Текст книги "The Мечты. Бес и ребро (СИ)"
Автор книги: Марина Светлая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)
– Записку твою прочитала! Ты написал в ней все, кроме как куда тебя понесло и когда обратно ждать.
– Будешь кричать – и не узнаешь, – весело отозвался Малич.
– Мне не до смеха. У меня чрезвычайная ситуация. Катастрофа. Стихийное бедствие.
– И что стряслось?
– Твоя дочь приехала. Ну, младшая... Я домой пришла, а она тут. И еще и записку твою она первая нашла и тоже ознакомилась.
– А проблема в чем?
– В том, что она на меня глянула как-то косо, записку отдала и сказала, мол, это вам. А теперь сидит в своей комнате. И я не понимаю, как ее пригласить за стол, и вообще... кажется, я ей не нравлюсь.
– Не выдумывай, – отмахнулся Андрей от ее нелепого предположения. – Если сильно страшно – зови на помощь Женьку. Но ты вполне можешь справиться сама.
– Да я-то справлюсь, – уже потише хмыкнула Стеша, но он отчетливо расслышал ее улыбку: – А ты мне потом скажешь, что я тебе ребенка порчу.
– Тогда рассказывай, чем ты собралась портить ребенка.
– Она моего Клопа по-любому засекла под окнами. А он обычно девочкам нравится. Может, дать ей покататься? Или шопинг? Или взять с собой на репетицию? А?
– Пиццу ей закажи, – рассмеялся папа-Малич, – и ты покоришь ее сердце навсегда.
– Пиццу?
– Угу. Круглую такую.
– Из пшеничной муки и с начинкой? – в том же тоне уточнила она.
– Именно! – подтвердил он. – Значит, с Юлькой разобрались. В остальном как?
– В остальном – у тебя нет совести! Нет, я понимаю, что ты пенсионером прикидываешься, но не написать, куда уехал, да еще и с Моджеевским – это просто свинство. До тебя дозвониться уже несколько часов не могу, в итоге звоню Жене, а у нее занято. И судя по тому, что за дверью Юлькиной комнаты монолог уже минут пятнадцать длится, это она линию занимает.
Под конец своей гневной отповеди Стефания не выдержала и расхохоталась. Потому что, право, это действительно было очень смешно – прямо какой-то сговор Маличей против нее.
– Ясно, – и даже не видя его, можно было быть уверенной, что он сейчас кивнул. – Мы с Романом в Испании. Точно сказать, когда вернемся, – не могу. Не знаю. И кстати, я до тебя тоже не дозвонился.
– Я видела, – вздохнула Стеша и теперь уже серьезно проговорила: – Я на репетиции звук выключаю. А когда заметила пропущенные, испугалась, что что-то случилось. Потом ты меня забирать не приехал, телефон недоступен. А уж после записки... спешил, да?
– В этой экспедиции за главного – Роман. Пришлось вписываться в его график.
– Это опасно? Вы нашли киллера? Или заказчика? Или... – последнее и самое главное предположение она озвучить не решилась.
– Когда мы точно узнаем, кого именно нашли, я тебе обязательно расскажу, – успокаивающе проговорил Андрей. – А Юлька – молодец. Вовремя явилась. Теперь тебе некогда будет придумки придумывать.
– Андрей Никитич, едемте! – раздался возле самого его уха голос Моджеевского, которому, видимо, тоже было некогда – он как раз накропал Женьке возмущенно-завистливое послание в мессенджер, что ей дозвониться невозможно, в отличие от невесты тестя. Стеша же его услышала, потому что встрепенулась и с легкой паникой в голосе выпалила:
– Андрей, только никуда не лезь, а!
– Женщина! Заказывай ужин и корми ребенка, – со смехом велел он в ответ.
На том и порешили. И двинулись на выход из терминала. А пока ждали заказанный Ковалем автомобиль, чтобы добраться до города, пялились на здание аэропорта, оказавшееся весьма примечательным. Совершенно фантастическая белоснежная громада будто бы перенесла их в другую реальность, в которой, вопреки законам природы и логики, завтракаешь ты в Солнечногорке, а вечером ловишь злоумышленников в Испании, где-то у самого Бискайского залива, который только на карте видел. В школе еще. А значит, жизнь назад.
