Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"

Автор книги: Мария Вельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Что за вещь? – Йаррэ резко встала, подходя к столу и облокачиваясь об него бедрами. Не стоит её так настойчиво игнорировать. Впилась глазами в глаза цвета застывшей ртути, – нет, меня не интересуют подробности. К какому разряду она относится?

– Это… касается информации о делах давно ушедших, но все ещё важных для нас, юная дайрэ. Речь идет о заговоре против альконов и распаде их Империи благодаря предательству и сговору их противников.

– Разве не Тринадцатая алькона открыла врата, впуская врагов в столицу? – чуть помолчав, заметила девушка, чувствуя на себе морозные взгляды собеседников.

– Полагаете, этого было бы достаточно для их победы? – ироничная усмешка амальги, откинувшегося на кресло, уязвляла.

– Нет, но это был ключевой момент в войне.

– Один из ключевых, вы правы, – живо подался тот вперед, – но все же не главный. Да, это позволило тогда, давно, развалить кольцо Высших альконов, Совет Тринадцати, но это бы не помогло надеть на них ошейники, если бы не вмешались иные сущности.

– Иландер, – негромкое, сухое.

– Полагаешь, она не имеет права знать? И до сих пор знает?

– Не знаю чего?

– Против нас играют адепты Жизни и подвластные им силы. Нет, сама сущность не вмешивается – это ниже её достоинства – но и не останавливает рвение своих слуг. Скорее, поощряет.

Произнеся это, мужчина словно вскрыл давний нарыв, выплескивая свою ненависть наружу

* * *

Кинъярэ Реиннарэ Амондо

Он давно ожидал очередного вызова к ирру, вот только не думал, что все выйдет именно так. Девчонка только пара дней, как отправилась вместе с миссией дипломатов. Ттмара, разумеется, последовала за ними – она не посмела ослушаться приказа даже несмотря на свой страх перед светлыми сущностями.

Алькон откинул мешающуюся косу назад, поморщившись. Вызов к правителю был совсем некстати. Особенно, учитывая его текущие планы. Ещё больше ему не понравилось то, что в этот раз ему приказали идти вовсе не в жилые в комнаты, даже не в приемные покои – а в подвалы северной башни. Он не умел испытывать страха, но игла тревоги все же кольнула сердце, заставляя поморщиться. Слишком все висит на волоске. Одна выходка с этим зарвавшимся щенком Тарном могла ему дорого стоить.

Серые каменные ступени и леденящий холод, обвалившаяся крошка со стен, хлам, сваленный по углам, следы копоти, заколоченные двери. Когда-то смертельно опасное в начале войны место выглядело теперь обманчиво-беззащитным, но Кинъярэ знал цену этому обману. Даже теперь впаянная в камни сила замедляла его, заставляя чаще дышать, а воздух жег горло. Немой провожатый только махнул рукой, подзывая ближе, и свернул за очередной поворот. Мужчина прикрыл глаза, видя едва заметную, но пылающую в другом спектре зрения ослепительно-белым защитную линию. Где он мог проколоться? Что же произошло? Руку предупреждающе сжало, не давая сбежать.

Шаг. Другой. Кажется, они спустились уже уровней на пять вниз. Как же он ненавидел чувствовать себя беспомощным! Невзрачная дверца разила магией Жизни так, что к горлу подступила тошнота.

Предупреждающий знак слуги. Где он заигрался? Из горла вырывался тихий рык, но дверь уже приглашающе распахнулась, и он резко бросил тело вперед, стараясь отрешиться от ослепляющей вспышки боли.

– Послушный пес пришел по зову хозяина… – каркающе-хриплый смех было первое, что достигло ушей сквозь вязкую густую пелену.

– Никогда не любил дешевые эффекты, – собственный голос сорвался и сипел, звуча слабо и едва слышно.

– Встань! – повелительный приказ. И тело не может не повиноваться, послушной марионеткой подтягиваясь вперед. – Подойди к этому прекрасному креслицу, шустрый мой слуга. – Сжать зубы и отрешиться, не оборачиваясь назад. Как давно он здесь не был. Как давно он забыл, что может ТАК выворачивать душу наизнанку.

