355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марина Ружинская » Пламя и пепел (СИ) » Текст книги (страница 3)
Пламя и пепел (СИ)
  • Текст добавлен: 21 мая 2019, 16:00

Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"


Автор книги: Марина Ружинская



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Когда войско приблизилось к небольшой деревушке у подножия замка, обнесённого той самой недостроенной, полуразрушенной стеной, Генрика увидела мальчика лет семи типичной ветианской внешности, бегающего в поле у деревни прямо перед армией, не обращая на неё никакого внимания. Ильзе, кажется, не заметила его, но кивнула Эльжбете, чтобы та вела свой отряд на запад. Графиня улыбнулась ей и поспешила выполнить приказ. Она была такой спокойной, словно не знала о том, что сейчас начнётся резня. Конечно, её отряду вряд ли придётся убивать в таких же больших количествах – Эльжбета шла на ламахонский феод, кажется, Акияма, и была уверенна в том, что его удастся подчинить мирным путём. В этом и состояла её основная задача – договариваться и стараться не применять силу без веских причин.

Генрикой же овладевали странные чувства. С одной стороны, если она убьёт этого ветианца, миледи будет рада этому, но с другой… Она не могла убить ни в чём не повинного ребёнка, который, быть может, позднее мог стать чьим-то оруженосцем. Но приказ есть приказ, и всё же Генрика не могла сделать этого собственными руками. Просто не могла. Перед глазами сразу вставал образ её собственного младшего брата, погибшего почти семь лет назад по её вине. Он был примерно такого же возраста, роста, телосложения, даже в его непонимающем весёлом взгляде Генрика видела черты Вацека. От этого ей сделалось не по себе. Взбудораженное воображение сразу нарисовало рядом лекаря, плачущую матушку и смотрящего на Генрику с укором и ненавистью отца.

Генрика буквально вцепилась в рукоять меча дрожащими пальцами. Страшно. Больно и страшно.

– Миледи, – герцогиня обратилась к Ильзе, – там мальчик… кажется, ветианец. – Девушка дрожащей рукой указала на ребёнка. Мальчик в ту же секунду заметил её и побежал в сторону армии, совсем не боясь, точнее, не понимая опасности своих действий. Ильзе перевела равнодушный взгляд на него и улыбнулась. И то была не улыбка умиления, как обычно бывает, когда люди смотрят на маленьких детей. Это была улыбка триумфа. Жестокого триумфа над «нечистой» расой.

– Так что стоишь тогда? – Ильзе обернулась. – Убивай. – В её голосе читалась усмешка и пренебрежение – к ней или к ветианцу, герцогиня смутно понимала. Генрика была шокирована таким равнодушием со стороны миледи. Она буквально замирает от страха, а Ильзе – смеётся и улыбается, будто бы так и должно быть.

Сердце пропустило удар. Этого приказа следовало ожидать, но герцогиня была не готова к этому. Дрожа от переполнявшего её волнения, от страха и жгучей ненависти к самой себе, она подошла поближе и извлекла из ножен кинжал – его было достаточно, чтобы быстро прикончить мальчишку. Как же сильно нужно ненавидеть нацию, чтобы проливать кровь, даже не начав штурм деревни и замка! Генрика не понимала этого, искренне не понимала, но она не могла ослушаться миледи. Просто не могла предать её.

Увидев кинжал, мальчик было попятился назад, но Генрика схватила его за руку. Резко, грубо – как смогла в тот момент. Она даже не поняла, откуда вдруг в ней взялась такая холодность и решительность. Мальчик даже вскрикнул не успел, как острая блестящая сталь пронзила насквозь его слабое сердце. Генрика резко вытащила кинжал, и мальчик упал без чувств, оросив своей кровью зелёную траву. Герцогиня обернулась. Ильзе улыбалась. По войску прошёл торжествующий крик, после чего воины, обнажив оружие, двинулись на деревню. Жертв было не избежать. А деревню наверняка разграбят и сожгут.

Испуганные местные высыпали из домов, и многих из них убивали, пока те даже не успевали что-то возразить или закричать. Эрхонцы убивали направо и налево, но Ильзе успела приказать, чтобы наиболее ценных, богатых и здоровых не трогали. Они наверняка будут нужны ей для чего-то, но для чего?

