Текст книги "Досточтимый Беда — ритор, агиограф, проповедник"
Автор книги: Мария Ненарокова
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Хотя Беда в своей автобиографии, которую он поместил в конце «Церковной истории англов», упоминает только книгу гомилий (она поставлена после комментариев на Евангелия), это вовсе не значит, что гомилии были единственным типом проповеди, который он знал и которым владел. «Церковная история англов», «De orthographi a «, «Житие св. Катберта» показывают, что ему были знакомы и другие разновидности: «sermo» – «слово» – и «exemplum» – «экземплюм».
В «Житии св. Катберта» мы находим образец проповеди, построенной по типу экземплюма[450]450
Two Lives of St. Cuthbert. VB. 27. P. 244 – 248.
[Закрыть]. По сюжету герой жития, св. Катберт, говорит воскресную проповедь в городе Лугубалия, в монастырской церкви. В изображении Беды св. Катберт хорошо знаком с искусством красноречия, ибо он следует одному из первых советов Цицерона оратору – расположить к себе слушателей, добиться их благосклонного внимания. Выслушав проповедь св. Катберта, слушатели одобряют ее. После этого, что совершенно необычно, св. Катберт говорит еще одну проповедь, в которой иносказательно предупреждает жителей города о грядущем несчастье – о гибели короля. В основе этого рассказа о святом, вероятно, лежит устное свидетельство.
То, что сделал Беда на основе рассказа очевидца, можно назвать риторическим упражнением по составлению проповеди. Как и полагается, по правилам «praecxercitamina» (например, «басня») из одного-двух предложений развертывается связный, хотя и краткий, текст.
Речь святого начинается с небольшого вступления, где объясняется причина, побудившая его обратиться к присутствующим еще раз. Он убеждает их быть бдительными и твердо стоять в вере, чтобы возможные искушения не застали их неготовыми. Призыв св. Катберта быть бдительными подкрепляется ссылкой на авторитет св. ап. Павла (I Кор 16:13,15): «Obsecro... vigilate, state in fide, viriliter agite et confortamini» – «Молю «вас», будьте бдительны, действуйте мужественно, укрепляйтесь». Беда меняет в цитате из Послания окончания. Это возможно, так как не эта цитата является центром вступления. Она лишь объясняет желание святого говорить. Главная цитата заканчивает собою краткое вступление: «vigilate et orate пе intrebis in temptationem» (Мф 26:41) – «бдите и молитесь, да не внидете в напасть». Эта цитата становится темой проповеди.
Поскольку произнесение второй проповеди в один и тот же день сразу после первой необычно, Беда прерывает текст проповеди, показывая, что думали об этом слушатели. Тем необычнее продолжение. Святой рассказывает о случае из своей жизни, иллюстрируя им цитату, взятую в качестве темы проповеди. Это типичный «экземплюм», который «подтверждает дело суждением, или случаем с каким-либо человеком, или рассказом о каком-либо действии»[451]451
Ciceron. De Г invention. P. 102.
[Закрыть].
По требованию построения экземплюма, необходимо сослаться на источник, из которого был взят пример. У св. Катберта это его собственный жизненный опыт. Так, собственно, и начинается рассказ: «Некогда... в то время как я еще жил отшельником на своем острове...» Правила риторики вполне допускают обращение к собственному опыту[452]452
Tullii M. Ciceronis opera. V. 1. P. 3.
[Закрыть].
