Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"
Автор книги: Мария Вельская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)
Призрачный меч с отнюдь не призрачным скрежетом вошел в стену – только каменные крошки полетели. Колыхнулись синие одежды Духа. Коснулся лица холодный, обдирающий кожу порыв ветра.
– Не знаю, почему я тебе это говорю, девочка. Ты умеешь слушать, – тихая усмешка. Над самим собой?
– Что же… было дальше?
– Дальше? Я поступил очень милосердно с Анаиррэ. Она умерла до проклятья рабства, что пало на нашу расу, пусть и умирала не самой легкой смертью… Но, по сравнению с тем, что делали захватчики с нашими женщинами…
К горлу подступила дурнота.
– Можете… не продолжать, дайрэ.
– Отчего ж, – в полутьме сокровищницы ясно блеснули тонкие иглы клыков алькона, – ты должна знать, что тебя ждет, если твой покровитель не сможет тебя защитить!
Смешок. Высверк. Бесконечная усталость на душе и затаившийся страх.
– Я и так знаю, – голос дрогнул, срываясь.
Есть такие раны на душе, что никогда не перестанут гноиться, не затянутся. Лицо призрака было совсем близко – хищное, жестокое и полное неизбывной печали и отчаянья. Прохладные пальцы на миг словно обрели твердость, касаясь подбородка. Губы дрогнули в очередной неловкой попытке улыбнуться – и скривились. А она утонула в искристо-синих глазах, чувствуя, как эту боль и печаль из неё словно высасывают.
– Вкус-ссная… – длинные прозрачные когти с сожалением коснулись щеки – и Йаррэ словно очнулась, мигом. Тело тряхнуло от запоздалого страха, и она почти полностью облокотилась о гробницу, чтобы не упасть.
– Так вот, как вы питаетесь?
– Именно так, ирисс-сээ. Как бы я иначе столько протянул? В тебе много эмоций, мне хватило лишь сделать глоток, чтобы утолить жажду. Сколько ненависти в тебе, сколько горечи и яда… но пить тебя – словно пригубить из черных вод матушкиного Озера.
Она не поняла, о чем дайрэ Гирьен говорит, а он не стал пояснять.
– Мне нравится развлекаться с бродягами и мародерами, которые на что-то надеются, врываясь в мой дом.
– Ни один не выбрался?
– Отчего же, иначе других не будет, – равнодушное. – Я с ними… играю… и некоторых отпускаю. Чтобы они после привели с собой других, надеясь на удачу.
Жестокий расчетливый ублюдок. Взгляд упал на распростертое на ковре из роз тело. Тонкие, почти мальчишеские черты – призрак выглядел ощутимо старше. Сжатые в отчаянье кулаки. Острые ушки. И сама не поняла, как потянулась к телу спящего – да, она решила думать о Духе именно так. Коснулась чуть вздернутого носа, обвела пальцем контуры губ, погладила заострившиеся скулы. Не удержалась – коснулась уха.
Рядом раздалось угрожающее шипение, которое вдруг, внезапно, стихло, когда Йаррэ накрыла своей рукой руку спящего вечным сном, осторожно разгибая пальцы и стирая запекшуюся кровь с ранок. Она не сразу поняла, что произошло дальше.
Вот она касается второй, стараясь разогнуть и её – пальцы расслабляются легко – и по ковру из роз катится темно-сиреневая сфера, тут же касаясь её руки. По ушам ударяет отчаянный крик:
– Нет, не смей, не трогай!
Но уже поздно. Её пальцы, будто сами собой, смыкаются на прозрачной сфере, в которой, как на ладони, виден город. И на неё обрушивается боль. Инициация силы? Издевательства охраны? Допросы? Ярость алькона Амондо? Это все – ничто, по сравнению с тем, что происходило сейчас. Кажется, она упала прямо на тело Гирьена. Прохладная чужая кожа на миг охладила съедающий изнутри жар – а потом он вспыхнул с новой силой, заставляя кричать, срывая голос.
