Текст книги "Позволь мне верить в чудеса (СИ)"

Автор книги: Мария Акулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

Аня зафиксировала время… И застыла. Снова заблокировала телефон, давая то ли себе, то ли ему шанс одуматься. Снова зажгла…

Двадцать один тридцать. И почти сразу – двадцать один тридцать один.

Девичьи пальцы еще лежали на кнопке блокировки, вроде бы спокойные, а по спине уже шел холодок, потому что…

Взгляд скользнул на диван, на котором скинутый ею плед. Плед, которым она не укрывалась. Совершенно точно не укрывалась.

Дальше – подсветка по периметру потолка – тусклая. Будто кто-то специально приглушил.

Следом – разворот всем телом, чтобы снова посмотреть на предательницу-плиту, которая… Кажется, не такая уж предательница. Во всяком случае, отключилась не сама.

Очевидная версия уже настойчиво крутилась в голове, но Ане надо было проверить. Поэтому она позволила руке безвольно соскользнуть со стола, на постепенно становящихся ватными ногах побрела в прихожую… Не смотрела на ключницу как можно дольше. Давала себе шанс понадеяться, что все это – череда случайностей. Что плита таки отключилась сама. Что плед «упал» на нее с небес. Что свет стал тусклым, потому что разом решили перегореть все встроенные лампочки…

Но стоило увидеть, что ключ Высоцкого на месте, руки сами потянулись к лицу, а с губ сорвался протяжный стон.

– Вот дура… – Аня шепнула, откровенно ненавидя себя же. – Позорище какое…

Как бы ни хотелось этого избежать, но в голове уже ладненько одна за другой строились в ряд картинки.

Высоцкий приходит домой после работы – уставший, голодный, злой…. И тут она – развалилась на диване. И на плите вонючий бульон (а Аня не сомневалась, что для такого, как Высоцкий, привыкшего есть либо ресторанную, либо пусть домашнюю, но довольно изысканную еду, ее бульон непременно показался бы вонючим), который нерадивая гостья оставила, явно не заботясь о том, что еще немного – и можно будет звать пожарных…

Естественно, он его выключил. Естественно, костерил ее, дуру, последними словами. Естественно, не стал будить – побрезговал. Естественно, злой ушел к себе в ожидании, когда она соизволит проснуться, опомниться и освободить территорию.

Застыв посреди коридора, Аня перевела взгляд на дверь его спальни, стараясь прислушаться. Звуки оттуда не доносились. Промелькнула шальная мысль самой постучаться, извиниться, выслушать все, что он о ней думает, смиренно опустив голову, но на это не хватило то ли смелости, то ли наглости.

На тяжелеющих с каждым шагом ногах Аня вернулась на кухню. Снова уставилась на вторично закипевший бульон. Смотрела на него не меньше минуты, не понимая, как могла заснуть, да еще и так надолго… Как могла не проснуться, когда Высоцкий подошел… Она ведь каждую ночь… От каждого шороха… А тут…

Вздохнула, долбанула себя по лбу, снова глянула на закрытую дверь… Снова отбросила мысль подойти с извинениями…

Нет. Лучше быстро закончить свое дело, может даже погреметь посудой специально, чтобы он понял – наглая лежебока проснулась и скоро свалит. Хотя не стоит. Грохот может только сильней разозлить. Лучше всего – сделать все быстро и тихо. И не подходить сегодня с разговором. Вообще. Завтра утром поймать перед работой. Или… Или обойтись смской. Отправить, а потом с замиранием сердца следить, как статус изменится с «доставлено» на «прочитано». И с еще большим замиранием, как он будет печатать ответ…

Пока в голове строился новый план, а параллельно Аня изо всех сил старалась отогнать жгущий щеки и совесть стыд, руки взялись за дело. Забросить овощи и гипнотизировать их взглядом, прося побыстрее вновь вскипеть…

Замереть, прислушаться… Понять, что из спальни Высоцкого по-прежнему не доносится ни звука. Потянуться за солью, забросить щепоть…

Снова замереть, прислушаться… Выдохнуть, потому что опять тишина. Прокрасться к холодильнику, достать зелень, взять доску, нож, изрубить как можно мельче, согнать ножом в суп, чтобы с зеленью тоже немного прокипел…

Замереть, прислушаться… Дальше – быстренько помыть испачканную посуду, потянуться за ложкой, зачерпнуть немного жидкости и кусочек картошки, подуть… Еще раз подуть, попробовать, задуматься…

Дальше снова за солью… И немного перчика. Самую малость. Просто, чтобы был, как всегда у бабушки… Она никогда не борщила с пряностями, во всем знала меру.

