Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"
Автор книги: Марина Ружинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
Вацлава вздрогнула. Сзади к ней подошла Ульрика и грубо развернула её, схватив за плечо. Баронесса выдернулась и нервно развернулась. Её раздражало, когда кто-то просто вот так трогал её. В особенности, если это была герцогиня Рихтер.
– Что вам надо от меня? Я сейчас уезжаю! – процедила сквозь зубы баронесса. Она понимала, что может выглядеть за стороны неуравновешенной истеричкой, но сейчас ей было как-то всё равно на происходящее.
– Их восемь тысяч! – проговорила Ульрика взволнованным голосом. Её лицо, кажется, впервые выражало какие-то эмоции: страх, досаду, возможно, отрицание. Её рука, всё ещё лежавшая на плече Вацлавы, как-то странно дрожала. Баронесса резко убрала её, заставив герцогиню вздрогнуть. Теперь она на секунду показалась такой жалкой и беспомощной, что подумалось, если баронесса отойдёт буквально на пару шагов назад, Ульрика упадёт на землю или рассыплется. Это не смешило. Это раздражало.
– И что я с этим могу сделать?! – Вацлаве хотелось скорее убраться отсюда. Она, уже не обращая внимание на Ульрику, дёрнулась к двоим рыцарям, стоявшим у лестницы на второй этаж – они должны были сопровождать её ночью, но всё это время уже стояли в коридоре в полном вооружении и боевой готовности. – Ганс, Альберт, мы уезжаем. – Оба рыцаря кивнули и быстрым шагом направились в сторону конюшни. Баронесса развернулась и снова увидела перед собой Ульрику. Нет, она не могла так просто оставить её в покое.
– Оставьте тех тридцать семь рыцарей, что нас сопровождали на пути сюда, – проговорила она нервным умоляющим голосом.
– Мне на них плевать! – отрезала Вацлава и всплеснула руками. – Как будто от этих тридцати семи вам что-то прибудет!
– Это элитные солдаты, – ответила Ульрика уже более уверенно и раздражённо, будто баронесса не понимала чего-то совсем уж простого. – Вы можете приказать своим людям из соседних феодов двинуться к нам на помощь?
– Приказывайте сами. – Увидев вернувшихся рыцарей, баронесса бросилась к ним. – Скажите, что от леди Ильзе. А меня больше не трогайте – свою задачу я выполнила. – Проговорив уже спокойным голосом эти слова, Вацлава проскочила в конюшню, оседлала уже предоставленную ей лошадь и, попросив рыцарей показать ей запасной тайный выход, бросилась вместе с ними туда прямо верхом – благо, размеры прохода это позволяли.
Ульрика, возможно, что-то крикнула вслед, недопоняв сказанное, но баронесса ничего не слышала. В замке сделалось очень шумно, грохот, крики, ржание коней и лязг стали были слышны почти везде, перекрывая собой всёю. Вацлаве было уже всё равно на происходящее, даже на то, что крупнейший лагерь пыток вот-вот может быть повержен. Это заставляло Вацлаву скорее злорадствовать – это ведь владения, которые могли достаться ей, но, теперь уже по счастливой случайности, достались Мёллендорфу. Лишь оттого, что столько ветианцев будет освобождено, было немного горько, хотя и это почти не волновало Вацлаву. Всё равно на ненависть к чему-то, если впереди – долгожданная свобода. Свобода от Ульрики и, как баронессе хотелось верить, каких-то глобальных поручений. Не то, чтобы она уже успела устать от войны, но раз Ильзе не может предложить ей чего-то действительно стоящего, то и работать на неё – в тягость. Баронессе всё сильнее хотелось бросить всё это, но она не отступала лишь потому, что первый шаг сделан. А дезертировать к тем, кого ненавидишь всем сердцем, казалось ей глупым.
Вылетев из замка незамеченной, перебравшись по лесу и окончательно оторвавшись от войск, Вацлава уже почти не думала о случившемся. Может быть, замок уже захвачен и разрушен, может быть, Ульрика уже мертва и изнасилована – баронессе было плевать. Впереди неё была свобода, ветер и звенящий в холодном ночном воздухе запах окровавленной стали.
