Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"
Автор книги: Мария Вельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)
Казалось, он весьма настоятельно пытается её к кое-чему подтолкнуть. Хотя почему к чему-то? Только непонятно, почему же не может говорить об этом вслух.
– Решение принимаешь только ты сама. Гардэ и Клинок не обязательно составляют пару, как возлюбленные, так что тот же Сайнар зря надеется.
Отчего-то сердце противно сжалось. Вот кто ей, казалось бы, наследник ирра? Брат по крови и духу? Соратник? Друг? Наверное, в этом все и дело. Она ощущала всей кожей его потребность любить – и не могла не желать его безумной душе немного покоя.
– Тайла не ответит ему?
– Сердце этой девочки давно одержимо лишь войной и местью, – в глухом голосе не было ни сопереживания, ни осуждения, – боюсь, что её родичи сделали большую ошибку ещё в её юности. К созданию семьи среди нас принуждать не принято, а они надавили. Убийцы… они полезны для нашего народа, но такая женщина уже не станет матерью, не сможет быть парой. В её крови яда больше, чем в моей. А её душа после плена разодрана на клочья. Нужно быть влюбленным в неё до потери крыльев, чтобы попытаться её покорить. Или же быть заведомо сильнее её…
А она об этом даже не подумала. Не могла уложить в голове, поверить до конца.
Йаррэ молча потянулась, обвиваясь вокруг мужчины, положила голову на его плечо, теснее сжимая хвост на талии, ощущая прохладу его тела и любимый, острый запах миндаля, кружащий голову.
– Насколько я могу судить, ваша кровь реакции не дала, мой мортэ.
– Наедине – Киннэ.
Она не сразу поняла, что именно он сказал, но, когда осознала…
– Киннэ… я готова на все, чтобы быть с тобой, – ответила серьезно, глядя в чужие дикие глаза, – ты – все, что не дает мне стать такой же, как Таи, упасть навсегда в эту бездну из ненависти и мести. Я не знаю, что получится у нас, и получится ли хоть что-то вообще, выживем ли мы в этой войне… но я готова попробовать. Я прошу лишь об одном – он приподняла голову, касаясь пальцами резко очерченных скул, проводя по тонким бледным губам, – никогда не лги мне. Не договаривай – если не можешь сказать. Но не лги. Лжи я не прощу.
– А я нуждаюсь в твоем прощении? – спросил, чуть склоняя голову в ответ. Так близко… дыхание к дыханию…
– Тебе виднее, мой Повелитель, – ответила серьезно, чувствуя, как вместе с ней говорит её дракон.
Миг. Резкий хлопок в ладоши. И вот она уже сидит на постели одна, а он – стоит у окна.
– Прекрасно. Тогда…
Она завороженно следит, как темный коготь рассекает запястье, как медленно взвиваются в воздух капли крови, падая в подставленный бокал с вином. Как зарастает рана, заставляя с трудом разжать стиснутые зубы. Как хищно раздуваются ноздри. Как внутри рычит победно зверь, чувствуя силу чужой крови.
– Ты выпьешь это. А потом я смогу рассказать, что нас ждет дальше.
Рубиновая жидкость на дне бокала мешалась с темно-серебристыми каплями. Отвращение? Нет. Скорее жажда, когда хочется выпить все до последнего глоточка.
И этой крови. И тех страданий, что их ещё ждут. Любую чашу нужно пить до дна – тогда, возможно, ты ещё сможешь увидеть, что скрывается под ним. Не отступать. Не сдаваться. Не предавать.
Жидкость обжигает горло, расцветая внутри фейерверком чувств. Тех самых, которые она так боялась признать. Но теперь она понимала точно – от Судьбы нельзя спрятаться и сбежать. К ней можно только повернуться лицом и ответить на вызов вызовом.
Интерлюдия 5. Предупреждение.
Если ты не видишь угрозу сейчас – это не значит, что её нет вовсе. Гораздо хуже, когда беда приходит внезапно.
Из личного опыта шпиона айтири
Закат сегодня был кроваво-алым – как и всю предыдущую неделю.
