот мужчина, и все происходящее, так, что в голове была полнейшая каша.

– И… что она сделает, если я попытаюсь сбежать? Парализует? Ранит? Или ещё что-то?

– Думаю, с тебя достаточно кошмарных историй, – это все, что проклятая тварь ответила, отвернувшись к столу.

Когти побарабанили по столешнице.

– Собственно, все, что тебе нужно сделать – это пройти порталом в наш древний город и взять оттуда любую драгоценную вещь. Там их много – все брошено, как было, – за небрежным тоном скрывалось что-то… страшное.

– Если это звучит так просто, почему так мало желающих?

– Потому что чужая кровь там долго не протянет…

– Вы говорите загадками!

– Я говорю ровно столько, сколько тебе надо знать. Не зарывайся, я ведь могу и отменить… свое поручительство…

Это подействовало – как ушат холодной воды.

– Иди, передохни. Выспись. Ты сама поймешь, что тебе делать по ту сторону. И ничего не бойся.

На такой жизнеутверждающей ноте алькон приказал проводить её обратно.

Ночью она впервые окунулась в темноту, где не было кошмаров. Напротив, там танцевали сотканные из дымки тени, вдалеке, над высокими шпилями темных призрачных башен парили драконы, а её укутывали большие темные крылья. Этот зверь свернулся вокруг неё огромным мощным телом, осторожно поводя длинным хвостом и подгребая к себе лапами. Пасть с острыми зубами лениво распахнулась, выпуская наружу любопытный раздвоенный язык – и тут же теневой облик подернулся дымкой, оставляя перед ней совершенно другое создание.

Сиреневые глаза засияли ярко-ярко.

– Кинъярэ, – шепот отдался в ушах, – мое истинное имя, запомни. И позови, но только при крайней нужде…

Поэтому и проснулась она на удивление отдохнувшая и спокойная, какое-то внутреннее давление, неотступно сопровождавшее её ещё со времен знакомства с Арроном, отступило, оставляя за собой тихое спокойствие и уверенность в своих силах. Боль была там – глубоко внутри, а сейчас надо было действовать.

Риаррэ усмехнулась своим мыслям, бодрясь, поправила заплечный мешок – и шагнула в портал. И она солгала бы, если бы сказала, что не с радостью бежит из столицы. Не то, чтобы она и в самом деле рассчитывала на побег. Достаточно она уже совершила ошибок, чтобы делать новые. Одной ей не выжить, не скрыться, не избавиться от проклятой привязанности к Аррону, змеёй обвившей сердце. Как можно одновременно безумно ненавидеть, и, в то же время, страстно желать увидеть вновь? А ведь она даже никогда по-настоящему не любила, теперь полностью осознавала, что почти все эти чувства – навязаны со стороны. Но вот справиться… проклятая гончая знала своё дело. Справиться было трудно, до невозможности. До закушенных губ, до крика, до воя.

Что было бы… если бы их чувства были настоящими?

Дура! Словно в ответ на самобичевание в лицо ударил порыв ветра. Портал за спиной съежился и исчез, оставляя Йаррэ у уходящей ввысь огромной каменной стены. Белоснежно-серебристая когда-то – теперь она стала серой от времени. Кое-где виднелись воронки и прорехи – видимо, от магических заклинаний. Только вот ни одно из них не тронуло землю в самом городе. Кое-где просели крыши, заросли зеленью дороги, плющ укутал собой стены… время, только время властвовало здесь, но никак не руки чужаков.

Пальцы сами собой коснулись стены, желая ощутить, что это не сон – и она едва сумела сдержать изумленный вскрик. Город был… как подобрать слова к тому, что кружит голову своей невозможностью? Он был живым. Настоящим. Разумным? Почти. Как очень умное животное. Она погладила легонько стену, позволяя себе немного расслабиться – и в ответ тут же прилетело теплое чувство узнавания, смешанное с легкой обидой.

– Хозяйка… нет, маленькая… детеныш хозяев вернулся. Ушли. Бросили-оставили. Почти все… только противные. Чужие ходят.