Кажется, она пыталась расцарапать себе грудь, чтобы вырвать то, что так отчаянно жглось изнутри. Кажется, её кто-то остановил, наваливаясь сверху и не давая шевелиться. Периоды забытья сменялись короткими проблесками ясного сознания, но шевельнуться не было сил. Она только чувствовала, как тело ласково укрывает холод, как кто-то тихо шепчет над ухом, что все будет хорошо, просто чудесно, особенно, когда он все-таки выпорет одну малолетнюю дурочку…
А потом осознание происходящего исчезло полностью, оставив лишь поглощенное тьмой тело в полуобъятиях другого.
* * *
Гирьенрэ Наират Амондо зло ударил когтями по стене, заставив древний склеп вздрогнуть. Проклятье, куда это мелкое шебутное дитя залезло! По-другому воспринимать добычу братца не получалось, хотя тот, кажется, видел в девчонке совсем не ребенка… Иначе, зачем послал именно сюда, желая, чтобы Гирьен на неё взглянул? Призрачные пальцы налились силой, осторожно укладывая безвольное тело поудобнее. Он много чего мог, но далеко не всем об этом следовало знать.
Глупое дитя! Шанса выжить у неё почти не было. Гирьен с сожалением посмотрел на засохшие губы, тонкие, как у птицы, руки-лапки, бледную кожу. И чуть склонил голову, внимательно вглядываясь в ползущую по бледно-серой коже тонкую веточку татуировки. Неужели?
Пальцы с силой сжали ткань, разрывая одежду на груди – не до сомнительных девичьих прелестей нынче. Прямо у сердца отпечаталась темно-фиолетовая многолучевая звезда, а вот шара, который её коснулся… его больше не было.
– Что б меня гончие при жизни драли!
Сердце его города, сила тьмы, копящаяся столетиями, теперь растворилась в теле совсем юной, ещё даже не вошедшей в силу Драгоценной.
– Помоги ей… Отец, такие дела в твоих руках, Справедливый и Карающий, – разнесся в мертвых стенах тихий шепот.
Привычные, затверженные с детства слова. Он не поможет, не придет. Быть может, его уже просто нет? Или это заклятья не дают древнему вырваться, прийти на помощь своим детям? Меньше всего на свете он ожидал, что отчаянный вопль о помощи услышат, хоть и не так, как он надеялся. Рваный белый круг портала возник прямо посреди комнаты. Задрожали, разрываясь, края – и из него буквально выпал… брат. Ругающийся такими словами, каковые от всегда выдержанного Первого алькона Гир и не думал больше никогда услышать.
– Иррэ-наррэ! Ashhh! Siare danarde! Kerte-ro!
– Я тоже рад тебя видеть, Кин…
На миг его тело снова налилось силой, обрело плотность – и призрак крепко-крепко обнял ошарашенного брата.
– Гир? Гирьен?..
Мужчина чуть склонил голову, жадно впиваясь взглядом во вновь ставшее призрачным тело.
– Неплохо выглядишь… в целом…
Они не виделись с тех самых пор, как на руке старшего алькона защелкнулся рабский браслет. Кто же отпустит одну из древнейших тварей в место её силы? Гирьен узнавал о происходящем за стенами по обрывкам, слухам, чужим обмолвкам. Но этого было чудовищно мало. Как и времени на выяснение происходящего сейчас.
Он лишь успел в нескольких словах обрисовать брату произошедшее, замечая тень беспокойства или даже чего-то, похожего на панику, на бледно-сером лице.
– Она ещё жива? – спросил отрывисто.
– Да, как видишь, – Гир кивнул на собственную усыпальницу, где, почти в объятьях его тела, лежала глупая девочка.
– Вижу… – отрешенное.
Но он мог бы поклясться, что внутри совершенной оболочки бурлит ярость. И эта ярость связана не только с возможным крушением его планов. В этот момент лицо девушки исказилось – и она что-то едва слышно зашептала, мечась в полубреду и сжимая крепко кулачки с прорезавшимися когтями.
Кинъярэ возился долго – что-то шептал, творя магию такого уровня, что даже призрака прошибло настолько, что он предпочел удалиться на верхние ярусы дворца. Час, другой, третий… Беспокойство сменилось паникой. Умрет девчонка – погибнет и город, и он сам отправится в небытие, да и окончательная гибель столицы подкосит альконов… Тархен шэсс, да что же он там возится то столько? Он уже хотел было спуститься, когда брат сам поднялся наверх.
