Текст книги "Драгоценность черного дракона (СИ)"

Автор книги: Мария Вельская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 15. Заключённые

Если ты не сожалеешь о том, что было в прошлом – ты по-настоящему свободен.

Надпись в камере древних айтири

Ей снился сон… Яркий, живой, настоящий сон. Сон, который рвал душу. Сон, в котором она была счастлива… и любима.

Огромная светлая зала, расчерченная тенями. Скользят по натертому полу две пары ног. Бережно обнимают сильные мужские руки тонкий стан. В расплавленных белым золотом очах мужчины – любовь. Безграничная, невозможная, неповторимая. В глазах тонкой, но не хрупкой женщины – пожар страсти. Он обнимает её огромными черными крыльями, они танцуют уже не на полу вовсе – они парят в воздухе, изящно выписывая пируэты танца, сложные па.

Белые косы извиваются, словно живые, а эта пара… сияет. В углу залы есть ещё один наблюдатель – мальчик лет десяти. Он смотрит, широко распахнув глаза и улыбаясь. Но в его глазах она снова и снова видит обреченную боль потери, как будто несчастье уже предопределено. Свет кажется теперь не нежным, а тревожным, словно алые сумерки опускаются на землю. Дрожит огонек в огромной люстре на потолке, колышутся занавеси, наливается грозой воздух, но танцующая пара этого не замечает…

Йаррэ мечется во сне, стучит кулачками по невидимому экрану, пытается дозваться, докричаться, предупредить о беде. Она не чувствуется крови на пальцах, не видит, как текут по лицу слезы. Свист. Приглушенный вой. Яркий росчерк мелькнувшего заклятья – или стрелы?

Медленно-медленно оседает женщина в объятьях возлюбленного. Сзади на белоснежном платье расплывается алое пятно.

Она видит перекошенное лицо мужчины, чувствует, как затихает стук чужого сердца, как кричит внизу малыш… но уже никого не может спасти. В этот дом пришла беда. Во все стороны прянула тьма, смешалась тенями, разрослась волной, ища виновных, ринулась наружу, в безуспешной попытке отомстить…

Никогда в жизни она не забудет это лицо, застывшее от ярости и горя. Сухие, пустые, безумные глаза и чуть дрогнувшие, кривящиеся губы.

– Смерть храни…

– Ненавижу, – шепчут губы мужчины.

– Уничтожу, – беззвучно кричит ребенок внизу.

Ребенок, в котором, хоть и с трудом, можно узнать дайрэ Кинъярэ, будущего Первого алькона. Сына бывшего Первого алькона, чей взгляд безумен от боли и гнева. Того, кого она должна найти.

Приходить в себя было нелегко – словно вязкая пелена легла на разум, а сквозь неё доносился чей-то то ли плач, то ли скулеж, то ли отчаянный вой. И вот этот вой – пронзительный, дикий, от которого все тело враз покрылось мурашками – он-то и заставил прийти в себя, скрипя клыками.

Её голова лежала на чьих-то коленях, тонкие пальчики перебирали волосы, а голос выводил тихую, незамысловатую мелодию. Она пела на древнем, истинном языке альконов, который им даровала Смерть, и теперь Йаррэ понимала слова. Понимала – и чувствовала, как тяжесть разговора и сна выходят наружу беззвучными слезами.

 
Засыпай, уж немного осталось нам ждать,
Тени сумерек на берегу…
Засыпай, пусть душа перестанет страдать,
Тихой песней тебе помогу…
 
 
Свет в оконце проник, и, печаль унося,
Он коснулся легонько щеки.
Мы уйдем в этот путь, ничего не прося,
Убегая от смертной тоски…
 

Она плакала, уткнувшись в тонкую ткань юбки Тайлы, а та гладила её по голове, как ребенка. Девушка была на удивление спокойна, но грустна – какой-то нежной, ласковой грустью, от которой щемит сердце.

Дикий вопль снова сотряс стены, заставляя поежиться и попытаться приподняться. Голову прострелило болью.

– Лежи уж, неугомонная, они тебя сильно стукнули, сами испугались, что живую не дотащат, мерзавцы клятые. Sharrtas! – добавила резко.

– Ещё какие, – тихо согласилась, разлепляя глаза и оглядываясь.

