Текст книги "Позволь мне верить в чудеса (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 38 страниц)
– Я…
– Заткнись и слушай. Мне не интересно, что ты, – Высоцкий пресек попытку Вадима перебить, окидывая очередным взглядом. Пожалуй, увидь Аня Корнея сейчас, она убедилась в том, что с ней он действительно ведет себя пусть по-Высоцки, но деликатно. – Провести фиктивную сделку, прикрыться мной, чтобы юристы все оформили – это обман. Потом явиться к хозяевам дома и принудить их подписать договор на оставшуюся часть дома – это рейдерство. Не вызвать скорую, когда хозяйке стало плохо – это скотство. Если это для тебя слишком высокие материи – надо было не стесняться, спрашивать. И я тебе чуть раньше это объяснил бы. Но ты не такой. С гордым видом приходить ко мне в кабинет и хвастаться всем, что ты сделал – это идиотизм. Высшей степени идиотизм. Думаешь, ты один такой умный? Думаешь, твоя «схема» гениальна, просто мне не хватило смелости ее провернуть? Так вот, Вадим, мне придется тебя разочаровать. И ты, и твоя схема – тупее некуда. И чтобы такое творить – нужно быть совсем отбитым. Поэтому сел, взял ручку и пишешь. Надеюсь, ума написать заявление у тебя хватит. А потом нахрен в кадры. Не свалишь до двух – пеняй на себя. Уйдешь с таким шлейфом, какой заслуживаешь. И еще… Только попробуй когда-то сослаться на наше сотрудничество. Только попробуй рот открыть о том, что натворил – ты в жизни работу не найдешь. В отрасли так точно. Понял меня?
Корней не испытывал жалости, видя, как Вадим постепенно меняется в лице. Сначала краснеет, несколько раз порывается открыть рот, чтобы возразить, а потом белеет вплоть до цвета мела на губах. Как девка, ей-богу. И это злило еще больше. Почему-то опять в голове Высоцкого возникло сравнение – девочки-Ланцовой, которая, в отличие от этого перца, готова брать на себя ответственность за поступки, которая потеряла вчера больше, а вела себя достойней. И Вадима… В мире которого виноват может быть кто-угодно, но не он. Для которого все происходящее сейчас – очевидно неожиданность.
– Какого хрена глазами хлопаешь, умелец? Речь отняло? Сам себе скорую вызовешь? Или мне Ланцову попросить? Она из больницы быстро тебе бригаду отправит.
И пусть Корней шел в кабинет с четким пониманием, что разговор (а точнее его монолог) будет непростым, но и от себя, пожалуй, не ожидал, что заведется настолько.
– Да я же… Шеф…
Что хотел сказать Вадим Корней понятия не имел. И, что самое важное, его это совершенно не заботило. Поэтому, когда парень начал несмело, судя по всему по ходу дела формулируя, поднял руку в предупредительном жесте. Мол, сейчас лучше заткнуться.
– Мы не договоримся, Вадим. Я знаю, что ты предлагал девчонке сделку. И поразительно, но твои детские попытки подставить меня – самый малый твой грех. То, чем ты гордишься, что тебе вроде как «удалось» – куда хуже. Так что пиши заявление и уматывай. Здесь ты работать не будешь.
Вадим так и стоял, смотря на Высоцкого недопонимающим взглядом. А сам он… Испытал практически приступ тошноты из-за вида этой растерянности. Пожалуй, она лучше всего свидетельствовала о том, что шанса на исправление у Вадима просто нет. Он так и не понял, в чем суть проблемы. Ни за что не поверит, что сам виноват. Не догонит, в чем именно виноват. И в будущем еще наверняка знатно нафакапит. И рано или поздно – сам себя накажет. Не увольнением с волчьим билетом, а куда хуже.
– К-Корней В-Владимирович… – Вадим протянул руку, будто действительно собирался коснуться начальника через стол. Будто это могло хоть как-то повлиять на все происходящее. Но нет. Высоцкий обошел рабочее место, в несколько шагов приблизился к двери, уже у нее развернулся:
– У тебя есть время до двух, Вадим. Я не шутил. Не уйдешь своими ногами – выведу с охраной. В твоих интересах двигать булками быстрее. Сколько ты давал Ланцовым на то, чтобы съехать? Ночь? Вот можешь считать, что мои подходы более жесткие. У тебя есть полтора часа. Нахрен пошел. Вместе с листиком.