Бледный до серебра – как будто всю силу выпили. Длинные блестящие волосы потускнели, в глазах появился голодный блеск, заострилось лицо – всю силу он из себя выплеснул, что ли? Но, спустя секунду, в голову пришло осознание другого.
– Не получилось?
Где-то рядом раздался тоскливый вой гончей – блеснули в полутьме заалевшие глаза.
– Нет. Невозможно насильно вытащить того, кого здесь ничто не держит. Кстати, очень похоже на твою ситуацию, Гир, только немного с другой стороны…
– Значит все… кончено?
– Разве я это сказал, Гир? – улыбка на бледных губах казалась страшным оскалом. – Я не для того столько сил на неё угробил, чтобы она сейчас посмела бежать к Матери в гости. Нет. Раз так, я проведу обряд полного Посвящения.
– Да ты с ума сошел! – Гирьен не сумел сдержать удивления. – Она не выживет! Здоровые-то полукровки не выживали!
– У неё просто не будет шанса умереть, – прозвучало мрачноватое обещание, – я свяжу нас нерушимыми узами. Введу в свою семью.
Миг – и на губах Души Города уже цветет странная, почти лукавая насмешка.
– А не пожалеешь?
– Разве я когда-нибудь делал что-нибудь непродуманное? – приподнялась белесая бровь.
И младший благоразумно промолчал.
На подготовку им понадобился ровно час, тем более, что далеко идти не нужно – малое храмовое святилище испокон веков пряталось в тени дворцов Шэннэ.
Ритуал пробуждения сути любого живого существа прост – и смертельно опасен.
Он посмотрел на посеревшее лицо, прокушенную губу и совершенно седые волосы, одна прядь которых окрасилась в фиолетовый цвет. Легко уложил невесомое тело девушки на алтарь, почти чувствуя, как его жар жжет ладони.
Вспыхнули светильники в виде драконьих голов, прокрался откуда-то леденящий холод, мешающийся с запахом вереска.
– К сути твоей взываю силой своей и сущностью…
Ритуальный кинжал легко рассек ладонь. Первые капли крови упали на алтарь и на пересохшие губы девчонки.
– Пробудись и будь тем, кем тебе начертано от рождения, Риаррэ, дочь Смерти! Род Амондо примет тебя, узы нерушимые свяжут тебя, Мать наша призовет тебя! Ame!
Он подошел ближе, к краю каменной громады, стараясь её не коснуться. Прикрыл глаза, выравнивая дыхание. И со всей силы вогнал кинжал в центр пульсирующего фиолетового узора на женской груди. В самое сердце. И тут же отступил прочь.
– Для Детей Госпожи нет иного пути вернуться на свою тропу, кроме как умереть… Смерть – наша жизнь, наше возрождение, наше начало и конец.
Теперь все зависит только от неё.
Сила взметнулась, выплескиваясь в пространство. Загорелись ярко-синим светом руны алтаря, пряно-острый вереск сменился горьким миндалем, кружа голову. Медленно, словно застывая в каждой минуте, текло время, и Кинъярэ уже успел подумать о том, что вот, проклятье, упустил последний шанс, когда фигурка на алтаре дрогнула, сотрясаясь от кашля. Алькон не двинулся с места, зная, что это ещё далеко не конец, только не сводил взгляда с древнего алтаря. И не пропустил момента, когда веки приподнялись, и на него в упор посмотрели фиалковые глаза с четырьмя зрачками, что слились в миг в одну вертикальную щель.
Работы будет много, молодые альконы вспыльчивы, эмоциональны и нестабильны. Но пока ты жив – исправить и изменить можно все.
Глава 6. Дитя Смерти
Жизнь недалеко ушла от своей сестры Смерть. В конце концов, именно от неё умирают.
Записка в кабинете Первого алькона
Она плыла в прохладном мареве, укутывающем с ног до головы. Хотя… разве сейчас у неё была голова? Вовсе ничего не было, ни раздирающих душу сомнений, ни яда чужой навязанной любви, ни ненависти, ни недоверия. Да и физической боли не было. Тишина, покой и тепло. Всегда бы так. Вечно. Счастье укутало с ног до головы, хотелось смеяться и мчаться сквозь появляющиеся вокруг белые искорки вперед, кружась и ликуя.
