Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"
Автор книги: Мария Вельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
– Да, нас остановило лишь то, что это весьма порадовали бы тюремщиков, – слабо усмехнулся алькон, – а что касается моего друга… Тари, он мог бы меня защитить. Мог оставить при себе, пусть в рабском ошейнике, пусть на поводке, но не гнить в тюрьме, откуда нет выхода. Но он не стал рисковать своим шатким положением.
Где-то вдалеке раздался тихий шепот, складывающийся в непонятные слова. Замигали магсветильники. Зачадили факелы.
– Тьма идет…
– Тьма и смерть загубленных душ, – прошептал Кейнар, впиваясь пальцами в пылающие виски.
Как невыносимо ощущать боль скованных душ и не сметь им помочь уйти! Не выполнять свое предназначение.
– Ты сам все сказал. Сам ответил на свой же вопрос, – негромко заметил самый верный враг, – непроизвольно ежась.
Да, айтири здесь гораздо тяжелее. Тем более айтири, лишенному своей силы, своего клана, поддержки своего народа и богини. Не то, чтобы Тариналю она была нужна… не теперь. Никогда больше. Кейнар привычно выпустил свою тьму, укутывая вздрогнувшего айтири теплым покрывалом ночи.
– Саван, – негромкое.
– Скорее плащ, что поможет согреться. Если бы ты не упрямился так сильно, принимая мою силу, то тебе было бы уже легче. Они уже предали тебя, к чему хранить эту ненужную верность? Этого никто не оценит, Тари!
Этот разговор проходил уже далеко не первый раз и каждый из них знал собственные аргументы – или их отсутствие – наизусть.
– Обо мне мы можем поговорить и позднее, а вот ты сошел с темы. Ты сам считаешь предательством то, что твой друг выменял тебя на лояльность своего хозяина? Тогда, как я понимаю – от него зависел весь ваш народ? Все, кто остался?
По камере разнеслось злое, отчаянное шипение. Углями вспыхнули пылающие багрянцем глаза.
– Не с-смей! У нас нет хозяев! Нет и не было!
– Фактов это не отменяет, – усталое.
– Нет, – он успокоился также быстро, как и вспылил, – на оба вопроса. Я не считаю Реиннарэ предателем, но… возможно, где-то в глубине души… я не могу принять его решения. Шкурный интерес, знаешь ли, – блеснули острые зубы, – я не могу, как он, выжимать себя до капли ради народа, которому на меня плевать.
– У правителей это в крови. У хороших правителей. Забывать себя, отдавая все своей стране. Это называется долгом, знаешь?
Тихий размеренный шепот раздался снова – уже совсем близко. Зачадив, погасли факелы. Стон, поскребывание. Шорох. Бледные тени, скользящие по коридору. Ужас подземелий. Те, кто выпивает жизнь, если встать у них на пути. С утра наверняка кого-то не досчитаются… и из стражников, и из заключенных. От ненависти павших душ не спасают никакие преграды, если ты не алькон. Правителям ничего не стоило бы приказать теперь кому-то из них, но они этого не сделали. Страх – обоюдоострое оружие, а с местным пугалом расставаться власть имущие не желали.
– Долг… – Кейнар усмехнулся, но улыбка не дошла до глаз, – я отдал своей стране все долги, какие только мог, но она – жадная стерва, требовала все больше и больше, высасывая меня досуха. Я остался один. Ни семьи, ни дома, куда хочется возвращаться, ни друзей. Я зол на Реиннарэ, но я не могу им не восхищаться. Отец сумел его выдрессировать, сумел отравить его своей фанатичной любовью к нашему народу. Я так не смог, сдался. Но не считай меня совсем уж ублюдком… разве я могу бросить двух женщин, одна из которых едва вылупилась?
– Я считаю тебя одним из самых честных и верных существ, которые мне встречались, не наговаривай, – айтири слабо улыбнулся, продолжая дрожать под покровом тьмы.