В Бильбао было всего на один час меньше, чем в родных пенатах. И на пару градусов больше, что к ночи почти сравнялось. Когда они проезжали улицами шумного даже в поздних сумерках города, в котором Андрей Никитич никогда раньше не бывал и вряд ли еще побывает, волей-неволей он присматривался к домам, людям и тротуарам вдоль дорог. Ему было любопытно и почти по-мальчишески весело, будто бы десятилетиями спавшему в нем азарту сейчас дали где разгуляться. А Малич самому себе дал волю: надеяться, любить, мечтать. И уже неважно, чем закончится это путешествие – все будет хорошо. У них со Стешей все обязательно будет хорошо.
Если, конечно, Юлька проявит благоразумие и удовольствуется пиццей. А то ведь и правда может Клопа потребовать. Против ее пенсионера отечественного автопрома Мини – заманчивое предложение.
Они съели свой поздний ужин в небольшом кафе неподалеку от набережной Нервьон, откуда открывался вид на один из множества мостов, то тут, то там разбросанных по реке. Коваль, находясь на связи со своими подчиненными, периодически выпадал из их реальности. А Роман наконец-то дозвонился до Жени, и та, кажется, загрузила его по полной программе – у Лизы полезли зубы и к ночи поднялась температура, а Лена Михална уже уехала, потому что рабочий день закончился. Врача вызывать она пока не планирует, будет справляться. А еще, оказывается, приехала Юлька (именно тогда, когда уехал Бодька!!! – важности этого замечания Андрей Никитич немного недопонял). И сейчас эта егоза носится по району в поисках круглосуточной аптеки чтобы купить детское жаропонижающее. Причем со Стефанией носится – та подрядилась поработать на сестер Малич шофером. И впереди у бедных женщин бессонная ночь, в то время как их бессовестные мужики прохлаждаются где-то заграницей!
В конце этого фееричного разговора Андрей Никитич в очередной раз удостоверился, что его Стефании Яновне есть чем заняться, и возблагодарил за это высшие силы, а Моджеевский пригрозил выслать к Золотому берегу вертолет со скорой помощью, если бабы не угомонятся.
– Вот поэтому я и не женюсь, – мрачно резюмировал Арсен Борисович и встал со стула: – Можем выезжать. Хозяева пансиона пошли на контакт. Ключ от квартиры у ребят. Встретим сеньора Дельгадо там, когда он вернется. Роман Романович, думаю, что по периметру надо выставить наших людей на случай, если он вздумает улизнуть.
– Мы будто похищение планируем, ей-богу, – мрачно усмехнулся Моджеевский.
– В некотором роде – именно его и планируем, – пожал плечами начбез.
Оно и правда на то походило. Последний рывок по городу. Инструкции Коваля на случай, если Панкратов (если, конечно, это Панкратов) будет вооружен. Высадка у неказистого трехэтажного здания с тем, чтобы отогнать машину и не засветиться раньше времени. Узкий пустой коридор и голоса за дверьми – слышимость здесь была сумасшедшая, однако, благодаря всеобщему галдежу и единодушному пофигизму к бедам соседа, будут шансы, что и на них не обратят внимания.
Щелчок замка. Порог.
И они в конуре человека, по чью душу явились.
В конуре. Потому что иначе это место назвать было нельзя.
– Да ну быть не может! – в очередной раз рявкнул Роман Романович, брезгливо поморщившись. Пахло алкоголем, нестиранным бельем и какой-то протухшей едой.
– Странновато для банкира, – медленно протянул вслед за ним Малич. – Может, все-таки не он?
– Ему что-то грозило... – мрачно проговорил Моджеевский. – Не стал бы он... так... если бы не крайняя необходимость. Эта скотина устриц жрала и антиквариат коллекционировала.
– Эта скотина разбиралась в антиквариате, как я – в комнатных цветах. В смысле никак, – отозвался Арсен Борисович.
– Пока своими глазами не увижу – не поверю.
– Тогда придется оставаться здесь и ждать. Здание под наблюдением. Входы и выходы контролируются, – развел руками начбез.
– Значит, будем сидеть и ждать. С культпрограммой сегодня так себе. Все, что могу предложить, это переброситься в картишки.
– А нарды ты с собой не прихватил? – усмехнулся «папа».