Накрыть крышкой, оставить еще на пару минут на тихом огне, выдохнуть, потому что, кажется, полоса препятствий практические преодолена. И тут же напрячься до ноющей боли в мышцах вдоль хребта, потому что вновь такие чуткие уши слышат звук открывающейся двери из хозяйской спальни.

Аня стояла спиной, настойчиво делая вид, что крайне увлечена рассматриванием блестящей крышки суповой кастрюли, но с легкостью могла бы воспроизвести по звукам каждое движение Высоцкого.

Он вышел из спальни, остановился на мгновение, судя по всему оценивая обстановку… Аня отчего-то надеялась, что ему внезапно понадобилось уехать, и он просто пройдет мимо, не сказав ни слова. Второй, не самый плохой вариант был бы, если направится в гостиную, чтобы занять «опороченный» ею диван. Третий, худший, в голове прокрутить Аня не успела, но получила в реальности.

Судя по звуку шагов, он направился к кухне. Остановился у стола, поставил на него ноутбук, сел…

И вроде бы по логике вещей пора перестать делать вид, что она – замершая во время игры «море волнуется» фигура, но Аня так и стояла бы дальше, если не вздрогнула от обращенного к ней вопроса.

– Выспалась?

Щеки привычно вспыхнули сразу. Так же, как сразу задрожали руки. И голос наверняка тоже задрожал бы, произнеси Аня хоть что-то, но она не рискнула.

Оглянулась, посмотрела на мужчину мельком, кивнула. Понимала, что выглядит глупо, и вопрос был задан с иронией, но это все, что удалось из себя выдавить.

После чего Аня снова отвернулась, возвращаясь к гипнотизированию крышки…

– Я тебе не помешаю? Мне здесь лучше работается.

Услышав новый вопрос, удивилась еще сильней. Снова оглянулась, потратила на взгляд еще меньше времени, почти сразу его опуская, потому что Высоцкий зачем-то смотрел на нее, а не привычно уже на экран своего ноутбука. Кажется, в самом деле ждал ответа…

Девушка же только плечами передернула, издавая очередной мысленный стон. Ну что ж она за трусиха-то такая? В чем проблема просто по-человечески разговаривать? Почему именно с ним это ей удается крайне редко?

Получив одобрение, Высоцкий занялся своим делом, Аня же постаралась взять себя в руки. Несколько глубоких, предположительно не очень бросающихся в глаза вдохов, легкое покашливание, чтобы голос не сорвался, уверенное движение пальцем по панели, выключающее подогрев, решительный (насколько это слово вообще применимо к ней) поворот, решительный же взгляд…

– Простите. Я заснула… И спасибо, что выключили плиту. Я бы век не расплатилась, случись что-то из-за моей безалаберности…

Высоцкий слушал, снова не глядя на нее. На последнем слове усмехнулся, перевел взгляд. Смотрел несколько секунд, о чем-то думая, потом сделал микродвижение плечом, которое и заметить-то могла только такая, как Аня. Девушка, настроенная ловить любые полутона его настроения. Зачем-то.

– Кто-угодно может заснуть. И ничего не случилось бы. Не выключи плиту я – она выключилась бы сама. Не бери в голову.

Для ожидавшей разбора полетов Ани произнесенные слова показались громом среди ясного неба. Она даже повторила их дважды про себя, чтобы полноценно понять смысл.

– И за плед спасибо.

Пожалуй, Высоцкий предпочел бы, чтобы они закрыли на этом тему, девушка это понимала, но благодарность сама слетела с девичьих губ.

Аня снова была удостоена короткого взгляда.

– Мне кажется, ты перегибаешь по части благодарностей и извинений, Аня. Рядом с тобой я чувствую себя попеременно палачом и святым. А ты то готовишься к казни, то своими глазами наблюдаешь, как я хожу по воде. Но накинуть плед – это не чудо. А уснуть – это не повод посыпать голову пеплом.

