Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)
А еще она оценила степень своего безумия. Оно пересекло ту грань, на которой еще считалось бы легким.
– Нам долго ехать? – спросила она, устраиваясь в салоне. – Вы вчера говорили, где это, но по географии у меня двойка, а посмотреть карты я не удосужилась.
– Часа три, – ответил он, оказавшись рядом, и повернул ключ зажигания. – Можно и выспаться, и спину отсидеть. Но оно того стоит.
– Спать не буду, обещаю, – рассмеялась она. – Если вдруг устанете рулить, можем поменяться.
– Спасибо, но, если вы не бывали, лучше я сам, – он повернул к ней голову. – Там есть отрезок с серпантином.
Стефания молча кивнула. А потом ее вдруг отпустило скопившееся за это время напряжение. Как и почему – какая разница. Может быть, потому что с ним было надежно, и она это давно просекла.
Стеша откинула голову на спинку кресла и спокойно улыбнулась, проговорив:
– Люблю серпантины… и горы люблю.
Она очень любила горы. Если ее спросить, где бы ей хотелось жить, то обязательно выбрала бы горы, но в жизни далеко не всегда складывается так, как хочется. Она родилась и выросла в крупнейшем городе страны, в столице, в мегаполисе, который не засыпал ни днем, ни ночью. Учеба давалась ей легко, ее любили родители и брат. И вообще мир вокруг был полон любви. Никогда после столько ее она не видела. Потом Стефания повзрослела, и все точно так же давалось ей легко и просто. На спор поступала в театральный с подружкой, для которой это было мечтой всей жизни. Подружка, к слову, провалилась, а Стешу взяли как-то сходу и так естественно, будто и не могло быть по-другому.
Потом, по окончании учебы, не менее легко устроилась в популярнейший столичный театр с большой историей и громким именем. Ее взяли туда еще несмышленым, руководитель курса выбрал среди других таких же, сочтя ее самой талантливой в помете. И там, на сцене, ей тоже было легко.
Она ездила с гастролями по стране и даже заграницу и много чего видала. У нее была тысяча вариантов, как жить. И тысяча дорог, куда пойти. Но в горы не привела ни одна из них. Потому она любила их издалека и всегда искренне радовалась, когда ее туда заносило.
Вот как сейчас, слушала музыку, играющую в магнитоле, глядела в лобовое стекло прямо перед собой и наблюдала, как вьется трасса, унося их все дальше от солнечного города, где волновалось море, волнуя ее. И получала удовольствие от того, как складывался день – ведь еще вчера она не знала, что проведет его именно так. А когда впереди показалась узкая темная полоска, которая обрубала линию горизонта, даже подпрыгнула на месте, воскликнув: «Как красиво!» – там и правда было красиво. Они въехали в горы спустя пару часов пути, миновав Верховье, и петляли по серпантину, пробираясь в Заречье, о котором она раньше даже не слышала. Оживленно болтали о чем-то несущественном, но слова были наименее важным из всего, что происходило, и Стефанию в ее состоянии легкости и эйфории это вполне устраивало.
Они пересекли несколько покрытых лесами и сочными, молодыми изумрудными травами горных гряд, когда стали спускаться вниз, к поселку у подножия, раскинувшемуся в долине живописными домиками. Стеша совсем прилипла к окну, рассматривая окружающее ее великолепие, которое располагалось всего в трех часах езды от дома, а она об этом не знала. А потом, когда оставили позади и поселок, свернули на одном из поворотов по указателю, на котором значилась надпись «Форелевое хозяйство «Поляна». И через десять минут оказались на месте.
Легко ориентируясь на знакомой местности, Малич устроил своего японца под навесом, растянутым над парковкой, и, глянув на Стефанию, сказал:
– Сейчас зарегистрируемся, а я потом принесу вещи. И можно будет пообедать и осмотреться, как думаете?
– Да, – улыбнулась она, – и я бы умылась после дороги. Все остальное – позже.
– Договорились, – кивнул Малич и все с тем же знанием территории повел их в домик администрации, где они потратили совсем немного времени. Заполнив два небольших бланка, получили ключ от собственного временного жилища, представлявшего собой деревянное бунгало, в котором оказалась гостиная, спальня и веранда с потрясающим видом на реку.