Остановившись на секунду, Вацлава обернулась назад. Где-то вдалеке, за посеревшим от облаков горизонтов дымились башни, горел огонь, кипело сражение. Баронессе даже стало как-то не по себе от осознания того, что там сейчас могла быть она. Вацлава почти никогда не видела со стороны сражений, какие-то казались ей безумно тяжёлыми и раздражающими, какие-то – живительными и быстрыми, но никогда, ни разу не лёгкими. Для баронессы сражение было чем-то вроде праздника, где она пьянела не от вина, а от крови и стука мечей друг о друга. Но сейчас ей почему-то совсем не хотелось находиться в эпицентре битвы. Неужели все сражения так жутко выглядят со стороны?
Одна из башен прямо на глазах у баронессы рухнула, рассыпалась, словно была сделана из пепла. Раздался слышный даже тут, на расстоянии многих сотен километров, грохот, и громкие крики – победы и поражение, страха и ненависти, боли и отчаяния. Сердце будто на мгновение замерло, сжалось, но потом снова заколотилось в привычном спокойном ритме.
Баронесса позволила себе усмехнуться, пока Ганс и Альберт не видели её. Мёллендорф пал.
Комментарий к Глава 14
Эта глава придумалась оч спонтанно, я просто подумала, почему бы не осветить очередной важный момент, и ПОВов Вацлавы было очень мало (всего 1), ещё не помешает. Уделила внимание Ульрике и пыткам, обошлась без описаний махача (а то их чота много), в общем, надеюсь, что более-менее.
Глава будет в следующий пн или 13 – я сама хз, насколько мне будет лень.
========== Глава 15 ==========
– Может, ещё найдутся? – прошептал Фридрих тихим, сдавленным голосом. Ильзе в ответ только устало вздохнула и продолжила мерить шагами кабинет, ещё недавно принадлежавший леди Мин. Ей с каждым днём становилось всё страшнее. С каждым днём всё больше она проклинала день битвы у моста: мало того, что натиск ламахонцев с трудом удалось сдержать, а план с мостом с треском провалился, так ещё и пропали без вести Генрика и Витольд. На последнего, в общем-то, было плевать, но мысли о том, что герцогиня Корхонен уже может быть мертва, успела подцепить какую-то страшную болезнь или угодила к ламахонцам в плен, не давали покоя ни днём ни ночью. Леди Штакельберг была сама не своя от страха. Настоящего страха. Жгучего душу и сердце, словно сок борщевика.
Казалось, Ильзе впервые испытала страх за всё время войны. Но она старалсь не показывать этого, ведь её люди должны быть уверены в своей правительнице. Она должна вдохновлять их воевать, отстаивать честь своей родины, и страх здесь ей ничем не поможет. Наоборот, сделает намного хуже. Народ заподозрит неладное, в армии будет полный раздрай, многие просто не захотят сражаться под предводительством Ильзе – какие-то такие картины она представляла себе, когда думала об этом.
– Трупы ведь не были обнаружены… – проговорила леди Штакельберг тихо. – Девчонка Кюгель, барон Либланд, баронесса Вайсвальд – все они мертвы, на поле битвы были тела. А Генрика… – Она замерла, прижав руку к сердцу. Оно забилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. К глазам ещё не подступали слёзы, руки не тряслись, но Ильзе понимала: всё это может начаться прямо сейчас.
Ей не хотелось плакать при Фридрихе, который хвостом ходил за ней уже неделю. Его общество иной раз раздражало почти до дрожи, и Ильзе часто срывалась на него, что, в какой-то мере, помогало ей отвлечься. Она старательно, как ей казалось, прятала свой страх за насмешками, язвительными замечаниями, грубыми приказами, пощёчинами. Буквально утром Фридрих отхватил оплеух за то, что не явился в назначенный час…
Леди Штакельберг стала испытывать болезненную потребность хоть в чьём-то обществе. Раньше такого никогда не было. Та Ильзе, которая была до войны, прекрасно справилась бы со всем сама.
– Ладно, Фриц, я на улицу. – Леди Штакельберг остановилась у своего кресла и вцепилась в спинку.
– Я с вами, – ответил Фридрих так, как будто вот-вот заплачет. Ильзе вздохнула, желая что-то сказать, но быстро передумала. Срываться опять ей не хотелось. Пусть идёт. Если что, она прикажет ему уйти уже на месте.
