Текст книги "Позволь мне верить в чудеса (СИ)"
Автор книги: Мария Акулова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 38 страниц)
– Так ведь меняли уже, Ань. Новый телефон надо покупать.
– Давай сначала к стоматологу тебя сводим, а потом мне телефон, хорошо, бабуль? – Аня покачала головой, «обула» губы в улыбку, расстегнула ремешки на босоножках, которые сегодня еще и натереть умудрились. Хотя опять же, казалось бы, с чего вдруг? Оглянулась на гитару – поняла, что не грохнется…
И пусть стоило бы отнести в комнату, расчехлить и поставить на подставку, но было так лень, что Аня только мысленно махнула рукой. Потом же встала, залезла в кармашек поясной сумки, достала оттуда вырученные сегодня средства, протянула бабушке…
– Хороший день был. Один щедрый человек вообще пятисотку положил.
– Иностранец что ли какой-то? – бабушка приняла деньги без особого энтузиазма. Ей всегда было сложно смиряться с тем, что Анюте уже приходится участвовать в содержании семьи. Но, к сожалению, выбора у них не было. От Анфисы помощи ждать не приходилось, а больше понадеяться им было не на кого.
– Нет, наш… – Аня ответила, усмехнулась, головой мотнула.
– Давай все же телефон купим, Нют? В кредит возьмем. Зачем мне зубы, если с тобой что-то случится? Ты ночами вдоль этой стройки ходишь, а у меня сердце не на месте…
– У меня гитара есть, я отобьюсь в случае чего, – Аня же все не сдавалась, положила голову на бабушкино плечо, почувствовала, как рука Зинаиды скользит от плеча вниз до запястья… И вроде бы такой незначительный ласковый жест, а на душе разом легче.
– Вот дурочка. Сплюнь. Не дай бог! И ладно еще летом, а осенью что? Снова будете до ночи играть?
– Будем, ба. Видишь же, это выгодно. Да и нам в радость. К тому же, осенью здесь уже будут фонари и мощеные дорожки. Высоцкий постарается…
Аня снова хмыкнула, на сей раз будто бы даже зло. Зинаида это заметила, почувствовала тревожный укол, но быстро себя одернула. Она ведь тоже злилась на Высоцкого с его конторой. Почему Аня не может? Она хоть и золотой ребенок, но дом этот любит не меньше бабушки, а Высоцкий ему откровенно угрожает.
– Ну и пусть будут, Нют. И магазины пусть откроют. Бассейн вон даже обещали вроде как. Пойдешь, запишешься.
Аня чуть отстранилась, посмотрела в бабушкино лицо, еле заметно улыбнулась.
– Бассейн будет, а мы? – задала вопрос, но ответа не ждала. Обошла бабушку, закрылась в ванной, включила теплую воду, подставила ладонь под струю, присела на борт, почувствовала себя еще более усталой, кажется. А все из-за него.
Высоцкого… И как умудряется только? Так смотреть, что чувствуешь себя то ли вошью, то ли котенком облезлым.
Аня вернулась мыслями в подземный переход, потянулась другой рукой к лицу, с силой надавливая пальцами на зажмуренные глаза… Будто это могло помочь «развидеть» и «распомнить». То, как он идет под руку с безумно красивой женщиной. То, как поворачивается спиной. То, как Аню черт дергает зачем-то поднять взгляд и узнать спину. А потом молиться, чтобы обошлось, чтобы он-то ее не заметил. Но нет. Разворачивается, подходит к спутнице, достает бумажник, дает своей женщине купюру…
И почти сразу Аня безбожно мажет. У самой сердце замирает, а он кривится, ловит ее взглядом… И смотрит. Холодно, безэмоционально, но ей кажется – с насмешкой. Наслаждается тем, что смутил, а потом уходит… Одним своим видом демонстрируя, как жалок и этот переход, и она…
Спустился из своего – верхнего – мира в ее подземку. И испортил все. Аня никогда не испытывала стыда из-за своего занятия. Ни разу. А сегодня будто мысли его по взгляду прочла – в "верхнем мире" подобное не вызывает ни уважения, ни интереса. Максимум – забавляет. И вот она его, кажется, позабавила. Не вошь. Нет. Обезьянка с гитарой. Вот кто она…
– Черти что…
Аня шепнула, излишне резко стряхивая руку, порывисто поднялась, стянула через голову платье, бросила на пол, следом – белье, перешагнула борт ванной, переключила воду на душ, задернула шторку…
Нырнула под воду, позволяя пушистым волосам липнуть друг к другу и голым плечам, закрыла глаза, проводя по ним пальцами… Попыталась взять себя в руки и мыслить как-то… Более здраво, что ли.