– Ты… кто ты? – голова закружилась уже по-настоящему. Невероятная догадка блеснула, заставляя вздрогнуть. – Ты Иррилим? Город?

– Его… сущность. Да.

Йаррэ сама не заметила, как шагнула вперед.

– Ты умеешь… разговаривать? Мыслить?

– Да. Мое сердце… все ещё живо. Едва-едва.

– И ты меня пустишь внутрь?

– Конечно. Ты… болеешь. Нужна помощь. Иначе кровь… будет дурной. Ты погибнешь. Я чувствую на тебе след ауры моего Повелителя. Значит, он хотел, чтобы ты ко мне пришла.

– И куда же мне идти?

– Тебя встретят, детеныш.

Прежде, чем она смогла хоть что-то возразить, ощущение чужого присутствия исчезло, а Йаррэ обнаружила, что уже стоит на белых камнях мостовой за воротами – огромные створки были распахнуты настежь. Что же здесь произошло? Город не коснулась война, но все же он был почти мертв. Умирал на глазах, лишенный своих жителей, последнего тепла очага. Было что-то жуткое в этом – идти белым днем по пустым улицам. Осколки камней, ветки и прочий мусор хрустели под ногами. Распахнутые настежь двери. Прикрытые легкими занавесями окна, а вот здесь – небольшая булочная на углу с верандой. Пища на столах давно истлела, да и сами они рассохлись и потрескались, несмотря на все наложенные заклятья. На этих улицах жила смерть.

Ни дуновения ветерка, ни шелеста травы или деревьев – только тишина и мертвые камни. Она начала понимать, о чем говорил странный город. О чем пытался сказать алькон. Это место не для живых. По губам скользнула кривая улыбка. Да вот беда, она, считай, и так уже наполовину мертва.

Даже боль от предательства в этом месте потускнела, выцвела, также, как и другие терзавшие её желания. Сначала было неуютно, даже страшно, но теперь на душу снизошло какое-то странное умиротворение, смешанное со светлой тоской. Словно она покинула свой дом много лет назад, а вот теперь – вернулась.

Пальцы коснулись причудливого барельефа на площади – неслись впряженные в колесницу высокие гибкие гончие с горящими глазами, усмехался алькон-возница, не сводя глаз с чего-то вдалеке, видимого только ему одному. По коже пробежал странный жар, закололо пальцы, повело голову – и она сама не поняла, как нажала вдруг на небольшой выступ-завитушку – украшение колесницы. Со скрежетом отошла в сторону потайная панель, открывая лестницу, ведущую вниз – глубоко под землю. Год назад она бы ринулась туда со всей страстью исследователя – сейчас же только опасливо поежилась, отступая. Слишком хорошо стало понятно, что случайностей – не бывает. Не с ней. Словно вся жизнь – это чей-то продуманный план, в котором, шаг в сторону – прогулка по горящим углям.

«Иди… Тебя… ждут», – знакомый голос сущности, назвавшей городом, был не сказать, чтобы очень кстати, скорее – напугал сильнее. Кому она может здесь доверять? Она даже собой себе давно уже довериться не может.

«Упрямая… Хотел же… по-хорошему… Дети все такие… непослушные. Глупые».

Что надо этому бесконечно древнему созданию альконов?

За спиной раздался тихий рык, все нарастающий и нарастающий. Как-то разом посмурнело-потемнело небо, словно готовясь разразиться дождем. Йаррэ оглядывалась очень медленно и неохотно – уже понимая, что ничего хорошего там не увидит. У края площади медленно расходились полукругом несколько гончих… тварей. Поджарые тела, длинные гибкие хвосты с острыми наконечниками, вместо шерсти – жесткие пластины чешуи. Что-то она слышала о таких, да тут и слышать не надо – достаточно видеть оскаленную пасть, где один зуб – как вся её ладонь. Монстр загрызет и не наестся, а отмахиваться чем? Новым плащом? Оружие, увы, выдать никто не позаботился, зато поводком снабдили.

