Текст книги "Позволь мне верить в чудеса (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 38 страниц)
– В-все. Мои и б-бабушки.
Девушка ответила, снова глядя на носки его ботинок.
Он же несколько секунд не говорил ничего, чтобы потом…
– Свои оставь.
Высоцкий сказал спокойно. В голосе не слышалось ни раздражения, ни энтузиазма. Это не был прямой приказ, как немного ранее «оставь, мы опаздываем», скорее… Пояснение. Очень в стиле Высоцкого. Пояснение для человека, чьим мнением он не особо-то интересуется.
Аня все же вскинула взгляд, немного нахмурившись несколько секунд смотрела мужчине в глаза. По выражению на его лице девушка при всем желании не поняла бы, какие чувства он испытывает, о чем думает, что значит это его «предложение».
В очередной раз ей нужно было делать выбор вслепую. Было очевидно, что замотай она снова головой – он только передернет плечами, выпуская ее из квартиры со всеми шмотками. Никто не будет ее уговаривать и пояснять, что кроется под слишком коротким «свои оставь». Но это не отменяет необходимость делать выбор.
Морщинка между девичьими бровями чуть разгладилась, Аня кивнула, опустила сумку на нижний сектор встроенного в коридоре шкафа, раскрыла ее, чтобы достать оттуда пакет с бабушкиными вещами. Поставила его на пол, после чего особенно громко, как самой казалось, снова закрывала замок. И все это под безразлично-пристальным взглядом Высоцкого.
Взяла в руки пакет, прижала к груди, выпрямилась, посмотрела ему в глаза.
– Спасибо.
Поблагодарила, сама толком не зная, за что. И снова не получила ответа. Просто кивок, а потом вид спины, выходящей из квартиры.
– Ба…
Аня заглянула в шестиместную палату, в которой занята была одна единственная кровать, вроде бы улыбнулась сидевшей на краешке той самой кровати бабушке, но свое тихое «ба» выдохнула так облегченно, что сомнений не было – волновалась жутко.
Волновалась весь вчерашний вечер, всю сегодняшнюю ночь, целое утро, всю дорогу от квартиры Высоцкого до больницы.
Сам он остался в коридоре.
Шел за Аней от машины до палаты, чаще глядя в свой телефон, чем на нее, позволяя девушке вести и самостоятельно объясняться с медицинским персоналом. Как Ане показалось, она справилась. Во всяком случае, до нужной палаты они добрались, при этом Высоцкий ни разу не хмыкнул, не скривился, не выразил хоть как-то свое недовольство скоростью передвижения или стилем ее общения.
Уже перед самой палатой он немного отстал, приложил телефон к уху, сказал негромкое «алло».
Ане даже разворачиваться не пришлось, чтобы понять, что он замедлился. Все ее локаторы и рецепторы будто настраивались на наблюдение за ним, когда Высоцкий был неподалеку.
Девушка затормозила у нужной двери, выждала несколько секунд, оглянулась.
Корней стоял на расстоянии нескольких метров, говоря по телефону. При этом смотрел он довольно пристально. На нее. Ланцова кивнула на дверь, как бы поясняя, что бабушка находится за ней. Высоцкий на секунду прикрыл глаза, будто отвечая, что усвоил. После чего развернулся уже спиной, продолжая разговор. Не пытался с помощью жестов сообщить, сколько займет телефонное общение, не просил ни идти без него, ни подождать. Снова все на ее усмотрение. Поэтому Аня сначала постучалась, а потом зашла, аккуратно прикрывая дверь за спиной.
Увидев внучку, Зинаида улыбнулась, протянула руку, которая теперь не дрожала, дождалась, пока Аня приблизится, не сопротивлялась, когда внучка, кое-как опустив пакет на стул рядом с кроватью, сходу прижалась всем телом, обнимая, что есть мочи…
– Ну ты чего, ребенок? Трясешься вся… Ты хоть спала, Анют? А кушала?
И пока Аня прижималась к самому родному в мире человеку, чувствуя, что вот сейчас, кажется, сдержаться уже не сможет – расплачется, пришла очередь Зинаиды засыпать внучку вопросами.
