Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 25 страниц)
Марина Светлая (JK et Светлая)
The Мечты. Бес и ребро
* * *
Два года назад...
... задолго до событий, о которых мы собираемся вам поведать в нашем правдивом рассказе, некто Олег Станиславович Панкратов пересек свой кабинет, расположенный на первом этаже просторного коттеджа в самом сердце славного городка Солнечногорска, и нависнул над столом, чтобы в течение некоторого времени глядеть на него ничего не выражающим взглядом. Но генеральным директорам крупнейших банков страны не пристало долго порхать в глубинах собственных мыслей, и, в конце концов, он заставил себя очнуться и нервно ухватился за бутылку какого-то благородного пойла. Руки его слегка подрагивали, когда он касался стеклянным горлышком края стакана. Первые капли жидкости плеснулись о дно – тотчас дернулась дверь – банкир заметно побледнел. Все это – сразу.
– Ну кто там? – рявкнул Панкратов своей пугающей двери, и та отворилась.
– Олег Станиславович, к вам господин Коваль, – прошелестела домработница, а он осел в кресло.
– Зови!
Вообще-то его бесило собственное имя. Слишком длинное. Пока произнесут – двадцать раз пристрелить человека можно. А отсутствие информации страшнее расстрела. Девица, сейчас такая же испуганная, как он сам, да и как все в доме, быстро исчезла. И через мгновение в дверном проеме ее сменил Арсен Борисович. Глядя на него, Панкратов осушил свой стакан и принялся наполнять его заново.
Коваль вошел своей обычной походкой – твердой и уверенной. Так он ходил по жизни, по улицам, так он входил и в любые кабинеты. Наверное, даже к президенту Вселенной он вошел бы ничуть не смущаясь, чувствуя собственную силу и правоту. Расположившись в удобном полукресле в стиле ампир – у Панкратова все было вычурно и претенциозно, Арсен Борисович без каких-либо предисловий сообщил:
– Совершенно точно взрыв вашей машины был неслучаен. В районе заднего правого колеса обнаружены остатки взрывчатого вещества. Так что... вспоминайте всех, кому насолили, Олег Станиславович. Это определенно был заказ.
Панкратов издал странный нечленораздельный звук, идущий то ли из горла, то ли посланный ему откуда-то из космоса, потому что своего голоса у него не осталось. Мысли же его напротив – заметались внутри черепной коробки с бешеной скоростью. Он не уехал на этой чертовой машине сегодня утром только по единственной причине – позвонили из Министерства финансов, запросили видеосвязь. На встречу с Левицким пришлось отправлять зама. А вышло, что отправил на тот свет. И водитель, и Костик – оба отдали богу душу на месте. Если повезло, то не мучились.
И думать о том, что он сам избежал этой же участи, у Панкратова смелости не хватало. И вот поди ж ты...
Пальцы его продолжали сжимать стакан, а бутылка зависла в воздухе.
– Если всех обиженных выстроить в ряд, то можно живую цепь проложить до Швейцарии, – медленно сказал он. – Какого черта, Арсен?! Что полиция?
– Трудится в поте лица, – хмыкнул тот. – Завела дела согласно УК, УПК и прочим К.
– Ясно... Это годы... – кивнул Панкратов, а перед глазами единственная картина: он, а не Костик садится в эту проклятую машину. И за этим чернота. Кишки. Кровь. Мерзость.
Он все же налил и выпил ещё, потом покосился на Коваля. Арсен с незапамятных времен возглавлял службу безопасности Романа Моджеевского, старинного приятеля Олега Станиславовича. И давным-давно завел собственную охранную фирму, предоставляющую услуги очень частного и весьма широкого характера. Лучшего спеца в городе просто не было. Вот ведь... Пригодилось.
– Баб моих под охрану возьмёшь? – спросил Панкратов, имея в виду дочь и жену.
– Своей службе не доверяете, так понимать? – без тени улыбки поинтересовался Арсен.
