Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Стало пусто
* * *
Стало пусто.
Сначала стало пусто, и это было первым, что она почувствовала еще прежде, чем до ее кожи дотронулся поток воздуха, отчего та покрылась гусиной кожей. Не от холода, которого на самом деле не было, а от этого дуновения. Стеша вздрогнула во сне и инстинктивно забарахталась, заранее протестуя против того, чтобы остаться одной. Сквозь густые ресницы до сих пор сомкнутых век она видела лишь очертания комнаты, а когда раздался тихий щелчок, все еще не соображала, что происходит, кроме единственного – ей пусто.
В следующее мгновение чьи-то руки накрыли ее простыней, заботливо пряча под ней обнаженное женское тело, и Стефания порывисто вскочила, сама не понимая, куда подевались остатки неподъемной, тяжелой дремоты, которая владела ею еще миг назад.
Бра в изголовье – не горит и не слепит. Утреннего света, проникавшего сквозь шторы, хватало, чтобы выключить дополнительный, электрический.
Над нею – Андрей. Такой же бесстыже голый, вот только куда бодрее ее. И его бодрость тоже наверняка была проявлением бесстыдства, когда в его постели со сна едва помнившая собственное имя женщина.
– Ты куда? – перепугано спросила эта женщина, ухватив его, уходящего, за руку.
– Рано еще, спи, – обернулся он и улыбнулся, разглядывая взъерошенную Стешу.
– А ты?
– А я пошел плавать.
– В ванной? – не поняла она.
– В море, – рассмеялся Андрей. – Спи, я недолго.
Но Стефания уже совсем не собиралась спать. Да и как спать? Одной?! Это ее категорически не устраивало. Потому она, суетливо завозившись, села на постели, поправив за спиной подушку, и озадаченно спросила:
– Какое море? Сам же говоришь – рано.
– Обыкновенное, – пояснил прописную истину Малич. – Я всю жизнь плаваю. По утрам. Кто-то бегает, а я вот плаваю.
– По утрам? – уточнила она очевидное, озадаченно разглядывая его.
– По утрам.
Стефания тоже улыбнулась, потом пригладила волосы, заведя взъерошенные, перепутанные прядки за уши, и спросила. Так. На всякий случай:
– То есть времяпровождению со мной в постели до обеда ты предпочитаешь... плавать?
– Во-первых, я не плаваю до обеда, – усмехнулся он, не поведя ухом на ее воинственный выпад. – Во-вторых, подразумевалось, что ты будешь спать. А в-третьих, до обеда все равно не выйдет. Это ты себе устроила отпуск. А мне такое счастье пока не светит.
– Откуда знаешь? – опешила она. – Ну, про отпуск?
– Мне любезно сообщили в твоем театре, – Андрей наклонился и быстро поцеловал ее. – Все, я пошел. Поспи еще.
Однако озадаченность из ее взгляда никуда не делась, сменившись чем-то новым, что, должно быть, могло называться нежностью, и едва он отстранился, она, неожиданно даже для самой себя, спросила:
– А можно с тобой?
Пауза была очень короткой, но достаточной, чтобы понять: сейчас, в это самое утро они приглядываются друг к другу и то, что видят, им нравится.
Андрей разлепил губы и велел:
– Тогда собирайся.
И Стеша с готовностью откинула в сторону простыню и выпрыгнула из постели.
– Я только к Ритке за купальником! – и ее взгляд замер на часах. Еще шести не было. И вопрос целесообразности столь раннего визита нарисовался сам собой. Но Стефания Адамова не была бы собой, если бы не выдала со всей свойственной ей упертостью: – Ладно, в футболке поплаваю. Там все равно еще никого нет, да?
– Летом там всегда кто-то есть, да и зимой иногда, – усмехнулся Малич. – Иди у Женьки в шкафу посмотри.
– В смысле – у Женьки?
– В смысле, поищи в Женькином шкафу себе купальник.
– А можно?
– Вот именно сейчас – нужно.
– Ты не забывай, пожалуйста, что я на чужой территории и теряюсь, – деловито сообщила она и подхватила простыню, заматываясь в нее, как в римскую тогу. – Мне, как минимум, надо понимать, что здесь можно, а что нельзя. И где здесь этот шкаф. И насколько ты уверен, что жена олигарха не затягает потом по судам за несанкционированное использование ее вещей.
– Все сказала? – рассмеялся Андрей.
– Нет. Еще не сказала, что по утрам у меня почти всегда плохое настроение. И что группа крови у меня вторая положительная – в случае нападения акул это важно.