– Ну ты чего, Ань? – Зинаида слышала, что дыхание внучки прерывается, что оно становится больше похожим на сопение…
– Ничего, ба, ничего! Просто… У тебя ничего не болит? Врач уже приходил? Что сказал?
– Приходил, Анечка. Приходил. Все хорошо. Не переживай, родная. Я еще полежу здесь немного, а потом… Лишнего держать не будут. Понаблюдаюсь, подлечусь… А Корней Владимирович… Он приехал?
Зинаида спросила аккуратно, будто с надеждой. Аня поняла это по тому, что слегка изменился тон. И пусть хотела бы позволить себе провести в бабушкиных объятьях хотя бы пару минут. Просто прижимаясь. Просто слушая голос. Просто веря в то, что у них «все хорошо», что нет повода переживать, что им и нужно-то только полежать немного, а потом они вернутся в свое привычное «нормально». Но Аня заставила себя в очередной раз собраться. Оторвалась от любимого плеча, посмотрела в бабушкины глаза, кивнула.
– Приехал. По телефону сейчас говорит…
Аня прошептала, прекрасно понимая, что на глазах блестят слезы и бабушка это видит, но все равно попыталась улыбнуться, когда Зинаида потянулась к ее щеке, провела нежно, сгоняя одну слезинку…
– Не плачь, Анечка. Ты умница у меня.
– И ты у меня, ба… Ты у меня тоже…
Обе Ланцовы замолкли, глядя друг на друга красноречивее любых слов. И со страхом, и с надеждой. И с болью, и с любовью…
Обе вздрогнули, когда дверь палаты снова открылась. На сей раз уже не аккуратно, застенчиво, сначала на щелочку. А разом широко, впуская вместе с человеком поток воздуха. Высоцкий окинул комнату взглядом, остановился на сидевших на кровати женщинах, кивнул Зинаиде…
– Добрый день, Корней Владимирович. Спасибо, что…
– Не за что… – не дослушал, за что Зинаида собиралась его благодарить, закрыл дверь, сделал несколько шагов вглубь палаты… – Аня, ты не хочешь погулять немного?
Спросил напрямую, не считая необходимым утруждать себя хоть какими-то поисками правдоподобных поводов выдворить девочку из палаты.
Аня вскинула немного испуганный взгляд на бабушку… Чертовски не хотелось, чтобы Высоцкий разговаривал с ней так же.
– У меня тут список есть, Анют. Надо в аптеку сбегать. Сможешь? – вот только Зинаида, кажется, не боялась. Улыбнулась внучке, нежно погладила ладошку, которую держала все это время в своих пальцах. Потом отпустила, потянулась к тумбочке, взяла лист с перечнем препаратов, которые нужно купить…
– Да, сбегаю. Конечно…
Аня схватила его, пробежалась взглядом. Поняла, что писала не бабушка и разобрать слова довольно сложно. Открыла было рот, чтобы озвучить свои опасения, а потом прикусила язык. В мире Высоцкого, наверное, в таких случаях просто суют рецепт в аптечное окошко…
Поэтому кивнула, поднялась… Ей было непросто выпустить бабушкину руку из своей. Еще сложнее – поднять взгляд на Высоцкого, который все это время стоял у изножья кровати, молча наблюдая за Ланцовыми…
Промелькнула шальная мысль попросить его быть… Аня даже и не сказала бы, чего хотела – аккуратности, деликатности, чтобы попридержал коней правды-матки…
Но и от этого она сдержалась. Ее просьбы Высоцкому до лампочки. Остается надеяться только на то, что он и сам прекрасно понимает, что Зинаиде сейчас нужно особое отношение.
– Не волнуйся, Анечка. Мы поговорим просто…
Видимо, тревога была написана на ее лице, потому что Зинаида бросила уже вдогонку, когда Аня шла к двери, с силой сжимая в кулаке листик.
Девушка оглянулась, улыбнулась в ответ на бабушкину улыбку, потом снова глянула на Высоцкого – смотревшего перед собой. Совершенно непрошибаемого, кажется.
Вздохнула и вышла.
Стоило за Аней закрыться двери, как в палате стало совсем тихо. Зинаида смотрела на ту самую дверь, Корней перед собой.
– Почему вы не согласовали сделку с дочерью? – первым нарушил тишину мужчина. Видел, что сходу попал по больному. Точно так же, как чуть раньше видел во взгляде младшей Ланцовой непроизнесенную мольбу не давить на бабушку.
