Текст книги "Позволь мне верить в чудеса (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц)
Глава 2
– Корней Владимирович…
– Что?
– Я вам на почту писал, вы читали?
Корней, перевел задумчивый взгляд от окна, в которое смотрел, на собеседника, выдержал паузу длиной в несколько секунд – не специально нагнетал, просто пытался вспомнить – а потом медленно перевел голову из стороны в сторону.
– Нет. Что писал?
Вадим – его помощник, фактически правая рука, выросший из обычного шустрого риелтора, кажется, не раздразился и не расстроился. Довольно хорошо знал Высоцкого. И не надеялся, что тот прочтет с первого раза. Занятой человек, что тут скажешь?
– По этой хибарке информацию, – увидел, что Корней хмурится, – ну, по дому Ланцовых, который должен под снос пойти…
– А, хорошо. Я гляну. А то сроки поджимают, – Корней глянул на экран ноутбука, фиксируя дату – пятнадцатое июля. Середина лета… До осени вопрос нужно решить кровь из носу, иначе не вложатся в сроки, будут отгребать всей веселой компанией.
– Поджимают… – Вадим поддакнул, а потом перевел взгляд на завешанную дипломами и сертификатами стену кабинета Высоцкого. Ему нравилось работать с Корнеем, пусть в этом и была определенная специфика, пусть они не всегда совпадали во взглядах и подходах.
А еще Вадиму нравилось думать, что когда-то у него тоже будет такой кабинет… И тоже с дипломами и сертификатами. А еще гендир будет лично здороваться с ним за руку, знать имя, зазывать на доверительные беседы, как сейчас зовет Высоцкого. И пусть он не планировал подсиживать своего непосредственного начальника, но и останавливаться на достигнутом не собирался.
Если есть куда расти – он будет это делать, используя любой шанс.
– Вы почитайте, Корней Владимирович. Там действительно неплохой вариант нарисовался. Может с этической точки зрения такой себе, но действенный… И вряд ли кто-то подкопается…
Корней снова окинул помощника задумчивым взглядом, потом хмыкнул каким-то своим мыслям. В принципе, чего еще можно ждать от человека, которого он подбирал по принципу: «готов на все ради общего блага!»? Общим благом при этом считались интересы ССК. Да и, если быть честными, допустимые с этической точки зрения способы они давно перепробовали. Все доступные. Предлагали и деньги, и квартиры, и даже просто выкупить Ланцовым аналогичный участок в пригороде с доплатой, чтобы построили себе хоть такую же убогую хижинку, в которую вцепились, как в самое родное.
Но эти… Ни в какую. И стоит снова вспомнить, как в душе обычно более чем спокойного Корнея рождается раздражение.
Ну идиотки ведь. И-ди-от-ки…
Озвучить свои мысли Корней не успел – телефон внутренней связи на столе запищал, оповещая о входящем.
– Алло, – Корней снял, глянул на часы на запястье.
– Алло, Корней Владимирович, вас Ярослав Анатольевич зайти просил… – из трубки к нему обратилась ассистентка главного привычно вежливым тоном.
– Сейчас просил?
– Сказал, по возможности… Но лучше сейчас… – первую фразу она произнесла громко, а вторую потише. Как бы давая совет. Корнея это улыбнуло…
Вот совсем молоденькая девочка ведь – двадцать с небольшим, а старательная до жути, ответственная, тонко чувствующая… Почему не все в этом возрасте такие? Почему некоторые задницами перед строителями крутят и не пойми зачем принципиальность демонстрируют?
Мысли как-то сами собой соскочили на младшую Ланцову. Вспомнились ее пляски у бельевой веревки, и в душе снова раздражение… Вот бы побыстрей от них избавиться…
– Хорошо. Я зайду через две минуты.
Корней скинул, встал с кресла…
– Я тебя услышал, Вадим. Почту проверю. Все, что согласовали, делай. Я к Самарскому, а ты можешь возвращаться к работе.
Вадим кивнул, тоже поднялся с кресла, они вдвоем вышли из кабинета.
