Текст книги "Александрийская поэзия"

Автор книги: Мария Грабарь-Пассек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц)

Девушка

Нет, говорится, что жены трепещут всегда пред мужьями.

Дафнис

Лучше скажи – верховодят. Пред кем это жены трепещут?

Девушка

Родов я тоже боюсь. Страшны ведь Илифии 142стрелы.

Дафнис

Но помогает при родах царица твоя Артемида.

Девушка

Все же боюсь я рожать, чтоб не портить прекрасного тела.

Дафнис

30Милых рожая детей, новый свет в сыновьях ты увидишь.

Девушка

Что же с собою ты в брак принесешь, если б я согласилась?

Дафнис

Это вот стадо мое, и рощи, и выгоны эти.

Девушка

Тотчас клянись, что меня не покинешь ты, мной овладевши.

Дафнис

Паном клянусь, никогда – даже если б прогнать захотела.

Девушка

Спальню ты мне приготовишь, и дом, и хлева, и сараи?

Дафнис

Спальню тебе я построю; пасу я богатое стадо.

Девушка

Что же, к отцу-старику обратиться с какою мне речью?

Дафнис

Сам он одобрит твой брак, когда имя мое он услышит.

Девушка

Имя свое мне скажи; ведь подчас даже имя приятно.

Дафнис

40Звать меня Дафнис, Номея мне мать, а Ликид – мой родитель.

Девушка

Да, ты хорошего рода; но также и я не из худших.

Дафнис

Знаю, в почете твой род; а отец твой зовется Меналком.

Девушка

Рощу свою покажи мне и где, покажи мне, усадьба.

Дафнис

Глянь, как прекрасно цветут, как стройны у меня кипарисы!

Девушка

Козы, паситесь, пока пастуха осмотрю я именье.

Дафнис

Мирно паситесь, быки. Покажу я лесок мой красотке.

Девушка

Делаешь что ты, сатир? Почему ты к сосцам прикоснулся?

Дафнис

Яблочки эти твои, погляжу я, сегодня поспели.

Девушка

Паном клянусь, я дрожу. Вынимай свою руку обратно!

Дафнис

50Милая, смело! Ну что ты дрожишь? Ах, какая трусиха!

Девушка

В ров ты толкаешь меня и запачкаешь новое платье.

Дафнис

Глянь-ка, под платье твое подложил я пушистую шкуру.

Девушка

Что это? Пояс сорвал ты с меня! Зачем это сделал?

Дафнис

Это как первый мой дар приношу я Пафийской богине.

Девушка

Тише, злосчастный! Я слышу, как будто приблизился кто-то.

Дафнис

Это о браке твоем говорят меж собой кипарисы.

Девушка

Платье ты мне разорвал, и осталась я вовсе нагою.

Дафнис

Платье другое тебе подарю – и пошире, чем это.

Девушка

Все ты мне дашь, говоришь, а завтра – не дашь мне и соли!

Дафнис

60Ах, если б мог, навсегда я отдал бы тебе даже душу!

Девушка

О, не гневись, Артемида! Словам я твоим не послушна.

Дафнис

Эросу телку зарежу, корову я дам Афродите.

Девушка

Девушкой в лес я пришла, и женой я домой возвращаюсь.

Дафнис

Будешь жена ты, и мать, и кормилица чад, а не дева.

Так, наслаждаясь они своим телом цветущим и юным,

Между собою шептались. И, краткое ложе покинув,

Встала, и к козам она, чтоб пасти их, опять возвратилась;

Стыд затаился в глазах, но полно было радостью сердце.

К стаду и он возвратился, поднявшись с счастливого ложа.

Идиллия XXVIII

ПРЯЛКА

Прялка, пряхи ты друг; отдана ты девой Афиной 143в дар

Женам тем, чья душа к дому, к труду склонность хранит в себе.

Бодрой спутницей мне будешь в пути в славный Нелеев град, 144

Где в зеленой тени, меж тростников, виден Киприды храм.

Я молю, чтоб туда мирное нам плаванье Зевс послал,

Чтоб услышал я вновь, друга обняв, добрый привет того,

Кто Харитам всегда нежным был мил, – Никия, сына их. 145

Там тебя, кого встарь чей-то резец создал с трудом большим

Из слоновой кости, в дар я отдам в руки жены его.