Генрика чувствовала себя странно во всём этом хаосе. Она не могла ослушаться приказа, потому, скрепя сердце, принялась выполнять его. Тяжёлый меч в руке сделался неожиданно лёгким, Генрика уже не различала своих жертв, осознавая лишь то, что это были ветианцы. Воинов ещё пока не было, но, надо думать, скоро и они высыплют сюда, чтобы защищать замок и деревню. И с ними сражаться наверняка будет сложнее.

У ламахонцев и ветианцев было разное оружие и доспехи. Ветианские были больше похожи на эллибийские, но поведение воинов в бою всё ещё оставалось непредсказуемым. Но, заметив горсть ветианских солдат, пожаловавших в деревню из замка, Генрика чуть ли не единственная бросилась им навстречу, чтобы раскрошить их черепа или хотя бы пронзить мечом. Все ветианские воины пока что были пешими, но в деревне и в замке наверняка были лошади, которые понадобятся эрхонской армии.

Генрика не сразу поняла, что её ранили. Ранили несильно, вражеский меч лишь слегка прорезал кольчугу и кожу под ней на левом плече. Главное, что в отместку она ранила воина в живот и, кажется, смертельно. Он вскрикнул от неожиданности, упал на землю, и герцогиня увидела, как помимо крови из раны проглядывало что-то белое и склизское. С двумя другими воинами она тоже расправилась неожиданно легко. Генрика чувствовала, как в венах закипает кровь, как бешено пульсирует сердце где-то в горле, и страх убивать сменяется жгучим азартом. Крики, кровавое месиво, мародёрство, трупы врагов и своих – всё это больше не пугало, а вводило в какое-то странное возбуждение, опьяняло. Генрика скрипнула зубами от ярости, замахнулась и пробила какому-то ветианцу голову мечом, наблюдая за тем, как тот падает на землю и пачкает своей кровью и другим содержимым своей головы траву. Похоже, дальше расправа будет ещё более жестокой.

Внезапно Генрика услышала, будто кто-то позвал её. Она обернулась и увидела Витольда, который успел потерять в бою шлем, но, судя по всему, на нём каким-то чудом не было ни царапины. В руках он сжимал окровавленный меч, тяжело дышал, но нашёл в себе силы улыбаться подруге.

– Я думаю, тебе стоит штурмовать замок вместе с остальными, вместе с миледи. Она не отдавала никаких приказов на этот счёт, но, думаю, в деревне и так достаточно воинов. – Он приблизился к сюзеренке.

Генрика всегда прислушивалась к мнению Витольда. Они были лучшими друзьями с самого детства. Герцогиня доверяла ему почти во всём. И ей этот его совет показался мудрым. В конце концов, что стоит остальным солдатам вырезать эту деревню? Вместо ответа Генрика кивнула и почти бегом отправилась в замок, не обращая внимание на кипящую вокруг битву.

А в замке, у его подножия, дела обстояли ещё хуже.

Генрика не сразу заметила Ильзе, которая не находилась в гуще сражения, а предпочла наблюдать за ним со стороны. Сложно было сказать, участвовала ли она в нём хоть немного. Её меч покоился в ножнах на поясе, на доспехах не было ни капли крови, а на самой леди Штакельберг – ни царапины. Наверное, ей было приятно чувствовать себя победительницей. Она не улыбалась, но явно была довольна собой и с гордостью смотрела на происходящее. Ей не было страшно. А вот Генрика начинала чувствовать себя неуютно во всём этом кровавом месиве. Ярость постепенно сходила на нет и сменялась страхом. Перед глазами снова встал почти забытый образ того мальчика, которого она так беспощадно убила сегодня. Девушка тщетно пыталась справиться со странной дрожью в коленях, но прежний жар не покидал её.

Отвлечься от наблюдения за миледи Генрику заставил ветианец, подбежавший сзади и хотевший нанести ей удар. Лезвия их мечей со со стуком соприкоснулись, герцогиня отразила ещё несколько ударов и полоснула мечом по горлу врага. Тот слабо простонал и упал без чувств прямо перед ней.