Вадим тут же свернул – возвращаясь на место в опенспейсе, а Корней прошелся по коридору между чередой кабинетов с прозрачными стенами к торцу, который занимала приемная гендира.
– Здравствуйте… – улыбнулся той же девочке-ассистентке, которая поздоровалась с ним уже вживую. Сделала это не то, чтобы больно уверенно, стараясь отвести взгляд, но все же…
Корней отметил, что чуть покраснела, даже успел понадеяться, что показалось, потому что только ведь похвалил девчушку в мыслях за благоразумие, и очень не хотелось тут же брать свои слова обратно, если окажется, что она умудрилась влюбиться такого старпёра, как он… Но в кого ей еще влюбляться, если с утра до ночи на работе сидит? Не в степлер же. Хотя… Вот в Вадима можно было бы. Дерзкий, шустрый, молодой. То, что надо…
– Свободен же? – в очередной раз отмахнувшись от лишних мыслей, Корней взялся за ручку двери кабинета Самарского, оглянулся, дождался, пока девушка кивнет, трижды формально стукнул, открыл…
***
– Елизавета, мы с твоей матерью вроде бы все уже сказали. Или я ошибаюсь? – Самарский стоял спиной к двери, держа мобильный у уха, глядя перед собой – за окно. Говорил одновременно жестко и спокойно.
Задал вопрос, выдержал паузу, слушая… Корней решил пока не подходить, остался у книжной полки, потянул на корешок один из многочисленных альбомов с презентации недавнего проекта, стал листать…
Как-то так получилось, что в руки к нему попался первый свой же проект, которые он завершил после прихода на фирму Самарского полтора года тому назад.
Честно говоря, Корней долго сомневался – стоит ли. С одной стороны, работу в ССК, да еще и на должности куратора больших проектов, предлагают не каждый день и далеко не всем.
С другой, у него были закономерные опасения касательно того, сработаются ли они с довольно авторитарным Самарским. Оказалось – сработались. То ли слухи об его авторитарности были преувеличены, то ли он менял подходы в целом, а может только в частности с Корнеем, но сотрудничеством по состоянию на сейчас довольны были оба.
Самарский Высоцкому доверял, Высоцкий не нуждался в дополнительных стимулах. Так и работали.
– Разговор окончен, Лиза. Дай трубку маме, – из собственных мыслей Корнея выдернула еще одна реплика Самарского. Все тем же жестко-спокойным тоном. Разве что теперь чуть помягче. – Алло, Сашка, пусть обижается, сколько хочет. Не порть себе нервы. Ушла в комнату, хлопнув дверью – ну и отлично, пусть посидит, подумает. Все равно сама мириться придет.
Снова замолк, снова слушал, как там говорят…
– Перебесится… – прервал на полуслове, потом снова недолго слушал. – Я знаю, что говорю. У нее мой характер, – а потом и вовсе улыбнулся. Там тоже, видимо, улыбнулись. Потому что ответили что-то короткое, заставившее Самарского хмыкнуть. – Если Глафира хочет – пусть разговаривает. У нее большой опыт общения со сложными детьми. Целую. Вечером поговорим. У меня дела.
Не ждал ответа, скинул, развернулся, продолжая улыбаться, глядя уже на Корнея. Да только… И коню понятно, что улыбка – остаточная.
– Привет, – Ярослав положил телефон на стол, обошел, протягивая руку посетителю. – Спасибо, что зашел. Чай, кофе будешь?
– Нет, спасибо. Пил только что.
Самарский кивнул, вернулся на рабочее место, сел за стол, дождался, пока Корней поставит на место альбом, устроится напротив.
– Извини, дочка просто нервы треплет, – зачем-то пояснил, снова еле заметно улыбаясь, Корней же только плечами пожал.
Хотя у них с Ярославом была и не то, чтобы катастрофическая разница в возрасте – каких-то восемь лет, и внешне эти года в глаза не бросались – Самарский выглядел отлично для своих почти сорока, но опыта общения с дочерями… Как и самих дочерей… У Корнея не было. Соответственно и посоветовать было нечего.