Впрочем, любоваться видом было решено позже – обед оказался в приоритете.
В довольно уютной, несмотря на немаленькие размеры, столовой они расположились за столом у открытого окна, в которое задувал легкий ветерок, принося с собой запах трав и веселое разноголосье туристов. Стефания, приговорившая себя к пожизненной диете, сегодня, следуя за вновь обретенной свободой – пускай не всерьез, но по сопутствующим их путешествию ощущениям, с аппетитом уплетала уху, которой здесь по праву гордились, и овощной салат по сезону.
– Вы правы, воздух тут особенный, – посмеивалась она. – Возбуждает прямо первобытный аппетит.
– Вот это, по-вашему, первобытный аппетит? – уточнил Андрей, кивнув на ее обед, и легко рассмеялся: – Это больше похоже на легкий перекус.
– Я ем! Сколько мне требуется, столько и ем!
– Ну вам виднее, – снова усмехнулся он и принялся поглощать собственный обед, включавший первое, второе, десерт и… нет, не компот. Чашку кофе.
В отличие от Стефании, Малич точно знал, что их последующая прогулка по всем уголкам фермы и вечерняя рыбалка, на которую он записался, пока она плескалась в душе, обязательно заставит ее проголодаться. В свою очередь, это внушало надежду, что уж ужин из собственноручно выловленной форели поборница диет обязательно одолеет.
Справедливости ради заметим, что Андрей Никитич не был заядлым рыболовом. Собственно, он им вообще не был в полном смысле этого слова. Но в «Поляне» просто невозможно удержаться от того, чтобы взять в руки удочку и добыть рыбу, которую тебе потом приготовят.
В забродных сапогах, стоя по колено в воде искусственного ручья, в который выпускали подросшую форель для подобных «любителей», Андрей деловито привязывал вращающуюся блесну и закидывал в воду. А потом не менее деловито подсекал и заводил рыбу в подсачек. Стефания устроилась неподалеку, на раскладном стуле, наблюдая за ним и понимая, что сидеть на месте у нее вообще не получается. То и дело она вскакивала и оказывалась поблизости, следя за его движениями, а ее лицо, до беззащитности открытое сейчас, выглядело весьма довольным жизнью – она опустила забрало и осторожно выглядывала из своей брони, разглядывая окружающий мир, сейчас сосредоточенный в рыбаке, вокруг которого величественно раскинулись горы, скрывшие своими вершинами солнце.
Других таких, как они, любителей, набралось с десяток, не больше. Возможно, сказывался будний день. Но это ее более чем устраивало. Они не мешали друг другу, расположившись на некотором отдалении один от другого. И Стеша, помня о том, что на рыбалке положено соблюдать тишину, старалась теперь поменьше болтать. Когда солнце село совсем, горный климат дал о себе знать – становилось прохладно. Поеживаясь, она снова оказалась возле Андрея и с берега негромко обратилась к нему:
– Что-то мне подсказывает, что вода уже совсем ледяная, а?
– Замерзли? – оглянулся он и, кивнув на висевшую у него через плечо плетеную из лозы корзину с крышкой, которую, как и прочие снасти и предметы экипировки, можно было взять напрокат, сказал: – Ну голодными мы уже не останемся. Можно сворачиваться.
– Не то, чтобы... просто интересно наблюдать за азартом другого человека, – улыбнулась она. – В созидательном смысле. Поймать добычу, разжечь огонь, накормить племя. Только племя начинает волноваться, что вождь ноги отморозит.
– Не отморозит, – уверил Малич и двинулся к берегу.
Стефания тоже сделала шаг ближе к кромке воды, оказавшись с ним носом к носу, и с важным видом сообщила:
– А я тоже рыбу в детстве ловила. На даче, на озере, с дедом... ну с моим дедом. И со старшим братом. Конечно, не так, как это здесь, сейчас. Удочки были самодельные, и ловились на них в лучшем случае какие-то мелкие окуни... а может, и не окуни... не знаю. Ну, что в озере водилось, то и ловилось.