В конце концов, он ведь не виноват, что она промахивается мимо струн. И за крупную купюру его стоило бы поблагодарить, а не искать подтекст. Да и… В чем его вина, если и он сам, и его спутница выглядят так, что Аня отчего-то начинает чувствовать себя слишком ничтожно? Это все плохие мысли. Очень плохие. Неправильные. Им не место в кудрявой голове.
Выйдя из душа, Аня прошмыгнула мимо бабушкиной комнаты, в которой тихо работал телевизор, в свою, опустилась на кровать, попыталась немного прочесать волосы, ругая себя за то, что не сделала это до помывки, как положено. Свет не включала, наощупь поставила на зарядку телефон, который после включения сообщил о том, что она пропустила три звонка от бабушки и несколько сообщений в мессенджере от Захара. Можно бы почитать… Но Ане не хотелось. Поэтому она спустила телефон на пол рядом с кроватью, легла на подушку, забросив влажные волосы повыше, уставилась уже в потолок…
Обычно перед сном Аня позволяла себе мечтать. Обо всем на свете. Самом смелом и несбыточном. О чем только можно было. Любви. Дружбе. Семье. Путешествиях. Карьерном взлете. Творческих победах. О том, что могло бы сделать чуточку более счастливыми и менее тревожными их с бабушкой.
Сегодня же мечта почему-то в голове крутилась одна – чтобы перед глазами перестало стоять безразличное лицо с пристальным взглядом. Высоцкий будил в Ане слишком много эмоций. И если раньше это были раздражение, иногда злость, желание дерзить и защищать свое, то теперь к ним добавился еще и стыд.
Излишне жгущий, если трезво смотреть на вещи.
Глава 4
– Корней Владимирович, мы с вами как роли распределяем? Вы – хороший полицейский, я – плохой?
– Вадим… – Корней только бросил взгляд на парня, а тот уже вроде как понял, поднял руки, демонстрируя, что больше глупых вопросов не будет.
Этого было достаточно, чтобы Высоцкий кивнул, подошел к калитке Ланцовых, сам открыл – давно знал, как. А еще знал, что собак хозяева не держат и если что-то и имеют против его наглости – то вслух этого не выражают.
– Ты молодой, у тебя располагающее лицо, думаю, можешь показаться им более убедительным. Никаких полицейских. Наглости и прессинга. Мы дружелюбны, честны и настойчивы.
Корней говорил, идя чуть впереди Вадима по двору Ланцовых.
С момента встречи с местной девчушкой прошли две недели. Он о той самой встрече вспомнил дважды или трижды. Наверное, многовато, ведь не должен был вспоминать и вовсе. С другой стороны… У него появился еще один козырь. Не надуманный, а максимально правдивый. И сегодня, в разговоре с упрямицами, его можно было бы использовать.
– Так точно, Корней Владимирович. Дружелюбны и настойчивы…
Вадим повторил, кивнул, Высоцкий поднялся на порожек, потянулся к звонку. Нажал раз коротко, потом еще раз и еще…
Дом был достаточно старым и не то, чтобы сильно звукоизолированным, поэтому мужчина прекрасно услышали, что после третьего звонка кто-то идет по коридору…
Зинаида выглянула в небольшое окошечко со вставленным в него декоративным стеклом… Наверное, в прошлом тысячелетии смотрелось это более чем красиво, сейчас же… Просто очередная иллюстрация старости домишки.
Вполне возможно, Зинаида хотела бы не открывать, но воспитание не позволило. Поэтому Корней с Вадимом почти сразу услышали, как один за другим отщелкиваются замки, а следом отворяется дверь.
– Добрый день, Корней Владимирович. Здравствуйте…
– Вадим. Просто Вадим…
Зинаида Алексеевна замялась, глядя на сопровождавшего Высоцкого парня, он же сразу решил исполнить указание начальства – дружелюбно улыбнулся, даже рукой помахал, на что получил в ответ только кивок и скорее попытку, чем улыбку.
Зинаида волновалась, это было понятно без слов. Но и сходу дать отворот-поворот настойчивым гостям не могла.