На миг захотелось бросить здесь все и уйти порталом. Или, по крайней мере, отправить его. Вот только куда бы этот портал не был направлен, без него самого у Тари шансов выжить нет. Хотя дитя жизни совсем плох, последние несколько лет он начал окончательно угасать. Обратить бы его во тьму – но как сделаешь против воли упрямца? Кто и мог это сделать – то только Первый. Он не знал, как сказались на Кинъярэ годы плена, но, возможно, в нем ещё осталась хоть капля справедливости и милосердия. Прошлое словно решило вернуться и захлестнуть валом, когда он уже думал, что окончит свои дни в сырой дыре. Тайларэ. Девочка из прошлого, строптивая и глупая гордячка, которая когда-то предпочла сбежать прочь, вместо того, чтобы просто поговорить. И этот неизвестный птенец. Откуда взялась вторая? В ней нет ни рабской затравленности, ни безумия, как у тех, кто пережил годы плены и насилия. Неужели, она чья-то дочь? Зачем Кин отправил сюда этого ребенка? Неужели не нашлось никого получше? Зная друга, он бы сказал, что это – ещё один ход в его игре. Тщательно продуманный и спланированный. Но, что он хочет получить в итоге – большой вопрос. Слишком мало он знал о ситуации снаружи, чтобы пытаться строить теории.
– Ты оставайся здесь, Тари. Не вздумай выходить. Эти юные мортэ скорее всего пойдут ночью – днем шансов у них нет. Я совершенно не уверен в том, что шэннэ Кариньярэ заключен на нижних запечатанных этажах, но я бы этому не удивился. Жестокость смертных порой превосходит наше воображение.
– Она не сравнима с моими собратьями, – айтири закашлялся, вытирая кровь с губ. Последние недели он слабел буквально на глазах.
Больше всего сейчас Кейнар боялся, что друг умрет, не дождавшись их побега, буквально у него на руках. Кто знает, что будет внизу… решение пришло быстро. Ненависть он переживет, не впервой, но смерть того, кто был рядом все эти годы – уже вряд ли.
Руки взметнулись вверх – и он распорол запястья клыками. Лишь мановение желания – и его тьма уплотнилась, не давая айтири шевельнуться. Никогда ещё дети Жизни и дети Смерти не смешивали свою кровь. Никогда ещё они не становились ни побратимами, ни друзьями, ни семьей. Пальцы привычно нажали на несколько точек, заставляя чужой рот открыться.
В выцветших глаза друга мелькнула злость, недоумение, ярость, отчаянье. Страх. «Как ты мог?» – говорил чужой взгляд.
– Прости. Так будет лучше для тебя, правда. Я хочу, чтобы ты жил, и мне плевать на все предрассудки.
И остается только молиться Матери, что его кровь не станет ядом для бывшего врага, а исцелением, что заморозит болезнь на некоторое время.
Тягучие темно-синие капли медленно полились в беспомощно раскрытый рот. Сглотнул, не стал позориться и плеваться. Ещё. Ещё. Не так уж он и ослабнет… Две долгие тяжелые минуты – и, повинуясь его желанию, тьма погружает айтири в сон. Таринель настолько ослабел, что даже не пытался сопротивляться. А ведь, когда они только встретились…
Мужчина сжал зубы, упрямо мотнув головой. Они выйдут отсюда оба. Они выживут, чего бы это ни стоило.
А теперь все же стоит пойти и помочь этим девочкам… и если в умении убийцы выйти из многих ситуаций с целой шкурой он верил, то вторая, несмотря на всю выучку, была слишком неопытна. Детей не бросают. Не в таких ситуациях, по крайней мере.
Тени послушно расступились, принимая его в свои объятья. Зов Смерти… он не слышал голоса Матери и Отца уже много-много лет. Словно ослеп и оглох, словно стал изгоем. Он держался лишь одним – знал, что если умрёт здесь, то никогда не переродится, не уйдет в чертоги своей богини.
Прислушаться к тишине, нарушаемой мстительными шепотками призраков было легко. Он уже знал, где найдет алькон, перемещаясь к ненавистному ходу вниз. Что не будет легко – это Кейнар знал точно.
* * *
Тюрьма – Замок Потерянных Душ. Нижний уровень
Тишина, пропитанная мороками. И свет, вместо тьмы. Слепящий, обжигающий свет, который чуть-чуть потускнел только спустя столетия. От этого проклятого Света слезала кожа, слепли глаза и отказывалась соображать голова. Смерть храни от такой участи его народ!