Высокое кресло с широкими подлокотниками и длинной нижней частью больше напоминало пыточное приспособление. Впрочем, им оно и являлось.

– Садись в кресло, – скрипя зубами, Кинъярэ сел на прохладную поверхность, откидываясь назад, и позволяя широким ремням защелкнуться на шее, руках и ногах.

– Хороший мальчик.

Тот, кто поднялся из дальнего угла комнаты, в данный момент мало напоминал стареющего ирра, щеголявшего при народе легкой лысиной на затылке и излишней полнотой. Высокий, гибкий мужчина в самом расцвете сил, смуглокожий, кареглазый, обладающий военной выправкой.

– Давно ты балуешься запрещенной магией, Азгар? Не ожидал даже от тебя…

Кривая усмешка, отзеркалившая улыбку врага.

– Захочешь жить, воспользуешься любыми средствами, Кин. Тебе ли меня судить?

Оковы сжались, вдавливая в кресло.

– Я не люблю, когда меня обманывают, Кин. Мне казалось, я и так создал для тебя достаточно мягкие условия, в отличие от моих союзничков, которые не жалеют твоих… подопечных. А ты пошел против меня. Строишь какие-то странные планы. Обманываешь меня, заставляя сунуться за ненужной девкой в другой мир.

С каждым сказанным словом в тело начинал вливаться яд, со спрятанных в оковах шипов. Он расползался по телу, заставляя его занеметь, а внутри – бушевал пожар, выжигая, казалось, каждую клетку. Он мог бы закричать. Мог бы застонать, показывая слабость и удовлетворяя чужое эго. Но он просто молчал, не сводя пылающих лиловыми огнями глаз с мужчины напротив.

– За это я тебя и ненавижу, Кин, – мучитель сел совсем рядом, так близко, что один бы бросок… Чужие пальцы резко дернули хвост. – Я знаю, о чем ты думаешь, паршивец. Знаю, чего ты сейчас хочешь. Ты иногда бываешь ужасно предсказуем.

Кинъярэ же не сводил глаз с руки, закованной в перчатку, сотканную из магии Жизни. Та приблизилась – и пальцы, обжигая кожу, коснулись груди.

– И что же… по-твоему я хочу?

Он не отводил, не прятал глаз, даже видя, какой след оставляет чужая ненавистная магия на теле.

– Ты уже стар, Азгар. Ты пытаешься молодиться, но ты живешь куда больше, чем тебе предназначено. Ты бежишь прочь от Смерти, но не понимаешь, что этот бег бесполезен, – он смотрел прямо в лицо своему… кому? Бывшему другу? Ненавистному врагу? Жаждущему власти глупцу? – тебе сделали когда-то предложение, какое делали мало кому. Но ты не желал быть вторым. Только первым. А Смерть не дает вторых шансов, мой друг, – он дернул уголками губ, – можешь тешить свою власть. Можешь запытать меня и моих детей. Но изменить ты ничего не сможешь. Твое время утекает, Азгар…

Породистое лицо залила смертельная бледность, сжались руки в кулаки. Только почему в чужих глазах вместо ненависти на миг проглянуло отчаянье – словно его мучитель сам был в ужасе от того, что он делал и говорил.

Больно ли это – умирать и возрождаться раз за разом? Сколько ощущений может подарить настоявшееся с годами предательство?

Миг, другой – и он уже мог дышать, мог сплюнуть кровь, чувствуя, как дрожат мышцы.

– Ты просто никогда не испытывал настоящего страха, мой дорогой друг, – карие глаза сверкнули совсем близко, почти напротив, вызывая болезненное желание растерзать их обладателя. – Когда видишь, как время утекает сквозь пальцы, как уходят все, кто был тебе дорог…

– Ради тех, кто был тебе дорог, ты предал меня, Азгар? Ради чужих ли жизней ты мучил моих братьев и сестер? Ради собственной жалкой жизни и власти ты переступил кровные клятвы, бывший младший Страж, – он плюнул, с удовольствием гглядя, как стекает кровавая дорожка по холеному лицу. – Людишки. Как вы мерзки мне, продажные мелочные душонки, рвущиеся к мимолётной власти!