Она не помнила в этот момент ни своего имени, ни прошлого, ни… Да ничего. И помнить не хотелось – отчего-то казалось, что не было там, в оставленной жизни, ничего хорошего. Иначе как бы она здесь оказалась? И где это – здесь?
Белые искорки вокруг стали увеличиваться, растекаться в разные стороны потоками – но все они смыкались где-то вдалеке, в одной точке. Она тоже направилась туда, влекомая общим порывом. Оглядываться по сторонам – скучно, да и страшновато как-то – только пугающая темнота и пустота – и едва заметные тени на грани. Сколько прошло времени – искорка не знала – только в какой-то момент оказалась у мерцающих серебристо-серыми узорами высоких врат, у которых стояло двое стражей – высоких белокожих воинов с длинными острыми косами. Или серпами? Она не помнила, откуда всплыло это название – просто приняла, как данность. Уже хотела было прошмыгнуть в ворота вслед за другими искорками, когда её поймали.
Ладонь с заостренными когтями медленно подхватила, поднося прямо к глазам воина.
– Откуда ты здесь, дитя? – спросила среброкосая тварь изумленно, показывая острые клыки.
– Она не понимает. Кажется, память заблокировалась, – озабоченно заметил второй.
– Она совсем маленькая, мне казалось, что в Мире наши дети больше не выживают в рабстве.
– Нет, она не оттуда, – задумчиво отозвался второй, потирая лоб.
– Из другого мира…
– Первый провел ритуал пробуждения, видимо, на свой страх и риск.
– Драгоценнейший всегда отличался изрядной самоуверенностью.
Серая мгла у ворот вдруг рассеялась, выпуская ещё одно лицо – высокую статную женщину с длинными заостренными когтями. Она усмехнулась уголками губ, склоняя голову на бок. В темных провалах глаз мелькнули и пропали темно-синие огни.
– Итиран, Наильран, дайте-ка мне малышку, – приказала, не переставая цепко смотреть.
И, когда стражи с поклоном повиновались, легко подхватила мерцающую душу, покачивая её на ладонях и что-то тихо шепча.
– Ей пора домой, – бледные губы чуть дрогнули в подобие улыбки, – дитя и так задержалась у нас, ей пока рано все это знать и видеть. Наиль, верни её душу назад в тело и пробуди кровь, я даю свое позволение.
– Значит ли это, что скоро мы сможем вернуться в тварный мир? – страж напрягся, чуть затрепетали крылья носа, загорелись глаза, застучал по ноге длинный хвост.
– Думаю, осталось недолго ждать. Кин-нэ умница, он уже почти все подготовил. Осталось немного, и моя сила вновь вернётся в мир, – длинные тонкие пальцы с силой сжали воздух, словно в попытке кого-то задушить. – И больше никто, никогда не посмеет тронуть моих детей, – последние слова буквально прошипел уже мужчина – высокий, темноволосый, но с такими же, как у большинства альконов, ярко-фиолетовыми глазами.
Стражи переглянулись. Если вместо Милосердной Матери явился Карающий Отец, значит, кому-то придется несладко. Но сначала надо было выполнить поручение Госпожи.
– Стой, – властно приказал мужчина. Он уже был совсем рядом, обдавая терпкой горечью миндаля и едва уловимым запахом асфодели. Ладонь великой сущности коснулась маленькой души, ставя ей невидимую метку. – Теперь ей будет легче освоить свою силу, да и кое-каких знаний и умений я подкинул…
Страж склонил голову и исчез, выполняя свою миссию. Возвращая душу в тело, восстанавливая его и пробуждая силу альконов. Память прыткой душе малютке он подтер – ни к чему ей сейчас помнить все, что было. Её ждет новая жизнь. Новое призвание. Новая судьба.
– Лети, Риаррэ. И будет счастлива, дочь нашего народа.
«Буду!» – хотелось ликующе прокричать! Но в этот миг мир снова померк.
* * *
– Давай, приоткрой губы, драгоценная моя. Ну же!
Через секунду чей-то наглый палец уже втиснулся между зубами, заставляя расслабить сведенные челюсти, и разжал рот. Нёбо тут же обожгло – в него полилась горько-соленая жидкость, отдающая странным, металлическим привкусом, но пробуждающая дикую жажду. Такую, что в какой-то момент она сама прикусила поднесенную к губам кожу, жадно втягивая чужую… кровь?!