Сражение сначала начало затухать, а затем внезапно остановилось. Убив ещё нескольких солдат, герцогиня, тяжело дыша, обернулась и увидела баронессу Склодовскую, свою вассалку. Эта женщина всегда сражалась как-то особенно яростно и с азартом. Баронесса предпочитала орудовать не мечом, а кинжалом. Наверное, это казалось ей более практичным. Она стояла прямо перед Ильзе и держала за волосы, приставив к горлу нож, какую-то ветианку. На вид женщине было около сорока лет, она была одета в яркое розовое платье, и на её шее было множество украшений из драгоценных металлов и камней. Похоже, она была женой хозяина этого феода. В её глазах читался страх, женщина тяжело дышала, но не кричала и не вырывалась. Склодовская улыбалась, словно хищница, поймавшая добычу.

– Хорошая работа, Вацлава. – Ильзе спешилась и подошла к ней. – Варда Бхаттар? Какая приятная встреча… – Девушка едва заметно улыбнулась, смотря в глаза жертве. Варда смотрела на неё с ненавистью и недоверием. Стоит только отпустить её, наверняка и избить может в порыве гнева. Но баронесса слишком сильно держала её, и всё, что могла ветианка – плюнуть в лицо своей новой леди.

– Теперь ты сдохнешь. – В фиолетовых глазах Склодовской засверкала какая-то особенная ненависть, граничащая с безумием. Генрика не слишком любила свою вассалку, у них были скорее деловые, нежели дружеские отношения, но сейчас она в каком-то смысле гордилась ей. Девушка подошла поближе, но Ильзе, кажется, нарочно не замечала её.

– Поаккуратнее с выражениями, Вацлава. – Ильзе наклонилась к Варде. – Да, она определённо будет вздёрнута, но для начала мы немного развлечёмся с ней разными способами. – Девушка обернулась к остальным вассалам, дабы те оценили её остроумие. Та горстка, которая присутствовала рядом, рассмеялась. Лишь только Генрика стояла, потупив взгляд в землю. В глубине души она осуждала их всех за эту ненависть.– Тебе очень не повезло быть женой Локшмана. Он уже ждёт тебя в замке. – Ильзе дотронулась щеки Варды бледными тонкими пальцами. Внезапно миледи перестала улыбаться и смотрела на женщину уже более серьёзным, непроницаемым взглядом. Та же пялилась на неё испуганно, с некоторой долей ненависти и нескрываемым недоумением. Конечно, Варда не подозревала, что эллибийцы придут сюда и разграбят феод её мужа, не знала, что его сюзерен и вассалы с юга не так давно перешли на сторону Ильзе и подчинялись теперь Генрике. Но теперь она наверняка понимала, что ей конец. Феод будет разграблен, все до одного ветианцы – вырезаны и вздёрнуты, и весь этот тлен будет заселён эллибийцами, здесь начнётся новая жизнь.

Генрика не знала, почему Ильзе так ненавидит эту народность. Возможно, из-за устоев, возможно, из-за верований… И хотя её пугало то, что происходит, ей понравилось сражаться. В конце концов, у неё была чёткая цель, и она знала, что все эти жертвы не напрасны. Всё это – ради новых земель, ради благополучия её семьи и людей, ради миледи. Ради них – и никогда ради себя.

– Веди её в темницу. К мужу. Под особую охрану, – приказала Ильзе, и Вацлава вместе с несколькими воинами направилась к замку. – Продолжайте! Вспомните, ради чего вы делаете это! До наступления ночи на этой земле не должно быть ни одного ветианца. – С этими словами она исчезла в замке.

Надо думать, пока будет длиться битва, Ильзе будет пытать Локшмана и Варду. От этой мысли Генрике сделалось не по себе, но она тут же опомнилась и бросилась в гущу сражения, всего несколько минут назад так странно замершего.