Ирр замер. Рука с одним лишь единственным квадратным перстнем на пальцах поднялась, стирая кровавый плевок – и опустилась.

Кинъярэ расхохотался, глядя прямо в глаза тому, кого когда-то сам посвящал своей Матери.

– А у тебя все еще не хватает духа поднять на меня руку по-настоящему, – алькон чуть дернулся в кресле. Волна волос упала на лицо, скрывая исказившиеся черты, – хоть что-то от тебя ещё осталось… насильник и детоубийца.

Вспышка оглушающего молчания. Кулак, врезавшийся в стену у самого виска. И снова смех – безумный, горький.

– Ты окончательно свихнулся, Рэй…

Прохладная ладонь ложится на лоб, и чужое давление, и боль исчезают.

– Порка уже окончена?

Глаза в глаза. И так хотелось бы не видеть в чужих вину, смешанную с болью. – Что ты крутишь за моей спиной, Рэй? Нарушить заклятие невозможно!

– Тебе это сказали те, кто его накладывал? Отщепенцы и прихвостни Жизни?

– А ты много знаешь, Рэй. Будь осторожнее, если не хочешь распрощаться с остатками жизни… – Азгар отошел и встал у двери, оперевшись о стену, – ведь ты не один…

Кинъярэ медленно встал, чувствуя, как активируется регенерация и кружится голова. В темных до черноты глазах предателя не было ни презрения, ни ненависти – только бесконечная усталость.

– Хочешь все последствия снова сбросить на меня? Тебе ведь не привыкать, Аз? Не ожидаешь же ты, что я сейчас прослежусь от умиления и воспылаю желанием тебе помочь?

Драгоценнейший качнулся, впиваясь когтями в стену, отбросил волосы с лица назад. Шаг. Хвост извивается кольцами, мечтая сжаться на чьей-то шее.

– Даже и не думал. У тебя не так много шансов выбраться из этого дерьма, Рэй. Их почти нет ни у кого из нас, я слишком поздно понял…

– Что продешевил и продался не тому?

Молчание. Хриплое дыхание.

– А ты умеешь быть жестоким…

Змеиные глаза, казалось, отражают пепел Серых полей.

– Ты еще не представляешь, насколько, – эхом ввинчивается в мозг ледяное шипение, – ты просто не представляешь…

Что ж, он узнал гораздо больше, чем продавшийся мерзавец хотел ему сказать. Все нити старого заговора ведут в одну сторону – к адептам Жизни. И это ему нравится меньше всего. В какую игру сейчас играет Иландер? Старый убийца слишком хитер, чтобы поставить не на того. По стылому коридору разносится тихий могильный свист.

А за стеной, скорчившись, прижавшись лбом к осыпавшейся штукатурке, замер темноволосый мужчина. Из темных глаз ушла ненависть, оставив лишь стылую тоску.

– Сильнее, чем я сам, ты не сможешь проклясть меня, друг мой…

Он не слышит, как распахивается вторая, внутренняя дверь, о которой не знал алькон. Только и успевает, что вздрогнуть, когда удар бросает его на колени.

– Ты стал слишком сентиментален, брат…

Глава 12. Судьбоносная встреча

Истинное мужество заключается не в том, чтобы призывать смерть, а в том, чтобы бороться против невзгод.

Сенека Луций Анней

Тихо и неслышно спускается тишина на ступени. Мягкой бархатной лапой она ступала по серому выщербленному полу у портала, заставляла замереть, настороженно оглядываясь по сторонам, и едва слышно выругаться под нос, увидев, как ползет по стенам такая же мглисто-блеклая плесень.