10Там спрядешь вместе с ней много руна ты для плащей мужских.

Женских ты покрывал тонко-сквозных много сготовишь с ней.

С пастбищ пышных своих матки ягнят мягкую шерсть должны

Были б все посылать дважды в году стройной Тевгенис в дар.

Труд свой любит она, – разум хранит мудрый пример для жен.

В дом, где, труд позабыв, праздно живут, в пышный, ленивый дом

Дать тебя б не хотел, прялка моя, – ты из родной земли.

Град, родной для тебя встарь заложил Архий, 146эфирский муж;

Град наш – сердце страны, острова честь, славных мужей оплот.

Ныне в дом ты войдешь к мужу тому, что на веку своем

20Людям много открыл мудрых лекарств против болезней злых.

Жить среди ионян будешь теперь в славном Милете ты.

Там Тевгенис пускай будут средь жен первой из прях считать,

Ты о госте-певце ей навсегда памятью доброй будь.

Скажет, видя тебя, всякий слова: «Был этот малый дар

Дан с любовью большой: друга дары сердцу милы всегда».

Эпиграммы

IV

Этой тропой, козопас, обогни ты дубовую рощу;

Видишь – там новый кумир врезан в смоковницы ствол.

Он без ушей и трехногий, корою одет он, но может

Все ж для рождения чад дело Киприды свершить.

Вкруг он оградой святой обнесен. И родник неумолчный

Льется с утесов крутых; там обступили его

Мирты и лавр отовсюду; меж них кипарис ароматный;

И завилася венком в гроздьях тяжелых лоза.

Ранней весенней порой, заливаясь звенящею песней,

10Свой переменный напев там выкликают дрозды.

Бурый певец, соловей, отвечает им рокотом звонким,

Клюв раскрывая, поет сладостным голосом он.

Там я, присев на траве, благосклонного бога Приапа

Буду молить, чтоб во мне к Дафнису страсть угасил.

Я обещаю немедля козленка. Но если откажет

Просьбу исполнить мою – дар принесу я тройной.

Телку тогда приведу я, барашка я дам молодого,

С шерстью лохматой козла. Будь же ты милостив, бог!

VI

Тирсис несчастный, довольно! Какая же польза в рыданьях?

Право, растает в слезах блеск лучезарных очей.

Козочка, верь мне, пропала, пропала, малютка, в Аиде.

Верно, когтями ее стиснул безжалостный волк.

Жалобно воют собаки. Но что же ты можешь поделать?

Даже костей и золы ты ведь не можешь собрать.

МОСХ

Эрос-беглец

Эроса-сына однажды звала и искала Киприда:

«Эроса кто б ни увидел, что он по дорогам блуждает, —

Мой это, знайте, беглец. Кто мне скажет, получит в награду

Он поцелуй от Киприды; а коль самого мне доставит,

То не один поцелуй, а быть может, и что-нибудь больше.

Мальчик особенный он. Будь их двадцать, узнаешь сейчас же.

Кожа его не бела, а сверкает огнем. Его взоры

Огненны, остры. И зол его ум, хоть и сладостны речи.

Мыслит одно, говорит же другое. Как мед его голос,

10В сердце же горькая желчь у него. Он обманщик: ни слова

Правды не скажет; хитер и на злостные шутки охотник.

В пышных кудрях голова, а лицо его полно задора.

Крошечны ручки его, но метать ими может далеко.

Может метнуть в Ахеронт и до дома Аида-владыки.

Телом он весь обнажен, но глубоко припрятаны мысли.

Словно как птица крылат; то к тому, то к другому порхает

К женщинам он и к мужам, и садится им прямо на сердце.

Маленький держит он лук, а на луке натянутом – стрелку;

Стрелка же, как ни мала, достигает до глуби эфира.

20Носит колчан золотой за спиною, а в этом колчане

Злые тростинки – он даже не раз и меня ими ранил. 147

Все это страшно. Всего же страшней тот факел, который

Носит всегда при себе. Он бы мог им спалить даже солнце.

Если его кто поймает, пусть свяжет его, не жалея.