И пусть давить он не собирался – никогда не испытывал удовольствие от наблюдения за чужими страданиями, но в планах было разобраться и решить вопрос, насколько это было в его силах. Излишняя деликатность при этом была не в приоритетах.
– Потому что это наш дом. У нас сложные отношения. Анфиса… Мы живем совсем разными жизнями. Я и подумать не могла, что она посмеет… – пусть Зинаида пыталась говорить спокойно, но голос все равно сорвался. – Посмеет претендовать на отцовский дом…
– Но она посмела, как видите. Вы должны были согласовать продажу.
– Теперь я это понимаю…
Зинаида сказала, опустив голову. Говоря честно, теперь она понимала очень многое. Теперь она ясно видела, в чем была катастрофически неправа. Где сама промахнулась, позволив вот так жестоко поступить с ней и с Аней.
– Вадим понесет ответственность за то, что сделал. Он не имел права вас прессовать. Но сделку аннулировать мы не станем.
Высоцкий опять заговорил после небольшой паузы.
Зинаида, продолжавшая при этом сидеть на кровати, глядя на закрывшуюся за внучкой дверь, перевела взгляд на мужчину. Надеялась ли она на то, что они смогут вернуть дом? Нет. К сожалению, даже несмело надеяться на это не было душевных сил. Но произнесенные Высоцким слова отозвались в душе болезненно.
– А если мы… Пойдем в суд? – Зинаида спросила аккуратно, не пытаясь угрожать. И Высоцкий, кажется, это понимал. Во всяком случае, ни выражение на лице, ни тон не изменились.
– То вы потратите много времени, но ничего не добьетесь. У нас хорошие юристы. Чтобы найти хотя бы таких же, вам нужно будет продать еще один дом. Которого у вас нет.
Зинаида кивнула, принимая ответ. Снова на некоторое время замолкла… Не ждала, что инициативу в разговоре перехватит Высоцкий. Скорее пыталась сама собрать мысли в кучку, чтобы с его помощью прийти хоть к какому-то решению проблемы, кажущейся сейчас безвыходной…
– Скажу честно, Корней Владимирович. Я не знаю, что нам с Аней делать. Я очень благодарна, что вы не бросили Анюту, что приютили. И я хотела бы вас попросить…
Зинаида не договорила, потому что Высоцкий мотнул головой.
– Меня не нужно просить. Послушайте, скажете, согласны ли. Договорились?
Он спросил, Зинаида кивнула.
– Ваша внучка сказала, что у вас нет родственников в Киеве. Все верно?
– Верно. Мы одни совсем…
– То есть первая проблема, которую предстоит решить – это жилье. Ваш дом все равно снесут, вы должны быть к этому готовы. Но я пообещал, что у вас будет возможность съехать по-человечески. Значит, так и будет. Я понимаю, что пока вы в больнице – вам не до этого. Поэтому заняться придется Ане. Я обеспечу помощь. Вещи можно будет на время перевести на склад – это тоже с меня. Думаю, недели две у нее будет…
– У Ани пары…
– Это второй вопрос. Обо всем по порядку. Что говорит врач?
Корней спросил в лоб, Зинаида вздохнула.
– Пару недель нужно пробыть под наблюдением, потом… Восстановление. Рекомендуют профильный санаторий. Но какой санаторий в наших условиях? Нужно…
– Ясно. Я переговорю с врачом. Спрошу, какие есть варианты. Думаю, вам стоило бы прислушаться. Спешить некуда. Я оформлю обмен обещанной вам квартиры на другую – но раньше, чем через пару месяцев, вы заселиться туда все равно не сможете. И эти пару месяцев вам придется где-то провести…
– У нас нет денег, Корней Владимирович. Ни на аренду жилья. Ни на санаторий. Ни на ремонт. Сейчас нужно будет на лекарства. Мы… Не потянем. Простите, но мы просто не потянем…
Зинаида извинилась за то, что так бессовестно рушит план, который озвучивал Высоцкий. Он же в очередной раз отреагировал спокойно – позволил договорить, выдержал паузу, продолжил.