Не простая плесень… и площадка по ту сторону портала отнюдь не простая. Она заражена – и давно. Серая лихоманка. Йаррэ лихорадочно проверила магические резервы, сканируя осторожно окружающее пространство и параллельно старалась вспомнить все об этом мерзком заклятье… ведь Мастер рассказывал… На губах мелькнула злая улыбка.

Сюда она попала вторым прыжком, так и не доехав до владений айтири. Первую половину пути миссия преодолела практически без препятствий, а вот вторую… Как только они пересекли границы иррейна, вокруг, как по команде, активизировались разбойники. Как будто только и ждали, что их. Организованные и прекрасно снабженные банды наводили на размышления… Уходя в глубь леса после очередного нападения, их отряд разделился на небольшие группы. Такая вот группа из пяти существ и набрела на старый портал, скрытый мощными стволами древних сплетённых деревьев. Шагать в непроверенную заброшенную портальную арку – чистое самоубийство. Вот только ждать, пока тебя растерзают ищейки, или, позабавившись, расстреляют из арбалетов разбойники… Лучше уж расщепиться при перемещении. Только вот в процессе активации портала оказалось, что уйти может только она одна. Вернее, один человек… но приказали уходить ей. Жаль ли было оставлять своих спутников? Да, они априори были её врагами, но… она начала уважать их за силу духа и воинскую верность. На сердце было тяжело, из горла непроизвольно вырывалось рычание – буянила драконья сущность. Ей не нравилось отступление, все больше напоминающее позорное бегство. Кому же так не хочется допустить их к адептам Жизни? И всех ли их, или только ту группу, в которой находилась она?

Хрустнула под ногой то ли ветка, то ли камешек, попавший под ботинок.

Всколыхнулась серая марь, казалось, готовая сдвинуть свои границы – и рвануться вперед ловчей сетью, пожирая нечаянную жертву. В глазах потемнело – то ли от страха, то ли от бешенства. Йаррэ рывком выпрямилась – и закричала. Дико, отчаянно, вкладывая в этот крик всю свою силу, всю жажду жизни, всю ненависть, что теплилась на дне души. Мир. Замер. Застыл – робкий, изменчивый, нерешительный. И взорвался вокруг сверхновой, потонув в белом пламени, исходящем от тела. Оно расходилось в разные стороны – и ослепительным, пронзительным светом рассеивалось вокруг, выжигая всю скверну в пещере.

– Изящно сработано, Благословенная Дочь, – хриплый усталый голос разнесся эхом, заставляя вздрогнуть, выходя из транса – и тут же ощериться, оскалиться, вглядываясь вперед.

С краю, у стены, совсем рядом с проходом, ведущим, судя по всему, не наружу, а в следующее помещение, замер мужчина. Бледно-землистая кожа. Точеные резкие черты лица настоящего аристократа. Миндалевидные глаза, заостренные уши, упрямый подбородок – и черные узоры, ползущие по телу. Изломанные пальцы сжимали длинный тонкий клинок, хищно блеснувший вдруг голубой искрой.

– Вы спасли мне жизнь, – незнакомец легко, изящно поднялся, будто и не испытывал боли – и поклонился в пояс, коснувшись ладонью лба, – я этого не забуду и отдам долг, Драгоценнейшая.

Из горла вырывался тихий рык.

– Откуда вы знаете, кто я, и кто вы такой?

Мужчина выпрямился, чуть качнувшись вперед, хищно дернулись крылья носа, словно вынюхивая что-то, неведомое ей.

– Совсем молоденькая… – выдохнул удивленно, – но откуда? Ведь давно не рождались… Неужели сумасшедший Кин нашел выход?

В руке помимо воли вспыхнула призрачная от-ха – оружие, напомнившее ей косу из прошлого мира. Этот мужчина был опасен – об этом кричали все чувства, все ощущения. Он был очень похож на гравюру айтири – но для дитя Жизни в его ауре было слишком много Тьмы и Смерти. Казалось, он пропитан ими насквозь.

– Боишься меня? – казалось, тот читает её мысли. Усмехнулся почти ласково, убирая с лица темные пряди, – не бойся. Я никогда не причиню вред Детям.