– Значит, в следующий раз будем ловить вместе, – постановил Андрей и вручил ей свои снасти.
Сам он подхватил стул, и такой малочисленной процессией они двинулись обратно в цивилизацию, где рыбу жарят на современных мангалах, имитирующих открытый огонь, в ду́ше всегда есть горячая вода, стоит лишь повернуть кран, а одеваться к ужину приходится несколько более основательно, чем просто накинуть на тело шкуру заваленного накануне мамонта.
Конкретно Стефания, презрев наряд первобытной женщины, оказалась облаченной в легкую юбку в пол и свободную светлую блузку, почти просвечивающуюся под бликами света, отбрасываемого не очень яркими, желтоватыми лампами ресторана, и выгодно подчеркивающую и изгибы ее фигуры, и горделивый поворот шейки, и смуглость кожи. Волосы ее, в творческом беспорядке уложенные на голове, были подхвачены шелковой лентой, а она сама игриво улыбалась, слушала музыку и покачивала ножкой, в ожидании ужина потягивая аперитив и поглядывая на Андрея. Идеальный вечер. Нежаркий, неторопливый и бесконечно уютный, ставший продолжением дня, который тоже ей нравился.
– Спасибо, что привезли меня сюда, – вдруг произнесла она ни с того, ни с сего, – мне нужна была передышка.
– Тогда спасибо и вам, – усмехнулся Андрей, мгновение назад в который раз разглядывающий ее лицо – живое и… настоящее. Впрочем, и все остальное разглядывающий тоже, коль уж хозяйка аппетитных прелестей решила их не особенно скрывать. И все ощущения складывались в нечто большее, чем просто хорошее настроение.
– А мне за что?
– За то, что составили мне компанию.
Стефания опустила голову набок и взглянула на него. Кокетство слетело, хотя, казалось бы, сейчас ему и место, и время. Она пожала плечами и довольно серьезно сказала:
– С вами это просто. Дурные черты характера как-то в вашем присутствии сами собой засыпают. Может быть, потому что вы не ведете себя со мной как с диковинной обезьянкой.
– Как бы ни были хороши животные, а с людьми интереснее, – задумчиво проговорил он. – Вам действительно понравилось?
– Да, очень. Наверное, мне захочется приехать сюда еще не раз и...
... И им принесли их рыбу на большом блюде. Та была подрумянившаяся, с хрустящей корочкой и в красивом и более чем съедобном обрамлении овощей – тоже только что с гриля. Стефания наклонилась через стол и с наслаждением втянула в себя запах.
– Ну, пожалуй, я все же попробую кусочек! – рассмеялась она, лукаво взглянув на Андрея. – А то она мне потом сниться будет.
– Здесь вкусно готовят, – ответил ей в тон Андрей и, показывая пример, принялся за еду. – И на вашем месте я бы не ограничивался одним кусочком. Потом пожалеете.
– Посмотрим, – засопела она носом, накладывая в тарелку овощи и рыбу, а потом действительно посмотрела… и добавила еще. Ее движения в противовес уверенным и спокойным Малича – казались забавными, немного суетливыми. И почему-то от этого возникала уверенность в том, что Стефания не играет. Вот такая она и есть, когда не на сцене, неважно театральной или среди людей. Впрочем, возможно, торопиться с подобными выводами и не стоило. Ему уже однажды довелось убедиться в том, что она и правда актриса отнюдь не рядовая. Может быть, даже талантливая.
В данном случае важно было другое – сейчас-то у нее точно не было нужды играть. Этого Андрей знать не мог. Но это знала она и улыбалась ему, лопая рыбу и немного жмурясь от удовольствия. И отправляя очередной кусочек в рот, выдавала самым непосредственным образом:
– С вами не пропадешь. Но и риск растолстеть имеется.
– Ну какой риск с одной рыбы, – отмахнулся Малич и решительно разделался с основной частью собственного ужина.
Пока рядом суетился официант, интересуясь «все ли хорошо» и убирая тарелки, Андрей Никитич нацепил на нос очки, выуженные из кармана льняного пиджака палевого цвета, и внимательно изучал меню. Не поднимая головы, вопросительно двинул бровью и бросил на Стефанию быстрый взгляд.
