Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"
Автор книги: Марина Ружинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
Генрика перевела взгляд на Фридриха, который всё ещё не притронулся к вину и так и сидел с бокалом в руке. Он смотрел немного грустным отрешённым взглядом на Витольда, а тот снова увлёкся едой и выпивкой. Наконец он поднял взгляд на Фридриха и усмехнулся.
– Что смотришь? Ты хочешь пригласить меня на танец? – спросил Витольд и вытерся рукавом рубашки.
– А почему нет? – Фридрих вздрогнул и чуть не выронил несчастный бокал. В ответ на это Витольд встал, подошёл к нему и подал руку. Отставив вино, Фридрих встал следом, и вскоре они закружились в лёгком вальсе. Генрика даже не знала, что Витольд умеет и, главное, так хорошо умеет танцевать. Фридрих же часто спотыкался, несколько раз наступил партнёру на ноги, но буквально светился от счастья, будто мечтал об этом танце всю свою жизнь. Юноша был гибким, лёгким, худым и двигался быстро и изящно, несмотря на ошибки.
Засмотревшись на танец, Генрика чуть не выронила бокал с вином.
Комментарий к Глава 5
Штош, 5 глава хд тут у нас чёта гейское, да. Ну и попытка в военный совет. Дальше будет больше стекла и всего такого х)
========== Глава 6 ==========
Ночи в Ламахоне казались Генрике уютнее, чем на родине. Они были куда более холодными и тёмными, но именно в этом герцогиня Корхонен находила притягательность. Этот холод был приятным, приводил в порядок мысли в голове, помогал почувствовать свободу и расслабленность после тяжёлого дня. Дни сейчас были долгие и нелёгкие. Особенно первая неделя, когда подготовка к битве была особенно основательной. В лагере эрхонцев и в замке Акияма творился настоящий хаос. Леди Штакельберг была на взводе от волнения, ей так хотелось, чтобы всё прошло идеально. Она не срывалась на вассалов, не повышала голос, не отдавала приказов ударить или казнить кого-то, но всю неделю была раздражительной и нервной. Подкрепление, в том числе и Рихтеры, которых Ильзе ждала особенно сильно, прибыло в лагерь в течение восьми дней, и воины сразу же принялись за подготовку.
У Генрики было забот не меньше. Именно ей предстояло командовать армией в следующей осаде. Ну хоть роль командующей в битве была отдана её близкой подруге – Вибек Кюгель. Впрочем, сражение с пятьюстами воинами даже битвой было назвать нельзя. Воины и воительницы, задача которых состояла в том, чтобы отрезать путь ламахонским войскам из других феодов к Мурасаки, уже отправились в путь. Среди них почти все были магами и магессами, так как морочное заклинание наверняка понадобится в войне. Осознание близости осады и битвы немного давило, но страшно до дрожи не было. Генрика довольно спокойно принимала это и даже не просыпалась от кошмаров в последние несколько ночей. Да и Вибек справится – в этом можно не сомневаться. Они обе поддерживали друг друга перед предстоящими сражениями.
Стараясь забыть о том, что до начала осады осталось буквально три дня, Генрика отправилась в небольшой сад у замка, в котором до этого уже побывала раза четыре. Здесь было уютно, свежо, и легко дышалось. Повсюду в саду стояли скамейки и горели факелы, там было много тихих и пустынных мест, в которых можно на несколько часов остаться наедине с собой. Здесь обычно никого не было, и только шум ветерка шевелил рыжую редкую листву. Генрика поёжилась и сильнее укуталась в плащ – сегодня было особенно холодно.
Вдруг она услышала какой-то шорох, обернулась и увидела в полумраке улыбающегося Витольда. В его мутно-голубых глазах читалась обыкновенная для него печаль и лёгкая рассеянность. Он немного нервно теребил край своей мышино-серого цвета туники, словно о чём-то думал или переживал.
– Что ты здесь делаешь? – спросила Генрика удивлённо.