Сайнар чувствовал, как ветер леденит лицо, погода была не жаркой вопреки сезону, но уходить назад, вниз, в суетный, грязный, пропахший чужими муками и злобой дворец – не хотелось. Особенно, теперь. У него есть сила. Возможно, есть некоторое положение. Или будет – если он все же выживет. Но толку то? У него нет самого главного… человеческого тепла рядом. Тепла, без которого душа замерзает, медленно превращаясь в собственную безумную тень.
Тайла… он надеялся, что сломит её сопротивление. Что пригреет, растопит лед на душе, заставит ощутить всю ту полноту их связи, что ощущал он, но… Как же глуп он был. Хищную гарпию, что уже попробовала вдосталь человеческой крови, не прельстишь домашним очагом. А Тая… стоит признаться самому себе – его привлекала в ней именно эта её внутренняя сила, её жесткость, порой доходящие до жестокости, её умение дать отпор, её ярость от попыток загнать в общие рамки. Смерть забери, он хотел бы обладать такой женщиной! Не прогнуть её под себя – видеть равной. Любовницы – что? Шлюхи, дорогие и не очень, соглядатаи, продажные твари, ждущие очередной подачки. Голод тела можно утолить, но не голод души.
Да, он не светоч. И никогда не был. Но глядя на то, какими глазами смотрит эта малышка Риаррэ на Повелителя – он не мог не сравнивать. Не мог не хотеть если не того же – то хотя бы чего-то похожего. Бледная ладонь сжалась, прочертив рваные полосы на древнем камне ограждения, когда позади послышался знакомый голос.
– Что грустишь, братец нэкро?
Дьергрэ…
– А ты по мне соскучился, псих с замашками властителя мира? – усмехнулся, оборачиваясь.
На губах дрогнуло что-то, похожее на улыбку. Бледные губы разноглазого в ответ скривились в приветственном оскале.
– Как ты сегодня радушен, малыш!
– Ещё один раз так меня назовешь – станешь «деткой» на веки вечные, – предупредил, зло мотнув головой и откидывая косу назад, – так с чем пришел?
– С чем пришел, – губы убийцы и палача раздвинулись в неприятной усмешке, – ходят слухи, что твой папенька требует тебя перед свои светлые очи. Так что… если не хочешь неприятностей – подготовься хорошенько, а не мучай свою прелестную златовласую голову мыслями о красотке-Тайке, – глумливо хохотнул паяц, перекувырнувшись в воздухе.
Вот только глаза смотрели внимательно, цепко.
Сердце тревожно сжалось. Клятые потроха, и какого наргла от него понадобилось ирру? Столько лет успешно не замечал – а тут вдруг…
– Подготовлюсь. А ты лучше захлопни рот, Йер, если не хочешь получить прямо по роже.
– Как ты некуртуазен, мой друг!
– Уж какой есть…
Сай поспешно соскочил с зубцов крепостной стены, быстро сбегая по ступенькам вниз.
– И спасибо, – добавил тихо, зная, что тот все равно услышит.
У него есть ещё, как минимум, полчаса, чтобы поводить за нос старательных слуг и стражу. За это время необходимо срочно принять свой обычный вид полутрупа, смотрящего сквозь всех этих жалких смертных. Не так уж сложно… Главное – сдержаться.
Дракон внутри него раздраженно зарычал, пылая жаждой подняться в небо и залить весь этот город огнем, но… он не может себе этого позволить. Что могло понадобиться Азгару? Никаких сыновних чувств он к нему точно давно уже не испытывал, да и видел только по большим праздникам. Вид же измученного Первого после очередной встречи с отцом и вовсе отбил охоту встречаться. Ведь он не такой уж хороший конспиратор… Но… Губы скривились. Ненависть – это естественное чувство. Папочке к нему не привыкать. Главное, чтобы мачеха по дороге не попалась – этой стерве он просто свернет шею в ближайшем закутке.
Запечатать свою суть, свою силу, большую часть своих эмоций, чтобы снова стать бледной тенью – совсем не легко, хотя, казалось бы, ему не привыкать. Рядом с ирром нельзя допустить ни единой ошибки. Уже спустя двадцать минут он позволил себя «обнаружить» в дальнем углу сада и препроводить к Сиятельнейшему. Чтоб ему на том свете Смерть обеспечила длительный «отдых».