Если увидишь, что плачет, смотри, как бы вновь не удрал он;

Если смеется, тащи. А захочет с тобой целоваться,

Тотчас беги. Поцелуй его – яд, и в устах его – чары.

Если же скажет: «Возьми, я прошу тебя, это оружье», —

Не прикасайся к подарку: все вещи окунуты в пламя».

Европа

Раз в сновидении сладком явилась Европе Киприда

Третьей стражей ночной, когда до зари недалеко.

Этой порою на очи спускается сладостней меда

Сон, что заботы снимает и нежными вяжет цепями.

Этой порой прилетает толпа сновидений нелживых.

Крепко заснула в то время под крышею дома родного

Феникса дочка – Европа, тогда еще бывшая девой.

Две – она видит – земли за владение ею враждуют:

Азия – с той, что напротив, и обе похожи на женщин.

10В чуждом наряде одна, а другая одеждою схожа

С женщиной здешних краев; прижав к себе девушку крепко,

Ей говорит, что ее родила и сама воспитала,

Мощной рукой вырывает Европу другая, и с этой

Нет ей охоты бороться, а та говорит, что Европа

Зевсом самим громовержцем дана ей судьбою в подарок.

Тотчас с широкого ложа вскочила в испуге Европа.

Сердце стучало в груди. Этот сон был как будто бы явью.

Села, охвачена страхом, и будто бы снова и снова

Взорам, открытым уже, представлялись те женщины обе.

20Девушка стала тогда возносить, испугавшись, молитву:

«Кто из небесных богов ниспослал мне виденье такое?

И почему мне на ложе широком в девической спальне

В час, как я сладко спала, сновиденья такие предстали?

Кто это – та чужестранка, которую видела в грезах?

Как охватила мне сердце любовь к ней! Она почему-то

С лаской меня приняла, как родное и милое чадо.

Пусть этот сон обратят мне на счастье блаженные боги!»

Это промолвив и встав, созвала она девушек милых,

Сердцу любезных ровесниц, детей из семейств благородных.

30С ними всегда веселилась, гулять ли в леса отправлялись,

Или к ручью они шли, в его струях омыть свое тело,

Или затем, чтоб в лугах себе лилий нарвать благовонных.

Тотчас подруги собрались. У всех с собою корзины

Были для сбора цветов. На луга, что лежали у моря,

Все они вместе пошли и веселые начали игры,

Радуясь шуму прибоя и розам, прекрасно расцветшим.

Дева Европа взяла для цветов золотую корзину —

Дивное диво для глаз, многотрудное дело Гефеста.

Дал ее Ливии в дар он, когда с сотрясающим землю

40Ложе она разделила. Ее Телефассе прекрасной

Ливия в дар отослала; Европе ж, еще незамужней,

Мать Телефасса однажды дала этот чудный подарок. 148

Выкован был на корзине сверкающий ряд украшений:

Слита из золота Ио была там, Инахово чадо,

Та, что коровою стала, утративши женщины облик;

Долго бродивши, она вступила на тропы морские,

Будто бы плыть собралась. Из лазурного сплава отлиты,

Волны вздымались; над ними стояли вверху, на обрыве,

Юношей двое, дивясь плывущей по морю корове.

50Рядом же Зевс был изваян, Кронид; он рукой прикасался

Тихо к корове Инаха; в водах семиструйного Нила

Женщины образ опять он вернул круторогой корове.

Нила сверкала струя серебром, а корова из меди

Чистой отлита была; из золота Зевс был изваян.

Вдоль по наружному краю корзины венок обвивался;

Виден Гермес был под ним; за ним же в длину был растянут

Аргус, по всем сторонам поводивший неспящие очи,

А из струи его крови алеющей вверх вылетала

Птица, раскинувши крылья, блиставшие красок богатством:

60Словно как быстрый корабль проплывает, так птица над морем.

Край золотой охватив, над корзиной раскинула крылья.

Вот что была за корзина в руках у Европы прекрасной.

После того как подруги достигли лужаек душистых,

Каждая стала сбирать те цветы, что ей по сердцу были:

Та собирала нарцисс ароматный, другая – фиалки:

Эта рвала гиацинты, а эта – вьюнок. На лужайках,

Вскормлены светлой весной, без счета цветы расцветали.