У Высоцкого снова получилось нравоучительно, но снова правдиво. Настолько, что Ане и добавить было нечего – только кивнуть, глядя в пол.

– Все равно спасибо. Если бы не вы – бабушка осталась завтра без обеда.

Корней не ответил – просто кивнул. На кухне повисла тишина. Для мужчины, наверное, вполне привычная, Аня же изо всех сил старалась не чувствовать себя, будто на ножах, но получалось так себе. Желание побыстрее ретироваться никуда не проходило ни на минуту, когда Высоцкий был рядом. Даже если их разделял широкий стол.

– Почему ты готовишь сама? Я же говорил, что можешь заказывать, что нужно, у Ольги. Или она тебе отказала? – новый вопрос застал врасплох. Аня опять вскинула взгляд, с огромным энтузиазмом начала качать головой, чтобы Высоцкий не мог усомниться в ее ответе.

– Нет! Нет, я у Ольги не просила! Я… Просто подумала, что сама справлюсь. Да и это ведь бабушке… Не хочу напрягать ни вас, ни Ольгу…

Ответила искренне, надеясь, что Высоцкого тот самый ответ устроит. И он даже кивнул, как бы его принимая, но прошло несколько мгновений, он как-то тяжеловато вздохнул, захлопнул крышку ноутбука, чтобы подвинуть его в сторону, а сам вперил взгляд в ее лицо. Смотрел прямо в глаза, очевидно не стесняясь. И пусть Ане очень хотелось, отвести свои она не могла. Это было бы слишком трусливо.

– Чем больше Ольга делает в квартире – тем больше денег получает. Так что ты благородно не даешь человеку заработать. Для меня эти деньги роли не играют. У тебя есть другие занятия. Судя по всему, ты не высыпаешься. Облегчи себе жизнь, Аня, раз есть такая возможность. Поверь, это приятно.

– Мне не сложно…

Аня не сомневалась, что очередной «урок» от Высоцкого прочно засядет в памяти, всплывая позже в самые неожиданные… И внезапно нужные моменты, но ответить «хорошо, я так и сделаю» почему-то не смогла.

Своим же вариантом ответа вызвала у мужчины улыбку. Еле заметную, коснувшуюся уголков губ.

– Вот ты вроде бы боишься меня, но вечно споришь. Как так получается? – на словах «боишься меня» девичьи щеки побили новый «румяный» рекорд, а на вопросе запылали уже уши.

Она не тешила себя надеждами, понимала, что ее страх скорее всего очевиден для Высоцкого. Разве что надеялась, что обсуждать они его не будут. Но, кажется, нет.

– Бабушка говорит, это врожденное упрямство. Семейное. От… Дедушки…

Аня произнесла тихо, глядя на руки мужчины, расслаблено лежавшие на глянцевой столешнице. У нее у самой были длинные, даже утонченные, пальцы. И Ане это очень нравилось. А еще очень помогало в игре. Но глядя сейчас на руки Высоцкого, Ане почему-то показалось, что ее ладонь по сравнению с его будет миниатюрной. А те самые пальцы – коротковатыми. Промелькнула шальная мысль – сравнить, попросив раскрыть ладонь и подставив свою, но тут же стало неловко… Слишком это очевидная глупость. Но руки… Руки красивые. Да и не руки ведь тоже…

– Или от бабушки…

Слегка ироничный комментарий Высоцкого Аня услышала не сразу, слишком увлеклась своими мыслями. А реагируя, скользнула взглядом от пальцев до кистей, по плечам до шеи, по мужским губам, носу к глазам. Сглотнула… Потому что как-то резко захотелось… А потом попыталась улыбнуться.

– Или от бабушки, – Аня повторила, как бы опровергая его тезис о том, что девушка с ним вечно спорит. Потом практически силой заставила себя отвести взгляд, развернуться, щелкнуть выключатель света на вытяжке… – Вам не помешает, если кастрюля постоит на плите? Она должна остыть. Так в холодильник нельзя…

Спросила, глядя снова на блестящую крышку, ощущая ответный взгляд спиной.

– Мне не помешает.