– Я знаю, что у вас нет денег. Я готов взять траты на себя. Это будет компенсация за поведение моего подчиненного. Я предлагаю вам новую сделку, Зинаида Алексеевна. Но на сей раз времени на размышления у вас уже не так много. Да и мы ведь оба видели, что бывает, когда вы слишком долго думаете. Вы не оспариваете договор, не выносите произошедшее в публичное поле. Смиряетесь с тем, что случившееся – свершенный факт. Я в свою очередь обещаю, что Вадим понесет ответственность, оплачиваю лечение, помогаю получить квартиру быстрее. С ремонтом тоже помогаю.
– А Аня? – Зинаида слушала и чувствовала, что сердце начинает биться быстрее. Вот только совсем не так, как билось вчера. А будто… В надежде.
– Если я правильно понимаю, у Анны пары. Ей нужно быть в Киеве. Я могу снять на время квартиру. Если вы считаете, что ваша внучка способна провести это время самостоятельно.
Зинаида вздохнула, опустила взгляд. Голова сама собой, непроизвольно, сделала несколько движений из стороны в сторону. Она знала внучку, любила ее, видела, что Аня не по годам умная, рассудительная, но… Слишком беспечная.
Да и не только она ведь это знала. Зинаида вспомнила короткий Анин рассказ на кухне прежде, чем к ним в гости заявился Вадим… Снова вскинула взгляд…
– Я боюсь за нее, Корней Владимирович. Я не смогу ее оставить саму…
– Но вам нужно лечиться.
– Вы не думайте, я ей доверяю. Она очень сообразительная девочка. Ответственная… – Зинаида говорила искренне. Видела, что Высоцкий хмыкнул на «ответственная», но, положа руку на сердце, понимала, откуда такая реакция, поэтому решила не усугублять. – Просто…
– Просто вы считаете, что ей будет лучше под присмотром.
– Да…
Высоцкий констатировал, Зинаида выдохнула, подтверждая.
Тишина в палате висела всего несколько секунд. По лицу Корнея сложно было понять, насколько непростые мыслительные процессы происходят в голове.
– Она может пожить у меня. Квартира большая. Я там практически не бываю. Анна меня не стеснит. Единственное, я не могу гарантировать, что буду пасти вашу внучку.
– Ее не придется пасти. Она… Просто, чтобы я была спокойно. Вы… Вы хоть и отнекиваетесь всячески, но все же хороший человек. Иначе не пришли бы ко мне. Не помогли бы Ане вчера. И я уверена, что с вами ей будет лучше, чем… Одной.
– Вы снова совершаете ту же ошибку, Зинаида Алексеевна. Я не хороший человек. Вы просто хотите так думать. Я обычный человек. Мне выгодно, чтобы вы смирились с произошедшим. Я готов понести ответственность в виде трат за то, виновником чего частично стал. Мне не нужно, чтобы вы остались на улице, об этом узнали конкуренты и использовали это против ССК. Хороший человек бросился бы вас защищать. Я хочу защитить в первую очередь фирму. Поэтому, пожалуйста, не стройте иллюзий еще и на мой счет. Мы все прекрасно видели, во что превращаются ваши воздушные замки…
Это было сказано без надрыва или язвительности. Высоцкий привычно констатировал то, что думал. Но Зинаиде все равно стало горько. В первую очередь потому, что он совершенно прав. Лукавит лишь в одном – все, что он перечислил, никоим образом не отменяет тот факт, что в его поступках больше доброты, чем ему самому хочется видеть.
– Спасибо вам, Корней.
Вот только спорить Зинаида не собиралась. Вскинула на мужчину взгляд, неловко улыбнулась. Ждала ли улыбки в ответ – нет. Поэтому и не расстроилась, когда не получила. Снова просто кивок.
– Обсудите с Анной, когда она вернется. Подозреваю, девочка меня боится, – и только сейчас губы все же дрогнули – но не в улыбке, а усмешке.
– Она многое пережила.
– Я знаю. Просто спросите, не будет ли она против. Если что – предложение о съёмной квартире в силе. Я поговорю с врачом. Узнаю, сколько вам предстоит провести в больнице, и какой санаторий он посоветует. Все траты на мне.
– Мы вернем…
– Не вернете. Примете. И пообещаете исполнить свою часть договоренности.
Помешкав несколько секунд, Зинаида кивнула. В палате снова стало тихо.