Между собой состязаясь, подруги шафран золотистый

В пышный вязали букет; а огненно-красные розы

70Только царевна рвала и красой меж подруг выделялась,

Словно меж юных Харит Афродита, рожденная пеной.

Но не судьба ей была веселить свою душу цветами

И не пришлось сохранить неразвязанным девичий пояс.

Только ее лишь увидел Кронид, как в груди его сердце

Сжалось: его поразило нежданно оружье Киприды 149—

Той, что умеет и Зевса заставить себе покориться.

Гнева, однако, избегнуть хотел он ревнивицы-Геры,

Так же хотел обмануть он и девушки робкое сердце:

Скрыв, что он бог, он свой вид изменил и в быка превратился;

80Но не в такого, что в стойле стоит, и совсем не в такого,

Что, борозду прорезая, волочит изогнутый лемех,

И не в того, что по выгону бродит, и также в иного,

Чем запряженный в ярмо и арбу с напряженьем влекущий.

Стал он прекрасным быком с золотистою рыжею шкурой,

Прямо на лбу посредине светился кружок серебристый;

Темно-лазурного цвета глаза его сладко сияли,

И голова украшалась рогами с боков равномерно,

Словно для них пополам перерезан был месяц рогатый.

Он на лужайку пришел и своим не спугнул появленьем

90Девушек юных – напротив, их всех охватило желанье

Ближе к нему подойти и красавца погладить; дыханье

Было его благовонней, чем запах лужаек душистых.

Стал, подошедши поближе, к ногам он Европы прекрасной;

Начал ей кожу лизать он, красавицу тихо чаруя;

Та же, его обнимая, тихонько снимала рукою

Пену с ноздрей у него и быку поцелуй подарила.

Сладостно он замычал, – ты сказал бы, пожалуй, что слышишь,

Будто от флейты мигдонской 150несутся прекрасные звуки, —

И, опустясь на колени, он вверх посмотрел на Европу,

100Вытянул шею вперед, показав широкую спину.

И обратилась Европа к подругам в просторных одеждах:

«Ближе, подруги мои, подойдите, чтоб вместе со мною,

Севши на спину к нему, позабавиться. Всех нас возьмет он;

Вот как подставил он спину, смотрите! Ну как же он ласков!

Вовсе ручной он и кроткий, на прочих быков он нимало,

Даже ничуть не похож. Он по разуму схож с человеком,

Видом же очень красив, и лишь речи ему не хватает».

Это сказав, она села на спину быка, улыбнувшись.

Медля, стояли другие. А бык, неожиданно вспрянув,

110Ту, что желал он, похитил и быстро домчался до моря.

И, обернувшись, Европа взывала к подругам любимым,

Руки ломая, но были не в силах за нею угнаться.

Бык же на волны вступил и помчался, подобно дельфину;

Даже копыт не смочив, пробегал он по волнам широким.

Всюду, где он проходил, воцарялось на море затишье.

Разные чуда морские вкруг Зевсовых ног извивались;

Недр обитатель, дельфин, веселясь, на волнах кувыркался;

Много всплыло над водой Нереид и, усевшись на спинах

Разных чудовищ морских, проплывали без счета рядами.

120Даже и грозно шумящий владыка, земли колебатель,

Сглаживал волны и был провожатым по моря тропинкам

Брату родному. Вокруг же него поднимались тритоны,

Те, что моря оглашают шумящими звуками рога,

В длинные дули ракушки, приветствуя свадебной песней.

Севши на Зевса бычачьей спине, ухватилась Европа

Крепко одною рукой за изогнутый рог, а другою

Бережно длинный подол поднимала пурпурной накидки,

Чтоб он, влачась по воде, не смочился седыми волнами.

Плащ развевался широкий, у ней на груди поднимаясь,

130Словно как парус на лодке, еще ее делая легче.

Видя, что сзади остались далеко родимые земли,

Мыс, омываемый морем, и горные кручи исчезли,

Воздух один лишь вверху, а внизу беспредельное море,

Глянула вкруг и к быку обратилась с такими словами:

«Мчишь меня, бык дорогой, ты куда? И какие тропинки

Страшные ты пробегаешь тяжелым копытом? Как видно,

Море не страшно тебе. Ведь одним кораблям быстроходным

В море дорога, быки же боятся путей по пучинам.