Оглянулась на зев хода – правда идти придется? Таков, значит, выбор? Виски сдавило болью, перехватило горло на миг, а потом… Монстры вдруг замолчали. Все. Разом. Поджали трусливо хвосты, хлопнувшись на попы, как провинившиеся щенки. По пустынной площади прошел легкий порыв ветра – ледяного, обжигающего до костей, и из темного вихря выступила фигура. Вскинулась в повелительном жесте рука – и темные гончие исчезли, как не бывало, растворившись в спустившемся на землю тумане. А тот, кто их прогнал, обернулся к нежданной гостье.

Она и до сих пор помнит ту их первую встречу. Никогда – ни до, ни после, Риаррэ не видела существа более совершенного и более нечеловеческого. У темного отродья были ярко-рыжие волосы цвета заходящего солнца, узкое бледное лицо, чуть заостренные уши и мерцающие во тьме искристо-синие глаза. А ещё – сквозь него было видно оставшуюся часть площади. Призрачный нелюдь подплыл ближе, сверкнул глазами – и ход за спиной захлопнулся, отрезая дорогу. Почему-то страшно не было. Наверное, она просто не успевала пугаться. Посмотрела внимательно, примечая и странный фасон одежды – длинную тунику, больше похожую на тогу и мягкие широкие штаны, опоясанные большим куском ткани. На голове, затерявшийся в длинных кудрях, сверкал венец искусно сплетенных маков.

Он протянул руку, коснувшись её щеки – странно, но чужое прикосновение отозвалось знакомым покалыванием.

– Мое имя – Гирьен. И я дух этого города. Зачем ты сюда пришла, дочь нашего народа? Твоя кровь все ещё спит.

Он не разомкнул губ – но каждое слово эхом отдалось в мозгу. Голос призрака был приятным, без той лживой вкрадчивости, которую она успела возненавидеть. В нем она ощущала лишь искренний интерес.

– Мое имя – Риаррэ, дайрэ Гирьен, и я пришла сюда по приказу алькона Амондо.

– Вот как?! – в синих глазах с россыпью зрачков мелькнуло что-то, похожее на азарт.

Смертная красота не может быть столь совершенной. Им хотелось дышать, любоваться, затаив дыхание, и, желательно, издалека. Даже терзающая её болезненная страсть к Аррону, ощущавшаяся иголкой в сердце, словно потускнела.

– Да, дайрэ. Но вы ошибаетесь, я не имею никакого отношения к вашему народу, алькон лишь спас меня для своих планов и из прихоти.

– Из прихоти? Спас? – тихий смех прозвенел ледяным колокольцем, растворяясь в тумане. – Вы не ведаете, о чем говорите, дитя. Верховный алькон не спасает чужаков, – миг – и он почти навис над ней, словно тщательно вглядываясь в каждую черточку, – он их… убивает… – чужое дыхание – хотя какое там дыхание у призрака? – опалило ледяной взвесью. – Идем, ты расскажешь мне свою историю полностью, Риаррэ-без-рода.

Что она могла сделать? Только пойти следом за ним. Впрочем, дух не стал далеко уходить – под его рукой тьма скрутилась в знакомую воронку, куда они и шагнули, выйдя уже совершенно в другом месте. Это был огромный зал с высокими потолками и натертым до блеска полом. Над головой словно раскинулось звездное небо балдахином, а из высоких стрельчатых окон был виден весь город. Сейчас, утопающий в блекло-сером тумане, он казался по-настоящему жутким.

Дух подплыл к скамье у дальней стены и коротко, не предполагая этим тоном никакого возражения, приказал:

– Рассказывай!

И она начала, стараясь лишь только не углубляться в подробности, не давать разрастись саднящей ране в сердце, и не стараясь осмыслить причины своей откровенности с пугающим чужаком. От холодного любопытного взгляда хотелось съежиться – казалось, он убьет с таким же насмешливо-спокойным выражением на лице, если ему что-то не понравится.

Глава 5. Душа города

Бесполезно прятать раны. Не утолить боль, храня память о ней. Способ облегчить душу прост: смерть противника многое решает.

Из личного дневника Повелительницы альконов

Иногда бывает легче всего выговориться незнакомцу. Он не станет душить тебя жалостью или осуждением, выслушав так бесстрастно, как только может это сделать совершенно посторонний слушатель.