– Десерт будете?
– Буду, – сообщила вдруг она, подперев ладошкой щеку. – Если есть, то Павлову и крепкий черный чай без сахара. Вам идут очки.
– Я все еще к ним не привык, – рассмеялся он и отложил меню в сторону. – Приходится постоянно их искать и находить в самых неожиданных местах.
– Например?
– Например, в шкафу. Или на макушке.
– Очки на макушке – проблема всех очкариков. У меня бабуля носила на цепочке, жуткой, золотой... не вздумайте такую покупать, это ужасно выглядит, – Стеха тоже смеялась, жестикулировала, когда описывала бабушку и даже не заметила, как снова исчез официант. Куда интереснее было другое, что она и озвучила: – А как очки попадают в шкаф? Со стиранным бельем?
– Для меня это совершеннейшая загадка, – он легко пожал плечами.
– Камеры установить не пробовали? В познавательных целях.
– Подглядывать?
– За собственными очками не зазорно, – подмигнула Стеша.
– Я подумаю, – кивнул Малич, – и вы подумайте. Мы гуляем еще или на сегодня достаточно?
– Смилуйтесь! Я городской человек, дитя цивилизации. Еще немного – и у меня случится передозировка чистым воздухом! Распоясаюсь, начну петь и танцевать – что делать будете?
– Слушать, смотреть и аплодировать, – очень серьезно отозвался он, подперев голову рукой, от чего его лицо оказалось очень близко от ее лица.
У нее в горле на мгновение пересохло, и она тихонько сказала:
– А знаете почему я про мартышек говорила?
– Нет.
– С актерами так часто. На общих праздниках, даже с близкими родственниками, все ждут, что вот сейчас оно как возьмет гитару, да как запоет. Ну и выпивать с нами любят. Мы поддаемся.
– Всегда?
– Скорее систематически. Я это к чему... аплодировать мне, когда я не на сцене, не стоит, а то начну играть на публику. Вы же вряд ли хлопаете в ладоши обычным... понравившимся вам женщинам? – ее бровь немножко приподнялась, и она отковырнула от безе небольшой кусочек, с наслаждением отправив его в рот: – Сто лет сладкого не ела...
– Обычным нет, – усмехнулся он. – Только необычным. Но если вы, конечно, запрещаете… я не буду.
– Нет уж! Запрещать я вам точно ничего не собираюсь, – кивнув, произнесла Стефания неожиданно тягуче, мягко, обволакивающе глядя ему в глаза, отчего обоих бросило в жар.
– Я учту, – так же кивнул Андрей и вернулся к заключительной стадии трапезы.
В противном случае грозила наступить первая стадия иного действа, для которого ресторан – был совсем неподходящим местом. Благодарение ветру, который по-хозяйски врывался в раскрытые окна и остужал его мысли. И его безрассудство, как будто ему было лет на тридцать меньше. И нетерпение, заставлявшее его быстрее жевать пирог, чтобы поскорее оказаться в номере. В их общем номере…
Тот встречал их предусмотрительно оставленным перед выходом на ужин ночником, в свете которого Малич успел заметить блеск Стешиных глаз, прежде чем склонился к ее лицу и ощутил вкус ее помады. В тот миг все стало единым целым: запах женщины, оказавшейся в его руках, тепло кожи, которое он чувствовал сквозь тонкую ткань, и едва слышный вздох, вырвавшийся из ее губ.
А еще он понял самое главное – она тоже ждала этого и, наверное, никак не меньше, чем он. Будто бы все само собой разумелось и никогда не ставилось ею под знак вопроса. Ее ответный поцелуй был категорическим утверждением, в котором не осталось места робости или сомнению, а значит, она все решила. Ни слова не говоря, Стефания закинула руки ему на плечи, провела ладонью по затылку, вытянулась вдоль его тела, касаясь его своим полностью, насколько хватало роста. И наконец нырнула пальцами под его пиджак, нетерпеливо заставляя снять и бросить им обоим под ноги.