Мог бы напиться ты где? Чем ты на море будешь питаться?

140Или, быть может, ты бог? Совершаешь ты бога деянья,

Суши не ищут дельфины морские, на водных глубинах

Ввек не паслися быки. Ну, а ты по земле и по морю,

Страха не зная, бежишь, и веслом тебе служит копыто.

Может быть, в силах подняться ты также и в воздух лазурный

И полететь, уподобясь во всем быстролетным крылатым?

Горе, несчастная я навсегда, оттого что, покинув

Дом мой родной и отца, я пошла за быком этим следом.

Ныне в чужую страну я плыву, одиноко блуждая.

Будь же ко мне милосерд, над седою пучиной владыка,

150Ты, колебатель земли, ты, кого я увидеть надеюсь

Здесь выходящим из вод, на дороге моей провожатым,

Чтоб не без помощи бога я шла этой влажной тропою».

Вот что сказала, и так ей ответствовал бык криворогий:

«Девушка, страх свой оставь и не бойся ты водной пучины:

Зевс я, кто здесь пред тобою, хотя и кажусь я по виду

Только быком. Я могу превращаться в кого мне угодно.

Страстью охвачен к тебе, победить я решил это море,

Образ принявши быка. Но тебя уже Крит ожидает,

Остров, вскормивший меня; там с тобою мой брак совершится,

160Там от меня ты зачнешь и родишь сыновей знаменитых;

Будут царями они, скиптроносцами будут меж смертных».

Так он сказал, и свершилось по слову его. Увидали Крит они вскоре.

И Зевс принял вновь свой божественный облик,

Девичий пояс ей снял, приготовили ложе ей Оры.

Девушка юная стала женой новобрачною Зевса.

После же, матерью став, сыновей подарила Крониду.

Разные стихотворения

I

Если лазурное море баюкает ветер тихонько,

Бодрым становится сердце пугливое; мне в это время

Суша ничуть не мила, и влечет меня тихое море.

Если ж бушует пучина и на море гребни, сгибаясь,

Пеною брызжут и с ревом огромные катятся волны,

Взор обращаю я к суше, к деревьям, от моря бегу я:

Только земля мне желанна, приятна тенистая роща.

Ветер ли сильный завоет, там песни сосна напевает.

Что за тяжелая жизнь рыбака! Ему лодка – жилище,

10Труд его – море, а рыбы неверною служат добычей.

Мне же так сладостно спится в тени густолистых платанов.

Рокот ключа, что вблизи пробегает, мне слушать приятно,

Радует он селянина, нимало его не пугая.

БИОН

Плач об Адонисе

«Ах, об Адонисе плачьте! Погублен прекрасный Адонис!

Гибнет прекрасный Адонис!» – в слезах восклицают Эроты.

Ты не дремли, о Киприда, покрывшись пурпурной фатою;

Бедная, встань, пробудись и, одетая мантией темной,

Бей себя в грудь, говоря, что погублен прекрасный Адонис.

«Ах, об Адонисе плачьте!» – в слезах восклицают Эроты.

Раненный вепрем, лежит меж нагорий Адонис прекрасный,

В белое ранен бедро он клыком; и на горе Киприде

Дух испускает последний; и кровь заливает, чернея,

10Белое тело его, и застыли глаза под бровями.

С губ его краска бежит, и с ней умирает навеки

Тот поцелуй, что Киприда уже от него не получит.

Даже и с уст мертвеца поцелуй его дорог Киприде,

Он же не чует уже, умерший, ее поцелуя.

«Ах, об Адонисе плачьте!» – в слезах восклицают Эроты.

Тяжкая, тяжкая рана зияет у юноши в теле.

Много страшнее та рана, что в сердце горит Кифереи.

Как над умершим любимые псы завывают ужасно!

Плачут и девы над ним Ореады. Сама Афродита,

20Косы свои распустив, по дремучим лесам выкликает

Горе свое, необута, неубрана. Дикий терновник

Волосы рвет ей, бегущей, священную кровь проливая.

