Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
Впрочем, и без видео на картинке предпросмотра она отчетливо различила физию Олега. И прочитала заголовок, от которого по спине пробежал холодок.
– Запусти́те, – с нажимом проговорила младшая Малич.
Стефания, все еще ничего не понимала, когда нажимала на кнопочку, заставившую картинку прийти в движение. Еще меньше она понимала из текста. Там только говорили все время какими-то невразумительными фразами, которыми общаются высшие чины, и которые слишком мудрены для обычных людей. Птичий язык. Птичий язык, который совсем не надо разбирать, чтобы осознать главное – Олег сидит у микрофона в костюме и галстуке. Несколько похудел. Стрижка новая, свежая. Руки сложены домиком. Молчит. Молчит, но совершенно очевидно, что он все же скорее жив, чем мертв. И его ошметки вовсе не разбросало в водах Средиземного моря.
Стеша сглотнула, пытаясь совладать с собой, но горло ее издало неприятный булькающий звук. Ей не понравилось.
«В результате специальной операции, проведенной совместно с...»
«... нам удалось предотвратить убийство одного из самых влиятельных ...»
«Господин Панкратов согласился на принятие беспрецедентных мер для устранения опасности, грозившей...»
«Таким образом, в краткие сроки мы не только обеспечили безопасность господина Панкратова, но и вышли на след организатора покушения...»
«... компьютер, с которого был осуществлен перевод, в настоящее время изъят у его владельца и находится на экспертизе...»
«... госпожа Панкратова задержана, с ней ведут работу следственные органы».
«... да-да, господин Моджеевский осознавал, на что шел, отдавая в наше распоряжение судно «Эльдорадо»
«... абсолютная победа наших спецслужб и операция, равной которой на сегодняшний день не известно...»
«... да, план выполнен на все двести процентов и даже больше...»
– Даже больше, – хрипло повторила Стефания и остановила показ. Потом подняла взгляд на Юльку. Та, оказывается, за эти тридцать с лишним минут, пока Адамова была поглощена происходящим, успела сгонять на кухню и принести им обеим чай. И стакан воды на всякий случай. Именно его она и протягивала потенциальной мачехе, внимательно следя за ее мимикой. А какая, к черту, может быть мимика, когда лицо застыло омерзительной маской растерянности и испуга.
– Эй, вы живы? – своим вопросом Юля только подтвердила предположение Стеши о своем внешнем виде. Господи, при чем тут внешний вид? Какая разница, какой там сейчас внешний вид?
– Главное, что Олег жив, – выдавила из себя Стефания и взяла стакан. Сделала мелкий глоток. Положила смартфон на диван и попыталась осмыслить.
Олег жив.
Она ничего не понимала, кроме того, что Олег жив.
И еще – что была какая-то операция, о которой она не имела ни малейшего представления.
– Не скажите! Если с вами чего, нам с Жекой папа бо́шки пооткручивает.
– Не пооткручивает, – мрачно усмехнулась Стеша, и в голове ее прострелило: была операция, Олег где-то скрывался все это время и была операция, а ее мучили подозрениями и использовали втемную! Шумиха вокруг нее, Кульчицкий, всплывший и чуть не сведший ее с ума в очередной раз, возня в театре и шепотки за спиной – все часть операции. Внутри которой она никто. Винтик. Ужасно разболтавшийся, испуганный, отчаявшийся винтик.
Царапнуло изнутри. Прямо по клетке ребер. Больно.
Было что-то еще, чего она пока не схватывала, но схватить все целиком невозможно. Слишком много. Надо пересмотреть. Вот только сил прямо сейчас снова смотреть у нее не было.
– Вы не волнуйтесь, – опять заговорила Юля, присаживаясь возле Стефании. – Папа и Роман завтра приедут и обязательно все растолкуют. Роман Романович всегда в курсе всего.
– Всегда, – согласилась с ней Стеша и резко вскинула глаза на девушку рядом с собой. А потом принялась болтать. Все равно о чем. Лишь бы отвлечься и не дать голове треснуть догадкой: – У меня завтра премьера. Придете?
– Что?