Мощная дверь из мореного дерева захлопнулась за спиной, отсекая все звуки. Поднявшийся из кресла ирр и вправду выглядел неважно – круги под глазами, запавшее лицо, бледная кожа, тяжелое дыхание. Даже магия, казалось, в нем едва теплилась. Неужто все-таки сдохнет? – мелькнула злорадная мысль. Но он бы на это не рассчитывал.
Азгар же неожиданно поманил его пальцем – как пса, ей же ей, – за собой, прочь из комнаты, по длинному тесному коридору, ведущему в пустой каменный мешок без окон и дверей. На миг всколыхнулся страх – но он слишком хорошо за эти годы научился притворяться и держать себя в руках.
– Что вы хотели? – почему бы и не заговорить первым?
Ирр хмыкнул, стирая капельки пота со лба – и запечатал дверь, в которую они вошли крепко-накрепко. Даже в нынешнем своем состоянии Сайнар ощутил, скольких усилий ему стоило настолько искусное колдовство – даже кровь носом пошла.
– Приглашать садиться не стану, сын, – разрезал тишину негромкий голос, – знаю, ты ненавидишь меня, – Сай вскинулся, прикладывая все силы, чтобы не зарычать в лицо этому лицемеру, приблизившимуся на расстоянии двух шагов.
– Молчи, – небрежный взмах рукой. Мужчина тяжело закашлялся, – даже здесь не стоит произносить некоторые вещи вслух.
А вот это уже интересно…
Прежде, чем он успел отшатнуться, жесткая рука ухватило за плечо, разворачивая его к ирру. Желто-янтарные глаза смотрели остро – словно удар под дых этот взгляд, как и в детстве. Снова разбегаются мысли, снова вылезает проклятая неуверенность.
– Значит, он все-таки сделал это с тобой, – тихое.
– О чем вы?
Сай резко высвободился, прислонившись к стене и стараясь успокоить разбушевавшиеся чувства. Он знает? Догадывается? Берет на слабо?
– Ты и сам прекрасно знаешь, сын. Скажи одно, ты…полноценный? Такой, как они?
Как о щенке говорит!
Ненавидящий взгляд в ответ. Тихий, едва заметный выдох – и его вздергивают за шкирку, а жесткая ладонь стискивает горло.
– Упрямый поганец. Ты всегда своей глупостью портил мне все планы, словно специально мечтал сложить голову на плахе, вопреки всем моим усилиям.
– Усилиям? – злоба кипит, разрывает изнутри, смотря бешеными драконьими глазами. – Это каким же? Тем, когда вы кинули меня подыхать, заблокировав силу? Или, когда позволяли братцу надо мной измываться?
Чужое – и в то же время безумно родное когда-то лицо совсем близко. И ещё страшнее от того, как же они похожи. Его отпустили так же быстро, как и схватили, буквально отшвырнув. Силен. До сих пор.
– Если ты глуп, – презрительный взгляд, – я бессилен что-либо объяснить, сын. Я спас тебе жизнь.
Он сумасшедший?
– Ты поймешь это когда-нибудь. А пока… – неуловимая угроза в голосе, – я жду ответа. Или мне скинуть твой морок?
Что здесь происходит? По коже пробежал лед. Спина взмокла.
– Я… – как он ненавидел свою слабость в этот момент! Почему он никогда так и не сможет не повиноваться этому приказному тону? – да. Такой же… как… они, – выдавил сквозь зубы.
– Тебя признали?
Чужая сила давит.
– Дааа-сссссс.
Это почти больно.
Все пропадает вдруг, внезапно.
– Ну вот, – спокойный, прохладный голос Азгара спускает на землю похлеще пинка, – а ты боялся. Это очень хорошо сын. Я надеялся на такой исход.
Он… что?
– Только ты сможешь спасти эту несчастную страну и искупить моё безумство. Знаю, ты, да и не только ты, мечтаешь видеть меня мертвым. Твоя мечта скоро сбудется, – он говорит спокойно, как о какой-то обыденной вещи, – передай ему одно – беда гораздо ближе, чем он думает. Все вокруг – пешки, и они играют под одну дудочку. Это тень… – лицо мужчины исказилось от внезапной боли, задрожала рука, губы бессмысленно зашевелились, не издавая ни звука.
Рука вдруг до боли впилась в запястья Сая.