Йаррэ попыталась сесть – но лишь слабо дернулась. Все тело было налито непривычной тяжестью, ломило, дергало, зудело – и, в то же время, она сама себе напоминала замедленный снаряд – вот-вот взорвется от переполняющей изнутри силы.
Кажется, её состояние поняли, по крайней мере, чужая рука исчезла, зато её подхватили на руки, крепко прижимая к такому приятно-прохладному телу. Она обессиленно положила голову мужчине на плечо, вдыхая показавшийся вновь знакомым легкий неуловимый аромат тлена, смешанного со светлым запахом цветов.
– Дайрэ? – спросила осторожно, боясь поверить своим ощущениям. – Дайрэ Амондо?
– Не называй меня этим человеческим обращением, – прохладно ответили сверху, – Драгоценнейший или… Мастер.
– Откуда вы здесь? И что со мной было? А где дайрэ Гирьен?
Наверное, тяжелый вздох ей просто показался.
– Гирьен занят. Меня призвала сила Матери. А ты чуть не умерла в очередной раз по собственной глупости.
Вот же… ледышка!
На душе было удивительно тепло и уютно. И теперь, и, спустя час, когда уже лежала умытая, накормленная и разморенная в теплой постели в покоях замка, Йаррэ никак не могла понять, что изменилось. Может то, что на душе было слишком… спокойно? Умиротворенно. Так, как не было давно, даже в том, уже давно далеком и забытом мире. А ещё… её не терзала больше противоестественная, навязанная любовь-страсть к проклятой гончей. Ненависть – да, та была, затаилась, скаля клыки, на дне души, предвкушающе потирала невидимые руки. Теперь ей ничто не помешает удовлетворить свое желание, совершить месть. Душа была иной, какой-то обновлённой, более юной, как будто кто-то бесконечно мудрый стряхнул с неё паутину страданий, горькую память прошедших в заключении ночей и следы унижений.
Наверное, она успела задремать и даже увидеть какой-то сон, в который бесцеремонно вторгся прохладный голос.
– Путь за Грань никогда не проходит бесследно, ириссэ.
Несколько последующих дней слились в теплый комок расслабленной сонной неги, сытной еды и урчащей на постели Ттмары. Темная гончая и вовсе вообразила себя заботливой собачьей мамой и иначе, как глупым щенком, Йаррэ не называла. Гончая… теперь это слово приобрело совершенно другой оттенок, и при мысли о расставании с Ттмарой, ставшей за эти несколько дней ей настоящим другом, становилось откровенно не по себе.
А ночами приходила боль. Море боли, когда она горела в огне и замерзала, не в силах шевельнуться, закричать, позвать на помощь. Она думала, что человеческий разум не способен выдержать такого, но, как оказалось, человек сам тварь такая, что ко всему привыкает. Да и… человек ли она сама теперь? Ощущая во рту небольшие клыки, поневоле начнешь терзаться сомнениями. В комнатах её – ни одного зеркала, вообще ни намека на что-то, где можно себя толком рассмотреть. По крайней мере – лучше, чем свое отражение в воде. Поначалу дайрэ Кинъярэ много отсутствовал – что и понятно, судя по всему, алькон активно делал вид, что раздражен такой долгой пропажей той, за которую поручился. Ночами же он сидел с ней. И иногда, когда она выныривала из моря бессвязного бреда, то натыкалась на ясный задумчивый взгляд, который притягивал, будоражил, будил внутри что-то странно щекочущее и робкое.
А потом он клал ледяную ладонь на горячий лоб, и жар в венах утихал, сменяясь ленивой прохладой и легким покалыванием.
Так было и в эту ночь. Последнюю, которую она должна была провести здесь. И пусть состояние все ещё не стабилизировалось (хоть понять бы, что происходит?!), но срок пребывания в городе истекал. Пора было возвращаться назад, в проклятый иррейн, который она ненавидела всей душой, в этот змеиный клубок, пропитанный ядом, полный отравы зависти и злобы. Здесь же даже дышалось легче.
Жар снова, почти привычно прокатился по венам. И так же привычно-упрямо она смолчала, прикусив губу. Не станет звать, им и без неё хлопот хватает, этим странным альконам, которые зачем-то с ней возятся. Разум не желал доверять, а сердце вновь твердило иное.