– Чего нет, того нет.
– Свет надо вырубать, – проворчал Коваль, обламывая им «культпрограмму», – с улицы видно.
– Значит, выключаем и ждем, – согласился Андрей Никитич. И в наступившей следом темноте спросил: – Ром, а если все же он – что дальше делать собираешься?
В ответ долго не раздавалось ни звука, ни шороха. Только едва-едва ворочалась напряженность, почти осязаемая, пусть и незримая. Потом Роман перевел дыхание и ответил:
– Я сам себе этот вопрос задаю весь день. Не знаю. Ульку добровольно сиротой оставил. Лилька с горя, по-моему, рехнулась – замуж за массажиста собралась. Гошан в церковь ударился. Про то, что под ударом невинный человек – вообще молчу. Если он так Стефании отомстить решил, то зашибись отомстил. Спасибо хоть вместе с яхтой команду не угробил. Иначе...
Моджеевский не договорил. И так было ясно.
– И домой ты его повезешь в чемодане, – задумчиво отозвался Малич. – Ты с адвокатом говорил? А то пока разгребешь одно – тебя придется от похищения отмазывать.
– Отмазываться будем втроем, – ухмыльнулся Роман. – С адвокатом говорил, он поездку сюда не особенно одобряет. Но какие варианты, если Стешины показания насчет паспортов записали только для проформы? Потому выдадим его властям, пусть разбираются, личность устанавливают. Понадобится – засвидетельствуем. Хотя вывезти его по частям в трех чемоданах мне бы больше понравилось.
– Не, я на расчлененку не подписывался, – с усмешкой буркнул Малич и прислушался. – Идет кто?
– Тш-ш-ш! – шикнул Коваль, на секунду осветив вспыхнувшим экраном телефона комнатушку. Потом утвердительно кивнул и отстраненно и собранно велел: – Если чего – на пол. Я прикрою.
– Лучше бы ты, Рома, нарды прихватил, – прошептал Андрей Никитич в снова наступившем сумраке.
Поворот ключа в двери. Тяжелый шаг через порог. Щелчок выключателя.
Яркий, бьющий в глаза свет.
Хриплое и очень отчетливое русское «бл*-я-я-я-я!»
Коваль четким, отлаженным до механизма броском рванул к вошедшему. Обрушился на него, заламывая руки, и повалил всю эту слабо трепыхающуюся тушу на пол, мордой вниз.
– Рома, дверь! – гаркнул Арсен, но это было излишне. Дверь Моджеевский уже захлопывал.
– Déjame ir! – выкрикнул тот самый Алехандро Креспо Дельгадо, ради которого они здесь собрались, но было поздно. Роман лишь на секунду зажмурился и тихо сказал:
– Олег...
Тот дернулся сильнее и как-то так извернулся, что почти скинул с себя начбеза. И может быть, даже ему бы удалось выкрутиться, если бы не подоспел Малич, удержав Панкратова на месте, что дало возможность Арсену сильнее заломить руки банкиру и торжествующе воссесть на повергнутом враге.
Андрей Никитич с минуту разглядывал эту картину и, не сдержавшись, весело хрюкнул:
– Бойцовский клуб отдыхает, – а потом поднял глаза на Романа: – Я правильно понимаю, что это тот, кто нам нужен?
– Мать твою, Олег! – прорычал Роман, как-то в миг оказавшись возле всей честно́й компании.
– Ромыч! – почти всхлипнул Алехандро и как-то там дальше по батюшке, ошалело пытаясь вздохнуть и поднять голову, чтобы повернуть ее к Моджеевскому, но чисто физически ему это давалось трудно. – Ромка!
Всю эту фантасмагорию в духе индийского кино увенчал очередной звук, изданный глоткой Моджеевского, явно демонстрирующий его ошарашенность. После этого он заметным усилием взял себя в руки, присел на корточки перед мордой Дельгада и за чуб приподнял его бычью башку. Глаза его сделались совсем круглыми. Панкратов же, а не было совсем никаких сомнений в том, что это он, силился что-то сказать, но бульканье от него исходило какое-то невразумительное – очевидно, Коваль был тем еще грузом... совести.
– Рыпаться будешь? – тихо просил Роман.