Леди Штакельберг вылетела из замка буквально стрелой, не обращая внимание ни на Фридриха, уныло плетущегося сзади, ни на челядь, шастающую во дворе, ни даже на сильный ветер – на всё то, что обычно выводило из себя. Она быстро зашагала вперёд так, будто торопилась куда-то, но потом замедлила шаг. Сердце опять резко сжалось, и Ильзе показалось, что она вот-вот упадёт в обморок.
Леди Штакельберг устало вздохнула. Что же за день такой! Ещё с утра всё было относительно нормально, если исключить усилившуюся тревогу. Ильзе становилось страшно оттого, что она стала сама не своя.
Отдышавшись, леди Штакельберг пошла дальше. Ей встретилась Софья Рихтер – дочь герцогини Ульрики. Ильзе узнала её не сразу и лишь приглядевшись поняла, что перед ней не крестьянка, а дочь главнокомандующей замком Мёллендорфом. Девушка сидела на земле, а перед ней лежал клинок, переломанный надвое. Она держала над ним ладони так, как будто грела их. Подойдя чуть ближе, Ильзе увидела, что ладони Софьи временами излучали синеватое излучение. Это вызвало у леди Штакельберг улыбку. Похоже, Софья – тоже ведьма и с помощью магии пыталась починить клинок. Ильзе очень удивило, что девушка не скрывает своих магических способностей и колдует на глазах у проходящих мимо солдат и слуг. Это казалось ей, всю жизнь скрывавшей свои способности, большой смелостью.
Софья была настолько увлечена процессом, что даже не заметила Ильзе. Внешне девушка ни разу не напоминала дочь одной из богатейших герцогинь Эллибии: длинные бесцветные волосы были спутаны и растрёпаны, чисто-белое платье было испачкано травой и землёй и напоминало скорее крестьянские обноски. В отличие от матери, которая всегда старалась выглядеть красиво и ухоженно, тем самым демонстрируя свой статус, Софья никогда не носила даже драгоценных камней и металлов.
Внезапно замерев и устало выдохнув, девушка продолжила ритуал. Под её руками снова возникло синее свечение, обломки клинка заискрились ярким неоновым сиянием, но секунд через пять погасли. Софья убрала руки и приложила одну из них ко лбу так, будто у неё резко заболела голова.
– Почему не выходит? – проговорила она едва слышно своим тонким высоким голосом.
– Кто ж так делает? – Ильзе не заметила, как это вырвалось у неё. Софья, похоже, не знавшая, что леди Штакельберг всё это время была рядом, резко задрала голову и вздрогнула. В её фиолетовых глазах загорелся какой-то страх, будто Ильзе пришла сюда, чтобы пытать или казнить девушку. Леди Штакельберг улыбнулась, чтобы дать понять, что бояться нечего.
– Вы в-ведьма? – неуверенно проговорила Софья.
– Фридрих, следи, чтобы никто не смотрел и не подошёл, – сказала Ильзе и опустилась на колени рядом с обломками. Она молча занесла над ними руки, в голове проговорила заклинание, сконцентировавшись на нём. Её радужки блеснули белым, а под руками возникло такое же голубое свечение, как и у Софьи, но чуть темнее. Ильзе пристально смотрела на две половинки клинка, которые начали постепенно срастаться, всё так же посверкивая синим. Софья, сидевшая перед ней, смотрела на всё это каким-то опечаленным взглядом. Видимо, ей было обидно, что она не смогла так же. У Ильзе же это вызывало улыбку. Всё-таки уроки не прошли зря.
Когда половинки наконец закончили срастаться, леди Штакельберг подняла с земли клинок, подбросила его перед собой, поймала и отдала Софье. Та тут же искренне заулыбалась, поклонилась и принялась благодарить Ильзе.
– Твой? – спросила леди Штакельберг, поднявшись.
– Матери, – ответила Софья, со смущённой улыбкой разглядывавшая лезвие.
– Я так и знала.
– Миледи, баронесса Склодовская приехала. – Сзади подбежал Фридрих. Ильзе уже успела забыть про него, и от неожиданности вздрогнула, резко обернулась и увидела приближающуюся к ней на лошади Вацлаву. Её рыжая коса растрепалась, на лице красовались кровоподтёки, баронесса выглядела уставшей и разбитой. Такой леди Штакельберг не видела её даже во время осады Мурасаки, которая была изнуряющей и выматывающей для всех.