Черт его знает, как она дошла сюда – несколько десятков метров от ресторана до бунгало. Не помнила. Шутила, смеялась, держала его за руку, выглядела спокойной, будто бы ничего не происходит. Видела все в его глазах за кофе с десертом. И знала, что сама показывает больше, чем нужно. Все было подчинено одной-единственной цели – сейчас оказаться вот здесь. Наедине. Вдвоем. В этой точке, когда они шаг за шагом, не прекращая целоваться, отступают к постели, маячившей светлым пятном в свете ночника.
А потом все же остановиться, чтобы осознать – они в этой точке.
– Андрей, – шепнула она чуть слышно, будто прося его о чем-то.
Принимая ее разрешение, он опустил ее на кровать, и в тишине комнаты стали слышны шорох одежды, звуки поцелуев и тихий волнующий смех. Но и это все прекратилось, как меняется все на свете, уступая место новому. Стоило им замереть друг напротив друга – лицом к лицу, когда он навис над ней, а она, раскрываясь ему навстречу, широко-широко распахнула глаза. В них он и утонул, сделав движение, отделявшее их, еще не случившихся, от них, какими они были с этой секунды. И, наверное, это и было то большое, что он предчувствовал.
Стеша негромко всхлипнула, обвила его шею руками, похожая сейчас на лиану, и теперь уже крепко зажмурилась, подаваясь вперед, прижимаясь лицом к его щеке и ощущая, как царапает ее кожу его щетина. Время исчезло. Оно перестало существовать в их реальности, и теперь мгновения отсчитывались только толчками, все более сильными, все более отчаянными. От мучительной нежности до болезненно-сладкой вспышки на самом исходе дыхания, когда на ногах, напряженных до судороги, сжимаются пальцы, руки, будто ища опору, вцепились в его плечи, а среди разлетающихся перед глазами искр единственное осознание, которое внезапно накрывает все существо – он целует ее. Он все еще ее целует – с таким упоением, от которого начавшее было отступать наслаждение накатывало новой волной, и она почти тонула в нем.
Прижимаясь щекой к ее взлохмаченной макушке, кажется, вечность спустя, Малич открывал для себя новую истину: через бесконечное количество лет ему встретилась женщина, сейчас еще незнакомая, но которую, он знал это точно, ему хочется узнавать.
Почему именно эта и почему именно сейчас – не имело значения. Важно, что это случилось. И теперь его настоящее обретало Стешин запах и окрашивалось фиалковым цветом.
Притянув ее к себе, Андрей чмякнул ее в висок и деловито заявил:
– Спать!
– Тебе ночник не будет мешать? – услышал он ее голос в районе собственной шеи. Губы, когда шевелились, приятно щекотали кожу. Дыхание – грело. Вибрация внутри ее тела, из которой рождались слова, – волновала что-то в нем самом. Что-то, о существовании чего он уже позабыл.
– Это ты меня пытаешься выгнать на диван?
– Это я проявляю заботу и даю шанс одуматься. Потом не выпущу.
– Ну я так и понял, – усмехнулся Андрей.
– У меня была с собой красивая ночная рубашка.
– М-м-м… Потом покажешь.
– В другой раз?
– В другой раз, – подтвердил Малич. – Спи давай.
– Сплю, – ее теплый шепот снова коснулся кожи, и, кажется, она почти сразу засопела. В свете ночника его блуждающий взгляд выхватил ее тонкую белую ногу, перекинутую через его бедро.
* * *
* * *
Примерно те же дни
Примерно тот же город. Но, может быть, и какой-нибудь другой…
– Деньги должны поступить на ваш расчетный счет. Платеж с моей стороны произведен.
– Хорошо. Я приступаю к работе.
– Сколько нужно времени?
– Такие вещи не делаются за сутки. Чтобы не было сбоев, все должно быть тщательно спланировано и организовано.
– Я могу доплатить за оперативность. Как насчет премии?
– Деньги многое решают, но в данном случае спешка может лишь навредить.
– Вы о моей безопасности или о своей?
– И об этом тоже. Но прежде всего о том, что работа не даст желаемого вами результата.