– Ну а ты видишь, что они?! – заорал Панкратов. – Идиоты! Дармоеды хреновы! Я на них бешеные бабки трачу, а даже в машину сесть не могу, чтоб она не взлетела на воздух. Суки!
– Ясно, жена и дочь, – кивнул Коваль и по-деловому спросил: – Кто-то еще?
– Я, разумеется, – погасил собственный гнев Олег Станиславович, помолчал. И поделился светлой мыслью: – Мои люди – могли? Из СБ? У кого еще доступ-то?
– Если хотите, можем проверить.
– Проверяй, что надо, Арсен Борисович, до чего руки дотянутся. Жить, знаешь ли, пока не надоело.
– Я понял, – сказал Коваль. – Сделаем.
– Сделай. Сделай, Арсен, – мрачно вздохнул Панкратов и налил себе третий бокал. Его мозгам было очень далеко до ясности, впрочем, именно сегодня он в ней, в этой ясности, и не нуждался – слишком перетряхнуло нутро. Да, он планировал надраться еще сильнее. Здесь, никуда не выходя. Потому что сюда и мышь не проскочит.
Реставрация сделала свое дело
Время… текущее!
Дом на Молодежной, или как его стали называть, Гунинский особняк, теперь совсем не тот, что был раньше. Реставрация сделала свое дело, изменив не только внешний вид, но и нутро. Приятно было взглянуть на его фасад, сиявший пока чистотой и ухоженностью, и не менее же приятно – прокрасться во двор, чтобы посмотреть на великолепные, очаровательно оформленные деревья, кустарники и островки зелени, которыми нынче, после работы ландшафтных дизайнеров, занимался зеленстрой, полюбоваться на несколько скульптур, украшавших небольшой садик, порадоваться фонтану, весело зажурчавшему в конце апреля, а сейчас, среди лета, дающему ощущение свежести и бодрости, и оценить яркие фрески великого Гунина в подъездах, восстановленные ведущими специалистами-реставраторами, выписанными не откуда-нибудь, а из столичного города, что для Солнечногорска – событие отнюдь не рядовое по значимости.
От старого вида никому не нужного ранее дома с богатой историей, входившего в число архитектурных памятников страны, осталось немного. Сараи, отделявшие двор от детского сада, построенного у новостройки напротив, хоть и подштукатурили-подкрасили, но особенно с ними никто не заморачивался. Старый миндаль под окнами второго подъезда рука спилить у садовников не поднялась, и теперь он стоял нарядный и зеленый. И отбрасывал свою тень на окна, обеспечивая жильцам хоть какую-то прохладу, столь необходимую здесь, на юге. Еще была бестолковая кошка Марта – последний из могикан. Ее собратьев по весне ликвидировали, а Марта умудрилась даже потомство привести. Семейство их пока не трогали. Да вернулся Джек-Потрошитель, пропавший еще по осени. Сейчас он был тощим, облезлым, со следами боевых ран, но при этом глаза его, умудренные жизненным опытом, выражали лишь упорство в борьбе с невзгодами и дикое желание кому-нибудь навалять.
А еще осталась душа этого дома. Душу изменить трудно, она меняется лишь с годами, со сменой состава и поколений. Потому в этом вопросе хоть и не без некоторых потерь, но все было в полном порядке. Антонина Васильевна Пищик этот вопрос контролировала между просмотром «Любовного напитка», клубом тех, кому за шестьдесят, в местном ДК, куда записалась пару месяцев назад, и борьбой за создание кошачьего приюта – ведь как так? В Солнечногорске до сих пор этот вопрос решен не был! Это они с соседкой, Кларкой Бухановой, выяснили, когда столкнулись с травлей хвостатых. И хоть баба Тоня их не любила, а жалко извергов. Потому, не взирая на фундаментальные расхождения в жизненных, семейных и моральных принципах, женщины скооперировали свои усилия и взялись за поиск подходящего помещения и выбивание помощи от государства и его представителей.