У дальней стены стояло кресло-трон, больше похожее на алтарь со спинкой. Лежащий на нем мужчина был фактически распят на нем, не в силах ни сойти, ни пошевелиться. Текли года, зарастал липким мхом-паразитом камень, тускнели причиняющие нестерпимые мучения светильники, в которых пылал Огонь Жизни, а он все ещё не мог умереть – хотя жаждал этого всей душой.
Когда-то он совершил огромную ошибку – и судьба покарала не только его, но и его народ. Он, внимая мольбе отчаявшейся женщины, не дал Смерти забрать её сына, влил в него собственную силу, изменяя мальчика, не позволяя ему умереть… Он спасал жизнь и не думал, что спасенное дитя будет алкать[2] власти. Силе альконов не место в человеческом теле, но в силах ли она изменить не только тело, но и душу? Был ли тот ребенок изначально порченым, или же стал таким, увидев, как многого может достигнуть или не постичь никогда?
Если бы он знал тогда то, что знает сейчас. Если бы только мог видеть нити Судьбы! Он вырвал бы ему горло. Так было бы милосердней. Одна жизнь – или миллионы загубленных душ. Тысячи лет рабства. Во сне-коме он видел сны о своем народе. Он видел, как их уничтожают и травят, сводят, как породистых щенков, чтобы получить потомство и мучают их женщин. Он видел, как прогибается его гордый сын, чтобы только сохранить жизни тех, кто ещё был в здравом рассудке.
Сила текла вокруг – но обходила его темницу стороной. Он слышал отчаянный крик Матери, чувствовал яростный гнев Отца, но сам не мог ни ответить, ни докричаться.
Если бы его жизнью можно было бы оплатить их свободу! Если бы все было так просто!
Где-то вдалеке задрожала защита, наложенная сильнейшими сынами Жизни и человеческими магами. Забили тревогу нити связи, оставленные создателями, но у него ещё хватало сил, чтобы даже в своем забытье не позволить им прорваться, пусть он едва ли понимал, что происходит.
Он не думал, что кто-то может за ним прийти. Он не верил… уже давно и ни во что.
Глава 16. Побег
Когда мы теряем все, чем дорожили прежде – тогда обретаем настоящую свободу. Новая жизнь возможна лишь на пепле прежней.
Из дневника Первого алькона
Йаррэ тихо выругалась под нос, чувствуя навязчивое ледяное дыхание призраков. Не то, чтобы неупокоенные души, жаждущие разорвать большинство здешних обитателей на клочки, так уж её волновали… Нет. Но они определенно сбивали настрой. К сожалению, она уже прекрасно осознавала, что эти двери ей не открыть. Разве что она будет пытаться ломиться туда чистой силой, но… это могло закончиться смертью не только её и Таи, но и обрушением нижних ярусов. Больший могильник – не то, что входило сейчас в её планы.
– Мы не справимся, – тихо заметила алькона из-за плеча.
– Знаю, – Яра устало потерла лоб, вздыхая.
Как ни старайся, но с таким уровнем, какой демонстрировали на этой защите древние маги, она сможет справится не раньше, чем лет через… быть может, сто или двести. Если доживет, разумеется. В горле пересохло, тело шатало от слабости, ныли раны и ушибы, но это всяко было лучше, чем висеть на дыбе или общаться со свихнувшимся ловцом.
– Едва ли такой уровень вам сейчас по плечу, – вкрадчивый голос за спиной заставил вздрогнуть, машинально попытавшись ощетиниться заклинанием.
Пшик – и магия растаяла. И как она собиралась открывать эти двери?
Из темноты выступил знакомый алькон, хмуря белесые брови. Он выглядел очень уставшим, но каким-то предельно сосредоточенным. Не сбежал?
– Вам не справиться. Не знаю даже, как у Кина хватило ума поставить вам такую задачу.
– А вы, значит, справитесь? – спросила спокойно, без насмешки.
Понимала, что это – правда. Но и уйти, бросив того, кто был заточен безо всякой надежды за этими дверями – было выше её сил, как будто что-то подталкивало именно к такому развитию событий. А ведь никогда раньше она не была альтруисткой, никогда не ставила чужие интересы выше своих собственных… с тех пор, как погибли родители. Но не теперь. Словно разбудив кровь, она проснулась сама. Она готова была отдать жизнь за каждого из близких ей альконов. За их женщин и детей. Без всякого сомнения, без страха. Смерть для них – это лишь новое начало.