– Ага, – кивнул он. – Ну тогда шкаф в комнате напротив, и у тебя есть семь минут.
Она уложилась в одиннадцать. И ему пришлось ее ждать, потому что когда в жизни появляется кто-то еще, это неизбежно ведет к сумбуру в устоявшемся. А уж если в жизни появляется Стефания Адамова, то этот сумбур гарантированно будет сопровождаться спецэффектами. Такова природа женщины. Такова Стешина природа.
Но разве хотел бы он для себя другого утра в эти минуты, покуда ждал ее уже одетым в прихожей? Или потом, когда они шли по направлению к пляжу между знакомых ему с детства дворов, которых она совсем не знала? Или после, когда они делали первые шаги в холодную после ночи и из-за пришедшего течения воду? И, наконец, когда слепящее солнце подсвечивало брызги на ее смуглой коже, отчего та искрилась и казалась золотистой?
Разве мог он хотеть другого утра?
Унимая дыхание после долгого заплыва, близко-близко, кожей к коже далеко от берега, слушая, как шумит море, которое Стеша, оказывается, могла полюбить, и молча глядя друг другу в глаза – именно так Андрей больше не завидовал ветру, который мог касаться ее лица.
* * *
Примерно те же дни
Примерно тот же город. Но, может быть, и какой-нибудь другой…
– Завтра!
– Завтра?
– Завтра.
Каких посудин тут только не было!
* * *
Примерно те же дни
У побережья Италии…
Ласковые, золотившиеся под заходящим солнцем волны Средиземного моря мягко облизывали борта «Эльдорадо», возвышавшейся в порту на радость туристам, которых так и тянуло в этот глянцевый яхтный мирок – каких посудин тут только не было! Глаза разбегались. Одна другой краше, и пусть «Эльдорадо» была отнюдь не самой крупной из всех, хотя и порядочных габаритов, но зато уж точно выдраена так, что можно прямо сейчас поместить на обложку журнала о жизни в стиле лакшери.
Для того трудилась команда матросов и обслуживающего персонала, сейчас, впрочем, дружной толпой семенившая по трапу на причал, на сушу. Нет, не на законные выходные. Не в отпуск. Не в честь попойки по поводу проводов хозяина восвояси. А потому что человек, гостивший на яхте с разрешения владельца судна, настойчиво просил оставить его одного.
– Господин Панкратов, – доносился с палубы голос капитана, – по вашему приказу люди отпущены, но я по-прежнему не уверен, что ваше намерение выйти в одиночку... да еще и вечером... достаточно взвешенное.
– Да бросьте, Гульермо! – легко отмахивался Олег Станиславович от навязчивого молодого итальянца. – Я на таких крошках рассекал, когда вы еще в мореходной школе учились. Яхтный спорт – моя слабость!
– Я боюсь, что управление этой махиной не вполне относится к видам спорта. Если позволите, мне бы хотелось вас сопровождать. Так было бы спокойнее.
– Ну дайте мне почувствовать себя старым морским волком. К ночи мы с этой деткой будем здесь. И дальше ру́лите вы с вашими ребятами. Люблю, знаете ли, побыть один.
– Господин Панкратов, но вы хоть бы штурмана не отпускали... вода бывает коварна.
– Маркони! При всем моем уважении к вам... мне кажется, вы уже на меня давите! – расхохотался Олег Станиславович, чем заставил молодого капитана нахмуриться. Не в его привычках было уступать в вопросах безопасности, но гость в этот раз попался упертый.
Он поправил фуражку на голове, взглянул на часы и угрюмо, но настойчиво сказал:
– Я надеюсь, господин Панкратов, в случае любого непредвиденного обстоятельства вы свяжетесь с берегом. И мы вас встретим.
– До завтра, Гульермо, – усмехнулся Олег и отрезал: – Раньше утра надеюсь вас не видеть.
А когда яхта отчаливала, ее капитан еще некоторое время глядел ей вслед. На душе было неладно, а он привык доверять собственной душе. Столько раз это его выручало! Или, может быть, все оттого, что на суше Гульермо Маркони чувствовал себя куда хуже, чем в открытом море, а сегодня его спровадили сохнуть?
В конце концов, он развернулся и отправился прочь от порта, в гостиницу, где их разместили. В городке сегодня было шумно и празднично, и чем быстрее близилась ночь, тем ярче он горел восхитительными огнями неувядающего веселья, какое бывает только на побережье. И отсюда, с побережья, среди этих огней, где было увидеть крошечную, едва заметную вспышку, полыхнувшую несколько часов спустя посреди живой южной ночи в свободных водах, бесконечно далеких от берега.