В то солнечное, яркое и во всех смыслах замечательное утро именно по этому вопросу Антонина Васильевна, принарядившись в темно-синюю юбку и свободную светлую блузу в мелкий цветочек в тон, да повязав на голову шелковую косынку, выплыла во двор, чтобы выдвинуться в горисполком на поиски новой жертвы во благо их правого дела. Тут ею и был захвачен в плен Андрей Никитич Малич, жилец трешки на третьем этаже второго подъезда Гунинского особняка, вдовец, отец двух взрослых дочерей и владелец мастерской по пошиву обуви по индивидуальным заказам, угодивший не иначе, чем в жернова судьбы в лице вышеупомянутой соседки.
– О! Никитич! Тебя мне сам бог послал! – крякнула убежденная атеистка баба Тоня, роясь в своей необъятной сумке.
– Новую петицию сваяли? – усмехнулся Малич, прерывая свой путь и останавливаясь напротив соседки.
– Не-не-не! – отмахнулась Антонина Васильевна. – Петиции, как показал опыт, неэффективный метод влияния на власть, она их игнорирует! А вот общественность разжалобить можно. У тебя этот... интернет ваш есть?
– Есть, – кивнул Андрей Никитич. – Нужно-то что?
– Ой, Никитич, у меня целый список! Нужно объявить сбор пожертвований на кошачий корм, на лекарства, на аренду, чтоб ее... еще одеяла... подстилки этим обормотам нужны, может, кто старые отдаст. Я пока под это дело сараюху выделю вторую, но нам же помещение надо. И еще на этой... как бишь ее... мне тут Кларка написала, – баба Тоня наконец извлекла из сумки записку, – на Фейсбуке и на Одноклассниках повесить объявление... вернее... – она снова вчиталась в Кларкин почерк, – флешбом надо! Может, попросишь еще Юльку и Женьку, а?
– Знаете, Антонина Васильевна, – поморщился Малич, – вот котами вашими я точно заниматься не стану. Мне других забот достаточно.
– Да какие у тебя заботы! – тут же возмутилась деятельная матрона, никак не ждавшая такого резкого отпора. – Одна дочка учиться уехала, вторую мужику сбагрил, живешь один, бобылём, горя не знаешь!
– По делу – приходите, а котами занимайтесь сами.
– Тоже мне, деловой! Бабы на тебя нормальной нет. Сразу видно – никакого влияния. Нашел бы себе уж кого-нибудь, столько лет прошло, а!
– В свахи решили податься? – хмыкнул Малич.
– А ты, Андрюша, не смейся! Старого человека послушать – греха нет. Дочек пристроил – о себе подумать пора.
– Бес в ребро мне не грозит, бабТонь. Вам ли не знать?
– Да уж знаю, – вздохнула Антонина Васильевна, махнув рукой. – Но ты б подумал, кому ты на старости лет нужен будешь, а? Так бы... нашел себе кого, веселее бы стало. Да и для пользы дела... вот говорила я тебе – отдай дочек в мединститут, был бы бесплатной медицинской помощью обеспечен. Врачи всегда нужны, в любое время и любому человеку. Нет, не захотели! Поумничать решили. А теперь говорю – надо бы тебя с какой медсестричкой свести. Она и капельницу поставит, и укол всегда сделает. Полезная в хозяйстве жена бы была. Годы-то идут, это ты сейчас еще орел, а еще пяток лет – и здравствуй, старость! Случись завтра что – к тебе Юлька примчится, сидеть над тобой? Или Женькин мужик сиделку выпишет, а? Держи карман шире!
Андрей Никитич даже рот открыл от удивления. Так и простоял с минуту, соображая. Впрочем, возможно, рисуя в фантазиях медсестричку. Все-таки живой человек, да и мужик не старый, хоть и с сединой в бороде. Но пребывал он в таком состоянии недолго. Быстренько взял себя в руки и фыркнул:
– Я уколов с детства боюсь!
– Их все боятся, – гнула свое почтенная гранд-дама Гунинского двора. – Но поверь, Никитич, инсульт – страшнее укола!
– А вам, Антонина Васильевна, сейчас ветеринар нужнее, – рассмеялся Малич.