– Мы хотели бы с вами еще раз поговорить, Зинаида Алексеевна. Если вам будет удобно – можем во дворе…
– Да нет уж… Проходите. Что я, совсем что ли? Людей в дом не пустить-то…
Корней не собирался напрашиваться, разговор в дворовой беседке его вполне устроил бы, но Зинаида отступила, позволяя зайти.
– Не разувайтесь. Пол холодный…
Бросившийся тут же расшнуровывать обувь Вадим кивнул, поднимаясь, а Корней и не бросался – был тут уже не впервые.
Но все равно не сдержался от того, чтобы окинуть взглядом хрестоматийный пример интерьера семидесятых годов с минимальными вкраплениями современности.
– Проходите на кухню, – задержался взглядом на потолке и лаконичной люстре – простой желтоватый полупрозрачный пластмассовый плафон, через который виден силуэт лампочки. Потом опустил взгляд на лицо хозяйки, кивнул. Дальше следовал уже без отвлечения на разглядываение… В отличие от Вадима, который крутил головой с интересом.
И, пожалуй, стоило бы сказать парню, что это он тоже делает зря – добавляя хозяйке дискомфорта, но, в конце концов, пусть сам учится. Ему в жизни пригодится умение читать людей и общаться с ними.
– Присаживайтесь, – Зинаида указала на два табурета, стоявших у небольшого белого стола, предлагая гостям, но Корней мотнул головой.
– Я постою, спасибо, лучше вы присядьте…
– Звучит угрожающе… – Зинаида попыталась пошутить, но все понимали, что шутка это не больно-то смешная.
– Мы не будем вам угрожать, Зинаида Алексеевна. Мы же вроде бы уже не впервые общаемся, – Корней старался говорить спокойно и убедительно. Вадим же просто крутил головой, теперь изучая уже кухню.
– Чай будете? – Ланцова не ответила. Кивнула на чайник со свистком, стоявший на одной из конфорок, задала вопрос.
– Нет, спасибо, – Корней отказался, а вот Вадим…
– А я не откажусь… – улыбнулся, подмигнул начальнику, как бы объясняя свой энтузиазм тем, что это он таким образом налаживает контакты.
Зинаида же незамедлительно воспользовалась возможностью чуть отсрочить очередной разговор, суетясь у плиты. Налить воду, поставить кипятиться, достать с полки чайник, засыпать заварки, с другой полки – овсяное печенье…
Поставить на стол три чашки, пусть Корней и отказался, а у самой ни кусок, ни глоток в горло не полез бы…
– А где Анна? – Корней задал вопрос, который получить Зинаида откровенно не ожидала. Вскинула удивленный взгляд, потом чуть нахмурилась.
– В городе. Гуляет. Каникулы ведь…
– Не работает? – и второй вопрос тоже удивил.
– Подрабатывает. Но не сейчас.
– Ясно. И вам нравятся ее подработки? – на третьем вопросе Зинаиде стало очевидно, куда Высоцкий клонит. Очевидно и еще более неуютно.
– Не давите, Корней. Вы же хороший человек, я знаю…
– Не знаете. Просто думаете, что хороший. Или надеетесь. Да и я ведь не давлю, а спрашиваю… Будь у меня дочь, я не хотел бы, чтобы она вечерами бренчала в переходе.
– А вы откуда знаете?
– Видел как-то раз.
Зинаида кивнула, незаметно закусывая уголок губы. Сердце и без того билось сейчас быстрее обычного – чертовы нервы, а теперь и вовсе кольнуло. Почему Аня не сказала?
– Она не ради денег играет. Ради удовольствия…
И Зинаида сказала то, во что сама не особо-то верила, но что Аня неустанно повторяла раз за разом, когда сама бабушка заводила с внучкой разговоры схожие с теми, который сейчас вел Высоцкий.
– А вы давно были в том переходе, Зинаида Алексеевна? Там воняет бомжами… И они же живут. То еще удовольствие, подозреваю… Или «в свое удовольствие» – это чтобы зимой иметь возможность платить за отопление? Дом-то большой, термоизоляция никудышная. Стены из шлака, кирпич одним слоем в облицовке, окна старые, котел старый, сквозняки гуляют только так. Счета впечатляют, правда?