– Премьера в театре. «Трамвай «Желание». Не знаю, говорила ли вам Женя... я не успела лично рассказать. Вы приходите, пожалуйста, я вам приглашение оставлю. Сама явно с утра пропаду за кулисами.
– Да приду, приду, конечно, – успокаивающе закивала Юлька. – Вы, вообще, как? Вы нормально?
– Конечно, нормально, – пожала плечами Стеша. – Еще бы я ненормально. Олег живой. Заказчика поймали. Значит, меня больше не будут трогать. Здорово же, правда?
– Правда, – прозвучало как-то неуверенно.
– Ну вот и чудесно. Я домой поеду. Мне выспаться надо, завтра трудный день. Вы со мной?
– Стефания, перестаньте мне выкать! Это глупо! – не выдержала Юлька. – И никуда в таком состоянии ехать не надо.
– В каком еще состоянии? – совершенно искренно удивилась Стеша, и даже кончики ее волос, недавно обчекрыженных парикмахером, казалось, были удивлены.
– Нервном.
– А это я в роль вхожу. У меня всегда так.
– Так спектакль же завтра!
– Ну и что? – Стефания втянула носом воздух, сделала над собой видимое усилие и добавила уже спокойнее и с учетом Юлькиного пожелания «не выкать». – Так ты со мной или с Женей побудешь?
На Юлькином лице явственно проступили охватившие ее муки выбора. Она в очередной раз глянула на дверь. С одной стороны, тут останется Жека с дитем. Одна. А вдруг что-то понадобится? С другой – разве можно эту невменяемую отпускать вот так? Еще чего натворит!
– С тобой, – ответила она решительно и внесла окончательную ясность: – и чур я за рулем!
Это стало тем самым важным фактором, что заставил Стешу немного расслабиться. Ехать было недалеко, но вечерняя извилистая трасса в ее состоянии, которое и правда было далеко от спокойного, идея плохая.
Дальнейшее напоминало странный сон, в котором она должна была совершать какие-то действия, но при этом совсем от себя не зависела. Сначала Женя вызванивала Елену Михайловну с просьбой приехать на дачу. Потом они ужинали, потому что глава их женского батальона отказалась выпускать младших по званию просто так, да и, наверное, немного тянула время, чтобы дать Стефании остыть. Успокаивающе и вместе тем очень убежденно настаивала, что завтра все обязательно разъяснится. А когда они с Юлькой наконец уехали, Стеша всю дорогу размышляла над тем, что именно может разъясниться.
Андрей и Роман прилетели из Испании в этот же вечер, им нужно было еще завершить какие-то дела в столице, и они чувствовали себя настолько измотанными, что возвращение в Солнечногорск отложили до завтра, чтобы поспать хотя бы несколько часов. Собирались выезжать еще до рассвета. Это Андрей очень подробно растолковал ей по прилету. Это – а не что-то, что действительно важно. Все последние дни он вообще ничего не говорил ей, лишь иногда напоминая: когда все устаканится, она обо всем узнает первой. А раз не колется – значит, еще не устаканилось. Стефания не настаивала. Жизнь научила ее не настаивать ни на чем, потому что всегда есть вещи первостепеннее, чем она сама. С Андреем только стала забывать, и их разговоры сводились к ласковым мелочам, которые были тоже ценны.
А теперь... вот.
Получи, Стефания Яновна.
«Роман Романович всегда в курсе всего», – отзвуком в ее несчастной голове.
«Господин Моджеевский осознавал, на что шел...» – взрывом внутри нее.
Юлька включила радио и совершила очередной маневр, чтобы объехать яму на асфальте. От этого зигзагообразного движения Стешу мотнуло, и она чуть стукнулась виском о стекло.
– С тобой пристегиваться надо, – старательно улыбаясь, сказала она.
– Всегда пристегиваться надо, – назидательно возразила Юлька. Такая похожая на Андрея. Безумно похожая. Даже своими интонациями и поворотом головы.
– Нравится машина?
– Шутишь? Она потрясающая!
Разговор завязался. Это отвлекало от бормотания – на радиостанции начался блок новостей, а сегодня все новости, кажется, были о «блестящей операции, проведенной отечественными спецслужбами».