– У вас их много вроде бы…
– Много, – Ярослав скользнул взглядом по воздуху, фокусируясь на фотографии, стоявшей на рабочем столе. Что на ней изображено Корней не видел, но догадаться было несложно. – Три дочки, один сын. Просто… Старшая треплет. Мы на ней, получается, всему учимся. А там еще характер с большой буквы… В общем, нечего и говорить.
Сам же начал, сам же себя обрубил, снова сосредоточил взгляд на Высоцком, чуть сощурился, видимо, вспоминая, зачем позвал вообще…
– Как дела с проектом? – вспомнил.
– Все нормально, Ярослав Анатольевич. По плану. С некоторыми коррективами.
– В сроки вкладываемся?
– Да. Есть нюансы, но должны.
– По документам все хорошо?
– Тоже да. Плановую проверку ГАСИ прошли без предписаний.
Ярослав уважительно присвистнул, чем вызвал намек на улыбку уже на лице у Корнея. Значение такого феноменального события, как «проверка без предписаний» понятно людям, связанным с застройками, без лишних слов.
– Так ты на премию претендуешь, я так посмотрю…
Настроение у начальства сегодня было очевидно хорошим, и будь Корней чуть более жадным и менее дальновидным – непременно воспользовался бы, но он предпочитал получить премию попозже… И побольше.
– Рано. Есть еще пара проблем. Вот решим, сдадим последнюю очередь в эксплуатацию, прибыль посчитаем – тогда поговорим.
Корней хмыкнул, Ярослав ответил тем же.
– А с домом тем что? – потом же задал вопрос, который, если говорить честно, Корней поднимать не хотел.
Эта заноза все никак не хотела вылезать, а только воспалялась. Раздражая и зля.
Но Самарский обладал слишком хорошей памятью и чуйкой, чтобы упустить из виду этот момент. Причем если Корней о нем упоминал – то максимально вскользь. Но это не спасло.
– Ланцовы… Это фамилия владельцев… Ломаются. Мы столько никому не платили, сколько им предлагаем. Да и, если честно, они ведь даже не понимают, насколько щедрое предложение. Но пока не соглашаются. Планирую дожать.
– Да. Надо. Только по-нормальному, пожалуйста…
Корней кивнул, принимая пожелание. Он и работать в ССК пошел в основном потому, что Самарский безумно дорожил репутацией – своей и фирмы. По слухам, так было не всегда. По слухам, когда-то давно, когда у ССК были конкуренты посильней, а сам Самарский помоложе, в ход шли далекие от однозначности способы борьбы. Но теперь поменялись и времена, и приоритеты, и стремления.
Честная игра – честный результат. Хорошие дома – довольные жители.
– По-нормальному, Ярослав Анатольевич. Я стараюсь коммуницировать с ними сам. Мне кажется, они адекватные люди, просто нужно свыкнуться с мыслью о том, что это неизбежно.
– Пусть свыкаются… Время еще есть?
– До конца лета.
– Хорошо.
В разговоре наступила пауза. Корней взялся за ручки кресла, собираясь подняться, но застыл, когда Самарский снова его окликнул.
– Я вообще тебя не только для этого позвал. У моей Саши День рождения скоро. Юбилей был в прошлом году – мы не отмечали, замотались. Она со своими вечными детьми, которых надо спасать. Я со своими домами, которые надо строить. А в этом году вроде бы поспокойней – хотим устроить небольшой сбор. Самых близких.
Корней хмыкнул, кивнул. Сам себя вряд ли отнес бы к самим близким для Самарских. Жену Ярослава – Александру – видел всего несколько раз, да и то дальше обмена кивками разговор не зашел. С Ярославом старался хранить субординационные отношения, считая это правильным, но и от приглашения отказаться не мог.
– Спасибо. Буду. Когда и где?
– Я тебе позже скажу. Пока Сашка думает. Но с подарком не морочься – сразу говорю. У них с подругой благотворительный фонд, они курируют несколько проектов, в частности, один детский дом. Так что все подарки деньгами туда. Проведут аукцион – придется поучаствовать.