Подняв взгляд на Ильзе Вацлава скривилась, остановила коня и спешилась.
– Доброе утро, миледи. – Баронесса откланялась. – Они напали на Мёллендорф.
– Как? – произнесла Ильзе в недоумении.
– Мы с герцогиней Ульрикой собирались пытать пленников, я отлучилась, так как мне нужно было забрать у Мёллендорфа клинок для пыток, но на пути к нему мне встретился перепуганный оруженосец, который рассказал, что видел надвигающуюся армию в окно. Я уехала и потом ещё видела, как рушатся башни и горит двор. – Вацлава хлопнула лошадь по шее и взяла её под узды. – Они однозначно все уже мертвы. Ульрика, может, гниёт в темнице.
– Заткнись! – Ильзе была вне себя от ярости. – Как вы могли потерять крупнейший и сильнейший лагерь пыток?! У Мёллендорфа было так много людей. Как он посмел проиграть сражение? – Леди Штакельберг схватилась за голову. Ей хотелось сжечь всех, кто был рядом с ней. Хотелось перерезать им глотки, перестрелять из арбалета, растерзать, словно ветианцев. Ильзе сжала руки в кулаки. По телу прошлась дрожь, кровь в венах будто закипала.
За спиной послышался сдавленный всхлип. Леди Штакельберг обернулась и увидела, как Софья обнимала Фридриха, плакавшего ей в плечо. Девушка гладила его по спине, шептала слова поддержки, но оруженосец, похоже, продолжал плакать. Ильзе усмехнулась. Фридрих всегда казался ей слабым. Он никогда ничего не отвечал на грубость, даже когда стрелял из арбалета по ветианцам, его руки дрожали от страха так, будто он сражался с многотысячной армией дикарей. И теперь, когда у них появились проблемы, он просто позорно рыдает.
– Хватит. – Ильзе коснулась его плеча. – Твои глупые слёзы ничего не изменят. Ты рыдаешь как маленький мальчишка. Тебе почти шестнадцать.
– Я не считаю слёзы проявлением слабости. – Перед леди Штакельберг возник Витольд – тот, кого она меньше всего ожидала увидеть сегодня. От неожиданности даже Софья вздрогнула и резко обернулась назад. Фридрих вырвался из её объятий и застыл, прижимая руку к открытому рту, будто потерял дар речи. – Он же не отступил, не сдался, не предал родину. – Барон убрал с лица сальную прядь русых волос, обнажив кровавую рану, красовавшуюся на лбу.
– Где Генрика? – Ильзе всё ещё не верила своим глазам. Всё, что происходило вокруг и до этого будто утратило значение в один момент. Какая-то слабая, бьющаяся в сердце надежда затмила всё это. Ведь если барон Герц здесь, значит, и герцогиня где-то поблизости. Они же лучшие друзья и всегда ходят вместе.
Не успел Витольд ответить, как из-за большого дуба, стоявшего у стены башни, вышла низкая темноволосая девушка, казавшаяся огромной только из-за своих доспехов. На её вспотевшем бледном лице не было кровоподтёков и синяков, но оно было бледным и не выражавшем ничего, кроме страшной усталости. Генрика шла прихрамывая – похоже, повредила ногу, но не подавала виду, стараясь держаться гордо, как и подобает знатной воительнице. Приблизившись к Витольду, она перевела уставший взгляд на Ильзе. И в этом взгляде не было ни теплоты, ни трепета, ни даже радости. Только усталость и равнодушие.
Ильзе не знала, что сказать ей. Она замерла не в силах подойти. Что-то мешало ей даже пожать герцогине руку. По сердцу снова прошёлся страх, смешанный со счастьем. Ильзе впервые была действительно рада знать, что кто-то дорогая для неё жива.
– Прекрасно. – Она выдохнула с облегчением. – Герцогиня Рихтер в Мёллендорфе, графиня Кюгель вообще непонятно, когда вернётся, хотя бы вы, герцогиня Корхонен, здесь. И вы, ваша светлость. – Ильзе покачала головой и горько усмехнулась. – Где вы вообще были всё это время?