И снова солдаты стали неразличимы друг меж другом. Было впечатление, что в замке нет простых людей, но, на самом деле, те либо не попадались Генрике, либо прятались в домах. В любом случае, их наверняка осталось мало. Да и войска сильно поредели, хоть и оставшиеся солдаты рьяно сражались с яростью, будто бы их было как минимум пятьсот. Они то и дело что-то кричали друг другу на своём наречии, переговаривались, ругались. Генрика заметила, что в этом феоде сохранились древние обычаи, в том числе и язык. В более крупных феодах на ветианском велось только богослужение, а в обычной жизни все общались на ламахонском. Теперь здесь всё равно будут эллибийцы, их обычаи и их верования.

С каждой минутой оказываясь ближе к самому эпицентру сражения, Генрика всё меньше чувствовала ярость и желание сражаться. На смену этим ярким, заставлявшим закипать кровь в жилах чувствам, пришла страшная усталость, наваливающаяся бетонной плитой на плечи. Рана на предплечье начала ныть, в голове тоже проснулась ноющая боль, и герцогиня начала волноваться: как бы не упасть на поле боя. Впрочем, воинов теперь осталось совсем мало. Только самые рьяные и живучие. Руки уже сами по себе занесли меч перед врагом, и лезвие со всей силы полоснуло по лицу ветианца, прорезав глаз, часть носа и щеки. Ветианец вскрикнул, схватился за лицо, но успел замахнуться мечом и чуть было не полоснул им по шее Генрики. Меч прорезал воздух буквально в нескольких сантиметрах от шеи. Герцогиня вскрикнула, ловко увернулась и поняла, что падает. Неожиданно кто-то подхватил её сзади.

Девушка подняла голову и увидела лицо Витольда, такое же уставшее и грязное, как у неё. Он выглядел уставшим, вымотанным, и каким-то чудом не был ранен. В этом Генрике убедилась, когда встала и оглядела его с ног до головы. Витольд был весь в крови, но повреждений герцогиня не отметила. Это заставило её вздохнуть с облегчением – ну хоть друга не задел вражеский меч.

– Как ты? – выдохнула Генрика и убрала с лица нависшую чёрную прядь.

– Не ранили, слава Богиням. – Барон усмехнулся. – Но могло быть лучше. Какой-то утырок успел прибрать себе мой шлем, я так его и не нашёл. Меня уже три раза чуть по голове не огрели.

Стоило только Витольду произнести это, из-за угла возник ветианский воин, судя по всему, ещё совсем юный и только недавно научившийся нормально обращаться с мечом. Ему было не больше двадцати лет, но дерзости… Он атаковал резко, чуть было не ранив Витольда в живот, затем ещё раз, ещё, и ещё. Барон Герц, не ожидавший такой внезапной атаки, с трудом отбивался от него. Их мечи стучали, соприкасаясь друг с другом. Генрика даже не поняла, что происходит, но решила не вмешиваться.

– Что стоишь? Помоги мне! – крикнул Витольд ей. Она тут же очнулась, дёрнулась с места, и из последних сил занесла меч над юношей, увлечённым поединком с бароном.

Ветианец быстро переключился на неё, и Витольд уже было хотел нанести ему смертельный удар, как к нему подлетел ещё один солдат, кажется, ещё более лихой и наглый. Как же они надоели… Генрика даже не думала, что ветианские солдаты могут быть настолько наглыми, она уже который раз только успевала отбиваться от них. Кажется, скоро не только Ильзе здесь будет люто ненавидеть их. Генрику всё сильнее клонило в сон. Она почти чудом отражала удары противника и наконец всадила меч ему в живот. Юноша закричал и упал на землю, тяжело дыша. Генрика резким движением извлекла меч из его брюшины, позволяя кроваво-белой кашице вытекать наружу. Ветианец приподнял голову. Видимо, перед смертью он хотел видеть лицо своей врагини. Он смотрел, не скрывая ненависти, презрения, и вместе с тем, жгучего отчаяния. Генрике не было жалко его, но она смотрела на него с некоторым сочувствием. И, сама не понимая, что творит, добила юношу, пронзив мечом его горло.

Вскоре рядом без чувств пал и соперник Витольда. Скоро трупы этих солдтам сожгут, а пепел развеют над ближайшей рекой или закопают – это уже не имеет значения. Они мертвы, а значит, миледи будет счастлива.