Корней сказал довольно твердо, глядя в глаза женщины, которой его слова откровенно доставляли если не боль, то дискомфорт. И, говоря честно, ему не было ее жалко. Совершенно. Просто потому, что обманывать себя и позволять то же делать окружающим – это ложный путь. Реальность жестока, и она никому не предоставляет возможности жить в выдуманном мире долго. Рано или поздно стучится в каждую дверь, а то и выбивает ее с ноги.
Вадиму же сказанное показалось смешным. Он прыснул, привлекая к себе внимание. За что получил и тяжелый взгляд от Корнея, и обиженный от Зинаиды.
– Простите… – стушевался, извинился тихо, снова замолк.
– Что вы хотите от меня услышать, Корней Владимирович? Я не буду продавать дом. Он мой. Наш с Аней… И да, мы живем небогато. Да, моей внучке приходится подрабатывать, чтобы мы могли кое-что себе позволить. Но это не повод над нами насмехаться…
– Никто не насмехается, Зинаида Алексеевна. Я просто все пытаюсь понять вашу логику. А так, как не получается, предлагаю свою. За дом и участок вам предлагают трешку и двушку в первой очереди. Они уже готовы, понимаете? Вот тот дом видите? – Корней указал пальцем за окно на одну из построенных уже высоток. – Там вас ждут квартиры. Если хотите, продажу одной мы возьмем на себя, а вам сразу рыночную стоимость. Этого с головой хватит, чтобы сделать во второй ремонт, еще и останется. А можно сделать иначе – обе квартиры оставите себе, в одной будете жить, другую сдавать. Это очень хорошие дома. Ваши правнуки постареют – а эти высотки еще будут стоять. Сдавайте спокойно, живите на эти деньги, пусть внучка действительно занимается только тем и только тогда, когда ей нравится. Сколько ей лет?
– Девятнадцать…
– Вспомните себя в девятнадцать… Или даже давайте так, Вадим, тебе ведь недавно девятнадцать было?
Вадим кивнул, снова улыбнулся… Ему нравилось и слушать Высоцкого, и включиться в игру тоже.
– Семь лет тому назад… Но, в принципе, недавно…
– Напомни нам, пожалуйста, чего хочется в девятнадцать?
Вадим усмехнулся, тоже глянул за окно, произнес мечтательно.
– Гу-лять. Исключительно…
Корней кивнул, Зинаида вздохнула.
– А гулять, Зинаида Алексеевна, – это тоже о деньгах. Тем более, для девочки. Наряды, ногти, клубы, танцы. Когда еще, если не сейчас? Вы любите внучку, я не сомневаюсь в этом. Но получается… Что дом любите больше.
– Вы жестокий человек, Корней Владимирович… – Зинаида произнесла севшим голосом, глядя при этом даже не на собеседника, а на столешницу.
– Я говорю правду, которую вы от себя старательно отгоняете. Потому что другого ответа я не нахожу. Времена меняются, с этим приходится мириться. Вчера здесь было место для частников. Сегодня его уже нет.
– А почему на моей земле мне уже нет места? Почему мы не можем жить, как хотим? Почему вы просто не оставите нас в покое?
– Потому что по нашему плану вас здесь быть не должно.
Вадим с опаской глянул на начальника, потом на хозяйку дома. Высоцкий вызывал в нем почти что восторг, а вот Ланцова выглядела как-то жалко. И логика хромает, и аргументы ни о чем…
– Ну так с этого и начинали бы. А не рассказывали мне о том, чего я лишаю внучку…
– Одно другому не мешает, как мы видим. Попросите внучку, Зинаида Алексеевна. Пусть погуглит, сколько стоят квартиры в нашем ЖК, сколько другая первичка по спальным районам, а сколько подобные вашему дома. Посидите, подумайте, все взвесьте. Поверьте, мы не пытаемся вас кинуть. Мы никому не предлагали такие выгодные условия, как вам. Считайте, вы нас победили – заставили повышать до максимальной планки. Другие соглашались на меньшее.
– Ну и дураки, – Зинаида стрельнула в Корнея мятежным взглядом, он же вздохнул, покачав головой. Опять то же самое… Идет в отказ. Такое чувство, будто перед носом дверью хлопает раз за разом. Истерично так. Необоснованно. Глупо. – Подумайте, Корней… И вы, Вадим, тоже подумайте… Что вы говорили бы, приди два таких важных мужчины к вашим родителям. И говори они все то, что вы мне говорите. Про «по вашему плану», про «дом дороже внучки»… Подумайте, а потом честно скажите мне, неужели не выбросили бы их из дому за шкирку?