Гирьен слушать умел. Йаррэ и сама не заметила, как путано и сбивчиво рассказала обо всем – и о мучающем безумии и ненависти, и о пугающем, но близком альконе, о прошлом, которое почти стерлось, и о навязанной любви, которая выела уже всю душу, так, что дышать невозможно.

– Неужели любить – это так больно? – вопрос вырвался сам собой, слетел с губ испуганной птицей.

– Нет, любить по-настоящему гораздо больнее, ириссэ. Наведенная любовь – лишь тень, мимолетная, хоть и мучительная. Но истинная любовь может испепелить душу дотла.

И так он это сказал, что было ясно – призрак знал, о чем говорит.

– Зачем тогда любить? Изводить себя, заниматься самоуничтожением?

– Любить – значит иметь смысл и цель в жизни. Сделать кого-то счастливым одним своим присутствием в ней. Без любви жизнь теряет краски, цветочек.

– Почему… почему вы так меня называете?

– Потому что все женщины нашего народа – цветы. Прекрасные, но ядовитые бутоны. А мужчина – стебель, их поддерживающий.

Растеклись, взметнулись пожаром рыжие пряди – огнецветье.

– А теперь – забудь всю ту пафосную чушь, которую я тебе наговорил, – короткий, но злой смешок, – не слушай, что говорят мужчины, цветочек, а смотри на их поступки. Слов ты уже наслушалась вдосталь, – и, без перехода, – значит, Первый велел принести тебе что-то из города… Ладно. Интересные вещи мы тебе добудем без труда…

Взгляд синих глаз стал задумчиво-расчетливым, по губам призрака змеилась неприятная улыбка. Словно он что-то задумал…

– До завтра тебе точно придется здесь задержаться. Питье и еда у тебя есть, так что продержишься… вечером я свожу тебя кое-куда – выберешь себе дар, а пока – осматривайся…

И растаял в воздухе, рассыпавшись искрами. Только спину жег внимательный испытующий взгляд.

В пустынном брошенном дворце, напоминавшем теперь одно большое надгробие своему народу, она осталась одна. Но, может, ей и нужно было побыть одной? Впервые по-настоящему за такое долгое время. Без висящей над головой плахи. Без надсмотрщиков. Без яда чужих речей. Без разъедающей сердце любви. Разве она так много просила? Уходя из своего мира, она лишь хотела сильной, чистой, взаимной любви. Наивное желание дочки заботливых родителей. Лучше бы уж осталась там – в знакомом мире, пусть и вечной тоске, чем как теперь…

Аррон Винтейра, как же хочется вырвать твою грязную, лживую душу! Но только ли его винить? А себя? Закономерный итог собственного эгоизма и подлости. Мама бы со стыда сгорела, узнай, что она творила в этом мире, упиваясь нежданной властью и якобы вседозволенностью. Не они твари – она сама. Та ещё тварь.

Йаррэ вышла на балкон – открытое пространство было достаточным, чтобы вместить сюда и несколько десятков человек. Видимо, раньше он использовался для парадных выходов правителя. Внизу простирался город – потускневшая белизна домов, сверкающие когда-то шпили дворцов и правительственных зданий, неподалеку от главной площади виднелась лестница, уходящая крутым виражом прямо в небо. Там, на высоте нескольких метров над землей, парил Храм. Главный и последний храм Смерти в этом мире. Только в руках мраморных жрецов давно уже не горели огни, приветствуя её детей. Неожиданно сердце защемило тоской – снова. И эта тоска была сильнее тоски по дому. Нет, словно её дом был здесь. В этом разрушающемся городе, из которого утекла жизнь, с этими странными, ненормальными чудовищами, которых до слез было жаль.