– Черт… Нет, на этот раз мне точно нужен его труп. И без проколов, а то снова усилит охрану. Еще несколько лет я не выдержу.
– Тогда ждите. В любом случае, это займет меньше времени, чем вы уже ждали.
– Хорошо. Вы дадите знать, когда? Я хочу знать… мне надо знать… у меня заготовлена на этот случай бутылка шампанского – достану поближе, чтобы сразу распить.
– Пока оставьте в подвале. Шампанское лучше пить охлажденным.
Стефания вспомнила про енота
* * *
Они вернулись в Солнечногорск на следующий день после душа, сытного завтрака и небольшой прогулки в зоопарк, потому что Стефания вспомнила про енота, которого они так и не посмотрели накануне. Зверек был контактный, охотно сидел на руках, периодически покушаясь на открытые участки кожи – разудало кусался и требовал вкусняшек. Девчонка, занимавшаяся им и щелкавшая их на камеру, легкомысленно рассказывала о гастрономических предпочтениях своего питомца, о приключениях, которые он устраивал всем остальным обитателям, и о его несостоявшейся супруге, которая нос воротила от такого красавца и била его по морде – пришлось ее продать. Енот же, немного погодя, наслушавшись историй про себя и усыпив бдительность актрисы Адамовой и сапожника Малича, сбежал плескаться в живописный прудик с мостиками и каналами – вылавливали несколько человек. Андрей и Стеша до слез хохотали, глядя на это безобразие, и кормили капустой альпаку Дуню, жившую по соседству.
Поутру никакой неловкости между ними не возникло. Сожалений тоже. Стеша по-прежнему чувствовала себя выпущенной на свободу, как тот енот, рванувший в воду при первой возможности. Андрей все так же наблюдал за ней и улыбался чему-то своему. Она бы многое отдала за то, чтобы понимать, что в эти минуты происходит в его голове. Под черепной коробкой. Черт его знает зачем – интересно.
Они бродили по территории базы, взявшись за руки каким-то собственническим жестом. Стефании думалось, что со стороны они смотрятся парой, и эта мысль, вопреки ее несвоевременности, ей нравилась.
Потом было три часа пути в обратную сторону, и, если честно, домой не хотелось совсем. Дома придется включить телефон, придется думать, придется возвращаться в действительность, в которой несвоевременность этой возникшей перед ее глазами картинки, где они с Андреем пара, станет совершенно очевидной.
Но она позволила себе роскошь последние три часа не анализировать собственного заскока. Пить кофе на заправке, вследствие чего позже с хохотом проситься в туалет посреди гор, где с одной стороны дороги – отвесная скала, а с другой – обрыв и речка, трепаться с умным видом о современных тенденциях в театрах с мировым именем, потом притихнуть и уже всерьез разглядывать его профиль, ничем не прикрывая собственного любопытства. Теперь точно зная, какие на ощупь его волосы и как колется щетина. И что секс с ним – за последние пару лет первый, когда она вспомнила, что половая связь не всегда имеет отношение к спорту.
Говорят, что за оргазм у женщины отвечает мозг. Видимо, ее наконец решил, что пора порадовать девочку. Это как иголка на старом проигрывателе – соскочила наконец с царапины, о которую спотыкалась раз за разом, и мелодия полилась дальше.
Над Солнечногорском стояли тучи, набежавшие на небо, но дождем пока на город не обрушивались. Они ехали по знакомым улочкам, которые Стефания, в отличие от Андрея, все еще не считала своими, и настроение ее все-таки неуклонно падало, сходя на нет. Праздник закончился, шутки тоже.
Во дворе ее дома в «Золотом береге» было довольно шумно и оживленно – на детской площадке играли дети, вокруг туда-сюда сновали чем-то озабоченные люди, несколько пенсионеров сбились в стаю и переговаривались между собой. Андрей остановил машину у ее подъезда, а она, предвосхищая любые его слова, не без некоторой поспешности выпалила:
– Приехали.
– Приехали, – кивнул он, повернулся к ней и спросил, хорошо помня про ее намеченные гастроли: – Ты завтра с самого утра уезжаешь? Опять автобусом?