– Я увидел, что ты тут, и пришёл. Мне скучно. – Витольд как-то несмело пригладил свои тёмно-русые волосы, чуть вьющиеся на концах. Герцогиня добродушно усмехнулась. Барон достал свою любимую флягу с вином и немного отпил. Пить он любил, нередко прикладывался к бокалу, а в последнее время стал выпивать всё чаще и чаще. Впрочем, на последнем банкете и Генрика выпила много, едва ли не больше него.
– Как думаешь, нам удастся? – Витольд присел на стоявшую перед герцогиней лавочку. Он, разумеется, имел ввиду грядущую осаду. Вспомнив о Мурасаки, Генрика устало вздохнула. Только ей удалось забыться и не думать о ней… Как же ей надоели эти навязчивые мысли об осаде! Когда герцогиня переключалась на них, ей моментально становилось тоскливо, грустно, тяжело… Это будет первая осада в её жизни – в междоусобицах, в которых она участвовала, случались только небольшие стычки, но не более того. А вот те же Склодовские, например, однажды пытались брать осадой маленький замок, подчинявшийся барону Нойманну.
– Конечно. Это лишь вопрос времени. – Генрика устало улыбнулась и перевела взгляд на факел, горевший вдалеке. На самом деле, она не была так уверена в том, что всё получится с первого раза. В отличие от Ильзе, герцогиня постоянно во всём сомневалась. И уверенность миледи в том, что всё идёт по плану, пугала. Они ведь на войне, и каждый может умереть в любой момент. И хоть Генрику не сильно терзала и пугала эта прописная истина, она старалсь всегда об этом помнить.
– Ко мне почти сразу после военного совета обратилась графиня Кюгель и сказала, что даст мне людей для захвата Кумаров совместно с Джоши, – тихо, боясь, что его услышат, заговорил Витольд. – Ты, наверное, помнишь, что она хотела взять оба замка хитростью, но Ильзе отказала ей…
– Помню. – Генрика устало кивнула. – И ты согласился?
– Да. – Витольд зарылся пальцами в свои волосы. – И поэтому во время осады, ближе к декабрю я вместе с её людьми отправляюсь к Кумарам. Там ещё Рихтер со своими людьми будет. Она штурмом возьмёт замок Джоши, а остатки их армии мы добьём вместе.
– Сколько Кюгель заплатила тебе, чтобы ты согласился на это? – Генрика улыбнулась. Её удивило, что Витольд не сказал ей об этом сразу же после того, как во всё это ввязался.
– Ни сколько, – просто ответил барон и развёл руками. Генрику поразила такая беспечность. Она, конечно, не особенно гналась на войне за деньгами, и на первом месте для неё стояла верность, но бесплатно помогать той, кому не служит, герцогиня Корхонен не стала бы из принципа. Витольд же готов был помочь каждому, кого знает, просто так, и у Генрики просто не укладывалось это в голове.
– Когда-нибудь это твоя бескорыстность тебя погубит. – Генрика кивнула с усмешкой. – В любом случае, у вас всё получится, – добавила герцогиня, стараясь сделать голос как можно увереннее. – Я просто запрещаю тебе как своему вассалу сдохнуть.
В ответ Витольд только усмехнулся.
– Я так скучаю по дому… – Он отпил из фляги ещё немного. – Благо у отца и Карла-Хайнца всё хорошо. Во всяком случае, отец так пишет.
– А мой отец на письмо уже третью неделю не отвечает. – Генрика вздохнула. – Наверняка просто закрутился в заботах. Мама умерла, я уехала, у него замок, разборки с крестьянами, и Герда. – Вспомнив о сестре, девушка почувствовала, как в груди что-то кольнуло. Герде только недавно исполнилось восемь, через четыре года её начнут учить обращаться с мечом… И, если война к тому моменту не кончится, или продлится хотя бы до её тринадцатилетия, её могут отправить сюда в качестве оруженосца. Мама постоянно говорила Генрике, что сестра будет единственным родным человеком, когда они с отцом умрут. Но Герда была ещё слишком мала, чтобы доверять ей какие-то сокровенные секреты, рассказывать о своих тревогах и проблемах. Но герцогиня любила её всем сердцем и мысленно обещала себе, что у Герды будет прекрасное будущее.