Может, они действительно твари. Не зря их боялись и ненавидели. Но они выполняли свою работу – сверкающие фрески, иллюстрирующие жизнь альконов, были очень… наглядны. Кроша камень, когти вцепились в парапет. Когти? Впрочем, ерунда. Работа алькона… как же странно это звучит! Если она правильно поняла сверкающую красоту картин – то древние дети смерти собирали души людей. Помогали отойти умирающему. Облегчали муки смертельно раненого. Отдавали долг своей Госпоже и Господину, порой участвуя в кровожадных сечах и забирая жизни своих врагов. А ещё они могли наказать самым страшным из способов – не просто лишить посмертия, но уничтожить душу. Наверное, именно поэтому их враги объединились.

Отколовшиеся белые крошки медленно таяли где-то внизу, а Йаррэ вспоминала. Что она знает об альконах? Почти ничего, на самом деле. За эти несколько часов она и то узнала больше. Все альконы, которых она видела – мужчины. Где их женщины? Их нет? Но дух города упоминал, хоть и вскользь… На лицо упала капля, затем другая – и вот уже хмурые тучи разразились первым дождем. Наступала Тарень – пора листопада и первых заморозков. Небо плакало, в раскатах грома ничего не слышно. Среди молний и ливня легко спрятаться. И можно сжаться в комок и плакать… рыдать навзрыд, чувствуя, как немного отпускает душу леденящая пелена безмолвия, опустившаяся в тюрьме.

– Дай мне силы выжить! Дай мне силы отомстить! Дай мне силы принять! – беззвучно шепчут побелевшие губы.

Её колотит – но от холода ли? От страха? От всего пережитого? Она ещё помнит – нельзя спать здесь, на полу. Холодно и мокро – а простудишься, кто станет лечить? Надо найти комнату… место… Ноги сами несут куда-то – по белым пустым коридорам, мимо роскошно-мрачных залов, туда, вглубь дворца, где можно найти спальни. Далеко не стала заходить – в первом же алькове сбросила липнувшую к телу одежду и рухнула на постель, уже не видя, как тело укутывает темная дымка, а над ней вновь появляется призрак.

Только в этот раз он наливается силой, сиянием изнутри, словно обретя плотность, и продолжает легонько касаться кончиками пальцев распростертого тела, что-то тихо шепча.

– Сколько же работы, Великая Мать, ну Кин, ну засранец… нашел, кого мне подкинуть… нет, чтобы девочкам…

Работы и правда был непочатый край, а такие ночи – тяжелые, грозовые, напоенные родной силой, случаются не так уж часто. Нужно было этим воспользоваться.

* * *

Просыпалась Йаррэ тяжело, муторно. Голова была после вчерашнего срыва, словно раздутый шар, в котором медленно-медленно ворочаются мысли. Но было удивительно тепло, и, когда ночная хмарь постепенно рассосалась, стало понятно, что все не так уж и плохо, как казалось – во всяком случае, больше броситься вниз головой не хотелось, а вот бороться – да. Один бок отчего-то особенно припекало. Йаррэ все-таки мучительно осторожно повернула голову – и столкнулась с пылающим алым взглядом гончей, свернувшей клубком рядом, на постели. Чешуйки как будто куда-то втянулись, обнажая пышущую жаром шерсть – действительно, та отлично грела. Дыхание сбилось, сердце застучало отчаянно где-то в горле, когда перед глазами мелькнули длинные передние резцы – и тут гончая смачно лизнула её в нос, заставляя чихнуть.

– Фу! Невоспитанная собака!

«Это кто ещё из нас невоспитанный? Разве положено юной самочке спать в гостевой спальне совсем без шерсти?!»

В эту секунду Йаррэ могла бы поклясться, что пасть темной твари раздвинулась в насмешливой ухмылке-оскале.

– Ты… говорящая? Правда? Или мне чудится? Или ты тоже какой-то дух? – голос предательски дрогнул. Трудно поверить, что здоровенная ядовитая тварь на тебя не кинется.

«Глупый щенок хозяев. Мы – Стражи. Конечно, мы разумны».

Неожиданно голову повело – и она, как наяву, увидела большое уютное гнездо с пищащими щенятами, маленькими розово-черными тельцами с мягкой чешуей и тонкими хвостиками. Вокруг них вились взрослые гончие, а у края гнезда сидел алькон – такой же, как те, которых она видела – высокий, беловолосый, только на губах этого играла едва заметная теплая улыбка. На руках мужчина держал маленький комочек, который прокусил ему палец.