Корней широко открыл дверь, вполне однозначно давая понять, чего ждет от Вадима.
Боялся ли, что тот бросится с кулаками или еще каким-то образом проявит неадекватность? Нисколько. По Вадиму было видно, что он в первую очередь растерянный. Еще не злой. А когда разозлится… Корнею было все равно. Его слова достаточно, чтобы Вадим больше никогда не ступил ногой в ССК. Если начнет трындеть – получит ответку. А в личной жизни брешей, в которые можно было бы подленько ударить, когда малец чуть оклемается и захочет мстить, у Высоцкого, к счастью, не было.
– И можешь не приходить прощаться. Как понимаешь, благодарить тебя за работу я не стану. Но дам совет. Начни сомневаться в себе, иначе плохо кончишь. Еще хуже.
Вадим снова открыл рот, собираясь что-то сказать, но то ли слова не нашел, то ли сил. Не меньше минуты смотрел на белый лист, даже не моргая, кажется. Потом еще несколько секунд на Высоцкого. Потом, зачем-то, на стену, увешанную его сертификатами.
Засунул свой Паркер обратно в карман, прокашлялся… Вероятно, сообразил, что его плечи самопроизвольно понурились, попытался их разровнять, имитируя гордую осанку… Лист, конечно же, не взял. Подошел к двери, остановился рядом с еще начальником…
– Вы пожалеете, – сказал притворно спокойно. Возможно, надеясь, что Высоцкий воспримет слова, как угрозу, но он только еще раз кивнул на дверь.
– Я жалею, что связался с тобой. Зато теперь знаю точно – не все инициативные идиоты достойны шанса. Спасибо за науку. Вперед и с песней.
Вадим снова хотел что-то сказать… И снова смолчал. Вышел, с силой хлопнув дверью, выражая тем самым свой протест. Сейчас, скорее всего, и шмотки свои будет собирать, громко швыряя скрепки. Но Корнею до этого не было уже совершенно никакого дела. Одна из задач на сегодня исполнена. Остался еще десяток. Надо приступать.
Глава 25
Приступить к сбору вещей Ане было сложно. Девушка не меньше часа бродила по дому, то и дело присаживаясь – на кресло, диван, стул, табурет – вздыхая, чувствуя, как во всех смыслах опускаются руки… Хотела бы поплакать, но глаза отчего-то снова были совершенно сухими. Видимо, даже на слезы сил не было.
А Высоцкий хотел, чтобы она шла на пары… Только от мысли об этом к горлу подкатывала тошнота. И не потому, что Аня не любила учебу. Наоборот – очень любила. Просто понимала, что нужно будет держать лицо, то и дело отгонять от себя мысли обо всех проблемах, которые вдруг навалились, бороться с желанием каждые пятнадцать минут набирать бабушку, чтобы убедиться – у нее все хорошо. А еще нужно будет что-то говорить тому же Захару, который звонил ей – и вчера, и сегодня, писал несколько раз, но Аня благополучно его игнорировала.
К действиям подстегнул стыд, который Аня внезапно испытала… Перед Высоцким. Подумала, насколько унизительно будет, если вечером он решит зайти в дом и увидит, что к сборам она так и не приступила…
Поэтому пришлось. То и дело борясь с паникой, которая возникала при мысли, сколько работы предстоит сделать, и насколько она к этой работе не готова.
И если сначала сборы шли туго, то в какой-то момент Аня забыла о времени, умудрилась-таки отключить эмоции – как наверняка сделал бы все тот же Высоцкий – и просто делала, что должна была. Методично, четко, аккуратно, быстро.