– Когда моя мама умерла, отцу тоже приходилось и с братом возиться, и проблемы с крестьянами и вассалами решать. – Витольд покачал головой. – Мне было всего восемь, когда Хайнц родился. Я уже смутно помню, что тогда было, я часто оставался с ним, помогал отцу…
– Вацек в восемь лет умер. Это моя вина. – Генрика горько усмехнулась, вспомнив брата. Она была старшей дочерью в семье и с ролью старшей сестры справлялась, по её мнению, не слишком хорошо. А вспоминать о погибшем по её вине Вацеке всегда было больно. Это обжигало куда сильнее, чем осознание близости осады. – Я отвлеклась, он заигрался со змеёй. Змея ужалила его, и когда я только заметила, было уже поздно. Всё произошло в течение минуты. Мне было четырнадцать. – От собственной никчёмности захотелось плакать. Боль сдавливала виски железным обручем. Генрике должно было быть двадцать один в следующем году, с момента этого случая прошло почти семь лет, но чувство вины всё ещё свербило, не давало покоя. Оно возникало всегда так внезапно и так сильно жгло, что хотелось вырвать себе сердце и навсегда забыть. Но забывать было нельзя. Генрика привыкла думать, что память об ошибках не позволяет совершать похожих ошибок в будущем. Но как же тяжело порою становилось… Иной раз Вацек являлся ей во снах, разговаривал с ней, просил спасти его, иногда предостерегал, иногда – звал с собой в могилу. Особенно в первые несколько лет после трагедии. Поначалу Генрика не придавала этим снам значения, но потом, когда они стали повторяться всё чаще и чаще, поняла, что всё это – знаки. И её определённо ждёт расплата, ведь богини не простят.
– Нет, в этом нет твоей вины. – Витольд ободряюще улыбнулся. Он всегда поддерживал подругу и был на её стороне даже тогда, когда она была не права. – Раз уж это случилось, значит, так было нужно. – Генрика в ответ только кивнула. Слабое утешение. Витольд намного проще относился к жизни, чем она, потому что не сталкивался с подобным. У него тоже был младший брат, и он понимал, как больно будет потерять его, и герцогиня искренне надеялась, что ему не придётся переживать того, что пережила она. И хоть утешать Витольд не умел, его слова были важны для Генрики.
Барон встал со скамейки, и они вместе отправились вглубь сада, освещённого факелами.
– Ты после войны жениться не планируешь? – задала вопрос Генрика. Она, будучи его сюзеренкой, сама могла подыскать ему избранницу для выгодного союза, но, так как он был её другом, предоставляла выбор. Витольду уже двадцать. В его возрасте у некоторых уже есть хотя бы один наследник. Многие выходили замуж или женились уже в восемнадцать лет, а крестьяне – и вовсе раньше.
– Я не знаю. – Немного подумав, ответил Витольд. – Я не нахожу для себя подходящей спутницы среди баронесс и рыцаресс. – Он ещё немного отпил из фляги.
– И поэтому ты подумываешь выйти за Фридриха? – пошутила Генрика и рассмеялась. – Ну уж извини, он мужчина. – Витольд сдержанно усмехнулся в ответ и снова сделал глоток.
– Мне очень приглянулась Вибек Кюгель, хоть мне и не светит жениться на ней, – тихо ответил он. – Она графиня, а я – простой барон. Но она красивая. И так прекрасно владеет мечом…
– Даже лучше, чем я? – шутливо заметила Генрика. Она не считала себя особо выдающейся воительницей, её постоянно что-то не устраивало в себе. Герцогиня думала, что её переоценивают. И та благодарность, услышанная неделю назад от Ильзе – это высшая степень признания. Хотя Генрика не знала, насколько хорошо миледи владеет мечом и насколько сведуща в этой области, её мнение по любому вопросу было невероятно важно для девушки.
– Ну с тобой здесь никто не сравнится, – ответил Витольд, и они оба рассмеялись. Где-то как будто хрустнула ветка, Генрика прислушалась и услышала голоса. Источник разговора был где-то очень близко. Герцогиня подошла ближе к смородиновым кустам – звук шёл отсюда. Они с Витольдом утихли. Барон, так и не сделав из фляги очередной глоток, поспешил спрятать её.