Генрика усталым взглядом окинула опустевший двор замка. В стороне деревни было уже тихо, даже не пылал костёр – надо думать, всех уже перебили или добивают остатки. А вот за её спиной жалкая горстка ветианцев всё ещё отбивалась от эллибийских солдат. Генрика бы и сама присоединилась к ним, но сил на какие-либо действия у неё уже не оставалось. Закат уже отмечался на небе алым заревом – неужели они сражаются целый день? В битве Генрика потеряла счёт времени, казалось, прошёл буквально час или два.

Собрав оставшиеся ничтожные силы в кулак, Генрика ринулась в битву. Так прошло ещё минут двадцать пока, наконец, не был убит последний воин, готовый сражаться за свой замок. Капитан ветианской армии, низкий и худой молодой человек лет двадцати двух, бросил к ногам Генрики знамя. Ильзе поручила ей представлять её интересы в случае её отсутствия, и герцогиня сама дала ему знак, чтобы он подошёл к ней с флагом. Юноша испуганным, потерянным взглядом пытался высмотреть свою новую леди, пока Генрика не улыбнулась ему. По-доброму улыбнулась. Она сама не знала, как так получилось, и даже грустно усмехнулась про себя: будет иронично, если убить этого мальчика потом поручат ей.

После того, как знамя оказалось на земле, герцогиня дала знак рукой, приказывая остановить сражение. Она подняла взгляд на алое зарево в далеке: в деревне совершенно точно начался пожар: запах дыма и крики были слышны аж отсюда.

Чувствуя, что силы покидают её, Генрика подалась в сторону замка. Головная боль сдавливала голову железным обручем. Хотелось упасть, забыться крепким сном и не вставать. Каждый шаг отзывался болью, не было сил не то, что говорить – дышать. Генрика и не предполагала, что первая битва может пройти так тяжело. А вот Витольд был, кажется, в полном порядке, хотя буквально несколько минут назад выглядел смертельно уставшим и разъярённым. Сейчас же Витольд снова улыбался Генрике, будто гордился ей. Он опустил меч в ножны, подбежал и взял девушку под руку, чтобы та не упала, так и не дойдя до замка.

Чуть ли не перед самым носом у неё дверь резко распахнулась, и оттуда вышла Ильзе с гордым выражением лица. Она окинула взглядом свои владения и, задержав взгляд на Генрике, улыбнулась. Похоже, всё было не напрасно. Это была действительно хорошая работа. Она стояла с улыбкой, не говоря ничего ещё с минуту, а затем приказала вести кого-то. Сама спустилась с крыльца и направилась налево – там, кажется, были виселицы. Следом за ней под конвоем шли Варда и Локшман. Их одежды были изодраны, испачканы кровью, а тела изрезаны и изуродованы. На лицах обоих не было живого места. У Локшмана так и вообще отсутствовал правый глаз – вместо него была кровавая кашица, вытекавшая вместо слёз. У Варды же под глазом красовались фингалы, а с шеи была почти полностью содрана кожа. Изо рта вытекала тонкая струйка крови – похоже, ей выбили несколько зубов. Руки пленников были сцеплены за спиной наручниками, к которым была подведена цепь – за неё их держали воины, шедшие сзади. Идя вслед за своей новой леди, Варда с презрением оглядывалась по сторонам, но головы не поднимала – попытка скрыть увечья. Локшман шёл смирно, кажется, раздавленный и разбитый полностью.

Генрика смотрела на них со страхом. Всё это казалось ей таким бессердечным, злым и ненужным, хоть и с другой стороны – торжественным, победным и оттого красивым. Ильзе подала знак, и все остальные солдаты проследовали за ней. Герцогиня, кажется, только сейчас осознала, что с ними были воины Судзуки и Тхакуров – ламахонцы. Следовало как следует отблагодарить своих новых вассалов. Что они чувствовали, убивая тех, с кем жили бок о бок столькие годы? На их лицах было ни капли страха или сожаления. Они выглядели даже увереннее эрхонцев. Генрика заметила, что некоторые из воинов стояли до этого, прижав кинжалы к глоткам выживших мирных жителей. Страшно подумать, сколько было убито детей и изнасиловано женщин в деревне. Страшно было представить, что ждёт сейчас Бхаттаров на эшафоте.