Вадим открыл рот, собираясь тут же возразить, но Корней поднял вверх указательный палец, прося не спешить. Посмотрел в глаза Ланцовой, выдержал паузу…
– Я бы сказал своим родителям то же самое, что говорю вам. Отложите свой деревянный меч, Зинаида Алексеевна. Ветряные мельницы так не победить.
– Спасибо за совет. Вам пора уже, наверное…
Зинаида ответила спокойно, встала с табурета, первой вышла из кухни…
Корней задержался на пару мгновений взглядом на виде за окном, с силой сжал челюсти… Его и сами подобные разговоры утомляли, и их безрезультатность.
А вот Вадим, кажется, был доволен. Поднял правую руку на уровне лица, выставил большой палец, как бы говоря: «класс, шеф!». А шеф… Никак не отреагировал.
Оттолкнулся от столешницы, прошел по дому до входной двери, которую хозяйка успела уже «дружелюбно» открыть…
– До свидания, Зинаида Алексеевна. Просто подумайте.
– Обязательно, – сказала так, что сомнений не осталось – согласится сейчас со всем, лишь бы незваные гости побыстрее ушли.
Выпроводила, опять закрыла дверь, вернулась на кухню, не села даже, а практически упала на табурет, слыша, как верещит чайник, но не находя в себе сил хоть что-то с этим сделать, сначала устроила локти на столе, опуская в ладони вдруг потяжелевшую голову, потом потянулась левой рукой к сердцу, будто прося успокоиться…
– Где мой корвалол… – у себя же спросила, потянулась к кувшину с водой, налила в стакан, осушила в пару глотков. Слышала, как мужчины проходят мимо кухонных окон к калитке, тихо переговариваясь, чувствовала дрожь в руках и как сердце пытается вырваться из груди вольной птицей… Ну вот за что им это все? Зачем? Они ведь никого не трогали, ни от кого ничего не просили. Жили просто…
Глава 5
– Ань, ну почему нет-то на сей раз?
– Потому что нет, Захар. Бабушка не пускает. Понимаешь?
– Не понимаю, честно. Она тебя до тридцати будет под юбкой прятать?
Захар повернулся на месте водителя отцовского автомобиля, который взял сегодня специально, чтобы произвести впечатление на Аню. Девушку, которая ему давно и сильно нравилась… Причем, хотелось думать, взаимно, но с каждой новой встречей у парня возникало все больше поводов вот так психовать, хотя казалось бы – первые месяцы отношений – это ведь самый сок.
Сама Аня сидела на пассажирском, смотрела на руки, устроенные на голых красивых коленях, распущенные волосы закрывали обзор на ее лицо, и что там с выражением – Захар мог только догадываться.
– Она за меня волнуется, а не держит под юбкой, – Аня ответила спокойно, но твердо. Захар же только хмыкнул.
– Ну так давай я зайду, сам тебя отпрошу? Поклянусь, что пальцем тебя не трону…
– Ты совсем дурак, да? Только этого мне еще не хватало…
– А в чем проблема, Ань? Ты либо хочешь провести со мной выходные – и ищешь для этого возможности. Либо не хочешь… И тут уж в ход идут оправдания…
Захар сказал раздраженно, нервно постукивая большим пальцем левой руки по рулю, Аня же сначала просто губу закусила, а потом все же нашла в себе силы – повернула голову, в глаза посмотрела.
– Проблема в том, что ты спешишь. Я не уверена, что хочу… Проводить с тобой выходные, – увиливать дальше было уже некуда, но даже тут Аня попыталась смягчить. Вроде бы поделилась своими сомнениями, но сделала это так, чтобы звучали они не как: «я
вообще
не понимаю, зачем согласилась погулять», а дающее надежду завуалированное «я
пока
не готова».
– Конечно, я спешу, Нют. Ты мне нравишься, если не заметила. Очень. Вот я и…
– А ты не спеши, Захар. Не дави на меня. Когда я буду уверена в том, что ты – тот самый…
Захар испустил нервный смешок, потом чуть сощурился, подмечая, что щеки Ани заливаются краской.
– То есть ты серьезно сейчас? – и задал вопрос, не зная даже, самое время рассмеяться или все же выругаться.
– Абсолютно…
– Может ты еще и до свадьбы ни-ни?