«Запечатление… хозяин…»

И снова море чужой печали. Стражи и преданные друзья. Симбиоз… если его можно было так назвать. Вот оно что! Альконы вывели себе охранников и друзей из диких стай, которые расплодились в окрестностях городов и бежавшего на их земли от полного истребления особого вида метаморфов. И те отплатили им абсолютной беззаветной верностью.

Счастье… вот оно каково.

Тихо-тихо шуршит чешуйчатый хвост по полу. Пока не передумала, быстро подносит палец к выглядывающему клыку:

– Кусай давай, – говорит убежденно.

В ответ – волна удивленного недоумения, смешанного с неверием.

– Давай, говорю, кусай, морда! – тихо фыркает под нос. Глаза противно щиплет… это она просто простудилась – не иначе. Ну с чего бы тут слезы разводить?

Второго предложения можно было и не делать – мощные челюсти осторожно сомкнулись на запястье, а шершавый язык так быстро зализал ранку, что она и понять не успела.

– Что? Как?

Алые глаза посмотрела на этот раз почти с обожанием.

«Хозяйка…»

– Так, только хвостатого друга ко мне не приводи! Извини, но не готова я пока к хвостатой ячейке общества, мне и самой-то ещё жить негде…

– Это хорошо, что Ттмара тебя приняла, тебе пригодится защита, – призрак появился, как и до того – абсолютно неожиданно и бесшумно, а, может, на самом деле просто где-то поджидал.

Только, кажется, он немного потускнел с прошлой встречи…

– С вами все в порядке?

Кажется, вопрос стал неожиданностью для всех. И, в первую очередь, для неё самой. Просто… ну не было привычки заботиться о других… давно. Не о ком было. А то, что было у них с Винтера… Это не забота. Это просто взаимное использование, только она этого ещё тогда не понимала. Так какое ей дело до этого чужака? Почему он вызывает такие странные, полузабытые чувства?

В темных мерцающих глазах вдруг промелькнуло что-то, от чего стало тяжело дышать. Стиснуло грудь – и она быстро-быстро заморгала, жалея, что не может его обнять. В результате объятия достались тварюшке, которая, впрочем, только фыркнула шумно, когда её сильно стиснули, да замахала активно хвостом, тихо урча от такого счастья в лице сумасшедшей хозяйки.

– Все хорошо. Пока все ещё хорошо, – наконец негромко ответил Гирьен, – но я запомню… спасибо. Вставай, и пойдем, я кое-что тебе покажу. У нас не так много времени, а дел хватает. Если ты проведешь здесь слишком много времени и выберешься живой… словом, думаю, тебе не нужны лишние вопросы со стороны дознавателей, – последние слова он почти прошипел.

Впрочем, призрак алькона все-таки подождал, пока она поест и приведет себя в порядок – и одарил напоследок каким-то щекочущим тело заклинанием, пробормотав, что простуда сейчас была бы некстати. Передвигались они дальше по дворцу довольно быстро – словно Гирьен умел сокращать как-то путь. Мелькнула пара коридоров, разом пропали окна, повеяло сухой прохладой – и вот они уже возле высоких массивных дверей со знакомо-вырезанным гербом.

Ярко-ярко сверкнул призрачный медальон на теле сопровождающего – и огромные двери беззвучно распахнулись. Наверное, раньше бы она уже прыгала от счастья, не в силах отвести глаз от расстилающихся вокруг сокровищ. Чего здесь только не было – и сундуки, набитые монетами, и россыпь драгоценных камней, и сверкающие драгоценные изделия из более не существующих магических металлов и прочих ингредиентов. Полный доспех из чешуи арранского черного дракона, ныне считающегося вымершим… Мечи, шпаги, даги, пояса с метательным оружием.

Про бриллианты, рубины, алмазы и говорить не приходилось – все было ясно и так. Здесь хватило бы сокровищ скупить половину мира, но призрак уже манил дальше – туда, где виднелись запечатанные двери, буквально искрящие от заклятий.