Зато Гунинский особняк встречал тишиной, какая здесь редко бывала. Только Антонина Васильевна неодобрительно проводила их взглядом из окна, когда они поднимались на крыльцо.
Оказавшись дома, Стеша торопливо скинула туфли. На часах было десять вечера. Детское время.
– В душ и спать! – провозгласила она жизнерадостно. И теперь уже под взглядом Юльки, в отличие от мадам Пищик, скорее недоумевающим, чем неодобрительным, бросилась включать по всей квартире свет, пока наконец не добралась до ванной. Там открыла кран. Вода шумно, с обреченной неотвратимостью всего этого дня ударилась о дно. Стеша медленно подняла голову и уставилась в зеркало. На себя. Прямо на себя.
Из сумки достала телефон. Разблокировала его. Разыскала запись давешнего брифинга. Села на бортик ванны. Вдохнула поглубже и запустила его с самого начала, внимательно слушая и следя за происходящим. Когда он закончился, отмотала на начало и посмотрела еще раз, едва дыша и откладывая, откладывая, откладывая внутри себя информацию, которую еще следовало упорядочить, но сейчас вникая в главное.
А главное состояло в том, что с самого начала убийство Олега было инсценировкой, запланированной и осуществленной спецслужбами после того, как к ним обратился киллер с информацией о заказе. Заказчика и ловили на живца. Живцом были труп и те самые деньги, которые каким-то удивительным образом упали на мифический счет, отрытый на имя Стефании Адамовой. И все это время Олег был жив. Где-то скрывался. Ожидал результатов расследования. Все эти чертовы месяцы, пока она по стенам ходила, потому что боялась и потому что ее запугивали.
Заказчицей оказалась Лилианна. «Лилианна Панкратова, супруга Олега Станиславовича» – пояснял неизвестный ей генерал с экрана смартфона. Перевод средств на Стешин расчетный счет был осуществлен с ее компьютера, как и перевод уже со Стешиного счета исполнителю. Это выяснили после того, как удалось отследить MAC-адрес, с которого производилась операция. Он совпал с тем, что был у госпожи Панкратовой. Уже позднее органы установили, что незадолго до покушения Лилианна Людовиковна скопировала себе ключ безопасности Олега Станиславовича, которым тот пользовался для выполнения операций с кайманским счетом, и таким образом получила к ним полный доступ. Счет для Стефании Яновны она открыла так же самостоятельно, пользуясь банкингом собственной сетки кофеен – как юрлицо запросила открытие карты сотруднику, предоставив копии всех необходимых документов.
На этих мелочах и прокололась.
И Стеша тоже чувствовала себя проколовшейся, потому что дышать становилось невыносимо. Получается, Моджеевский с первого дня все знал. С самого первого дня. И яхту Панкратову одалживал с определенными целями. И в план был посвящен.
А если он был посвящен, то какова вероятность того, что и Андрей был в курсе?
Андрей – мог быть в курсе?
Ее Андрей – мог?
Сначала? Или потом? Или когда?
Они же все вместе сидели в кабинете Моджеевского, и Малич сам – сам! – предположил, что Олег может быть жив.
Все это было спектаклем, поставленным для нее одной? Она вот играет на публику, а эти двое и их начбез – сыграли только для нее? Тогда, в тот день, когда она Андрею окончательно, насовсем себя вручила... Полностью. Ничего за собой не оставив.
Он – мог? Добровольно отдать ее, позволить им всем...
– Перестань, – хрипло сказала Стеша, подняв голову и снова взглянув на собственное отражение. Глаза сверкали, как у дикой кошки, которая вот-вот взвоет и бросится на людей. Всего-то и надо – успокоиться. Подумать. Найти причины, почему он не мог. Где-то они должны быть, где-то на поверхности, потому что не должна была она так ошибиться. И самое главное, что Андрей – не должен был делать из нее прикрытие для всех них.
Она снова разблокировала телефон и зашла в чат с Маличем. Сообщения этого утра были скудными, как и во все последние дни. Там он отвечал сдержанно и без подробностей. Ее бы это очень бесило, если бы не репетиции в театре и не его дочки, которые заполнили собой все свободное время, которое еще оставалось.