Цель экземплюма состоит в том, чтобы «учить». Достигается эта цель следующим способом: экземплюм «полагает “предмет рассказа” перед глазами, когда ярко и ясно изображает в словах дело так, чтобы его можно было трогать рукой»[453]453
Ibidem. P. 4
[Закрыть]. Беда, строя проповедь своего героя, следует этому правилу. Слушателю или читателю жития предлагается многогранное описание празднования Рождества. Если аудитория держит в памяти начало речи святого, то эффект от рассказанного должен быть еще более силен (" cum ... in mea demorarer insula solitarius, venerunt ad me quidam de fratribus...» — «... в то время как я еще жил отшельником на своем острове, приехали ко мне некие из братий...»). Столь велик этот праздник, что даже отшельник оставляет свое уединение («solemnus» – «торжественный», «laetus» – «радостный»). Он, по просьбе навестивших его братий, выходит из своей хижины, и они все садятся «ad epulas» – «за пир». Святой, глядя в прошлое, оценивает свое и братий поведение как «incuria» – «беззаботность, беспечность» – и «securitas» – «беззаботность, душевное спокойствие», то есть те свойства, которые помогают создать праздничное настроение. Мы узнаем и то, как проходил этот праздник – «post haec epulis exultationi, ... fabulis indulgeremus» – «после ликования пиршества, мы предались рассказыванию историй». Такое веселое Рождество, хотя бы и в хижине отшельника, судя по репликам братий, не воспринимается как нарушение монашеского устава; наоборот, подобный образ действий подкрепляется ссылкой на евангелие от Луки (Лк 2:10): «mam et angelus, nascente Domino, evangelizabat pastoribus gaudium magnum, quod esset omni populo celebrand u m» – «ибо, когда родился Господь, и ангел возвещал пастухам великую радость, которую нужно было праздновать всему народу». И вот на фоне этого зримого и ощущаемого веселья трижды звучат увещания святого, которые являются перифразой цитаты из Евангелия от Матфея, произнесенной во вступлении. Собственно говоря, прямая речь употребляется только один раз. Остальные два раза слова святого даются как пересказ. Скорее всего, св. Катберт произносил одни и те же слова, иначе Беда отметил бы разницу, которая могла быть значимой, – ведь говорит святой. В том случае, если бы высказывания различались, братия могли бы не обратить на них внимания. Чудо состояло в том, что святой три раза произнес один и тот же текст. Ведь наставления о посте, бдении и молитве обычны как содержание бесед старшего с младшими. Именно полная идентичность всех трех текстов, продиктованных «i nstinctu mentis» – «внутренним чувством души», подействовала на участников пира.
На фоне изображения праздника рельефнее выступают поучения святого. Вот его первые слова:
Молю, братия, будем поступать осмотрительно и бдительно, чтобы мы не были введены случайно в напасть из-за беззаботности и безмятежности.
Этот призыв не остается только призывом. Далее святой раскрывает, что необходимо делать для проведения этих слов в жизнь:
... я снова начал увещать «их», чтобы мы стали усердны в молитвах и бдениях, и готовы к приходу всяких искушений ...
Мысль о том, что исполнение предписания «бдите и молитесь» необходимо, повторяется дважды – братиями и святым. «Necessitas magna» – «великая нужда», выражаемая монахами, понимается как «необходимость» с оттенком «нерушимости»:
Давайте сделаем, как ты учишь, ибо над нами нависает великая нужда, чтобы мы, всегда приготовленные, пребывали духовно в бдениях против козней диавольских и всех соблазнов.
К голосу братий может присоединиться читатель или слушатель, получивший в троекратном увещании святого основание для несвоевременного поста и бдения.
Поучение завершается словами святого. Это не прямая речь, но пересказ этой же мысли, которую выразили братия. Он основывается на побуждении «instinctus mentis» – «внутреннего чувства души»:
но столь сильно внутренним чувством души я был увещаем, что всегда необходимо защищать состояние сердца против неожиданных бурь искушений ...
Праздник заканчивается отъездом братий на Линдисфарн. Катберт заключает свой рассказ тем, что он гораздо позже узнал: приехав в монастырь, братия обнаружили, что там началась эпидемия чумы, которая продолжалась целый год, причем почти весь монастырь вымер.
Проповедь святого имеет «conclusio» – «заключение», в котором аудитории преподносится поучение, та истина, ради которой и был рассказан случай из жизни святого.
Итак, ныне, братия, бдите и вы в молитвах, и если постигнет вас некое из несчастий, пусть найдет вас уже приготовившимися.
