Текст книги "Позволь мне верить в чудеса (СИ)"

Автор книги: Мария Акулова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 38 страниц)

Глава 47

Ужин оказался очень сытным и вкусным. Пусть порции и не пугали своими размерами, но съесть всё заказанное Аня не смогла.

Тем не менее, понравилось девушке всё, и будь она более смелой, а еще знай точно, что ее интерес не сочтут наглостью, а то и невоспитанностью, обязательно уточнила бы – в чем секрет сочности… И мягкости… И соуса… И как может мясо… Или рыба… Так волшебно сочетаться с вином, которое пила она одна, ведь Высоцкий – за рулем.

Говорили они меньше, чем ели.

Аня смотрела на спутника и ловила его взгляды. Иногда ощущала, что он смотрит так, будто забирается под кожу… И срочно тянулась за бокалом, чтобы спасти моментально пересыхавшее горло.

Тишина за столом не напрягала, ведь по залу разносилась негромкая фортепианная музыка. Как Аня поняла далеко не сразу – это было живое исполнение. Рояль стоял в соседнем помещении, но, благодаря чудесам акустики, его звуки долетали и сюда.

Да и в целом за проведенное в ресторане время Ане стало более чем очевидно, почему Высоцкому нравится это место. Оно не было вычурным и чопорным. Здесь всем действительно не было никакого дела до происходящего за соседними столиками. Она не чувствовала себя белой вороной. Она могла спокойно есть, пить, говорить, молчать…

Скользить осторожными взглядами по залу, позволяя себе то, что не интересовало остальных – познакомиться с местной аудиторией. С еще одной гранью жизни мужчины, в которого она влюблена. О котором мечтает. И с которым сидит за одним столом.

И что радовало Аню особенно – это отсутствие очевидной разницей между ней и окружающими дамами. Наверное, все дело в том, что она просто не умеет различать дешевую опрятность и дорогую лаконичность, но в какой-то момент просто успокоилась: кажется, Высоцкий уйдет не опозоренным.

Когда Ане принесли десерт, а Корнею кофе, места в девичьем желудке уже откровенно не было, но и отказаться, не попробовав, она не могла. Поэтому взяла в руки вилку, отламывая по маленькому кусочки, забрасывая в рот, всячески пытаясь абстрагироваться от взгляда напротив. Думала, что за вечер выработает хотя бы минимальный иммунитет, но получалось так себе. Все равно чувствовала – на коже и под. Все равно шла теплыми волнами. Пусть и старалась, чтобы это оставалось незамеченным.

– Тебе-то самой хоть нравится? – получив новый вопрос, посмотрела в ответ, немного хмурясь. Понимала, что произносенному предшествовал какой-то внутренний диалог, но свидетельницей его не была, поэтому сходу понять, о чем речь, не смогла. – В ССК. – Корней уточнил, делая глоток из небольшой чашки и ставя ее обратно.

– Да. Очень. Я даже не думала, что может быть так… – Аня начала и сама же себя притормозила. Поняла, что «Да. Очень» для Высоцкого – более чем достаточно. Да только, кажется, ошиблась.

Потому что Высоцкий не сделал вид, что оборванная фраза – это именно то, что требовалось.

– Почему замолчала? – спросил, приближаясь к столу без видимой на то причины.

– Не хочу утомлять пустой болтовней, – понимая, что придумать что-то правдоподобно-элегантное все равно не получится, Аня ответила честно, снова отделяя кусочек суфле, отправляя в рот. Чувствовала взгляд, проводивший вилку от тарелки и до губ… Хотела снова потянуться к бокалу, но он оказался пуст…

– Меня не утомляет твоя болтовня. – А когда получила ответ. Совершенно серьезный. Не похожий на кокетство или издевку, застыла, глядя на мужчину уже без улыбки. Слишком широко открывшимися глазами, кажется. – Кто-то из нас двоих должен говорить. И я предпочел бы, чтобы это была ты.

– Почему? – Аня слышала собственный вопрос будто со стороны. Глухим голосом. И понимала, что звучит глупо, наверное. Что не стоило бы, но уже задала… И не жалела.