Может быть, в этом и ответ?
В собственной значимости для него она все еще сомневалась. В значимости Жени и Юли – ни капли. И потому он бы не стал... нет, он бы не стал.
Вот только все сказанное на брифинге в пух и прах разбивало ее заключения и доказательную базу.
Стеша быстро стащила с себя джинсы и рубашку, скинула белье и забралась в ванную. Обычно вода помогала расслабиться, а теперь никак не выходило. Ей обязательно нужно было построить в голове конструкцию, на которой она будет держаться до возвращения Андрея. И желательно, чтобы та не была такой уж хлипкой. Чтобы ее хватило. Чтобы не сдуло ветром.
Закрыла глаза, погружаясь во тьму, от которой ей всегда было страшно. Задержала дыхание. Нырнула. Досчитала до двадцати.
А потом вверх, за глотком воздуха, чувствуя, как по лицу стекают струи воды.
Полотенце. Телефон. Чат.
«Спишь?»
Она почти что видела Андрея на кровати в гостиничном номере. Раз – он открыл один глаз, потому что рядом пиликнуло. Два – потянулся к трубке, жмурясь и догадываясь о том, кто пишет. Три – улыбка коснулась его губ, в очередной раз преображая лицо. Четыре – четыре тычка по раскладке клавиатуры.
«Сплю».
Ты знал? – задвигались Стешины губы. И она почти готова была это написать.
Ты – знал?!
Она снова зажмурилась, пытаясь встряхнуть свои мысли, цеплявшиеся за то, за что они не должны цепляться.
«Тогда спокойной ночи!»
«И ты дуй спать, завтра поговорим, я все расскажу».
«Завтра премьера».
«Я помню, я буду».
«Я люблю тебя».
«И я тебя. Спи».
– Сплю, – сказала Стеша трубке и заблокировала экран, погружая во мрак и его.
Потом на голом упрямстве вымылась, вылезла из ванной, обмотавшись полотенцем, и поплелась на кухню. Выпила таблетку снотворного в надежде, что это поможет заснуть – иначе шум внутри всего ее существа, вибрирующий и норовящий прорваться наружу, не даст ей спокойно жить. Когда шла в их с Андреем комнату, бросила взгляд на Юлькину дверь, из-под которой тоже лился свет. Сидела там тише мышки. Утром надо встать пораньше и приготовить завтрак. Потому что потом точно будет не до того. В десять Аркаша просил явиться в театр – генеральный прогон, и Стеша была его должницей, чтобы игнорировать, включая звездность. А как Юлька без завтрака? Юлька и Андрей, который должен приехать, чтобы все ей рассказать.
Господи, что он ей расскажет? Хочет ли она знать то, что он ей расскажет?!
Наконец, натянув на влажное тело кремовый нежный шелк, Стеша залезла под одеяло и накрылась простыней. Несколько секунд пялилась в потолок, тускло освещаемый ночником, который принес Андрей на следующий день, после того, как она поселилась в его доме.
Может быть, в этом и ответ? Может быть, только это и важно?
Судорожно глотнув, чувствуя, как сводит скулы от желания расплакаться, она вдруг вспомнила единственно главное, на чем могла зиждиться вся та конструкция, которая удержала бы ее от глупостей, которых она и без того натворила немало.
– Тебе придется учиться доверять, – прошептала Стеша, широко раскрыв глаза. – Для начала – ему, потом – близким и друзьям.
И подгоняла время, чтобы поскорее взошло солнце, которое, она знала это точно, должно отогнать ночных демонов.
Именно эти демоны, отогнанные от Стефании, и заглянули в номер к Маличу на другом конце страны. Явились во тьме, оборотясь зятем его, Романом Романовичем, сунувшимся к нему в комнату. Во всяком случае, выглядели в точности как он, врубивший в комнате свет и скомандовавший:
– Андрей Никитич, просыпайтесь!
Малич от неожиданности резко сел на кровати и совершенно сонно, пытаясь сообразить, где он и что происходит, спросил:
– Который час?
– Три часа ночи. Ехать надо, – мрачно ответил Моджеевский, стоя у двери. Уже был одет в дорогу и, насколько Андрей Никитич мог судить в своем еще не вполне проснувшемся состоянии, весьма и весьма взъерошен. Причем непонятно – от недосыпа или от злости.