Высоцкий сначала посмотрел в сторону окна, потом медленно подошел к нему, минуя пустые койки.
Вид отсюда выходил на аллею, ведущую от одного корпуса к другому. По ней, будто под заказ, быстро семеня, шла девочка Аня, прижимая к груди аптечный пакет. В отличие от вчерашнего дня, когда Высоцкий застал ее на пороге дома в совсем летнем, сегодня она выглядела уже иначе. Будто взрослее и серьезней. Вместо шорт и майки – джинсы высокой посадки и заправленная в них футболка. Рассыпанные по плечам волосы, бледное лицо, сконцентрированный взгляд, решительная походка. Такая, будто она ежесекундно принимает невероятной важности решение. И, наверное, в ее голове все так и есть. Девочка ведь далеко не дура, понимает, что ситуация у них с бабушкой аховая. Всячески пытается взять на себя ответственность, найти в себе силы, что-то решить… Вот только отчаянно отказывается смиряться с тем, что решить – не в ее силах.
– Вы не дозвонились до дочери? – оторвав взгляд от Ани, Корней снова глянул на Зинаиду. Та сидела к нему спиной, а услышав вопрос – оглянулась. Несколько секунд просто смотрела в ответ, потом вздохнула, покачала головой.
– Нет. Не берет трубку. Видимо, нечего сказать…
– Ясно. Но если вам интересно мое мнение – такое не прощают.
Корней произнес, сам толком не зная, почему поступок незнакомой женщины взбесил его почти так же сильно, как Вадима. Ведь если в случае с подчиненным причина была ясна – он подставил не только Высоцкого, но и все ССК, то со средней Ланцовой все было сложнее. Он зарекся удивляться человеческой подлости. Он понимал, что отчасти бабушка с внучкой сами виноваты. Но… Выбросить родных, практически немощных, мать и дочь на улицу – это особый уровень цинизма.
– К сожалению, Корней Владимирович, моя дочь совершила уже очень много вещей, за которые не прощают. И это – не худшая…
Зинаида не ожидала ответа. Он и не последовал. Корней снова подошел к кровати, скользнул ладонью по перилам у изножья…
– Я зайду к врачу, узнаю подробности. А вы… Поговорите с Аней. Передайте, что я буду ждать ее в машине.
Произнес, дождался кивка от Зинаиды, вышел, не прощаясь. Раскрой он дверь чуть шире – заехал бы несущейся к палате Ане по носу. Но бог миловал. Вот только ее снова, как когда-то, пришлось придерживать за плечи, чтобы не упала, впечатавшись…
– Ты так убьешься рано или поздно…
Убедившись, что катастрофа местного значения локализирована, Корней отпустил Анины плечи, направился по коридору к медсестринскому пункту, Аня же проводила его взглядом, немного хмурясь, а потом все же рванула дверь на себя, чтобы побыстрее оказаться рядом с бабушкой и узнать, что он ей сказал…
Глава 24
После разговора с бабушкой Аня чувствовала себя, будто пришибленная. С одной стороны, ей бы радоваться, ведь получается, что Высоцкий готов им помочь. Помочь так, что… Что становится еще более стыдно за это ее ужасное желание «проучить», которое отчасти и стало всему виной. А с другой… От одной только мысли, что ей придется провести в его доме не ночь и не две, а… Получается, несколько месяцев? Тело бросало в дрожь.
Идя от больничного корпуса к месту, где Высоцкий оставил машину, Аня судорожно пыталась понять, как себя вести и что делать.
Ясно было одно – он мог сказать все то, что озвучила бабушка, лично ей, но не захотел. Почему – было для Ани практически очевидно. Он не считает, что с ней есть смысл обсуждать хоть насколько-то важные вопросы. Нет. Для Высоцкого она годится лишь на то, чтобы информировать, когда ему это нужно, и исполнять мелкие поручения по типу «стой», «иди», «встань», «сядь»…
Стоило подумать об этом – и снова по Аниным рукам шла дрожь, а дыхание сбивалось… И пришлось хорошенько постараться, чтобы заставить себя выдохнуть, надеть на лицо маску спокойствия, выровнять дыхание, незаметно прокашлявшись…
Высоцкий ждал ее, стоя у автомобиля. На сей раз, к сожалению, не игнорировал приближение, уткнувшись в телефон, а следил, как девушка пересекает парковку, становясь с каждым шагом все ближе. Посмотреть на его лицо Аня не рискнула, но и так понимала, что смотрит он довольно пристально, немного с прищуром.