– Нет, – раздалось в ответ. И Моджеевский разжал пальцы. Щека шлепнулась о плитку пола.
– Андрей Никитич, дверь ему заблокируйте, пожалуйста, – проговорил Рома.
– Это да, – кивнул Малич, становясь в дверном проеме, – фанера тут хлипкая.
– Да не убегу я! – прохрипел Олег.
Роман лишь кивнул и рывком поднялся, вцепился в спинку единственного стула в комнате и придвинул к себе. Сел. И только после этого кивнул Борисычу, который, встав с туши Олега-Алехандро, ухватил того за шкирку и, как нефиг делать, швырнул его в сторону убогого линялого диванчика, на котором, кажется, и провел последние несколько месяцев бывший банкир и меценат Панкратов. Сейчас Олег Станиславович вращал глазами так, что казалось, они вот-вот вылезут из орбит, и крутил головой во все стороны, ошалело изучая всех, кто были в комнате, отдельно остановившись на Маличе – единственном, кого он не знал.
– Давно пасешь? – все так же хрипло проговорил Панкратов, вернувшись к Моджеевскому.
– Встречный вопрос. Давно тут торчишь?
– Почти с самого начала. Это кто? – он все же кивнул подбородком на Андрея, застывшего у двери и скрестившего на груди руки.
– Тесть мой это, не волнуйся, – Роман помолчал, потом спросил в лоб: – Алехандро Креспо Дельгадо, значит?
– Как ты вышел на это имя?
– Нехрен свои фальшивые доки в сейфах у баб хранить. Особенно, если потом этим женщинам пытаются предъявить обвинения в твоем убийстве. Им приходится защищаться.
– Стешка, что ли?
– Ну а кто еще?
– Вот сука!
Больше никто ничего сказать не успел. Получив сильный удар в челюсть, голова Панкратова, словно гнилая груша, откинулась назад, где его затылок звонко долбанулся о стену. А Малич, как ни в чем не бывало, медленно вернулся на свою позицию и, потирая кулак, продолжил подпирать дверной косяк. Моджеевский вскинул бровь. Арсен Борисович жевал попкорн.
– Еще хоть слово, – процедил сквозь зубы Роман, – выброшу в окно. Не целиком, а башка отдельно, жопа отдельно, ясно?
Это было более чем ясно. Охнув то ли от боли, то ли от страха, Панкратов аккуратненько устроил свой ушибленный затылок на локте дивана и прикрыл глаза.
– У меня не было выхода, – устало сказал Олег Станиславович. – Если бы я не свалил, меня посадили бы. Или вообще грохнули.
– Потому ты решил грохнуть себя сам. Креативно. Зашибись план! Как только додумался?
– А что там думать? Борисыч в курсе, что творилось. Один раз уже покушались два года назад. Не знаю кто. У меня голова тогда взрывалась. Я не знал, на кого думать. Мог Гошан, могла Лилька, мог батя ее. Да даже ты мог, Роман Романыч.
– Я?!
– Ты. Я тебе с кредитом отказал, помнишь? Очень обижался еще.
– Так я бабки в другом месте взял.
– А хотел у меня под хороший процент. И у тебя тогда проблемы были с Нинкой, как с цепи сорвался. Еще как мог!
– Ты че несешь? – гавкнул из своего угла Коваль. – Мы как сито все твои связи просеяли.
– И меня просеяли? – на всякий случай уточнил Моджеевский у своего начбеза.
– Тебе лучше не знать, – ушел от ответа тот.
– Ясно. Дальше что было?
– А дальше… при повторном заказе на меня вышел киллер. Знакомый мой старый, про которого я уже и думать забыл. Ты его не знаешь, Ром. А я ему услугу оказал... Немаленькую. Помнишь проект «Дети на Земле»? Я с ним несколько лет цацкался.
– Это который ты мутил в нулевые, чтоб от налогообложения уйти? Громкий такой.
