Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
Оттенки черного перца, бергамота и замши
* * *
Одно движение указательного пальца, вдавливающее кнопку распылителя, и ощутимое кожей облако духов коснулось Стешиного запястья, наполняя комнату ароматом табака, ванили и мускуса. Вторым движением – она вернула крышечку на место, а сам флакон на полочку, рядом с таким же – Андрея. А потом позволила себе мелкое хулиганство: брызнула на другое запястье парфюмом господина Малича и повела носом. Добавились оттенки черного перца, бергамота и замши.
Идеальное сочетание.
И-де-аль-но-е.
В это идеальное утро она подхватила свою идеальную сумочку и тряхнула идеальной гривой, после чего выпорхнула на лестничный пролет, захлопнув за собой входную дверь с идеальной цифрой «11» в обозначении номера. И быстро сбежала вниз, жизнерадостно отбивая своеобразную дробь каблучками маленьких туфель. К слову, размер у нее был почти Золушкин – тридцать пятый. Тоже идеальный.
Ее клопа Андрей уже отогнал со двора на улицу, что сэкономило ей драгоценные минутки дома за кофе. Сам же – умчался ни свет, ни заря в свою мастерскую, оставив Стефанию Яновну один на один с риторическим вопросом: кому в такую рань могут понадобиться услуги сапожника? А еще с неожиданным осознанием важного факта: о ней заботятся. Андрей о ней заботится, ненавязчиво и естественно, как ни разу никто до него. Это было заметно в мелочах, а значит, в главном: в появившемся ночнике в спальне, в вечерней прогулке, чтобы нагулять ей аппетит, да даже в том, что прямо сейчас Мини Купер уже ждет ее за воротами, и не надо возиться, чтобы вывести его со двора. И это наполняло саму Стефанию Яновну желанием ответной заботы, которая, невостребованная, когда-то давно была отброшена ею как проявление никому не нужного альтруизма. И если забота – это хотя бы героически встать пораньше, пока Андрей плавает, и сварить ему кофе к возвращению, то на такой подвиг она вполне способна, даже если всегда считала себя совой.
Городок встречал ее деловитой возней – дорожники приступили к мытью улиц, отчего в мир Стешиных запахов проник еще и аромат свежести, немного похожий на дождь, на весну и на все на свете хорошее. А это добавляло уверенности, что все идет так, как надо, ведь иначе у́тра ее не радовали бы, как не радовали годами прежде.
До последней пары недель, когда все шло и-де-аль-но.
Она вернулась к работе и вот уже третий день являлась в театр без опозданий. Жильцов такому повороту событий надивиться не мог, поскольку пунктуальность никогда не была Стешиным коньком. В остальном же ничего не изменилось, если не считать того, что к третьему месяцу лета все вокруг подходили в полной гармонии и даже, вроде бы, стали несколько симпатичнее – Юхимович, например. Или это Стефании так казалось в свете того, что происходило в ее жизни. Она напрочь разучилась ждать подвоха и наконец выбралась из того угла, в который загоняли ее обстоятельства. И улыбка была теперь настоящей, а не ради отпугивания тех, кто может обидеть.
На набережной группка пенсионеров с палками в руках занималась скандинавской ходьбой. Чем не повод улыбнуться? Она и улыбалась, захлопывая машину перед зданием театра и поднимаясь по ступенькам ко входу.
Потом работала, весьма оживленно, даже с огоньком, а после обеда в планы входила пошивочная мастерская, где зачем-то потребовалась дополнительная примерка. Об этом ей сообщили еще с утра, и теперь она прикидывала, как быстро удастся улизнуть домой.
До-мой.
Домой!
Шевеление воздуха в зале от открытой двери вряд ли могло предвещать беду. Тем не менее, пахну́ло сквозняком. Стеша, стоявшая на сцене, не реагировала, продолжая говорить со «Стеллой», но, когда Жильцов остановил репетицию взмахом руки, все же повернула голову.
Возле главрежа торчала директорская секретарша и с нескрываемым любопытством разглядывала ее. Настолько навязчиво, что Стефании захотелось бы надеть капюшон на голову, будь он у нее.
– Адамова, живо к Юхимовичу! – проговорил Аркаша.
– Вызывает?
– Срочно! И пусть потрудится дать весомое объяснение, почему прерывает.
– Мне? – хохотнула Стешка.
– Ну тебя же видеть хотят.
– Тина, передайте, что я сейчас подойду! – прозвучало довольно звонко, и Стеша разве что не вприпрыжку удалилась со сцены, а еще через десять минут входила в директорскую приемную и толкала дверь в святая святых.
Юхимович стоял, напряженно сунув руки в карманы брюк у графина с водой. В кресле напротив его директорского, спиной ко входу, сидел посетитель. Оба на звук открываемой двери обернулись. Посетителя Стеша не знала, да и разглядеть не успела, едва Юхимович, будто бы сдувшись, как воздушный шар, без приветствия выдал:
– Стефания Яновна, с вами хотят поговорить. Вот… из органов вами интересуются… подполковник Трофимцев Валерий Николаевич…
Стеша медленно кивнула, пытаясь осознать полученную информацию о том, что кто-то там… ею интересуется… и откуда! А потом перевела взгляд с растерянного Юхимовича, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, на этого… который подполковник. Тот поднялся, приветствуя даму, и с самым серьезным видом кивнул.
– Добрый день, Стефания Яновна.
– Здравствуйте… и… и в чем же интерес?.. Автограф попросить? – широко улыбнулась она.
– Я, пожалуй, оставлю вас! – оживился директор театра, сообразив под пристальным взглядом Трофимцева, что он тут лишний. И когда за ним тихонько затворилась дверь, Стеша все еще продолжала улыбаться.
Трофимцев проводил хозяина кабинета взглядом и потом только воззрился на Адамову. Некоторое время молча изучал ее, прежде чем промолвить суровым, но человеческим голосом:
– Да вы проходите, присаживайтесь, Стефания Яновна. В ногах правды нет, как говорят, а мне именно правда и нужна. Да и в ваших интересах ничего не скрывать.
– Спасибо за разрешение, – ответила Стеша, сделала несколько шагов по кабинету и уселась на маленьком диванчике в углу, после чего еще раз глянула на подполковника, на котором вовсе не было никаких опознавательных знаков, что он именно подполковник, а не разыгрывает из себя бог весть что, и немного кокетливо проворковала: – А почему у меня дурацкое ощущение, что вы пришли меня арестовывать?
– Пока я пришел побеседовать, – не поддаваясь на ее тон, уточнил представитель доблестных органов. – Побеседовать о Панкратове Олеге Станиславовиче. Вам такой известен?
Стеша на мгновение зависла, пытаясь сообразить, какое отношение Олег может иметь к правоохранителям. Вроде бы, у него была какая-то финансовая проверка последнее время, но чтоб вот прямо полиция за него взялась? Бред.
Наконец она утвердительно кивнула, решив, что ломаться определенно будет излишним, и проговорила:
– Да, известен. Генеральный директор «ББ». Простите, «Б-Банка».
– И как хорошо он вам известен?
– Достаточно, чтобы утверждать, что его любимый цвет для галстуков – зеленый, а завтраки он предпочитает плотные. Мы встречались больше года. Несколько недель назад расстались. Могу я полюбопытствовать, чем вызван ваш интерес, товарищ подполковник?
Вместо ответа Стефания получила новый вопрос:
– Почему вы расстались?
– Не сошлись характерами, ожидания не совпали с реальностью, разлюбили... Вам какая причина больше нравится? Олег Станиславович женат, вы должны быть в курсе.
Подполковник долго рассматривал Стешу тяжелым взглядом, будто хотел припечатать к дивану, на котором она сидела. И потом так же тяжеловесно, медленно проговорил:
– Я бы посоветовал вам, Стефания Яновна, самой определить причину. И определить ее точно. От этого будет очень многое зависеть в нашей дальнейшей с вами беседе.
На последнем слове, Трофимцев сделал ударение.
Она сама словно бы почувствовала этот удар, и ей еще сильнее захотелось спрятаться, спрятать каждую свою эмоцию и каждое прорывавшееся наружу чувство. Или даже предчувствие. Странное, не поддающееся логике и контролю предчувствие чего-то непоправимого. Адамова медленно перевела дыхание, отмечая, что в горле пересохло. И проговорила, тщательно удерживая свой голос от истерических ноток:
– Я ушла к другому мужчине. Вернее, на тот момент... на тот момент я ушла, потому что не люблю Панкратова, но так вышло, что к другому... может быть, вы все-таки скажете мне, что случилось? Это немного... давит. Неизвестность.
– О том, что случилось, твердят во всех новостях. Вы же пытаетесь меня убедить, что не знаете. Это недальновидно, Стефания Яновна.
– Но я действительно не знаю... У нас нет телевизора, газеты я не читаю, а в интернете дальше Инстаграма не бываю – у меня нет на это времени. Что произошло?
– Ну допустим, – кивнул подполковник Трофимцев. – Три дня назад яхта, на которой путешествовал господин Панкратов по Средиземному морю, взорвалась. Наиболее вероятно, что взрыв не был случайностью. Какие вас связывали взаимоотношения с Олегом Станиславовичем до вашего якобы разрыва?
Стеша хотела было буркнуть, какие отношения бывают между любовниками, даже рот раскрыла, но неожиданно кровь прилила к лицу такой бурной волной, что рука дернулась вверх, коснулась щеки, оставляя по себе единственный вопрос: это пальцы такие ледяные или лицо так сильно пылает?
– Что с Олегом? – придушенно спросила Стефания.
– Ищут, – бесстрастно ответил Трофимцев. – Но местная полиция все больше склонна считать, что господин Панкратов погиб.
– О господи...
– Вы так и не ответили на мой вопрос.
– К-какой вопрос?
– Какие у вас были взаимоотношения, – терпеливо напомнил эмвэдешник.
– Половые, – пробормотала Стефания и встала с дивана, в два шага пересекла помещение и теперь оказалась на том самом месте, на котором застала Юхимовича, когда вошла. У графина с водой. Стекло в ее руках подрагивало. Носик о стакан. Но пить хотелось нестерпимо, и плевать ей было на мента.
– Значит, вы знали о том, что Панкратов женат… – будто бы сквозь вату. Или не к ней, мимо нее. Бред какой-то.
Наконец вода коснулась горла, не успокаивая, но хоть немного остужая. Повезло, что холодная в такую жару.
– Знала. Меня это мало интересовало.
– А у нас имеются сведения, что вы планировали выйти за него замуж.
– Это всеобщее заблуждение, иначе я бы не ушла.
– Вы могли уйти, когда поняли, что развод не входит в планы Олега Станиславовича. И затаить на него обиду.
– Я ушла, потому что наши отношения себя изжили, – резковато отрезала Стеша. – Мы расстались... нормально. Не друзьями, но и не врагами. И я не понимаю, зачем вам может быть нужна эта информация.
– Нам нужна любая информация, – резко отрезал Трофимцев. – Опишите поточнее, что значит «не друзьями».
– Олег Станиславович пригрозил мне, что я могу потерять работу в театре. Но он... довольно отходчив, и такие вещи я никогда не воспринимаю всерьез. Моя профессиональная репутация от его обиды на мой уход не зависит.
– И кроме того, вы остались без солидного содержания, – как бы между прочим заметил подполковник, не спуская со Стефании внимательного взгляда. Его-то она и не выдержала, этого взгляда. Эмоции, которые Стеша все еще пыталась держать под контролем, вылезли наружу в один момент. Она резанула по нему своими острыми черными глазищами и хохотнула:
– Вы что же? Считаете, что заблокированная кредитка – повод грохнуть бывшего?
– Поводом может стать все что угодно, Стефания Яновна. А у вас их… – Трофимцев сделал паузу и веско договорил: – У вас их, согласно имеющимся у нас свидетельским показаниям, больше, чем один.
– Что? Вы серьезно?
– А вы полагаете, что полиция – это клуб веселых и находчивых?
Стеша едва не подавилась брошенными ей с насмешкой словами и почувствовала, как подкашиваются ноги. Однако падать на пол перед этим Цербером закона было бы слишком унизительно. Она оперлась руками о столешницу и прошептала:
– Значит, я... как это у вас... подозреваемая? Меня арестуют?
– Это решать не мне. Завтра вам нужно будет явиться в отделение. Составим протокол. Советую вам хорошенько подумать, в ваших обстоятельствах важна любая мелочь.
– Завтра? – не в силах поверить, Стефания мотнула головой, все еще продолжая упрямиться. – Но на каком основании? Какие у вас доказательства? Я постоянно находилась в Солнечногорске, никуда не выезжала, тому есть множество свидетелей. Да и в Италии была лет десять назад!
– Завтра, – подтвердил Трофимцев. – И лучше в первой половине дня.
– Чушь!
– Стефания Яновна, – Трофимцев поднялся, оказавшись довольно приземистым мужичком. Этаким Гимли-переростком, – постарайтесь оставить эмоции для сцены. Так вы сэкономите и свое, и наше время.
– Мне... мне нужен адвокат, да? – растерянно спросила Стеша.
– А вы хорошо нахватались от господина Панкратова, – усмехнулся этот страж криминального производства. – Прежде всего, вам нужна хорошая память и честность. До завтра, Стефания Яновна.
Трофимцев твердым, уверенным шагом пересек кабинет и, остановившись на пороге, обернулся к Стеше.
– Надеюсь, вам не взбредет в голову сбежать? Это было бы крайне глупо с вашей стороны, – припечатал он на прощанье и вышел.
Она осталась стоять на месте. Удержала себя от того, чтобы броситься следом – потому что невольно качнулась к выходу за ним. А всего-то и нужно – перевести дыхание и сделать еще несколько глотков воды, чтобы хоть немного заглушить жуткое першение в горле, от которого казалось, что она и говорить-то не сможет.
Смогла.
Когда прошло десять минут по часам, а Юхимович так и не нарисовался в кабинете, Стефания все-таки покинула его уверенным и твердым шагом, думая лишь о том, что делает в эту конкретную минуту, и усиленно отгоняя все прочие мысли, которые, впрочем, не спрашивая врывались в ее голову и вызывали ощущение удушья.
Как это случилось?
Как может быть, что с Олегом?
Почему с Олегом?
А с ней? Почему с ней?
А если бы она была на той яхте – то и она бы?.. ведь он звал...
Но ведь не может все это быть всерьез, ведь так?!
– Тина, можете набрать Юхимовича и передать ему, что входы-выходы проверены, мин нет, можно возвращаться на прежние позиции.
Секретарша, замершая за своим столом в приемной, только кивнула, не отрывая от Адамовой глаз – потрясенных и любопытных. Ее же взгляд она чувствовала пылающим затылком все то время, пока шла от директорской двери до выхода из приемной. Почему-то это стало рубежом, отделившим для нее неосознанность полным пониманием того, что на этом все, шутки закончились. Все остальное она поймет после. И действительную смерть мужчины, с которым была более чем близка. И собственные проблемы, решение которых очень мало от нее зависят.
И что со страхом бесполезно бороться, когда он хватает за горло и не дает дышать.
Стефания вернулась в репетиционный зал. На немой вопрос Жильцова отмахнулась: чепуха. И отыграла намеченное до конца, все еще не позволяя себе расклеиться. Знала, что завтра все обо всем будут знать, но сейчас у нее еще есть это время, что она держит внимание на себе своей работой, а не одиозностью собственной личности.
А потом, когда вышла на воздух, вспомнила, что и правда – ей нужен адвокат. И надо еще подумать, кто. Узнать цены. Прикинуть, насколько это все вообще реально.
Вот только отгородившись от внешнего мира дверцей своего Мини Купера, она отправилась совсем в другую сторону – не на поиски юриста, которого не особо понимала где взять, и не домой.
Лиза уже дважды умудрилась зарядить ему в лоб
* * *
Елизавета свет Романовна была девицей с довольно покладистым характером, несмотря на собственные полтора месяца от роду – самый сложный возраст в жизни ребенка. Что вокруг происходит – пока еще непонятно. И чего самой надо – тоже. Но, вопреки всем законам генетики уродившись характером в деда Андрея, она стоически сносила все тяготы и, даже если ей очень хотелось к маме, предпочитала сообщать об этом легким причмокиванием губ и пореже повышать голос – а то еще привыкнут и перестанут внимание обращать.
Впрочем, сейчас эта всеобщая любимица, несмотря на небольшой росток и довольно невразумительные звуки, издаваемые ее неокрепшим для полноценной речи артикуляционным аппаратом, в самом деле приковывала к себе внимание всех окружающих, и сей факт явно заставлял ее еще сильнее играть на публику, размахивая крошечными лапками на руках у самого старшего члена ее замечательной семьи – Андрея Никитича Малича. Лиза уже дважды умудрилась зарядить ему в лоб, когда он приближал свое лицо к ее мордашке и, кажется, имела целью заплевать его футболку. И это она еще не срыгивала!
– Жека! Ты б предупредила, что к вам теперь надо в шлеме приходить, – негромко хохотал дед, – или напрокат выдавайте.
Он прибыл в крепость Моджеевских под кодовым названием «Золотой берег» буквально десять минут назад и был немедленно усажен полдничать вездесущей Еленой Михайловной, все еще по-дурацки строившей ему глазки. И это могло бы стать проблемой, если бы Андрей хотя бы немного обращал внимание. Нет, не обращал. Вернее, обращал на другое. Например, на то, что вот уже который раз за прошедшие дни сбежал с работы пораньше. У Стеши репетиция, а он все равно свалил. Будто бы его скорый отъезд из мастерской приблизит и ее возвращение из театра.
Дабы убить время – сунулся к дочери, на ходу вспоминая, что повод навестить их у него имеется. И даже не повод – целое дело. Весомая причина. И это в кои-то веки не Лизка, теперь долбанувшая его пяткой по животу.
– Больно? – встрепенулась Женька, наливавшая отцу кофе из кофейника, заботливо принесенного Леной Михалной. – Давай ее сюда!
– Э-э-э… – возмутился Андрей Никитич. – Не суетись. Пусть буянит. Будем считать, это она потому, что скучала.
– Я тоже скучала, но не дерусь же! – рассмеялась Евгения. – Вообще совести у тебя нет!
– У тебя воспитание хорошее, – довольным тоном проговорил Малич-старший. – Я, кстати, тоже скучал.
– Ага, рассказывай. Ты выглядишь слишком счастливым, чтобы я тебе поверила, – Женька показала отцу язык, презрев хорошее воспитание, и наконец уселась на диванчик, внимательно глядя на отца с детенышем Моджеевского на руках. – Не разучился еще держать, да?
– Как видишь, – задумчиво проговорил отец, глядя на внучку, а потом поднял глаза на Женю. – В субботу на обед придёшь?
– Куда? К тебе? Я думала, ты к нам, все равно Юльки нет.
– Ко мне, – кивнул Андрей Никитич и улыбнулся, – вернее к нам. Буду тебя с мачехой знакомить.
Женя тоже улыбнулась ему в ответ и даже в ладоши хлопнула.
– Все? Решил?
– Столько радости, что сбагрила, да? – развеселился Малич. – Между прочим, вы с ней знакомы некоторым образом, как оказалось.
– Вот как? Ну тогда колись. А я уж решу, радуюсь я, что сбагрила, или наоборот переживаю, как ты там наедине с этой грымзой.
– Видишь ли, она – личность творческая, и фантазия у нее... хорошо развита, – отчаянно сдерживая смех от воспоминаний о Стешиных придумках, проговорил Андрей Никитич. – В общем, не так давно она закатила тебе сцену ревности в клубе на пляже.
И всё-таки рассмеялся. Вместе с ним забулькала и Лиза. Впрочем, пока определить тональность ее настроения было сложно. Поддерживает она деда или возмущена – оставалось загадкой.
– В смысле – сцену ревности? – озадачилась Евгения все еще Малич, квадратными глазами глядя на отца. За последнее время в силу обстоятельств Рома уговорил ее на одну-единственную вечеринку, потому что ему – надо по делу, а ей – надо развеяться. И оставив Лизку на няню... они отправились в Айя-Напу, где на пляже... – Погоди, погоди... это ты про...
Женя негромко охнула и замолчала. Замолчала и маленькая Моджеевская, видимо, выжидая, чем обернется диалог деда и матери.
– Она сказала, что наговорила тебе... Жень, она... – Малич с трудом подбирал слова, чтобы хоть как-то объяснить случившееся. – Понимаешь, она придумала, что ты и я... Правда она не знала ни про тебя, ни про Юльку. Как-то не до того было. Не сердись на нее, ладно?
– Да погоди ты! – отмахнулась Женька от его объяснений. – Погоди! Ты хочешь сказать, что это ты с... ней, что ли? Как ее... с Адамовой?
Отец торжественно кивнул.
– Да ты когда успел, па?!
– Да в общем-то это вот она виновата, – улыбнулся он и кивнул на мелкую Моджеевскую. – Я к Роману ехал в роддом, а Стеша меня подбила.
– Куда подбила?
– Задний бампер японцу снесла.
– Оу... – выдохнула Женя и замолчала. Чай и кофе были позабыты. Она склонила голову набок, глядя на своего отца и свою дочку, и пыталась систематизировать мельтешащие в голове обрывки мыслей, среди которых что-то упорно рвалось впереди прочих, но никак не могло проскочить. Видимо, материнство в любом возрасте сказывается на умственных способностях, – решила про себя Евгения Малич, а вслух произнесла:
– То есть, ты хочешь сказать, что отбил эту женщину у Олега Станиславовича? – и полыхнуло. Прямо в висок. Отчего Женька резво подорвалась с дивана и прижала руку к груди: – Ты что? Ничего не знаешь?
– Я знаю, что был банкир. Жень, ну был и был. Мало ли у кого и кто был. Мы же не дети.
– Так его убили, па! – воскликнула Евгения, уставившись на отца, точно так же уставившегося на нее.
– Как убили? – опешил он.
– Па! Ты правда не знаешь? Она ничего не сказала?!
– Нет, – хмуро проговорил Андрей Никитич. – Что случилось?
– Так ведь ее же, наверное, должны были поставить в... – Женя запнулась и попыталась взять себя в руки. Даже села обратно и вперилась взглядом в настороженные и потемневшие глаза отца. И начала сначала: – У нас Арсен Борисович этой ночью из Италии прилетел, они с Ромой перешли на военное положение с утра. Олег Станиславович ушел в море на Ромкиной яхте, помнишь, мы прошлым летом в отпуск на ней ходили? А в этом году он ее Олегу одолжил... а она рванула, но это точно не наша вина. Рома говорит, что яхта прошла техосмотр, с ней не могло быть проблем. А Арсен Борисович сказал, что карабинеры обнаружили следы взрывчатки на обломках... на Панкратова было покушение. Тело не нашли пока, но шансов, вроде, нет.
Пока он слушал все, что говорила Женя, постепенно до него доходила единственная вещь, совсем не связанная с бывшим «соперником». Вычленил Малич главное. Как ему в ту минуту казалось – главное. Совершенно естественно – главное. Для отца двух дочерей.
– Точно на него? – выдохнул Андрей Никитич, подавшись к своей старшей. – Яхта ведь Романа. Ещё не хватало! Жень!
– Нет, ты что! – замахала та руками, тоже сообразив, к чему он клонит, но немедленно отметая подобную версию. И успокаивающе принялась пояснять, вместе с тем поселяя в нем новую тревогу, пока еще неясную. – Мы никуда и не собирались, пока врачи не разрешат Лизе перелеты. А что Панкратов будет на ней... много кто в курсе. Даже не думай о таком! С нами это никак не связано, и подобная версия даже не рассматривается. К тому же Арсен Борисович утверждает, что на Олега уже покушались, по крайней мере, один раз. Они теперь с Ромой в следаков играют.
– Ясно, – задумчиво проговорил он. – А Роман дружил с этим Панкратовым? Ну раз яхту одалживал и теперь лезет?
– С молодости почти... но папа! Главное же не это!
– Ты о чем?
– О том, что сегодня сказал Арсен Борисович! В общем, наши и итальянцы создали совместную следственную группу. И наши уже и заказчика нашли. Вернее, назначили. Эту твою Адамову! Она номер один из подозреваемых!
– Ох... – крякнул Андрей Никитич, проглотив рвавшееся с губ определение.
Тряхнул головой, отгоняя от себя эту чушь и позволяя себе еще несколько секунд неосознанности и неверия. Сжал Лизку. А когда она запищала, демонстрируя ему собственное недовольство, резко очнулся и выпалил:
– И нахрена оно ей, по их мнению?
– Ну... она его... грабанула... говорят. На сумму со множеством нулей, – медленно проговорила Женя и слабо попыталась пошутить, видя его состояние: – Ты из этих денег ничего не видел, а?
– Это типа я ей помогал?
– Да про тебя, по-моему, вообще никто особо еще не знает... – хмыкнула Женька. – Но ты того... дома будешь – окажи услугу следствию, поищи на всякий случай. Может, где по тумбочкам распихала... и в кладовке глянь заодно. Ну, где крупы...
– На антресоль лезть? – с самым серьезным видом поинтересовался отец, и на десятую долю не чувствуя той легкости, с которой продолжал держать лицо. Потому что сейчас получил самый что ни на есть настоящий удар под дых. Сильный и болезненный, вышибающий воздух из легких и не дающий сделать хотя бы еще один вдох.
Он растерянно смотрел на Женю. А Женя – испуганно на него.
Он подумал, что надо позвонить Стеше.
А Женя – что кофе этот дурацкий так и не выпит.
Но ни кофе, ни Стеши. Как будто они не про нее говорят. Не о них шутят. Стеша вчера была обычной. Уже привычной. Утром уходила обычная. Уже привычная. Она была хорошей привычкой. Улыбающейся, живой, счастливой.
И ни черта не знала про гибель своего бывшего. Иначе сказала бы. Конечно же, сказала бы.
И Андрей заставил себя успокоиться и наконец вдохнуть.
А потом расслышал Женькин испуганный голос:
– Угу... если среди круп не найдется. Па! Мне Рома третий день про эту Адамову рассказывает! У меня мозг вынесен! А ты... как так?
– Ну как-то так.
– Она у тебя давно живет?
– Две недели... Что ты там сказала про «уже покушались»? – Малич глянул на заснувшую от скучных разговоров Лизу. Ей скука – им целая жизнь. – Возьми ее, пожалуйста. Роман у себя?
Женя быстро поднялась и перехватила сонного младенца, который едва заметно поморщился, но так и не проснулся. А после кивнула:
– Да, в кабинете, с Ковалем. А что до покушения – я про это ничего не знаю... личная заинтересованность у меня только сегодня появилась, до этого вполуха. Слышала только, что Арсен и Рома рассматривают еще какие-то версии... ну какая из Адамовой убийца? После той истерики! – Женя неожиданно улыбнулась и выдала: – Теперь хоть понятно, что она орала про двух любовников. Крайне интересовалась у Романа, уверен ли он, что Лизка его. Это было... эпично!
– И Роману досталось? – присвистнул Андрей Никитич.
– Скажи честно, тебя покорил ее темперамент.
– Исключительно фиалки! – не думая, что это несколько непонятно, заверил отец и рванул к собственному почти зятю.
Расстояние по ощущениям – будто через футбольное поле перебежать заставили, но Малич вряд ли отдавал себе отчет – нетерпение это или склонность Моджеевского к гигантизму. Тем не менее, когда он толкал дверь в кабинет Романа, то понимал только одно – если кто и может ему внятно все растолковать, то это их домашний олигарх. Возможно, у него получится даже более внятно, чем у стражей государственных.
К нему одновременно повернулись две головы – одна седая, вторая – седоватая. Первая принадлежала главному деятелю в их городке. Рома сосредоточенно глянул на тестя, его брови подлетели вверх, и он глубокомысленно произнес:
– О! Андрей Никитич! Вы что-то хотели?
А после подхватился с места и протянул руку, Коваль же последовал его примеру. Ей-богу, как школьники, затевающие диверсию.
–Угу, – кивнул Малич, пожимая руки обоим, – поучаствовать хочу в вашем собрании.