С острым пронзительным воплем несется она по ущельям,

Кличет супруга она, ассирийца, 151крича неумолчно.

То у него с живота она черную кровь собирает,

Груди свои обагряет, к ним руки свои прижимая, —

В память Адониса грудь, белоснежная прежде, алеет.

«Горе тебе, Киферея, – в слезах восклицают Эроты, —

Муж твой красавец погиб, погибает и лик твой священный,

30Гибнет Киприды краса, что цвела, пока жив был Адонис.

Сгибла с Адонисом вместе краса твоя!» – «Горе Киприде!» —

Все восклицают холмы, «Об Адонисе плачьте!» – деревья.

Реки оплакать хотят Афродиты смертельное горе,

И об Адонисе слезы ручьи в горах проливают.

Даже цветы закраснелись – горюют они с Кифереей.

Грустный поет соловей по нагорным откосам и долам,

Плача о смерти недавней: «Скончался прекрасный Адонис!»

Эхо в ответ восклицает: «Скончался прекрасный Адонис!»

Кто ее скорбную страсть не оплакивал вместе с Кипридой?

40Только успела увидеть Адониса страшную рану,

Только лишь алую кровь увидала, залившую бедра,

Руки ломая, она застонала: «Побудь здесь, Адонис,

Не уходи же, Адонис, тебя чтоб могла удержать я,

Чтобы тебя обняла я, устами к устам приникая!

О, пробудись лишь на миг, поцелуй подари мне последний!

Длится пускай поцелуй, сколько может продлиться лобзанье,

Так чтоб дыханье твое и в уста мне и в душу проникло,

В самую печень; хотела б я высосать сладкие чары,

Выпить любовь твою всю. Я хранить это буду лобзанье,

50Словно тебя самого, раз меня покидаешь, злосчастный.

Ах, покидаешь, Адонис, идешь ты на брег Ахеронта,

К мрачному злому владыке, 152а я, злополучная, ныне

Жить остаюсь: я богиня, идти за тобой не могу я.

Мужа бери моего, Персефона! Ведь ты обладаешь

Силою большей, чем я, все уходит к тебе, что прекрасно.

Я ж бесконечно несчастна, несу ненасытное горе.

Я об Адонисе плачу о мертвом, повергнута в ужас.

Умер ты, трижды желанный, и страсть улетела, как греза;

Сохнет одна Киферея, в дому ее чахнут Эроты.

60Пояс красы 153мой погиб. Зачем ты охотился, дерзкий?

Мальчик прекрасный, зачем ты со зверем жаждал сразиться?»

Так восклицала Киприда, рыдая, и с нею Эроты:

«Горе тебе, Киферея! Скончался прекрасный Адонис!»

Столько же слез проливает она, сколько крови Адонис,

Но, достигая земли, расцветает и то и другое:

Розы родятся из крови, из слез анемон вырастает.

Ах, об Адонисе плачьте! Скончался прекрасный Адонис!

Но не оплакивай больше ты в дебрях супруга, Киприда!

В диких трущобах, на листьях Адонису ложе плохое;

70Ляжет на ложе твоем, Киферея, и мертвый Адонис.

Мертвый, он все же прекрасен, прекрасен, как будто бы спящий.

Мягким его покрывалом покрой, под которым с тобою

Ночи священные раньше на ложе златом проводил он.

Дремлется сладко под ним. Пусть и мертвый он будет желанным

Множество брось на него ты венков и цветов: пусть увянут.

Если он умер, то пусть и цветы эти с ним умирают.

Мажь его мазью сирийской и лей драгоценное миро 154—

Гибнет пусть ценное миро, погиб драгоценный Адонис.

«Ах, об Адонисе плачьте!» – в слезах восклицают Эроты.

80Вот уже нежный Адонис положен на тканях пурпурных.

Возле него, заливаясь слезами, стенают Эроты,

Срезавши кудри свои; вот один наступает на стрелы,

Этот на лук наступил, у другого – колчан под ногою…

Тот распускает ремни у сандалий Адониса; эти

Воду в кувшинах несут, а вот этот бедро омывает.

«Горе тебе, Киферея!» – в слезах восклицают Эроты.