– Детям?

– Её Детям. Нашим Детям. Отец должен заботиться о своих Детях, – и этот ненормальный широко улыбнулся, показывая ряд острых – и совсем не светлых зубов, – ты уберегла меня от очередной смерти, девочка, и я тебя не оставлю. Тем более нам, так или иначе, придется отсюда выбираться, ведь те, кто охотиться за тобой, и те, кто оставил меня здесь, могут прийти и проверить.

От-ха дрогнула в руке, но Йаррэ слишком хорошо помнила предупреждения Мастера.

– Поклянитесь своей бессмертной душой, что не причините мне вреда ни делом, ни словом, ни действием, ни бездействием и выведите в безопасное место!

Этот невозможный нелюдь… расхохотался. Надрывно, словно хотел вместо этого заплакать, но – заливисто.

– Клянусь своей сущностью бессмертной и душой, отданной моей Атали!

Вокруг него полыхнула ослепительная Тьма, принося знакомый мертвенный запах асфодели. Да что здесь творится?! Кто он и откуда здесь сила Смерти? Но… сейчас нет времени расспрашивать. Остается только в который раз понадеяться на чужую благодарность и честность.

Атали? Пара, – услужливо подсказала память. А мужчина уже соединял их ладони. Миг – и серп света пробил их насквозь, выбивая лишь изумленный вскрик. Он привел в свидетели и свою кровь. Безумный маг! Вот так скрепить их древними узами! Липкий осадок страха и собственной беспомощности не желал проходить.

Бледные бескровные губы шевельнулись – и коснулись их ладоней. Он слизнул кровь, не вынимая из ладоней оружия, и кивком приказал ей сделать то же самое. Во что она снова влезла? Зачем решилась на такое? Смогла бы уйти отсюда сама! Но – что-то подсказывало – возможно, жадный блеск тьмы в чужих глазах, извивающиеся живые узоры чужого проклятья, или… недалеко она бы ушла отсюда.

– Я никогда не обижу свое дитя, свою кровь! Митали… – малышка?

Чужая кровь оказалась на вкус слаще иного вина – и это напугало ещё сильнее. Припав к ней – она ощутила в этот миг себя воистину всемогущей. Словно парила над землей, слышала биение чужих сердец и шепот душ, шелест трав, попискивание мыши и ворчание хищника в засаде. А ещё она ощутила совсем рядом магию настолько отвратительную и противоестественную, что её буквально затошнило от ощущения опасности. Он был… прав…

– Нам не дадут уйти.

Клинок, пронзивший ладони, исчез, а раны заросли. Сложно привыкнуть.

– Нас теперь двое. Плох тот отец, который оставляет в беде свое Дитя, – последнее слово он произносил раз за разом на диалекте альконов. Ilte. Дитя. Не просто обращение, нет. Мой ребенок. Моё дитя. Кровный родич. Но разве есть время разбираться с чужим сумасшествием? – Мы победим, – мужчина легко перехватывает свои длинные волосы какой-то тряпкой и беспечно подмигивает.

Миг – и в его правой руке материализуется налитая силой Смерти призрачная от-ха, куда больше и сильнее её собственной. Второй удар сердца. Она думала, что больше удивиться невозможно – но в его левой руке появляется длинная темно-зелёная лоза, шевелящая ядовитыми лепестками. Боевое оружие айтири. Лоза Жизни. Да кто он такой?!

– Не время задавать вопросы.

– Мы выживем, – шепчут её губы в ответ.

Его пальцы касаются на миг её.

– Вызывай свое оружие, применяй свой дар. Все, что можешь. Забудь о щепетильности, забудь о жалости, если хочешь ещё увидеть свой Клинок, Гардэ.

Он и это знает…

Собственные шаги казались неправдоподобно громкими, гулкими. Ладонь казалась холодной и липкой от страха. Впрочем, она уже давно научилась переплавлять его в ненависть. Она научилась сражаться с самым сильным противником – самой собой. Все остальное, по сравнению с этим, было мелочью.