Возможно, Ане сходу стоило бы что-то сказать, но она не нашла в себе сил. Ей сказано было после разговора с бабушкой идти к машине – она пришла. Остановилась в шаге от пассажирской двери, потянулась к ручке, но вздрогнула, когда прежде, чем успела коснуться ее сама, на металл легла мужская рука. Высоцкий сам открыл ей дверь, на девичий взгляд – немного испуганный, слегка растерянный, не отреагировал никак, просто кивнул, мол, залазь уже, несчастье…
Аня залезла. Снова вздрогнула, когда дверь захлопнулась. А потом в полной тишине следила, как сам Высоцкий обходит автомобиль, чтобы занять водительское.
– Я так понимаю, с бабушкой вы все обсудили…
Первым заговорил он, параллельно приводя автомобиль в движение. Не спросил даже – произнес утвердительно, но Аня все равно кивнула, опуская взгляд.
– Да. Бабушка сказала, что вы нам поможете…
– Главное, не забудьте, что с вашей стороны тоже есть условия.
Аня снова кивнула. Об условиях с их стороны она не забывала. Пожалуй, они были вполне справедливыми. Да и, положа руку на сердце, они с бабушкой не были воинами. Они не смогли бы противостоять теперь, поняв, насколько легко их можно прижать к ногтю… И как много они могут потерять, впутываясь в войну с теми, кому очевидно проигрывают силами.
– С-спасибо вам. Я знаю, что вы не нуждаетесь в моих благодарностях… Бесконечных… Но все равно спасибо. За бабушку. И за возможность собрать вещи…
Корней не перебивал, позволяя Ане произнести все, что хотела. Потом же… Впервые, кажется, не проигнорировал благодарность.
– Не за что. Во всем случившемся есть не только ваша вина. Но вы оказались самыми слабыми. Я не разделяю ваше с бабушкой стремление надеяться на чудеса, но и не считаю, что за совершенную вами глупость стоит добивать.
Аня слушала, затаив дыхание. Пытаясь понять, что Высоцкий вкладывал в каждое из произнесенных слов. Вот только ответить ей было нечего, поэтому снова самый обычный кивок.
– Твоя бабушка сказала, что у тебя пары. Сегодня?
Высоцкий задал следующий вопрос почти сразу. На сей раз настолько неожиданный, что Аня подняла глаза на мужской профиль. Прошла секунда… И щеки тут же заалели, ведь только сейчас девушка поняла, что автомобиль движется уже больше пяти минут, а она даже не поинтересовалась маршрутом…
– Сегодня одна лекция. Вступительная. Я не пойду.
– Почему? – Высоцкий задал вопрос, продолжая смотреть на дорогу, Аня же опешила. Ведь он спросил так легко, будто ответ не очевиден.
– Не смогу сосредоточиться… – Аня ответила честно, подавляя тяжелый вздох. В голове было слишком много мыслей. Впереди – слишком много сложностей. Лекции сейчас и интересовали, и волновали ее меньше всего.
– Насколько я помню, на вступительных лекциях нужно не сосредотачиваться, а присутствовать.
Высоцкий прокомментировал, Анины щеки снова стали чуть ближе к цвету помидора. К сожалению, ей было очевидно – он хочет от нее слишком многого. Она – обычная слабая девочка, которая не умеет брать себя в руки в сложные жизненные моменты, которых с ней до вчерашнего дня и не случалось особо. И пусть она рисковала еще сильнее его разочаровать, но об университете думать все же не могла. Поэтому уверенным движением перевела голову из стороны в сторону.
– Не поеду в университет сегодня. Лучше… Начну вещи собирать. Высадите меня у метро, пожалуйста, я домой поеду…
Произнесла постепенно слабеющим голосом, перевела взгляд за окно, следя за тем, как в первый же осенний день Киев почему-то резко решил стать серым…
– Как хочешь. Завезу тебя.