– Снова не позвала, ириссэ. Упрямая.
«Цветочек». Как же Йаррэ ненавидела, когда он так её называл! Но дайрэ Амондо был непреклонен.
Прохладная ладонь коснулась лба, и вдруг, медленно, осторожно, палец за пальцем скользнула вниз. Пальцы легко огладили скулы, очертили изгиб сведенных бровей, а потом легонько коснулись губ, вызывая странную внутреннюю дрожь. И не двинуться в этом оцепенении, не шелохнуться! А первый алькон словно издевался. Пальцы коснулись подбородка, сползая дальше, на шею. Это прикосновение, будто утверждение его власти, заставило внутренне встряхнуться, недовольно рыча, и задыхаясь от участившегося ритма сердца. Когти погладили шею, чуть царапая, сжали легонько, охлаждая, на грани жесткости и нежности. Вторая рука легла в область груди, вызывая безотчетной желание податься навстречу. В этот момент, как никогда, захотелось вырваться наружу из оков тела, чьей пленницей приходилось становиться каждую ночь.
– Ты чувствуешь меня, – в голосе не было ни удивления, ни злорадства, лишь легкое предвкушение, – это хорошо, Риаррэ, драгоценная моя. Запомни кое-что, – он навис над ней, склоняясь так близко, что она чувствовала прохладное дыхание, ощущала легкий привкус миндаля и терялась в мерцающих, на этот раз отливающих синим глазах. Его зрачки пульсировали, а морозная синь расцвечивала темноту. Даже света не надо…
– Я могу многое тебе дать, девочка. Я УЖЕ многое тебе дал. Жизнь – это очень дорогой подарок, – тварь лениво сощурила глаза, подхватывая прядь её волос. Он вообще любил трогать её волосы – по поводу и без, – но жизнь не имеет смысла, если сидеть, забившись в угол. Скоро многое изменится, мой цветок, и я хочу быть совершенно точно уверенным, что ты на моей стороне. В твоих венах отныне течет моя кровь. Да, – он словно отвечал на немой вопрос, – это от неё тебе так больно. Моя кровь – это чистый яд, даже для таких, как мои сородичи. Ещё никто не выживал.
Так он что же, ставит на ней опыты?!
– У меня не было выбора, Риаррэ. Ты так и не поняла? Ты умирала в тот день, когда сунулась по глупости в сокровищницу повелителей. Вернее, сама сокровищница ничего бы тебе не сделала, но ты коснулась шара, созданного из чистейшей энергии Смерти, шара, с помощью которого Духи контролируют наши города. И ты умерла – потому что человек не способен вынести такого, да и нелюдь не способен. Лишь только милостью нашей Матери ты вернулась назад, а моя кровь заставила твое тело жить. В этот момент ты прошла посвящение Смерти. Первое посвящение, которое наши дети проходят в возрасте лет пятнадцати – раньше нельзя.
«Как же я могла умереть, ведь я дышу, чувствую, я не мертвец!»
– Частично так и есть, – алькон не скрывал, что читает мысли. Можно сказать, что все мы мертвецы. Каждый из Детей Смерти хотя бы раз умирал – и в этот миг в нас попадала частица силы нашей Матери. Но мы живем полноценной жизнью, а повторно отправить нас в Чертоги Госпожи весьма затратное удовольствие, – на тонких губах мелькнула злорадная усмешка. – Так вот, говоря о тебе и твоей силе. Ты одна из нас, Риаррэ. Если не против, я буду звать тебя Яра. Так вот, Яра, – позабыв получить разрешение продолжил он, – я пока не знаю, каким образом ты такая появилась на свет, хотя некоторые подозрения и имеются… Но сейчас дело в другом… Твое тело меняется, стремясь повзрослеть и стать отражением взрослого алькона. Будет меняться и твое восприятие, твой разум… в людях много наносных, ненужных чувств. Разум альконов устроен куда более рационально.
Ладонь мужчины снова легла на грудь. Чуть сдвинулась, легко касаясь ложбинки в солнечном сплетении, погладила по руке, прошлась до талии. Но сейчас в этих движениях не было ни грана похоти – словно он что-то искал. Сильные руки осторожно перевернули на живот, заставляя прогнуться. Надавили на поясницу, осторожно то ли поглаживая, то ли массируя – и снова тело отреагировало проклятыми мурашками. Стало приятно. Тепло. Защищенно. Какой абсурд!