Было ли страшно? Она пока не могла разобраться. Все казалось каким-то ужастиком, но словно постановочным, как будто создатель спектакля устал и начал халтурить. Она и там, в ином мире не была любительницей подобного рода кино, а здесь… Было муторно. Мерзко. Очень хотелось лечь, закрыть глаза – и забыть обо всем. Кинъярэ выматывал душу и сердце. Теперь она поняла слова Гирьена – любить действительно больно. Очень. Но любит ли она его? Или ненавидит? Или и то, и другое? Все так отравлено, запутанно, безумно. Он не отпускает – но и не делает шага вперед.

– Камера на нижнем ярусе, здесь сыро, люди или полукровки обычно долго не протягивают, но мы ещё поживем, – продолжала делиться… подруга? Да. Отныне именно так и есть.

– Думаешь, они все-таки знают, кто я? – собственный голос звучал еле-еле.

– Нет, им просто плевать. Живыми нас выпускать не планируют, – поделилась спокойно.

Четыре облезшие каменные стены без окон, вместо двери – частокол прутьев, по которым мелькают искры магии, в углу – маленький деревянный топчан, за тонкой тряпкой, как поведала алькона – отхожее место, несколько крепко вделанных в стену цепей – и все. К счастью, их не приковали. Королевские удобства, что тут скажешь?

На миг накрыло отчаянье. Кинъярэ давно безумен, если думает, что она здесь что-то сможет сделать. Как им выбраться? Да здесь шагу не ступить, все давно выверено и предусмотрено!

– А?

– Не здесь. Вообще-то прослушку толком не установить в таких местах, но мало ли… тут везде уши есть. И за лишнюю порцию еды есть желающие поделиться с охраной всем, включая музыкальность твоего храпа.

– Не храплю! – отозвалась возмущенно и тихо хмыкнула, со стоном разгибаясь. Голова немного кружилась, но, в целом, было достаточно терпимо.

От нового леденящего воя она чуть не упала, вздрагивая и затыкая уши.

– Что это такое? – тихо спросила, стараясь унять истошно колотящееся сердце.

Столкнулась с непривычно холодным, уставшим взглядом.

– Поверь, тебе лучше никогда этого не видеть и не знать.

– Его… пытают?

– Да. Это тюрьма для особых преступников.

– Особых?

– Тем, что среди них нет ни одного настоящего. Рабы. Пленники. Неугодные.

– Вечная ссылка, – отозвалась эхом, зажимая уши.

– Да. Вечная мука, когда мечтаешь о смерти. Здесь служат только самые отъявленные мерзавцы без души. Эта защита – она кивнула набегающие по решетке огоньки – в том числе и от них. Песик был так любезен, что решил оставить тебя для себя. Он уже немного помешан на тебе, знаешь, Яра? – в сереющих грозовых глазах Тайлы мелькала грустная ирония.

– Чтоб ему этого Илинара любить до смерти.

– Чудное пожелание…

Они помолчали, стараясь отрешиться от диких криков, вскоре сменившихся скулежом.

– Местечко тоже чудесное. Почти свежий воздух. Отдельная комната с видом на коридор. Музыкальное сопровождение. И… – Йаррэ задумалась, затем едко добавив, – к слову, а кормить нас будут?

– Будут. – Тайла встала, чуть качнувшись и оперлась о стену. – Вечером каждому положено по кружке водички не первой свежести и паре кусков хлеба.

– Да, меню неслыханной щедрости…

Только смеяться и остается, когда хочется кричать от ужаса.

Она стиснула тонкое покрывало, съеживаясь на топчане. Из горла рвался рык. Отчаянная, безумная потребность схватить от-ха – и уничтожить всех, кто творил такое с живыми мыслящими существами. А потом – отпустить души тех, кто больше не мог длить эту муку. Во рту стало горько. Ладонь Тайлы легла на плечо, и та молча прижалась рядом, глядя сухими блестящими глазами.

– Ты правда была убийцей? – это она спрашивала уже жестами.

Вот в этот момент Йаррэ была истово благодарна и Мастеру, и Йеру, и все прочим нечаянным учителям, не жалевшим и гонявшим по, казалось, самым бессмысленным предметам и днем и даже ночью.

– Шэннэ рассказал? – быстрое мелькание пальцев в ответ. – Да.