– С утра, – вздохнула Стефания, – и слава богу, по железке. Если мне скажут на пазике колесить по стране – уволюсь к черту.
– И что делать будешь?
– Пойду работать в какой-нибудь ДК. Открою кружок самодеятельности.
– Мудрое решение, – рассмеялся Малич и поцеловал ее в щеку. – Пошли, отведу тебя домой.
– Не надо, сама дойду. Иначе я захочу пригласить тебя на кофе, а после кофе затащу в спальню. Только мне правда собраться надо. Сегодня очень много всего – все-таки на десять дней уезжаю. И стойкость моего духа твоим присутствием лучше не испытывать.
– Все нормально? – спросил он, поймав ее взгляд.
– Все хорошо, – возразила Стеша и неожиданно подалась к нему, прижавшись щекой к его плечу. – Все очень хорошо. Ты же захочешь еще мне позвонить?
– Я уже хочу тебе позвонить, – хохотнул Андрей и отстранился. – Но лучше тебе и правда идти домой, иначе…
Он не договорил, распахнул дверцу и легко выскочил из машины. Стеша тоже вышла, забрав свою сумку с заднего сиденья и прошмыгнув в открытую Маличем дверь. В одно мгновение она оказалась очень близко от него. Душный воздух моментально прилип к телу, она сделала глубокий вдох и посмотрела в его лицо.
– Пока, – сказала Стефания с легкой улыбкой.
В ответ он притянул ее к себе за талию и прижался к ее губам поцелуем, недолгим, но пылким. После чего скользнул губами по щеке и прошептал:
– Точно вечером занята?
– Без вариантов. Ненавижу гастроли.
– Давай на вокзал отвезу.
– К шести утра? Не уверена...
– Тогда для твоей уверенности завтра в полшестого я буду здесь, – Малич снова поцеловал ее в губы и выпустил, чуть подтолкнув к подъезду. – Иди!
Она негромко рассмеялась, сама толком не понимая чему, и потрусила к крыльцу. Уже заходя, обернулась снова, окинув внимательным взглядом Тойоту и ее владельца, откладывая текущий день себе в душу уже насовсем, чтобы было. И нырнула в просторных холл «Золотого берега», на ходу осознавая, что он же и правда завтра приедет. Примелькается. Донесут. Плевать. Черт...
Впрочем, как это не раз доказывала действительность и мы, в самых честных ее описаниях, стечение обстоятельств часто являет подвох совсем не там, где его ждут. Именно такой зигзаг сейчас совершал жизненный путь Андрея Никитича Малича, который, еще совершенно ни о чем не ведая, безмятежно направлял своего японца к родным стенам, пока на него, усаживающегося в машину и заводящего двигатель, не веря собственным глазам взирала его собственная соседка с первого этажа, Клара Буханова – уже в разводе, но еще невеста, потому фамилия – дело временное.
– Это кто это? – совершенно оторопело выдохнула она своему жениху, Евгению Филипповичу. – Это Никитич, что ли?
– Тойота точно его, – подтвердил тот, вглядевшись в госномер. – Так что с большой долей вероятности – Никитич!
Машина двинулась с места. Клара поморгала и перевела взгляд на подъезд, в котором скрылась какая-то, не побоимся этого слова, профурсетка. Потом она глянула на Филиппыча, обвешанного сумками, и негромко охнула, отчего внушительный ее бюст покачнулся.
Справедливости ради, отметим, что сия шутка судьбы была совершенно случайной. При всем презрении обитателей Гунинского особняка к роскошествам буржуйского «Золотого берега», да и вообще к социальному неравенству среди солнечногорцев, глупо не признавать того факта, что в новом жилищном комплексе, расположенном аккурат за их историческим памятником, имелись некоторые блага цивилизации, от которых отказываться ни один разумный человек не станет. Одним из таких благ был крупнейший в округе супермаркет на первом этаже второй секции. Да и цены там ниже, чем по городу.
Словом, именно оттуда Клара и направлялась через двор со своим ненаглядным, когда они стали свидетелями столь непристойной сцены с Андреем Никитичем в главной роли.