Злиться было от чего. Несколько дней они не могли выбраться из того дурдома, в который загнали себя сами. Сначала ждали, пока Ромины знакомые в органах разродятся и все подготовят, потом Панкратов в последний момент испугался, что его сейчас сдадут властям и посадят, и по этому поводу задумал побег. Удержали – закатил истерику. Текущие сутки были самыми кошмарными во всем их предприятии. Сначала банкир нервы потрепал, потом был перелет, потом, когда ступили на родную землю, прямо из аэропорта уехали в управление госбезопасности, где пришлось общаться с мужами государственными до хрипа в горле, пока Роман не сделал пары звонков, чтобы все это прекратить.
По плану должны были в тот же день отбыть в Солнечногорск, но очень быстро поняли, что нифига – с ног валятся. Надо хоть несколько часов поспать, прежде чем снова отправляться в дорогу. С тем и зарулили в гостиницу, где попадали без задних ног. Лично Андрей Никитич даже не помнил, как устроил голову на подушке.
– Мы же договорились в пять вставать, – проворчал Малич, пытаясь раздуплиться и хоть как-то оценить, насколько он готов прямо сейчас вылезти из постели. Ускорения ему придал все тот же Моджеевский.
– Эти идиоты из министерства брифинг вчера вечером провели.
– Как вчера вечером? – опешил Андрей и быстро опустил ноги на пол.
– Вот так. Не терпится звездочки на погоны нацепить и медальки раздать. Они провели чертов брифинг вчера, и вы понимаете, что это значит?!
О! Малич прекрасно понимал, что это значит. Слишком хорошо понимал, что очень скоро им всем не поздоровится.
– Ты же говорил, что только завтра в обед! – в сердцах воскликнул он, нащупывая на стуле джинсы.
– Да, мне обещали. Но какая-то тварь повыше дала отмашку, и там все переиграли, – Моджеевский еще сдерживался, а потом тихо ругнулся и выдал: – Меня Жека уроет!
А уж что там теперь в голове Стефании, Андрей Никитич даже задумываться не стал. Идиот несчастный! Старый башмак! «Завтра поговорим, все расскажу», – передразнил он сам себя, но делать было нечего. Звякнула пряжка ремня о пол. Он быстро натянул штаны, застегнул пуговицы и пригладил пальцами волосы, торчавшие во все стороны. Надо было мчать домой. Объяснять. Объясняться. Заставлять слушать.
Когда накануне Роман договаривался в пресс-службе, что данные о расследовании обнародуют только завтра, он делал это с расчетом на то, что до этого времени они точно успеют добраться до Солнечногорска и объясниться со своими женщинами. А теперь все псу под хвост – женщины, кажется, уже в курсе. Судя по Стешиному «Спишь?» И как он сразу не догадался? Наверное, мозг дрыхнул, а пальцы сами что-то клацали.
– Ах ты ж черт! – обратился к космосу Андрей Никитич и рванул в уборную – хоть зубы почистить.
Выехали домой они в начале четвертого. Малич теребил телефон, раздумывая над тем, что делать. И похоже, примерно те же мысли одолевали и Моджеевского, потому как он лишь сердито сопел носом, уставившись в окно автомобиля. И только Коваль блаженно досыпал на штурманском кресле внедорожника, мчавшего их по гладким, как стол, но местами еще ремонтируемым главным дорогам родной страны.
К семи стало совсем невмоготу, и Андрей Никитич уже всерьез раздумывал над тем, не позвонить ли Стеше прямо сейчас, с дороги – ну подумаешь, разбудит! А может, она и не спит вовсе. Когда такое узнаешь, разве до сна? Мало того, что этот жук, ее бывший, живой оказался, так еще и с самого начала все всё знали, кроме нее. Как пить дать – истерить начнет. В панику ударится. А там начинай все сначала – и приручать, и воспитывать. Но хуже всего то, что он словно бы знал, чувствовал, что она должна испытывать, решив, что ее просто использовали, – это ведь чертовски больно. Андрей отвык от того, чтобы так чувствовать другого человека. Отвык от собственного восприятия чужой – и в то же время своей – боли. И совсем не хотел этого для Стеши. Ее и без того потрепало. Досталось по жизни.