Про немцев Фролов не любил
* * *
Фролов задумчиво смотрел на метроном в кабинете шефа, Моджеевского Романа Романовича, глушившего свой крепкий_вырвиглаз_кофе и вещавшего что-то про немцев. Про немцев Фролов не любил, немцев курировала Раечка, а с Раечкой все было сложно. Вернее, наоборот – НЕ сложно. Именно потому, что НЕ сложилось, несмотря на все прилагаемые им усилия. И как назло, Моджеевский уперто склонял его к этой поездке. Ему-де некогда. Он-де теперь молодой папаша.
– Ты понимаешь, Вить, что ты мне там позарез нужен, а? – вещал Роман Романович. – Я тебя потом даже в отпуск отпущу, но запуск проекта надо контролировать, а Рая – это Рая.
Рая – это Рая… да…
– Вы меня в прошлый раз уже отпустили!
В прошлый раз Виктора Валентиныча с самолета снимали едва ли не в гавайской рубашке и шлепанцах, потому что Моджеевский возжелал его на переговоры тащить. Что характерно – в другом самолете бизнес-классом. Но не на Сейшелы – осьминогов в кокосовом кари жрать, как планировал Фролов, а в Турцию – проект стадиона утверждать. В общем, совсем в другую сторону.
– Я тебе лично путевку куплю! – хохотнул Роман, и оба они понимали, что вопрос необходимости присутствия Виктора Валентиныча в Мюнхене – давно решен.
Фролов, собственно, собирался себе еще пару преференций выторговать, но с этим не срослось, поскольку дверь в кабинет распахнулась и на пороге появился начальник СБ.
Выглядел непривычно – тщательно скрывал свое волнение за маской безразличия. Впрочем, заметить это могли только те, кто знали его слишком давно и слишком близко.
– Надо поговорить, – без предисловий сказал Арсен Борисович, не останавливаясь на пороге.
– Фролов, – Моджеевский махнул головой в сторону выхода, ясно давая понять: вали. Тот подхватился с кресла и быстро распрощался, покинув кабинет. И без того было понятно – ему этого слышать не надо. И никому не надо, потому дверь за собой затворил без хлопка, но плотно.
Едва они с Ковалем остались одни, Роман вскинул брови, спрашивая:
– Что?
– Ночью взорвалась «Эльдорадо». В десяти километрах от берега.
– Чего?! – Роман вскочил на ноги, опрокидывая чашку. Остатки кофе поползли коричневой жижей по столу. – Как это?
– Пока неизвестно, сам понимаешь. Любое дознание требует времени.
– Какого, нахрен, времени? Люди что? Это же в море было! Команда? Пострадавших много?
– А тут, видишь ли, начинаются странности, – проговорил Коваль и присел на стул напротив шефа. – Перед выходом в море Панкратов всех отпустил. И остался на яхте один.
– В смысле? Олег?! Тогда как, черт побери, он оказался так далеко от берега?
– Захотел побыть морским волком, по словам Гульермо. Вроде как очень настаивал, чтобы команда сошла на берег.
– И вышел в море?
– Да, – кивнул Арсен. – Но довольно быстро яхта пропала с радаров. А утром забеспокоился Маркони. Сначала нашли обломки, потом установили место взрыва, – Коваль недолго помолчал и продолжил: – Но я бы не исключал того, что это был заказ. Сложно, конечно, но тем и надежнее.
– Бл*ть... – Моджеевский медленно осел в кресло, зацепил локтем кофейную лужицу и даже не заметил этого.
Потер пальцами глаза и, буквально ощущая, как в голове коротко вспыхивает услышанное, проговорил: – Почему заказ? Какие основания? Его хоть ищут? Может, он... барахтается где-то в открытом море...
– Конечно, ищут, – отрезал Коваль. – После того покушения, два года назад, он только в самом начале лета снял охрану. И вот результат…
– Да нахрена он ее снял?! – психанул Роман. – Зачем?
– На этот вопрос я ответа не знаю, – пожал плечами начбез. – Не научился читать чужие мысли. Но проверка по горячим следам тогда ничего полезного не дала. Потом все было тихо. Возможно, решил, что больше никому не мешает.
– Так не бывает, Арсен... Мать его, не бывает так... Идиот чертов. Ладно. Официальную версию еще не озвучили? Сейчас, надо полагать, этим занимаются макаронники?