– Он – только тень. Но он везде… всюду, одержимый ненавистью… а я… ошибался…
Он замолчал, словно пережидая сильнейший приступ боли.
Янтарные глаза снова смотрели ясно и остро, обжигая своей силой.
– Не я здесь его враг. Скажи ему, – почти требовательно. Почти умоляюще.
А потом Азгар резко отворачивается – словно стремясь скрыть слабость – и снова в стене появляется контур двери.
– Иди, – слабо, но все уверенней, – иди и будь осторожен! Ему нужна кровь Высших! Их мучения. И их смерть.
Никогда ещё он так быстро не уходил – и старался не думать, что это больше напоминает бегство. Мысли мешались, перескакивая с одной на другую. Сквозь ненависть – привычную, въевшуюся в кровь, проступала растерянность.
Ненавидеть этого человека было привычно так же, как дышать. Но попытаться его понять… пересмотреть свое отношение к происходящему… это было гораздо сложнее. Но только настоящий правитель поставит истину выше своих чувств.
Мать… он почти не помнил её и не испытывал к ней особой любви, хоть и жалел. Почему? Она бы с радостью удавила ублюдка, ненавистный плод нескольких ночей, напоминание об её ошибке. Благодаря ирру этого сделать не получилось и он живет. Живет благодаря тому, кого ненавидел всю свою жизнь… а теперь тот говорит, что пытался его спасти. От кого?
Он задыхался в этом дворце, он сжимал кулаки, видя презрительные взгляды слуг и придворных. Мог ли он ещё хоть что-то изменить? Спасти их от их же ошибок? Вопрос теперь в другом – действительно ли он хотел их спасать? Да, править мертвецами не так уж интересно… так что, видимо, придется. Но кое-кто все равно поплатится…
Глаза замершего мужчины ярко блеснули – и скривившийся слуга шарахнулся в сторону, уронив поднос. Загрохотали, раскалываясь на осколки, бокалы из тонко-звонкого хрусталя.
– На Иландера Скоури совершено покушение. Сейчас следователь в тяжелом состоянии, его забрали сородичи, отказавшись доверить человеческим магам. Похоже, они что-то подозревают.
Тихо произнесший эти слова неприметный худенький парнишка уже исчез, а Сайнар с трудом разогнул сведенные судорогой пальцы, на которых поблескивали хищные когти.
Кто-то перестал прятаться и начал убирать мешающие ему фигуры в открытую. Тем забавнее будет сыграть с ним на собственном поле.
Глава 17. Покушение
Чья-то смерть – это всегда промах. Особенно, если покушение все-таки не удалось.
Из записок Палача альконов, Дьергрэ
Нить чужой души трепетала тонко-тонко, норовя вот-вот оборваться. Стало почти страшно от того, что именно в её власти сейчас было забрать чужую душу… или наоборот – дать ей сил жить дальше. Такая власть не для человека – и теперь Йаррэ ещё отчетливее понимала, почему альконов так боятся и ненавидят люди. Да и не только люди… Кто не боится Смерти? Вот только они ошибочно считают, что альконы убивают по своей прихоти, как и оставляют в живых. Но все в руках Матери.
Только Она решает, кому жить, а кому умереть, кого можно удержать на свете, а чья душа улетит в её чертоги. Они – лишь послушный инструмент, выполняющий свою миссию. Им должно заботится, чтобы равновесие соблюдалось. И сейчас она совершенно точно знала, что время Иландера Скоури не пришло. Вернее, амальга был уже у самой Грани, но его душа была сильна, и он мог бы прожить ещё долго… Насильственная смерть – не то, чего бы хотела для него Госпожа, и у них появился шанс вмешаться.
– Осторожнее, – негромкий голос за спиной.
Мастер Кинъярэ направляет, помогая удерживать рвущуюся упорно нить.
– Упрямый какой! И шустрый! – в голосе алькона – ленивая усмешка, и только сосредоточенное побелевшее лицо говорит о тех усилиях, которые он сейчас предпринимает.
Ценный союзник заставил их сорваться прямо посреди очередного урока, едва избежав столкновения с вездесущим Арроном и его шайкой.