– Тяжело это? – уже вслух. – Зачем ты на это решилась?

– Судьба у меня такая. Молодая была, глупая. Думала – отличусь, буду не такой, как все.

– Отличилась?

Задумчивый взгляд – тяжелый, давящий, словно режущий.

– О да. Больше, чем мне бы того хотелось.

– И как тебе Сай? Он ведь понимает уже, что вы связаны, что ты ему нужна. Он пытается за тобой ухаживать…

– Не для меня такой, как он… Я… грязная. Испачкалась так, что…

Так и захотелось отвесить затрещину.

– Никто здесь чистеньким не остался. И поверь, он, если надо, будет лгать, прогибаться, встанет на колени – чтобы потом, когда придет в час, вгрызться врагу в горло. Мы не из тех, кто прощает обиды и забывает их. Ты ему нужна, так не отказывайся от него.

– Я ведь то же самое могу сказать и тебе, – тонкие пальцы сжимают запястье. – Ты думаешь – он тебя предал? Бросил здесь, чтобы выполняла его волю и выкручивалась?

Так примерно она и думала. Не о предательстве, но…

– Это не так. Я все расскажу тебе, – снова жест, – во сне…

После сумбурного сна легче не стало – разве что развеялось немного марево, кружащее голову. Все-таки регенерация альконов – не чета человеческой. Здесь холодно, холодно так, что застывает душа. И дело не в низкой температуре – нет. Эти стены пропитаны ядом чужих страданий слишком сильно. Здесь нельзя остаться в здравом рассудке, а безумие – как благословение.

Прозрачные крылья робко сжимаются за спиной – дракону здесь тоже не нравится. Слишком много насильственной, неправильной смерти. Слишком. И пусть какая-то часть её осознает, что решение Кинъярэ было наиболее верным, но это не мешает чувствовать бешенство от произошедшего. Он подставил её, как ни думай, как ни предполагай. Поставил в жестокие рамки, отправил туда, где, несмотря на все его слова, никак не может гарантировать безопасность.

Долг или странное чувство привязанности? Что сильнее?

Йаррэ посмотрела на прикорнувшую в уголке Тайлу.

«Это – наш путь. Наше служение. Кем мы станем, если отвернемся от него и предадим? Такие пути не бывают легкими, но верные пути всегда даются не малой кровью. Можно ли отказаться от себя и предпочесть более слабых духом?»

Для неё нет больше страха. Только долг и приказ. Только то, что нужно выполнить любой ценой. Но сможет ли так жить она сама? Яра не знала. Страх будил гнев, а гнев – плохой помощник в любых решениях. Что же ей делать?

Несколько дней прошли в глухом нервном ожидании. От воды несло тухлятиной, хлеб едва ли можно было разгрызть, а холод стен и крики пленников не прибавляли хорошего настроения. Она не представляла, как отсюда выбраться и, тем более, как попытаться исследовать тюрьму хотя бы относительно безопасно для себя, когда события покатили валом.

Распахнулась, лязгнув, решетка. В проеме показалась холеная физиономия с ярко-синими глазами, такая же серо-голубая кожа отсвечивала белыми прожилками вен. Ирраи. Те ещё ублюдки, наемники, лишенные чувств. С ними нельзя договориться, смутить, обмануть, надавить на жалость.

– На выход, девки. Сегодня у вас прогулочка, – сверкнули в нехорошей улыбке желтоватые клыки.

Она сама вытянула из камеры ослабевшую Тайлу, понимала – иначе сопроводят уже пинком.

Длинные серые переходы с почти одинаковыми клетушками. Бьет в ноздри запах крови и грязи, застарелого пота. Просто отключить все чувства. Просто идти вперед. Ты можешь, Яра. Ты должна. У тебя просто нет другого выхода.

Огромное пустое помещение находилось на несколько ярусов выше их камер – и в нем было два огромных окна, открывающих вид на высокие неприступные вершины горных пиков и снежные шапки на их склонах. Здесь было уже множество людей и нелюдей – тощих, едва держащихся на ногах, закованных в кандалы или просто связанных веревками. Кого здесь только не было… И все вели себя тихо, слишком тихо. Никаких разговоров, даже попыток. Даже шелеста шагов почти не слышно, не говоря уже о звяканье цепей.