– Кровь от крови, разве можешь ты ненавидеть меня, причинить мне вред? Таила!
Новое слово было незнакомо. Не имя, прозвище? Обращение? Как же многого она о них не знает. Губы у уха снова что-то коварно нашептывали, вызывая острое желание повернуться и отгрызть кое-кому лишние уши.
– Коварная алькона… – усмешка. – Сейчас ты просто уснешь, а проснешься уже бодрая и почти здоровая. Мне не нужна обуза. Завтра тебе пора вернуться в Доар.
Знала бы она тогда, что ожидает впереди, о чем умолчала эта коварная тварь, что недосказала… Кровь альконов просыпается тяжело. Иногда даже отданная в благих целях она может стать чистейшим ядом для принявшего, а может – лекарством от всех болезней, кроме, разве что, дурости.
* * *
На следующий день она действительно проснулась почти здоровой, найдя на столике у постели подробнейшие инструкции, заставившие только устало вздохнуть. Пришлось переодеться в старую запыленную одежду, измазаться в пыли, побродив по дальним коридорам дворца, заросшим грязью, и засунуть в сумку небольшую статуэтку в виде оскалившейся кошки – этот артефакт мог управлять погодой, да и сделан был из редких и драгоценных пород камня и маленьких алмазов. Достойный выкуп за её жизнь, и, в то же время, ничего особенного, кроме его стоимости, в нем не было.
На душе было тревожно, да и тело чувствовало себя все ещё странно. То было легким, как воздушный шар на ветру, то наливалось тяжестью, заставляя присаживаться во время прощальной прогулки в ближайшее кресло в коридорах дворца, а то и на пол. Ничего, так даже больше пыли соберет. Главное, что она все-таки обнаружила зеркало. Высокое, в полный рост, оно было в одной из строго-роскошных спален в этом крыле. Слишком поздно пришла в голову мысль, что неспроста королевский пес не пускал её к отражающим поверхностям. Да она бы и сама себя не узнала.
За эту неделю она похудела ещё сильнее – если это было возможно. Кожа да гремящие кости – красота неописуемая. Даже боязно стало теперь от того, какие странные намеки делала её опасная тварь. Бросается уже и на кости? С чего бы? Видимо, у кого-то разум помутился. На похудевшем лице выделялись только кажущиеся огромными темно-сиреневые глаза, в которых мерцали вертикальные зрачки. Кожа то ли была такая после долгих дней вдали от солнца, то ли на то были другие причины – но теперь она щеголяла чудным серо-серебристым оттенком, да и стала как-то… ощутимо прохладнее. А вены налились пугающей чернотой. Совершенно седые волосы и небольшие клыки во рту вызвали только устало-надрывный всхлип. Нет, это уже не истерика. Поздно истерить. Надо богов благодарить, что вообще жива осталась, вот только…
– Ну полно, что ты ходишь, как в воду опущенная?
Чуть хрипловатый и непривычно звучащий – словно говорящему что-то мешало, – голос резко прервал раздумья. Йаррэ вздрогнула, поднимая голову, и замерла, не отрывая взгляда от бледно-золотистой фигуры в проеме. Казалось, она вся сияла, наполненная солнечными лучами, проникшими в проем. Они плясали на черных кудрях незнакомки, отражались от её темного плаща, искрились в мерцающих алым глазах.
Рука судорожно зашарила в поиске чего-нибудь тяжелого, когда нежданная визитерша вдруг тихо взвизгнула – и кинулась обниматься, немало не смущаясь.
– Я так рада, так рада, Яра, теперь, когда господин признал нашу связь и позволил, я могу всегда сопровождать тебя! И я поеду с тобой, в человеческий город, я смогу тебя защитить!
– Но кто…
Она не успела договорить, натолкнувшись на засиявший алым взгляд и темные чешуйки, прячущиеся под плотными перчатками. Догадка казалась дикой, совершенно сумасшедшей и невероятной, но… разве в этом мире осталось хоть что-то нормальное?
– Т-тмара?