А теперь такая нелепица, что ни на какую голову не натянешь!
Не позвонил по единственной причине – они свернули с основной трассы на дорогу в Солнечногорск, и связи на этой раздолбайке, за которую в этом году ремонтники так и не взялись, путем не было, выпадала.
В родной городок кортеж господина Моджеевского прибыл в 9:02. Андрея высадили у Гунинского особняка ровно в 9:10 после короткого петляния по городу. Сам Роман рванул дальше.
– Жека с Лизкой на даче остались ночевать, – коротко пояснил карманный олигарх на немой вопрос тестя. Но справедливо решив, что теперь Жека – Ромин головняк, раз он сам ее заграбастал эдак с концами, Малич только кивнул и ломанулся к калитке, с неудовлетворением отмечая, что Клопа во дворе не видно. Смотреть, припарковала ли его Стеша с другой стороны дома, он не стал. Сразу помчался к своему подъезду, взлетел на крыльцо, распугивая сонных котят, приплод Марты, наткнулся на Антонину Васильевну, раскрывшую было рот, чтобы что-то ему сообщить, несомненно, очень важное в такую рань, и наконец долетел на всех парах до своего этажа, на ходу шаря по борсетке в поисках ключа. Тот никак не находился. И он подбородком вдавил звонок до предела, продолжая разыскивать чертов кусок металла, который так не вовремя куда-то запропастился.
Замок щелкнул одновременно с тем, как ключ оказался в его пальцах.
И на пороге выросла растерянная Юлька. Но растерянность ее быстро куда-то подевалась, едва она завидела отца. Бросилась ему на шею и воскликнула:
– Ну наконец-то!
– Это ты – наконец-то, – рассмеялся папа Малич, крепко обнимая свою младшую. – Откуда ты взялась? Еще ведь не каникулы!
– Ну вот так вышло, – развела руками Юля. – Приехала повидаться, а ты свалил. В итоге куковала тут с мачехой!
Малич кивнул и вошел в прихожую. Бросил сумку на пол и осмотрелся. Дом как дом. Вечно такой был и вечно будет. И в то же время неуловимо другой. Он даже чувствовал его немного другим. Таким, о каком и не мечтал... давно. Слишком давно.
– И как вы? – придав голосу строгости, поинтересовался он. – Поладили? Ты ее не обижала?
– Я ее?!
– Ну не она же!
– Обычно в нормальных сказках мачехи злые, а падчерицы – добрые, – возмутилась Юля.
– В сказках, может, и добрые. А тебя я всю жизнь знаю, – легонько щелкнул ее по аккуратному носику отец, а потом сделался серьезным и совсем другим тоном спросил: – Где Стеша?
– Ушла в театр, – так же серьезно сообщила дочь.
– Так рано?
– Сказала, ей еще заехать по пути надо куда-то. Сегодня же у нее там... спектакль... очень ответственный какой-то.
– Да, премьера, – кивнул отец, судорожно перебирая, куда Стефания могла собраться. И припоминал, что она как-то говорила, что перед премьерами у нее традиция – гоняет на скорости по объездной с утра пораньше, пока дороги не забиты. В Солнечногорске объездной не было. Значит, где-то за городом. Вот на тех самых колдобинах, на которых и связи-то нет. Твою ж мать!
– Но она приготовила нам завтрак, манную кашу сварила, на молоке, на комочки я еще не проверяла, – то ли пожаловалась, то ли успокоила его Юлька. – Прикинь, она готовит! С таким-то фасадом!
– С каким фасадом? – непонимающе моргнул Андрей, судорожно раздумывая, какая, к черту, манная каша?! Это хорошо или плохо?
– Она выглядит как женщина, которая в принципе не знает, где кухня, па! – ухмыльнулась мелкая.
– У нас не такая большая квартира, чтобы не найти кухню, – отрезал он. – Вы брифинг смотрели вчера?
– С генералом Перенчуком?
– Ясно. Смотрели.