– Надеюсь, ты уже привыкла к потрясениям, – по его губам скользнула странная, слишком горькая ухмылка.

Эти двери распахнулись при прикосновении сопровождающего так же бесшумно, как и предыдущие. Помещение было гораздо меньше – здесь, по крайней мере, сразу был виден его конец, но то, что здесь хранилось…

Это уже не сокровища баснословной стоимости – это то, за что правитель любого государства убьет, не задумываясь. Артефакты власти, силы, подчинения, защиты. Уникальные по своей древности и происхождению. Даже она, почти ничего толком не знающая о магии, ощущала их силу… странно, но как что-то родное, близкое, почти родственное. Они пели. Роскошные короны на подушечках из бархата, оружие на специальных стойках, разложенные по отдельным полочкам кольца, браслеты, женские диадемы и кинжалы. Только все это стало как-то разом неинтересно.

В комнате было ещё кое-что – у дальней стены стоял гроб, похожий больше на произведение искусства, почти что усыпальницу. Она подошла на занемевших ногах, спотыкаясь и чуть не падая – уже чувствовала, что здесь увидит. И оказалась права. Он и правда был здесь – насмешливый, пугающий, странный, но внимательный к ней дух. Вернее, здесь лежало его тело, укутанное в покрывало из темно-синих диких роз. Огненно-рыжие волосы разметались по его последнему ложу, глаза были закрыты – зажмурены словно в муке, изломаны рыжие брови, приоткрыт в крике рот. Он был бледен до прозрачности – но все же эта красота ударяла под дых также сильно, а, быть может, ещё сильнее, чем в призрачном виде.

– Я был тогда очень молод, но уже назревала война, – тихий голос за спиной заставил чуть вздрогнуть, положив руки на край усыпальницы, – у нас есть такой обычай, с древних времен – у каждого города нашего народа должен быть Хранитель. Он направляет потоки силы, узнает первым о всех происшествиях, выстраивает защиту, заботится о нуждах. Но даже тело бессмертного алькона не способно вместить такое количество энергии – поэтому, на время нашего служения мы покидаем тело и становимся духами. Вернуться назад… да, возвращались не все. Кто-то просто привыкал жить духом, кого-то не смогли дозваться, кого-то просто некому было звать назад. Но самое главное другое – у духа должна быть привязка к земле. То, что не даст забыть о своем теле, о смертной жизни. Обычно это тот, кого он любит – но родители не подходят. Брат-сестра, или возлюбленная…

Тихий неслышный вздох. А она, не отрываясь, смотрела на искаженное мукой лицо, и не чувствовала, как по щекам катятся слезы – не злые слезы ненависти, а слезы сопереживания, слезы утраты, от которых в душе что-то скреблось противно, ныло, царапалось сквозь выстроенную корку безразличия. Она уже подозревала, чем закончится этот рассказ.

– Её звали Анаи-рэ. Знатна, умна, изысканно-красива и изящна. Я был счастлив до безумия, когда она обратила свой взгляд на меня. Никогда в жизни я ещё так не ошибалссс-ся, – лицо духа исказилось от злобы, – ей нужно было мое положение. Власть. Богатства. Сила. Все, чего временно лишается тот, кто становится Душой Города. А выбор, вскоре после нашей помолвки, пал на меня. Это честь, от которой нельзя отказаться, – тонкие пальцы призрака сжались в кулак.

– Ты и не стал отказываться… – ничего естественнее этого «ты» сейчас просто не существовало.

– Нет. Я, разумеется, согласился. И сделал её своим якорем, хотя брат отговаривал… через месяц началась война. Как понимаешь, итог был закономерен и ясен. Анаирэ первой бежала прочь из города, хотя он даже ещё не был осажден. С собой она прихватила изрядную часть моей сокровищницы, – в темных глазах полыхнуло жестокое удовлетворение, – я узнал об этом слишком поздно, чтобы успеть разорвать нашу связь, да и назначить иной якорь было уже невозможно. Несмотря на всю свою силу, я застрял в таком положении, вынужденный безучастно наблюдать, как пленяют и уничтожают всех, кого знал и любил…