– Почему должен? – невзирая на то, что Высоцкий снова усмехнулся, отвлекся немного, следя за тем, как официант кладет на стол счет, а когда парень удалился, достал из бумажника карту и положил внутрь. И все это время ждал от Ани реакции. Закончив, снова посмотрел на нее, чуть приподняв бровь.

– Почему я? – и опять ее голос звучит далеко не так живо и легкомысленно, как ей хотелось бы. Но как может быть иначе, когда он постоянно путает? То отговаривает, то дает надежду. То просит вон из жизни, то будто глубже в нее пускает.

– Потому что тебя приятно слушать, Аня.

И если весь вечер она держалась, не позволив себе ни единого эксцесса, то услышав такое будничное признание, позволила пальцам разжаться, опуская вилку в свободный полет на ковер.

Аня следила за ней, и девушке казалось, что прибор летит непозволительно долго. А потом подняла взгляд на Высоцкого… Которому до вилки, кажется, нет никакого дела. Он смотрит на нее, чего-то ожидая. И нет во взгляде ни намека на стыд или разочарование.

– Продолжай. Другую принесут.

* * *

Аня пыталась. Честно пыталась выдавить из себя полноценный рассказ. Но и сама прекрасно понимала, и Высоцкий наверняка слышал – получалось так себе. Сопоставлял ли с собственными словами, как причиной? Несомненно, мог. Но выказывал ли каким-то образом сарказм на сей счет? Нет.

Смущал сознательно, тут без сомнений. Хотя… Может не смущал вовсе, а просто говорил правду?

Думая об этом, говорить о чем-то другом было крайне сложно. Поэтому с рассказом не задалось. Да и десерт в горло больше не лез, хоть новую вилку Ане принесли быстрее, чем они успели об этом попросить, а кофе был выпит быстрее, чем хотелось бы.

Поэтому, когда поводов сидеть дольше, не осталось, Высоцкий встал первым. А дальше действовал в том же порядке. Пальто на плечи Ане, потом себе. Чай в книжечку счета…

Увидев блеснувшую купюру, Аня еле сдержала удивленный вздох. Потянуться за чеком и вовсе не рискнула. Во-первых, Высоцкий не оценил бы, это было ясно, как божий день. Во-вторых… Она сгрызла бы себя от осознания, что только что стала для него еще немножечко дороже.

И совсем не в том плане, в каком хотелось бы. Не сердцу, а кошельку.

– Ничего не забыла? – закончив с чаевыми, Высоцкий повернул к Ане голову, просканировал взглядом, будто сам проверял, все ли на месте, успела ли застегнуться и готова ли идти.

Аня кивнула.

Он снова пропустил ее вперед, снова вел, направляя рукой… Окружающим снова не было никакого дела до пары, которая покидала зал. А Ане… Снова было одновременно страшно и тепло. Потому что утром не подумала бы, а вечером… Лишь бы теперь заснуть…

И сама не знала, какой черт ее дернул посмотреть в сторону, но стоило сделать это, как кровь тут же прилила к лицу, потому что…

За одним из столов сидела женщина, которую… Аня видела несколько раз в жизни. Которую запомнила с первого и навсегда. Которую не за что было ненавидеть, но которой она отчаянно завидовала.

Илона, как она была подписана в телефоне у Высоцкого, держала в руках бокал с вином… Таким же розовым, как пила недавно Аня, неотрывно глядя на них с Корнеем. Напротив нее сидела девушка, продолжая разговор, в который Илона вряд ли вслушивалась.

Красивая, как всегда. Спокойная… Как тоже всегда, наверное.

Только Аня безошибочно определила, что когда взгляд женщины скользил по ней – не только по лицу, но от пят и до макушки, он полнился недоумением, даже, кажется, легкой злобой… А потом она посмотрела на Высоцкого… Уже иначе… Чуть вздернув бровь, выражая удивление что ли…

И Аня знала, что худшее, что может сейчас сделать, это тоже посмотреть на него. Просто повернуть голову и посмотреть. Но не сдержалась.