Три тихих слова почему-то отозвались мурашками, которые стали бродить все там же, где еще недавно закаменели мышцы – вдоль прямого позвоночника.

– Если хотите, я… Если вы не ужинали – я вам налью… Здесь ничего необычного, но суп горячий…

Аня и сама не знала, что ее дернуло заговорить, но начав, уже не остановилась. Не разворачивалась, просто оглянулась, снова поймав взгляд Высоцкого.

– Спасибо за предложение. Но я не голоден.

Он, конечно же, отказался. Ане только и осталось, что кивнуть, смиряясь, а еще борясь с вновь решившим поднять голову стыдом. Вот глупая ведь… Совсем идиотка… Предлагать такому, как Высоцкий, свой простецкий суп… Да еще и расстраиваться, что отказался.

– Хорошо, тогда не буду вам мешать…

Опомнившись, что дело вроде как сделано, а она продолжает торчать на кухне, попеременно глядя то на пол, то на снова открывшего ноутбук Высоцкого, Аня тряхнула головой, пролепетала, собиралась тут же смыться, но не успела.

– Ты мне не мешаешь.

Короткий комментарий не заставил усомниться в том, что Высоцкий говорит честно. Зато заставил сердце чуть ускориться. Почему-то…

– Хорошего вечера, я… Я пойду.

А губы дрогнуть в улыбке. Настолько очевидной, что сама Аня изо всех сил постаралась ее спрятать. И все же сбежать побыстрее в свою комнату, чтобы пережить внезапный шторм там. Не понимая толком, с чего вдруг шторм. И почему ей так приятно слышать это практически безразличное «ты мне не мешаешь»… Мебель ведь тоже ему не мешает… Но мебель этому факту не радуется.

Естественно, никто не спешил ее задерживать. Аня спокойно прошла через кухню, преодолела половину коридора, затормозила уже у своей двери, вдруг вспомнив…

Судя по всему, у Высоцкого сегодня хорошее настроение. И шанс нужно использовать. Набрав в легкие побольше воздуха, Аня оглянулась, обращаясь довольно громко:

– Корней Владимирович…

Он не оторвал взгляд от экрана, но явно услышал, потому что так же тихо, как всегда, не сомневаясь, что она-то поймает каждое брошенное слово, произнес:

– Корнея будет достаточно. Если тебе удобно.

– Неудобно, – Аня ответила честно, Высоцкий снова хмыкнул. – Но я постараюсь…

А потом кивнул.

– Я слушаю, – и напомнил, что это она его окликнула.

– Мы договаривались, что пока я живу у вас – стараюсь приходить домой до десяти.

– Не стараешься, а приходишь. Если не приходишь – звонишь и предупреждаешь. Но лучше заранее.

– Да… Я поэтому и хотела…

Девушка снова замялась, мужчина снова посмотрел на нее, немного щурясь.

– У меня не нужно отпрашиваться на свиданки, Аня. Просто предупредить, когда ты будешь. И, если считаешь нужным, сообщи, где планируешь проводить время. Мне тоже было девятнадцать. И далеко не так давно, как может показаться…

Сначала упоминание о «свиданке», а потом о том, что Высоцкий тоже когда-то был совсем молодым парнем… Как Захар, к примеру… Хотя нет. Он точно был другим. Наверняка с пеленок таким же серьезным… Подействовали на Аню можно сказать привычно – она зарделась. Активно замахала головой…

– Нет. Речь не о свидании, просто… Наш коллектив на корпоратив позвали. По рекомендации Александры Самарской. И я думаю… Я еще не знаю точно, до сколько он продлится. И где будет проходить тоже, но я узнаю…

– Когда? – Высоцкий перебил словесный поток, задавая вопрос. Аня замерла на секунду, соображая, а потом выпалила:

– В субботу.

– Отлично. Узнаешь, что за корпоратив, обеспечат ли трансфер. Только не так, как было у Самарских, договорились? Будь уверена, что у тебя заряжен телефон и есть деньги на такси. Мне можешь не отчитываться. Я действительно не планирую тебя контролировать. Просто убедись.

– Хорошо, спасибо, – поборов желание сбегать в комнату за листиком, а потом записать все наставления, Аня просто кивала.