Пленные ветианцы молчали. Кто-то молча плакал, покорно волочась за своими истязателями. Смеркалось, и тьма сгущалась не только на небе. Тьма сгущалась в сердцах, в мыслях, в душах. Но ведь это всё-таки праздник победы?

Генрика вздохнула и молча поплелась за остальными. Витольд всё ещё заботливо держал её под руку. Даже он помрачнел в момент и больше не улыбался. Герц изначально должен был идти с Эльжбетой на запад, где наверняка будет пролито куда меньше невинной крови – там в основном ламахонцы, а графиня Кюгель легко умела договариваться с людьми. Почему же он выбрал худшее и пошёл за Ильзе? Ради усталости, боли и сцен казней? Генрика слишком устала, чтобы думать об этом, но мысли сами возникали в её голове. Она поняла, что вдобавок ко всему ужасно замёрзла. Только бы сегодня удалось спокойно поспать…

Осторожные зрители молча столпились у эшафота, куда вскоре поднялась Ильзе и Бхаттары. Миледи была одета в своё любимое серо-алое платье, поверх которого накинула чёрный меховой плащ. Она подняла правую ладонь вверх, поприветствовав свой народ, в исступлении и странном смятении стоявший перед эшафотом – точнее, жалким его подобием. Замок Бхаттар богатством не отличался, и разрушенная крепостная стена – тому в подтверждение. Неудивительно, что с такой плохой жизнью эрхонцы так легко разбили их. Генрика понимала: это только маленький шаг, худшее ещё впереди.

– Нечистые расы должны быть уничтожены, – произнесла Ильзе уверенным голосом. – За неправильную веру, искажённые законы, противоречащие нашим. Мы не должны допустить грязи на нашей земле, и пусть уж кровь льётся алой рекой, чем нечистые народы отравляют мои земли, словно ядовитые сорняки. Словно паразиты. – Ильзе окинула взглядом толпу. – Я вижу, многие из вас не успели зарезать некоторых из них. Теперь это ваши рабы. Делайте с ними, что хотите, кроме предоставления свободы. Всё во имя веры. Всё во имя правды.

После этих слов к Варде и Локшманну подошло по два конвоира. Они помогли из взобраться на опору, накинули петли на шеи. Бхаттары даже ничего не стали им возражать. Они, кажется, уже сдались и смирились со своей участью. Опоры из-под ног были выбиты. Муж и жена повисли в петлях.

Они будут красоваться здесь ещё долго, в этом можно было не сомневаться. Как заботливо было сделать две виселицы на эшафоте. Будто бы готовились к нападению.

Чувствуя, что вот-вот упадёт, Генрика сильнее вцепилась в руку Витольда. Она больше не боялась вида крови или трупов, но увиденное произвело на неё впечатление. Но Генрика слишком устала, чтобы чувствовать что-то.

Они с Витольдом шли довольно медленно, но и Ильзе никуда не торопилась, и вскоре они пересеклись. Она шла медленно, оглядывая свои новые владения и успела крикнуть уходящим в сторону деревни воинам, чтобы те потушили пожар. Когда наконец все ушли, Леди Штакельберг обратила свой взгляд на Генрику и Витольда и устало, от чего-то не слишком по-доброму, улыбнулась.

– Генрика, Витольд, вы отлично сражались сегодня. Завтра у вас будет день полноценного отдыха. В награду вам будет предоставлено по оруженосцу, – сказала Ильзе и тут же ускорила шаг. Видимо, она ждала их лишь ради того, чтобы сказать им это.

Генрика слабо улыбнулась. Оруженосец – это достойная награда. В конце концов, это – новый друг или подруга, ученик, с которым можно поделиться своими знаниями, а значит, сделать свою и его жизнь более осмысленной, более значимой. До этого у Генрики в замке были служанки, но они почти не умели сражаться и никогда не выдвигались за пределы замка. Кроме того, подруги из них были никакие – и это несмотря на то, что герцогиня так мечтала дружить с кем-то, хотя бы со служанкой.