– Кстати! – радостно подхватила она. – Ты, поди, куда-то собрался? Будь другом, подбрось до набережной, а? Я тут в приемную к депутату хочу сходить, помещение попросить. Вдруг прислушается.
– Не, – качнул головой Андрей Никитич, – никуда сегодня. Дома надо кой-чего сделать. Юлька приедет, надо успеть.
– На каникулы? – правила хорошего тона требовали проявить интерес.
– Ну типа того.
– Учится на пятерки-то?
– А то!
– А женихи есть?
– У нас все есть, бабТоня, – отрезал Малич. – Не жалуемся.
– Ну да, ну да, – прокряхтела Антонина Васильевна. Ее жест вежливости оценен не был. Во всяком случае, по достоинству – уж точно не срослось. И она собиралась уже высказаться по этому поводу, как перебивая слова, которые вертелись у нее на языке, у соседа зазвонил телефон.
Сдержав вздох облегчения, но нацепив на лицо деловитый вид, Андрей Никитич вытащил из кармана прервавший чинную беседу агрегат и глянул на экран. После чего быстро, даже несколько суетливо принял звонок.
– Привет! Что там у вас?
– Все нормально, – услышал он в ответ голос своего так называемого зятя. – Мы в больнице.
Малич кивнул – то ли Роману, то ли бабе Тоне, и ринулся к подъезду.
– Точно нормально? – спрашивал он, перепрыгивая через ступеньку. – Чего сразу не позвонили?
– Галстук-то надень! – неслось ему вслед от госпожи Пищик. – Не хватало, чтоб внук деда первый раз увидал не при параде!
Между тем, в трубке вещал Моджеевский:
– Некогда было, мы завтракали, а ее накрыло. До больницы доехали – сразу забрали в родильное. В общем, как смог, так и набрал. Я сейчас тут... жду, в общем. Пытались домой меня отправить... – добавил он со смешком. – Не сразу признали.
– Твою ж… блин… – проворчал «папа», хватая с тумбочки борсетку и оглашая подъезд звуком захлопнувшейся за ним двери и собственных спешных шагов по лестнице. – Как дети!
– Вы это... приедете? – услышал он в ответ почти беспомощный голос господина Моджеевского, и сразу было ясно, что его смешок – обыкновенная защитная реакция организма. – Кофе тут паршивый, но мне одному – сдохнуть. Жека меня с собой не взяла, а я... я не могу, когда не контролирую ситуацию.
– Сейчас буду, – коротко бросил Малич, седлая своего японца, и отключился.
Скоро у Андрея Никитича не получилось. И было тому три причины.
Именно в этот мало чем примечательный для большинства жителей Солнечногорска июньский день достославные работники коммунальных служб начали облагораживать городские улицы. Зеленхоз с энтузиазмом озадачился топпингом, увлеченно устилая тротуары и дороги ветвями деревьев. Компанию борцам с озеленением составила дорожная служба. Как известно, асфальт они предпочитают укладывать исключительно под дождем, а день, как мы уже заметили, выдался солнечным. Но ударники дорожного труда не растерялись – и в ожидании подходящей погоды увлеклись заменой бортовых камней. На момент нашего правдивого рассказа доблестные сотрудники ДСУ находились на этапе выкорчевывания старых для последующей их замены новыми. Не трудно догадаться, что результатом такой сплоченной работы стали перекрытые дороги и объездные пути.
В свою очередь сей факт повлек за собой вторую причину невозможности быстро добраться с улицы Молодежной до роддома, сотворив несвойственные Солнечногорску пробки. А начинающие прибывать на отдых курортники, полагаясь на навигаторы, превращали творившийся бардак в совершеннейший хаос.
Посреди этого хаоса и торчал Андрей Никитич, барабаня по коже руля и бормоча в космос проклятия. Космос отзывался красным цветом стопов ползущих перед ним автомобилей.
