Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"
Автор книги: Марина Ружинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Теперь Чихёль и Эйуми снова остались наедине. Пак встал с трона, молча спустился вниз и остановился, словно чего-то ожидал. Он был похож на провинившегося юношу, которого теперь отчитает за проступок учитель или мать. Герцогиня стояла на месте, нарочно не обращая внимания на Чихёля и смотря в окно на заходившее за горизонт солнце. Следовало бы тоже созвать феодалов со всего Пак, но прямо сейчас делать этого не хотелось. Эйуми нервно теребила рукав своего белого кимоно, сшитого за короткий срок по приказу Чихёля. Ей вдруг стало холодно, когда из окна подул ветерок, но это быстро прошло.
– Мы ведь не говорили с вами о брачном союзе… – тихо сказал Пак. Эйуми резко обернулась, заставив его вздрогнуть, словно он сделал или сказал что-то неприемлимое. Она ведь и совсем забыла о том, что предложила Хелене условия, придуманные на ходу. Просто они были удачными. – Я-то не против, просто как-то… неожиданно. – Усмехнувшись, закончил он.
– Мне же нужно было как-то её уговорить, – ответила герцогиня шёпотом. – Речь идёт о будущем ваших земель, так что уж извините, если подписала вам приговор.
– Нет проблем. – Чихёль как-то мрачно кивнул. Эйуми, не обращая на него внимания, направилась к выходу из зала, открыла тяжёлую дверь, выпустила сначала Пак, а затем и вышла сама. И тут же замерла, но не в испуге, а скорее в удивлении и радости, словно долго ожидала чего-то, и оно так вот неожиданно свершилось.
Перед ней стоял низкий молодой человек, одетый в самую простую крестьянскую, но чистую и опрятную одежду. Это был брат той самой крестьянке, в таверне которой лорд Пак и герцогиня Мурасаки встретились. В руках молодой человек сжимал какую-то грязную тряпку, в которую было что-то завёрнуто. Чихёль вздрогнул. Он, разумеется, этого человека не знал, впервые видел и совершенно не понимал, что тот здесь делает. Другой бы на месте лорда Пак уже разозлился, что какая-то герцогиня, замок которой захватчики превратили в лагерь пыток, чуть ли не правит в его земля, приводя каких-то незнакомцев и заключая сделки на условиях, которые с ним даже не обсуждала. Но Чихёль относился ко всему снисходительно и по большей части доверял Эйуми, словно считал её спасительницей всего ламахонского народа. Как будто без неё он бы не додумался, что надо защищать свои земли от эрхонцев.
Крестьянин протянул герцогине вещицу. Эйуми откинула засаленную ткань и увидела то, что так давно искала и желала получить. Этой вещицей, завёрнутой в тряпку, был Воронёный клинок. Чихёль вскрикнул, увидев его, и прижал руку ко рту. Чёрное матовое лезвие поблёскивало в темноте, такое чистое и острое, ещё ни разу не касавшееся плоти. Хотя, может, и касавшееся – кто знает, что успела натворить с ним леди Ильзе за время, пока он у неё был.
Эйуми улыбнулась, снова спрятала кинжал в тряпку, поблагодарила крестьянина, достала из большого кармана платья мешочек с монетами и сунула его ему. Молодой человек поклонился ей и тут же поспешил скрыться.
Чихёль стоял поражённый. Его вид вызвал у Эйуми добрую усмешку.
– Но… как? – вымолвил он дрогнувшим голосом.
– Ещё в таверне я договорилась с юношей, братом хозяйки, чтобы он при помощи магии определил точное местонахождение армии Ильзе. Совершенно случайно он обнаружил у неё Воронёный клинок, – тихо сказала Эйуми, смотря в стену. – А дальше за небольшую плату я договорилась с ним о том, чтобы он принёс мне его, подложив леди Штакельберг вместо него точно такой же, но имеющий несколько иные магические свойства. – Герцогиня снова достала кинжал и подбросила его в воздухе. – Для того, чтобы воссоздать точную копию Воронёного клинка, юноша тоже использовал магию. А на роль копии взяли мой кинжал, украденный у трупа в лесу.
– То есть, всё это время он был у леди Штакельберг? – Чихёль вздрогнул, с некоторым недоверием рассматривая лезвие. Эйуми кивнула. Признаться, она тоже удивилась, узнав о том, что клинок пропал. Она знала, что он находился в Мин, и вроде бы в том, что кинжал теперь был у Ильзе, не было ничего странного, но Эйуми хотелось верить, что леди Ханыль всё же спрятала его понадёжнее. – Вы оставите его себе?
– Пока что это опасно. Нужно привлекать как можно меньше внимания, так что, возможно, придётся спрятать кинжал в каком-нибудь крестьянском доме, где его вряд ли будут искать. Или найти какое-то надёжное место в вашем замке, – ответила Эйуми почти шёпотом. – Не думаю, что в этой войне клинок мне пригодится. Я на поле битвы-то вряд ли выйду – годы уже не те. – Она усмехнулась.
Отчего-то ей вспомнилось, как всегда рвался в сражения её сын, покойный Джуничи Мурасаки. Он был готов умереть за родину самой страшной и мучительной смертью, во время осады всё время рвался оборонять замок, всегда очень жалел и даже корил себя в том, что не участвовал в крупных сражениях. У него словно отсутствовал перед ними страх, хотя это было просто невозможно. Джуничи был готов сражаться даже будучи больным, слабым, измученным голодом. Эйуми не видела, как его пытали, и как он умирал, но знала, что он наверняка не сдавался даже тогда. Его потеря стала настоящим ударов для герцогини, хотя она понимала, что раз уж их взяли в плен, это случится. Что и он, и она в скором времени умрут под пытками. Осознание, полное понимание этого только усилило в ней желание бороться, сражаться, отвоевать, вернуть утерянные земли. И пусть стране и так грозила смута в связи со смертью короля, этот миг можно было оттянуть, нужно было прогнать эрхонцев раньше, иначе всё будет напрасно.
– Меня до сих пор удивляет то, как они так легко взяли Мин, – неожиданно сказал Чихёль. – Ханыль – одна из лучших воительниц Ламахона, у неё всегда были прекрасные воины, как они могли проиграть?
– Я не знаю, милорд, – грустно усмехнулась Эйуми. – Когда нам пришлось сдать Мурасаки, я сама не могла поверить в то, что это произошло, что это происходит со мной, что мы сейчас все умрём. – Герцогиня сделала паузу, вздрогнула, остолбенела. В висках снова проснулась острая боль, сердце забилось сильнее. В голове возникли картины пережитого, снова слышался плачь, крики, лязг мечей и свист стрел, ржание лошадей, шум ветра, запах крови, пепла, земли, тёмных и сырых подземелий. Запах смерти.
Эйуми вздрогнула. Она жива. Она должна была умереть, но живёт, борется, плывёт против течения. Её записали в покойники, но она здесь. Живой мертвец? Воскресшая? Кто она для тех, кто знал ее?
– Правильно ли это, что я жива? Может быть, мне стоило умереть как Джуничи: под пытками, с невозмутимым лицом, не выдавая своей боли… – Эти слова вырвались сами собой. Эйуми не чувствовала ног. Голова ужасно кружилась, ей неожиданно стало страшно. – Или раз уж я всё-таки здесь, значит, так было надо…
– Мин пал, Ханыль уже наверняка мертва, но у нас ещё есть Пак, и Вайсланд, и вы, – уверенно ответил Чихёль. – Именно вы подняли два народа, объединили, теперь осталось лишь действовать.
– Я всего лишь хочу мира в моей стране. И вернуться домой. – усмехнулась Эйуми. – И как нам действовать? Ещё ничего не ясно.
– Всё прояснится на военном совете. – Голос Чихёля дрогнул, словно у него было чувство, что до военного совета он не доживёт.
– Надеюсь, что прояснится, – ответила герцогиня тихо. – Как бы нам ни хотелось отомстить им, как бы нам не хотелось растерзать их, ничего не получится сразу. И получится ли вообще… – Чихёль не смог ничего ответить. Наверное просто потому что боялся. Он казался Эйуми ужасно неуверенным в себе, даже несколько слабовольным. Правитель не должен быть таким. Сможет ли человек, неспособный постоять за себя, защитить свой народ?
– Не проще было бы с самого начала подключить к этому всему королеву? – ответил вдруг Пак неуверенно, но с укором.
– Чтобы она ещё месяц собирала армию тех же самых добровольцев, что воюют сейчас? – усмехнулась Эйуми. – Мы – её народ, мы должны показать ей, что можем без её помощи. А если вдруг её не станет?
– Мы уже проиграли столько сражений… – начал говорить Чихёл, но тут же затих.
– Но не войну. Ещё пока не войну, – ответила Эйуми твёрдым голосом. – Вы расскажете мне об этом, когда проиграем. Но сначала хотя бы попытаемся что-то сделать.
В этот момент дверь со скрипом отворилась, и в комнату вошла леди Хелене в сопровождении слуги.
– Я отправила письма, – сказала она и развела руками.
– Надеюсь, в ближайшую неделю у нас будет полноценная армия, и мы проведём военный совет, – ответил Чихёль задумчиво. Он снова сделался похож на провинившегося юношу, и Эйуми даже стало жалко его немного. Хелене же стояла с серьёзным выражением лица, будто бы только что вернулась с похорон.
– А я надеюсь, что вы не передумаете возвращать потом мои земли, – сказала леди Лоренцен и ушла, хлопнув дверью.
Комментарий к Глава 10
Вот так внезапно между 9 и 10 главой возникла ещё одна, которая должна была идти после 10, но потом я прикинула и поняла, что нихрена.
У меня не как в Корее (хотя тоже хорошо, но нет товарища Ким Ир Сена и не то же, что у нас), и фамилии идут после имён, как во всём остальном мире. А ещё вроде они не склоняются, поэтому Пак везде Пак х) ну это так, чтобы приёбов не было
И главы терь по понедельникам. А мб и ваще дедлайнов никаких не будет, и главы будут выходить, когда мне захочется лол
========== Глава 11 ==========
Крестьяне были правы: мягкая зима предвещает холодное лето. На территории Ламахона стояла жара и духота, но стоило войску во главе с Эльжбетой перебраться в Эрхон, они столкнулись с отвратительной погодой. Графиня даже не думала, что в июле так бывает: постоянно выл холодный ветер, небо, устланное седыми облаками, казалось безжизненным. Всё говорило о скором приближении грозы, но дождя не было.
– Начнётся, ещё как начнётся! – постоянно повторяла Джулия – низкая темноволосая служанка-оруженосец со вздёрнутым носом и веснушками по всему лицу. – Не к добру это.
Эльжбета в ответ только кивала и поднимала покрасневшие от усталости и бесконечных бессоннных ночей глаза на тяжёлое небо. Хотелось верить во что-то хорошее, но пока несчастья ложились на её плечи одно за другим. Вернее, несчастье было одно, а вот тревожных мыслей было много, всё больше и больше с каждым днём. Когда всё только начиналось, Эльжбета даже не представляла себе, что будет так страшно. Ранее ей доводилось видеть все ужасы войны как бы со стороны, даже в годы вторжения ауксинисцев в Ойгварц. Потери товарищей, вассалов переносились легко, наверное, потому что Эльжбету с ними ничего не связывало, кроме общего дела и службы. Ей приходилось спасать, помогать, утешать, быть точкой опоры, но никак не испытывать всю эту горечь и боль на себе. Ей не было больно, когда она видела смерть, когда убивала врагов. Было лишь до ужаса страшно иной раз: за себя, за друзей, за подруг. Теперь же… видимо, это расплата за долгие годы покоя и счастья. Страхи отчасти сбылись, и вот теперь это всё предстояло расхлёбывать.
Когда высокие башни Кюгеля наконец показались на горизонте, графиня искренне обрадовалась. Она осознала, что стала ближе к своей цели – это значило, что у неё всё ещё есть смысл жить дальше. Они снимут осаду, Эльжбета наконец увидится с сестрой и поговорит с ней по душам обо всём, что произошло, сможет излить ей все свои переживания и сомнения, окажется окружена поддержкой и пониманием. Графине это было невероятно важно, она очень этого ждала.
Через пару километров пути разбили лагерь. Нужно было думать о том, как действовать дальше. Первым делом Эльжбета собрала своих вассалов в одном шатре и обсудила с ними свои планы, выслушала их предложения и точки зрения. Для начала решили отправить нескольких разведчиков, чтобы те выяснили точное число вражеских солдат, кто командует армией и кому подчиняется. Писать Войцехе о том, что армия уже прибыла, было опасно, Эльжбета пока не стала делать этого. Войцеха сама увидит, как владения будут спасены от вражеских захватчиков, как победное знамя с рыжей лисой на красном поле будет реять в закатном розоватом небе, как враг удалится восвояси, чтобы больше никогда не вернуться на их земли с войной.
Эльжбету эти мысли заставляли сдержанно улыбаться – хоть кто-то всё ещё нуждается в ней, хоть что-то хорошее было впереди.
Результат не заставил себя долго ждать. Данные от разведки стали поступать уже через три дня после приказа. Это произошло вечером, почти ночью, когда графиня уже собиралась ложиться спать, к ней в шатёр буквально влетела Джулия и сказала, что её ждут.
– Сколько их? – Барон Нойманн, высокорослый темноволосый мужчина с сильно выпирающими передними зубами, обратился к разведчице, светловолосой зеленоглазой девушке. Он, она и двое слуг сейчас находились в одном шатре – в нём собирались для решения военных вопросов, принимали разведчиков, обсуждали дальнейшие действия.
Эльжбета считала Нойманна хорошим стратегом и умелым тактиком, потому советоваться предпочитала с ним. Рихард был хорошим другом Ежи, и это тоже многое для неё значило.
– Пять тысяч, – ответила разведчица, пытаясь отдышаться – видимо, до лагеря ей пришлось бежать.
– Пять тысяч?! – Эльжбета вздрогнула. Все присутствовавшие, не заметившие, как она пришла, обернулись.
– Добрый вечер, ваше сиятельство, – сказал Нойманн и поклонился. Графиня в ответ просто кивнула.
– У нас всего-то три…– Это известие не столько поразило её, сколько ввело в растерянность и заставило задуматься. Эльжбета покачала головой. С другой стороны, может, гарнизона Кюгеля будет достаточно, чтобы более-менее уравнять две армии между собой. – Ладно, разберёмся. – Добавила графиня, заметив, что девушка больше ничего не говорила, а только озадаченно смотрела перед собой.
– Замок пока справляется с осадой, – добавила разведчица, барабаня пальцами по рукояти своего кинжала. Она была одета в тёмно-зелёную мужскую тунику, расшитую чёрными нитками, и коричневые брюки, изрядно испачканные грязью. Девушка была дочерью какого-то бедного рыцаря из вассалов Нойманна.
– Ты лучше скажи, кто руководит осадой и по чьему приказу? – ответил Рихард низким голосом и громко откашлялся. У него уже который день был сильный жар и простуда, но лечиться он не собирался, хотя, казалось, ещё немного, и ноги перестанут носить его. Барон Нойманн иной раз казался Эльжбете безрассудным, он был готов умереть за родину и свою сюзеренку в любой момент – вассалов вернее у графини Кюгель за всё время правления не бывало. Рихард напоминал ей Генрику, та тоже отличалась какой-то особенной страстью к служению.
– Осадой руководит Юргис Балтрушайтис, – проговорила девушка. Услышав знакомое имя и фамилию, Эльжбета вздрогнула и прижала руку ко рту. – По приказу Микалины Розенберг. Она присутствует в лагере, но только указания раздаёт. Других баронов, ей подчиняющихся, я не знаю. Они атакуют замок, никого не выпускают из города, морят голодом. О том, что творится в самом Кюгеле, ничего неизвестно. Это всё, что мне удалось выяснить, ваше сиятельство.
– Хорошо, иди, – быстро проговорила внезапно помрачневшая Эльжбета. Разведчица стрелой вылетела из шатра, оставив Рихарда, графиню Кюгель и слуг наедине. Эльжбета всё ещё стояла, не двигаясь и едва дыша. Барон Рихард подошёл к ней, чтобы спросить всё ли в порядке, и что именно так сильно поразило её, но Эльжбета снова вздрогнула и устало выдохнула. – Балтрушайтис, значит. Тот, с которым мы осаду Балодиса снимали в годы войны с Ауксинисом. – Она печально усмехнулась и покачала головой. Рихард сочувствующе опустил взгляд. Эльжбета нервно прикусила губу. Двадцать три года назад Юргису было лет девятнадцать – не больше. Он только успел жениться на баронессе Маркус, как началась война, в ходе которой его жена и погибла от руки какого-то ауксинисца. С тех пор Балтрушайтис, кажется, не женился, в отличие от старшего брата Паулюса.
– Воевала с ним и его братом бок о бок, спасала их людей от смерти, помогала им освободить их собственные замки от захватчиков. – Графиня не заметила, как сказала это вслух. – И теперь тот же самый Юргис с теми же самыми людьми идёт на мой феод. И брат наверняка с ним же… – Эльжбета вздохнула и сдавила виски пальцами, словно у неё болела голова. Хотелось вылить на себя ведро ледяной воды или выйти в одном платье босяком на лютый мороз.
– Мне очень жаль, ваше сиятельство, – тихо сказал Рихард, коснувшись указательным пальцем какого-то листа пергамента, лежавшего на столе.
– Наверняка их даже совесть не терзала, когда они шли на Кюгель – им же заплатили, неплохо заплатили. – Не слыша его, процедила Эльжбета. Она не заметила, как к её глазам подступили горячие слёзы. В этот момент ей вспомнилось всё самое страшное, злое, угнетающее, что происходило с ней недавно. Ежи больше никогда не будет рядом, замок в осаде, вчерашние друзья стали врагами, вот так бесстыдно подставив её под удар. Эльжбета отвернулась, смахнула слезинку и выдохнула. Ей было горько, больно, страшно, досадно, но, немного придя в себя, она понимала, что в этом предательстве нет ничего удивительного. Балтрушайтис был падок на деньги, не имел никаких принципов, всегда был ветреным и хитрым, словно ветианец, хотя вряд ли в его роду были представители этого народа. Да и кому в этих бесконечных играх феодалов можно было доверять? Пусть неприятно, пусть больно, но совершенно ведь неудивительно.
– Я не хочу сражений. Не хочу лишней крови. Не хочу опять потерять кого-нибудь просто так. Нам ещё с этой армией возвращаться воевать в Ламахон, – Эльжбета говорила тихо, но в каждом слове чувствовался шквал переполнявших её эмоций. – Нужно попробовать договориться с Микалиной. Хотя бы попытаться. И только тогда… – Графиня развела руками. Рихард, внимательно слушавший её, кивнул в знак согласия. Он снова закашлялся, с хрипом втягивая в себя воздух. Джулия, до этого скучающим взглядом смотревшая перед собой, тут же вскочила и подлетела к нему с какой-то флягой – в ней был целебный настой. Откашлявшись, Нойманн принял её и поблагодарил девушку.
– Сражения не избежать, если они не уйдут, – сказал он тихо. Эльжбета покачала головой. Сейчас действовать нужно было быстро, принимать решения почти мгновенно, нужно было скорее возвращаться в Ламахон, где осталась большая часть её людей. Эльжбета не сомневалась в Вибек и Мёллендорфе, но ей было бы куда спокойнее, если бы она была рядом со своим войском как можно скорее, если бы она лично за всем следила и руководила. Графиня принялась нервно теребить кольцо на среднем пальце – то, которое подарил ей Ежи. Траурное серебряное она сняла и выбросила в реку, вернув прежнее. Плевать на траур – он только привлекает внимание к трагедии.
– Всё, что мы можем сегодня сделать – это пойти спать. А завтра провести военный совет и всё решить. У нас очень мало времени, – устало проговорила Эльжбета. Она поёжилась – в шатре ночью было очень холодно.
Рихард в ответ только кивнул, они распрощались, и графиня вернулась в свой шатёр. Там её ожидала Джулия, игравшаяся со своим кинжалом, доставшимся ей от старшей сестры – та умерла во время междоусобицы баронесс, подчинявшихся герцогине Корхонен. Девушки происходили из рыцарского рода Коскинен – довольно бедный замок на берегу реки. Ещё два года назад девушки жили в тех землях, и лишь когда началась война в Ламахоне, Джулия была приставлена в качестве служанке-оруженосца к какой-то баронессе, а потом, когда баронесса погибла в какой-то битве, к Эльжбете. Графине Джулия казалась отважной, безрассудной, смелой – из неё выйдет прекрасная воительница в будущем. Вот только теперь у неё замка по сути и не было – Коскинен был разорён полностью, а Джулия теперь – единственная представительница своего рода.
Стоило Эльжбете войти, служанка вскочила и бросилась помогать ей снимать дорожную одежду. Всё время пребывания в лагере графиня носила мужскую тунику, доставшуюся ей от Ежи, и штаны, а не платье – так было намного удобнее. Тоненькие дрожащие пальцы Джулии легко справлялись со всеми застёжками и завязками, хотя ей была свойственна некоторая грубоватость и резкость в движениях. Она была ровесницей Фридриха – в ноябре ей исполнилось пятнадцать. Но Джулия казалась старше, умнее, самостоятельнее.
– А я бы хотела пойти в разведку, ваше сиятельство, – сказала она тихим голосом. Джулия уже закончила, села в свой угол и снова принялась подбрасывать свой кинжал.
– Ну так иди. – Эльжбета легла на кушетку. Переодеваться в ночную сорочку она пока не спешила. – Я не знаю, сколько мы тут будем, но времени у нас мало. Я думаю, ты сможешь пойти в разведку, когда мы вернёмся в Ламахон – лишней не будешь. Скажи им, что ты от меня. – Где-то прогремел гром. Ветер завыл сильнее. Джулия вздрогнула и чуть не уронила кинжал себе на ногу. – Дождь будет. – Графиня грустно усмехнулась. Тяжёлые мысли снова вернулись к ней – под вечер такое случалось часто, наверное, потому что Эльжбета освобождалась от забот и больше ничем не загружала себя. Теперь к этой удушающей скорби добавилось ещё беспокойство о численности армии и дальнейших действиях. Графиня понимала: сейчас, в эту секунду, она ничего не может изменить, и если со смертью Ежи надо просто смириться, то остальные вопросы должны решиться завтра на военном совете. Но просто так отвлечься было сложнее, чем казалось.
– Куда мне деваться после войны? – Джулия устало вздохнула и покачала головой. Эльжбета про себя грустно усмехнулась: наверное, у служанки были проблемы даже похуже, чем у графини Кюгель, но при этом Джулия вела себя куда бодрее, живее и веселее, словно за спиной у неё было большое число людей и замок. Она всегда сохраняла такое поразительное спокойствие и часто подмечала во всём хорошие, светлые стороны. Эльжбете не удавалось с ней поговорить по душам, но почему-то казалось, что доверять служанке можно, и она всегда придёт на помощь. Но, зная о том, что она пережила, графиня просто не хотела её грузить.
Снаружи зашумел дождь, где-то опять громыхнула молния.
– Идти в наёмницы, разве что, – закончила служанка, прислушавшись к звукам на улицы. Эльжбета ничего не ответила. Она смотрела вверх пустым взглядом и думала о чём-то своём. Ей хотелось остаться одной, может быть, дать волю эмоциям, хотя она успела сдружиться с Джулией за то незначительное время, которое они провели вместе, и беседовать со служанкой ей нравилось. Да и прогнать вот так она её не могла.
Джулия, впрочем, не обижалась. Всё так же сидела, игралась с кинжалом.
– Вы, главное, осторожнее будьте, – сказала она тихо. – Микалина эта – ведьма.
– Я знаю, Джулия, я помню, – ответила Эльжбета, лежавшая с закрытыми глазами на кушетке.
Снаружи послышался странный шум. В шатёр неожиданно влетела арбалетная стрела и пронзила служанку, заставив тело рухнуть со стула на пол. Эльжбета молниеносно вскочила с кушетки, пригнулась и услышала звон оружия, свист стрел и крики. Она не успевала понять, что вообще происходит, и чисто бессознательно схватилась за арбалет и болты, лежавшие около какого-то мешка в углу, и уже потом сообразила, что сначала неплохо было бы одеться. По спине побежали мурашки. Выходить из шатра сейчас было очень опасно, но и оставаясь внутри, графиня рисковала быть прошитой чьей-то стрелой. Эльжбета схватила брюки, лежавшие на стуле у кушетки, и кое-как спряталась где-то рядом с ней. Теперь оставалось найти гамбезон. К счастью графини, он валялся прямо под кушеткой. В одиночку, без помощи служанки, одеться быстро было сложнее, но, когда Эльжбета всё-таки справилась, в шатер кто-то ворвался. Графиня непроизвольно вскочила с места и, понимая, что арбалет даже не заряжен, навела его. К счастью, человеком, ворвавшемся в шатёр, был Рихард Нойманн. В руках у него был лук.
– Небольшой отряд Розенбергов пожаловал, – сказал он, смахнув со лба пот.
– И много они перебили? – Эльжбета вздрогнула. Арбалет здесь ей вряд ли поможет. Имело смысл взять лук мужа, который по счастливой случайности оказался у неё при себе, или даже кинжал, но никак не арбалет – долго заряжать его времени не будет.
– Не знаю. Их вроде не очень много, наши справляются. Оставайтесь здесь. Я буду рядом с шатром. – Рихард направился к выходу.
– Может, моя помощь всё-таки не будет лишней? Это ведь мои люди. – Эльжбета бросила взгляд на лук и колчан со стрелами, лежавшие под лавкой.
– Если вы погибнете, кто будет вести переговоры?
– Нигде не говорилось о том, что будут переговоры.
– К этому всё и идёт! – прошептал Рихард. – Мы без вас замок отвоевать не сможем. – С этими словами Нойманн вылетел из шатра, оставив Эльжбету одну. Графиня усмехнулась. Да, может, оно и так, ей следовало беречь себя, но бросать своих людей ей не хотелось. И терять, на самом деле, было нечего – если она прямо сейчас умрёт от вражеской стрелы или меча, как-нибудь выкрутятся, куда уж им. С этой безумной мыслью Эльжбета схватила лук, перекинула через плечо колчан со стрелами и выскользнула из шатра.
В темноте разглядеть своих было трудно, хотя вдалеке горели факелы, их было недостаточно. Графиня не слишком хорошо видела в темноте и беспокоилась, как бы не попасть в кого-то из своей армии. Заметив какого-то солдата, показавшегося вражеским, Эльжбета прицелилась и отпустила стрелу. Стрела попала точно в цель, заставив солдата обернуться и гневно вскрикнуть. В этот момент графиня успела спрятаться за дерево, взяла новую стрелу и, выбрав удобный момент, выскользнула из укрытия и поразила врага второй. На этот раз стрела врезалась ему в глаз, заставив безвольно упасть и быть добитым каким-то мечником. Графиня облегчённо выдохнула. Руки тряслись от охватившего её страха. Сердце билось где-то в висках, а на лбу выступал холодный пот. Она уже давно не испытывала этого чувства, когда кажется, что ещё секунда, и ты будешь убит. Впервые за столько лет этот страх снова вернулся к ней. Почему-то когда она принимала участие в битвах в Ламахоне, такого чувства не было, наоборот, Эльжбета ощущала себя защищённой, предохраняемой от внезапной смерти какими-то высшими силами. Может, оно действительно так и было, хотя в последнее время графиня часто молилась богиням. Может, это потому что раньше Ежи был жив, был рядом, и это осознание его близости как-то успокаивало. Может, ей было так страшно из-за того, что нападение было просто слишком неожиданным. Но просто так прятаться за деревом было нельзя. Раз уж вышла сражаться – сражайся до конца!
Эльжбета осторожно выглянула из-за дерева. Видимость отчего-то стала значительно хуже, графине с трудом удалось найти цель. Этой целью оказалась высокая светловолосая девушка, увлечённая поединком с каким-то молодым человеком. Эльжбета не была уверена, но вроде такой воительницы в своей армии не припоминала, хотя, конечно, не могла знать всех. В темноте не было видно ни черт лица, ни узоров на бригантине, которые и были гербом того дома, за который сражалась девушка. То, что прояснялось в свете ближайших факелов, ничего не давало понять, но сердце подсказывало, что это – врагиня. Графиня лучше прицелилалась, последний раз всё взвесив, и отпустила стрелу, которая пролетела мимо. Воительница, казалось, даже не заметила. Эльжбета отчего-то осмелела. Ей захотелось любой ценой добить эту девушку, попасть в неё, пусть не смертельно, но хотя бы ранить, сбить с ног. Графиня пригнулась, пробежала немного в сторону леса, которым был окружён лагерь, и спряталась за чей-то шатёр, пустовавший и никем не тронутый. За ним даже стало лучше видно цель, и в свете факела Эльжбета разглядела герб на бригантине. Это действительно была воительница Розенбергов, причём, судя по доспехам, довольно богатого рода. Хотя шлема у неё не было – наверное, потерялся в бою.
Эльжбета снова навела цель. Девушка пока стояла к ней спиной и ничего не видела, была увлечена поединком. Трудно было сказать, кто ближе к победе – она или юноша-солдат Кюгелей. Воительница двигалась быстро, резко, металась из стороны в сторону, потому прицелиться Эльжбете было сложно. Наконец ей это более-менее удалось, она отпустила стрелу, и та приземлилась прямо в шею девушки. Воительница резко обернулась, и юноша, бившийся с ней, лёгким движением меча срубил ей голову.
Эльжбета махнула ему рукой, поблагодарив за хорошую работу. Хотя благодарить за такое было бесчеловечно: у той девушки могла быть семья, родители, может быть, даже дети, а она оказалась пешкой в игре своей жестокой сюзеренки. Графине снова стало страшно. Но она уже нашла себе новую цель.
Лишь к рассвету битва завершилась. Остатки жалкого отряда Розенбергов бежали обратно, и кто-то ещё долго пускал стрелы им вслед. Эльжбете хотелось просто разрыдаться от усталости и нахлынувшей тоски. Вернувшись в свой шатёр, она обнаружила там бездыханное тело Джулии и только тогда осознала, что произошло. Такие, как Джулия, должны выживать и жить дальше: ей было всего пятнадцать лет, она могла бы стать прекрасной рыцарессой, уйти в наёмницы и заработать себе на новый замок, доспехи и лошадь. Она могла бы научиться многому и сражаться ничуть не хуже Генрики или Вибек, могла бы подняться, стать известной и обожаемой народом. Но богини, видимо, решили иначе. Эльжбете стало не по себе от этого.
Перед тем, как Рихард вынес тело из шатра, Эльжбета в последний раз взглянула в лицо служанки и отметила, какой же красивой она была. У неё была довольно необычная, чуть грубая красота: веснушки по всему лицу, заострённый нос, кожа чуть желтоватого цвета, короткие, вечно растрёпанные каштановые волосы. Может, она и не была бы завидной невестой, но графиня могла подолгу рассматривать её лицо, пока Джулия не видела.
Эльжбета переоделась в ночную сорочку и завалилась спать, так как сил на что-то другое и, тем более, на слёзы, у неё не оставалось. Она понимала только одно: планы поменяются. Раз Розенберги знают о том, что они здесь, нужно давать сражение. Эльжбета не знала, сколько потеряло её войско, но отряд Розенбергов был разбит почти полностью, хотя он составлял лишь малую часть тех пяти тысяч, что сейчас засели у подножия Кюгеля.
Эльжбете удалось поспать немного и, проснувшись, она ещё долго просто лежала на кушетке, пытаясь прийти в себя и осознать, что случилось. Графиня по привычке позвала служанку, и лишь через пять минут молчания вспомнила, что Джулия умерла вчера от вражеской стрелы. Под кушеткой Эльжбета обнаружила свою одежду, гамбезон, арбалет и лук, которые следовало бы положить на свои места. Военный совет должен состояться уже скоро, а она только проснулась и никак не может прийти в себя. И, если честно, поспала бы ещё часа три, а то и целые сутки. Эльжбета стёрла пальцы правой руки в кровь, и ноющая боль теперь будет причинять ей недоудобства ещё пару дней.