Корней опять кивнул. Наверное, это нормальное стремление женщины богатого мужчины – помогать тем, кому нужнее. В конце концов, может себе позволить. Да и гости явно не обеднеют, променяв необъятные букеты, которые и недели не простоят, на благотворительный перевод на определенный счет. Вот только… Его сердце не дрожало от нежных чувств и глаза не наполнялись слезами, когда он слышал подобные истории.
Высоцкий не был против того, чтобы все люди, в особенности дети, на планете Земля жили хорошо… Но прекрасно понимал, что это невозможно. Сколько бы Александр Самарских ни положило на это все свои силы.
– Хорошо.
– Приглашение на двоих, если что, бери… Супругу? – Самарский снова сощурился, пытаясь вспомнить. Корней же мотнул головой.
– Не женат. Но по надобности спутницу найду.
Усмехнулся…
– Ну, найди. Олеся вон с тебя глаз не сводит…
– Какая Олеся? – Корней глянул на Ярослава, а тот почему-то на дверь кивнул.
– Ассистент моя. Неужели даже представиться смелости не хватило?
Корней перевел голову из стороны в сторону, тоже глядя на дверь. Ну вот… Получается, действительно втюрилась в него. Не показалось. Вот же дурочка маленькая…
– А вы-то откуда в курсе?
– У меня три дочери, Корней. Три. Одной из них десять. Еще совсем немного и… Мне нужно на ком-то тренировать внимательность.
Самарский ответил вроде бы шуткой, но Корней услышал в тоне вполне серьезные нотки. Хмыкнул, встал все же…
– Ну, тренируйте, Ярослав Анатольевич. Только не на мне, пожалуйста. Я на работе интрижек не завожу. Да и ребенок она совсем… Честно…
Ярослав не возражал, кивнул, тоже встал, отвечая на рукопожатие.
Ребенок. Пусть очень ответственный и старательный – но ребенок. Всего-то в два раза старше его Лизы. А время ведь промчит, как комета… Даже думать страшно.
– Разберись с тем домом побыстрей. Считай, это моя личная просьба для успокоения…
Последняя фраза застала Корнея уже у двери. Он застыл на мгновение, обернулся, кивнул, вышел.
Мог бы улыбнуться, как оказалось, Олесе… Но решил не делать этого. Сегодня будет обидно, завтра пострадает, послезавтра в подушку поплачет немного… И пройдет. Во всяком случае, он надеялся.
Поэтому прошел мимо, делая вид, что ее стойки тут и вовсе нет, а еще испытывая очередной укол раздражения из-за того, что… Что теперь вопрос хижины – это «личная просьба» Самарского.
Прим:
ССК
– строительная компания, созданная и возглавляемая Ярославом Самарским – главным героем истории "Вдох-выдох".
ГАСИ
– Государственная архитектурно-строительная инспекция.
Предписание
– документ, который составляется сотрудником ГАСИ при проведении проверок в случае, если на объекте или в документации обнаружено нарушение строительно-архитектурных норм, которое может быть устранено.
Глава 3
– Алло, Захар… У тебя что-то срочное? Мне не очень удобно говорить сейчас…
Аня еще шла по улице, но с каждым новым пройденным метром была все ближе к тому, чтобы перейти на бег. И так опаздывала, а тут еще этот звонок…
Не знала, почему он отозвался в душе раздражением – совершенно недостойным чувством, как казалось Ане, – но факт оставался фактом. Отозвался. И будь она чуть менее совестливой… А может трусливой… Сделала бы вид, что не слышит, как телефон вибрирует в кармане. Но не смогла.
Пришлось брать трубку, испытывая дополнительные неудобства…
Как на зло, на гитарном чехле оторвалась одна из лямок, и теперь приходилось носить инструмент, то и дело балансируя, подтягивая, упреждая от соскальзывания с плеча, а то и просто в руке, долбя гитарой по ногам, а ведь еще и стульчик этот… Слетающий с другого плеча… Давным-давно стоило купить новый чехол, но денег на него было жалко.
– Нет, Захар. Я не могу вечером встретиться. Я сейчас с ребятами буду… Да… Да. Именно, Захар… Я же объясняла уже. У нас рас-пи-са-ни-е. Желающих играть здесь много, мы гугл-форму заполняем. И если сегодня свои три часа не используем – завтра просто так прийти не сможем. Только через неделю.