Она изо всех сил вцепилась в белесую нить, исходящую из сердца еле дышащего на постели мужчины, осторожно сплетая её воедино с его сущностью и аурой. Сейчас от-ха не нужна, напротив, она только повредит. Нить резала пальцы, в висках стучало, собственное дыхание казалось тяжелым, рваным. Ноги подкашивались, а глаза начал заливать пот. Да что же с ним не так? Внешне – все повреждения залечены, ни единой ранки, даже резерв полон!
Йаррэ зло куснула губу, отгоняя дурноту, а потом… да, поспешила. Слишком они вымотались, слишком долго уже пытались справиться с происходящим, слишком сильно мучила, обжигая, собственная сила, не давая ни минуты покоя. Будь этот день не таким насыщенным, она никогда бы не сделала такой чудовищной ошибки. Не открылась сама, сплетая собственные потоки силы с умирающим.
– Идиотка, куда!..
Щеку обожгла пощечина, её попытались оттащить, но было уже поздно. Что-то темное, чернильно-черное, пахнущее гнилостно-тошнотворно, метнулось, отделившись от ауры умирающего – и впилось в её.
Тело сразу же онемело, схватило виски. Во рту появился солоноватый привкус собственной крови. Словно её лишили любых чувств – не было ни страха, ни сожаления, ни отчаянья, ни желания бороться.
«Смирись. Отдай свою силу. Свою жизнь. Свою душу. Все до капли» – шептало что-то внутри.
И она готова была этому поддаться. Она не могла закричать – но боль была невыносима, словно её раздирало на части, а вены вместо крови занял хрупкий лед. Чернота укутывала душу, погружая в ничто, туда, где она не будет испытывать даже боли. Разве это не счастье?
***
Кинъярэ Амондо
Он едва удержался от того, чтобы не вогнать проклятому амальге когти прямо в сердце, выдирая его, ещё трепещущее и живое из этого мерзкого тела. Если бы он только мог предположить такой исход! Девчонка на его руках не проронила ни звука, словно покрытая тонкой серой пленкой. Отвратительной грязью чужого проклятья, пожирающего её жизнь и силу. Если он сейчас попробует открыть канал, связывающий их, как Гардэ и Клинка – он погибнет сам, но её не спасет.
Как можно было этого клятого паразита не заметить? Кто настолько искусен и так чудовищно осведомлен относительно способностей альконов?
Кто вообще мог подумать о том, что хоть один алькон попытается нарушить приказ хозяина и спасти Иландера?
Вошедший в комнату амальга упал на колени, даже не пытаясь смотреть в лицо алькону.
– Дитя Смерти, мы не знали!
– Иначе бы вы все были бы уже мертвы.
Холодная ярость разгоралась изнутри, когда он смотрел, как на лицо ещё недавно умирающего следователя возвращаются краски. Ждать было некогда, и, хотя информация, которую тот мог бы сообщить, должна была быть важна, сейчас все это отошло на второй план.
Он шагнул на Пути Смерти прямо из чужого дома, наплевав на последствия для живых. Они его не волновали. Только легкое тело на руках, дыхание, которое уже было почти не слышно, да леденеющая кожа.
– Ishaer, rana morte ransaar! Ishaeer, mortela nes shar!
Пространство разрезало, вывернуло наизнанку, закружило, чтобы выпустить их у подножия огромной лестницы, которая уходило высоко в небо – туда, где парил вопреки всем законам их древний храм. Да, не при таких обстоятельствах он хотел это сделать. Острые длинные клыки прокусили губу, и несколько капель крови стекли вниз, падая прямо в приоткрытые губы его атали. Никто не смеет отбирать то, что принадлежит ему!
Мелькнула вспышка. Запястье обожгло болью, но он привычно отодвинул её на второй план. Главное, что проклятый рабский ошейник не мешал.
– Что случилось, Шэннэ?
Дьергрэ выглядел искренне удивленным и встревоженным. Кажется, он даже не обратил внимания на собственную окровавленную руку – боль для безумца давно уже ничего не значила.
– Покушение. Но метили-то не в Риаррэ, – ответил, продолжая подниматься по ступеням со своей ношей, – уверен, про неё никто не знает и никто не заподозрил, что она одна из нас, личина совершенна. Даже гончая её не раскусил, да и это не его стиль.