– Мы потерялись и искали замок, – заговорила Генрика хриплым голосом. В её глазах всё ещё читалась эта пугающая равнодушность. Казалось, герцогиня была отнюдь не рада тому, что наконец нашла замок. Да и Витольд выглядел не очень-то живым. Под его глазами красовались сине-фиолетовые круги, которые в контрасте с его бледной коже выглядели особенно ярко.
Всё это казалось ей очень странным. Витольд и Генрика смотрели на неё одинаково равнодушно и даже холодно, отчего леди Штакельберг становилось не по себе. Она не хотела терять доверие герцогини Корхонен, хотя и не видела для этого особенных причин. Впрочем, если её что-то не устраивает, и она больше не будет верна Ильзе – плевать. Значит, её место займёт кто-то лучше, умнее и сильнее.
Оглядевшись по сторонам, Витольд как будто только сейчас заметил Софью с Фридрихом и улыбнулся. Он подошёл к ним и подозвал юношу к себе. Тот протянул ему свою дрожащую руку, и барон осторожно коснулся его длинных кривых пальцев, а затем они обнялись.
Генрика улыбнулась, смотря на них. Они ведь её лучшие друзья, возможно, за время войны ставшие ей семьёй. Она будет радоваться за любые их достижения, будет счастлива видеть их всегда и везде. Ильзе были не знакомы эти чувства. Единственным другом для неё был брат, хотя они и постоянно ссорились и между ними часто царило непонимание. Леди Штакельберг не могла сказать, что она как-то особенно радовалась его достижениям. В повседневной жизни ей хотелось скорее убраться подальше от него, и когда ей это наконец удалось – Ильзе особо не жалела. А ведь ей казалось, что она будет страшно скучать по нему на войне.
Леди Штакельберг даже не знала, что и сказать Генрике. Столько проблем разом свалилось на её плечи, столько переживаний… Ламахонцы всегда были серьёзными соперниками, битвы с ними были всегда тяжёлыми и кровавыми, но в последнее время они как будто стали ещё яростнее и сильнее. Ничего. Ильзе ещё верила в то, что их можно побороть. Она почти не сомневалась в этом. Несмотря ни на что, леди Штакельберг должна выиграть войну, чтобы обрести независимость, чтобы восславить Эрхон и себя, чтобы доказать матери, которая никогда не верила в неё, что при ней земля заживёт новой счастливой жизнью. Что эта война имеет смысл.
– Оставьте нас, – приказала леди Штакельберг Витольду и Фридриху. Молодые люди послушно удалились в сторону замка, о чём-то оживлённо беседуя и смеясь. Им хорошо. Им всё равно, что они потеряли Мёллендорф и вместе с ним, возможно, герцогиню Рихтер и тысячи солдат, что мост им уже так просто не заполучить. Они друзья. Они есть друг у друга. А остальное – неважно.
Ильзе перевела взгляд на Генрику. Та стояла, скрестив руки на груди и печально смотря куда-то в землю. Скорее всего, устала или думает о будущем, которое, может, не кажется ей таким уж светлым. Вид Генрики заставлял сердце сжиматься и болеть, но сама она, конечно, старалась не подавать вид, что ей плохо. Это Витольд, Фридрих, даже Вацлава и Ульрика любили жаловаться на жизнь при каждом удобном случае, а Генрика будет держаться даже с сотней стрел в спине и копьём в ноге.
– Ты не ранена? – сказала леди Штакельберг, и её голос дрогнул на последнем слове.
– Немного, – устало кивнула герцогиня. – Но рана уже почти зажила. – Она снова потупила взгляд в землю, но затем снова подняла его на Ильзе. – Почему ты не прислала подкрепление? Вацлава разве не приходила к вам с этой просьбой?
– Не приходила. – Ильзе непонимающе усмехнулась. Сердце забилось сильнее. Если Генрика из-за этого так холодно смотрит на неё, тогда всё ясно. – Баронесса Склодовская уехала ещё до того, как ламахонцы дошли до нас. Ко мне она не заходила. – Леди Штакельберг покачала головой. Такого предательства со стороны Вацлавы она не ожидала. Отбиваться от ламахонцев стоило жизней сотни солдат, а ведь масштабы были бы наверняка меньше, если бы баронесса просто предупредила Ильзе, и та бы отправила сотни три к мосту. – Надо же… если бы она соизволила, сейчас бы уже Ямакава и Сингх были наши.