– Ну, лично я два раза. А сколько Стефания – без понятия. В ванной просидела часа полтора.
– И?
– ... и вломить бы вам с Моджеевским!
– Юлька, за языком следи. Как Стеша?
– Дерьм... Плохо твоя Стеша, – принялась следить за языком Юлия Андреевна. – Вчера я ее за руль не пустила. А сегодня проснуться не успела, а она уже на ногах. И сбежала сразу, только сказала, что завтрак на столе. Я к столу – а там манка. Я терпеть не могу манку!
– Это не относится к общеизвестным фактам, – пробурчал Андрей Никитич, который и сам не особенно манную кашу жаловал. И уж об этом-то Стефания прекрасно знала!!! – Что еще?
– Кофе и бутерброды с маслом. В общем, не густо.
– Да я не про завтрак, я про Стешу!
– Ну... она у тебя дикая какая-то. В глазах слезы, а сама ржет. Еще и уверяет, что все в порядке. Па, а ты чего? Правда в секретной операции участвовал? Прямо с разведчиками?
– Юльк, потом. Я... мне надо бежать.
– Да куда бежать-то? Ты себя в зеркало видел? Не пугай людей, я тебя прошу!
В сущности, в словах Юльки был резон. Одного взгляда было достаточно, чтобы ужаснуться. Помятый, заросший, взлохмаченный. Под глазами круги от недосыпа. Потому с ее угрозой, что не выпустит отца из дома до тех пор, пока он не подстрижет бороду и не примет душ, Андрей вынужден был согласиться.
По пути в ванную попробовал набрать Стешу – вдруг она еще не на репетиции? Но та ожидаемо не взяла трубку. С досадой отшвырнул телефон подальше и заперся, приводя себя в порядок. Потом давился манной кашей, любовно приготовленной его Стефанией Яновной – ни одного комочка. И варил новый кофе, потому что сваренный Стешей Юлька уже выглушила.
В голове откровенно звенело.
Попробовал мессенджер.
«Стефания, я все объясню!»
«У тебя там просвет будет? Я приеду».
«Стеша, не ерунди».
Все три сообщения оставались непрочитанными еще в течение некоторого времени, пока он гипнотизировал экран и за которое осознал, что шутки кончились. Если они не поговорят сейчас, то она до ночи не выйдет на связь, а это его совсем не устраивает. И плевать ему на ее театральный распорядок. В конце концов, если она будет играть вечером в том настроении, про которое рассказывала Юлька, от этого точно никому лучше не станет.
В одиннадцать Андрей вывел заскучавшего японца из стойла и проспектом отправился в муздраму, исполненный намерения во что бы то ни стало увидеть свою Стефанию Адамову и немедленно изложить ей факты, которые она видела в искривленном зеркале средств массовой информации.
Он даже прошел мимо дородной тетки в очках по холлу к главной лестнице, однако путь ему довольно самонадеянно преградил охранник, важно сообщивший, что прямо сейчас идет генеральный прогон вечернего спектакля, и потому врываться в зал запрещено всем. Даже директору. А Андрей Никитич уж точно никак не директор.
– И что вы мне прикажете делать? – рассердился Малич, которого очень мало интересовали прогоны, хоть генеральные, хоть еще какие.
– Ждать, – пожал плечами «Михаил», как значилось на бейдже. – Может, их на обед хоть выпустят.
– Как в тюрьме, ей-богу! – ругнулся Андрей. – И где тут у вас можно... ждать?
– Лид! – позвал Михаил дородную тетку. Она шустро подхватилась с места и подскочила к ним. – Тут к Стефании Яновне.
– А вы ей кем? – поинтересовалась невзначай Лида.
– Мужем! – рявкнул Малич, моментально рассудив, что это вполне своевременно и более чем уместно.
И охранник, и тетка даже икнули от такой его решительности.
– Вы вообще брифинг по поводу Панкратова вчера смотрели? Мне срочно нужно с ней поговорить! – устало сообщил «муж», и эта информация сработала спусковым крючком. Через пять минут он оказался в Стешиной гримерной.