Младший алькон не стал спорить или что-то пытаться доказать – только молча кивнул, не сводя внимательного взгляда с бескровного лица девушки.
– Сай мне тут кое-что рассказал… он имел весьма прелюбопытную беседу с отцом.
Длинный хвост с силой щелкнул по темным камням.
– С Азгаром?!
– А ты знаешь другого кандидата в его отцы? Что делать-то собираешься? Хочешь попробовать провести обряд?
Левый, мерцающий изумрудным блеском, глаз собеседника внимательно уставился на него.
– У меня нет выбора, – он мысленно оскалился, ненавидя эти слова, – придется. Если Храм все-таки откроет нам врата.
– Это может дорого стоить вам обоим.
– Но без него погибнем не только мы. Я решил. Ты будешь нашим свидетелем, – оборвал он все возражения, жалея лишь о том, что отец ещё не оправился от многовекового заключения даже настолько, чтобы просто с ним посоветоваться.
Он ощущал энергию младшего брата и гончих, слышал, как тихо скулит внизу Ттмара, но даже не попытался им что-либо ответить. Древние темные плиты казались невыносимо скользкими и такими же острыми. Они прорезали дорогую кожу сапог, раня ноги в кровь, которая тут же впитывалась в плиты, но такова была цена для дерзнувших сюда прийти. Будь он сейчас драконом, он бы взвился ввысь, ловя потоки воздуха и приземляясь на специально отведенную для этого площадку в центре храмового комплекса, но…
Ненависть истошно зарычала внутри, скалясь могучим скованным зверем. Без крыльев не сможет полететь ни один дракон, будь он хоть трижды великий. А Йер попросту не мог бы преодолеть проклятье ошейника, да и слишком нестабильна была его психика – он мог навсегда остаться зверем, как уже когда-то чуть было не произошло…
Плиты ложились под ноги, ноша уже не казалась такой легкой, но он продолжал упрямо идти вперед, стискивая зубы. Небо, его бескрайнее небо и обжигающий лицо до слез холодный ветер дарили на миг умиротворение, ощущение, близкое к полету…
Огромные узорчатые двери, наглухо запечатанные много веков назад, задрожали, когда его кровь попала на древние плиты.
Жертва, отданная добровольно… Зверь внутри зарычал – и огромный каменный дракон, закрывающий собой вход, медленно перетек в другое положение, расправляя крылья. Лестница заходила ходуном, вспыхнули ослепляюще-яркие синие огни вокруг словно просыпающегося здания. Где-то рядом заругался, шипя, безумец.
Двери беззвучно разошлись, открывая вошедшему вид на сияющую лунным серебром залу. Как будто и не было всех этих веков. Как будто только вчера он пришел сюда, принимая власть и корону после пропажи отца. Как будто всего пару дней назад Кейнар первым клялся ему в верности… Где теперь те клятвы, если его друг даже в заключении посмел нарушить древнейший закон и попытался обратить айтири? Исконного их врага.
Ноша оттягивала руки, и он ускорил шаг.
Вперед – мимо высоких сверкающих окон, украшенных орнаментом из играющих драконов. Мимо фресок, на которых изображены поля асфодели и альконы, отдыхающие среди цветов Матери. Храм огромен, но сейчас ему нужен только один зал. Встать в темную арку внутреннего портала, дождаться, пока запрыгнет, тяжело дыша, Дьергрэ, и мысленно приказать:
«Ритуальный зал».
По зданию прошла волна тепла и мелодичный женский голос счастливо прозвенел:
– Смерти и душ, мой Повелитель! Как долго я вас ждала!
Храмовая сущность уцелела…
– Быстрее, – скрипнул зубами, но они уже переместились. Воздух мигнул, потемнел, сгущаясь, и снова разошелся, оставляя их всех в огромном полутемном зале.
Здесь было куда более пыльно, и только на самом верху, под высоким сводчатым потолком, виднелись небольшие оконца.
Помещение казалось пустым и заброшенным, и только в центре зала стояла высокая статуя мужчины, распростершего огромные драконьи крылья чернее ночи над белоснежным камнем алтаря, по которому то и дело пробегали сиреневые искры.
Дьергрэ сделал шаг – и вдруг упал на колени, как подкошенный.