Практически не отдыхала, только… Разбирая один из шкафов, нашла шкатулку, наполненную письмами, которые дедушка писал бабушке еще в юности – когда служил в армии, а она ждала… Аня никогда раньше не читала их. И теперь, открывая каждое, чувствовала себя немного воришкой, посмевшей вторгнуться в слишком личное. Вот только это не смогло заставить отложить письма, пока каждое не было проглочено. И только читая их, Аня как-то внезапно поняла, что наконец-то расплакалась. Потому что… Она тоже хотела бы, чтобы ее любили так, как дедушка любил бабушку. Она тоже хотела бы, чтобы ее внучка когда-то нашла вот такие письма. Не хотела только, чтобы произошло это в подобных обстоятельствах.
Опомнилась Аня, когда на часах было без пятнадцати восемь.
Как-то резко встрепенулась, поняла, что из-за постоянных наклонов, немного побаливает спина, окинула взглядом комнату – полупустые стеллажи, полунаполненные коробки, с опаской подошла к дивану, активировала экран телефона…
Высоцкий, конечно же, не звонил и не писал. Да и с чего вдруг?
У него своих дел полно, наверняка. Не станет же он предупреждать навязанных судьбой приживалок, будет вовремя или опоздает, помнит вообще или давно забыл…
Опустившись на ковер рядом с диваном, запрокинув на него голову, глядя пустым взглядом в потолок, Аня решила, что если Высоцкий вдруг забыл о ней и не придет, она останется сегодня дома. Сама к нему ни за что на свете не поедет. Лучше здесь – среди руин жизни, чем снова неловко перетаптываться на пороге, ожидая очередного скептического взгляда.
Определившись, Аня даже испытала облегчение, но ненадолго. Ведь ровно в восемь – секунда в секунду, с улицы донесся сигнал автомобиля. Чтобы убедиться, что это Высоцкий, можно было даже не идти на кухню и выглядывать там в окно. В их глушь больше никто не приехал бы. Никто не сигналил бы.
Почти сразу на телефон упало сообщение:
«Если закончила – выходи»
.
Аня прочла его несколько раз, снова вздохнула, после чего обреченно встала, чтобы исполнить очередную инструкцию своего благодетеля.
К машине шла с новой сумкой чуть побольше – на всякий случай собрала кое-какие вещи для себя и для бабушки. Понимала, что каждый день возить ее сюда и забирать отсюда Высоцкий не будет.
Успевший выйти из машины Высоцкий кивнул, увидев ее, снова отобрал вещи, не спрашивал, что это и зачем, молча отправил в багажник, обошел машину со своей стороны, сел, не повторяя «подвиг» утренней галантности. Аня восприняла это спокойно. Заняла «свое» место, отвернулась к окну, тоже не проронив ни слова, смотрела сначала на дома злосчастного ЖК, потом на фонари, которые загорались все ярче синхронно с тем, как темнело небо.
Высоцкий не включал музыку и не лез с разговорами. Аня не знала – то ли она просто слишком устала, то ли уже немного привыкла, но царящая в салоне тишина не вызывала эмоций.
Они снова заехали на территорию уже его ЖК, Высоцкий снова припарковался на том же месте. Аня снова семенила следом, снова кивала консьержу, только теперь уже совсем как Высоцкий – не вымучивая улыбку. Снова ехали в лифте, каждый думая о своем.
Впервые заговорил Высоцкий только у двери. Сначала подошел к ней, но тут же сделал шаг в сторону, чуть разворачиваясь.
– Достань ключи. Покажу, как открыть и снять с сигнализации.
Несомненно, успел заметить растерянность в Анином взгляде, но никак не отреагировал. Спокойно ждал, пока она не так грациозно, как хотелось бы, достанет врученную утром связку, начнет перебирать ключи… Вздрогнет, когда мужские пальцы коснутся ее. Захочет застонать, потому что он просто показывает, как отомкнуть каждый из замков, а ее будто током бьет… И слушать внимательно тоже отчего-то не получалось. А ведь надо бы… Надо.
– Поняла? – Высоцкий спросил, смотря в девичьи глаза. Аня кивнула. И оба, кажется, не сомневались, что ни черта. Но Аня просто опустила взгляд, а Корней вздохнул. – Ладно. Утром еще раз покажу. Проходи…
Впустил Аню первой, сам зашел следом.
Поставил сумку у двери во временно ее спальню, после чего направился по привычному, как Аня поняла, маршруту.
Гостиная, чтобы сбросить пиджак. Кухня, чтобы выпить воды…
– Ты голодная?
Аня надеялась, что ей удастся прошмыгнуть в ту самую выделенную ей комнату, но не тут-то было. Вопрос застал ее у двери. Пришлось разворачиваться, смотреть на Высоцкого, уверенным движением мотать головой. А потом краснеть, потому что измученный голодом желудок (а она сегодня не брала в рот и макового зерна) издал протяжный жалобный звук.
Слишком очевидный в кромешной тишине.
– Ясно. Я закажу что-то свежее. Привезут минут через сорок. Ты любишь рыбу или мясо?
– Я… То же, что и вы… То есть… Мне не важно.
Сначала Ане показалось, что попросить то же, что будет он – легчайший из путей (во всяком случае, Высоцкому не придется ломать голову), потом – что себе-то он наверняка закажет что-то изысканное и небывало дорогое, а ей подойдет и что-то попроще. Потом… Просто стало стыдно, что она такая замороченная…
– Ладно. Отдыхай.
Высоцкий дал добро, Аня кивнула, чтобы уже через пару секунд скрыться в спальне. И уже тут прошаркать ногами до кровати, сначала присесть на нее, а потом лечь, свернувшись клубком, закрыть глаза и выдохнуть, в очередной раз осознавая, что находиться рядом с Высоцким ей безумно сложно.
* * *
Из спальни Аня вышла ровно через шесть минут после того, как услышала череду звуков – звонок в дверь, шаги Высоцкого по коридору, несколько сказанных им и ему слов, снова шаги – теперь уже в сторону кухни.
Именно шести минут Ане казалось достаточно, чтобы снова появиться перед ним не поздно и не рано.
Кажется, она угадала.
На столе стоял картонный пакет, Высоцкий сидел здесь же, глядя в экран ноутбука.
Не отрываясь, произнес:
– Доставай. Бери, что понравится.
Аня кивнула, взялась исполнять указание.
Заказ был довольно щедрым. А еще удивительно вкусно пах. Во всяком случае, слюна стала собираться во рту сама собой. Оставалось лишь надеяться, что желудок не начнет повторное представление, давая новый повод для усмешки.
Контейнер за контейнером Аня достала два супа, мясо и рыбу, гарниры и даже, кажется, десерт.
Высоцкий занимался своими делами, будто не обращая на происходящее внимания. Но это было обманчивым впечатлением, потому что ровно в тот же момент, как Аня закончила, захлопнул крышку ноутбука, чтобы отодвинуть его.
– Нужно в тарелки переложить, наверное…
Аня произнесла несмело, глядя на их будущий ужин.
– Если хочешь. Я могу и так. Не принципиально.
Мужчина же отреагировал неожиданно. Во всяком случае, для Ани. Настолько, что она вскинула взгляд, задержалась на лице Высоцкого, чуть хмурясь.
– Что?
Он, конечно, это заметил.
– Мне казалось, вам принципиально. Вы любите, чтобы… Красиво.
Аня ответила на вопрос, продолжая испытывать неловкость. Агрессии в ответ на свое замечание не ждала, но готовилась к тому, что щелчок по носу получить может.
Вот только этого не произошло. Губы Высоцкого дрогнули в улыбке, потом он потянул к себе один из контейнеров с супом.
– Я просто хочу есть. Как и ты. Приступай.
И подавая пример, действительно стал есть.
Делал это молча и аккуратно.
Аня, каким-то чудом поборовшая стеснительность, устроилась на противоположной стороне стола, тоже открыла один из контейнеров, обнаружила внутри куриный бульон с лапшой. Очень ароматный и на вкус… Почти как бабушкин. Ела неспешно, то и дело бросая, как ей казалось, незаметные взгляды на мужчину. Думала ли, что стоит завести разговор? Вряд ли. Ждала ли, что это сделает он? Немного. И ждала, и боялась.
Но Высоцкий не спешил. Справился с супом, потянул к себе контейнеры с мясом и гарниром. Сменил ложку на вилку…
– Это все твое.
– Это много. Я не съем…
– Значит, поковыряешь.
Аня с сожалением оглядела оставшуюся еду, понимая, что и бульона-то ей многовато… Но Высоцкий четко дал понять – есть придется. И опять промелькнула мысль, что это похоже на заботу. И опять захотелось отвесить себе оплеуху, потому что не может быть она.
Когда Корней поужинал, а Аня действительно перешла из состояния «есть» в состояние «ковыряться в тарелке», постепенно погружаясь в собственные мысли, стараясь скрасить царящую тишину, лежавший на столе телефон Высоцкого завибрировал, оповещая о входящем.
Аня успела вздохнуть облегченно, надеясь, что Корней возьмет трубку, а потом отойдет – может, в гостиную, может, в спальню, чтобы поговорить там. Но вздохнула рано, потому что Высоцкий сделал не так – скинул… И никуда не ушел.
– Как сборы? – зато задал вопрос. Очевидно, обращаясь к ней.
– Хорошо, спасибо. Не волнуйтесь, я успею в срок, – Аня ответила, не сочась энтузиазмом, глядя не на собеседника, а на кусочек чизкейка, который был очень вкусным, но в переполненный желудок при всем желании уже не поместился бы.
– Я не волнуюсь. И не сомневаюсь, что успеешь в срок. Вопрос в том, не нужна ли помощь.
– Пока нет, спасибо. Я собираю личные вещи. А помощь нужна будет, чтобы вывезти мебель… Чуть позже. Я у бабушки спрошу еще, что мы… Что забираем, а что выбрасываем. Но не сейчас. Сейчас ей… Нервничать нельзя…
Аня ответила немного сбивчиво, глянула на Высоцкого краем глаза, уловила кивок. Следом снова минутная тишина… И новый сброшенный звонок.
– Ты завтра в больницу?
– Да. Опять на десять.
– Я не смогу завезти.
– Это не нужно, спасибо. Вы и так… Спасибо вам. Я доберусь сама.
– А потом?
– Опять поеду в дом.
– А пары? – Высоцкий задавал вопросы без перерывов на раздумья. Сразу после ответов на прошлые. При этом смотрел на девушку довольно внимательно, неосознанно (а может и нет) смущая.
В конце концов, Аня смирилась с тем, что пусть крайне вкусный, но откровенно лишний заказанный для нее десерт она не осилит, положила вилку, немного отодвинула контейнер.
– Вы обещали, что не будете проверять мой дневник… – сказала не колко, просто усталым голосом. Как бы прося не мучать. Вот только Высоцкому до ее просьб, кажется, дела нет.
– Не буду. Но мы договорились с твоей бабушкой, что, живя у меня, ты будешь посещать университет.
– Я буду. Просто немного позже. Сначала нужно с домом разобраться…
Несколько секунд Аня думала, что ее ответ «засчитан», но ошибалась.
– Это параллельные процессы, Аня. Тем более, ты хотела стажироваться в ССК. Если планируешь делать так же – ставить в приоритет стажировку, забив на учебу, я не буду тебя рекомендовать.
Высоцкий сказал спокойно, но содержание почему-то больно кольнуло. Настолько, что Аня глянула на мужчину, снова немного хмурясь. Хотелось бросить в ответ что-то похожее: «ну и фиг с вашей стажировкой», но она сдержалась. Во-первых, его по-прежнему не стоило бы злить. Во-вторых, в чем-то он прав. Взрослая жизнь не предполагает возможности поставить что-то на паузу – будь то работа, учеба, семья, даже если в одной из этих сфер тебя настиг полный провал.
– Хорошо.
– Что именно?
– Я вас услышала. И постараюсь прислушаться.
– Постарайся.
Получив ответ, Аня почувствовала, что снова кольнуло – теперь злостью. Это ведь талант – отвечать, оставляя последнее слово за собой, а собеседника – с носом.
– Спасибо за ужин. Было очень вкусно.
– По твоим тарелкам не скажешь, но будем считать, что я поверил.
Это, наверное, была шутка, но Аня категорически не умела их воспринимать в исполнении Высоцкого. Поэтому снова испытала стыд. Даже в этом она для него – сплошное разочарование.
– Вы не против, если я пойду… Спать? Очень устала сегодня…
Особенно в последние полтора часа, которые пришлось провести с ним.
Аня посмотрела на Высоцкого, надеясь, что искренность читается в ее взгляде. Когда он кивнул – практически окрылилась, но рановато.
– Еще пять минут – и пойдешь. Я говорил, что мы вечером обсудим правила сосуществования на моей территории.
Аня кивнула, смиряясь с судьбой и очень надеясь, что сможет запомнить те самые правила с первого раза.
– Меня здесь практически не бывает. Ты можешь проводить столько времени, сколько хочешь. Кухня, гостиная, спальня в твоем распоряжении. Если что-то нужно – бери. Днем сюда приходит женщина, помогающая с уборкой и готовкой, наполняет холодильник. Я предупрежу ее, что у меня гости. Если тебе нужно будет что-то купить – составь список. Можешь не бояться – за вора тебя не примут. Если что-то сломается или понадобится – говори мне или ей. Вся еда в холодильнике – твоя. Воду не экономь. Свет тоже. Я не бедствую. Если холодно или жарко – включай кондиционер. Если нужны будут деньги – скажи…
– Нет, – Аня слушала внимательно, периодически кивая, а вот на последнем предложение замотала головой, протестуя. Брать у Высоцкого деньги не стала бы ни при каких обстоятельствах. Пусть для него это было бы так же незначительно, как бросить уличным музыкантам пятисотку за минутное «удовольствие», но для самой Ани – самый ужасный из возможных крах. Признание падения на самое дно немощности.
– Как считаешь нужным. Я не настаиваю. Но знай, что такая опция у тебя есть. Ну и последнее… Я действительно не собираюсь лезть в твою жизнь. Думаю, мы вполне может существовать параллельно. Ты по своему графику, я по своему. Но если ты живешь в моем доме – ночуешь ты здесь. В десять вечера ты здесь. Если задерживаешься – звонишь и сообщаешь. Телефон не отключаешь. Трубку берешь. Это единственное, что от тебя требуется.
Аня кивнула, подавляя прерывистый вздох. Ей почему-то очень понравилась убежденность Высоцкого в том, что они смогут существовать параллельно. А выставленное условие казалось вполне исполнимым.
– Думаю, ты заметила, что я не очень гожусь на роль заботливого родственника. Но если тебе нужна будет какая-то помощь – ты можешь ко мне обращаться. По пятам ходить не буду, читать по глазам сомненья тоже. Но если смогу чем-то помочь – помогу.
– Спасибо. Я вас услышала. Я постараюсь не нарушать правила. И если что-то понадобится – обязательно обращусь. Извините еще раз, что не доела. Я постараюсь не доставлять вам неудобств.
Корней выслушал, еще несколько секунд просто смотрел, а потом кивнул. Встал из-за стола, сгреб разом всю посуду, отправил в утиль. После чего взял в руки телефон, занес палец над экраном, вероятно, планируя перезвонить, но о чем-то вспомнил, снова глянул на Аню…
– Если это важно для тебя – Вадим уволен. Можешь передать бабушке.
Произнес, наверняка увидел, что девичьи глаза расширились, но никак на это не отреагировал. Произнес «спокойной ночи», вышел из кухни, скрылся в своей спальне, чтобы совершить звонок уже оттуда.
Аня же еще какое-то время сидела на табурете, невидящим взглядом пялясь на глянец столешницы, идеальность которой немного испорчена отпечатками ее рук…
– С-спасибо… – шепнула, прекрасно понимая, что впустую сотрясает воздух.
Воздух в квартире циника, чей стиль жизни и способ мышления еще совсем недавно казался девушке совершенно неприемлемым, а сегодня… Циник рубанул мечом по шее провинившегося, а мечтательница, свято верившая, что каждый человек имеет право на прощение, испытала невероятное облегчение. А еще – удовольствие.
По девичьим рукам пошли мурашки, потому что в голове всплыла мысль, что так выглядит первый шаг с ее небес на его землю. И здесь… Не так уж плохо. Только бы привыкнуть…