– Я думаю, этой войны можно было избежать. – По голосу девушка узнала Эльжбету. Она довольно редко пересекалась с ней, даже здесь, в замке. Герцогине удалось пообщаться с ней лишь на военном совете. Генрика относилась к ней с большим уважением. Она была наслышана о её участии в войне с Ауксинисом. Мама, также участвовавшая в этой войне, много рассказывала об Эльжбете. Герцогиня Магдалена и графиня Кюгель были подругами, часто встречались, Кюгели иногда приезжали в Корхонен, но Генрика лично Эльжбету не знала.
Осторожно пройдя вглубь ещё пару шагов, Генрика и Витольд замерли рядом с каким-то кустарником. В свете факела за большим раскидистым деревом они увидели графиню Кюгель, стоявшую спиной к ним напротив своего мужа. На ней был длинный чёрный плащ, расшитый золотыми, поблёскивающими в свете факела, нитками.
– Это моё упущение, что полгода назад я не смогла уговорить Ильзе действовать более мирным путём. – Эльжбета говорила отчего-то тихо, словно знала, что её слышат. – Она аргументировала необходимость войны, к примеру, отсутствием возможности брачного союза и ненавистью к ветианцам. Но ведь начинать войну из ненависти, к тому же, совершенно необоснованной – глупо. Ей нужны эти земли. Они действительно куда богаче наших. И независимость – это прекрасно. А ветианцы… на мой взгляд, ей просто хочется доказать матери, чего она стоит, поэтому и происходит то, что мы видим.
– Не убивайся. – Ежи осторожно тронул жену за руку. – Того, что было, уже не вернёшь. Может быть, это кончится.
– Обязательно кончится. – Эльжбета покачала головой. – Всё будет хорошо. Эта война выгодна для нас, несмотря ни на что. Нам обещаны лучшие земли, и высокое положение при новой королеве – Ильзе. Пусть и столько людей погибнет зря…
– А какие меры она уже успела предпринять по отношению к ветианцам? – тихо сказал Ежи. – Она часто повторяла, что они должны быть уничтожены, со Склодовской что-то обсуждала. Пока из всех действий я могу только штурм Бхаттара с казнью, о котором все говорят, вспомнить.
– Этот Бхаттар теперь лагерь пыток Мёллендорф и владеет им наш вассал, – ответила Эльжбета устало. – Надеюсь, она не перебьёт их всех и хотя бы часть отправить в рабство. Это будет хотя бы разумно и выгодно, раз уж на то пошло.
– Похоже, у них тоже свидание в два часа ночи, – Витольд усмехнулся, и Генрика шикнула на него, чтобы он замолчал. Вряд ли из разговора Кюгелей она могла выцепить какую-то полезную информацию, да и нужно ли это ей? Сейчас нужно было постараться уйти отсюда тихо, чтобы они не услышали и не решили, что их подслушивают.
– У нас не было выбора: ввязываться в эту войну или нет, – выдохнула Эльжбета. – К этому обязывает долг.
– Всё, что ты могла сделать тогда, ты уже сделала. И сейчас делаешь всё, что можешь. Больше ничего с нас не требуется. – Генрика увидела, как Ежи взял левую руку жены в свою. Сердце герцогини непонятно отчего замерло в этот момент. Она чуть было не упала и вздрогнула, боясь издать хоть малейший шорох.
– Может быть, за двадцать три года я стала хуже владеть арбалетом и, тем более, луком, но в битву я пойду с тобой. – Эльжбета устало положила голову на плечо Ежи. Он обнял её и провёл рукой по волосам, заплетённым в косу. – Ты опять начал пить. – Эльжбета не спросила – утвердила. Эти слова удивили Генрику. За последнюю неделю ей ни разу не доводилось встретить графа Ежи пьяным. Возможно, они не так часто пересекались, и герцогиня плохо знала его, но ей казалось, что он не пьёт. – Это плохо кончится. Ты ведь не можешь контролировать себя. Такими темпами ты сопьёшься.