Генрика в ответ только покачала головой. Кажется, она была поражена не меньше леди Штакельберг. В её глазах плескалась вина вперемешку с разочарованием. В этот момент она сделалась такой уязвимой, такой робкой, что даже меч на поясе и доспехи не разрушали это впечатление. Леди Штакельберг стало жаль Генрику. По-настоящему жаль.
– А чего, собственно, ещё можно было ждать от старой сутенёрки? – Ильзе подошла к герцогине ближе и обняла. Генрика неуверенно обняла её в ответ и провела мозолистой, грязной, но изящной рукой по спине своей леди. От этого прикосновения леди Штакельберг почувствовала в груди какое-то странно тепло и прижалась губами к виску возлюбленной. Она представила, как герцогиня улыбнулась. – Прости меня. Я буду внимательнее. Склодовскую повесят, – голос Ильзе дрогнул. – Я ошиблась в ней. Никому нельзя верить.
– Она искусно пытает. Другую такую ты не найдёшь, – ответила Генрика устало.
– Найду. – Ильзе резко разжала объятия и отстранилась. Герцогиня непонимающе и даже испуганно взглянула на неё. Какие же у неё всё-таки красивые глаза, зелёные, словно свежая весенняя трава… Ильзе даже вспомнить не могла, по кому скучала сильнее, чем по Генрике. Даже когда умер отец, она не тосковала настолько мучительно…
– Ты в целом как? Нормально? – спросила леди Штакельберг и провела правой рукой по щеке герцогини.
– Мы потеряли Вибек, – ответила Генрика, опустив взгляд в землю. – Витольд после этого чуть с ума не сошёл, сломал свой кинжал… Мне тоже было тяжело, я и сейчас не могу смириться с её смертью, но для него это был просто сногсшибательный удар. – Герцогиня убрала с лица нависшую прядь волос. Ильзе покачала головой. Вибек была не только лучшей подругой Генрики, но и неплохой командующей, отличной воительницей, и пусть её смерть не так сильно потресла леди Штакельберг, она понимала, что потеряла ценного человека. От мыслей об этом закололо сердце. Теперь наверняка и Генрика будет долго мучиться и переживать, в том числе, и за Витольда. Хотя у барона Герца сейчас, казалось, всё было нормально, и он весело общался с Фридрихом, кто знает, насколько долго это продлится.
– Её мать ведь знает? – спросила герцогиня ровным, но потухшим голосом.
– Знает. Мы отправили тело в Кюгель, – произнесла Ильзе и замерла.
– Представь, как ей сейчас должно быть больно… – Генрика покачала головой, смотря задумчивым, немигающим взглядом куда-то вдаль. Она стояла почти не дыша, словно боялась в любой момент заплакать. Её глаза уже покраснели от нахлынувших слёз. Ильзе сделалось стыдно. Страшно и стыдно, неудобно и совестно перед Генрикой. Она ведь наверняка винит её в этом, ведь войну развязывали не ламахонцы, убившие Вибек, а Ильзе.
Не говоря ничего, леди Штакельберг крепко прижала к себе Генрику, обняла её и принялась гладить по голове. Она прижалась губами к её горячему вспотевшему лбу и поняла, что слёзы сами текут по её щекам. Ильзе ещё никогда не испытывала подобных чувств. Страх, смешанный с любовью и такой горькой, убийственной виной, которая обжигала сердце расплавленной сталью.
– Прости меня, – выдавила леди Штакельберг почти беззвучно. – Прости…
***
– С трёх сторон? Подступают? – Ильзе со всей силы ударила кулаком по столу. – Ты в своём уме?
– И через три дня уже будут здесь. Лорд Чихёль Пак с армией, на четверть состоявшей из ветианцев, герцогиня Мурасаки и леди Хелене Лоренцен, – проговорила Вацлава равнодушным голосом.
– Мурасаки?! Разве она не сгнила заживо в подземельях Мёллендорфа? – Ильзе не верила своим ушам. Она ударила кулаком по столу ещё раз так, что бумаги, лежавшие на нём, подлетели над ним и упали на пол. Служанка, стоявшая у двери, сразу кинулась их поднимать.