Маленькой, крохотной, метр на метр, но ничьей больше, только ее. Единственный стул, туалетный столик, зеркало, допотопный диванчик, кравший пространство даже и для одного шага. На стуле – ее сумочка. На вешалке – ее осенний плащ, который она стала носить, когда похолодало, и платье. Желтая лампочка в потолке немного мигала – проводка древняя, свет чудил. А еще на столешнице – небольшая ваза-аквариум с сухим оранжевым цветком внутри. Когда-то он был похож на ромашку. И пахло здесь Стешиными духами, парными к его. Он тогда сразу, вечность назад, не смекнул, пока однажды не перепутал флаконы уже в собственной ванной.
Андрей улыбнулся глупой и совершенно счастливой улыбкой, какой улыбаются только влюбленные идиоты, и медленно уселся на стул, чуть отодвинув сумку. Приготовился ждать столько, сколько придется. Раз уж в зал ему никак нельзя. Все равно она придет сюда. И уже никуда не денется.
Спустя еще почти целый час Стеша застала его спящим – прямо там, на стуле, уронившим голову на руки, сложенные на столе. Замерла на пороге. Улыбнулась. Глупой и совершенно счастливой улыбкой, какой улыбаются только влюбленные идиотки. И неспешно направилась к нему, присев рядом, на корточки. А потом осторожно коснулась его щеки рукой.
Андрей вздохнул и открыл глаза. Повел головой, разминая шею, и проснулся окончательно.
– Стеша! – выпалил он. – Привет! А меня к тебе не пустили. Пришлось тут…
И замолчал, разглядывая ее – загримированную и в бледно-лиловом платье Бланш. От глаз мелкой россыпью – наведены морщинки. Скорбные тени – у линии рта. И длинные накладные ресницы делали ее похожей на куклу. Ими она и хлопнула, почти коснувшись его черными щетинками.
– Привет, – тихо сказала Стеша своим собственным голосом, а не этой... с ресницами. – Выглядишь уставшим.
Он кивнул.
– Выспаться надо. Ты тут как?
– Провожу анализ того, что знаю о тебе и о себе. Скажи честно, все ты врал про сапожника. И мастерская – это прикрытие такое, да? А на самом деле ты шпион британской разведки. Как Джеймс Бонд.
– Ок, открою тебе страшную тайну, – усмехнулся Андрей.
– Сделай милость, уважь старушку.
– Я – маркиз Карабас!
– Обхохочешься, – шепнула она и уткнулась лбом в его рукав. Потом точно так же быстро отстранилась и глянула на ткань растерянными глазами, а затем выдохнула: – Кажется, я должна закатить тебе скандал, каких ты в жизни не видел, а мне смешно. Почему?
– Потому что скандалом ничего не решишь, – Малич взял в ладони ее лицо и негромко проговорил: – Все вышло совершенно случайно.
– Ты знал или не знал? – она пристально посмотрела в его глаза. Здесь, в неярком сиянии лампы, ей казалось, что в них она и тонет. Она с первого вечера в них тонула, когда он вернул ей свет, выдернул из темноты, вновь наделил способностью мечтать. И зная, что он ни за что не соврет ей теперь, она все же затаила дыхание. Потому что действительно оставалось самое трудное: поверить.
– Не о чем было знать, – быстро ответил Андрей. – Служба Романа нашла человека по имени, которое назвала ты. Никто не предполагал, чем обернется эта находка.
– А операция? Инсценировка? Вы правда были в Испании? – живо спросила Стеша.
– В Испании – были. Жаль, в стрип-клуб не попали.
– Чего?! Какой еще стрип-клуб? Ты сдурел?!
– Да вроде нет, – пожал он плечами, внимательно наблюдая за ее реакцией. И та ему определенно нравилась. То, как вспыхнули ее темные глаза, а потом сделались еще чернее. То, как растерянность на ее лице сменилась игривостью. То, как она, храбрясь, говорила:
– Я, конечно, помню нашу поездку в Заречье, но лететь в Испанию ради стриптизерш – это даже для тебя слишком, Андрюша!
– Так мы ж ради Гада этого летели, – рассмеялся он в ответ и прижался губами к ее губам. Стешины моментально шевельнулись ему навстречу, пуская в себя его, но так же быстро она отстранилась.