Был ли рад Витольд новости, сообщённой Ильзе, сказать было сложно. Он бесцветным взглядом смотрел в пустоту. Видимо, и на него казнь произвела неизгладимое впечатление. Тяжело всю жизнь жить в мире и порядке, чтобы однажды крошить черепа на поле битвы, играя в беспричинную ненависть. Барон Герц не выглядел таким уставшим, как Генрика. Скорее поражённым, будто бы раздавленным. Наверное, это последствия битвы и увиденного только что. Герцогиня улыбнулась другу, пытаясь поддержать его, мол, это пройдёт.

Войдя в замок, Генрика оказалась встречена служанками, которые проводили её в спальню. Переодевшись в ночную сорочку, она без сил упала на кровать и забылась крепким, тяжёлым сном.

Комментарий к Глава 3

Уууу да будет мясо, тухлый экшончик, брОТПшки и Генрика хд

Надеюсь, пока всё норм и не так плохо, как мне думалось хд

========== Глава 4 ==========

В большом резном камине яркими рыжими язычками горел огонь, бросая тени на укрытый алым бархатным ковром пол – символ богатства ламахонского феода. Несколько жалких факелов освещали вечернюю тьму и слегка выцветшие от времени портреты предков на стенах. В дальнем углу сидел менестрель с причудливым музыкальным инструментом, напоминавшем лютню с длинным грифом. Он тихим, но красивым голосом пел какую-то песню о прекрасно-безжизненном небе и улыбающейся истине. Его почти никто не слушал, но он не прекращал играть ни на секунду. Менестрель, казалось, играл для себя – ему самому нравилось петь эту песню.

В этой вечерней полутьме за большим столом собрались две семьи: Акияма и Кюгели, прибывшие с войском в феод во второй половине дня. Они добирались сюда почти два дня. Несмотря на страшную усталость, Эльжбете удалось решить все необходимые вопросы, выполнить все свои задачи на сегодняшний день и склонить ламахонцев на свою сторону. Переговорами, а не битвой. Графиня была действительно рада, что обошлось без невинной крови. Всё шло по плану. Леди Штакельберг, письмо которой было отправлено с вороном несколько часов назад, будет рада это знать. Оставалось надеяться, что и у неё дела неплохи, а королева Эша и леди Мин пока не знают о том, что творится в аллоде. Рано или поздно это должно было случиться, но хотелось бы, чтобы у эрхонцев к тому моменту было побольше людей. В особенности, из числа местных.

Эльжбета вздохнула. Это была уже вторая война на памяти графини Кюгель, в которой она применяла свои дипломатические навыки. За годы той войны с Ауксинисом ей не раз приходилось вести переговоры с местными феодалами. Тогда с этой маленькой, но богатой страной воевал не Эрхон, а Ойгварц, и дом Кюгель стал участником конфликта почти случайно. Эльжбета направила войска на войну по просьбе графа Ежи Ружинского. Тогда она и представить себе не могла, что граф из бедного, разрушенного ауксинисцами феода, станет её супругом. В той войне у него погибли отец и мать с разностью в два месяца. Эльжбета стала единственной, кому он мог рассказать о том, что чувствует на самом деле, вне кровавых сражений и переговоров. Он быстро стал ей доверять, словно почувствовал родственную душу. До войны они почти не общались и не виделись. Ежи, как он говорил уже потом, просто был наслышан о Кюгелях, об их богатстве и войске. И уже потом, когда познакомился с графиней лично, быстро осознал, что именно она – самый близкий и родной для него человек.

Это чувство оказалось взаимным. Эльжбета и Ежи поженились сразу же после окончания войны, и граф перебрался в Кюгель, оставив феод на сестру, вернувшуюся со службы в Вайсланде.

Сейчас Эльжбета вспоминала об этом с улыбкой, но тогда… Тогда было действительно страшно жить дальше, опасаясь новых нападений, теряя на войне друзей и родных. Поначалу даже не верилось, что вернуть захваченные сильным врагом земли удастся. Ауксинисская армия – одна из лучших в мире, эти воины всегда сражались отчаянно, вне зависимости от того, сколько их на поле битвы. Было пролито много крови и слёз, столько испытаний и боли принесли те два года войны, что и представить было жутко.