Подчас собственная покладистость раздражала и саму Аню, но поделать с собой она ничего не могла. Вот так ее воспитали. Вот такой у нее был характер.
Чесать по тротуару, лавируя между людьми вместе с гитарой и складным рыбацким стульчиком, нервничать из-за того, что она снова опаздывает и заставляет всех ждать, а еще выслушивать от Захара, как она неправа, что занимается всякой дурью…
Дурь – это выступления их коллектива. В основном они просто играют в подземном переходе в центре города, когда получается забить время. По вечерам или в выходные. И вроде бы понятно, что парень, пытающийся ухаживать, хотел бы, чтобы его почти девушка (или уже совсем девушка, Аня пока так и не разобралась, можно ли считать месяц прогулок-свиданий и десяток поцелуев отношениями) проводила это время с ним, а не «развлекая бомжей и хипстеров». Но Аня…
Откровенно говоря, предпочтение в данный момент отдавала именно этому занятию.
Захар ей нравился – он был умным, красивым парнем, умел ухаживать, очень мило улыбался… Но все чувства, которые он в ней вызывал – какой-то дружеский трепет. И страх… Огромный страх сделать больно своим категорическим отказом.
Именно поэтому Аня и согласилась на первую прогулку с ним, именно поэтому, иногда откровенно скрипя сердцем, шла на следующие.
Девятнадцать ведь… Давно пора встречаться, влюбляться, пробовать, ощущать что-то… А у нее все как-то не складывалось. Аня не знала, почему так, иногда думала, что это какая-то ее врожденная проблема – нет в ней способности испытывать сильные чувства к посторонним людям. Не к бабушке с дедушкой, а к кому-то вне их семьи. Становилось очень грустно… И очень хотелось убедиться, что это не так.
Но с Захаром, к сожалению, пока не получалось. Он все хотел большего, а Аня… Кажется, и этого-то не хотела. Куда уж больше-то?
– Я так деньги зарабатываю, понимаешь? И удовольствие получают тоже. Все, Захар. Прости. Я отключаюсь…
Ане пришлось прилагать усилия, чтобы перебить молодого человека, выпалить несколько слов, нажать отбой, а потом спрятать телефон опять в карман. Почему-то захотелось зажмуриться и шибануть себя ладонью по лбу, ведь стало стыдно… Меньше всего на свете Аня хотела кого-то обижать.
Последние несколько метров до лестницы в подземный переход девушка уже бежала, потом семенила по ступенькам, своих увидела издалека. Они готовились: чехол из-под виолончели уже лежал на плитке, а в нем заброшенная кем-то из компании купюра на удачу.
Четыре девочки и парень – вот и весь их коллектив. Две гитаристки, две скрипачки, виолончелист. Сочетание в чем-то ограничивающее репертуар, но заставляющее довольно большое количество людей останавливаться и слушать их импровизированные концерты, а потом и благодарить за удовольствие какой-никакой деньг
о
й.
На доход они никогда не жаловались. С другими – такими же подземными артистами – давно раззнакомились и договорились, когда чей день и когда чье время. Получали удовольствие, деньги и очень надеялись на то, что их лавочку в ближайшем времени не прикроют.
– Простите! Станцию метро на вход закрыли, пришлось бежать на следующую!
Аня спустила с плеча инструмент, прислонила его к стене перехода, сама же чуть согнулась, стараясь отдышаться. Даже если кто-то на нее успел рассердиться за опоздание – виду не подал.
– Забей, почти не опоздала. Но в следующий раз ты двадцатку бросаешь, – Таня – подруга-гитаристка, с которой Аня знакома была с тех самых пор, как они вдвоем пришли учиться играть к одному преподавателю, улыбнулась, раскладывая принесенный, идентичный Аниному, стульчик, усаживаясь на него, беря в руки свою гитару…
– Так точно! – и это послужило для Ани знаком последовать примеру.
Тоже сесть на свой, такой же, с другой стороны, создавая нужную экспозицию. По центру – виолончелист, дальше скрипачки, по краям гитаристки. Перед ними – тот самый чехол…
Аня достает гитару, делает несколько глубоких вдохов, стараясь успокоить сердце, думает, что попить бы… Но поздно.
Костя-виолончелист видит, что все его курочки, как он ласково называл своих девочек, на местах и готовы, шепчет: «раз, два, три, четыре»… И они в едином порыве начинают…
Прим:
Хипстер
– человек, следующий последним модным тенденциям. Хипстерами называют представителей обеспеченной молодёжи, интересующейся культурой и искусством, модой, альтернативной музыкой, артхаусным кино, современной литературой и т. п. Стиль одежды представителей такой субкультуры выражает внешнюю и внутреннюю свободу и непотребительский образ жизни.
* * *
Корней вышел из ресторана, держа в руках телефон, сосредоточенно читая череду сообщений, которые ему за час, пока телефон лежал на столе, перевернутый вниз экраном, успел настрочить Вадим.
И пусть Высоцкий когда-то обратил внимание на парня именно из-за этого фонтанирующего энтузиазма, сейчас он уже иногда раздражал. Дали задание – делай молча, предоставь результат, а не строчи по каждому маломальскому поводу.
Он остановился чуть в стороне от входа, напечатал быстрое: «завтра обсудим, не спамь». Почувствовал, как женская рука скользит под локоть, изящно устраиваясь на пиджаке, вскинул взгляд на Илону.
Она терпеливо ждала, пока он отвлечется от телефона, улыбаясь. Красивая, взрослая, вполне деликатная. Не дура, пусть и в меру меркантильная.
Но, в конце концов, это честно. С ее стороны – меркантильность без перегибов. С его – отсутствие обещаний хоть каких-то перспектив, но исполнение своих обязательств, как обеспеченного любовника.
Этот союз не будет длиться вечно, оба это понимали. Но не трепали ни себе, ни партнеру нервы перспективами. Просто получали удовольствие от того, что имели.
– Машину ты где оставил? – Илона спросила, глядя на Корнея вроде бы спокойно, но одновременно будто многообещающе. Наверное, именно этот взгляд в свое время его и привлек. Она не выглядела, как охотница за мужчинами. Но, несомненно, становилась ею, когда какой-то мужчина ей нравился.
Корней нравился – Корнея она получила. Так же, как он получил ее. И за вопросом «машину ты где оставил» на самом деле крылось «хочу побыстрее оказаться сначала в машине, а потом у тебя, чтобы продолжить вечер».
И чего греха таить, Корней хотел не меньше. Поэтому пусть не особо любил, но спокойно относился к руке на своем пиджаке, подстраивался под ее шаг, кивнул в сторону от ресторана.
– На противоположной стороне. Здесь все было запарковано. Пройдемся.
Илона могла бы скривить губы, выражая недовольство, но это было не в ее характере. Во всяком случае, с этой стороны Корнею она еще не показывалась. А если… Или когда покажется – им не очень-то сложно будет распрощаться.
Раньше, по молодости, Корней задумывался несколько раз, а встроена ли в нем вообще функция эмоциональной привязанности хоть к кому-то? И однозначного ответа так и не находил.
Из родного дома он уехал в семнадцать – поступив в Киевский архитектурно-строительный. Адаптация на новом месте заняла у него не больше получаса. И это при том, что родители посадили тогда совсем еще пацана на поезд, перекрестили на дорогу… И дальше давай сам.
Они не были плохими родителями, просто сам Корней еще в детстве был таким – скрытным, безэмоциональным, излишне самостоятельным. И как бы ни пыталась мать вскрыть эту ракушку – не смогла, поэтому смирилась.
Он быстро обустроился в Киеве, не испытывал сложностей во взаимодействии со сверстниками, но и в души ни к кому не лез, да и в свою особо не пускал. Не потому, что там бушевали бури, скорее… Его штиль не нуждался в тесных контактах. С парнями условно дружил, не подставлял, участвовал в попойках и гулянках. С девушками не столько встречался, сколько спал. Пробовал, испытывал, подходил больше с исследовательским интересом, чем с высокими стремлениями.
Домой – в Днепр – приезжал изредка, длительные разлуки не сделали его более привязанным к родительскому теплу, но он и не ершился, сыновьи обязанности исполнял ответственно.
Потом была работа и стремительный карьерный взлет. Пожалуй, именно здесь ему больше всего помогла эта врожденная холодность. Он не жалел ни себя, ни окружающих. Просто делал, что должен был сделать… И наконец-то наслаждался – результатом. Тогда осознал, что настоящую любовь испытывает к своему делу, а с людьми ни в чем большем, чем имеет, не нуждается.
Он не «распаковывал» девушек пачками, но и целибат никогда не держал. Для хорошего состояния и настроения, а еще для удовольствия ему нужен был секс – и он его получал. Всегда на честных условиях. Всегда с теми девушками, которые действительно привлекали. Всегда до тех пор, пока именно с этой и хотелось.
С Илоной они практически шли на рекорд – их отношения длились больше года.
– Не замерзла? – они шли по площади в направлении сетки подземных переходов, чтобы попасть на противоположную сторону. Пока были в ресторане – пропустили дождь. И теперь каблуки босоножек Илоны цокали по мокрой плитке. Сама она шла рядом с прямой спиной.
Действительно очень красивая. Брюнетка с собранными на затылке в конский хвост волосами, хищным разрезом глаз, чувственными губами, покрытыми алой помадой. Точеная фигура – в платье-чехле. Изящные щиколотки подчеркнуты тонкими ремешками босоножек на тех самых фееричных каблуках.
Грань между эффектностью и вульгарностью – максимально тонкая. Корней знал это, как человек, чья профессия обязывает разбираться и в таких полутонах. Но Илона умела ходить по этой грани филигранно, ни разу не завалившись.
И с ней Корней планировал попасть на праздник Самарских. Не просто не стыдно – а даже гордо. Хотя ему… Не то, чтобы особо есть разница. Скорее соблюдение церемоний.
– Нет. Спасибо за беспокойство. Не замерзла. – Илона ответила, скользнув по лицу Корнея коротким взглядом, а потом вновь смотря перед собой.
Они будто играли в игру – деликатности и взаимной заботы. Но оба делали это достаточно холодно, чтобы не сомневаться – за этими вопросами и ответами не кроется ничего, кроме вежливости.
– Давай руку, а то может быть скользко.
Корней ступил на лестницу первым, освободил локоть, протянул Илоне ладонь, на которую она тут же положила свою. Он опережал ее на ступеньку, она шла, продолжая смотреть перед собой.
Атмосфера тут разительно отличалась от ресторанной. Влажно, затхло, снуют люди и музыка… Совсем не такая, как еще недавно. Не тихая, деликатная, еле уловимая. А громкая и режущая слух.
Они спустились под землю без эксцессов, Илона слова взялась за локоть, Корней чуть сощурился, привыкая с неестественному освещению. Они делали шаг за шагом, приближаясь к тому источнику звука, который и в более тихой из-за расстояния вариации раздражал, а с приближением, казалось, уже откровенно бил по ушам.
Вероятно, все дело в том, что переход – не место для подобных концертов. И будь воля Корнея, он скорее всего их запретил бы. Из пожарных, акустических, эстетических и этических соображений. Но его никто не спрашивал. Да и его этика-эстетика заботила немногих. К чему он тоже относился спокойно. В меру амбициозный, но вполне трезво мыслящий. Не жаждущий ни всех денег мира, ни власти над ним. Просто иметь возможность жить так, как хочется, получая удовольствие от того, что результаты его трудов разительно отличаются от убожества подобных переходов и их обитателей…
Когда до источника звука осталось не больше пяти метров, телефон в кармане брюк завибрировал. Корней чуть сбавил шаг, Илона отреагировала моментально – тоже пошла медленней, глянула мельком на мужчину.
Если бы звонил Вадим или кто-то еще – Корней просто скинул бы. Но на экране высветилось «Самарский Ярослав». Давать отбой неприлично. Тем более, он никогда звонками в нерабочее время не злоупотреблял.
– Я отойду на секунду, – Корней снова снял с себя руку Илоны, ответа не дожидался, сделал несколько шагов в сторону, закрывая одно ухо, чтобы музыка так не громыхала, прикладывая трубку к другом. – Алло.
– Алло, Корней. Конец августа, Берлин, выставка. Поедешь?
– Надо срочно решить?
– Да. Вчера еще. Забыл спросить.
– Еду.
– Хорошо. Отдыхай.
Ярослав скинул, Корней глянул на экран, хмыкнул. Ему определенно нравился такой формат сотрудничества. Коротко и по делу.
Развернулся, сначала скользнул взглядом по Илоне, которая стояла к нему спиной, глядя на тот самый источник звука – сборную солянку. Две гитары, две скрипки, виолончель… Довольно эклектично. Да и музыканты все, как на подбор, не на подбор. Пестрый молодняк. Зато набросали денег им знатно – в чехле из-под виолончели собралась нормальная такая кучка с горкой.
Корней снова хмыкнул, подошел к Илоне, положил руку на поясницу сзади, аккуратно подталкивая в сторону, чтобы продолжить путь. Она же, почему-то, не воспользовалась возможностью тут же. Повернула немного голову, глянула на мужчину:
– Есть мелкие деньги? Хочу бросить. В детстве на скрипке играла, – дождалась кивка, а потом и купюры, которую Корней достал из бумажника. Смотрел Илоне вслед, пока она приближалась к чехлу, немного приседала в своем узком платье, отправляя купюру поверх кучки. Не то, чтобы мелкую. Видимо, именно увидев ее, одна из гитаристок дала петуха. Настолько очевидно, что Корней, обладавший не только вкусом, но и слухом, скривился. Потом же перевел взгляд на виновницу его ушной и душевной боли, замер на мгновение.
Та же кудрявая девица. Аня Ланцова. И снова грудь царапнуло раздражение. Вот везде она ему все портит. Ни высотку нормально построить. Ни по переходу пройти.
Он без стеснения разглядывал нещадно покрасневшую девушку, сидевшую на складном стульчике посреди перехода, пока Илона не вернулась.
Видимо, девочке присуща склонность привлекать к себе внимание и наслаждаться им. Вот только «аудиторию» она предпочитает откровенно специфическую – не строители, так снующие по переходу гуляки и городские сумасшедшие. Да и способы привлечения так себе – не голыми ногами, так очень условно талантливой игрой.
– Идем? – Илона тихо задала вопрос, повернув голову, Корней же еще несколько секунд смотрел на Ланцову, а потом кивнула.
– Да. Идем, – после чего позволил снова положить руку к себе на локоть, развернуться, уходя прочь.
– Как думаешь, почему люди так любят усложнять себе жизнь? – вопрос Высоцкий задал уже когда они с Илоной мчались по ночному городу в сторону его квартиры. Вокруг снова была исключительно его эстетика – кожаный, вкусно пахнущий, темный салон. Тихая, идеальная, без единого петуха, музыка. Элегантная, спокойная, выдержанная женщина. И только где-то на периферии сознания червяк раздражения, причиной которому – кудрявая любительница внимания и ее упрямая бабушка.
– Потому что дураки… – Илона ответила быстро и честно, пожимая плечами. Посмотрела мельком на Корнея, а потом снова на дорогу.
Она сложности не любила. В этом они с Корнеем совпадали максимально хорошо.
***
– Анюта… Слава богу! – Аня зашла в дом, опустилась на табуретку, аккуратно прислоняя к стене чехол с инструментом и стульчик. Подняла взгляд на бабушку, которая вышла из кухни, остановилась в нескольких шагах, неосознанно сцепила руки замком перед грудью. – Почему телефон опять вне зоны?
– Отключился, ба… Всё как всегда. Сначала показывает шестьдесят процентов, а потом хлоп – и отключается. Батарею надо поменять… – Аня старалась, чтобы ее голос звучал ласково и спокойно, хотя вечер получился непривычно сложным, и сейчас она чувствовала себя не просто уставшей, а полноценно раздавленной. Хотя, казалось бы, с чего вдруг?