По тону мужчины, как всегда, невозможно было понять, насколько он недоволен ее решением. И Ане привычно захотелось отвесить себе оплеуху за то, что ей почему-то понять это было важно…
Высоцкий действительно подвез ее под калитку, вид которой теперь вызывал небывалый шквал эмоций. Аня в жизни не подумала бы, что ей может быть больно смотреть на родной дом. Физически больно и невероятно страшно.
– Если дождешься – я смогу забрать тебя ближе к восьми. Если закончишь раньше – вот ключи.
Корней, как всегда, говорил исключительно по делу. Потянулся к бардачку, достал оттуда связку, вручил Ане… Так просто… Совершенно не опасаясь.
– Но прежде, чем открывать квартиру, наберешь меня. Я объясню, как снять с сигнализации.
Поборов привычное желание протестовать, которое просыпалось в Ане, когда Высоцкий в очередной раз удивлял своей холодной благородностью, девушка взяла в руки ключи, послушно кивнула. Знала, что будет сидеть в родном доме до тех самых восьми, что ни за что на свете не полезет сама открывать квартиру Высоцкого…
– Я знаю, что вы с бабушкой договорились, что я побуду какое-то время у вас. Под присмотром… – Аня начала, Корней хмыкнул, но смолчал, позволяя закончить. – Но хочу, чтобы вы знали, я смогу найти, где пожить пока. Даже бабушке можно не говорить…
Положа руку на сердце, Аня говорила куда уверенней, чем на самом деле чувствовала. Но в тот момент казалось, что пожми Высоцкий плечами, брось «ок, договорились», высади ее и уедь, ей станет легче. Да только…
– Завязывай со схемами, Аня. Мне казалось, ты должна была усвоить урок. Нет?
Высоцкий отмахнулся, посмотрел на нее довольно пристально, без осуждения, но явно сдерживая раздражение. Понимая, что в очередной раз опростоволосилась перед ним, Аня снова опустила взгляд, ненавидя розовеющие щеки.
– Все будет так, как мы договорились. Я предлагал твоей бабушке снять для тебя квартиру, но ей этот вариант не понравился. И я не собираюсь тебя контролировать, если ты этого боишься. В моем доме есть некоторые правила, мы обсудим их вечером. Но на твою свободу, в разумных пределах, они никак не посягнут. Дневник проверять и математику с тобой делать я не собираюсь. Поэтому прекрати себя накручивать и просто прими. Думаю, так будет легче.
На очередное нравоучение Ане нечего было ответить. Успокоило ли ее заверение Высоцкого – нисколько. Скорее лишь сильнее убедило, что накручивает она себя не просто так, но вступать с ним в спор не было смысла. Поэтому кивок и девичья рука потянулась к ручке.
– До свидания, – Аня шепнула, услышала негромкое «пока» в ответ, выскочила из машины…
Следила, как Высоцкий сдает назад, разворачивается, выезжает с их улочки на дорогу… И когда машины уже не было видно – все равно какое-то время еще следила… Сама не знала, за чем. Вероятно, оттягивая момент попадания в дом, переставший быть родным.
В назначенное Высоцким время Вадим снова, как и прошлым вечером, сидел в его кабинете, с усмешкой поглядывая на часы. Думал о том, как забавно подденет шефа, когда тот явится…
Все время, что они сотрудничали, Корней Владимирович ратовал за пунктуальность. А сам… Обещал быть в двенадцать… И опаздывал.
Но в целом на настроение Вадима это влияло не сильно. Он предчувствовал плодотворный разговор, испытывая разной степени предвкушение каждый раз, когда в уме рассчитывал, какой жирности «исход» в конверте его ожидает.
Вчера Корней ушел, толком ничего не сказав, и если поначалу Вадим слегка встревожился – подумал, что шефа могла разозлить его инициативность, то в какой-то момент его озарила мысль, моментально поставившая все на свои места. Злость Высоцкого касалась не Вадима, а самого начальника!