Илона качнула бокалом, как бы салютуя, Высоцкий… Кивнул, прикрыв на мгновение глаза…

– Не подойдете? – Аня сама начала замедлять шаг, прекрасно понимая, что сейчас… По закону чертова жанра, когда мечтательница снова начала взлетать, самое время жесткой посадки… Поэтому он должен оставить ее в сторонке, попросить подождать, подойти к той, что… У которой наверняка возникнут закономерные вопросы. С которой… Самой Ане в жизни не конкурировать… Которую не просто приятно слушать, но и… Тр*хать приятно…

Аня и сама не знала, откуда в голове родилось именно это злое слово. И лишь подумав так – стало стыдно. Вот только не перестало быть зло. Но не на Высоцкого, а на жизнь. Которая будто издевалась…

Девушка снова подняла взгляд на Корнея, готовясь к тому, что он ответит утвердительно. Но он…

Вжал руку в спину сильней, будто жестом поясняя: «вернись к прежнему темпу», опустил взгляд, смотря на Аню. Спокойно и холодно.

– Нет надобности.

* * *

По дороге до дома Аня не проронила ни слова. Высоцкий не мог не обратить внимания на ее внезапную молчаливость, но лезть с выяснениями даже не пытался.

И пусть Аня понимала, почему так, понимала, что ни злиться, ни обижаться ей не на что, встреча с Илоной, пусть даже такая – мельком, убила настроение.

Следя взглядом за тем, как в окне машины мелькают здания, фонари, перекрестки, Аня пыталась научиться воспринимать все философски, убедить себя, что абсолютно ничего сверхестественного не случилось, да и стоило бы радоваться, он ведь… Даже не подошел. Кивнул просто, а остался с ней… Но это не помогало, потому что перед носом снова выросла истина, которую сколько ни загоняй на задворки, не перестанет существовать.

Аня – не Илона. И приблизительно не она. И даже если когда-то станет… Чем-то подобным… Чем-то подходящим для Высоцкого… То через много лет. Может, пять. А может и все десять. Которых у нее нет. Которые он проведет с другой… Или другими…

Ведь «приятно слушать» – это объективно мало. Для нее – достаточно. А для него – ни о чем.

– Все хорошо? – Корней нарушил тишину уже когда они поднимались в лифте.

Аня, стоявшая понурив голову, встрепенулась, глянула на него мельком, кивнула.

– Да. Все хорошо. Спасибо. Просто устала…

И бесстыже соврала, совершенно об этом не жалея. Потому что ни выяснять права не имела, ни даже высказать свои сомнения. Курам на смех ведь. И ему на смех тоже…

Стояла за мужской спиной, когда он открывал квартиру, послушно вошла первой, когда пропустил…

Немного отступила от входа, чтобы он мог спокойно замкнуть дверь, до сих пор непослушными пальцами пыталась расстегнуть пуговицы на пальто…

Вздрогнула, когда мужские пальцы в очередной раз за вечер тяжестью легли на ворот…

– Снять помогу. Спокойно стой.

Корней прокомментировал, а Аня непроизвольно закусила губу, сдерживая вдруг родившийся в горле отчаянный стон. Ну нельзя ведь так близко к сердцу принимать каждое проявление обычной вежливости. Нельзя. Но как перестать-то?

Позволила снять верхнюю одежду с плеч…

Слышала стук вешалок, шорох одежды. Поняла, что свое пальто он тоже снял…

И с удовольствием садистки ждала, что обойдет ее, бросит «спокойной ночи», не глядя, разблокирует на ходу телефон, тут же наберет кого-то… И она не усомнится – Илону. Побудет дома какое-то время, а потом уедет, ничего не сказав. Сделает поистине незабываемый подарок на День рождения. Хотя… Она ведь сказала, что не любит этот день. Так почему бы не добавить еще один повод для этой нелюбви?

Но этого не происходит.

Она продолжает стоять спиной, а он – за ней. Молча, не шевелясь, судя по всему, глядя в затылок…

– Сказать ничего не хочешь? – наконец-то спрашивает. Наверняка видит, что девичьи плечи поднимаются при глубоком вдохе… И опускаются при шумном выдохе. Она оборачивается, вскидывает взгляд, смотрит прямо и честно в его глаза.

Губами говорит уверенное:

– Нет, – а взглядом кричит «да».

– А сделать? – наверняка знает, что реагируя на простой, казалось бы, вопрос, у нее учащается пульс… И снова. Губами:

– Нет, – а взглядом «да».

И по всем сказочным канонам самое время ему сказать и сделать за двоих, но…

Они не в сказке.