Несколько быстрых шагов, чтобы пересечь пустое пространство соседнего помещения. Сорванная с петель массивная дверь. Значит, это была не рукотворная пещера… А снаружи… выжженная земля. Так, что на ней только пепел, от которого слезятся глаза. Серое пасмурное небо, тучи, что готовы вот-вот разразиться огнем, а не дождем. Словно другой мир.

– Вот что бывает, когда Жизнь и Смерть сталкиваются в безумной схватке…

Белое лицо без кровинки. Тень от себя самого. В этот момент её спутник казался посланцем Бездны – так яростно, непримиримо и жестоко сияли чужие глаза. Перед ними – пустая равнина, а единственное здание окружено плотным строем незнакомцев в светлых глухих плащах с одним единственным символом – зеленой ветвью.

– Ты умрешь, отступник. И маленькая тварь Смерти тоже.

Казалось, голос шел отовсюду, но, вопреки всему, страшно больше не было.

«Когда-нибудь ты перейдешь определенную границу, – говорил, усмехаясь, Кинъярэ, сияя синими злыми глазами, – и за ней откроется вся бесконечность миров. За ней уже не будет Смерти, а, значит, не будет и страха. И тогда ты познаешь настоящее мужество».

Кажется, свою Границу она уже нашла.

Они переглянулись, принимая происходящее как-то разом, без слов. Словно они были знакомы уже миллион лет. Словно они оба без слов знали, что и как сделать.

Миг – и откуда-то дует сильный ветер, взметая пепел и опрокидывая серую волну на их врагов. На душе становится разом светло и спокойно. Это светлое безумие, чистейшая ярость хорошо ей знакомо. Все внутри кричит – это враги. Злейшие враги, те, которых не прощают никогда. Те, которых убивают любой ценой, уничтожают без капли жалости. Они подняли руку на её народ – и они должны умереть.

От-ха сияет ослепительно-синим, разрезая со свистом воздух. Она чувствует дыхание Смерти за плечом. Она ощущает шелест его крыл – Карающего и злого. Второй лик Смерти, брат и сестра, начало и конец, Милосердие и Приговор.

В воздух взметается плащ. Хлещет по ногам хвост и лезут когти. Дракон тоже хочет взглянуть на этот несовершенный мир. Со своей высоты. Но этого сейчас позволить нельзя… За спиной спутника – тоже отблеск тени. Печальной и смертоносной. И нежной – до яда на губах. В его глазах – отблеск заката и тьма беспросветная. Он смеется – коротко, отрывисто, и она смеется в ответ, оборачиваясь на встречу. Наконец, битва. Наконец, она может выплеснуть свой яд и свою ненависть на врагов. Наконец она может на миг забыть побелевшие губы Мастера и потухшие глаза Тайлы.

Слова рождаются сами – как и музыка, под которую они танцуют. Да-да! Это разве бой? Это танец. Искусство Смерти, возведенное в культ, искусство сделать каждое свое движение, каждое слово – драгоценным. Грохочут неслышные другим литавры, поют трубы, взвивается мелодия скрипки.

 
Клинок сорвётся в пляс всего лишь раз
Последний, может, что грозит позором,
Но смерти нет для нас здесь и сейчас,
Но Брат и Сестры не отводят взоры!
 

Напарник отвечает ей – прямо, без колебаний. На его лице застыла та же безумная улыбка, в его глазах – отблески пожаров, чужие крики и кровь врагов. Она нападают с двух сторон, в полной тишине, пока противники пытаются прийти в себя после волны пепла. Благородство? Не для них и не теперь.

 
Горит одна звезда, одна лишь цель,
Как память об отчаянном сраженье!
Ветра звенят, поют нам колыбель,
Как усмирить им тьмы ожесточенье?
 