– При чем тут свадьба? Я хоть слово о свадьбе сказала? Я просто сказала, что мне нужно время…
– Чтобы понять, тот ли я… Самый? – прокатывая слова на языке, Захар будто пытался придать им реальности. Но что-то не получалось. Пусть Аня была очень красивой, пусть она действительно ему нравилась так, как ни одна девушка до этого… Но с сумасшедшей дела он точно иметь не собирался. А ее слова попахивали розовым романтическим бредом.
– Если ты ожидал чего-то другого, давай поставим все точки над и сейчас. Я испытываю к тебя симпатию, но не доверяю настолько, чтобы…
– А сколько нужно времени, чтобы заслужить твое доверие? – Захар снова сощурился.
– Глупый вопрос. Я тебя не держу. Если ты не хочешь подождать, пока я буду готова – можешь вообще не ждать…
Стоило выпалить… И Аня тут же испытала облегчение. Будто гора с плеч. И моментально становится понятно, что сейчас она говорит правильные вещи и делает тоже правильно. И лучшее, что в ответ может сделать Захар – кивнуть, скомкано попрощаться, дать Ане выйти из машины, а потом уехать раз и навсегда… И при следующей встрече в университете сделать вид, что они еле знакомы.
Но он перехватил потянувшуюся к дверной ручке девичью кисть, придержал…
– Подожди, Ань… Подожди… – несколько секунд смотрел на тонкое запястье, потом поднял взгляд на лицо девушки, ради которой, кажется, все же готов пойти на определенные уступки. – Я постараюсь не давить. Хорошо?
Губы дрогнули в попытке улыбнуться, Аня же еле сдержала тяжелый вздох. Потому что не хорошо. Хорошо было бы, дай он выйти, не останови. Но чертова вера в чудеса, а еще мягкость не позволяют настоять… Поэтому она кивает, вызывая у Захара уже полноценную улыбку. Вздрагивает, когда его пальцы отпускают руку, тянутся к щеке, проводят по ней, придерживают одну из кудряшек, чуть расслабляя, а потом позволяя собраться в привычную спираль.
– Спасибо за день, – когда его губы тянутся к ее рту, Аня закрывает глаза, пытается расслабиться, настроиться на то, чтобы почувствовать что-то кроме… Дискомфорта, безвкусной влажности, желания побыстрей отстраниться… Если бы хоть раз во время поцелуя было не так – ей стало бы легче, но пока…
– Мне бежать пора, – она даже в мыслях про себя каждый раз отсчитывала положенные, как ей казалось, десять «целовательных» секунд, чтобы потом с чистой совестью отстраниться, все же взяться за ручку, выскочить из машины, захлопнуть дверь, побежать к дому.
Захар по Аниной просьбе остановился не прямо напротив калитки, а чуть загодя, поэтому, идя по улочке, Аня слышала, как машина сдает назад, разворачивается, выезжает на проезжую часть, вливается в поток машин.
Слышала и снова выдыхала… Смотрела под ноги и думала, что это ненормально, неправильно и действительно лучшее, что она может сделать – побыстрее прекратить. Да только… Почему силы-то не хватает?
Подходя к калитке, Аня достала из кармана телефон. Вдруг вспомнила, что он вновь мог разрядиться. Но на сей раз нет – жив-здоров и ни одного пропущенного. Потянулась к щеколде, открыла, не глядя, толкнула, сделала шаг во двор, только потом подняла взгляд, боковым зрением зафиксировав будто силуэты, а еще услышав голоса…
Произошедшее дальше не заняло и секунды, а в голове у Ани будто разложилось на раскадровку.
Корней Высоцкий делает стремительный шаг, глядя не перед собой, а через плечо на мужчину, который идет следом. Этот второй мужчина не успевает упредить от столкновения, только увеличивает глаза и взмахивает рукой.
Сама Аня тоже не тормозит, как стоило бы, будь у нее чуточку больше времени, а смело шагает в Корнея…
Врезается… Но будто не в живого человека, а каменную стену. Телефон выпадает на плиты, которые ведут от калитки до крыльца, ударяется ребром, подпрыгивает, потом экраном, отскакивает, улетает в траву. Сама она зачем-то делает вдох, задерживает дыхание, старается сделать шаг назад, но не получается – ее придерживают за плечи мужские руки… И снова слишком ощутимо, пожалуй. Даже больно.