– Ну! Так вот там мужик был, у него ребенок умирал, а наши лечить не брались. Я ему и оплатил клинику в Германии – мне ж надо было для громкости пару-тройку реальных случаев устроить. Всяко дешевле наших поборов... Куда потом тот мужик канул и что с дитем – я без понятия. Даже и не вспомнил бы, если б сейчас не всплыло – он мне должок отдал. Здравствуй, говорит, жопа пришла – заказали тебя. Еще тогда, два года назад. Только тогда он все сделал так, чтоб я живой остался, а теперь решил конкретно помочь. Кто заказал – не раскололся. Типа этика профессиональная. Но решить мой вопрос вызвался. А я что? Идиот? Вижу, что вокруг кольцо смыкается. Разве что не на горле удавка, хотя дышать уже больновато. Ясно теперь, что это не мог быть ты или Лилькин батя… но даже и без того, Роман Романыч, если бы Гошка проверку до конца довел, к новому году точно свой особняк сменил бы на нары. А там до меня добраться – раз плюнуть.
– Типа здесь сильно лучше, – мрачно хохотнул Роман. – Ты вообще как жить-то собирался, Олег?! Я понимаю, на дно залег. Но какое тут, нахрен, дно? Пробито же! Посудомойщик – это же... это... – развел руками и хмыкнул, потому как слова закончились.
– Да при чем тут «залег»? – уныло выдал Панкратов. – Мы с моим хлопцем договорились, что он поможет мне инсценировать убийство. А гонорар получит от заказчика, как будто все вышло. Я планировал... Собирался со Стефанией своей свалить. С Лилькой, думал, помирюсь перед отъездом, чтобы перед людьми помелькать – а то еще на нее свалят. А кто за Улькой приглядит? Ну а сам хотел обосноваться где-нибудь в Испании. С детства Испанией бредил.
– Да ты по жизни бредишь. И не только Испанией. Нахрена «Эльдорадо» угробил?! Своей нет?
– Продал. Я тогда много чего продал из неочевидного. Счет у меня был на Кайманах. Тайный, никто не знал. Рассчитывал обнулить его и жить припеваючи до конца жизни. Туда и кидал бабки со всего проданного. А потом... Роман Романыч, он пустой оказался. Я приехал – а он, мать его, пустой!!! Ты вообще можешь себе представить, как я обломался?! Нихрена. Ни денег, ни связей, ни даже возможности хоть как-то выгрести. Вот куда бабки делись? Как такое вообще может быть?!
– А я, наверное, знаю, куда делись… – задумчиво проговорил Андрей Никитич, до этого молча наблюдавший психоделический полудопрос-полуисповедь. – Может, это те самые деньги, которые Стефания якобы украла?
Моджеевский, повернувшись к тестю, приподнял бровь. Но не сказал ничего, хотя на лице читался мыслительный процесс. Зато Панкратов подскочил с дивана и рявкнул:
– В смысле – Стешка?! Зараза! – за что был немедленно за плечо опущен обратно – уверенным движением руки господина Коваля. Но угомониться ему это не помогло. – Дрянь мелкая! Откуда она про Кайманы узнать могла?!
– Она и не знала, – пожал плечами Малич. – А вот тот, кто знал – подсунул их ей. Чтобы у нее появился «мотив». Поэтому ты уж подумай, Саша Гадов, кто мог знать про твои Кайманы.
– Да никто про тот счет не знал! И уж тем более доступа к ключу безопасности не имел. Вообще никто, кроме адвоката. Но Василий Матвеевич?! Да в жизни не поверю! – бушевал Олег Станиславович, а потом вдруг замер на месте и внимательно глянул на Андрея: – Но и Стешка... если про документы хоть понятно, откуда пронюхала – она весь сейф перевернула, когда деру дала... то про деньги... не могла. Я ее далеко держал от всего этого.
– Тогда кого вы держали близко? – подал голос начбез.
– Да никого! – взорвался Панкратов и снова грохнулся на диван в полнейшем изнеможении. А после всего прозвучал негромкий голос Моджеевского:
– Волну Лилианна подняла. Она запросила информацию у адвоката по твоим офшорам. Тот увидел, что все обнулили, и забил в колокола. Стефанию подозревают из-за этих чертовых бабок. На ее имя открыт левый счет, там они и осели. Сейчас счет арестован, пока ведется следствие, но их явно вернут жене в качестве ее наследства за исключением той суммы, которую перевели киллеру за заказ. Но, мать твою... Все началось с того, что волну подняла Лилианна.
Олег медленно привстал и молча уставился на Романа мутными сонными глазами.
– Ты понимаешь, что это значит? – все так же тихо сказал Моджеевский.