– Я понимаю. – Ежи виновато кивнул. – Прости меня, я обещал не напиваться…
Эльжбета устало вздохнула и отошла от него чуть подальше, приложив руку ко лбу. Видимо, такое случалось уже не первый раз, и у неё уже просто не хватало сил.
– Я не хочу, чтобы было как двадцать три года назад. – Графиня развернулась, и Генрика смогла увидеть её лицо. Глаза Эльжбеты блестели от нахлынувших слёз, она выглядела измотанной. Герцогиня ни разу не видела её такой. При ней Эльжбета всегда была живой и весёлой. – Бросай это. Ты себе же делаешь хуже. – Графиня подошла ближе и поправила завернувшийся воротник плаща мужа. Он смотрел на неё с искренним чувством вины, таким, от которого самой Генрике стало неудобно и тошно.
– Десять лет назад это кончилось. Теперь опять началось, – ответил Ежи тихо. – Это сложно, но я попытаюсь.
– Я больше не могу смотреть, как ты страдаешь, как просыпаешься по ночам от страха и дрожишь от воспоминаний, – произнесла Эльжбета сдавленным голосом. Он ничего не смог ответить ей, и графиня обняла его, уткнувшись носом в правое плечо. Ежи неуверенно обнял её в ответ и стал гладить по голове.
«Витольду бы тоже не мешало бросить пить, – подумала Генрика”.
Она подняла на него несколько осуждающий взгляд, как бы намекая на то, что ей хотелось сказать. И он понял, виновато кивнул и усмехнулся.
Через пару минут Эльжбета и Ежи вместе удалились из сада.
Генрика всё ещё стояла, едва ли дыша, и лишь когда убедилась, что Кюгелей рядом нет, позволила себе шевельнуться и принять более удобное положение.
– Что ты там говорил про Вибек? – спустя минуту тишины спросила Генрика. Витольд, кажется, забывший, как дышать, засмеялся. Генрика подхватила эту волну смеха, но быстро вспомнила о том, что было довольно позднее время суток, и голоса в саду могли расценить как вражеские.
– Ничего особенного. – Внезапно закончив смеяться, ответил Витольд. Генрике доводилось видеть его влюблённым всего несколько раз в жизни. Тогда, помнится, он бросался далеко идущими планами на будущее, а в итоге забывал о своих влюблённостях очень быстро. Его поведение нередко смешило Генрику, но она прекрасно понимала его сомнения и терзания.
Почувствовав, что становится холоднее, друзья поспешили вернуться в замок.
***
Генрика и не заметила, как оказалась чуть ли не в самом сердце битвы с пятьюстами воинами, стоявшими почти у подножия стены замка Мурасаки. Замок был поистине огромен, а стена вокруг него – высокая и длинная. Возможно, за ней находилась ещё одна – на этот счёт данных не было. Теперь им предстояло осаждать этот замок, обстреливать эти стены, морить голодом его обитателей, не давая им шанса покинуть его. Было неизвестно, сколько продлится осада, но одно Генрика знала точно – так просто Мурасаки не сдадутся. На поле битвы те пятьсот сражались как звери. Безжалостно, с нескрываемой яростью и ненавистью к захватчикам.
Ветианцы и ламахонцы сильно отличались друг от друга даже в сражении. И с ветианцами было проще, так как у них было схожее с эллибийцами вооружение и приёмы. Генрика убивала их почти легко – умения позволяли. Ветианские солдаты, что во время штурма Бхаттара, что сейчас, казались ей какими-то особенно наглыми. Их всегда было много перед глазами, они всегда шли напролом, словно стремились показать, что лучше всех владеют мечом. Их лучники сыпали, казалось, тысячами стрел в минуту, и эти стрелы чаще всего попадали в цель. Несколько ветианцев, наступавших со спины, чуть было не ранили Генрику, но её снова защитил Витольд. В этом сражении он был более активен, чем в предыдущем.
Герцогиня слегка удивилась, увидев на какой-то вышке графиню Кюгель с арбалетом. Она как раз перезаряжала его, чтобы произвести очередной выстрел. Смертоносный выстрел. Её лицо выражало сосредоточенность, движения были довольно резкими. Стрела, резко и стремительно вылетев, пронзила какого-то солдата. Всё произошло буквально за несколько секунд. Ветианец упал без чувств, а графиня тем временем перезаряжала арбалет для очередного выстрела.
И хотя в случайно подслушанном герцогиней разговоре Эльжбета говорила, что за долгие годы растеряла свои умения, Генрика увидела, что это было не так. Было видно, что за две недели подготовки графиня успела потренироваться и вспомнить что-то, хоть и до идеала ей было ещё далеко. А её муж, Ежи, стоявший рядом, в этот раз обстреливал врагов из лука. Среди эрхонцев лучников было действительно не очень много, и в основном это были наёмники. А вот воины Мурасаки явно любили это оружие, их лучники были куда опытнее и лучше. Но с эрхонскими мечниками ламахонским было не сравниться, потому основной упор старались делать именно на них. Особенно выделялись из всех Витольд и Вибек, собственно, командовавшая этой битвой. Её, кажется, сильно ранил какой-то воин, когда она пыталась помочь Генрике добить яростно сражавшуюся ветианку. Ранение пришлось на левый бок и было заставило Вибек упасть на землю чуть ли не в эпицентре сражения, но Витольд, находившийся рядом, помог ей подняться и до конца был рядом. Даже будучи раненой, графиня продолжала обороняться и даже убила какого-то воина. Может, одного, может, двух… Генрика уже даже потеряла счёт.
Ламахонцы на поле битвы очень сильно отличались от ветианцев. Низкие, манёвренные, ловкие воины, которых было трудно убить. Но герцогине и её товарищам удавалось, и уже через два дня вся оборонительная сила была уничтожена каким-то чудом без особых потерь для эрхонцев.
Эрхонцы разбили лагерь недалеко от замка, и в день, когда пятьсот защитников были разбиты, с подкреплением прибыла Ильзе. Она призналась, что пока ехала, думала, что у армии совсем плохи дела. На самом деле, подкрепление было как нельзя кстати. Теперь оставалось постоянно обстреливать замок, не давать прохода осаждённым, морить их голодом и жаждой. Начиная войну в октябре, леди Штакельберг не учла, что в связи со сбором урожая у жителей будет достаточно припасов. И для того, чтобы они теперь вышли полностью, понадобится продолжительное время.
Первое время казалось, что Джуничи Мурасаки даже не знал о том, что замок в осаде. Пока валуны, запускаемые из катапульт, медленно разрушали стены, он даже ни разу не попытался выйти на переговоры. И так продолжалось недели две. Замок не сдавался. Даже не дрогнул. Джуничи словно делал вид, что так и должно быть. А остальные замки об осаде, казалось, даже не знали. Охранные полки сообщали, что поблизости не было никого. Генрике казалось это подозрительным. Но Ильзе относилась к этому довольно беспечно и радовалась тому, что лишних препятствий пока нет. А на переговоры с Мурасаки выйти всё же стоило. Если он, конечно, будет слушать.
В этот раз герцогине Корхонен ранений в битве и последующих стычках удалось избежать. До осады, ещё в Акияма, Генрика всё же обратилась к лекарю, и её рана на плече довольно быстро зажила. Сейчас ничто не мешало ей сражаться и не заставляло мучиться от боли днями и ночами.
Герцогиня по мере сил пыталась помогать раненым после стычек с людьми Мурасаки. Она понимала: выживут далеко не все. Во время осад погибало много людей. Причём, как и со стороны осаждающих, так и со стороны защитников. До войны Генрике ни разу не приходилось видеть, как у людей заживо гнили раны, или даже руки и ноги полностью. Лекари называли это гангреной. Именно из-за гангрен погибало большое количество людей. Поначалу потемневшие, фиолетового оттенка конечности, источающие отвратительный гнилостный запах, заставляли Генрику вздрагивать от ужаса. Жертвы гангрен мучилась от сильных болей и лихорадки. Кому-то удавалось успешно ампутировать ногу или руку, но сражаться такие воины уже не могли – их либо отправляли в Акияма, либо оставляли умирать. Одну воительницу, сильно раненую в живот, гангрена начала поражать изнутри. Рану не успели вовремя залечить или хотя бы обеззаразить. Лекари давали рыцарессе не больше недели. Мучаясь от страшных болей, девушка умоляла убить её, дабы не испытывать больше этих страданий. Она умерла в полнолуние, во время ночной молитвы богине ночи Менулии. У Генрики до сих пор стояла перед глазами та рваная, сгнившая рана, кое-как прикрытая грязными тряпками.
Командовать осадой было всё же не слишком легко. Гораздо легче было подчиняться, выполнять приказы. Но Ильзе, кажется, была довольна герцогиней. Она часто улыбалась, когда разговаривала с ней. Так никогда не было ранее, но Генрику это скорее радовало, нежели пугало или раздражало. Признаться честно, она всегда мечтала о тёплых, дружеских отношениях с леди Штакельберг. Может быть, однажды, им действительно удастся подружиться.
На двенадцатую неделю осады Ильзе приказала спускать трупы по реке, дабы отравить воду, потребляемую осаждёнными. Реки в Ламахоне не замерзали зимой, в отличие от Эллибии, где даже на юге на реках с октября стоял лёд. Джуничи Мурасаки очень неохотно вышел на переговоры, словно боялся эрхонцев. До Генрики дошли слухи, что это была даже не его инициатива – его заставили мать и один из приближённых, Рокеру Ким. Казалось, положение осады вполне устраивало непутёвого герцога, во всяком случае, он пока успешно и достойно держал её. Но неужели он был настолько идиотом, что не стремился выходить на переговоры? Генрика ждала подвоха. И он возник там, где следовало ожидать: войска, оборонявшие границы, отразили несколько попыток прорваться на помощь Мурасаки. Похоже, герцог всё же поддерживал переписку с ними.
Несколько таких набегов совершали Джоши и Кумары, те самые, замки которых Ильзе отчего-то не хотела брать по совету графини Кюгель. Они были действительно жестокими воинами, не столько умелыми, сколько яростными и оттого пугающими. Последений раз их натиск еле удалось сдержать, леди Ильзе ждала их возвращения, отчаянно пыталась усилить защиту. Именно в эту пору свой план применила Эльжбета Кюгель. Ильзе даже не заметила пропажу Витольда, Ульрики Рихтер и тысячи солдат, которые разделились между ними на два полка и отправились в разные стороны: на Джоши, и на Кумаров. Вместе с Витольдом на штурм тайно от матери отправилась Вибек, постоянно жаловавшаяся до этого на скуку. Генрику это ни сколько не удивило, и она поддержала выбор подруги. Лишней там со своими талантами полководца она точно не будет.
Генрика с замиранием сердца ждала друзей из похода, и они наконец вернулись спустя три дня с шестьюстами солдатами, измотанные, но живые. Больше всех досталось Витольду: у него была глубокая рана на руке, которая успела загноиться так, что оба лекаря только разводили руками, не в силах ничего с этим сделать. Лишь дочь герцогини Ульрики, Софья Рихтер, согласилась помочь при помощи каких-то магических отваров. Все доступные ингридиенты для них нашлись в лесу, уже через полчаса отвары были готовы, и Витольду понадобилась всего неделя для полного выздоровления.
Узнав о том, что кто-то действовал без её ведома, Ильзе была в ярости и грозилась лишить всех причастных обещанных земель, но быстро забыла об этом, найдя себе заботы поважнее. В конце концов, всё прошло удачно, и им удалось разбить оба ветианских феода. Правда, когда Витольд с Джоши полностью разрушили Кумар, их барон приказал атаковать войско Витольда, с которым сам же содействовал. Сражение затянулось на ночь, и Герцу уже казалось, что им не одолеть Джоши, как тут неожиданно подоспела Ульрика со своей армией, уже разбившая их замок. Она оказалось под Кумаром случилось по счастливой случайности. Как позже призналась герцогиня, так поступить ей подсказало сердце.
После сражения в живых ветианцев из обоих армий оставалось всего пятнадцать, и всё они были увезены в пыточный лагерь Мёллендорф.
Вацлаве Склодовской, вассалке Генрики, явно хотелось быть там, поближе к её ненавистным ветианцам. Она не раз говорила герцогине, что собирается по окончании осады навестить оба владения, если позволит леди Ильзе. Герцогиня Корхонен пообещала ей договориться с сюзеренкой, а сама даже не представляла, как будет это делать… Сама Вацлава общалась с леди Штакельберг куда более открыто с Ильзе, она её совсем не боялась, словно они были равны по статусу. Генрика же тряслась перед ней от страха, не в силах сказать ни слова против.
Ветианцев убивали и пытали массово, изощрённо, устраивали публичные казни, превращаявшиеся в целые представления. Ветианцы отвечали на это бунтами и набегами. Войско Мёллендорфа понесло немалые потери в ходе трёх последних сражений, но местным взять верх не удалось. Очень многие герои восстаний уехали на заслуженный отдых в Мёллендорф.
С приходом зимы, с усилением дождей и холодов эрхонцы начали нести большие потери. Продовольствия оставалось всё меньше и меньше, затраты сильно били по казне Эрхона. Хотелось верить, что замок уже скоро сдастся, и терпеть бесконечный холод и голод больше не придётся ещё длительное время. Генрика отметила: зимы здесь всё же не так суровые как на родине, но до чего же дождливые и ветреные! Никто с такой погодой не был застрахован от простуды. Почти вся армия перенесла её легко, несмотря на надоедливую температуру и кашель, но даже здесь не обошлось без жертв. Генрика и её друзья не так сильно пострадали от простуды. Только Витольда от жара и насморка постоянно клонило в сон, и он спал очень долго, однажды чуть ли не целый день. Однако от этого ему стало только лучше. Генрика в который раз убедилась, что сон может излечить от чего угодно. Уже на третий день после этого Витольд чувствовал себя прекрасно, повеселел и даже успевал потренироваться на мечах с Вибек и дать урок владения этим оружием Фридриху – оруженосцу Генрики. Они с ним, похоже, очень сдружились.
Генрике впервые за долгое время написал отец. Он поздравил её с Днём Рассвета, означавшим начало нового года, и писал, что в замке пока всё в порядке. Генрику порадовала новость о том, что Герда не болела, хоть и сильно скучала по ней. Это было взаимно. Герцогине очень сильно хотелось увидеться с ней, обнять и долго не разжимать объятий, вдыхать запах её волос и радоваться тому, что они наконец-то снова рядом. От тоски сжималось сердце. Только бы не погибнуть в каком-нибудь сражении, вернуться домой живой и невредимой. Написав ответ, герцогиня чувствовала какую-то странную тревогу, и вместе с тем, радость. Письмо отца вызвало у неё ироничную улыбку: День Рассвета армия отметила очередным обстрелом Мурасаки с большим количеством жертв с обеих сторон.
Но зато Ильзе, до этого почти избегавшая Генрику, теперь стала ещё чаще проводить время с ней. Однажды, когда герцогиня просто гуляла ночью оттого, что не хотела спать, миледи подошла к ней и спросила, есть ли у неё пара минут свободного времени. Это было неожиданно для герцогини, и поначалу она, услышав шаги за спиной, решила, что это Витольд или Вибек заглянули к ней, хотя в такое позднее время они уже обычно спали.
В ту ночь Генрика была одна: Фридрих ночевал у Витольда. Просто сидеть в одиночестве в шатре было скучно. Похоже, она была не одна такая.
– Здесь так спокойно, – робко произнесла герцогиня, смотря в беспросветную тьму, когда ещё только почувствовала, что рядом кто-то есть. Ильзе в ответ усмехнулась. Эта усмешка больше напоминала болезненную гримасу, и Генрика было подумала о том, что миледи ранена или очень сильно опечалена чем-то. Но, словно прочитав мысли вассалки, Ильзе улыбнулась уже более тепло. В её серых глазах блестела какая-то искра и задорность, обычно ей не свойственная. Генрика привыкла видеть миледи серьёзной и собранной. Ей даже подумалось, что миледи может быть пьяна, но она быстро отбросила эту догадку, ведь от неё не пахло перегаром, да и Ильзе сама упоминала, что не пьёт.