Впрочем, расставаться с жизнью она вовсе не торопилась.
Не говоря больше ни слова, их новый знакомый приблизился к двери, касаясь её едва-едва кончиками пальцев, словно прощупывая. Прикрыл глаза, втягивая воздух крыльями носа. Вдалеке раздался чей-то вопль и грохот решетки. Тайла поморщилась, потерев виски. Мужчина качнул головой, хмурясь.
– Плохо, – заметил он спустя пару секунд, – эта дверь не пропустит ни одно агрессивное заклинание, ни одну частичку силы, направленную на разрушение. Без ключа её не открыть…
Мозг лихорадочно заработал, пытаясь продумать выход. Без ключа не получится… атаковать нельзя… А если? А что, если?
Не говоря больше ни слова, не позволяя себе передумать и продумать все последствия, она шагнула вперед, легонько коснувшись пальцами резных сверкающих узоров. Руку обожгло магией Жизни, но Йаррэ стерпела, стискивая зубы. Она это сделает. Во что бы то ни стало. Неизвестно, как скоро среагируют на вторжение стражи – и тогда уже живыми они не уйдут.
Руки словно ошпарило кипятком. Так, что на глазах выступили слезы. Донесся тихий вскрик Таи, злая ругань алькона, но было уже поздно. Она сосредоточилась на собственной силе, свернувшейся мягко внутри. Погладила её, лаская и дергая, вытаскивая наружу. Та поддавалась неохотно и лениво. Нет, здесь нужно что-то другое.
Её гнев. Её ненависть? Здесь они не помощники. Её тоска по теплу семьи. Благодарность за защиту. Искреннее сочувствие её народу. Желание спасти и спастись. Счастье от тепла чужих рук. Любовь, которая шла рука об руку со смертью.
Ладони налились холодом – даже боль от ожогов утихла. Голова закружилась, тело замерло, она чувствовала, как растекается потоками по телу эйфория от использования дара. Как он концентрируется вокруг всего тела белесой дымкой, как звенит, как ластится, рвется на свободу, распирая изнутри – и… выплеснула силу Благословения. Сила чистой Тьмы здесь бы не помогла. Она благословила проклятую дверь, всем сердцем пожелав, чтобы та исцелилась от навешенных на нее запоров и заклятий, чтобы она распахнулась, приветствуя свою госпожу и целителя.
Это была безумная идея. Невероятная, наверное, глупая.
Накатило опустошение. Йаррэ едва успела отдернуть руку, чтобы не упасть на дверь всем телом, когда её подхватили сильные руки мужчины, прижимая к чужому телу. Думать не хотелось, как и выслушивать чужой раздраженный рык. Дверь была все также заперта, а верхние ярусы начали наполняться звуками и шумами.
– Что ты на…
Он не успел договорить, когда раздался хлопок, от которого их всех повело. По лицо потекло что-то горячее – носом пошла кровь. Она уткнулась лбом в грязно-серую рубашку, тяжело дыша, когда услышала тихий восторженный шепот над ухом.
– Благословленная… надо же…
– Что?
– У тебя получилось, – мужчина кивком указал на дверь, не спуская её с рук, и сделал шаг вперед. – нам стоит поторопиться.
Свет. Вязкий, тяжелый, больной свет, зараженный страданиями и ненавистью. Именно он заставил дайрэ Кейна отшатнуться, тихо шипя и скаля клыки. За дверями был длинный коридор, вдоль которого висели лампы с таким ненавистным, слепящим Светом, а в конце него виднелась ещё одна дверь. Сердце гулко стучало, сжимаясь от дурных предчувствий.
– Свет Жизни. Вот твари, они десятилетиями медленно его убивали.
Голос Тайлы отрезвил, заставляя встряхнуться. Сможет ли она благословить и эти светильники?
– Не вздумай! Ты и так на удивление сильна для своего возраста. Уже почти Высшая. Но и нам невыносимо тяжело бороться с Жизнью.
– Что же тогда делать? – ей казалось, что время буквально утекает сквозь пальцы, что ещё чуть-чуть – и будет поздно.
– Делать… Ладно. Это должно было когда-нибудь случиться. Какая уж разница, – тихий шепот обжег ухо.