И тут случилось то, чего не предполагал никто из наших героев – уже известных и тех, кто еще незнаком читателям. Согласно законам жанра, всё сошлось в этом единственном мгновении. Раздумывая о том, где можно бросить машину, Малич не спускал глаз с чертовой тянучки в надежде сдвинуться на полметра, когда салон огласился звуком входящего звонка. Не отвлекаясь, он сунул руку в карман, но прежде чем успел вытащить телефон, услышал странный скрежещущий звук, донесшийся откуда-то сзади. Собственно он и стал предвестником третьей причины. Глянув в зеркало заднего вида, Андрей Никитич скорее догадался, чем увидел – у водилы тащившейся за японцем машины сдали нервы.
Разразившись совершенно нецензурной тирадой, Малич выскочил из автомобиля и в два шага оказался на месте столкновения. Бампер его Тойоты выглядел несколько смятым, в то время как морда въехавшей в него машинки была снесена намного серьезнее.
– Ну и куда тебя, клопа, несло? – рявкнул Андрей Никитич, делая еще один шаг к дверце водителя. Та, глянцевая, нарядная, темно-вишневого цвета, неотъемлемая часть автомобиля Мини Купер, в мгновение распахнулась, и пред ясны очи господина Малича явила себя невысокая женщина в узком по фигуре светлом шелковом платье и в соломенной шляпке... почему-то с живыми фиалками. Барышня сдернула с глаз огромные очки, открыв тщательно накрашенное, несмотря на жару, личико, дернула капризными губами и заорала низким, но очень громким голосом:
– Это не я! Я тут ни при чем!
– А кто при чем? – продолжал сердиться Малич, обреченно понимая, что при теперешнем раскладе встрял еще на несколько часов. При том заторе, который устроили автолюбители, гайцы к ним и пешком с трудом проберутся.
– Да говорю вам, не я! Меня подбили! – она резко обернулась назад и уставилась на старенький, но еще минуту назад вполне приличный черный мерс, упершийся прямо в зад ее крошки. – Черт! – выдохнула она. – Да твою ж мать, а!
И на их с Андреем Никитичем глазах из мерседеса вылез весьма солидного возраста, веса и общего вида мужик.
– Охренеть! – громыхнул вслед за фиалковой барышней Малич и крикнул уже новому персонажу спектакля: – А ты куда смотрел?
– Да она тормозить не умеет! – проорал мужик. – Ты какого лешего дергалась, дура?
– Чего? – противно взвизгнула девица. – Это я тормозить не умею?! Это ты глаза бы разул! Я вообще уже стояла, когда ты в меня въехал!
– Баба за рулем страшнее обезьяны с гранатой! – продолжал сыпать житейскими мудростями виновник ДТП.
– А я бы на твоем месте вела себя поскромнее!
Андрей Никитич, между тем, махнул рукой на то, кто виноват, и отчаянно думал, что делать. Оценив обстановку, он выдернул из кармана телефон, на дисплее которого маячили два пропущенных от Моджеевского. Метнулся к машине, ругаясь на чем свет стоит, заглушил двигатель и щелкнул центральным замком, одновременно с этим вызывая службу такси.
– На проспекте пробка! – орал он оператору. – Я на Дачную нырну, к гастроному. Да! Что? В роддом! Без детей и животных!!!
С этими словами Андрей Никитич сунул ключ от своего японца водительнице разбившегося о его задний бампер клопа и в следующее мгновение уже мчался резвым оленем в означенном им направлении, словно намеревался стать обладателем олимпийского золота в беге с препятствиями.
Этот бег, раскрыв рот, и наблюдали дама в фиалковой шляпке и солидный мужик, спровоцировавший аварию.
Такого поворота событий не ожидал ни один из них. Особенно ввиду ключа, который она машинально зажала в ладони – где это видано, чтоб такое добро раздавали прямо посреди улицы? Вот только теперь барышня лишились возможной поддержки в дальнейшем урегулировании вопроса, а водитель мерса это прекрасно понимал. Женщины по природе своей... мягче. Однако когда Малич скрылся за поворотом, она перевела дыхание, мужик рассеянно отвел взгляд, а потом они резко повернулись друг к другу и оба вдохновенно заорали:
– Тебя тормозить научить, дуру?!