Панкратов понимающе кивнул и замер, потому что осознание услышанного явно пока еще распространяло яд по его нервной системе, не до конца ее поразив. Потом он чуть заметно вздрогнул и тоже почти шепотом выдал:
– Но откуда она... черт... Матвеич... мне его Лилькин батя когда-то подкинул... Может быть...
Роман ничего не ответил и быстро глянул на Малича, словно бы оценивая вероятность того, что его предположение глупо.
– Нескучно живете, мужики, – со смехом отозвался на его немой вопрос тесть. – А самое удивительное, насколько любой бред может оказаться единственной правдой. Так что же ты, Роман Романыч, все-таки делать собираешься?
Моджеевский мотнул седой башкой и перевел взгляд на Панкратова. Тот, выпучив глаза, хватал ртом воздух, будто кто-то шандарахнул его под ребра. И все, на что хватало бедного перепуганного банкира, это выдыхать между вдохами:
– Ромка, мне нельзя назад... меня посадят... меня там посадят, Ром... я ж ее, суку, грохну... как она меня, а...
– Заткнись, – мрачно ответил Моджеевский и поднялся со стула. Пошарил по карманам пиджака и выудил на свет божий телефон. Что делать он знал. Для этого и нужен-то был только один звонок.
Садилось золотисто-янтарное октябрьское солнце
* * *
На огромном экране в половину стены, который как-то телевизором называть неловко, мелькали рожицы Лефу и Гастона, распевавших оду последнему. Юлька на диване напротив болтала ногой и подпевала под нос – «Красавицу и чудовище» она знала наизусть. Но это было на самом деле отвлекающим маневром. В действительности все внимание младшей сестры Малич было приковано к большому окну, за которым садилось золотисто-янтарное октябрьское солнце и бродила Стефания Яновна, покачивавшая на руках сонную Лизку, изматывавшую и их, и себя вот уже которые сутки подряд. Сейчас она забрала ребенка у Жени и отправилась с ней «на воздух» – в смысле, в садик, раскинувшийся вокруг дачного замка его величества императора всея Солнечногорска Романа Романовича. Сюда они свалили из города еще утром в надежде, что здесь Елизавете свет-Романовне будет полегче переносить тяготы прорезывания первых зубов – может быть, дорога, смена обстановки и пребывание на воздухе ее утомят настолько, что она заснет. Температуры у Лизки уже не наблюдалось, но она с остервенением грызла все, что попадалось ей под руку. Сейчас это был, кажется, Стешин палец, которым та попыталась поправить ее берет.
– Нет, ну это, блин, странно! – не выдержала наконец Юлька, чем разбудила прикорнувшую здесь же, на диване, Женьку.
– Что? – встрепенулась та, силясь то ли прогнать дрему, то ли удержать приятные сновидения. – Ты о чем?
– Я про эту папину. Странно. Посмотри, – она кивнула подбородком на окно.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Женя, взглянув в направлении Стеши.
– Что у них общего – я имею в виду. Она притворяется сейчас или настоящая?
– Не думаю, что людей соединяет только общее. Посмотри на нас с Романом. Из общего – разве что Лиза, – рассмеялась Женя.
– Твой олигарх – случай особый. А я про папу. Про нашего папу. Что его может связывать вот с ней. Она же...актриса... и из другого мира как будто. Зачем он ей нужен?
– Юлька! – одернула ее сестра. – Начнем с того, что у нее есть имя. И ты не хуже меня знаешь, что отец никогда бы не привел в дом женщину просто так.
– В том-то и дело, – согласно кивнула младшая Малич. – Я прекрасно помню, что он в жизни ни одну не привел знакомиться. Никогда, ни разу. А тут – всего за каких-то пару месяцев и вот... вот такую... Стефания же, вроде, даже тебя младше. И... ну, как все эти инстаграм-модели. Глянцевая, аж глаза слепит. Так не бывает, Жень!
– А кто переживал, что он с ровесницей закиснет, а?
– Ну не двадцать же лет... или сколько там у них разницы... – развела руками Юлька. – Ладно еще как ты с Моджеевским – до десятки. А она? Что она в нем нашла? Не, папа, конечно, еще вполне ничего. Но все равно... вроде, и нормально, а что-то не то.
Женя внимательно посмотрела на сестру и проговорила тоном, в котором явно слышался Малич-старший:
– Что-то не то – в твоих рассуждениях. От начала и до конца. И не вздумай, пожалуйста, что-нибудь подобное брякнуть Стефании. Сильно тянет – поговори с отцом.
– Да не собираюсь я гнобить его звездищу! Я вообще с ней исключительно мила. Тем более, она, кажется, старается. Просто... Жек, может, это ревность?
– Может и ревность… – Женя задумалась на мгновение и улыбнулась: – Но если уж на то пошло, то у меня для этого поводов значительно больше!
И следом за ее словами в Юльку полетел плюшевый медведь, издавший во время приземления истошный вопль. Юлька в долгу не осталась. Вынула из-под тощей задницы декоративную подушку и зарядила ею в Женьку с кличем индейца Северной Америки, вышедшего на тропу войны. А потом рассмеялась и постановила:
– У тебя Ромка есть, тебе не положено! Это мы с папой бирюками были! А теперь я одна осталась, самая стойкая в семье!
– Вот и бери пример со старших.
– Ну доживу до папиных лет – подумаю. Сейчас некогда, дел куча.
– Каких именно?
– Преклонных, – хрюкнула Юлька.
– Фу, мелочь! Я про дела спрашивала.
– Так ведь у меня учеба, работа, кредит, техосмотр, курсовая. Ты, племянница, отца женить, Моджеевского воспитывать. Некогда мне.
– Балда ты, Юлька, – негромко проговорила Женя.
– На умную и не претендую, – вздохнула она и замолчала. А потом еле слышно добавила: – Богдан нормально устроился?
– Балда и есть. Потому что единственный Моджеевский, которого тебе хочется воспитывать, – в Лондоне.
– Без толку, – упрямо, прям-таки по-ослиному упрямо мотнула Юлька головой. – У него Ульяна. А я в очередь становиться не собираюсь. И вообще – пошел он знаешь куда?!
– Нет у него никакой Ульяны.
– Плевать! Кого у него нет и кто есть. Плевать. Я вообще по-родственному спросила. Он мне теперь кем приходится? Типа... племянник? Родня. Значит, по-родственному.
– Угу. Тетка, – усмехнулась Женька. – Оно и видно.
Юлька расплылась улыбкой от уха до уха и откинулась на спинку дивана:
– Ага! Он же что-то вроде Лизки!
– Это ты что-то вроде Лизки!
– Нет уж! Это он там играется. Игрушки у него. Сейчас я тебе этих барби покажу. Не знаю, как Ульяна терпит! – вспыхнула младшая и потянулась за телефоном, валявшимся где-то под ногами.
– Не сходи с ума, – Женя наблюдала, как сестра, ухватив трубку, принялась что-то в ней искать с отчаянным энтузиазмом. – Ты тоже год назад игралась, помнишь?
– Это другое! – выдала свой самый главный аргумент Юлька и резко опустила шторку на экране смартфона, чтоб убрать бесючие уведомления. А потом палец ее, добравшись до одного из них, от сайта «Экономвестник», на который была подписана, замер, да так и не мазнул по сенсорной поверхности. Она нажала на предоставленную в уведомлении ссылку, и из динамика что-то забормотало. Юлькины губы медленно шевельнулись, и она тихо сказала:
– Генерального директора «ББ» звали Олег Панкратов? Ну этого... который, – она неопределенно махнула головой в сторону сада, где все еще пропадали Стефания с Лизой. С некоторых пор она была приблизительно в курсе событий. А теперь еще и знакома с одним из действующих лиц. И это тоже не на шутку ее волновало в свете папиного спокойствия.
– Да, – удивленно кивнула Женя, – а что?
– Тут брифинг транслируют... от безопасников... – промямлила она и протянула сестре телефон, – смотри... он... его... он живой!!!
– Да ладно… – опешила сестра и вгляделась в картинку на экране. Важные дядьки при погонах очень важно что-то вещали. За одним столом с дядьками сидел... Олег Панкратов собственной персоной. И пока помалкивал, хотя и с важным видом.
– Он все это время живой... Мать честная, как в кино!
– Хорошенькое кино, – возмутилась Женя и вернула Юльке телефон. – Тут все на ушах, а он…
– А-а... а куда тогда поехал папа?