Мелодия взвивается вверх, не обрываясь, от-ха опускается бледным росчерком, разрывая, как бумагу, чужие доспехи. Что ей плоть, если она призвана забирать души? Нет, альконов боялись не зря… Особенно – тех, кто прошел пусть даже первую инициацию и получил благословение Создательницы. Она не видит их лиц – предпочитает не замечать. Они все едины. Маски. Бездушные и холодные орудия чужой воли…

Она оборачивается на спутника, который небрежным движением стряхивает с Лозы кровь и играючи атакует своей от-ха. До такого бесценного мастерства ей далеко. И все же… как удивительно они чувствуют друг друга! Взмах, поклон, поворот. Он издевательски кланяется противнику, расплескивая чужие заклятья о щит, и идя вперед, как таран.

Это кажется игрой, если бы не алая кровь на сером мареве пепла. Если бы не хрипы и стоны умирающих, которых безжалостно добивает союзник. Если бы не обожженная болью от чужой атаки рука и тяжесть, все сильнее придавливающая к земле. Но она все равно улыбается. И кажется, что этой улыбки противники пугаются гораздо сильнее, чем потускневшего оружия.

 
Чужой клинок рассек жизнь пополам,
Нам месть оставив смыслом мироздания
И трон расколот, он падёт к ногам,
Меняя судеб мира очертанья…
 
 
Крыла взовьются ввысь, как в первый раз.
И нет пощады – ведь таков приказ…
 

Мелодия наливается силой, гремит последними аккордами, заставляя хрипло шептать вдруг ставшими знакомыми слова. Белый лотос – второй цветок Смерти после асфодели. Вернее, Асфодель – символ брата, лотос – цветок сестры.

Последняя струна звенит, туго натянувшись. Рука уже не поднимается – её сводит от напряжения, но напарник рядом – и Лоза, хищно шевельнув стальными лепестками, разрывает горло противнику.

Тишина. Тяжелая, мертвая, в которой слышно только их прерывистое дыхание. Как бы то ни было – спутник тоже устал. Бледные пальцы, измазанные в чужой крови, чуть шевельнулись – и его оружие пропало. Йаррэ, облизнув губы, молча привалилась к подставленному плечу, чувствуя, как пропадает тот стержень, что заставлял её двигаться все это время.

 
По пути к закату нам уж нет возврата
И не вспомнить, право, через что прошли…
По пути к закату ничего не надо
Этот танец стали в крови и пыли…
 

Йаррэ чувствовала, как хрипит голос, но все-таки упорно продолжила, словно стремясь поделиться с этим пока ещё незнакомым существом самым сокровенным. Почему вдруг стало легче выражать свои мысли в стихах? Словно какая-то вуаль, завеса-прикрытие от прочих. А он поймет.

– Ничего, mytaly, мы все же дожили до рассвета.

И вдруг чужие руки обняли, притягивая ближе – крепко-крепко. И ей было плевать, что пальцы, которые гладили её по голове, были все ещё в крови. Она не плакала, нет – давно уж разучилась. Только судорожно втягивала воздух, ища защиту в крепости этих рук.

– Совсем детеныш… – тихий, почти ласковый шепот. Словно не было только что запредельно-жестокой бойни, – надо сжечь их тела.

– Боюсь я…

– Я сам.

Она отошла в сторону, и так и стояла, смотря, как занимается в этих краях серовато-багровый рассвет. На лице танцевали отблески магически пламени, которое за долю такта пожрало тела врагов, не пощадив ни доспехи, ни оружие, ни артефакты.

– А теперь идем. Нам нужно уходить как можно быстрее. Пока не дойдем до края Пепельной Пустоши, переместиться не сможем. Понимаю, что сил осталось мало, но…

– Я смогу, – оборвала, встряхиваясь, – я уже давно не нежный «цветочек»…

– Ye? Irises kardo te mie, – упрямо блеснули серебристой дымкой чужие глаза.

– As irises nor, to irisse tie vlado.

– Ты неплохо говоришь на древнем языке, рожденная в ином мире.

– А вы делаете странные замечания для того, кого я вижу впервые…

Глаза цвета пепла посмотрели устало.

– Мы ещё поговорим об этом, а теперь – идем, – приказал повелительно.