– А эта кто такая? – выдала пока еще Буханова, не отрывая глаз от подъезда. – Ну которую он облизал!
– Чё? – непонимающе переспросил Филиппыч и озадаченно обвел взглядом двор, где уже не наблюдалось ни одного из фигурантов Кларкиного буйства.
– Ну ты видал, он девку целовал сейчас?! – выдала его невеста.
– Нафига оно мне? – совсем ошалел Филиппыч.
– Ну так молодка!
Филиппыч от нахлынувших эмоций даже пакеты на асфальт поставил и воззрился на свою вторую половину, пусть и не оформленную пока официально. Но это лишь дело времени. А в остальном все честь по чести – заявления подали, дату назначили, Бухана жилплощадью обеспечили.
– Клара! – строго выдал Филиппыч. – Ты за другими мужиками-то не бди! Ты не думай, что если я Бухана терпел…
Кларка аж рот раскрыла от такого поворота событий. Ее круглые щечки возмущенно вспыхнули, а она сама чуть отпрянула от своего ненаглядного.
– Ты это что же, Евгений Филиппович? – воскликнула она, оскорбленная в лучших чувствах. – Ты меня в чем-то подозреваешь таком? Чтобы я – да с Никитичем?!
Он прищурил левый глаз и опасно повел усами.
– Ну мне вот до лампы, с кем другие бабы лобызаются! А ты чего?
– Ну так срамота же! Если б ты глаза разул – увидел бы!
– Срамота – это когда Бухан твой в семейках по двору разгуливал! Все! Свернули тему. Домой пошли! – рявкнул Филиппыч и снова подхватил сумки, но не сдержался, пробухтел: – Никитич ей не угодил! Тоже мне, моралистка выискалась.
Кларка же со времен первого брака выяснила, что лучшая защита – это нападение, потому Евгения Филипповича безответным тоже не оставила.
– Это у тебя, Женя, мужская солидарность! – сердито отозвалась она. – И этот... как его... шонивизм! Тебе бы такая хвостом вильнула, тоже побежал бы за ней, знаю я вашу породу.
Супруг ее будущий эту сентенцию оставил без ответа, продолжая сердито топать домой и вторить своим шагам не менее сердитым сопением. Клара же, семеня за ним в полном недоумении до самого своего родного двора, куда она привела несколько месяцев назад жениха, только на крыльце приметив припаркованную во дворе Тойоту Малича, рискнула предпринять еще одну попытку:
– Евгений Филиппович, ну что ты набычился, а? Ну ляпнула сдуру. Нашел к кому ревновать!
– Я ж люблю тебя, Кларочка, – уныло вздохнул всей грудью не до конца состоявшийся Отелло. – Как же мне не ревновать?
– К Никитичу? – робко, немного по-девчоночьи улыбнулась ему Клара. – Глупый, ничего у меня с ним быть не может. Он как в свой сорокет постарел, так и старый. А ты у меня и моложе, и красивше, и с руками откуда надо. Не дури, Жень!
– Точно-точно ничего?
– То есть я, по-твоему, гулящая? – вопреки всем законам логики и здравого смысла резко помрачнела Клара по-прежнему Буханова.
Так же резко у Филиппыча отвисла челюсть. В самом прямом смысле слова. Вероятно, именно это и стало причиной его молчания. Несколько секунд его дражайшая половина испытующе и очень пристально смотрела на него, видимо, ожидая очевидных возражений, но раз уж их не последовало, тяжело вздохнула и печально пробухтела:
– Пошли! Еще стирка не стирана. И пироги печь.
– Идем, Кларочка! – двинулся за ней следом Евгений Филиппович и в целях восстановления мира доверительно проговорил: – А я ж машинку еще вчера сделал, так что стирка, считай, стирана.
Клара в ответ промычала нечто нечленораздельное, а после по подъезду разнесся стук их входной двери с двумя поворотами ключа. С тех пор, как алкаша Буханова вслед за котами изжили с территории, занимаемой им с самого рождения, Филиппыч приучил ее запирать за собой дверь – а то вдруг его счастье еще кто украдет.