– За что «спасибо»? – новый вопрос мужчины застал Аню врасплох. Но, видимо, он не бросал слов на ветер, когда просил не благодарить и не извиняться лишний раз. Вероятно, это его действительно напрягает. Но что делать девочке, которое кажется, что ей всегда есть, за что его благодарить, и за что перед ним извиняться?

– Я знаю, что все, что вы делаете для нас с бабушкой – это необходимость. И что будь ваша воля – меня не было бы в вашем доме, и со своими проблемами мы тоже разбирались бы сами. Но… Я все равно благодарна, что вы нас не бросили. За это спасибо.

Высоцкий сначала чуть скривился, будто от зубной боли, а потом кивнул, Аня подумала, что это и будет весь его ответ, но на всякий случай не рванула тут же в комнату, а немного задержалась. Как оказалось, не зря.

– Это хорошо, что ты все понимаешь, Аня. И хорошо, что не романтизируешь. – Высоцкий, конечно, имел в виду исключительно свой поступок. Аня же не выдержала – снова взгляд в пол. – Думаю, мы сработаемся.

– Хорошего вечера, – что отвечать на ремарку Корнея, Аня не знала. Поэтому просто кивнула, развернулась, нырнула все же в комнату.

Тут же… Зачем-то прижалась спиной к двери, смотря невидящим взглядом в глубину кромешной темноты.

Сердце гулко билось, мысли путались, щеки, без сомнений, по-прежнему пылали, а ладони с благодарностью вжимались своим жаром в холод металлической ручки.

Аня понятия не имела, почему Высоцкий действует на нее именно так, но сейчас… Сходу хотелось ослушаться. Он приказал «не романтизировать», а она… Как-то резко увидела все в новом свете. Пугающем, очень неправильном свете.

Только сейчас поняла, что бояться Высоцкого – это не так уж плохо, потому что «романтизировать» его – куда хуже. Но что делать, если это происходит непроизвольно, и если наброшенный на плечи этим вечером плед вызывает уже не стыд, а трепет?

Глава 28

Аня стояла у окна больничной палаты, неосознанно водя пальцем по пластиковому подоконнику, глядя на дорожку между корпусами, вид которой наверняка давным-давно надоел Зинаиде, но почему-то крайне интересовал сейчас Аню.

Хотя можно было не кокетничать. В чем состоит ее «почему-то» самой девушке было понятно, как божий день.

Высоцкий прошел по этой дороге несколькими минутами ранее, направляясь к лечащему Зинаиду врачу на разговор.

Ланцовых он оставил в палате собираться. Сегодня Зинаиду выписывали.

Женщина провела в больнице две недели. Даже больше, чем стоило бы, но, как поняла Аня, придержали бабушку подольше по настойчивой, наверняка оплаченной, просьбе Высоцкого.

Как-то так случилось, что всю денежную и организационную коммуникацию он взял на себя. И пусть сам приезжал крайне редко – всего трижды, но с тех пор, как в больнице «засветился» видный деловой мужчина, ни к самой Зинаиде, ни к Ане никто из медицинских работников ни разу не обращался с подобными вопросами. Все через него.

Зинаиду это, конечно, смущало, но сопротивляться она не пыталась. А Аню…

С Аней все стало совсем сложно.

* * *

Первую неделю в доме Корнея она провела, на самом деле находясь в состоянии постоянного страха. Сделать что-то не так. Оступиться. Разозлить. Навредить. Упасть в глазах.

А вторую… Доказывая, что мужчина если не во всем, то во многом однозначно прав.

То ли в дедушку, то ли в бабушку, но она врожденно упряма. И если Высоцкий приказал ей «не романтизировать», то она… Сходу принялась делать именно это. Практически всю ночь после разговора на кухне не спала, то и дело прокручивая в голове все воспоминания, связанные с Высоцким. И находя… Каким-то немыслимым образом находя в них новый смысл.

И в себе тоже находя что-то пугающе новое. Трепет, непроизвольную улыбку на губах, желание зарыться лицом в подушку, испытывая жгучий стыд, а еще дерзкое желание… Уже не прятаться, а попадаться на глаза. Зачем-то. Почему-то.