– Вот как? – Моджеевский вскинул брови и мрачно воззрился на своего начбеза. – Впрочем, учитывая нынешнее проживание Стефании Яновны по адресу улица Молодежная, дом 7, квартира 11, – логично. Мне тут Арсен Борисович уже сообщил... только что... Прихожу в себя от впечатлений.
– На ловца и зверь бежит, – прокомментировал Коваль, за что был удостоен уничтожающим взглядом от своего шефа, и немедленно заткнулся.
– Давай без прелюдий, Роман Романыч, – Малич подошёл к столу и расположился напротив Арсена.
– Если без прелюдий, то на госпожу Адамову сейчас нет ничего, кроме некоего счета, на который несколько дней назад были переведены десятки миллионов долларов. Со счета, принадлежавшего Панкратову. Об этом доблестные органы проинформировал адвокат семьи, когда обнаружил такую колоссальную утечку средств. Она фактически обнулила их. Как я полагаю, об этом вы слышите первый раз.
– Во второй, – хмыкнул Андрей Никитич.
– Неужто сама призналась? – усмехнулся Арсен Борисович.
– Женя только что рассказала. Это единственное доказательство, что это она его заказала?
– Никакой чистоты эксперимента с вашей Женей! – буркнул начбез.
– Заткнись, – отрезал шеф и повернулся к Андрею Никитичу. – В настоящее время – единственное стоящее. Все остальное домыслы, основанные на... простите, ее образе жизни и репутации. Ищут, что еще подцепить. Если найдут, то ей реально не поздоровится. Лилька... Лилианна Панкратова... вдова... очень настроена ее посадить.
– Но ведь на него уже и раньше покушались, так? – спросил Малич у Романа. – Заказчика нашли?
– Нет. И в этом главная нестыковка, что нам на руку, – проговорил Рома, определяя себя в лодку Андрея Малича. Тот оценил. Коваль лишь присвистнул. – На тот момент Адамова вообще не жила в Солнечногорске и работала в столице. Мы сейчас поднимаем ее биографию, чтобы вытряхнуть побольше деталей, но, может быть, вы сможете нам помочь понять, есть ли нити, которые связывали бы ее с Панкратовым ранее, чем она сюда переехала.
Под занавес пламенной речи Моджеевского Коваль вскочил со своего места и подошел ближе к Андрею Никитичу, проговорив:
– Это исключительно для ее же блага. Если мы это сделаем раньше полиции, то будет хотя бы выиграно время, чтобы смягчить последствия.
– Это как – «смягчить»? – воззрился на него Малич.
– Правильно выстроить линию защиты.
– Арсен, мы не в суде! – рявкнул Роман. – На любой аргумент всегда найдется другой, Андрей Никитич. И любому поступку свое объяснение. Скоро и до вас начнут докапываться. И я хочу максимально оградить свою семью от любого рода скандалов. А Панкратова наоборот заинтересована в создании негативного образа вашей... Адамовой.
– Вы знаете, что она проходила лечение в частной психиатрической больнице два года назад? – рубанул Коваль.
– И там познакомилась с киллером, вероятно, – мрачно пошутил Андрей Никитич.
– Не обязательно! – без тени улыбки отреагировал Арсен. – У нас еще три рабочие версии имеются относительно личности заказчика. Но информация про больничку следакам, вероятно, очень понравится. Ей такой психологический портрет сочинят – вы сами засомневаетесь, знаете ли ее.
– Но вы же не следаки.
– Угу. Следаки с ней, кстати, сегодня должны общаться. Сорока на хвосте донесла.
Значит, не знала. Сегодня узнает. Обычная и привычная.
– Черт! – буркнул Малич, глянул на часы, отмечая про себя, что не только он ей, но и Стеша ему давно не звонила, и что с ней происходит прямо сейчас – вообще неизвестно, и после некоторого раздумья, снедаемый тысячью мыслей, он выдал: – Мне просто интересно. Где и как она могла его откопать? И чем платила? Я, конечно, расценок не знаю, но мне кажется, вряд ли актриса провинциального театра зарабатывает на киллера.
– А деньги, переведенные на ее счет? – отрезал Коваль.
– А она их потратила? – так же резко отозвался Андрей Никитич.