Ноги ныли, ступая по бездорожью, под каблуками хрустели маленькие камешки, пепел заставлял слезиться глаза, солнце жарило сверху. Путь обещал быть тяжелым и не близким.

* * *

Как они шли, сколько дней и ночей провели в этом блеклом мареве – Йаррэ не запомнила – время пронеслось стрелой, слившись в одну бесконечную линию. Только ночами она могла немного выдохнуть, купаясь в обнимающей её ласковой силе смерти. Сильные тонкие пальцы перебирали волосы, негромкий низкий голос мурлыкал колыбельные, а чужой хвост обвивал за талию, держа крепче любых уз. У пусть у нее не было сил сказать ни слова, не было возможности благодарить – она знала, Он и так видит её признательность. Он чувствует, что она жива. Сердит, но спокоен.

А дорога длилась и длилась, даже когда закончилась иссушающая пустошь. И лишь когда в лицо пахнул пряный прохладный ветер, а плечи укутал веер золотисто-розовых лепестков с вечно-цветущих деревьев кИно – только тогда она словно вынырнула из глубины, очнувшись.

Они стояли у входа в долину. Там, внизу, цвели редкие, невиданные больше нигде деревья, падали с высоты виднеющихся вдалеке гор водопады, вилась серебряной лентой река, щебетали птицы. Из-за деревьев мелькнула острая мордочка непуганой лисицы. Яра выдохнула, разжимая судорожно сжатые пальцы. Вытерла совершенно сухие глаза. И замерла, смотря на приближающихся хозяев этой долины. Сердце бешено застучало, разгоняя кровь. Они напоминали ослептилеьно красивых и таких же опасных диковинных птиц.

В волосах их таилась ядовито-изумрудная зелень, глаза сияли призрачно-мшистым отблеском, сухопарые тонкие фигуры поражали своей хищной грацией. Но главное – не это. Их тела оплетали живые лианы. Их поступь была легка и неслышна. Их острые тонкие когти и острые зубы былине менее опасны, чем у альконов.

– Айтири…

На ладони уже плясало боевое заклинание, сочась мертвенной дымкой, когда её спутник загородил её собой, легонько дунув на её ладонь и разом заглушив магию. Предатель? Он сам вел её в ловушку, а она расслабилась и забылась, дура?!

Ноги задрожали. Из горла врывался хриплый рык, когда из-за спин айтири вдруг промелькнул темный гибкий силуэт на четырех лапах. Распахнулась кошмарно-родная пасть, облизывая её гибким раздвоенным языком и вызывая тихий всхлип.

– Ттмара… – безотчетный вскрик.

А пальцы уже зарываются между приоткрывшимися пластинами, лаская темную шерсть. Никогда в жизни она ещё не была так счастлива видеть своенравную гончую.

Её спутник, похоже, был удивлен не меньше, тут же защебетав певуче со встречающими и получая свою порцию дружеских объятий. Она не вслушивалась – все равно пока понимала с пятого на десятое слово.

«Глупый детеныш! Я уже с лап сбилась!» – сердитое поскуливание.

– Ну прости, Мара, Марочка, я же не специально. Жить очень хотелось, как это ни странно. Куда интереснее, как ты здесь оказалась… – проворчала тихо и облегченно в ответ.

Впрочем, особо разговориться им не позволили.

Вскинулся, что-то пропев, старший из встречающих, чей лоб венчала ярко-алая лиана.

– Пойдемте, – обернулся так и оставшийся безымянным спутник, – клянусь своей душой, мы не причиним вам вреда, создания Смерти! Обещаю за себя и своих друзей.

Четверо айтири кивнули, коротко поклонившись, и даже не думая спорить.

Дождавшись её усталого кивка, мужчина резко шагнул вперед – и подхватил вдруг её на руки, бережно и осторожно прижимая к себе. Он легко пошел вперед, а вокруг мелькали, растворяясь, пейзажи долины, словно они мчались на огромной скорости. Рядом трусила, высунув язык, Ттмара.