– Пока не озвучили. Но знаешь… – Арсен снова задумался ненадолго, – давай я сгоняю. Хочу сам посмотреть.
– Да... это будет лучше всего... тем более, это моя яхта, имеем право. Я тебе любую доверенность выпишу, если надо. Ты не в курсе, Лильке уже сообщили?
– Не в курсе. С ней, конечно, тоже не мешало бы поговорить, – Арсен опять недолго помолчал. – Но сейчас там – важнее, не откладывая. Лилианна никуда не денется.
– Жена все-таки, – пробормотал Роман и поднялся в очередной раз из своего кресла, постановив: – ОК, пусть идет своим чередом. Органы занимаются своим, а мы своим. Вылетаешь сегодня?
– Да, – кивнул Коваль и тоже встал. – Конечно, если работал профи, как в прошлый раз, то наверняка сделал все чисто. Мы ведь проверили тогда весь его ближний круг – от партнеров до последней уборщицы. И все безрезультатно. Но надо посмотреть… Бумаги подготовишь?
– Да, все будет сделано… Арсен, слушай…
– Что?
– У них с Гошаном тёрки последнее время были, я в это не лез... Как думаешь?..
– Сейчас все может иметь значение. И любой может оказаться причастным. Но выводы все же будем делать потом.
– Черт… не хочу в это верить… не верю, но… если он – сам урою.
– Не дури раньше времени, – мрачно сказал Арсен. – Соберем факты, потом начнем делать выводы.
Моджеевский запустил пятерню в волосы и взъерошил их, пытаясь выдохнуть. Выдыхалось хреново. Кто? Панкратов?! Ну мать твою, как?! Может, если бы он вмешался в его текущее положение… если бы удержал…
Роман поднял одновременно злые и растерянные глаза на своего начбеза, однако голос его прозвучал уже спокойнее:
– Никому пока не говори ничего… ты прав – сперва факты. За Гошаном наблюдение установи. Лильку с Улькой – под охрану… у него там еще одна была, я так и не понял… вроде, серьезно. Может, ею тоже заняться?
– В каком смысле? Тоже под охрану? – уточнил Коваль.
– Ну да… Только ненавязчиво, Борисыч… Чтоб потом на нас еще в суд не подали за вмешательство в частную жизнь. Там та еще… пиранья, – Роман невольно усмехнулся, вспомнив сцену на пляже в Айя-Напе. – Я не знаю, на что она будет претендовать в свете Олеговой… – он помялся, произнести слово «смерть» так и не смог и, выдохнув, проговорил: – в свете случившегося с Олегом.
– Да, я понял, – медленно проговорил Арсен и вдруг пристально посмотрел на Моджеевского. – А знаешь, мы ведь в тот раз баб его не проверяли. Он был так уверен, что все это бизнес.
Точно так же и Роман глянул на него, дернул галстук и сказал:
– Если это не Гошан… кто угодно, лишь бы не Гошан… Их обоих проверь, Арсен. На всякий случай. И пусть ее охраняют, пока мы не знаем, какая падла… посмела. Вряд ли эта девица кого-то всерьез интересует, но Олег мог что-то ей говорить, и если она многовато знает, то… сам понимаешь.
Шампанское на завтрак
* * *
Шампанское на завтрак никогда не входило в распорядок Лилианны Панкратовой, но в крайних случаях вполне можно позволить себе исключение. Этот самый случай, судя по выражению ее лица, видимо, уже наступил. Иначе как еще объяснить распоряжение, отданное домработнице, принести из подвала бутылочку «Просекко» и подать на стол вместе с канапе с креветками и, возможно, каким-нибудь фруктовым салатом на скорую руку – лишь бы кухарка не заморачивалась и не грузилась сверх того, что запланировано. Покладистости и неприхотливости госпожи Панкратовой можно было только позавидовать.
Она сидела в большой гостиной, отделанной деревом и увешанной охотничьими трофеями Олега Станиславовича, периодически бросала взгляд на лосиную голову, увенчанную рогами, и терпеливо поглядывала на старинные часы над камином. В телевизоре о чем-то бормотал ведущий, а она сама слушала его не слишком-то внимательно – главная новость дня была о взрыве на яхте «Эльдорадо» господина Моджеевского, но никаких подробностей она еще не знала. Затем и ожидала звонка их семейного адвоката, надеясь, что тот принесет ей хоть какие-то вести.