Аня снова прислушивалась к звукам за дверью своей спальни, но теперь иначе – не чтобы стать еще тише, когда хозяин вернется домой, а чтобы…

Убедить себя же, что жутко хочется пить и сбегать на кухню за водой, походу невзначай здороваясь…

Выйти утром из спальни немного раньше, чем стоило бы, чтобы застать его на пороге уже собранного, получить даже не приветствие – кивок… И почувствовать, что этого достаточно, чтобы сердце забилось, как птица…

Зачем-то сообщить, что бабушка идет на поправку, хотя он вроде бы не спрашивал… Услышать «хорошо, я рад, спасибо тебе за информацию»… И снова затрепетать от когда-то так сильно смущающего фамильярного «тебе» без спросу.

Трепетать-трепетать-трепетать-трепетать… Постоянно. То от взгляда, то от мысли о взгляде. Чувствовать себя безумно глупой, но не иметь сил, а главное желания, ничего с этим делать.

Бояться, ведь очевидно, что это влюбленность… И все равно улыбаться украдкой, потому что… Кажется, что таких мелочей ей уже достаточно, чтобы забить на страх. Просто миллисекунды его внимания, которые можно дофантазировать. Она ведь мечтательница…

Режим Высоцкого по-прежнему казался Ане сумасшедшим – он почти не бывал дома, пропадал на работе. Но на этой неделе возвращался каждый вечер… И это заставляло Аню облегченно выдыхать. Она помнила о красивой женщине, которую видела рядом с ним, но думать о ней сейчас было не просто неприятно – практически больно.

Аня знала, что не имеет права злиться, и уж тем более надеяться, что у них в отношениях произошел разлад, но что с собой поделать, если это происходит непроизвольно? Да и какой бы мечтательницей девушка ни была, прекрасно понимала, что у нее шансов нет. И все, что светит рядом с Высоцким – холодная вежливость, которой она умудряется упиваться. Для кого-то незаметные крохи, а для нее – целый пир. Но… Мысли о той, другой, царапали душу, заставляя ревновать мужчину, на которого у нее точно нет прав, и точно не должно быть надежд.

Девушке было очень стыдно при мысли, что ее вдруг осознанная влюбленность может быть написана на лбу. А еще стыдно из-за того, как давно и при каких обстоятельствах эта самая влюбленность в ней зародилась. Ведь теперь Аня понимала – злилась на Высоцкого не только из-за дома, но и из-за того, как он все это время на нее действовал. Пыталась через гнев защищаться от настоящих чувств, которым достаточно было нескольких даже не ласковых, а просто человеческих слов, пары взглядов и актов помощи, чтобы вылезти наружу…

И вроде бы самое время страдать, жалеть себя а еще ненавидеть себя же за те самые бесперспективные чувства, но Аня не могла. Она впервые влюбилась. И это было так прекрасно, что даже безнадежность не пугала.

В ту самую субботу, на которую был запланирован корпоратив, Аня сделала все четко по инструкции Высоцкого. Узнала, у кого они будут выступать, убедилась, что смогут добраться туда и вернуться обратно. Трижды проверила, есть ли наличка, а еще заряжен ли телефон.

Отыграли хорошо, а в случае с Аней так и вовсе замечательно – вынужденная пауза ее глодала. Причем девушка и сама не понимала, насколько, пока не почувствовала привычную эйфорию, кураж от игры. Теперь же решила, что будет делать все, чтобы подобных пауз не допускать. Пусть, пока она живет с Высоцким, играть в переходе не сможет – он конечно же будет против, тут и спрашивать не нужно, но хотя бы чисто для себя… Тихо в комнате… Иногда… Непременно!

Садясь в такси ближе к часу ночи, Аня написала Высоцкому сообщение:

«Я в пути, буду дома через сорок минут»

Не звонила – не хотела быть навязчивой, ведь понятия не имела, спит ли он, работает, да и вообще их уговор не предполагал подобных «промежуточных отчетов», это была Анина инициатива. Поэтому девушка очень удивилась, когда почти сразу прилетел ответ:

«Ок, скинь маршрут»

.