Заключение кратко, ибо способ, которым можно было бы воплотить в жизнь евангельские слова, уже написан в тексте проповеди, в «narratio» – «повествовании». Несмотря на то, что проповедь, включенная в текст «Жития св. Катберта», очень коротка, она имеет четкое трехчастное деление: «exordium» – «вступление», «narratio» – «повествование», «conclusio» – «заключение». По типу она представляет собой экземплюм.
Гомилия по способу изложения выделяется среди прочих, по структуре своей являясь экземплюмом. Она произнесена в день памяти основателя монастыря свв. апп. Петра и Павла Бенедикта Бископа. Текст, на который говорится гомилия, взят из евангелия от Матфея (19:27 – 29). Фактически вся гомилия должна была бы быть сказана на три евангельских стиха.
Первый комментарий построен по схеме доказательства средней величины (тема, ее обоснование, развернутое подтверждение, обобщение; речевые украшения опущены). Вопрос, заданный Петром, становится темой комментария: «Вот, мы оставили все и последовали за Тобою, что же будет нам? (Мф 19:27)» (илл. 23). В кратком отступлении, которым является часть следующего предложения, Беда обращает внимание слушателей на то, что Петр «славится тем, что не только все оставил, но и последовал за Господом ...» (с. 224). Это следует слушателям «увидеть с тонкостью и вниманием» (с. 224). Далее Беда приводит развернутое подтверждение, подкрепляя его ссылкой на авторитеты. Это подтверждение «от противного», поэтому и авторитеты, которые Беда упоминает, античные философы, которые могут для христианина быть только авторитетами со знаком «минус»:
... действительно глупо, следуя Платону и Диогену и некоторым другим философам, попирать богатства сей жизни, и делать это не для получения вечной жизни, но в погоне за пустой похвалой смертных; глупо взять на себя по своей воле труды настоящего времени без надежды на будущий покой и мир (с. 224).
Приведя этот отрицательный пример, основанный на ложных авторитетах, Беда противопоставляет ему совершенство жизни, в основу которой положена евангельская притча о том, чего не хватало праведному, но состоятельному человеку.
Совершенен же тот, кто, уходя, продает все, что имеет, и раздает нищим, и, идя, следует Христу. Он будет иметь сокровище неиждеваемое на небесах (с. 224).
Сама история благочестивого и богатого юноши, которому Господь дал такой совет, нигде прямо не упоминается. Только самое начало проповеди обнаруживает, что Петр и другие ученики помнят эту историю, ибо они были ее свидетелями (Мк 10– 23). Также, вероятно, и слушатели Беды должны помнить эту историю, поэтому обобщение этого комментария является таковым не только для нескольких предложений, идущих непосредственно за первым комментированным стихом, но и подытоживает целый эпизод, который, собственно, и возбудил вопрос ап. Петра. Обобщение представляет собой пересказ совета Господа, но в утвердительной форме, а не как повеление. Ко времени Беды этот совет многократно принимался как руководство к действию и полностью себя оправдал, поэтому следующее предложение говорит о действии, отнесенном к будущему. История этого благочестивого юноши, не решившегося, однако, оставить все свое достояние и последовать за Христом, становится фоном, на котором разворачивается все повествование.
Однако это происходит не сразу. Беде необходимо откомментировать еще два стиха, ибо гомилия, которую он решается говорить, не есть гомилия в чистом виде. Как уже говорилось выше, она представляет собой род экземплюма. Текст гомилии распадается на две части: «истину» (в данном случае это три евангельских стиха с комментариями) и ее иллюстрацию в виде истории жизни Бенедикта Бископа. Эта иллюстрация имеет своим фоном евангельскую историю о другом юноше, столь же благочестивом, сколько богатом, который, в отличие от Бенедикта Бископа, не решился стать совершенным. Вообще вся гомилия построена на ассоциациях, на эффекте «кольца»; то, что не досказано в истории Бенедикта Бископа, слушатель может додумать сам, помня, что эта история является комментарием к «истине», то есть все оттенки «истины» в этой истории можно либо найти, либо достроить.
Второй стих, который комментирует Беда, говорит о награде для тех, кто «по примеру апостолов оставил все свое и последовал за Христом» (с. 224). Эта награда заключается в том, чтобы вместе с Господом быть судьями человеческих поступков. Попутно Беда останавливается на символике чисел. Так, он рассматривает числа «двенадцать» и «тринадцать». Говоря о Страшном Суде, Беда отмечает, что двенадцать апостолов, одиннадцать и избранный вместо Иуды Матфей, будут судить двенадцать колен Израильских, а ап. Павел соединяется с коленом Левия, свободным от суда. Но, согласно Беде, все, последовавшие примеру апостолов, «как судии» будут на Страшном Суде, «поскольку еще весь род смертных должно судить» (с. 224). Беда находит нужным уточнить символическое значение числа «двенадцать».
Ибо именно двенадцатым числом в Писаниях часто имеет обыкновение обозначаться вселенная, через двенадцать престолов апостолов является численность всех судящих, и через двенадцать колен Израильских всеобщность тех, кто будет судим (с. 225).
Картина Страшного Суда отличается необыкновенной симметричностью. Беда распределяет присутствующих там, как на иконе. Среди праведников выделяются два вида: «один «вид» судящих с Господом» (с. 225), это те, кто все оставил и последовал за Христом; «другой – судей, поставленных от Господа» (с. 225), это те, кто не оставил всего земного, но всю жизнь давал ежедневную милостыню нищим. Это разделение «избранных» на виды поддерживается цитатами из Евангелия от Матфея (Мф 25:34–35, 19:17, 18–19).
Этой картине праведных противопоставляется столь же симметричная картина «грешников» (с. 225). Их также два вида: «один из них, которые, приобщившись к таинствам Христовой веры, презирают постоянное упражнение в делах Веры» (с. 225); «другой из тех, кто веру и таинства Христа или никогда не приняли, или от принятых отказались из-за отступничества» (с. 225). Как и в случае с праведниками, существование каждого вида грешников подтверждается евангельскими стихами (Мф 25:41–42, Ин 3:18). Судьба праведников прямо противоположна судьбе грешников. Если первые входят в вечную жизнь, то вторые посылаются в вечное проклятие.
Картина Страшного Суда завершается поучением братии, в котором содержатся указания на те чувства, которые следует испытывать, слушая о Страшном Суде и о награде праведникам.
Истинно, вспомнив это на краткое время с должным страхом и трепетом, лучше обратимся к слушанию радостнейших обетований Господа и Спасителя нашего (с. 225).
Переход снова содержит отождествление проповедника со слушателями. Беда раскрывает понятие «радостнейших обетований», предлагая посмотреть вместе, каковы они («Увидим же...») (с. 225).
В следующем евангельском стихе для Беды важно объяснить выражение «получит во сто крат». С одной стороны, это может быть неясно аудитории, с другой, раскрывает тему проповеди о человеке, оставившем все ради Христа и не забытым Господом. Беде необходимо показать всеобщую любовь к такому человеку, ибо чуть ниже он будет иллюстрировать эту идею примерами из жизни Бенедикта Бископа, хорошо знакомого слушателям.
Кто же от земных страстей или имущества отказался ради ученичества Христова, по причине которого более преуспел в любви к Нему, тем больше он находит тех, кто радуется, что они принимают «его» внутренним настроением и поддерживают своими средствами; они, конечно, общники его жизни благодаря открытому изъявлению «чувств», так как находят удовольствие в том, чтобы того, кто ради Христа сделался пищим, принять в своих домах и полях и подкреплять преданной любовью гораздо более, чем жена, родитель, брат или сын по плоти (с. 226).
Эти строки содержат в себе краткое описание всей жизни человека, личность которого находится в центре рассказа. Чуть ниже Беда будет раскрывать эти строки на примере жизни Бенедикта Бископа, причем он постарается все подкрепить фактами биографии, которые к тому же известны слушателям. Ключевым словом этого подбора фактов становится «centuplum» – «сторица», слово из евангельского стиха, который комментирует Беда. По мнению Беды, символика числа «сто» чрезвычайно важна в этом рассказе, поэтому он дважды повторяет определение этого числа перед началом рассказа о Бенедикте и в самом конце, после его завершения.
Ибо сторица, о которой Он говорит, является не определенным числом любящих во Христе и служащих во имя Христово верным, но целость и совершенство, по причине которых они друг другу служат (с. 226).
В конце рассказа о Бенедикте Бископе Беда не находит нужным повторять толкование числа «сто» подробно. Он просто напоминает слушателям еще раз значение этого числа после довольно длинного отрывка текста, в котором оно часто упоминается. При этом Беда не повторяет слово, употребляющееся в евангельской строке, но дает его перифраз «centenarins numerus» (с. 226) – «сотое число».
Сотое же число, как часто говорилось, в переносном смысле означает совершенство (с. 226).
Композиционно рассказ о Бенедикте Бископе делится на три части, перемежаемые небольшими поучениями, обращенными к братии. Начало рассказа сразу указывает на то, что это иллюстрация к евангельской истине, ибо, выезжая из монастыря братия сталкивались с любовью и заботой окружающих людей; ведь, став монахами, они исполнили совет Господа, который был дан Им благочестивому юноше:
Чего примером и среди нас самих, возлюбленные братия, мы часто ободрялись... (с. 226).
Беда вновь обращается к своему любимому приему – эналлаге, объединяя себя и своих слушателей с точки зрения жизненного опыта. Причины того, что путешественники находят такой теплый прием, приводятся ниже:
... «мы» увидели, что все были склонны услужить нам по причине весьма искренней любви и, более всего, ради блаженной памяти отца нашего Бенедикта... (с. 226).
Беда переходит от христианской любви вообще, которую принимающие оказывают путешественникам, к ее частному случаю – к проявлениям любви и уважения к конкретному человеку, Бенедикту Бископу. Впервые за всю проповедь слушатели узнают, что день, когда они собрались на службу, является днем кончины основателя и первого настоятеля монастыря. Еще раз Беда напоминает собранию, что сейчас будет рассказан пример того, как евангельские истины воплощаются в жизнь: «... видим, что весь дух этого поучения совершеннейше им исполнился» (с. 226).
Таким образом, сам автор свидетельствует о том, что перед нами проповедь типа «exemplum». В отличие от классического «экземплюма», сложившегося в Высокое Средневековье[454]454
Le Goff J. «Vita» et «pre-exemplum» dans le 2–e livre des «Dialogues» de Gregoire le Grand // Hagiographië cultures et societes: IV – XII-e siecles. Paris, 1981. P. 115.
[Закрыть], тема проповеди, которую надо проиллюстрировать, и сам пример связаны, как предмет и его отражение в зеркале. Все или практически все мысли, которые Беда развивал в комментариях, находят подтверждение в рассказе о Бенедикте Бископе.
Первая часть рассказа о Бенедикте представляет собой пересказ его биографии, включая тот момент, когда он уже основал монастырь. Служители узнают о том, из какого рода происходил Бенедикт («был знатен родом» (с. 226)), что он оставил, уезжая в Рим, «королевскую службу» (с. 226), почему он возвратился на родину – «для сопровождения в Британию... архиепископа Феодора» (с. 226), как и по какому образцу основал монастырь: «учреждая нам постановление не от своего ума, но предлагая вернейшие уставы древних монастырей» (с. 226). Внешняя сторона жизни Бенедикта Бископа была известна всем и каждому. Беда дает ее обобщенно, не упоминая ни одного имени, кроме имени архиепископа Феодора, и даже Рим называет перифрастически: «там, где превосходная глава всей Церкви возвышается благодаря величайшим апостолам Христовым» (с. 226). Все это настолько хорошо известно собравшимся, что Беда предваряет их возможное недовольство и рассеянность следующим поучением:
И никому из вас, братия, не должно казаться скучным, если мы рассказываем об известных вещах, но предпочтительнее считать приятным, потому что мы говорим правду, когда повествуем о духовных подвигах нашего Отца, для которого в явном чуде Господь исполнил то, что пообещал своим верным... (с. 227).
Это первое краткое поучение завершается повторением последнего комментируемого стиха (Мф 19:29).
Вторая часть повествования о Бенедикте Бископе представляет собой пересказ его биографии с духовной точки зрения. Напоминая слушателям евангельский стих, Беда намечает своеобразный план рассказа о святом. Весь рассказ построен на антитезе «reliquit» – «оставил» – «accipit centuplum» – «получил сторицей». Беда рассказывает фактически то же самое, но слушатель видит скрытое значение некоторых событий из жизни основателя обители, словно высвеченное евангельским светом.
Источником земной биографии Бенедикта Бископа для Беды являлось «Жизнеописание пяти отцов настоятелей», составленное им самим[455]455
Beda Venerabilis. PL. V. 94. P. 713–730.
[Закрыть]. Фактам биографии, отобранным Бедой в «Жизнеописании», соответствуют их духовные истолкования в проповеди. Так, первым фактом, о котором говорит Беда, стал отъезд Бенедикта в Рим: «он полетел, словно птица, к пределам блаженных апостолов...» (с. 226). Проповедь сообщает нам о духовных плодах того поступка: «Бенедикт уехал на чужбину, но, оставив своих близких, снискал любовь людей, чуждых ему по крови, но близких по духу и в Галлии, и в Италии, и в Риме, и на морских островах» (с. 227). Основываясь на «Жизнеописании», Беда пишет, что Бенедикт искал «более совершенного образа жизни» (с. 226), поскольку в Древней Англии в это время были «несовершенная по форме вера и устроение Церквей» (с. 226). Духовным плодом этого шага явились и основание монастырей, и принятие «образа пения и канонического служения» (с. 227) по римскому образцу, чему «радовался» (с. 227) сам Римский папа. «Презрев то, что он мог приобрести... на королевской службе» (с. 227), Бенедикт был вознагражден обретением «вечно зеленеющего Рая» (с. 227), но и при жизни он сторицей получил то, от чего отказался, «дома и поля, когда получил те земли, на которых воздвиг монастырь» (с. 227). Принадлежность к знатному и могущественному роду (с. 227) обернулась родством со всеми христианами, «когда почтенные жены, когда боголюбивые мужи ради возвышенного постоянства его души служили ему с усердием любви, как если бы они были его собственные супруги или родители» (с. 227). Так в изложении Беды знакомые всем факты перестают быть «скучными»: жизнь Бенедикта Бископа становится иллюстрацией евангельского текста.
Беда раскрывает своим слушателям духовный смысл монашества и сущность награды за подвижническую жизнь. Бенедикт Бископ принял монашество «ради любви к целомудрию» (с. 227), желая присоединиться к тем избранным, «которые поют песнь новую пред престолом Бога и Агнца» (с. 227), согласно Апокалипсису (Ап 14:4). Раскрытие смысла отказа от семьи и принятия монашества подкрепляется рассказом о награде, которую Бенедикт «получил сторицей»: «сыновей, которых он презрел иметь по плоти, удостоился сторицей получить в духе» (с. 227).
Рассказ о жизни Бенедикта Бископа с духовной точки зрения также завершается кратким поучением, заставляющим слушателей поглядеть на самих себя в духовном смысле: братия монастыря, даже в лице тех ее членов, которые пришли в Веармут и Ярроу после смерти Бенедикта, являются «семьей святого делания» (с. 227) – семьей не по плоти, а по духу; все члены братии – «сыновья» основателя, если они исполняют его заветы. Это, по мнению Беды, чрезвычайно важное поучение, которое необходимо запомнить присутствующим. В этом отрывке различные риторические средства: синтаксический параллелизм, антитеза, гомеотелевтон – создают определенный ритм и помогают запоминанию.
Ибо и мы сыновья его, мы, которых благочестивый провидец ввел в этот дом монашеского подвига; мы сыновья его, если идем, подражая ему, по пути его добродетелей; мы сыновья его, которых, рожденных по плоти разными родителями, он духовным образом заставил собраться в одну семью святого делания; мы сыновья его, если не уклонимся, ослабев, с истинного пути, которому он нас научил (с. 227).
Беда отмечает, что, и последующая жизнь Бенедикта Бископа также имеет евангельские основания, хотя больше никакие евангельские цитаты в тексте не встречаются. Однако слушатели, подготовленные к тому, что жизнь человеческая имеет два измерения – земное и небесное, сами могут найти аналогии в Св. Писании. Рассказывая о полной трудов жизни Бенедикта Бископа, Беда подчеркивает, что все делалось не ради личной славы, но «для мира, чести и покоя этого монастыря», (с. 228). Перечисляя то, что Бенедикт сделал для обители, Беда строит весь рассказ на слове «nunc» – «ныне», которое начинает каждое новое придаточное предложение. Создается образ человека, «непрерывно пребывающего в трудах» (с. 228), в противовес тем, кто возвращается в родной монастырь «с пустыми руками и без пользы» (с. 228):
... ныне множество священных книг, ныне «множество» мощей блаженных мучеников Христовых в качестве дара доставил; ныне зодчих для строительства церкви, ныне стеклоделов для украшения и заграждения ее окон, ныне привел с собой учителей для пения и смирения в Церкви во весь год, ныне принес грамоту привилегий.., ныне привез изображения священных историй... (с. 228).
Перечисление деяний Бенедикта почти дословно восходит к «Жизнеописанию отцов настоятелей» (с. 717, 720); но в тексте «Жизнеописания» они даны в виде перечня, как констатация факта, относятся к разным периодам его деятельности, иногда их разделяют большие промежутки времени; проповедник, в отличие от биографа, отмечает не количество деяний, но насыщенность жизни героя. Все эти непрерывные труды были предприняты, как объясняет далее Беда, для того, «чтобы у нас не оставалось нужды в таких трудах» (с. 228), чтобы земная, повседневная деятельность не отвлекала монахов от служения Богу (с. 228).
Когда Бенедикт, по словам Беды, «был охвачен и угнетаем тяжкой немощью плоти» (с. 228), его земная деятельность, хотя и предпринятая ради ближних, перешла в иное измерение. Подвижное и суетливое «nunc» – «ныне», создающее образ энергичного и деятельного человека, сменяется в рассказе устойчивым «semper» – «всегда». Служение земным интересам монастыря сменяется обращением к вечности; вместо материальных благ и богатств настоятель приносит своей духовной семье богатства духовные: рассказы «об исполнении уставов в монастырях, где он учился и учил,... о соблюдении церковных обычаев,., о святых местах» (с. 228).
Рассказ о кончине Бенедикта Бископа соединяет и земное, и небесное в его жизни, так как еще на земле его жизнь шла, согласно Беде, в двух измерениях:
Так, приобретший опыт в долгом стремлении к добродетелям, вдобавок всегда изнуряемый долгим мученичеством немощи, после получения сторицей даров милостивой благодати он перешел в жизнь вечную (с. 228) (илл. 24).
История Бенедикта Бископа рассказана Бедой от начала до конца, и хотя схема «трех возрастов» выдержана в повествовании, она предстает в жанре проповеди неравномерно. Беда сосредоточивает внимание свое и слушателей на активном периоде жизни героя, что вполне естественно: проповедь, как преемница античной речи, побуждает к действию. Проповедь-экземплюм гораздо легче становится призывом к действию уже потому, что проповедник не только воздействует на эмоции слушателей, но дает им пример для подражания, подчеркивает в жизни человека, о котором он рассказывает, факты, наиболее соответствующие разъясняемой идее.