Поэтому Корней кивает, смотрит несколько секунд на пол между ними. Ровно по центру. Ровно туда, куда кто-то один должен сделать шаг. Потом же снова на нее, произносит:

– Тогда доброй ночи, Аня. Не забудь завтра, задувая свечку, загадать желание. Это ведь так по-твоему работает, правда?

Это не было произнесено язвительно, но Ане становится невыносимо горько.

Он же обходит "помеху", расстегивая на ходу пиджак, бросает его на диван, чтобы через несколько секунд скрыться в своей спальне.

Глава 48

– Алло, ба…

– Алло… Нюта… Именинница… С Днем рождения тебя, девочка моя…

Зинаида произнесла с придыханием, Аня же не смогла сдержать улыбку.

Соскочила с кровати, проходя мимо ростового зеркала притормозила, окинула себя взглядом…

Не выглядела ни несчастной, ни чрезмерно счастливой, ни изменившейся.

Хотя, наверное, глупо было ждать кардинальных изменений, которые должны были произойти вместе с боем курантов, разделявшим день, когда ей еще девятнадцать, и день, когда уже целых двадцать.

Как Высоцкий сказал вчера вечером прежде, чем уйти к себе, работает это не так. А как… Аня понимала только в теории, на практику смелости не хватало.

– Спасибо, ба… Спасибо… Ну чего ты! Ба! Ну не плачь! Ба!

Аня слушала бабушкины поздравления, продолжая улыбаться, обходя зеркало и направляясь уже в ванную. Наверное, было бы неплохо понежиться в честь праздника в постели, помечтать немного о том, каким этот день мог бы быть… Но на это не было ни времени, ни желания. Сегодня ведь, как всегда, пары. А потом в ССК. А потом… В кино с попкорном, как и хотелось.

И в отличие от вчерашнего вечера, который закончился довольно горько, сегодня почему-то он не отдается болью. Почему так – Аня не знала, но будто предчувствовала… Что-то сладкое.

Только бабушка расчувствовалась до слез, желая всего на свете и побольше, поэтому пришлось останавливаться посреди ванной, делать большие глаза, которые она все равно не увидела бы и требовать, на самом деле не чувствуя ни грамма раздражения из-за этих внезапных слез. Они же искренние. И они же о счастье на самом-то деле…

– Не плачу, Нют. Не плачу… Вот уже почти совсем не плачу… – Зинаида послушно тут же попыталась успокоиться, чем вызвала у внучки очередную улыбку. – Ты что сегодня делать-то будешь, ребенок? Хотя бы с Танюшей на тортик сходите куда-то? Мне так жалко, что я не с тобой сегодня… Так жалко, Нют…

– Не волнуйся, ба. Схожу. Отпраздную. А завтра к тебе приеду – и еще один тортик съедим, да? Ты не расстраивайся, главное. В этом году так, а в следующем…

– Да, Ань. Да. Наверстаем… Поверить не могу… Взрослая совсем… Двадцать… А вчера же только…

– Ну ба-а-а…

Аня снова услышала, что бабушкин голос меняется, протянула вроде как смущенно, а на самом деле улыбнулась шире, глядя в новое зеркало – уже в ванной… И снова никаких бросающихся в глаза изменений.

– Все, Ань. Все. Я спокойна.

Глаза такие же. Нос такой же. Губы такие же. Волосы те же. Вот только зеркало другое… В другой комнате… В другом доме… И за дверью человек, которого в прошлом году в этот же день не знала даже…

И столько сложностей принесло это знакомство. Но ведь и счастья много. Пусть такого – всегда с горчинкой, но…

– Я Анфисе скажу, когда позвонит, чтобы тебя не тревожила… Пары ведь, работа… Чтобы тебе убегать на разговоры не пришлось, хорошо?

Бабушка говорила осторожно, а сама Аня следила за тем, как улыбка на губах преображается – делается немного похожей на улыбку «по-Высоцки». Ироничную, а то и саркастичную. Но при этом тон остается прежним и Аня без проблем выпускает через губы легкое:

– Да, ба. Конечно. Ты это правильно придумала.