– Глаза протри, идиот!
Вокруг них жизнерадостно сигналили машины, будто приветствуя и салютуя их свершениям, из соседних авто выскочили нервные мужики, которые теперь уже точно никуда не опаздывали – везде успели, а сама виновно-пострадавшая вызывала ментов.
Разумеется, ничего этого Андрей Никитич знать не мог. Он вообще почти забыл о том, что случилось, когда влетал в здание роддома, где был перехвачен зятем. Моджеевский мрачно сунул ему стаканчик с обещанным кофе и провозгласил:
– Мне ничего не говорят до сих пор!
– Черт! – выдохнул Малич. Забрал у Романа кофе, сделал несколько глотков и упал в оказавшееся рядом свободное кресло. – Черт! Это хорошо или плохо?
– Откуда ж мне знать? Я в государственной клинике первый раз рожаю!
– Ну так а кто тебе доктор! – с упреком брякнул папа.
– Да понял, понял, – мрачно согласился Роман, очевидно, сдаваясь, и отхлебнул из своего стаканчика. Поморщился и взорвался: – Врачиху она, значит, выбрала! Больницу тоже! Партнерские роды не хочет! И эти молчат, как в рот воды набрали! Главврач предложил у него в кабинете ждать, раз домой не еду. Нормально вообще?
– Сиди и не умничай! – рыкнул Андрей Никитич. Врачебные порядки ему тоже, собственно, не нравились. Но раз Женька решила… – Дома будешь… умничать.
– До дома еще далеко... да и не смогу я дома! Надо было им новый аппарат для УЗИ подарить... или что там...
– И чем бы он тебе сейчас помог?
– Я не знаю, Андрей Никитич, – наконец сдался Моджеевский и откинул голову на спинку кресла. Потом нарочно долбанулся о нее затылком посильнее и сообщил: – В моем возрасте становиться опять родителем – это... несколько нервно. У вас младшая и то раньше появилась... Но вы же должны понимать!
– Не понимал – тут бы не сидел, – отозвался Малич и, решив еще немного по-стариковски поворчать, буркнул: – А ты, Роман Романович, лучше о Женьке подумай. А то все о себе, да о себе… Нервно! А ей не нервно! Родитель!
– А я ей говорил, давай вместе, обоим спокойнее будет! – огрызнулся Роман. – Сама, сама! Самостоятельная! Ваше воспитание!
– Да уж от тебя спокойствия… – махнул рукой Андрей Никитич и тоже откинул голову на кресло. – Сиди и жди!
И они оба – сидели и ждали. Что им еще оставалось-то? Несколько раз к мужчинам подходили медработники и говорили о том, что совсем нет надобности торчать в коридоре. На Ромины настойчивые вопросы отвечали, что все в порядке и беспокоиться вообще не о чем. Да и в целом... сражали обоих ожидающих наповал своей безмятежностью, будто бы тут санаторий, а не родильное отделение. Потом пред их ясны очи в очередной раз заявился главврач и предложил отобедать, но в горло ничего не лезло. Спустя несколько часов прикатилась и секретарша Моджеевского, Алёна, которая его и в роддоме найти могла, – привезла документы на подпись, а после была снаряжена в ближайшую кофейню за нормальным кофе, но приволокла еще и по доброте душевной несколько сэндвичей. Своего шефа она сканировала мастерски: голодный.
А потом, спустя еще минут сорок, показалась врачиха Лилия Валентиновна – та самая, выбранная Женей задолго до родов. Оценив мизансцену, она коротко усмехнулась и весело сообщила:
– Молодцом. Девочка, три сто. Палата двадцать шестая. Но заходить по одному пока.
Моджеевский быстро глянул на тестя и шумно выдохнул.
– Ну и чего сидишь? – рассмеялся новоиспеченный дед и радостно тяпнул кофе – за неимением чего покрепче, глядя, как замелькали контрастные подошвы брендовых Моджеевских туфель в указанном врачихой направлении.