Объятья стала крепче, руки мужчины напряглись. Она увидела, как расширились глаза подруги, как она побледнела, прижав руку ко рту. Запрокинула голову, пытаясь понять, что происходит – и вздрогнула.
По лицу мортэ Кейна ползла темная чешуя, его черты исказились, напоминая больше хищного зверя. На мгновение он поставил её на пол, сбрасывая рубаху – и за спиной мужчины распахнулись два огромных темных крыла. Изломанных. Разодранных. Но все ещё живых. Она ощутила его боль, но не успела сказать ни слова, когда мужчина, коротко рыкнув на Таю, оставил её у двери, снова подхватив Яру на руки. Он завернул её в крылья, крепко обнимая и отгораживая от света, и сделал шаг вперед.
Жар. Боль. Глухое отчаянье. Грохот падающих светильников. Вонь от подпаленной кожи. Как он это терпит? Ей тоже доставалось – хоть и немного, но этот коридор и спустя долгие годы казался одним самых страшных кошмаров в жизни. Абсолютная беспомощность – и надежда лишь на того, кто держит в объятьях, скрипя зубами от злости. А тебе самой остается только молить высших, чтобы они дошли, чтобы все обошлось, вцепившись мысленно в тонкую ниточку связи с Клинком, и стягивая на себя как можно больше его силы. Тьма, только бы дойти. Только бы выжить. Только бы…
От удара раскрытой чешуйчатой рукой вторую дверь просто сплющило, снося с петель. Кажется, в этот момент алькон не думал о том, что может повредить тому, кто находится по ту сторону двери, но… там снова были закрытый коридор с камерами и факелами Жизни. Запах паленого усилился, послышался скрип зубов. А она только и могла, что кусать губы, вжимаясь в чужое тело, вливая в него свою силу тоненькой струйкой.
– Тварр-ри!
Полный боли рык, перешедший в стон – и она не выдерживает, выныривает из-под защиты крыльев, сглатывая он внезапной обжигающей боли. Но в этот момент ей на это плевать. На обжигающий лед пола и сдирающую кожу факелы, на вонь, пропитавшую воздух и рычащего на дне души дракона.
Она смотрит, впитывает каждой клеточкой тела, чтобы никогда, никогда этого не забывать. Чтобы точно помнить, за что они сражаются. За то, чтобы больше никогда не видеть высохшие тела чужих экспериментов – детей, подростков, женщин и мужчин, искаженные предсмертной мукой, изуродованные насильственным вмешательством в их природу.
– Они… ставили эксперименты. И оставляли неудавшиеся гнить здесь.
Такая запредельная, бессмысленная жестокость.
– Тебе не нужно было этого видеть.
– Нет, как раз нужно.
Глаза в глаза. Факелы уже погасли, но во тьме им обоим было гораздо комфортнее.
– Здесь вообще остался кто-то живой?
– Да, я чувствую… – взмах в конец правой стороны камер, – там… едва-едва теплится жизнь.
– Идем.
Если она задумается ещё хоть на мгновение, то сойдет с ума от боли, разрывающей душу.
Он снова подхватил её на руки, не слушая возражений – и быстро зашагал вперед.
Да, эта дверь была гораздо массивнее – и была сплошной, ни решеток, ни окошка.
– Снова заклятий понавешали… Как же они боялись, твари.
Она даже не стала ничего спрашивать – сила сама толкнулась в руки, просилась пролиться исцеляющим дождем, что она и сделала с радостью, оставив от двери одну труху.
Огромная пустая клетка с серыми стенами. Посредине – возвышение, больше похожее на кресло для лежачего больного, а на нем – мужчина. Белый, как полотно, с высохшей кожей, прикованными руками и ногами, зафиксированной головой и туловищем… опутанный светящимися нитями, похожими на тоненькие провода, с ног до головы.
Ненависть высунула драконью голову, облизываясь. Даже голова закружилась.
– Мой Повелитель! – отчаянный безумный шепот за спиной.
Чужие закрытые глаза, которые будто силились открыться. Она вгляделась – и вздрогнула от понимания. Их не схватили все ещё только благодаря этому полумертвому алькону. Он держал нити заклятий, тратя последние силы. Кажется, это поняла не она одна. Мортэ Кейнар тихо выругался, шагнув к пыточному постаменту – длинные когтистые пальцы завораживающе запорхали в воздухе, от них полетели темно-сиреневые искры, истаивая в обломках сброшенного факела.