Звонок прозвучал ровно в одиннадцать часов утра одновременно с тем, как в гостиную вносили ведерко, из которого гордо торчало горлышко бутылки. Лилианна Людовиковна шумно выдохнула, цыкнула на домработницу и подхватила телефон, певуче произнеся:
– День добрый, Василий Матвеевич! Не будемте идти на поводу условностей. У меня лишь один вопрос: что?
На мгновение в трубке повисла тишина, после чего адвокат проговорил с соответствующей ситуации интонацией – в голосе его явно слышалась печаль:
– Взрыв был очень мощный. Тела не нашли, но полиция считает, что шансов никаких. Вряд ли Олег Станиславович мог выжить после такого.
– Совсем никакой надежды? – охнула Лилианна Людовиковна.
– Но они ищут! – спохватился Василий Матвеевич. – Конечно же, ищут. Может быть, вы бы хотели… может, кого-то привлечь? С вашей стороны.
Госпожа Панкратова махнула замершей домработнице и пальцем указала на бутылку, которую та все еще держала в ведерке: открывай, мол. А в трубку проговорила:
– Что вы сказали? Простите… я немного не в себе.
– Я говорю, может, вы хотите воспользоваться услугами профессионала.
– А… Зачем? Нет, я доверяю… итальянской полиции… и нашей доверяю. Там же тоже профессионалы, Василий Матвеевич! Разберутся!.. Зинаида Александровна! Да поставьте вы это ведро! У вас в руках весь лед растает!
В трубке опять повисла тишина. Та самая. Гробовая. Потому что господин Петров, адвокат семьи Панкратовых на протяжении уже очень многих лет, в этот самый момент пытался справиться с удивлением, накрывшим его с головой и выразившимся во временном онемении и судорожном почесывании носа. Но списав все на стресс и нелогичность женских поступков, он, спустя некоторое время, озвучил следующее:
– Разберутся, конечно, но вдруг затянется. Я бы вам советовал все же помочь… профессионалам.
– Ну, я подумаю, – совершенно очевидно решила спустить на тормозах его настоятельные советы Лилианна. – Вы лучше знаете, что… вы лучше… Зинаида Александровна, выйдите, пожалуйста, я дальше сама!.. В общем, Василий Матвеевич, давайте соберем в кучу и систематизируем, какое имущество по себе оставил мой покойный супруг. Меня интересует абсолютно все до последней пуговицы… насколько мне известно, было же завещание?
– И есть, конечно. Но видите ли… – адвокат замялся и дальше двигался, как по минному полю. – Пока неизвестно, точно ли Олег Станиславович… погиб. Любая процедура имеет свой алгоритм действий.
– Ясно, ясно! Не продолжайте! Но хотя бы могу я поинтересоваться состоянием его... наших с мужем счетов? Всех счетов? А? Василий Матвеевич? Я понимаю, что Олега еще не признали погибшим, но вы же сами...сами сейчас... – Лилианна показательно всхлипнула, хотела и в голос слезу добавить, да не вышло.
– Я постараюсь, – вдохновенно отозвался Петров. – Сделаю все, что в моих силах, Лилианна Людовиковна. А вы все же не теряйте надежды. В жизни и чудеса случаются.
– Конечно, случаются! Обязательно! И про тот... ну тот – на Кайманах – помните?
– Там сложнее… Но я попытаюсь.
– Я верю в вас, Василий Матвеевич! – госпожа Панкратова подняла наполненный бокал и подмигнула собственному отражению в нем. – Вы простите сердечно. Что-то я устала... все же такое... хм... горе.
– Да-да, конечно! – протарахтел адвокат. – Любые новости я тут же буду сообщать вам. Вы уж… берегите себя… да.
– Да! – повторила за ним Лилианна и сделала первый глоток «Просекко», легко крутанувшись вокруг своей оси, будто бы не было в ней ни лет, больше, чем хотелось бы, ни килограммов, совершенно излишних.
Петров повесил трубку. Лилька махом осушила бокал. И наполнив его снова, выпорхнула из гостиной, взлетев по лестнице на второй этаж, где располагалась комната Уленьки:
– Никаких шансов! – объявила она с порога своей с Олегом Станиславовичем дочери.
Та лишь на мгновение оторвалась от айфона и махнула длинными изящными ресницами, делавшими ее лицо похожим на печальную ламу.
– Сироты мы теперь с тобой! – пояснила мать так, будто бы поздравляла ее с днем рождения.
– Как это? – опешила Ульянка и даже вскочила с кровати, на которой восседала до этого, поджав ноги. – А как же... Как же Лондон? Ма!
– Будет тебе твой Лондон! Теперь – точно!