– Жива? – руки мужчины чуть ослабляют хват, когда он подмечает, что девушка кривится. Глаза заглядывают в ее лицо, она же… Молчит. А сердце в горле.
Кивает, все же пятится, приседает, тянется за телефоном…
Видит, что по экрану трещина, мысленно стонет…
– Разбился? – слышит вопрос, поднимает взгляд…
– Нет, – врет, прячет, встает.
– Точно? – Корней уточняет, Аня же чувствует раздражение. Передергивает плечами, машет головой из стороны в сторону. – Я виноват. Если окажется, что разбился – куплю новый.
– Нам ничего от вас не нужно. Просто оставьте нас в покое.
Он вроде бы сделал вполне логичное, даже щедрое предложение, Аня же лишь сильнее ощетинилась.
Им с бабушкой действительно от Высоцкого нужно было одно: чтобы он перестал приходить, чтобы смирился – дом они не продадут.
Чтобы ходил в своем безупречном костюме по центру города, позволяя такой же безупречной спутнице класть руку на свой локоть, а не топтал лакированными туфлями их неприглядный до оскомины двор. Ведь когда здесь был он – казался двор именно таким. Жалким. Контрастирующим. Как и дом. Как и подземный переход несколькими неделями ранее.
– Как считаешь нужным, – Корней мог бы настоять, проверить, не соврала ли, тут же дать денег на новый, если вдруг окажется, что телефону все же досталось, но он не стал. Если девочка хочет корчить из себя холодную недотрогу – ее право. Хочет зарабатывать на новую трубку, развлекая поздних гуляк – на здоровье.
Тактика создания себе проблем и препятствий, а потом героического их преодоления всегда казалась Высоцкому верхом глупости. А в этом доме, кажется, иначе не живут.
Он сделал шаг в сторону, освобождая для Ани дорожку. Она кивнула, прошла к дому. В отличие от Высоцкого, Вадим не отступил, поэтому его девчушке пришлось обходить по дуге, а вот взглядом ее проводил.
Уже за калиткой спросил с ухмылкой:
– Ничего так… Сколько лет, напомните? Совершеннолетняя?
И вроде бы чему тут раздражаться, а Корней почувствовал скачок злости. Небольшой, но ощутимый.
– Даже не думай. Если ты девку попортишь – дом нам точно никто не продаст.
Вадим еще раз глянул во двор через забор, ничего не увидел в окнах, вздохнул с досадой, а потом почти сразу отмахнулся.
Устроился в машине Высоцкого на пассажирском, не удержался – провел рукой по гладкой поверхности перед собой… Прикинул, сколько может стоить тачка. Потом – сколько ему самому до нее еще работать…
– Зря вы так, Корней Владимирович, – продолжил разговор, уже когда они выехали на дорогу, держа курс на офис. – Я ведь не дурак. Поухаживал бы за кудряшкой. Втюрилась бы. С бабушкой совсем другие отношения сразу. До-ве-ри-тель-ны-е. Вот я и уболтал бы… А потом уже попортил.
Сам же улыбнулся своей шутке, а скептический взгляд начальника пропустил.
Корней не посчитал нужным отвечать. Реагировать на каждую глупость – себе дороже. А он и так лимит на сегодня исчерпал.
* * *
Аня застала бабушку на кухне.
Зинаида Алексеевна сидела, глядя за окно. Когда поняла, что вернулась внучка, попыталась выдавить из себя улыбку, но получилось более чем натянуто. Аню таким не проведешь.
Она села напротив – на тот табурет, который совсем недавно освободил Вадим, потянулась через стол к бабушкиным рукам.
– Что они опять хотели, ба? Ты отправила их на все четыре стороны? Совсем совести нет… Уже не сам ходит – с дружком…
– Отправила, Нют. Отправила. А теперь думаю… Может… – Зинаиде и самой сложно было поверить в то, что она готова произнести то, что крутится в голове. Но слова Корнея пробили-таки брешь. Слишком большую, чтобы не засомневаться.
– Не может, ба. Даже не думай соглашаться. Это наш дом. Не их. Если им деньги дороже всего – пусть мучаются. А правда за нами. И мы будем жить так, как хотим.
Аня сказала искренне и твердо. Так, что у Зинаиды был один вариант – кивнуть, да только… В голове еще долго крутился вопрос: а правильно ли они хотят-то?