– Мне сообщили, что в Испанию…
– Бред какой-то... наверное, надо... ей сказать, да? – Малич-младшая как-то испуганно глянула в сторону все того же окна, которое никак не давало ей покоя. Сейчас там, среди астр и гортензий, в очередной раз мелькнула фигура молодой женщины, тягающей свою «внучку» и что-то весело ей рассказывающей.
– Наверное, надо, – кивнула Женя. – Ерунда какая-то. Ей полиция покоя не давала, а он живой. Вот как такое называется?
– Ну, зато теперь ее точно не посадят! – вдруг обрадовалась Юлька, снова повернувшись к сестре. Вообще ее особым талантом было умение отделять зерна от плевел. Потому вывод напрашивался сам собой: – Значит, папке ближайшее время инфаркт не грозит.
– И вот что ты такое городишь! Какой инфаркт, – возмутилась Женя. Впрочем, кое-кому грозило кое-что похуже инфаркта. Это уж точно!
– Миокарда, – прозвучало совершенно невозмутимо. – Ну чего? Ты к ней пойдешь? Или я? Или что делать? Может, папе позвонить?
– Не трогай отца! Отоспятся, в себя придут – и сами объявятся, – велела Женя. – И объяснят. Бэтмены солнечногорские!
– Нормальные Бэтмены по ночам не спят. Тем более, когда бабы на стреме. О! Это они точно зависли в столице на ночь, потому что твой хваленый Моджеевский Лизкиных воплей испугался.
– На его долю останется.
– Да может, пробьется уже этот чертов зуб, – вздохнула Юлька, проявляя сочувствие, как вдруг дверь раскрылась и в комнате показалась Адамова собственной персоной со спящей девочкой на руках. Она широко улыбалась и буквально сияла, пока тащила драгоценный пакован матери. А потом одними губами произнесла:
– У меня получилось!
– Ура! – так же беззвучно кивнула Женя и, поднявшись, взяла Лизу. Если поспит хоть пару часов – всем будет счастье. Более значительное, чем воскресший Панкратов. – Юль, покажи Стеше запись. А я Лизку уложу.
И с этими словами она ретировалась из гостиной, не обращая ни малейшего внимания на отчаянную жестикуляцию, испуганно подлетевшие бровки и опешивший вид младшей сестры. Дверь, что характерно, за собой прикрыла. Мало ли, как Адамова отреагирует, а у Жени ребенок спит. Но судя по горячности, проявленной в Айя-Напе, Стефания способна перекричать и иерихонские трубы. И фиг папа «на фиалки» повелся – темперамент наше все.
Юлька, между тем, оставшись один на один с ничего не понимающей Стешей, которую она совсем не знала, но которая уверенно претендовала на звание мачехи, медленно отвела взгляд от двери и пробормотала:
– Предательница...
– Что, простите? – отозвалась Стефания, которая очень глупо, наверное, даже нелепо ей выкала. И это тоже Юльку настораживало.
– Да нет, ничего, – брякнула младшая Малич и повертела в руках многострадальный телефон, а потом велела: – Вы садитесь. Наверное, намотали кругов, а Лизон – увесистая.
– Ничего, мне не тяжело, – отмахнулась Стеша, но все-таки села. Спину и впрямь ломило, но сейчас она поймала себя на мысли, что отдала бы немало за то, чтобы ломило почаще. По той же самой причине – носить на руках ребенка. Своего ребенка. Того, о котором она раньше даже не смела мечтать. Она до этого дня не отдавала себе отчета в том, что начинает мечтать. Снова начинает – будто бы это равноценно дыханию, и по-другому просто не выживешь. Пришедшая мысль так захватила ее, что она не сразу услышала Юльку, которая подсела поближе к ней и принялась, бекая и мекая, что-то вещать, а когда прислушалась, та уже совала ей в руки свой телефон, неуверенно говоря:
– В общем, вот... посмотрите... тут вас касается.
– Опять чепуху какую-то пишут, – нахмурилась Стеша, поднося к глазам экран и неловко улыбаясь – не хватало еще и «падчерице» объяснять все сначала. А потом поняла – не придется ничего объяснять. Ей бы кто объяснил.
– Видео запустите, – пробормотала Юлька.