Мальчишка был здесь последний раз, заключая брак… не самые лучшие сейчас воспоминания…
– Отец Великий… – исступленный, больной шепот и слезы, скупые слезы на глазах.
Сердце противно сжало. Кинъярэ отвернулся, низко кланяясь статуе.
Осторожно высвободил одну руку, привычным жестом отдавая ей честь.
– Morte est mortely ssun tae!
Воздух буквально зазвенел от выплеснутой им энергии. Ещё шаг. Голову резко повело и мужчина опустился на колени, не выпуская драгоценной ноши. Алтарь замерцал ещё сильнее, разгоняя темнеющие потоки силы по залу и статуе. Четыре факела – каждый на своей стороне алтаря – вспыхнули ослепительно белым пламенем.
Тишина. Лед тела под пальцами, утекающая жизнь и отчаянные, надрывные стоны за спиной.
И запах… одуряющий запах миндаля, лилий и тьмы – той, что с привкусом крови. Запахи Отца и Карающего. Сердце пронзает острая, на выдохе боль – и в этот момент огромные чёрные крылья статуи шевелятся, медленно распахиваясь во всю ширь. Словно чуть приподнимается искусно вытесанный в камне капюшон, словно сдвигается рука, указывая пальцем на потемневший до темно-фиалкового цвета алтарь.
Йер движется первым – как сломанная марионетка, рваными движениями шагая к Крылатому. Его руки дрожат – но он крепко удерживает охапку белоснежных лилий. Откуда только взял? Мужчина падает на колени снова, осторожно рассыпая цветы у подножия мерцающей статуи, отчего горло сводит судорогой. Это Он должен быть первым, но… сейчас он лишь проситель.
Ярко-белый свет льется из статуи в коленопреклоненного алькона, укутывая его в ослепительный кокон, вызывая на губах подобие горькой улыбки. И сейчас ему уже почти не страшно. Когда веки младшего алькона трепещут, медленно приподнимаясь и обнажая непроглядную черноту, Кинъярэ низко кланяется, стараясь не слишком сильно шевелить при этом свою ношу.
И не поднимает голову до тех пор, пока тонкая сильная рука не хватает его за волосы, заставляя задрать голову. На неподвижном лице палача змеится непривычно-снисходительная улыбка.
– Какое слабое тело… – сильный голос прокатывается эхом по залу, заставляя трепетать каждую клеточку сущности, – но хоть такое. Ты пришел, первый сын. Не раньше и не позже. Тогда, когда это было предназначено.
Он прикусил язык, чтобы не сказать все, что думает об этих ксаровых предназначениях, но, конечно, его услышали, больно дернув за волосы.
– Будь почтительнее к тому, чего не понимаешь, гордец. За то уже и пострадал.
– Мой Господин…
– Я знаю твою просьбу. Знаю все, что произошло и все, что ты хочешь мне сказать.
Бледная кисть мелькает перед носом, и Морт кивает на алтарь.
– Иди. И сделай то, что должно. Мы с Сестрой ждали слишком долго, чудовищно долго…
Один шаг. Растерзанные сапоги соскальзывают с ног. Второй. Падает плащ. Третий. Четвертый. Пятый.
Горячий камень алтаря пульсирует в такт его сердцу, когда он осторожно опускает на него свою ношу. Волосы распущены. Одежда с шелестом соскальзывает прочь, и он выпрямляется уже обнаженным, чтобы раздеть и свою алькону.
Карающий брат, временно обретший тело, шагает к ним, не сводя горящих тьмой глаз. Воздух в зале становится все тяжелее, и едва срываются с губ слова древних молитв.
С каждым словом его Отца тело наливается жаром, заставляя облизывать губы. Беспокойно бьется хвост и проступает темная чешуя. Раз за разом, мгновение за мгновением, пока он не начинает смотреть на мир глазами дракона Смерти. За спиной разворачиваются очертания темных крыл, укутывающих их обоих плащом, и с губ девушки под ним срывается тихий стон. Даже в «мертвом сне» она тянется к нему, стремясь закрепить связь, и сейчас он не смеет этому противиться.
