Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)
Вчерашнее платье из серебристого шелка валялось на полу. Вчера ему досталось, бедному. Оно ужасно ей нравилось, куплено в местном бутике, а выглядело так, будто привезено из Парижа. Платье – в стиралку. Деликатный режим. Без отжима.
Потом на кухню – попробовать вымыть оставленную в раковине пару дней назад посуду. Но это решительно бесполезно. Прилипшее на стенки тарелок и приборов воде, губке и гелю легко не поддавалось. А это означало возню совсем не на пять минут. Сдавшись через полминуты, Стефания бросила это неразумное дело – может быть, отдохнув, доберется все-таки до посудомоечной машины и использует по назначению, а не как вспомогательную поверхность.
И вспомнила про чай. Можно сказать, случайно – взгляд упал на заварник.
Вздохнула и решила все же закипятить воду.
И в этом самом месте авторы вынуждены отметить отдельно, что вовсе не Стешин палец был направлен на кнопку электрочайника с целью его включения. Нет. Это перст судьбы вмешался в течение ее жизни и таким образом решил добавить ей еще хлопот. А может быть, дал последний и самый главный шанс, раз уж все предыдущие Стефания Яновна благополучно и очень талантливо профукала.
Сначала раздался щелчок. Потом погас свет. А после уже Стеша перепугано ойкнула, сообразив, что оказалась в практически кромешной тьме. И только лучи прожекторов по касательной освещают окна, благодаря чему она хоть немного способна ориентироваться.
Стефания ухватилась за столешницу, пытаясь удержаться на месте и собрать мысли в кучу, но вопреки собственной воле стремительно теряла самообладание.
– Дура! Это всего лишь отключили электричество! – выдохнула она, прежде чем стала медленно оседать на пол. Среди всех прочих проблем психологического характера, у Адамовой была еще и ярко выраженная никтофобия. В смысле боязнь темноты. И это то, с чем она жила всю свою жизнь. Не очень длинную, но и не так, чтобы короткую.
На висках и над верхней губой моментально проступили капельки пота, а сердце забилось с такой силой, что оно еле-еле удерживалось в ее грудной клетке. От одной мысли, что она останется здесь во тьме до самого утра, ей становилось дурно, но прекрасно зная реакции собственного мозга на подобные ситуации, она сцепила зубы и заставила себя выдохнуть через нос. Потом повторила то же самое ртом, предварительно втянув в себя побольше воздуха, и выдвинулась в прихожую, за сумкой, в которой был спасительный в эту минуту телефон. Путь в несколько метров представлялся ей сейчас очень долгим. По пути успела подумать, что раз светит прожектор, то значит, это явно не какая-то общая поломка, которую в любом случае починят. Больше не думала ни о чем.
Трубка лежала ровно там, где и предполагалось. Она включила фонарик, обнаружила, что заряд батареи – всего тринадцать процентов. И удивившись глухому звуку, вырвавшемуся откуда-то изнутри, из горла, набрала номер Марика.
– Говори! – довольно быстро раздался голос брата. Следом в трубку ворвался шум ветра и звуки улицы.
– Марк, у меня беда, мне нужна помощь! – трагично молвила она.
– И чего там у тебя приключилось?
– Что-то с электричеством!
– А конкретно? – настаивал Марк.
– Да откуда я знаю, что конкретно? Света нет! Темно! Приезжай, пожалуйста!
– Нигде нет?
– Марик, у меня нет... п-прожектор горит... ты помнишь, у меня прожектор...
– Да помню я твой прожектор, – проговорил он. – Успокойся, пожалуйста. Не так все страшно. Это скорее всего пробки у тебя выбило.
– Ты приедешь или нет?! – истерично взвизгнула она.
– Часа через три в лучшем случае, – вздохнул Марк. – У меня клиенты, едем в Лазурное. Но сейчас они, мать их, дышат воздухом над Карасевкой. Воздухом!!! Здесь!! Ты представляешь?!
Стеша не представляла. Она вообще слабо воспринимала, что он говорит, кроме того, что не приедет. Понимала только, что Марик болтает намеренно – чтобы отвлечь ее от накрывшей весь мир темноты. Глупо бояться темноты, когда ты взрослая тридцатипятилетняя женщина. Есть вещи куда страшнее – ей ли не знать!
– Это где завод? – медленно проговорила она, облизнув губы и надеясь, что голос звучит хоть немного спокойно.
– Не завод, а карьер, – усмехнулся брат, – но тебе точно до лампочки. Слушай, ты только не накручивай. Может, в аварийку позвони… пусть пришлют электрика.
– Я? Да... конечно... так и сделаю... работай, не буду отвлекать.
– Не сходи там с ума, – не зная, что еще можно сделать, кроме проговаривания бесполезных слов, сказал Марк. – Я приеду – наберу, слышишь? Или свали пока из дома. О! Поужинай где-нибудь.
– Я что-то придумаю, – слабо улыбнулась Стеша. – Не переживай. Пока!
– Блин, Стеха! Вот вечно ты… Пока, – попрощался и Марк. В трубке стало тихо, но она продолжала прижимать ее к уху, глядя прямо перед собой не мигающим взглядом. Вон там – светлая полоска от луча, уходящего в небо. И тысячи огоньков в окнах других домов. Она судорожно выдохнула и снова уставилась в телефон. Да. Вот вечно...
Кто там ее со вчерашнего дня очень сильно хотел? Олег? Ну ок.
Следующим она набрала его номер. В конце концов, его хата, пусть он и разбирается. Но протяжные гудки вызова резко сменились парой коротких. Сбросил. Он ее сбросил.
Теперь уже она не выдержала, всхлипнула. Наверняка жена рядом. Или дочка. Перед последней Олег какие-то минимальные приличия пока еще соблюдал, хотя и вопил, что готов вот прямо завтра развестись ради Стешиных прекрасных глаз. Стеша в это не очень верила, прекрасно понимая, какой он по сути балабол. Мужики – вообще в смысле баб придурки.
Она стиснула челюсти едва не до хруста, борясь с подступающей тошнотой. Наверное, Марик прав. Лучше всего будет выйти из квартиры и переждать, пока он не освободится. Освободится же! Рита как-то без него перебьется еще часок, пока брат сестру навестит.
Стефания медленно поднялась с пола, пытаясь хоть как-то отыскать глазами свой пиджак, и вдруг наткнулась на валявшийся на тумбочке блокнот, даже в темноте белевший своими глянцевыми страницами. В голове как-то сам собой всплыл утренний мужик. Может быть, это был результат паники, неизменно сопровождавшей ее в случаях, похожих на сегодняшний. Может быть, еще какая-то удивительная магия, сотворившаяся в момент включения чайника. Как вызвать аварийку – она соображала слабо. А вот подсветить телефоном записанный в блокнот уверенным мужским почерком номер хозяина Тойоты вышло совсем легко и естественно. И так же быстро, подрагивающими пальцами что-то наклацать на экране, одновременно с этим выскакивая в подъезд, где, слава богам, горел свет!
На этот раз ей снова повезло, звонок ее был принят. Даже довольно скоро для человека, который видит на экране лишь набор цифр незнакомого телефонной книге номера.
– Слушаю, – сдержанно раздалось в трубке.
– Здравствуйте! Это Стефания Адамова! – не давая себе отдышаться, затараторила Стеша, привалившись спиной к стене возле собственной входной двери. – Помните? Авария на проспекте, вы мне утром оставили контакт!
– О… – булькнул Малич, но сильно не растерялся, одновременно с тем откладывая в памяти имя. Точно! Стефания Яновна. – Здрасьте! Что-нибудь понадобилось?
– Вы... вы говорили, что если... то можно.
– Можно, – подтвердил он. – Чем могу?
– Свет отключился. Я чайник включила – а свет отключился.
– В смысле… Только у вас, что ли, отключился?
– Только у меня.
– Так пробки, наверное, выбило, – провозгласил Малич.
Стефании оставалось только шлепнуть себя ладонью по лбу в славноизвестном жесте с заморским названием фейспалм.
– Вы полагаете, я бы вам звонила, если бы знала, где они здесь? – устало проговорила она. – Я вообще думала, что новострой – гарантия от таких казусов.
– От казусов никаких гарантий не существует, – усмехнулся Андрей Никитич. – Ладно, сейчас буду. Спасу вас от апокалипсиса.
И уже минут через десять негромко зашуршал лифт, после чего раздалось несколько быстрых шагов и из-за угла вывернул Малич, чтобы наткнуться на топтавшуюся под собственной дверью фиалковую барышню.
– Вы чего в подъезде торчите? – удивленно спросил он.
Мгновение – она тупила. Но только мгновение, потому как эти десять минут на свету, хоть и почти что на улице, все же немного вернули ей равновесие.
– Вас жду! – деловито сообщила она, будто бы это само собой разумелось, но, судя по выражению лица, ждала – как последнюю надежду на спасение. – Вы как так быстро?
– Живу рядом, – отозвался он и огляделся, продолжая говорить: – Вы пока идите в квартиру. Где там у вас свет был включен… А я щиток гляну. По дороге соседа вашего встретил, он мне сказал, где у вас тут это счастье расположено.
И протопал куда-то дальше по коридору. А Стеша так и осталась стоять на месте, глядя ему вслед. Проводив его взглядом, как велено было, даже к двери шагнула, но войти обратно так и не рискнула. Только приоткрыла дверь в зияющее чернотой собственное жилище. Сейчас, когда паника немножко улеглась, она благоразумно рассудила, что если этот... рабовладелец таки починит ей электричество, то она и отсюда увидит, как на кухне зажжется свет.
Что тот и сделал, не успела она глазом моргнуть, слишком ярко осветив помещение после кромешной темноты.
– Ну что, – раздалось над ней, – горит?
– Горит, – выдохнула Стефания с облегчением. Хотелось глупо расплакаться. Но вряд ли это выглядело бы хоть сколько-нибудь нормально.
– Ну и прекрасно, – улыбнулся Андрей Никитич. – Вообще странно, что выбило. Автоматы добротные. Вы, если вдруг опять приключится, электрика пригласите. Пусть глянет.
– А у вас... у вас есть номер какого-нибудь электрика? Проверенного чтобы... – растерянно подняла она глаза на Малича и как-то странно, исподволь обратила внимание, что у него улыбка – кинозвезды так не умеют. По-доброму, открыто и будто бы ему не все равно.
– Что-нибудь придумаем, если понадобится. Но, может, обойдется… – он замолчал, задумчиво почесал висок и заговорил снова: – Да… Ну, в общем-то, все. Свет горит, а я пошел.
Стеша даже подобралась. Так по-идиотски все получалось. Почему у нее вечно все по-идиотски?
– Может, чаю? – зачем-то предложила она. Слишком быстро, чтобы это не выглядело попыткой его задержать, но и, вроде бы, вполне закономерно. Еще более по-детски вышло, когда она принялась пояснять: – Я как раз собиралась пить чай, когда рубануло.
– Чай? – переспросил Андрей Никитич и вопросительно воззрился на Стефанию. – Чай неплохо… – он снова расплылся в улыбке и заявил: – Но кофе лучше. Я люблю кофе.
– У меня есть кофе, – заверила она. – Я его даже неплохо варю. Вы проходите, да?
– Да! – переступая порог, сказал Малич. Точно так же переступила порог и Стеша. Захлопнула за обоими дверь, включила свет, чувствуя, какое это непередаваемое счастье, когда светло, и потому теперь, украдкой взглянув на блокнот, все еще валявшийся на тумбочке, чтобы подсмотреть там имя своего нечаянного спасителя, она постаралась как можно увереннее спросить:
– А вы... Андрей... черный пьете? Или со сливками? Сладкое едите? Боюсь, у меня, кроме конфет, и нет ничего. Ну, может быть, еще сыр, но не обещаю.
– Черный, – ответил он, разуваясь. – И можно без конфет и сыра.
– Так не интересно, – рассмеялась Стеша, а потом подумала, что, наверное, стоит вручить ему тапки. Но для гостей купить она не удосужилась. Олег шлялся по квартире в обуви. Марику и в носках было нормально. Наверное, потому и смеялась, чтобы скрыть собственную неловкость. Ни ужина, ни тапок.
– А давайте я сварю кофе, вам и себе, так будет интереснее? – вскинув брови, предложил Малич. И уверенно шлепал босиком по светлому ламинату за хозяйкой.
– Это я вас из дома выдернула, мне и варить, – хмыкнула Стеша. – Присаживайтесь, – она указала на высокий барный стул у стойки, а сама проследовала к плите. Джезва стояла рядом. К счастью, чистая, в отличие от посуды, все еще выгруженной в мойку грязным клеймом на ее звездном облике. Все же хорошо, что с утра она так опаздывала, что не успела испачкать еще и ее.
Стефания набрала воды, включила плиту и достала банку с молотым кофе. Потом подумала и сунулась к бару, вынула оттуда бутылку любимого Олежиного вискаря и очаровательно улыбнулась:
– М-м?
– Вместо сыра?
– Просто так. Еще был ром. Могу... в кофе, – в конце реплики она почему-то стушевалась. Сюрреализм какой-то.
– Нет, не надо. Спасибо, – отказался Андрей Никитич, следя за ней глазами. За тем, как она перемещается по кухне, берет те или иные предметы, оглядывается на него. Его место оказалось очень удобным для такого наблюдения. И подперев голову рукой, он неожиданно выдал: – У вас имя необычное. Редкое.
– А это в честь бабушки, – перед Маличем начал расти натюрморт из тарелки с несколькими видами сыра, коробки шоколадных конфет, сахарницы и каких-то экзотических фруктов, названия которых никто нормальный не держит в голове. – Она у нас чешка была, Штефание. Переделали в Степаниду. А потом еще и на меня навесили. Очень сложно?
– Ну-у-у… – протянул он и рассмеялся: – Не то чтобы очень. Но на афише, наверное, смотрится красиво.
– Вы в курсе моей профессии?
– Город маленький. Ищешь одно, а узнаешь все скопом.
– И что я приезжая – знаете?
– Совсем-совсем приезжая? – проговорил Малич и зашуршал фантиком, разворачивая конфету. – И давно приехали?
– Полтора года. У меня здесь брат давно, – на плите зашептал кофе, и Стеша метнулась к нему. Успела снять, разлила по чашкам. Чашки были красивые, наверняка дизайнерские. Обе тоже перекочевали на стойку. Одна возле Андрея Никитича, вторая – возле Стефании. – Я решила, что это хорошая идея, поселиться у моря.
Но с морем ее отношения не задались. В какой-то момент плевать ей стало на море за окном.
– Море – это всегда хорошая идея, – согласился Малич, отхлебнул горячий напиток и довольно кивнул. – Вкусно. Я люблю море.
– Вы-то здесь всю жизнь, надо думать, – улыбнулась она. – А честно – внимание на него хоть обращаете?
– Я здесь всегда. И очень обращаю. Практически каждый день.
– Тогда у вас на это есть время. И в таком случае я вам даже немного завидую, – Стеша тоже отпила из чашки и подперла голову кулачком, с тоской взглянув на шоколад. – Вы машину-то забрали?
– Забрал, – Андрей Никитич взял еще одну конфету, отпил кофе и так же подпер голову кулаком. – Даже к умельцам отогнал.
– Чеки сохраните, чтобы потом этот мудак... ну вы поняли.
Он кивнул и некоторое время молча рассматривал ее лицо с яркими и запоминающимися чертами. А потом резко допил оставшееся в чашке и поднялся.
– Ну мне пора. Если что – звоните.
Стеша от его резвости чуть не подпрыгнула на стуле. Но тоже встала.
– Уже поздно, – констатировала она очевидное. – Спасибо, что не бросили в беде... бедную женщину.
– Да как-то не привык, – усмехнулся Малич.
– А номер... номер электрика поищете? На всякий случай, – разумеется, это было похоже на повод для продолжения знакомства, но Стефания ничего не могла с собой поделать. Чувствовать себя беспомощной было невыносимо. Она ни в одной сфере своей жизни больше не допускала беспомощности.
– Поищу, – пообещал Андрей Никитич. Вышло даже торжественно. И, пожелав Стефании хорошего вечера, отправился восвояси. Она снова закрыла за ним дверь. Потом вернулась на кухню и некоторое время постояла, глядя на немытые чашки. Вернее, не так. Глядя на его чашку. Этот день с него начался и им же закончился. Никакой не рабовладелец. Дядька как дядька. Даже симпатичный – к вечеру то ли он похорошел, то ли его подвиг в ее глазах добавил ему привлекательности.
Стефания рассмеялась в кулачок, сама себе, и пошла проверять, как там ее платье в стиральной машине. То все еще стиралось. На часах было почти одиннадцать, а она практически не спала прошлой ночью. И правда, надо как-то уже прекращать пыжиться. Слишком она для такого старая. С этой мыслью Стеша поднялась к себе на этаж, где бо́льшую часть пространства занимала кровать. Включила подсветку в изголовье, переоделась в ночную сорочку и отправилась под одеяло со здравой мыслью, что сон – хорошее лекарство от хандры, а платье она и завтра отправит на сушилку.
С тем и засыпала, чтобы всполошил ее в очередной раз заоравший внизу телефон. «Панкратов раздуплился», – подумала она и злорадно улыбнулась. После чего вынула из-под подушки беруши и немедленно воспользовалась ими по назначению, прекрасно представляя себе, как Олег примчится с утра устраивать разборки. Или трахаться – смотря насколько будет зол.
[1] Цитата из пьесы «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса (1947)
[2] Цитата из пьесы «Трамвай «Желание» Теннесси Уильямса (1947)
Олег Станиславович был очень зол
* * *
Олег Станиславович был очень зол. Прямо с утра и был. То и дело поглядывал на часы, потом утыкался в телефон, непроизвольными нервными движениями поправлял пуговицу бледно-голубой рубашки, делал глоток чаю и начинал сначала. Стефания не перезванивала больше. Вечером позвонила, а теперь выдерживала характер. Он тоже пока набрать ее не мог. Только набил в мессенджер: «Что ты хотела», – и сидел ждал ответа. А ни ответа, ни привета. Бред какой-то. Эти кошки-мышки его подбешивали, и не сделать ничего.
Панкратов морщился. Сорвался на домработницу, накрывавшую на стол – блины, дескать, горят у нее. А на жену, сидевшую напротив, смотреть избегал. Лучше не будить лихо, пока оно тихо.
Но лихо и само не спало. И сдержанные метания господина Панкратова были прерваны негромким, но уверенным в собственной правоте голосом:
– Ты должен устроить Уленьку в подходящий колледж в Лондоне.
Олег Станиславович едва не захлебнулся только что сделанным очередным глотком и уставился на дражайшую свою супругу.
– В какой еще колледж в Лондоне? – счел необходимым поинтересоваться он. – И что значит – устроить?
– Не надо делать вид, что ты не понимаешь, – веско проговорила Лилианна Панкратова. – Играй роль недоумка в другом месте. Неужели так сложно озаботиться судьбой дочери?
– А при чем тут судьба дочери? – ухмыльнулся Олег Станиславович. – Я прекрасно знаю, чем на самом деле ты предлагаешь мне тут озаботиться. Или она не ела тебе мозг Богданом Моджеевским весь год?
– И? – повела его законная вторая половина бровью, которой татуаж придал самую идеальную форму.
– А то, что сей славный отрок в этом году валит в Великобританию. Дай угадаю, колледж наша умничка хочет тот же самый?
– Наша дочь хочет учиться! Неужели это плохо? Или ты решил подвергнуть сомнению качество английского образования?
– Наша дочь хочет трахаться с Богданом Моджеевским подальше от моих и твоих глаз, и чтобы ей за это ничего не было! – рявкнул Панкратов. – И потом, я прекрасно знаю, что такое «устроить в колледж» в ее случае! Качество английского образования, может быть, и неплохо, а качество Улькиных знаний – сильно не по ГОСТу!
– Ты вообще соображаешь, что ты говоришь? – вспылила Лилианна. – Кем ты считаешь Уленьку? Как ты так можешь?
– А ты себя в ее годы вспомни! – громыхнул Олег Станиславович. – Улька влюбилась, ты думаешь, у нее учеба в голове? А Богдан– тот еще прохвост! Я не хочу, чтобы из-за того, что она не в состоянии удержать трусы на месте, у меня с его отцом бизнес развалился!
– Уж кто бы рассуждал о трусах! – окончательно взвилась жена. – Ты иногда их даже обратно надеть забываешь, чтобы в следующий раз не удерживать!
Панкратов лишь усмехнулся и взял со стола салфетку, чтобы отереть пухлые губы, отдаленно напоминающие два вареника. Обычно он не был склонен пасовать. Но и скандалить с дражайшей супругой не любил. Именно потому и не взял вчера трубку, когда звонила Стефания. Грымза была рядом. Но раз уж сама завела разговор...
– Ну вот мы и подошли к той теме, с которой тебе не терпелось начать, – заявил он и крикнул в сторону кухни: – Зинаида Александровна, будьте любезны еще чаю!
– А тебе по жизни не терпится кончить! – слетел с Лилианны весь ее лоск. – И похрену где, с кем и как!
– Ну почему же похрену? – поинтересовался Панкратов, пока еще сдерживаясь. – Тот факт, что не с тобой, говорит о моей исключительной разборчивости.
– Сейчас можно стать и разборчивым, – зло выдохнула жена. – Папы больше нет, и деньги его давно перетекли в твой карман. Десять лет назад ты себе такого не позволял!
– А какая разница, что было десять лет назад?! – заорал Олег, очень и очень не любивший, когда она начинала припоминать ему роль ее батюшки в его карьере. – Ты на себя сегодня посмотри! Старая, жирная тетка! До тебя дотронуться противно!
Госпожа Панкратова разразилась громким смехом. Потом отпила из стакана воды, чтобы успокоиться, и все еще посмеиваясь, проговорила:
– Ты сам на себя когда последний раз в зеркало смотрел? Ален Делон выискался!
– Мою женщину – устраивает.
– Твое бабло – ее устраивает.
И Панкратов вскочил со стула, зло сверкая глазами. От резкого движения какие-то приборы под его руками посыпались на пол, это завело Олега Станиславовича еще больше. И в итоге на всю их квартиру зазвучал Панкратовский грозный ор:
– Что бы ее ни устраивало, это не твое дело! Твое дело молчать и прилично вести себя в обществе, но ты даже с этим не справляешься! Улькой решила озаботиться? Улькой?! Да Улька в прошлом году аборт от одноклассника сделала, мы тебе говорить не хотели! Ты же в это время в Греции зажигала, пока мы с ребенком по больницам... Ты знаешь, что я с тобой только из-за Ульяны до сих пор не развелся? Только из-за этой мелкой идиотки! У нее психика, мать ее, подвижная, поняла? Мне это психолог на пальцах объяснял! А что? – Панкратов побагровел и отлепился от стола. – Это идея, кстати! И правда сбагрить ее в Лондон и развязать себе руки! Как только она уйдет из дома, я с тобой разойдусь, поняла? В тот же день!
– Ну попробуй! – прошипела в ответ Лилианна.
– Легко! Так что, можешь собирать свои пожитки, поняла?
– Ты сначала разведись, а потом о пожитках рассуждай.
– Ну ты и дура! – Панкратов громыхнул стулом, за спинку которого схватился, отчего задрожали стекла, и проорал в сторону кухни: – Зина, чай вылей на тупую голову своей хозяйки!
И с этими словами вылетел из столовой, завтрак в которой, мягко выражаясь, не задался.
Не задалось в последнее время многое. Улька и правда вынесла весь мозг Богданом Моджеевским. Его папаша не особенно вникал в финпредложение, которое Панкратов выслал ему лично. У него-де другие проекты теперь в разработке. И под занавес Олегов партнер собрался выходить из дела и забирать свою долю. Пока об этом на совете акционеров никто не объявлял, но разведка донесла.
«Только через мой труп!» – рявкнул Панкратов. И придумал начать топить наглеца и предателя. Вот только Моджеевский в такие игры тоже больше не играл и даже обсуждать отказывался. А как хозяин города скажет, так и будет.
«Вы с Гошей триста лет дру́жите», – постановил тогда Роман Романович, а это был явный месседж для обоих: дружи́те еще триста.
А тот факт, что сам Гоша его завтра грохнет при желании и Моджеевского не спросит, мало кого волновал.
Словом, в жизни Олега Панкратова наступала темная полоса, и даже любовница слетела с катушек, капризничая, не отвечая на звонки, напиваясь в неподходящий момент и постоянно чего-то от него требуя. Была б какая другая баба, Олег Станиславович уже бы отправил подальше в любой Мухосранск на карте прекрасной Родины. Но в эту – угораздило влюбиться. Держала его эта стерва неслабо. Вот и сегодня, вместо того, чтобы ехать на работу, забил на все и помчался узнавать, какого хрена она его игнорирует. Причем находясь в квартире, в которой именно он ее поселил!
Однако в то же самое время Стефания вовсе не думала об игноре. Она только глаза продрала, наконец выспавшись и почувствовав себя белым человеком – не высыпалась уже... со сном была напряженка. И накануне не должна была при всей совокупности своих проблем – обычно после приключений с выключенным светом она еще несколько часов прийти в себя не могла. А тут... Отрубилась мгновенно, едва стало тихо.
В итоге явление господина Панкратова подняло ее из постели. Как схожи были вчерашний и сегодняшний подъем. И как при этом отличались! В конце концов, звонок в дверь она услышала только потому, что успела вытащить беруши.
А когда открывала, даже успела пару раз провести пятерней по волосам. И еще совершенно точно знала, что лицо ее нынче в полном порядке.
– Тебе не кажется, дорогая, что ты совсем оборзела? – рявкнул Олег с порога.
Стефания хлопнула ресницами, но не растерялась и развела руками:
– Да вроде, все как обычно, милый. Завтракать будешь?
– Где тут обычное? В твоем игноре? Или в твоих капризах? Или, может быть, в твоем пьянстве?
Ясно. Мальчик совсем не в духе. Когда мальчик оказывался не в духе, то начинал ее воспитывать.
– Какой грозный, – проворковала Стефания и взяла его за рукав, втягивая в квартиру, а потом встала на цыпочки и мягко поцеловала куда-то между щекой и воротником рубашки. Назвать это место шеей как-то не получалось. Не было у Панкратова шеи.
Он в ответ дернулся, сам перехватил ее руку и потащил за собой в кухню. Толкнул на диван и навис над ней всей своей далеко не модельной тушей.
– Ну что? – желчно выдохнул он ей в лицо. – Трезвая? Голова не болит? Месячные там…
– У меня все прекрасно, Олежа! Спасибо за беспокойство, – оскалилась Стефания, глядя на него снизу вверх и приподняв брови, а потом надула губки и выдала практически ва-банк: – Я вчера тебе звонила, а ты... наверное, был очень занят, да?
– Так и я тебе звонил, – запыхтел он, стаскивая с себя пиджак. – Ты чем занята была?
– Милый, я работаю, – рассмеялась негромко Стеша, приподнялась с диванчика и провела ладошкой по его груди. – У меня была репетиция. Весь чертов день. Потом я пришла домой. Пешком. Пешком, Олежа! Через весь город! И у меня вырубился свет, пришлось вызывать... электрика. Но я же все равно тебе позвонила. Не ворчи, хорошо?
Он и не ворчал. Молча развернул Стефанию спиной, снова толкнул ее вперед и быстро, не давая ей возможности дернуться, пристроился сзади. Впрочем, злость, которую Панкратов копил второй день, увеличила привычное количество общеизвестных движений. И несколько минут спустя, заправляя в брюки рубашку, он распорядился:
– Завтрак давай.
Ей оставалось только сбегать в ванную, чтобы хоть немного устранить влажные и липкие последствия так называемого акта любви, позвонить в кофейню внизу, где обычно заказывала что-нибудь для Олега, когда он одаривал ее своим присутствием по утрам. А потом варить ему кофе. И еще проделывать все это глядя на него совершенно влюбленными глазами, как если бы... Как если бы, словом. То самое «если бы», которого у нее с Панкратовым никогда не случалось. Да и вообще давным-давно не случалось.
В мужчине, как известно, полезно поддерживать уверенность в том, что он реально мужик. Секс-гигант, мать его. И Стефания с этой задачей успешно справлялась, недаром актерский хлеб ест. Ну или вернее, нюхает. Хлеб – зло.
Поставив перед ним чашку ароматного напитка и тарелку... со вчерашним сыром, она радостно устроилась у Панкратова на коленях, обхватила его плечи и потерлась носом о висок. Ластилась исключительно по-кошачьи, намекая на продолжение. Насколько он подобрел – еще следовало выяснить.
– Может быть, прогуляешь сегодня работу? – муркнула Стефания ему на ухо, рассчитывая на то, что он обязательно откажется. Должен отказаться. Среди недели – всегда отказывается.
– С какой радости? – хмыкнул Олег, с аппетитом уплетая сыр.
– С такой, что я соскучилась.
– Соскучилась – это хорошо. Тебе и положено скучать.
– При моей жажде деятельности? Не уверена, – фыркнула она и снова поцеловала его щеку. – Олеж, ты же знаешь, что я только с тобой смирная.
– Ты льстишь себе, дорогуша, – расхохотался Панкратов. – Смирная! Скрутить бы тебя в бараний рог, да люблю, стерву!
– Я тебя тоже, милый, – в тон ему рассмеялась Стефания и пробежала пальцами по его плечу. – Хоть ты на меня и забиваешь.
– Ну ты точно оборзела! – рыкнул он, но уже скорее для проформы, авансом. – С кого бы ты еще столько имела.
– А забо-о-ота? – нежно протянула она. – Вот о своей семье ты заботишься! Вряд ли твоя жена решает вопросы с разбитыми машинками. А мой бедный, бедный, – «клоп» – раздалось в ее голове, и Стефания украдкой ею тряхнула, – автомобильчик с двух сторон подмят, и этот придурок еще... весь мозг вынес... не хочет идти на мировую, а я ждать не могу! Я безлошадная! Ну ты же мог бы все это как-то решить, Олеж!
– Вот я еще хренью этой не занимался. Менты ж были? Протокол есть. Суд будет. К страховикам сунься, – Панкратов откинулся на спинку стула и запустил руку под полы Стешиного халата. – Ну что я тебе объясняю? Сама разберешься, не маленькая.
Нет, Стеша была не маленькая. Годочков по паспорту даже больше, чем ей самой бы хотелось. Но несмотря на все доводы рассудка, который говорил ей, что сейчас лучше бы промолчать, она едва слышно фыркнула, шлепнула Олега по ладони и соскользнула с его колен на диван.
– А что ты там чесал, что с женой разводишься? – ехидно поинтересовалась она. – Или тоже недосуг?
– Развожусь, – уверенно подтвердил он и развернулся на стуле всем телом к Стефании. – Но сначала надо с финансами разобраться. Ты ж небось в шалаше жить не мечтаешь?
– Мне с тобой везде рай, – заверила она и тут же выдала следующую полную безумной отваги идею: – Тогда поехали со мной в Приморский в пятницу.
Панкратов даже крякнул от мнимого восторга.
– Я похож на фаната-малолетку, чтобы таскаться с тобой по всем окрестным соплемойкам?
– Да разве я тебя прошу на спектакль приходить? Мне доехать на чем-то надо! – развела она руками. – Моя крошка в ремонте, когда починят – теперь большой вопрос. А так мы могли бы побыть вдвоем и подальше от города... Нет, не хочешь – не надо, поеду с Артурчиком. Малыш давно-о-о напрашивается.
– Твой Артурчик – идиот.
– Мой Артурчик – рыцарь, – возразила она. – В отличие от некоторых. А там, как знать... он жутко милый. И мы с ним вчера изнасилование Бланш репетировали, он меня прямо поразил своим... неистовством.
– Ладно, – отмахнулся Панкратов. – Машину пришлю с водителем.
– Уже лучше! Кстати, ночуем мы там, спектакль поздно закончится, потому приеду только в субботу. Так что, можешь уделить время жене, – в очередной раз съехидничала она, и в этот момент в дверь позвонили: – А вот и завтрак!
– Я б мамонта сейчас сожрал, – расхохотался Панкратов, проигнорировав ее замечание о жене. Как бы ни желал он с той развестись, и что бы ни говорил обеим своим женщинам, а просто так этого не сделаешь. Слишком запутано все в главном. Деньги! Все его активы за долгие годы банкирства, естественно, были распределены по всем членам семьи. И жена это знает, потому и чувствует свою неуязвимость. Кроме того, еще большой вопрос, какие бумаги или факты ее драгоценный папаша мог оставить любимой дочурке в качестве наследства. В общем, некогда ему, банкиру Панкратову, по побережью разъезжать, ему думу крепкую думать надо! Ну и Стешку трахать, чтобы мозг ясным оставался.