Будто она верит, что Анфиса действительно позвонит сегодня. Будто верит в то, что бабушка говорит об этом, как о реальной перспективе, а не пытается подсластить пилюлю реальности… Как-то объяснить ребенку, почему он не дождется в День рождения звонка от матери. Хотя она ведь не ребенок уже… Совсем. Двадцать.

И должна уметь воспринимать это стойко.

Так же, как и остальные грани реальности, способные сделать больно.

Например та, где Корней Высоцкий ужинает с ней… А уходя – салютует любовнице. Или та, где не бросится объяснять ничего, пока она сама не задаст интересующий ее вопрос. А если задаст… Без жалости может как казнить, так и миловать.

Пожалуй, понимая это четче некуда, Аня так и не рискнула задать вопрос, который крутился в голове. Раньше она сомневалась есть ли у нее шанс хоть на что-то, а теперь… Вдруг поняла, что ей нужно не «что-то», а быть единственной. И сама понимала, что слишком звучит самонадеянно, что это ведь его наука – не обесценивай себя.

А что может быть хуже, чем знать, что ты… Одна из.

Стоило мыслям свернуть в эту сторону, как на лице отразилась гримаса. Захотелось мотнуть головой, чтобы побыстрее вернуться в реальность. Пришлось заново прислушиваться к бабушкиным словам, от которых успела отвлечься, улавливать потерянный смысл…

– Ты Корнея Владимировича не видела еще? – осознавать, что молчишь, когда задан вопрос и стоило бы ответить…

– Не видела, ба. Он… Может ушел уже. Он рано обычно… Раньше меня…

Аня прошлась босыми ногами до двери из ванной в спальню, прислонилась плечом к косяку, закрыла глаза, прислушалась…

Не удивилась бы, окажись, что Высоцкого действительно уже нет. И даже, может, облегчение испытала бы. Потому что… За дверью ведь не будет ничего, что хотелось бы получить отчаянной мечтательнице. Ни набитой шарами гостиной. Ни охапки цветов на столе-острове. Ни огромного плюшевого медведя, сидящего на полу…

И вроде бы не велика потеря, но даже о простом «С Днем рождения, Аня», он легко может забыть… И на это не смысла обижаться. Да и сама ведь вчера уверено заявляла, что сегодня – самый обычный для тебя день. Вот и для него – более чем обычный. Но хотелось… Почему-то все равно хотелось оставить недосказанность, чтобы заполнить ее сказкой. Несбыточной, но сладкой.

Чтобы понять, что Высоцкий все же в квартире, понадобилось время между парой вдохов. После которых Аня открыла глаза, вздохнула, вернулась в ванную.

– Он там тебе… Мы с мамой попросили, чтобы… Надеюсь, тебе понравится…

Зинаида произнесла, и Аня знала – улыбается немного грустно. Будто извиняясь сразу и за ложь – о нас с мамой. И за скромность подарка.

– Ну ты даешь, ба… Ну ты даешь! – Ане же очень захотелось убедить, что грустить нет смысла. – Придумала что-то, да? – и точно так же, как бабушка соврала «во благо» об участии в «сюпризе» мамы, Аня сделает вид, что не узнала о нем еще вчера от Высоцкого…

– Это Корнею Владимировичу спасибо, Нют… Передай еще раз, пожалуйста. Он… Помог. Очень…

Новый глубокий вздох Аня даже не пыталась скрыть, потянулась свободной рукой к лицу, прикрыла глаза, продолжая улыбаться, провела по бровям…

С иронией подумала, что бросься она на Высоцкого с очередной порцией благодарностей за себя и всех своих родственников – он только посмотрит, как на дурочку…

Впрочем, ничего нового ведь…

Да и сколько можно оттягивать?

– Ба, ты прости меня, поторопиться надо, а то опоздаю на пары. Я тебе позже наберу еще, хорошо? В обед. Или как буду на работу ехать, хорошо?

– Хорошо, Нют. Хорошо. с Днем рождения тебя, моя мечтательница! Моя любимая девочка.

– Спасибо, ба. Я тебя люблю.

– И я тебя. Беги.

Аня скинула, положила телефон на угол раковины, несколько секунд смотрела на экранное время, продолжая улыбаться…

Потом же услышала, что в кухне заработала кофемашина, встрепенулась, потянула вверх пижамную майку, стянула, бросила на пол, следом – шорты с бельем, прошлась до душевой, по дороге стягивая волосы на затылке…

Все же правильным будет встретиться с Высоцким утром, а не тянуть интригу до самого вечера.