Прочла дважды, снова чувствуя, что сердце бьется быстрее. И вроде бы понятно, что это все та же фирменная холодная вежливость, но исполняла указание Аня дрожащими пальцами, будто делала что-то безумно интимное. Ей и просто наличие скудной переписки с абонентом, подписанным как «Корней Высоцкий», казалось теперь жутко интимным и сокровенным, а тут…

Когда Аня зашла в квартиру – увидела, что свет в гостиной горит. Оставила гитару в коридоре, тихонько прошла вглубь… Закусила уголки губ, чтобы сдержать улыбку…

Потому что Высоцкий сидел на диване. Не в костюме, как обычно после возвращения с работы. И не перед ноутбуком… Как тоже обычно.

Держал в руках телефон, глядя на экран, по комнате разносилась музыка… Расслабляющая, ненавязчивая…

Мужчина выглядел так, будто… Будто ждал, пока она приедет.

Оторвал взгляд от экрана, когда Аня остановилась в десяти шагах.

– Привет. Как отыграли? – спросил наверняка без реального интереса, но даже не представлял, насколько своим вопросом сделал приятно Ане.

– Хорошо, спасибо. Мы… – девушка начала, но быстро поборола свой же порыв. Высоцкий не нуждается в ее развернутых ответах. Двух слов для него более чем достаточно.

– Почему замолкла? Говори.

Полученная от Высоцкого санкция отозвалась новой волной трепета, но Аня мотнула головой из стороны в сторону.

– Ладно. Как хочешь… – он, естественно, не настаивал. Встал с дивана, положил телефон в карман, выключил музыку…

Ане следила за его действиями очень внимательно, и, как надеялась, незаметно. Ей нравилось наблюдать за Высоцким. И даже сама не сказала бы, за каким больше – вот таким, «домашним», более расслабленным, или «рабочим», напряженным.

– Спать не планируешь? – следом за музыкой Высоцкий явно собирался потушить свет, начал скручивать регулятор, погружая комнату в полутьму, но в какой-то момент остановился. Видимо, понял, что Аня так и стоит, никуда не спеша. Спросил, вздернув бровь.

– Планирую, простите… – чем вызвал румянец на девичьих щеках. И пусть Аня понимала, что после ответа стоило бы тут же ретироваться в спальню, но не двинулась с места. Дождалась, пока свет в гостиной совсем погаснет. А когда видела уже не Высоцкого, а скорее его силуэт, набралась храбрости и спросила. – Вы ждали, пока я приеду? Поэтому не ложились?

Не могла видеть, но не сомневалась, что Высоцкий хмыкнул, покачал головой, слышала, что сделал несколько шагов от противоположной стены в сторону коридора, снова остановился, глядя на нее.

– Спокойной ночи, артистка.

И сам не ответил, и ее ответа не ожидал. Ушел в спальню, оставив Аню в полумраке…

Она же еще несколько минут просто улыбалась, глядя в закрытую дверь. Потому что… Кажется, попала в точку. Ждал.

* * *

– Анюта, ты меня слышишь? – на девичьих губах играла легкая улыбка, пальцы продолжали водить по пластиковому подоконнику, а Аня порхала где-то в облаках, не в состоянии сосредоточиться. Это, конечно, не скрылось от внимательной Зинаиды, которая трижды задала вопрос… И ни разу так и не получила ответа. – Анюта…

Зинаида окликнула, и почти смирилась с тем, что внучка ее не услышит, когда Аня наконец-то обернулась. Поймала бабушкин встревоженный взгляд, сама же улыбалась. Немного рассеяно, будто… Будто влюбленно.

Прямо как Анфиса в свое время… И совсем не так, как Аня раньше при разговорах о Захаре. Зинаида отметила это, почувствовала, что сердце чуть сжимается, но заставила себя же придержать коней. Мало ли…

– Ты говорила что-то, ба? – девушка тряхнула головой, приводя в движение медную кудрявую «гриву». Видимо, старалась отогнать посторонние мысли, которые и заставляли улыбаться, оттолкнулась от подоконника, бросила еще один взгляд на улицу, а потом подошла, села рядом с Зинаидой на больничную кровать, положила голову на плечо, взяла бабушкину руку в свою, вздохнула…

– Говорила. Спрашивала, как у тебя дела? Вы с Корнеем Владимировичем поладили? – старшая Ланцова задала вопрос аккуратно, не желая напугать или расстроить внучку. Помнила, как Аня восприняла новость о том, что придется пожить у него. Смирилась, не противилась, но страх во взгляде скрыть не смогла. А позже так неохотно отвечала на бабушкины вопросы, что сомнений не оставалось – живется непросто.

Да и Зинаида ведь и сама понимала – легко им не будет, но достойной альтернативы по-прежнему не видела, поэтому очень надеялась, что Корнею хватит терпения, а Ане мудрости, чтобы вынужденное сожительство прошло для обоих безболезненно.

– Поладили, ба… Поладили…

Отвечая, Аня уткнулась в бабушкино плечо уже лбом, чувствуя, что щеки розовеют и очень надеясь, что Зинаида этого не заметит.

– Точно, Нют? Ты не жалей меня, ребенок. Говори правду…

– Все хорошо, ба. Правда. Мы… Мы же почти не пересекаемся. Только здороваемся. Корней Владимирович очень много работает, а я… – очень много мечтаю…

Аня конечно же не договорила, снова прикусывая уголки губ. Сама себе удивлялась, но никак не могла справиться с накрывшим состоянием эйфории. Ведь казалось бы, чему радоваться-то? Что втюрилась во взрослого мужчину, который смотрит на тебя, как на неразумного ребенка? Радоваться перспективе страдать? Глупость ведь… Но успокоиться не получалось.

– А ты… – бабушка аккуратно повела плечом, предлагая продолжить, глядя на нее, а не прячась. И Аня подняла голову, только посмотрела не на бабушку, а отвернулась, делая вид, что очень заинтересована по-прежнему пустующими соседними кроватями.

– Учусь, ба, – Аня на секунду все же обернулась, мельком глянула на бабушку горящим взглядом, а потом снова куда-то в сторону. Пал

я

сь нещадно.

– Ань… – Зинаида окликнула, Аня кивнула, как бы давая понять, что услышала… Но взгляд не перевела. – Говори правду, ребенок… Я же тебя знаю, как облупленную…

И раньше Аня непременно тут же начала бы изливать душу. Искренне и правдиво. Потому что человека, ближе бабушки, в ее жизни нет. Но сейчас… Творящимся в душе не хотелось делиться ни с кем. Даже с бабушкой. Хотелось хранить его, оберегать, упиваться… И мечтать. Тихо. Ночью. Пряча улыбку в подушке. Пока получается.

– Да нечего говорить, ба. Просто… День красивый…

Аня посмотрела на Зинаиду, ответила, улыбаясь. Понимала, что бабушка не верит в то, что «нечего», смотрит долго, задумчиво, потом вздыхает, кивает.

– Ладно, ребенок. Взрослый мой ребенок… – шепчет, тянет к себе, позволяя снова опустить голову на плечо. Гладит, приминая кудряшки… – Ты с нами поедешь или…

– С вами, ба. В дом сначала, как договаривались, а потом в санаторий. Хочу убедиться, что все хорошо. И дорогу запомнить надо. Я же потом… Корней Владимирович не будет меня возить к тебе. А я хочу хотя бы раз в неделю приезжать…

– Не надо, Нют. Не надо раз в неделю! Ты же замотаешься так…

– Не замотаюсь, ба. Мне наоборот в радость будет отвлечься, – Аня произнесла, и тут же захотела прикусить язык. Потому что следующий бабушкин вопрос казался очевидным. «От чего отвлекаться-то, внученька, если у тебя все хорошо?». И рука Зинаиды действительно застыла на мгновение. Она как бы сомневалась – задать его или не стоит. Но решила смолчать.

– Если ты захочешь о чем-то поговорить, ты знаешь…

– Знаю, ба. Знаю. Не волнуйся, у меня все хорошо.

Обе Ланцовы замолкли.

Зинаида гладила внучку по голове, чувствуя легкую тревогу, только не понимая, откуда ждать беды. А еще собираясь с силами, ведь день предстоял непростой. Аня была против, Корней тоже предлагал обойтись без этого, но сама Зинаида настояла на том, что хотела бы попасть в дом прежде, чем он перестанет существовать. Уже пустой дом, ведь двух недель хватило, чтобы вывезти оттуда все вещи.

План был одновременно безумно прост и крайне сложен. Сначала выписка, дальше дом, следом – прямиком в рекомендованный врачом санаторий.