– Как видите, нет, – пожала плечами баронесса. Она усмехнулась. Ильзе готова была придушить её прямо на месте. Её и так следовало казнить за измену, но для начала леди Штакельберг всё-таки планировала захватить мост и разобраться с Мёллендорфом. И Ильзе обязательно, обязательно повесит её, какой бы искусной тюремщицой не была Вацлава.
– Что-то ещё? – Леди Штакельберг выхватила бумаги у служанки и швырнула их на стол.
– Вести из Кюгеля. – Вацлава кивнула. – Графиня Эльжбета мертва, а замок захвачен Розенбергами.
– А войско?
– Всех до одного вырезали Розенберги, – ответила баронесса спокойным голосом. – В том числе и моих людей, – добавила она тихо.
Леди Штакельберг замерла. Впрочем, раз ламахонцы будут здесь со дня на день, Эльжбета всё равно не успела бы добраться сюда с войском. Но ведь Ильзе только что узнала о том, что потеряла пять тысяч солдат и лучшего дипломата Эрхона, и от этого в происходящее просто не верилось.
– Я клянусь, что после войны ваша голова будет украшать городскую стену, – процедила Ильзе сквозь зубы. – А предварительно позволю всем, кто желает, включая ваших бывших шлюх и тех, кто трахал их, изнасиловать вас так, как им нравится.
– Жду с нетерпением, – выдохнула в ответ Вацлава. – Я могу идти?
– Идите. И больше не попадайтесь мне на глаза, пока я не зарезала вас прямо сейчас. – Ильзе скрипнула зубами от ярости. Баронесса быстро выскользнула за дверь.
Леди Штакельберг рухнула в кресло и закрыла лицо руками. Теперь на её плечи легло столько задач, и их невозможно было решить даже за неделю. Ей не хотелось сражения с подступающими ламахонцами, но всё, похоже, к этому и шло. Ильзе не знала, какова численность их армии. Хотя у неё самой было пятнадцать тысяч в Мин, а если поднять феоды рядом, наберётся и на двадцать, это не придавало ей никакой уверенности.
Ильзе поднесла руку к стоявшему на столе ларцу, её радужки сверкнули белым, и ларец открылся. Внутри, на красной подстилке лежал Воронёный клинок. Леди Штакельберг самодовольно улыбнулась, взяла кинжал в руки и принялась рассматривать его матовое чёрное лезвие. Вот она – её последняя надежда. Его силы должно хватить, чтобы прикончить любого противника, даже самого умелого, даже самого бронированного. Ильзе подбросила кинжал перед собой и поймала за рукоять. Ещё раз рассмотрев лезвие, она положила кинжал обратно.
С этого момента прошло четыре дня. Леди Штакельберг успела созвать нескольких вассалов из ближайших феодов, и в итоге численность её армии составила восемнадцать тысяч. Желания сражаться это не прибавило ничуть. Её преследовал страх: за себя, за Генрику, за замок, который они отвоевали с таким трудом. Но этого, похоже, было не избежать, и оттого Ильзе становилось не по себе. С другой стороны, леди Штакельберг всегда волновалась перед большими сражениями, хотя в большинстве из них даже не участвовала. А в итоге всё заканчивалось хорошо, пусть эрхонцы теряли много людей, самые важные всегда оставались живы.
Ильзе хотелось посмотреть в лицо герцогине Мурасаки, может быть, даже плюнуть, ударить, лично срубить голову. Ей хотелось видеть, как она страдает, как плачет от боли и молит о пощаде. Эйуми должна захлебнуться своим горем, как собственной кровью, чтобы оно отравило её и уничтожило изнутри.
Злость словно дробила кости, ярость холодила кровь, но леди Штакельберг всё равно было очень страшно.
Она сидела в своём кабинете и что-то писала в тот миг, когда к ней влетел перепуганный Фридрих.
– Герцогиня Мурасаки и леди Лоренцен здесь! – отчеканил он взволнованным голосом. От неожиданности Ильзе выронила перо. Только не сейчас.
– С армией?