– Я знала! Знала, что ты узнаешь!
– Тмара, оставь хозяйку в покое, – недовольный голос вплывшего в помещение Гирьена резко остудил пыл преобразившейся гончей.
Та словно уменьшилась, отступая на шаг и смущенно шаркая ножкой – только глаза лукаво блестели.
– Как это возможно? – только и смогла выдохнуть Йаррэ.
– На самом деле просто, – усмехнулся, оскаливая клыки, призрак, – что-то не берется из ничего, как ты могла подумать. Создать столь совершенные машины смерти невозможно, не вложив в них идеальный разум. Но мы не боги, ириссэ, хоть и близки к этому. Поэтому…
– Вы ставили опыты над людьми…
– Нет, люди слабы и бесполезны, – глаза алькона зло сверкнули, не давая возражать, – да и насильственные опыты, что ты и подразумеваешь, ничего бы не дали. Здесь нужно полное и добровольное согласие. Мы спасли истребляемую людьми редкую расу кайранов, прирожденных метаморфов. Довольно слабеньких – но зато их сознание было очень пластично и им было интересно попробовать что-то новенькое, да и обрести покровителя и силу было весьма полезно. Как ты видишь, их сознание совершенно расковано, не связанное никакими правилами и традициями. Ттмара добровольно признала тебя своей хозяйкой, так что теперь не отстанет, по сути, они весьма привязчивы, а компании, кроме меня, здесь совершенно нет. В ней больше от зверя, чем от человека…
Йаррэ перевела взгляд на темноволосую бестию, которая с любопытством накручивала на палец собственный локон: туда-сюда. И, неожиданно для себя, светло улыбнулась. Что-то теплое вдруг согрело сердце снова. Она шагнула к призраку, протянула руку, словно касаясь его, и тихо поблагодарила:
– Спасибо, дайрэ, я никогда этого не забуду. Если я могу что-то для вас сделать…
Она бы коснулась его руки, будь он во плоти, а так только низко-низко поклонилась, выражая свое уважение.
– Это была идея Кинъярэ, – чуть помолчав, качнул головой призрак, – но я тоже рад был с тобой познакомиться, девочка. Может, ещё свидимся.
Спустя час она уже шагнула в открывшийся за городом портал, прижимая к себе сумку в которой, на первый взгляд, вовсе не было ничего крамольного. А двойное дно… потайные карманы… ах, пространственные, да ещё и скрытые магией? Нет-нет, она вовсе ни о чем таком не знала. Она ведь ужасно измучилась за эту неделю, исхудала, так, что только глаза и остались. Она ведь ночей не спала в этом страшном, ужасном месте. Еле выжила, сбегая от темных тварей!
Темная тварь, свернувшись маленьким клубочком в том самом потайном кармане (оказывается, и так гончие могли), тихо сопела, нисколько не мешая уносить её прочь. Они обе страстно хотели жить, а не выживать. Слава Смерти, иллюзия, сотворенная на крови Первого алькона, была настолько достоверной, что даже она сама большую часть времени видела себя прежнюю, ничуть не измененную. Значит и недругам ничего не светит… хорошего.
Она не доверяла живым альконам, у Первого свои планы, но Гирьен… за его чувство долга, которое оказалось превыше всего, она не могла его не уважать. Не могла им не восхищаться. Потому что, когда у человека… существа не остается собственного «хочу», когда он готов на все ради своей страны… тогда даже сама Смерть способна отступить. И она верила, хотела верить, что Мать – его Мать, их Мать окажется милосердна к своему сыну. Он этого достоин.
***
Интерлюдия 1. Честь ирра.
Когда у тебя есть только «должен» и «надо» в сердце что-то ломается. Завидуешь тем, кто смог оборвать канат долга…
Из личных дневников наследника Сайнара
Как много стоит корона? На что человек способен ради её удержания? На что вообще способны люди ради того, чтобы красиво и богато жить, наслаждаться богатством и положением? Преклонением?! Ответ так горек и прост. На все. Люди такие твари, что будут рвать зубами горло своему ближнему, лишь бы только дорваться. До трона. До управления страной – а, вернее, казной и ресурсами. О стране способен думать лишь тот, для кого она – его плоть и кровь, а не средство наслаждения, не возможность упиваться самим собой.