Здесь, возле самых дверей, угасил Гименей свой светильник,

Брачный венок растерзал, и «Гимен, Гименей» не поется

Песня его; нет, он сам запевает уныло: «О, горе!»

90«Ах, об Адонисе плачьте!» – все громче ему отвечают

Воплем Хариты, тоскуя о мертвом Кинировом сыне;

Молвят друг другу они: «Ах, умер прекрасный Адонис!»

Плачет Диона, но громче пронзительным криком взывают

Мойры; его возвратить хотели б они из Аида, 155

Шлют ему вслед заклинанья. Но их не услышит умерший;

Он и хотел бы внимать им, но Кора его не отпустит.

Нынче окончи свой плач, Киферея, смири свое горе!

Вновь через год тебе плакать и вновь разливаться в рыданьях.

Разные стихотворения

V

Коль хороши мои песни, то славу уже мне доставят

Даже и те лишь одни, что доселе мне Муза внушила.

Если ж не сладки они, то зачем же мне дальше стараться?

Если б нам жизненный срок был двоякий дарован Кронидом

Или изменчивой Мойрой – и так, чтоб один проводили

В счастии мы и в утехах, другой был бы полон трудами, —

То потрудившийся мог бы позднейшего ждать награжденья.

Если же боги решили назначить нам, людям, для жизни

Срок лишь один, и притом столь короткий, короче, чем прочим,

10Что же, несчастные, мы совершаем такие работы?

Что же, для цели какой мы в наживу и в разные знанья

Душу влагаем свою и все к большему счастью стремимся?

Видно, мы все позабыли, что мы родились не бессмертны

И что короткий лишь срок нам от Мойры на долю достался.

VII

Раз предо мною во сне появилась царица Киприда,

Эроса-крошку держала своею рукою прекрасной,

В землю вперившего очи. И вот что она мне сказала:

«Милый пастух, обучи мне, пожалуйста, Эроса пенью!»

Это сказав, удалилась. А я своим песням пастушьим

Стал обучать его, глупый, – как будто хотел он учиться!

«Пан свирель изобрел, а флейту открыла Афина,

Лирой известен Гермес, Аполлон же кифарой прославлен».

Все рассказал я, но он моих слов закреплять не старался,

10Песенки сам про любовь мне запел, рассказал мне о страсти

Он меж людьми и богами, о матери тоже поведал.

Все позабыл я, чем мною был Эрос обучен в ту пору;

Те же любовные песни, что он мне преподал, я помню.

VIII

Геспер, ты светоч златой Афродиты, любезной для сердца!

Геспер, святой и любимый, лазурных ночей украшенье!

Меньше настолько луны ты, насколько всех звезд ты светлее.

Друг мой, привет! И когда к пастуху погоню мое стадо,

Вместо луны ты сиянье пошли, потому что сегодня

Чуть появилась она и сейчас же зашла. Отправляюсь

Я не на кражу, не с тем, чтобы путника ночью ограбить.

Нет, я люблю. И тебе провожать подобает влюбленных.

XV

Клеодам

Что тебе мило, Мирсон, весна, иль зима, или осень?

Может быть, лето? Какую пору возвратить ты хотел бы?

Лето, когда созревает все то, над чем мы трудились?

Может быть, сладкую осень, когда уменьшается голод?

Или ленивую зиму? Ведь люди зимою обычно

Греются в доме своем, наслаждаясь в покое бездельем.

Или красотка-весна тебе нравится больше? Скажи мне,

Что тебе по сердцу? Дай поболтаем, покуда свободны.

Мирсон

То, что устроили боги, нам, смертным, судить не пристало.

10Все это свято и мило. Но все же тебе, как ты хочешь,

Дам я ответ, Клеодам, что всего я прекрасней считаю.

Лета совсем не хочу, потому что палит меня солнце;

Осени я не желал бы: она нам приносит болезни;

Гибельной стужи боюсь, приносящей снега и морозы.

Трижды желанная мне пусть весна бы весь год продолжалась.

Нас в это время не мучит ни холод, ни жаркое солнце.

Это зачатья пора и всеобщего время цветенья,

Ночи равняется день, и уравнены ясные зори.