Уже жить с представлениями о реальности сегодняшнего дня, а не мечтать о том, каким он мог бы быть.

* * *

Корней пил кофе, скроля новостную ленту. На дверь, за которой пряталась именинница, не смотрел. Судя по звукам – сама скоро выйдет. И славно. Выкуривать ее оттуда после вчерашнего окончания вечера – пожалуй, не лучшего, желания не было.

Наверное, не стоило язвить напоследок. Все же канун праздника, а она – более чем впечатлительная. Но это было показательно… И снова откинуло на три шага назад, доказав, что девочка не готова ни к чему, чего он бы хотел от нее. Не готова задавать вопросы и получать честные ответы. Не готова шагнуть со своих небес на его землю.

Но проблема в том, что он должен был бы просто констатировать этот факт, вероятно даже удовлетворение испытав из-за того, что оказался прав, а он испытал раздражение. Потому что и сам, кажется, под влиянием потихоньку становился мечтателем. Понимал же, что изменения не происходят так быстро, а иногда и вообще не происходят, но хотел бы. Зачем?

Затем же, зачем пришел к Ольшанскому спрашивать о девочкиных успехах. Затем же, зачем влез во время ее разговора с Самарским, очевидно навлекая на себя закономерные подозрения начальника. Затем же, зачем вчера решил, что хочет провести вечер с ней. Той девчонкой, которая в машине так показательно легкомысленно рассказывала о том, что не любит свой День рождение.

И ведь кому, как ни ему, понимать ее лучше всего. Человеку, который свой День рождения всегда проводит не в стране, выключив при этом телефон. Но ему почему-то хотелось, чтобы она свое мнение поменяла.

Наверное, потому что девушкам в двадцать оно действительно не свойственно. А может… Потому что эта девушка все же особенная.

– Доброе утро, – Аня вышла из комнаты, как всегда, будто крадучись. Мягко улыбнулась, наконец-то вполне спокойно выдерживая оценивающий взгляд, прошедшийся от макушки и до носков. Она явно не старалась выглядеть сегодня как-то по-особенному. Те же брюки, что были вчера, другая блузка, волосы сегодня распущены, прихвачены только цветным платком…

Закрыла дверь, прислонилась к ней спиной, не спеша подходить, смотрела не прямо, но скорее по привычке, а не из-за особенной застенчивости. С ней-то вроде как уже почти справились… Держала руки в замке, позволяя пальцам мять друг друга…

Корней не сомневался – кивни он просто, сделав вид, что внял ее вчерашней просьбе и готов проигнорировать День рождения, а то и просто забыв о нем, девочка ни словом, ни взглядом не даст понять, что это ее обижает. Но зачем изгаляться? Понятно ведь, что маленькой мечтательнице хочется другого. Задуть свечку, загадать желание, и…

– С Днем рождения, Аня, – он немного склонил голову, кивая, Аня же… Моментально расцвела. Подрагивающие уголки губ разъехались, провоцируя появление на щеках двух еле заметных ямок. Взгляд, все такой же, из-под ресниц, зажегся новым огоньком. И глазу приятно… И в груди будто тепло. Странно, но вполне ощутимо.

– Спасибо, – а когда девочка отвечает, явно изо всех сил безуспешно стараясь немного потушить улыбку, подрагивать начинают уже его губы.

– Бабушка просила передать тебе. Надеюсь, понравится…

Корней перевел взгляд с Ани немного в сторону, кивнул…

И только сейчас девушка увидела, что проворонила… Прислоненную к стене картонную коробку, форма которой не позволяет усомниться в содержимом…

– Это что? Это…

Глаза Ланцовой сами собой начали увеличиваться в размере, а пальцы на мгновение сжались сильней, чтобы уже через секунду разжаться, а потом синхронно с тем, как девушка опускается на пол, потянуться к коробке, открыть ее… Не с первого раза, но все же…

– Это же Тайлор… – Аня произнесла на выдохе, прижимая ладонь к дереву инструмента, а смотря снова на Высоцкого… И столько было в этом взгляде, что сходу и не знаешь – радоваться или нет. Потому что там и восторг, и страх, и понимание… И снова восторг со страхом…

– Мне сказали, что долго прослужит. Пожизненная гарантия. Просто пользуйся аккуратно. За влажностью помещения следи…

И как бы Корней ни пытался, прекрасно понимал, что от главного вопроса девчонку просто так не отвлечь.