У него ещё и все тело в ожогах… Какой силой обладал отец мортэ Кинъярэ, если после стольких лет заключения он был все ещё жив?
Она опустилась на одно колено, прикладывая руку к груди в извечном жесте преклонения перед чужой волей.
– Мой Повелитель! – и добавила уже громче, слыша, как хрипит собственный голос и вплетая в него силу. – Мой Повелитель Кариньярэ Амондо, душа своего народа, потомок Великой Матери! Услышь меня и восстань!
Распались в прах оковы. Истаяла чужая злобная магия. Замер, не дыша, её спутник, также опустившись на колени.
Изломанная растерзанная фигура мужчины не шевелилась. Неужели уже слишком поздно?! К горлу подкатил предательский комок. Пальцы дрогнули, стискивая темную ткань брюк. Они смотрели, не шевелясь, чувствуя себя опустошенными и растерянными, когда показалось, что раздался тихий-тихий звон. Длинные ресницы мужчины дрогнули, веки тяжело приподнялись и чернильно-темные глаза без малейших признаков разума уставились прямо на них.
Бояться и ждать было больше некогда и, пропустив окрик мортэ Кейнара, она кинулась к очнувшемуся Повелителю, вытягивая на поверхность устало ворчащий дар. Ей понадобится вся её сила. Даже коснувшись его кончиками пальцев, она едва не отшатнулась, ощутив тяжелую волну ненависти. Но мужчина словно что-то почувствовал – или начинал приходить в себя? Он закрылся, не давая своей силе обрушиться на неё, позволяя подойти.
– Благодарю, мой Драгоценнейший. Смерти вам. Я лишь вестник её и пришла помочь.
– Благословленная… драгоценная… жемчужина… – сухие треснувшие губы шевельнулись, но голос прозвучал в голове.
Она лишь кивнула, благодаря Мать и Отца за то, что дали возможность выучиться под руководством Мастера Амондо.
– Помоги мне, Клинок, – шепнула, чувствуя, как натягивается, дрожа, нить, как по ней проходит одна волна энергии за другой.
Что ж, силы появились. Осталось их правильно и быстро применить. Не так уж много времени им осталось…
Следующие минуты слились в один ком из слабости, рези в глазах, пустоты в резерве, леденеющих пальцев и чужих отрывистых стонов. Яра не помнила, в какой момент в глазах потемнело, и она оказалась лежащей прямо на своем первом подопечном.
Не помнила, как ругаясь и шипя тащил их обоих назад Кейнар, не слышала уставшего шепота Тайлы. Как сквозь плотную пленку щита доносился тихий шепот освобожденного:
– Стройте… призыв… гексаграмму… знаки Смерти… наша кровь. Нельзя оставлять следов… как раз она… взорвет это крыло… давно… пора…
Очнулась лишь понимая, что лежит внутри пылающего круга прямо под прицелом внимательных сумеречных глаз Повелителя, который крепко сжимает её ладонь.
– Сын хотел вытащить всех так, чтобы никто не понял, что именно произошло… не удивлюсь, если приказ о вашем освобождении выписан задним числом. Авантюра… в его духе, – тихий безумный смех.
– Вам… немного лучше? – спросила, сама едва шевеля губами. В горло словно кислоты налили.
– Немного, – та же кривая усмешка, что она видела на лице второго алькона каждый день, – ещё поживу… чтобы увидеть смерть тварей, погубивших мою страну!
От волны чужой агрессии носом пошла кровь, а Тайла рядом вскрикнула, сжимая голову. Вливающий поток силы Кейнар сердито рыкнул, кося встревоженно на бессознательного друга, который тоже был здесь. Слишком серый. Бесцветный. И… Йаррэ протянула руку – горячий, как кипяток. Что случилось с айтири?
Мужчина рядом с ней сжал руку сильнее, мотнув головой.
– Не хотел, – сказал коротко.
Чужой ясный взгляд впился в тело на камнях, но больше он ничего не добавил. Огонь взметнулся выше, охватывая их фигуры, ластясь, словно огромный кот.
На этаже в коридоре послышались крики – и в двери вбежали стражи со взведенными арбалетами и факелами. Они начали стрелять сразу, без предупреждения, и весьма метко. Сил шевельнуться не было – и быть немым и бессильным свидетелем происходящего оказалось страшнее всего.
Все, что она успела заметить – как темная стрела вылетела из огня прямо в грудь колдующему алькону, как Тайла невероятным, отчаянным броском оказалась перед ним, как брызнула кровь на плиты пола… а потом все поглотил взревевший огонь, окружая их непроницаемой стеной и перенося за тысячи километров от происходящего.
Если бы только все это не было уже поздно…
* * *
Сознание возвращалось медленно и неохотно, убаюканное тихим бархатным голосом, выводящим незамысловатую мелодию. Было неожиданно тепло и почти уютно – что-то горячее, казалось, обвивало со всех сторон, баюкало бережно в объятьях, перебирало волосы, заставляло сонно улыбаться, почти забывая, откуда внутри такая пустота и тянущая боль.
Первым не выдержал хвост, дернувшись и попытавшись выползти из-под того тяжёлого и мощного, что его придавило, получив в ответ недовольный рык. Мелодия оборвалась, вызвав разочарованный вздох. Щеку опалило прохладное дыхание и раздался знакомый до боли голос:
– Знаешь, атали миэми, ну всему на свете есть предел. Давай, открывай глаза. Неделя – это уже чересчур много, мне больше не хватит фантазии придумывать, куда и зачем я тебя отослал перед надоедливой гончей. Мало того, что я тебя не видел целую вечность, так ты ещё и ввязалась в такие игры, где легко головы лишиться… глупая девчонка!
Когтистые пальцы почти осторожно, почти бережно погладили щеку.
Глаза распахнулись сами собой – так сильно ей хотелось увидеть того, кто касался так осторожно, так бережно!
Темно-синие сейчас глаза её алькона сияли ярче грозового неба, вызывая облегченную, слабую улыбку. Словно не было ненависти и злости, непонимания его поступков и отчаянья. Она не могла злиться, когда легче было уже от того, что он был рядом. Так близко – рукой коснись.
Ещё таяли в воздухе отзвуки волшебной колыбельной, которая успокаивала и заставляла тяжесть с сердца уйти, а потом… навалились воспоминания. Разом, махом выбивая из-под ног почву, заставляя впиться в губу клыками.
– Где? – собственный голос звучал надсадным хрипом. – Где они?
Кинъярэ сверкнул глазами, отстраняясь. Но потом сел рядом, не отпуская её руку, смотря внимательно, как-то непривычно задумчиво.
– Ты ведь не успокоишься, пока не узнаешь то, что тебя так интересует… ладно. Тайлу я объявил погибшей, оставил на попечение наших женщин, – прервал он её вскрик, – так будет вернее. Отец остался у Гирьена, как и Кейнарэ со своим новым… знакомым, – мужчина неуловимо поморщился.
Полумертвый айтири явно не был пределом его мечтаний.
– Все живы, на удивление. О здоровье я, пожалуй, умолчу… – длинные пальцы зарылись в её волосы, перебирая, и от этого его движения хотелось заурчать, выгнуться кошкой, ловя ненавязчивую редкую ласку, – могу сказать, что мое задание ты выполнила лучше, чем я мог бы когда-либо рассчитывать, – он склонился, смотря серьезно, без улыбки. А потом вдруг опустился рядом с постелью на колени, удерживая её тонкие худые ладони в своих – словно пытаясь согреть.
– Я в долгу перед тобой, моя Гардэ, – хищные глаза вспыхнули звездами, не позволяя оторваться, – я выполню любое твое пожелание в рамках разумных, смерть моя…
Любое. Право слово, сегодня он очень щедр.
По телу все ещё разливалась слабость, но она чувствовала себя уже гораздо увереннее. И она точно знала, какой вопрос задать.
– Хорошо же… прищурилась, выпрямляясь и подтягивая непослушное тело на постели, – я точно знаю, что попросить. Помните, что вы обещали мне, мой Мортэ.
Смелость пришлось соскребать со всех уголков, но, в конце концов, она все-таки решилась.
– Скажите, вы не можете или не хотите иметь со мной никаких отношений? Я не слепая, мортэ Кинъярэ, я не глухая. Я вижу, что я вам нравлюсь. Не как ученица – в этом я точно не могу быть уверена, но как женщина. И все же вы ничего не пытаетесь сделать – дразнитесь, насмешничаете, но… я не могу вас понять. Чего вы хотите на самом деле? В чем причина такого вашего поведения?
Слова слетели с языка прежде, чем она осознала, что именно озвучила. Увидела потемневшие вмиг глаза, поджатые губы.
– Что ж, – от вкрадчивого, тихого голоса захотелось накрыться одеялом с головой, – не ожидал, признаться, такого вопроса, но ты меня поймала, – только вот веселья в глазах не было – только стылый лед. – Я отвечу… все же отвечу, раз ты так жаждешь этого. Смотри только не пожалей. Некоторым тайнам лучше всего так и оставаться таковыми…
– И все же я хочу знать, – впервые она смотрела прямо ему в глаза, не смущаясь и не отводя взгляда в сторону.
– Хочешь – значит будет, – алькон резко выпрямился, вставая с колен и садясь в кресло, стоящее у кровати. Значит, он приходил к ней и тогда, когда она лежала без сознания? Глупое сердце отчего-то забилось сильно-сильно, – ты спрашиваешь, вправду ли нравишься мне… смелый вопрос. Но женщина всегда чувствует, если нравится мужчине, женскую суть трудно обмануть, миэми.
С трудом верится, учитывая, что происходило с ней в прошлом.
Но мужчина уже продолжил, как ни в чем не бывало, словно понимающе усмехнувшись в ответ.
– Юным свойственно ошибаться, не спорю… и все же это скорее исключение, чем правило. – Он тянул время словно нарочно, видя, как она изводится, хмуря брови, – ты действительно нравишься мне, ириссэ. Не можешь не нравиться. Мы связаны настолько сильно, что порой кажется – друг без друга будет невыносимо даже дышать.
Пальцы скомкали одеяло. Дыхание прервалось – казалось почти кощунственным дышать сейчас, когда он первый и, возможно, единственный раз говорит с ней так откровенно.
– Я хочу сделать тебя своей, – откровенный взгляд прошелся по ней, словно осязаемо окутывая тьмой, от которой внутри вспыхнуло яркое, острое желание. Рывок. Он уже рядом, кожа к коже, дыхание к дыханию. Он касается щеки, медленно чертит когтем полоску на шее, обхватывая её кольцом пальцев. Безумные, уже голодно-фиалковые глаза лишают дыхания.
– Я хочу пить стоны с твоих губ, – чужие губы обожгли шею, словно клеймя, – хочу ласкать твое тело, играя на нем, словно на искусно настроенной арфе, – ещё один поцелуй расцвел на ключице, – хочу слышать, как ты выкрикиваешь мое имя, как просыпаешься рядом со мной, нагая и полностью принадлежащая мне.
Новый поцелуй – словно разряд молнии, его зубы прикусывают кожу на руке, оставляя заметный след. Её дыхание рваное, тяжёлое, внутри все горит и скручивается узлом, не давая вдохнуть, перед глазами все плывет, заставляя судорожно хвататься за приникшего к ней мужчину, как за последнюю соломинку.
Яра облизывает губы – а взамен обрушивается ещё один поцелуй-наказание. Он кусает, впивается, припадая к ней, как к источнику благословения, когти чуть царапают спину, хвост стискивает талию, вызывая внутреннюю сладкую дрожь.
Пустота наступает резко. Кинъярэ отстраняется, чуть опуская голову так, чтобы лицо было закрыто волосами.
– Но я никогда не смогу сделать тебя своей. Как бы мне не хотелось. Моя кровь – кровь Повелителей, кровных детей Смерти, смертельно ядовита для других существ. Даже для моих собственных собратьев.
– А как же?..
– Я понимаю, что тебя интересует. Жены правителей. Большинство из них умирали, вынашивая дитя. Иногда даже вместе с ребенком. Другие же… – бледные губы тронула почти нежная улыбка, – другие были. Если кровь жены также сильна, если она начинает в малых дозах принимать кровь будущего мужа, и та не вызывает ни отравления, ни иных поражений, то шанс есть… и шанс высокий.