Они замерли – напуганные, вымотанные происходящим, сжались у стены. Спустя какое-то время тюремщики привели, видимо, последнюю партию заключенных и высокий рыжебородый человек, одетый в плотный темный мундир с магической защитой легко вскочил на небольшую платформу у стены. Усиленный магией голос разнесся по всему помещению:

– Ну что, тварюшки? У вас есть ровно два часа беспредела. Не портите нам статистику, надеюсь, что трупы будут!

Тюремщики исчезли во всполохе магии, а они, ошеломленные, замерли в пустоте и тишине, тут же взорвавшейся криками. Куда подевались только бледные тени? Лица-лица-лица – озлобленные, искаженные в ярости и гневе, обезображенные похотью. Яра и спустя годы не хотела вспоминать тот день и то, что там творилось. Женщин в тюрьмах, как ни крути, куда меньше мужчин, да и погибают они быстрее… земля закружилась, сошла с орбиты, вызывая приступ тошноты и ненависти.

Жалкие смертные… Прогрессирующая мания величия?

Смерть – она была даже здесь, совсем рядом, её энергия была разлита в воздухе с первых минут. Боль, кровь, насилие. Они словно сорвались с цепей. Озверевшие от жажды чужой плоти и агонии.

Вот чья-то рука рванулась, вытаскивая отчаянно брыкающуюся Тайлу.

– Новенькие! – зычный крик.

Ледяной холод в сердце и понимание – лучше уйти, чем позволить себя тронуть. Она сможет, она знает как. Удар. Клок чужих волос, обломанные когти, хрип – кто-то попался под иглу в хвосте. Она отдавала этому сопротивлению всю себя.

– Прими меня Laete Jalgyn, Дева под черным Покровом, прими мою жертву, благослови меня на танец, – шепчут белеющие губы ритуальную фразу.

– Что ты там балакаешь, мелочь? – потные руки и удушливая волна ненависти, белыми лучами расходящаяся от тела.

Треск платья. Крик Тайлы, которой не видно из-под клубка человеческих тел. Рык, вырвавшийся из груди.

– Она призывает на последний Танец Деву в Шелках Ночи, – негромкий голос разнесся эхом – упал тяжелым покрывалом, заставляя другие звуки исчезнуть.

Она не почувствовала, не осознала, что происходит, продолжая глухо рычать, когда её подхватили другие руки. Встряхнули, крепко прижимая к прохладному телу. В нос ударила не тюремная вонь – знакомый аромат благовоний и асфодели, подернутый тленом.

– Девка-то? Да брешешь, Коса!

– Желаете проверить? – и было в этих тихих, но угрожающих интонациях что-то до боли знакомое.

– Не советую – раздался рядом второй голос – и раздраженное ворчание в ответ. – И вторую девушку верните, где взяли. Они наши и с нами останутся, Рыжий.

Кто-то смачно сплюнул, изощренно выругавшись. Не хотелось открывать глаза. Хотелось вырваться – и растерзать их. Всех и каждого, кто поднял руку, опустившись.

– Тише, девочка. И как только тебя сюда занесло… Дыши глубже. Не вздумай применять здесь магию – будет гораздо хуже. Успокойся, ну же! Дыши!

Она широко распахнула сухие глаза – слез просто не было. И замерла, стиснув зубы. Похоже, друга Первого алькона можно больше не искать. На неё смотрел высокий бледный мужчина, от которого, кажется, и остались только кожа, кости да шрамы. Множество шрамов – от уродливых рубцов, старых, затертых, до свежих алеющих полос. Обвисший хвост, перевязанные грязной тряпкой пальцы, запавшие блестящие глаза – и огромная сила воли в чужом взгляде. Так не смотрят те, кого сломили.

– Дайрэ… Кейнарэ?

Белая бровь чуть дернулась. Мужчина озадаченно замер на миг, качнув головой, а потом, перехватив её поудобнее, сделал шаг назад, прочь уходя от бурлящей толпы, из которой снова слышались крики и визг.

За ним шел ещё один. Увидев золотой ежик обкорнанных волос и кисточки ушей она сначала не поверила, протерев глаза. Спутником алькона был его злейших враг – алайтри, сын Жизни. Такой же измученный, изгвазданный и еле держащийся на ногах – но не сдающийся. Он крепко держал Тайлу.

– Всех не спасешь и не заставишь сохранять человеческий облик. Невозможно стать для всех хорошим, – криво усмехнулся в ответ на взгляд мужчина.

– Что же вы тут забыли, птички, и как попались?

Тайла молчала, лишь судорожно сглатывая воздух и сжимая пальцы, кажется только теперь понимая, что её ждало в полной мере. Сама Яра чувствовала все, как сквозь пленку, не в силах поверить полностью в происходящее.

Удар, всхлип и визг там, в центре зала, будто подстегнул всех.

Они стояли в дальнем углу, скрытые от чужих взглядом огромной колонной. Чужие пальцы сдавили плечи, понуждая повернуть голову.

– Я услышу ответ? – шелестящий голос ввинтился в мозг, заставляя вздрогнуть

Её держат бережно, но так же верно она осознает, что эти объятия могут в один миг обернуться удавкой.

– А нас не услышат?

Быстрый обмен взглядами – до такого уровня доверия хоть с кем-то ей ещё расти и расти. А эти двое – словно одна душа в двух телах. Один понимает другого даже не с полуслова, не с полувзгляда – в один миг. Словно и думают они одинаково.

– Нет, – отвечает айтири, чуть дергая короткую прядку, – они имеют мало представления о наших возможностях.

– Но этого хватает, чтобы вас здесь удержать, – дерзкие слова сорвались прежде, чем она осознала, что и кому говорит.

– Хватает, – совершенно спокойно подтвердил алькон, разглядывая её холодными змеиными глазами, – потому что, несмотря на всю отвратительную низость подобного существования для нас здесь безопаснее, чем во внешнем мире.

– У вас все такие? – задумчиво спросил второй, равнодушно смотря на воющую толпу заключенных.

– Нет. Молодая совсем, дракон, возможно, ещё на крыло не встал. Растеряна, испугана, в отчаянье, – отозвался алькон.

Устало вздохнула, потирая виски и чувствуя, как противно подрагивают пальцы.

– Я пришла сюда ради вас, мортэ Кейнар. Мне приказали найти вас и вернуть.

– Приказали? – казалось, он все понимал, но предпочитал насмехаться.

– Наш Повелитель. Ему нужен Круг.

– Плохая шутка, круг не замкнут.

– У меня нет времен с вами препираться и вас убеждать…

– Кей, Риаррэ права, – неожиданно тихий голос Тайлы прервал не начавшуюся толком перепалку, – Повелитель очень много лет искал шанс вернуть тебя, но не выходило.

– Чем же этот цветочек такой особенный?

Её приподняли и немного повертели, вызывая раздраженное шипение.

– Она его… – медленная пауза, от которой странно щемит сердце, – таила. И ученица. Да к тому же последний потомок Лайгрэ Истиль.

– Этих трусов!

Она вывернулась змеей из чужих рук. Замерла, чуть дернув подбородком. Клонила голову, кривя губы.

– Мой род спасал своих детей. Свое наследие. Мой род дал им шанс выжить и спасти вас всех, а вы смогли только сесть в тюрьму и осложнить жизнь вашим близким.

Да, она не имела права судить. Но не смогла удержаться и не ударить в ответ.

Глаза в глаза – когда в чужих – опасная, дикая, безумная бездна. Пожалуй, ещё более опасная, чем в глазах Мастера. Этот алькон уже почти не делает разницы между чужими и своими. А свой для него пока только один.

Пальцы касаются чужой щеки – едва заметно. Прослеживают длинные рваные шрамы на лице. Её суть дрожит, желая исцелить и облегчить боль, но сейчас она не имеет права на это.

– Простите мои дерзкие слова. Мою неопытность, страх и гордыню. Я сделаю все для моего народа, как сделали это вы. Вы знаете, что я не лгу – мои слова легко проверить. Маскировка здесь едва держится. У нас мало времени. Если вы согласитесь – Тайла отдаст вам портал. Воспользоваться им или нет – лишь ваше решение.

Тай молча достает из-за пазухи тонкую невзрачную каплю на ремешке, которую тут же отбирает айтири.

– Что ж… мы подумаем над этим предложением, – по чужому лицу ничего невозможно понять.

Она старается не слышать, что происходит за границами их личной маленькой тишины, не смотреть – но забыть это все равно невозможно. Чужие смерти раздирают душу, укутывая её в пелену безумия. Как он ещё держится?!

Йаррэ вскидывает голову – и сталкивается с внимательным взглядом чернеющих глаз.

– К этому привыкнуть невозможно…

Огрубевшие пальцы на миг касаются её шеи, скользят по острым ключицам – и исчезают.

– Скоро все закончится. Сидите тихо в своей клетке, если не хотите неприятностей, – разлепляет губы айтири.

У него неприятный голос – срывающийся, хриплый и почти скрипущий. И лучше не думать о том, как голос одного из тех, кто был известен своим чарующим пением, мог стать таким.

Миг – и они уже снова одни у колонны. Айтири и алькон словно растворились в толпе. Раздался какой-то особо истошный визг – и в воздух взвилась энергетическая плеть охранника, раскидывая и правых, и виноватых. Повезло увернуться немногим.

– Неплохо повеселились, девочки…

Равнодушный голос рыжего:

– Уберите мусор.

Ненависть ласково улыбнулась, точа острые когти и облизываясь.

– Ещё один такой взгляд – и охрана захочет с тобой поговорить, – Тай ухватила за плечи, разворачивая.

– Я бы тоже хотела с ними… поговоррить, – стон переходит в рычание, но она сдерживается, стискивая зубы, из последних сил.

Им нельзя привлекать внимание. Нельзя нарываться на неприятности.

В камеру обе следуют молча – а охранник – высокий, затянутый в броню наемник, особо не цепляется, разве что отпускает пару сальных шуток.

Едва слышно падают капли где-то дальше по коридору, оттуда, где ещё один спуск, где дышит ещё более нестерпимым холодом. Укутаться больше нечем – от одежды остались драные полосы, и этого не хватает, чтобы не давать холоду проникать дальше. Медленно кружится голова.

Нет, нельзя сидеть вот так вот, молча, словно она смирилась и сдалась.

– Я кое-что слышала, – эхом откликается подруга, опираясь о решетку, – ночью здесь есть возможность выйти, если не боишься умереть. Замок построен в буквальном смысле на костях – его когда-то строили первые заключенные, здесь же они и умирали. Долго мы тут не протянем, сама понимаешь… надо попробовать выйти и разведать обстановку. Альконов здесь практически нет, а охрана и прочие не рискнут высунуться и стать новой жертвой призраков.

– А нам это, стало быть, не грозит?

– Все возможно, но вряд ли. Они все жаждут свободы – мы можем их отпустить, и они это почуют.

– Замок-На-Костях… забавно, – страшно, – только вот что нам делать с этим альконом? Ты его, кажется, знала раньше? Он не выглядит воодушевленным перспективой освобождения.

– Знала… – кривая улыбка портит бледное лицо, кажется ведьминским оскалом, – можно и так сказать. Когда-то Кей должен был стать моим нареченным. Договорные браки и у нас были не редкостью, особенно, среди тех, кто так и не нашел своего Клинка или Гардэ. Я была много младше, влюблена и очарована до безумия. Я была ему смешна – и совсем не интересовала, как женщина, что он не раз подчеркивал. А потом… я решила доказать, что я не тихая милая девочка, не целитель и домоседка, а воин. И отправилась туда, где горела война, – глаза Тайлы затуманились, подернувшись пеплом воспоминаний. Тонкие пальцы сжали край тюфяка, – время все расставило по местам. Война – самый жестокий учитель. Действенный, но беспощадный. Я быстро пожалела о том, что сделала, но… было уже поздно. На войне либо убивают, либо умирают, а сопли жевать оказывается некогда. Я была сильная, гибкая, небольшого роста… идеальный убийца, какого из меня и делали… Злость помогает учиться быстро, знаешь…

Усталая улыбка в ответ. Да, она знает. Что можно дать, кроме своей поддержки? Они не те, кто принимает сочувствие – это как жалость и даже хуже. Ведь это значит, что ты оказался достаточно слаб.

– Когда Кей отыскал меня, было уже поздно – я стала командиром элитного подразделения, меня ценили на службе, да и я привыкла. Обрела веру в себя. Загрубела. Мне не нужен был мужчина на всю жизнь – их и так полно вокруг. Что такое любовь… я уже забыла – да и не знала толком никогда. Он угрожал – я вызвала его на поединок – и победила. Альконы не могут ударить своих женщин, зато моя рука поднялась без сомнений.

– Он ушел? Расторгнул договор?

– По факту договор продолжал существовать, но принудить меня уже никто не имел права. Дело замяли, а потом… потом уже стало не до того. Новая война. Наш проигрыш… Все, что я успела сделать – замаскироваться под глупенькую девчонку, которая умерла на моих руках.

Да, к убийце меры бы принимали куда более… суровые…

Спросить или не стоит? Но слова уже сорвались с губ

– Как ты это вынесла? Все, что они с тобой творили?

В прозрачно-серых глазах – пустота. Сколько демонов таится на их дне?

– Я запоминала. И одновременно – отключила разум от своего тела. Они решили, что я тронулась умом, а я спала внутри собственного тела – и ждала.

– Думаю, ты ждала не зря…

Здесь не было окон, да и чувство времени изрядно притупилось, но вечерний обход тюремщиков помогал быть… в тонусе. Спрятаться, замаскироваться под стенку, растечься тряпкой по полу – лишь бы не провоцировать их почти обнаженным телом в обрывках одежды. Возможно, помогли амулеты Тай, или просто судьба сегодня была милосердна – чего не скажешь о некоторых пленниках.

Она не стала затыкать уши. Впитывала и ругань, и плачь, и стоны, и чужую боль. Она тоже должна – запомнить. И никогда не забывать – чтобы остаться собой несмотря ни на что. Чтобы не шагнуть в пьянящее безумие двумя ногами. Одной и так увязла.

А на грани сознания бьется липкий страх – что если Мастер не сдержит обещания? Что если он не сможет задержать Аррона? Ненависть мешается с признательностью… она запуталась. Просто запуталась.

Скрип. Тихий шелест. Едва уловимое дуновение магии – и перед ней стоит мортэ Кейнарэ. Темные глаза опасно щурятся, но смотрит он на Тайлу. Смотрит внимательно, тяжело, словно прощупывая взглядом насквозь – и темнеет лицом ещё сильнее. На скулах вздуваются желваки.

Йаррэ смотрит, затаив дыхание и чувствуя себя лишней, как мужчина медленно, как зверь, загоняющий добычу, ступает к подруге. Как скользит тенью вокруг неё, будто принюхиваясь. Как распахиваются широко её глаза, когда чужая ладонь касается спины – словно пытаясь поставить клеймо.

– Они тебя не щадили… а я… я мог бы защитить…

– Сидя в тюрьме? – злое.

И так блестят ярко светящиеся глаза, налитые серебром, что, кажется – не так она была равнодушна к нареченному, как хотела показать. Но как же Сайнар?

– Ты и себя защитить не смог, Третий.

Значит, он третий алькон…

– А меня уже есть, кому защитить.

Пальцы сминают обрывки платья, почти лаская грудь, а после – взгляд останавливается на едва видимой метке Гардэ – и мужчина отшатывается.

– Вот как…

Больше он не говорит ничего, поворачиваясь к тяжело дышащей женщине спиной. Чужой взгляд пронзает клинком.

– Мы уйдем, раз так желает мой Повелитель, – слова падают камнями, – но только вдвоем.

– Второго кулона возврата у нас нет, – Риаррэ вскидывает голову, смотря прямо в глаза чужаку.

– Есть, – раздается спокойный голос Тайлы. Куда только исчезла серая тень. Гордо выпрямленная спина, ледяной взгляд и злость, смешанная ещё с чем-то едва уловимым. На протянутой ладони блестит тусклый камушек, – правда, он не настроен на вас, но должен сработать.

Мужчина молча берет кулон, кивком благодаря, и, кажется, уже собирается уходить, когда Йаррэ кидается вперед, успевая схватить за руку.

– Кроме небольшой благодарности, думаю, мы заслужили ещё кое-что, – голос звучит сухо.

Насмешливо приподнятая бровь в ответ.

– И что же?

– Всего навсего совет и кое-какую информацию. Мы здесь выполняем задание, а не удовлетворяем собственное любопытство. Вопрос таков – известно ли вам что-либо о месте заточения старого Повелителя? Мортэ Кинъярэ уверен, что его отец жив и находится здесь.

Мужчина замирает на миг – словно в чем-то сомневаясь.

– Возможно… кое-что я мог бы сказать. Если принять во внимания, что я все ещё не слишком сильно вам доверяю…

– Думаю, что мы вам – и того меньше. У нас нет времени на пустые разговоры.

– Этот ярус, как вы понимаете, не последний. Есть ещё три. У нас было достаточно времени исследовать тюрьму, но выйти за её пределы мы не могли никак. Кроме того, если на ярусе ниже находятся камеры тех, кто осужден на мучительную смерть – в том числе и наши, – чужие губы дернулись, но он не улыбнулся, кривясь, – но оттуда можно выйти, если преодолеешь решетки и собственные оковы, то на последние два яруса нам хода не было. Что там – мы не знаем. Охраны никакой, она словно обходит те места стороной. Вход закрыт массивной дверью, которую, похоже, охраняет древнее заклятье. Там заточены те, кто никогда не должен подняться на поверхность. Признаться, я даже не уверен, что там есть кто-то живой, не говоря уже о том, что туда можно пройти. Вот бумаги – в её руки легли плотно спаянные листки – или то было нечто вовсе другое.

– Здесь карта и время обхода охраны. Также те заклятья, которые нам удалось распознать. Но я бы не советовал туда соваться. Сами не выживете…

Так и хотелось спросить – если все это так запредельно тяжело и сложно, что же он бросает двух девушек выполнять задачу своего Повелителя, а сам уходит? Но она уже привыкла молчать.

– Здесь – ещё один сверток алькон бросил на кровать – одежда. Что смогли найти. И немного еды. Вам пригодится. Что ж… надеюсь, ещё свидимся…

Он шагнул в тень – и исчез. Отличная защита у камеры.

Риаррэ медленно обернулась, коснувшись пальцами дрожащего воздуха, чувствуя, как бешено колотится сердце. Ещё один урок – твои проблемы за тебя никто не решит.

Тяжелое молчание нахлынуло волной, придавливая к земле, не давая вздохнуть. Есть моменты, когда ты понимаешь, что отступать – просто некуда. Ты можешь сбежать – но это не будет выходом. Ты можешь орать, ругаться, биться в истерике – но идти вперед, стиснув зубы. До последнего. До самого конца, каким бы он ни был. Потому что отступить – значит, предать себя. И тех, кто остался за твоей спиной.

Что же, наместник Смерти. Пора, наконец, как следует прощупать местные подвалы. Все тайное должно когда-нибудь стать явным.

 ***

Интерлюдия 4. Преданный враг

У тебя не будет друга ближе, чем враг, который стоит во главе атакующей армии.

Из потерянных записей Кинъярэ Амондо

– Мы действительно их оставим? – голос Ше’Тариналя прозвучал, как всегда, близко.

Друг задумчиво смотрел блестящими прозрачными глазами, кутаясь в обрывки крыльев.

– Она же отдала тебе свой портал, второй? Для меня? Кто она тебе?

– Когда-то она должна была стать моей нареченной, – Кейнар ответил без охоты – желания возвращаться к старой истории, в которой слишком большую роль сыграла глупая девчонка, не было. – И да, я, безусловно, заметил, что она отдала свой портал. Гордость её всегда подводила.

Прозрачные глаза налились золотым свечением – словно айтири пытался прощупать его эмоции, но, конечно же, сделать он этого не мог. С теми крохами силы, что ему оставляли, даже дышать было уже подвигом.

– Так мы просто воспользуемся порталом и уйдем? Ты говорил мне, что твой друг предал тебя. Но ты никогда не говорил о том, что твой друг – Повелитель альконов.

– Они не был тогда повелителем, – возразил устало. Впрочем, ты ведь тоже не был со мной откровенен, Ше’Тариналь из рода Золотого Лотоса, не так ли?

– Знаком с моими… родственничками?

– Только косвенно, по моей работе. Сам понимаешь, мы с ними делали одну работу – только по разные стороны. Мы оба квиты, так что не о чем здесь говорить. Оба умолчали о многом, но на то были причины…

– Да, ведь при встрече мы хотели друг друга убить.