– Она очень дорого стоит. Я знаю. Очень. У нас столько…

– Почему это так важно, Аня? Бабушка хотела сделать тебе приятно. Просто прими.

Корней перебил, надеясь, что послушается.

И пусть первым желанием явно было возразить – во всяком случае, Аня успела открыть рот, чтобы что-то сказать… Но вовремя передумала. Закрыла, несколько секунд смотрела еще на Высоцкого, а потом повернулась к инструменту, губы снова начали подрагивать в улыбке, а пальцы скользить по дереву, гладя так ласково, что сомнений нет – сюрприз удался.

– Спасибо вам. Большое.

Аня оторвалась от инструмента на секунду, снова глянула на Высоцкого, и обратно.

Он же повернулся на стуле, оставив кофе недопитым, наблюдая за ней – сидевшей на полу, явно влюбленной в новый инструмент, но не находящей в себе смелости даже элементарно достать его из коробки. И так со всем ведь. Мечтать не боится, а стоя на пороге исполнения – тормозит нещадно. И понятно ведь, почему. Не привыкла. Но сколько можно-то?

– Не достанешь? – Корней спросил, а вместо ответа получил активное мотание головой из стороны в сторону. Так, что спирали кудрей запрыгали вверх-вниз. Новый восторженный взгляд мельком… И снова на гитару.

– Нет. Пусть… Пусть пока стоит. А я… Вечером. Сейчас, боюсь, никуда не успею, если…

– Хорошо. Как считаешь нужным. Пары во сколько начинаются?

Корней спросил, глядя на часы. По идее, пора бы выходить.

– В десять. Я сейчас… Кофе быстро выпью – и поеду…

Аня ответила, продолжая поглаживать инструмент – теперь уже не переднюю деку, а обечайку. И как-то сразу становится понятно, что не останови кто-то этот акт любви, она так и просидит весь день, с восторгом глядя на гитару. Ни до кофе руки не дойдут. И до пар.

– Я подвезу. За двадцать минут справишься?

Но у Корнея были другие планы. Он спросил, отметил, как Аня вздрогнула – явно не ожидала. Рука замерла, сама она снова повернулась, немного сощурилась…

– На работу опоздаете ведь…

Произнесла, будто он этого не понимал. Не улыбнулась в ответ на то, как мужские губы чуть растянулись – не совсем симметрично.

– Собирайся быстрее, именинница.

Реагируя так ожидаемо и так… По-Ланцовски, Аня тут же подорвалась, моментально отвлекаясь от инструмента, понеслась на кухню, исполняя просьбу.

Наверняка не желая этого, тем самым давая Корнею новые поводы для улыбок. Потому что изо всех сил старалась скрыть, но залилась румянцем, наверняка успев увидеть в предложении свою любимую – романтичную – подоплеку, а еще то и дело сбегала взглядом к гитаре, тут уж даже не пытаясь скрыть восторг…

И Корнею было приятно, что он сумел угодить.

* * *

На сборы Ане понадобилось даже меньше, чем было отведено. Они с Корнеем в молчании спустились к машине…

И едя в лифте, вполне можно было вспомнить о том, почему вчера вечером в нем тоже было тихо… Но Аня запретила себе. На день. Пусть сегодня все будет… Волшебно.

Уже ведь немного так. И может… Именно в этом секрет? Ничего не ждать, не придумывать, а потом… Получать? Да так, что дыхание перехватывает?

Не глупые ванильные воздушные шарики, которым забит весь Инстаграм, а лаконичную коробку с мечтой внутри? Высоцкий даже бантом не заморочился, а получилось… В сто раз лучше всяких мишек и цветов.

– Спасибо вам еще раз, Корней.

Не сдержавшись, Аня произнесла, как только ремень безопасности был защелкнут, а машина сдала задом, выезжая со своего места.

– За что? Я же сказал – это от бабушки.