Вчера Корней злился на себя из-за того, что подчиненный его обскакал. Сам он месяцами водил хороводы вокруг несговорчивых Ланцовых, а Вадим так просто нашел выход на сговорчивую… И все за неделю оформил. Ну прелесть же. Прелесть…
Как всегда, приходя к тому же выводу, Вадим улыбнулся, глядя невидящим взглядом за окно кабинета Высоцкого. Когда дверь открылась, впуская привычного порывисто движущегося хозяина, не вздрогнул, но на сей раз уже не стал тянуть резину – сразу встал, протянул руку…
Высоцкий явно увидел этот жест, вот только не поспешил ответить, а прошелся взглядом по подчиненному, кивнул, проигнорировал руку, обошел стол, положил на него телефон, уперся руками о столешницу, глянул на Вадима немного с прищуром. Смотрел довольно долго… И совсем не так, как ожидал Вадим. Пусть на уважительный восторг он при всем своем оптимизме не надеялся, но хотя бы жиденькие аплодисменты очевидно заслужил. Но вместо этого получил короткое:
– Ручка есть? – глаза Высоцкого стали еще уже, а вот Вадима – шире. Как и улыбка, теперь слегка непонимающая.
– Какая ручка? – парень спросил, непроизвольно глянув на те самые ручки, хранившиеся на столе начальника в достаточном количестве.
– Шариковая, – ответ Высоцкого ничего не прояснил. Как и измененная поза – оттолкнувшись от столешницы, он выпрямился, сложил руки на груди, продолжая смотреть прямо на Вадима. И с каждой секундой последнему становилось под этим взглядом все более некомфортно. Вот только в чем причина – неясно.
– З-зачем ручка? – продолжая улыбаться по инерции, Вадим потянулся к внутреннему карману, в котором хранился именной Паркер. Сделанный себе же подарок с первой получки с выгравированным именем. Почему-то вспомнилось, как он хвастался приобретенной «статусной» вещью перед Высоцким, а тот только хмыкнул, тем самым выражая свой привычный скепсис.
– Заявление писать, – Высоцкий ответил, а с губ Вадима сорвался непроизвольный смешок.
– К-какое заявление?
– О прекращении трудового договора по договоренности сторон. Сегодняшним числом. Сейчас пишешь, собираешь свои манатки. И чтобы к двум и следа твоего не было в офисе, понял? А подумаешь что-то с собой прихватить – твои шмотки еще и перетрясут на выходе. Понял меня?
Вадим снова рассмеялся, почему-то свято веря в то, что Высоцкий так шутит. Конечно, это не совсем в его стиле, да и жестковато немного, но а как иначе-то? Других вариантов нет. Просто нет…
– В-в смысле, шеф? Мне уже смеяться или подождать немного? – Вадим посмотрел Высоцкому в глаза, даже не осознавая, насколько ярко в его глазах горит надежда. Почти такая же, как горела у девчонки, спросившей его вчера вечером полушепотом: «вы можете что-то сделать?». Вот только если ей он не дал ложную надежду, потому что от этого было бы только хуже, то в случае с Вадимом понимал – он в принципе не стоит того, чтобы тратить себя на подбор формулировок.
– Смеяться, Вадим. Смеяться. Писать заявление и смеяться.
Корней потянулся к стопке чистых листов, лежавших на столе, достал один, а потом впечатал ладонью в стол рядом с Вадимом. Достаточно громко, чтобы тот непроизвольно вздрогнул, а во взгляде наконец-то зажегся страх и отдаленное понимание…
– Когда я брал тебя на работу, Вадим, мы долго обсуждали с тобой, как будем работать. Тебя, конечно, больше интересовало, как я буду тебе платить, но этим наш разговор не ограничивался. Я предупреждал тебя, что не потерплю самодеятельности. Я предупреждал тебя, что мы не применяем приемы, которые могут хоть как-то, минимально, отрицательно отразиться на репутации фирмы. Я предупреждал тебя, что вторых шансов не будет. А ты косячил, Вадим. Раз за разом косячил, вот так же дебильно улыбаясь, как улыбаешься сейчас, реагируя на мои предупреждения. Ты. Рейдернул. Дом. – Высоцкий произнес каждое из слов отдельно, надеясь, что так их смысл дойдет до без пяти минут бывшего подчиненного лучше. – Ты. Поставил. Фирму. Под. Удар. Ты должен был просто исполнить мое поручение, а вместо этого наворотил столько говна, что это самое говно должно у тебя из ушей литься. И у меня вместе с тобой. Что ты смотришь на меня? Даже это понять не в состоянии? Ты облажался на все сто, Вадим.