Обнаженное гибкое тело под его руками – острые когти чертят ритуальные знаки – и на ней, и на нем. Сияющие струны, переливающиеся капли, алая бездна и тьма. Он сходит с ума от желания обладать и спасти, он кусается до крови, он обжигает своим дыханием холодные губы, стремясь согреть, он сплетает их тела, их души, их силы в одну…
Звенит одиноко натянутая струна, замирает сердце, переставая биться.
Ровно сто не случившихся ударов, чтобы её вернуть. Сто мгновений несмерти.
Гул в ушах, пульсирующий камень под кожей, рассыпавшийся прахом проклятый браслет подчинения – не выдержал такого напора изначальной магии!
– Не уходи, душа моя…
Он может попросить только раз. И он уже почти теряет надежду, когда алькона рядом распахивает сиреневые драконьи глаза без малейшего проблеска мысли – полные только такой же жаждой обладания, как и у него.
По телам ползет чешуя, вырываются рыки. Прикосновения не бережны, нет – сейчас они полны яростной безумной страсти, отчаянной надежды, горького страха потери. Они тонут друг в друге, они принадлежат друг другу.
– Моё!
– Твоё, – соглашаются в ответ, вбирая кожей их близость.
Сколько длилось это безумие – он не мог бы сказать, только в какой-то момент засияли пронзительным серебром плиты зала, словно отряхивая вековую пыль. Руки и щеку обожгло болью и зазмеились по видимой части кожи темно-синие узоры, переплетающиеся между собой.
Риаррэ без сил лежала на нем, склонив голову на плечо, и, кажется, просто засыпала.
– Соединяю! – разрезал волной магии резкий голос.
Тело Дьергрэ медленно опустилось на плиты.
– Я помог мальчишке… – донесся тихий шепот.
И присутствие божественной сущности исчезло.
Дальше им придется разбираться только самим.
В отличие от крепко спящих подопечных ему самому отлёживаться было совершенно некогда. Отнести Йера и Яру вниз, в город, где их тут же подхватили гончие, утащив во дворец. Затереть все следы активации Храма, прикрыть его, сияющего сине-фиолетовыми огнями, иллюзией. Успеть вернуться вовремя в столицу, усиленно изображая бешенство от покушения на ЕГО подчиненную. Хотя, впрочем, как раз усилий особо прикладывать и не пришлось. Он и в самом деле был в бешенстве, он хотел посмотреть в лицо той твари, которая это сделала, перед тем, как он её растерзает.
Хотя, учитывая слова Дьергрэ и покушение на жизнь Иландера… их враг был очень близко и сидел очень высоко. Это если забыть о пропавшем практически в полном составе посольстве…
Больше всего в данном случае раздражало бездействие Азгара. Тому как будто стало вовсе наплевать на свою страну и свой народ – чего, ранее, при всех его многочисленных недостатках, однако, замечено не было. Но сейчас… он словно жаждал смерти, при этом отчаянно пытаясь дать понять, что он не желает ему, Первому алькону, зла. Но если не он, то кто? Кто за ним стоит? Кто контролирует ирра одного из самых могущественных иррейнов? Кто настолько сошел с ума, одержимый жаждой власти, что спутался с айтири, нарушив равновесие?
Разговор с бледным, еле дышащим, но определенно не собирающимся больше отправляться к Матери Иландером, прояснил немного, но… зацепки были важны. Они занимали свои места в общей мозаике, все больше приближая его к разгадке.
Для того, чтобы прояснить оставшиеся детали, осталось лишь поговорить с отцом… и принять окончательное решение.
На Аррона Винтейру в компании ослепительно нежной полукровки-айтири он натолкнулся совершенно случайно. Видение оторванной головы одного и истыканного кинжалами тела второй почти подняло настроение, вызвав на губах слабую усмешку. Это, похоже, взбесило неуравновешенную в последнее время гончую ещё сильнее. Да, неприятно терять свое высокое положение при дворе, терпя неудачу за неудачей…
– Вам бы стоило не забывать свое место, раб ирра, – глаза мужчины недобро сверкнули, а его спутница скривила носик, вот только смотрела чересчур внимательно для легкомысленной дурочки.
– Я-то свое знаю. А вот вы, похоже, свое забыли, – отозвался негромко, чуть склонив голову. Дракон в нем хищно облизывался, осматривая будущих жертв и прикидывая, как удобнее будет на них броситься.