Он, как всегда, отреагировал не обычным человеческим «пожалуйста», чем вызвал у Ани улыбку.

– Что не стали врать про маму. Хотя я же знаю, ба…

Глянул мельком, без улыбки, кивнул. Смолчал о том, что для него вопрос и вовсе не стоял. В этом просьбу Зинаиды он не исполнил бы. Потому что ложь – не его специальность. А во благо ее и вовсе не бывает.

– Не за что.

Закончил маневр, переключил на переднюю, позволяя Ане в очередной раз влюбиться в плавность и четкость своих движений, сделал вид, что не заметил, что и взгляд, и губы девочки снова расплываются…

По дороге до университета они почти не говорили за исключением пары незначительных фраз и вполне смелых указаний Ани уже на подъезде, когда она объясняла, к какому из корпусов ей нужно.

Стоило машине остановиться на одном из свободных мест, немного повернулась, посмотрела на Корнея, наверняка уже действительно опаздывавшего, но ни словом, ни взглядом на это не намекнувшего.

– Мне кажется, я вчера даже не поблагодарила за вечер. А он был… Хорошим.

Аня произнесла, параллельно отстегивая ремень. Не соврала, и на ироничный ответный взгляд тоже отреагировала достойно, как самой казалось – пожала плечами мельком. Мол, я тоже умею, как бабушка… Политкорректно. Даже если вы любите правду в чистом виде.

– А сегодня ты что планируешь? – думала, что на этом диалог закончится, она выйдет из машины, и внедорожник моментально рванет в сторону офиса ССК, но Корней задал вопрос, будто бы с интересом глядя на пробегающих по наземному переходу студентов, спешивших на пары…

– Сегодня… – поверни он голову, увидел бы, что Аня немного растерялась. Нахмурилась, задумалась… – До обеда в университете. Потом в ССК. Мне правки прислали, нужно обязательно до выходных успеть внести…

– Хорошо. Вечером? – Высоцкий снова спросил. Односложно и будто требовательно. Аня же снова растерялась.

– Вечером? Ничего. Д-дома… У вас, то есть. С г-гитарой посижу, если… Не помешаю… Или в к-кино схожу…

И озвучивая свои нехитрые планы, чувствовала неловкость. Не знала, какой ответ он ожидал и какой его устроил бы, а очень хотелось угодить.

– Ясно.

И после первой части ответа легче не стало.

Как и в те секунды, когда он снимал руку с руля, доставал что-то из кармана пиджака, протягивал ей.

– Карта на мое имя. Лимит не установлен. Код пришлю с работы.

– З-зачем? – Аня смотрела на черный пластик, понимая, чего Высоцкий ждет, но не в состоянии протянуть руку и взять. Потому что… Зачем?

– Ты же успела с кем-то раззнакомиться в ССК, правда? И друзья наверняка есть.

– Есть, но я не могу…

– Все ты можешь. Считай, это инвестиция. Когда Ольшанский будет решать, брать тебя на работу сейчас или отправлять дальше учиться, непременно спросит у тех, с кем ты коммуницировала. Кто давал тебе задания и оценивал результаты.

– Но это же будет нечестно, если я…

– Это будет честно. Тебе никто не предлагает «купить» ничью благосклонность. Но у тебя есть повод узнать окружающих тебя людей чуть ближе. И себя показать с новой стороны. Это полезно. Это тимбилдинг.

– Это так сложно…

Аня продолжала смотреть на карту, не рискуя протянуть к ней руку. Понимала, что это неправильно. И чем все закончится – тоже понимала. Произнесла скорее себе…

– Что? – ожидаемо получила вопрос от Высоцкого. Посмотрела в глаза, сглотнула…

– Вы сложный человек. Я ведь знаю, что юлите. Знаю, что это все просто кажущиеся убедительными аргументы, которые не имеют ничего общего с действительностью…

– А действительность в чем?

– Действительность… Вы хотите, чтобы я просто отпраздновала, но не можете сказать напрямую, потому что я не возьму деньги…

Корней улыбнулся, провернул карту между пальцами, вновь привлекая к ней внимание.

– Кусок торта мне привези просто. Вечером. На сдачу. А сейчас я опаздываю, Аня. Поэтому… Просто возьми.