– Да, но они сказали, что желают говорить с вами, – ответил Фридрих уже более ровно. – Разведка доложила, что из Мёллендорфа направляется армия лорда Чихёля.
– Кто командует защитой? – проговорила леди Штакельберг быстро.
– Барон Герц, – отозвался оруженосец.
– Триста воинов на защиту крепости с востока, – приказала Ильзе. – А теперь иди. Быстро! – Сама она тоже вскочила с места, схватив что-то со стола, и направилась в оружейную. Нужно было надеть хотя бы стёганку, так как леди Штакельберг не знала, чего можно ожидать от Хелене и Эйуми. Она влетела в оружейную стрелой, напугав оруженосцев, отыскала там своего и попросила его помочь ей одеться в полноценные доспехи. Это заняло не меньше получаса, и Ильзе была как на иголках от нетерпения и волнения. Она быстро нацепила на руки перчатки, схватила меч и отправилась на выход.
Выйдя наконец из замка, леди Штакельберг приказала открыть ворота и проводить леди Лоренцен и герцогиню Мурасаки к ней. К ней тут же подлетела Генрика, уже вернувшаяся в прежнюю форму и не выглядевшая измотанной и уставшей. Её доспехи были начищены чуть ли не доблеска, короткие чёрные волосы уложены и подровняны. Такой вид был герцогине не свойствен: обычно её доспехи и волосы были грязными. При себе у неё был меч и какой-то кинжал.
Увидев Ильзе, Генрика кивнула ей и ободряюще улыбнулась. Поддержка леди Штакельберг сейчас действительно не помешала бы, её руки дрожали. Ей было не столько страшно, сколько волнительно перед встречей с Эйуми. Генрика посмотрела на руки Ильзе, на которых красовались те самые чёрные кожаные перчатки, какие она когда-то давала ей зимой.
В этот момент ворота отворились, и в них вошли под конвоем стражи леди Хелене Лоренцен и герцогиня Эйуми. Леди Штакельберг осмотрела их обеих оценивающим взглядом. Рыжеволосая леди Лоренцен была одета в гамбезон тёмно-синего цвета и коричневые, очевидно, ещё совсем новые брюки. На поясе у неё висел довольно длинный клинок, напоминавший лёгкий маленький меч, рукоять которого была украшена несколькими драгоценными камнями. Ильзе казалось бессмысленным украшать оружие, она считала, что это только мешает на поле битвы. Куда скромнее была одета Эйуми Мурасаки. С момента их последней встречи в темнице она похорошела, ей выдали новые доспехи, совершенно не похожие на те, что были у эллибийцев. При себе у неё был длинный ламахонский меч, которые местные называли вакидзаси и какой-то клинок, упрятанный в серого цвета ножны на поясе. Эйуми улыбалась. То была не улыбка радости. В Ламахоне было принято улыбаться всегда, даже на похоронах – это значило, что жизненные трудности ещё не сломили тебя. Мурасаки смотрела по сторонам гордо, и Ильзе сразу вспомнила её затравленный, полный ненависти взгляд, каким она смотрела на пытки ветианцев в Мёллендорфе.
– Доброе утро, миледи, – голосом, полным яда, проговорила леди Штакельберг и поклонилась. – Ваше сиятельство. – Она кивнула Эйуми. Генрика, стоявшая рядом, подошла чуть ближе и тоже поздоровалась, правда, никто не поклонился ей в ответ. Леди Хелене даже скривилась, нахмурилась, прищурилась, будто узнала в герцогине Корхонен давнюю врагиню. Генрика была удивлена этим и просто отвела взгляд в сторону.
– Герцогиня Генрика Магдалена Корхонен, – произнесла леди Лоренцен, чётко отделяя слова друг от друга. – Твой отец, эта мерзкая гнида, Вацлав Кассандра Шпак, воевал за Сиверию против моей земли. – Хелене обошла герцогиню Эйуми, приблизилась к Генрике, заставив её отойти на три шага, и обнажила свой кинжал.
– Я не обязана расплачиваться за грехи моего отца. – Генрика схватилась, пока только схватилась, за меч. Поведение леди Хелене было очень странным, неужели она решила взъесться на герцогиню прямо сейчас из-за старых обид их отцом. Это показалось леди Ильзе подозрительным, но она продолжила с замершим сердцем наблюдать.