Как только война началась, мать графини бежала вместе с младшей дочерью Евой в Варнос, боясь, что ауксинисцы попросту уничтожат их феод. Еве было всего двенадцать, она только училась владеть мечом и не могла бы защитить себя. А пока Эльжбета вместе с Ежи добивалась мира на границе с Ауксинисом, в замке правила её сестра Войцеха. Она и тогда, и сейчас казалась графине мудрой и справедливой правительницей, хоть и никогда не стремилась к власти.

Мать с сестрой так и не вернулись из Варноса. Поначалу они писали друг другу письма, но через пару лет после окончания войны переписка оборвалась. Эльжбета слышала, что Ева участвовала в боевых действиях на западе Варноса и занималась купеческим делом, а о матери знала лишь то, что она, вроде бы, жива и здорова.

Думать об этом, сидя рядом с мужем и дочерью в подчинённом таким мирным путём замке, было легко. Графиня даже не предполагала, что первый поход на ламахонский феод закончится удачно. Аои Акияма долго не колебалась, словно жизнь под властью прежней сюзеренки угнетала её. Акияма были баронами, находились под властью герцогини Мурасаки, которая, в свою очередь, подчинялась леди Мин. И, похоже, такая жизнь совсем не нравилась баронессе. Она не только легко присягнула, да ещё и усадила Кюгелей за праздничный стол со всей торжественностью и гостеприимством, словно те были дальними родственниками, приехавшими после долгой разлуки.

На столе было довольно много странной еды, которой никогда не было в Эллибии. Местные названия были непривычными, их было много, и не все они запоминались. Добрую половину составляли блюда из риса и морепродуктов, из которых съедобным для неподготовленных эллибийцев было далеко не всё. Что-то показалось слишком уж солёным и кислым за счёт соусов и приправ, что-то – слишком пресным. Наиболее приятными на вкус показались суши – пожалуй, самое простое и запоминающееся название из всех блюд, присутствовавших на столе. Они были сделаны из риса с добавлением уксусной приправы, который был завёрнут в рыбу или нори. Местные ели их с удовольствием, да и эрхонцам их вкус пришёлся по душе. Эльжбета отметила, что в чём-то ламахонская кухня была даже лучше эллибийской.

Всё же не верилось, что и в других феодах ламахонцы будут такими гостеприимными. Эльжбета готовилась к тому, что рано или поздно придётся применить силу. Те же Мурасаки наверняка не сдадутся легко, что уж говорить о Мин. Большая часть людей Эльжбеты была с Ильзе, так как её методы предполагали большое количество разрушений и сражений, а у Кюгелей были лучшие воины в Эрхоне. С графиней Кюгель на ламахонцев отправилось такое же количество людей, как и с Ильзе, но в основном это были не её вассалы. Эльжбета иной раз беспокоилась, что в случае захвата крупных владений может быть мало и её отряда. Но, в конце концов, подкрепление всегда могло поступить из местных подчинённых феодов.

Слуги разлили в бокалы странный прозрачный напиток, которые местные называли соджу. Он не имел ни цвета, ни запаха и со стороны напоминал обычную воду. Таких напитков в Эллибии не было, и многие сидевшие за столом эрхонцы пробовали его впервые. Эльжбета, взяв свой бокал, улыбнулась. Ежи, сидевший рядом, осторожно взял её за свободную руку. В чем-то он совершенно не изменился за эти годы – он остался таким же чутким и осторожным по отношению ко всему важному для него. Больше всего на свете он боялся потерять жену и дочь, многое брал на себя и постоянно беспокоился. Иной раз Эльжбета и Вибек казались куда азартнее и смелее, чем он.

– Да благословит нас Генрих! – сказала графиня и залпом выпила прозрачный, искрящийся в свете факелов напиток. Остальные последовали её примеру, хваля соджу и названного графиней бога. Напиток показался ей довольно крепким, но приятным. – А покровительствует ли Генрих соджу или только вину? – Кто-то на другом конце стола усмехнулся. За столом помимо Кюгелей и Акияма было ещё несколько эрхонских вассалов, которые довольно трепетно относились к своей религии. Кто-то после упоминания Генриха тихо произнёс краткую молитву, положив правую руку на грудь – так было положено по религиозным традициям.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю