Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"
Автор книги: Марина Ружинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)
Вслед за гонцом в шатёр вошла баронесса Хан. Эльжбете не хотелось прогонять её: девушка и так, наверное, долго ждала. Она, кажется, знала о том, что сказал гонец, потому молчала. Баронесса не сказала ни слова, хотя обычно всегда бросалась колкими фразами, даже когда её никто не спрашивал. Она беззвучно застыла у письменного стола с таким видом, будто только что вернулась с похорон или провинилась перед кем-то.
– Ради чего теперь жить? Ради замка… – усмехнулась Эльжбета, смахнув слезинку. – Сначала Ежи, теперь Вибек. – Графиня чувствовала, как слёзы сами текли по её щекам и сильнее закрыла лицо рукой, прислонив её ко лбу. Подумать только, надо же, смешно. Два самых дорогих и близких ей человека ушли из жизни один за другим, оставив её одну. И, может быть, всё и кончится благополучно, но жизнь без них уже не будет такой, как прежде.
Сейчас не было времени думать об этом. Ещё не поздно сохранить то, что осталось.
– Ева не приедет в ближайшее время. Нам надо торопиться. – Эльжбета, кое-как вытерев слёзы, посмотрела на баронессу.
– Вы предлагаете идти против армии численностью в семь тысяч при том, что у нас всего две? – Хан скрестила руки на груди и усмехнулась. Эльжбета в ответ только покачала головой.
– Надо провести сейчас военный совет, – сказала она тихим, но твёрдым голосом. – Сражения не миновать, если мы хотим вернуть замок. Когда нам это удастся, я останусь здесь до прибытия Евы, а затем отправлюсь в Ламахон. – Графиня закрыла лицо обеими руками. Мозг всё ещё отказывался соображать, Эльжбете не хотелось думать больше ни о чём. Странное, тревожное чувство заставляло её сердце болеть. Когда слёзы вновь полились сами собой, Эльжбета уже не скрывала их.
Гретель застыла в ступоре и, в конце концов, не найдя, что сказать, просто покинула шатёр. Графиня ощущала себя беспомощной, бессильной, потерянной.
В таком состоянии она пребывала до вечера, пока, наконец, не взяла себя в руки. Эльжбета позвала к себе баронессу снова и попросила её созвать всех баронов и баронесс на военный совет.
Явились туда всё те же лица: барон Бирдорф, отчего-то без своей доброй улыбки на лице, барон Нойманн, еле стоявший на ногах из-за запущенной болезни, горстка других вассалаов, смотревших на Эльжбету то ли с сочувствием, то ли с презрением.
– Мы должны дать сражение. Решающее, генеральное, – сказала она неожиданно твёрдым голосом. В этот момент барон Нойманн громко раскашлялся, прикрыв рот рукой. Этот кашель был настолько сильным и неожиданным, что Эльжбета вздрогнула, хотела подбежать и спросить, всё ли в порядке, но, случайно увидев на ладони барона кровь и, похоже, гной, просто застыла на месте. Барон Нойманн снова кроваво откашлялся, извинился и покинул шатёр. Бирдорф, стоявший рядом с ним, покачал головой.
– Он ведь до конца недели не доживёт, – пробасил он с сожалением. Эльжбета болезненно скривилась. Ей было неприятно и тяжело это сознавать, но, похоже, барон был прав. Рихард так тщательно скрывал от всех своё состояние, почти не лечился, запустил свою болезнь. Что ж, теперь ничего не исправишь.
– Мы всё равно проведём генеральное сражение. Как можно скорее, – ответила графиня уверенно. – Что-то известно о том, что сейчас происходит у Розенбергов?
– Разведка доложила, что их семь тысяч, – подала голод низкая баронесса Вильддорф. – Причём подкрепление пришло лишь день назад. Они, вероятно, готовят штурм. Теперь всеми боевыми действиями командует не Юргис Балтрушайтис, а Агнешка Сарм.
– Вассалы Ружинских. – Эльжбета покачала головой. – Вы хотите сказать, что Аниела тоже участвует в этой войне?
– Насчёт этого данных нет. Но Сармы здесь. Серж и Агнешка, – ответила баронесса. Впрочем, Эльжбете это не показалось чем-то удивительным. Сармы никогда не отличались особой верностью, хотя покойный Эляш, отец Агнешки и Сержа, был очень близок к Ежи. Сейчас их вассалкой была графиня Аниела Ружинская – сестра Ежи, которая начала править замком, когда вернулась со службу в Сиверии. Эльжбета знала, что у них не лучшие отношения с братом, он почти не говорил о ней, и если она теперь тоже за одно с Розенбергами – неудивительно.
– Поговаривают, что если они возьмут Кюгель, Микалина женит свою дочь на Серже, – подала голос баронесса Хан.
– Не возьмут… – проговорила графиня тихо. – Никогда не возьмут. Пусть только попробуют… Наше преимущество не в количестве, а в том, что они, к примеру, не знают, что мы не ушли. Неожиданность – наше главное оружие.
– Может, тогда напасть на их лагерь ночью? – выдвинула идею Гретель.
– И сделать так, чтобы часть воинов находилась в засаде в лесу, постепенно подступая к эпицентру. Как во время битвы при Мин, – сказал Дидерик Бирдорф с прежней добродушной улыбкой. При упоминании Мин Эльжбета вздрогнула. Именно в этом сражении она потеряла Ежи и, даже несмотря на то, что оно было удачным, вспоминать о нём было больно. Перед глазами снова встало бледное лицо мужа, обрамлённое грязной травой, последний, полный сожаления взгляд, и слёзы чуть было не подступили к глазам снова.
– Да, хороший вариант, – ответила графиня с улыбкой. – Но сражаться в полной темноте может быть опасно, очень много людей может погибнуть. Я думаю, нужно напасть ближе к рассвету, часа в четыре утра.
– Осталось решить, во сколько и как выдвигаемся, – подала голос баронесса Хан. – За ночь и вечер мы ведь успеем?
– Если они готовят штурм, надо торопиться. – Покачала головой Эльжбета. – Если мы выдвинемся завтра утром, к вечеру окажемся в Звенящем лесу. Ночью армия уже должна разделиться на авангард и засадный полк, и к четырём часам утра напасть. Будем надеяться, что эта битва будет такой же удачной, как и сражение при Мин.
– А кто будет командовать? – спросила с какой-то надеждой баронесса Вайльддорф.
– Авангардом – баронесса Хан. – Эльжбета указала рукой на Гретель. – А засадным… я бы поставила Рихарда, но его еле ноги носят.
– Позвольте выдвинуть свою кандидатуру на командование засадным полком, – проговорил Бирдорф уверенно. Графиню это даже удивило. Обычно барон Дидерик старался взять на себя как можно меньше, с неохотой брался за оружие, а тем более за командование. Война явно была не его любимым занятием, а замком всегда управляла его покойная жена, а после её смерти – младший брат.
– Вы можете командовать авангардом, а баронесса Гретель – засадным полком, тогда уж, – ответила Эльжбета устало. – Сами на поле битвы выйдете только в случае крайней необходимости. – Бирдорф, кажется, усмехнулся.
– Нет, ваше сиятельство, я буду сражаться, – проговорила баронесса Хан. – Мы должны отвоевать замок, ставший для многих из нас родным! Мы будем стоять до конца, стоять, пока не перебьём их всех, пока не умрёт последний воин! – Эльжбета с долей гордости улыбнулась. Благодаря таким людям, как Гретель, и решаются исходы важнейших сражений. Её речи, её решительность всегда заряжали графиню какой-то уверенностью и успокаивали даже в самые трудные и безысходные моменты.
– Я буду сражаться с вами, – сказала Эльжбета уверенно. Она знала, как нужна поддержка её солдатам, и если сама графиня выйдет на поле битвы – это будет значить многое.
– Поберегите себя. Если что-то случится с вами, мы уже ничего не сможем отвоевать, – затараторил Бирдорф.
– Сможете. Вы сражаетесь не за меня, а за будущее нашей земли. Вы в любом случае должны стоять до конца. Но если я прикажу отступить – отступите, – ответила графиня. – Я буду с вами, потому что вы – мой народ, и речь идёт о моём замке.
Никто ничего не ответил. Все, даже баронесса Хан, явно чем-то смущённая, поклонились. Эльжбета закрыла глаза и опустила голову. Она всё ещё чувствовала себя бессильной. Но теперь у неё появилась хоть какая-то надежда на то, что всё ещё будет хорошо. Или не надежда, а всего лишь отчаянная попытка убедить себя? Эльжбета на днях потеряла дочь, месяцем ранее – потеряла мужа. Она не может позволить себе потерять замок. Вот только зачем? Ради чего?
– Я думаю, на этом пора закончить, – сказала графиня тихо. – Всем спасибо. – Она старалась выглядеть увереннее при своих вассалах. Если они увидят, что их сюзеренка сомневается в них или себя, почувствуют в ней хоть малейшую слабость – имеют полное право бросить её, отречься, оставить, наплевав на то, что их предки служили дому Кюгель верой и правдой. И Эльжбета не будет иметь права обвинить их – сама виновата, что не смогла справиться с властью.
Все, кто присутствовал в шатре, поспешили удалиться. Только баронесса Хан первые пару минут стояла как вкопанная, скрестив руки на груди и думая о чём-то. Если когда-нибудь вассалы поднимут бунт, попытаются свергнуть сюзеренку или просто уйти – она возглавит любое из этих движений. Графине всегда казалось, что в глубине души, за маской верной и преданной рыцарессы, Гретель уже давно мечтала бросить всё или вообще податься в наёмницы. Она всё больше напоминала Эльжбете Вибек, возможно, это от скучания или тоски, а теперь будет напоминать ещё и от скорби.
Гретель постояла так ещё немного, ничего не говоря и не делая, потом, правда, тоже ушла, оставив Эльжбету одну. Графиня не стала долго задерживаться и вскоре тоже ушла к себе.
Близился вечер, нужно было подготовить доспехи, лук и стрелы. На самом деле, ей хотелось просто лечь и заснуть, так как необъяснимая усталость внезапно накатила на неё после военного совета. Ей больше не хотелось рыдать, словно все слёзы кончились. На это уже просто не оставалось никаких сил. А ведь спать графине оставалось не так уж и много – Эльжбета должна была, как главнокомандующая, встать завтра раньше остальных.
Спустя час подготовки к завтрашнему дню, графиня наконец отправилась спать, спала мало и беспокойно, и утром, в шестом часу, проснулась от страшной головной боли. Голова болела так, что казалось, её содержимое просто полезет через глаза. Такого не было уже давно, и следовало бы заглянуть к лекарю, но пока у Эльжбеты не было никакого времени. Ей предстояло носиться между полками, проверяя, всё ли готово, потом ещё вести свою армию к замку, сражаться. Немудрено, что у графини разболелась голова – она полночи не спала, думая о завтрашнем дне, и совершенно не чувствовала себя отдохнувшей.
К счастью, дальше всё пошло слаженнее и быстрее, чем казалось Эльжбете. Они добрались до назначенного места, когда солнце только-только зашло за горизонт и, дождавшись наступления ночи, армия быстро разделилась на засадный полк и авангард. Графиня впервые почувствовала, что её силы пока не иссякли, и есть шанс на то, что всё ещё будет не так уж и плохо. Её руки тряслись от волнения и страха, сердце бешено билось, Эльжбета несколько раз помолилась богине войны и богине жизни. Она не вспоминала о молитвах уже давно, усомнившись после смерти Ежи в том, что на небесах ей помогут, но именно сегодня до неё словно снизошло озарение, ей показалось, что божья поддержка очень нужна ей сейчас. Эльжбета посчитала это хорошим знаком. После молитв она почувствовала себя лучше.
Объезжая войско в последний раз, за два часа до рассвета, графиня остановилась перед баронессой Хан. В приглушённом свете факела Эльжбета видела её сосредоточенное, вечно серьёзное лицо и кивнула ей, когда та перевела на графиню взгляд.
– Если я скажу отступать, ты отступишь, – твёрдым голосом проговорила Эльжбета. – Даже если это будет казаться тебе неправильным, даже если тебе вздумается, что до победы – лишь шаг. Просто выполняй приказы.
– Зачем тогда вы ставите меня командовать полком? – вздрогнула баронесса Хан. – С таким же успехом и оруженосец сообразит, что делать, если ему будут говорить, а он – бездумно выполнять.
– Ты можешь делать всё, что угодно в рамках твоей обязанности командовать, но, если я скажу отступать, ты разворачиваешься и уходишь. – Шёпотом процедила сквозь зубы Эльжбета. Баронесса явно была всё ещё не согласна, но вместо этого покачала головой. – Как там Рихард, ты не знаешь? – спросила Эльжбета уже более мягким голосом. – Когда мы уезжали, я не смогла к нему зайти.
– Поговаривают, что при смерти, – тихо сказала Гретель с сочувствием. Эльжбета только покачала головой в ответ. Она должна была находиться в авангарде, потому быстро проследовала в начало войска. Как ей хотелось верить, что отступать не придётся… В общем-то, сейчас ей не верилось уже ни во что. Ни в светлое, ни в тёмное. Может, богини помогут ей, а если нет – что она сможет сделать с этим?
Эльжбета дождалась, пока армия наконец выступит и нанесёт первые удары по лагерю. Не то, чтобы это выглядело особенно ярко, пока даже не вспыхнул пожар, но графиня слышала крики недоумения и страха. Сражение длилось уже минут десять, а лагерь казался уже почти полностью разбитым. Розенберги явно не ожидали никакого подвоха и действительно не знали, что Кюгели всё это время были рядом.
Не успела Эльжбета натянуть тетиву, Бирдорфа, который тоже решил выйти на поле битвы, неожиданно застрелили. Графиня, не обращая на это внимание, прицелилась и выстрелила в какую-то рыжеволосую девушку, но промахнулась. Воительница полоснула мечом по чьему-то горлу, ещё кого-то рядом пронзили копьём…
Но настолько уверенных в своих силах среди Розенбергов было мало. Большинство из них метались, словно муравьи, по полю, нанося неуверенные удары. Эльжбета пока не видела их командующих, Агнешку в лицо она не знала, а Юргис… Отчего-то графине казалось, что он сейчас в отдалённом шатре вместе с Микалиной и либо вовсе не собирается сражаться, либо выйдет только в том случае, если Розенберги будут выигрывать.
Не успела графиня подумать об этом, как она увидела его самодовольное лицо на расстоянии метров пятидесяти. Эльжбета не раздумывая прицелилась и выстрелила. Стрела вошла чётко в левое плечо, но Юргис всё ещё стоял на ногах. Он заметил графиню. Балтрушайтис смотрел на неё с презрением и, в то же время, с мольбой. Но Эльжбета была неприклонна. Она выстрелила вновь, заставив Юргиса упасть с лошади.
Графиня позволила себе улыбнуться уголком губы. Победа была близка, если Розенберги не успеют что-то предпринять, Кюгель спасён. Вот только Эльжбете от этой мысли становилось ничуть не легче. Даже не потому, что столько людей погибнет и придётся ждать Еву с войском, договариваться с ней, что Эльжбета сможет вернуться в Ламахон с частью её солдат. В общем-то, графиня и одна могла поехать, если Ильзе, конечно, ещё нужен дипломат. Эльжбете так не хотелось этого, не хотелось вести переговоры, ей просто не хотелось воевать. Ни с кем. Она впервые почувствовала себя уставшей от всего, что происходит. А зачем леди Штакельберг нужен замученный, следовательно, бессмысленный дипломат и такая бессмысленная воительница в одном флаконе? А что будет после войны? Власть и море золота, с которыми Эльжбета не справится, так как не знает, зачем они ей?
Графиня самокритично усмехнулась. Если только сравнить то, с каким рвением она выполняла приказы леди Ильзе в начале войны, и то, что происходит с ней сейчас – можно либо ужаснуться, либо посмеяться. И графиня с ужасом думала об этом. Эльжбета с горькой улыбкой вспоминала, как она всю жизнь старалась отхватить лучший кусок для себя и своей семьи, строила планы на будущее, была уверена в каждом своём действии. Чем всё это стало теперь? Она как будто вообще разучилась чувствовать, перестала к чему-то стремиться. Ей остаётся зря доживать оставшуюся жизнь, может, в прежнем богатстве и почёте, но уже без всякого смысла. Да, у неё будут земли в Ламахоне, Ильзе обещала ей место при дворе, когда Эрхон добьётся независимости, но что Эльжбета будет делать со всем этим? Кому она всё это отдаст? Войцехе, которая никогда не стремилась к власти и очень нехотя соглашалась править за сестру даже на короткие промежутки времени?
Графиня не могла справиться с этими мыслями. Ей было противно от самой себя. Её ведь никому не будет жаль, когда всё это кончится. На неё будут смотреть либо с презрением, либо с подобострастием, а близкие люди… сёстрам будет не до этого. Они будут где-то далеко, за границей, где всё то же самое, только, может, чуть лучше по их словам.
Задумавшись, Эльжбета даже не следила за сражением, почти бессознательно стреляя по солдатам. Они и так ведь выигрывают…
– Дело дрянь, ваше сиятельство, – проговорил какой-то барон и указал левой рукой на происходящее где-то вдалеке. Уже достаточно рассвело, каким-то чудом так и не начался пожар, и Эльжбета увидела, что воинов в тёмно-жёлтых бригантинах стало намного больше. Она вздрогнула от удивления. Получается, всё это время она смотрела в пустоту, а Розенберги перешли в наступление. Графиня не знала точно, что происходило там, но явно ничего хорошего это значить не могло.
Эльжбета прижала руку к груди. Неописуемый страх и отчаянье овладели её сознанием за считанные секунды. Она удивилась лишь на долю секунды, потом наступило смирение. Со смертью Вибек было как-то так же…
– Что происходит? – спросила Эльжбета ровным голосом.
– Больше половины авангарда уничтожено, – горько усмехнулся Вольфдорф.
– А засадный полк вообще не работает? – Эльжбета снова вздрогнула и почувствовала, как пульсирующая головная боль вернулась. Графиня прижала обе руки ко лбу, будто бы это ей хоть чем-то могло помочь.
– Работает, да только это почти не помогает.
– Подожди. Рано ещё отступать – Графиня нервно сжала пальцы левой руки пальцами правой. – Ещё минут двадцать… И тогда, если ничего не изменится… Г-гретель… она же не отступится. – Эльжбета выругалась и схватилась за голову. Этими несвязными речами она пыталась убедить даже не Вольфдорфа, а себя. Всё только начинало налаживаться, но уже катится в бездну. И в этом сражении изначально не было никакого смысла. Разумнее было просто бросить всё и вернуться обратно, написать письмо Еве и ждать, когда она приедет и возьмёт замок. Как обычно Эльжбета взяла всю ответственность на себя, и этой ответственности оказалось слишком много.
Графиня покачала головой. Это глупость. Самая непростительная глупость для той, кто двадцать три года назад выиграла войну с сильнейшим противником, Ауксинисом. Неужели спустя столько лет она проигрывает Розенбергам? И даже то, что Микалина ведьма, ни разу никого не оправдывает. Может, она успела клонировать часть армии, применить ряд заклинаний, судя по ярким магическим вспышкам где-то вдалеке среди солдат, но если бы армия Эльжбеты была бы действительно мощной – она бы выстояла и не такое.
– Отступаем, – бросила графиня и повернула назад. Лошадь под ней была беспокойной, несколько раз пыталась повернуть назад, и Эльжбета так сильно сжимала поводья, что у неё самой задрожали руки.
Заметив в толпе Гретель, Эльжбета крикнула ей и подозвала к себе. Похоже, графиню пока никто не заметил. Войска Розенбергов и Кюгелей продолжали сражаться, словно под гипнозом.
Баронесса Хан услышала её, что-то прошептала с потерянным выражением лица и принялась что-то объяснять кому-то жестами. После этого она несколько раз крикнула: «Отступаем! Отступаем!». Эльжбета покачала головой. Гретель поняла её с полуслова. Она не ослушалась приказа, хотя ничего не обещала. Отчасти графиня была благодарна ей за это.
Баронессу Хан услышал какой-то юноша, находившийся с краю и несколько раз протрубил в рог. Армия постепенно начала отступать, всё ещё отбиваясь от врага, и минут через десять бросилась к лесу. Эльжбета, понимая, что пора убираться, отправилась туда же. Она уже не боялась преследования со стороны Розенбергов, насильников или разбоя. В глубине души графиня понимала эту опасность, но ей было уже всё равно. Её руки дрожали, сердце бешено билось, моментально сделалось жарко. Армия словно единым потоком бросилась через лес, и Эльжбета не успевала за ними. Полки смешались, превратились в толпу испуганных солдат, которых, как прикинула графиня, оставалось человек пятьсот из двух с небольшим тысяч.
Первые два часа пути она ни с кем не разговаривала. Все старались как можно быстрее оторваться, сама Эльжбета несколько раз настороженно оглядывалась по сторонам. Погони за ними не было, и лес казался полностью мёртвым. Ни животных, ни птиц, обычно певших свои песни на деревьях, ни путников, ни потерявшихся крестьян. Кроме того, чем дальше они шли вперёд, тем становился холоднее воздух. Графиня поёжилась, но усмехнулась: настоящий холод засел у неё внутри.
Войско вскоре спокойно добралось до лагеря. Относительно спокойно. Эльжбета представляла, что творилось в душах у этих солдат, потерявших столько товарищей в этой битве. В битве, которая начиналась так ярко и закончилась так позорно. Но думать об этом сейчас уже было поздно. У многих из них были семьи, жёны, мужья, дети, престарелые родители. Может, они без них справятся, проживут, а может… Эльжбете думать не хотелось. Она на своей шкуре убедилась, что смерть – это страшно. Но своей смерти графиня отчего-то не боялась. Если уж её любимые прошли через это, то и она справится. Они-то умирали без страха – Эльжбета знала. Смерть Ежи она видела собственными глазами, а Вибек… она не могла умереть иначе.
Слишком быстро прошли следующие два дня. За всё это время Эльжбета ни крошки в рот не взяла, почти не выходила из шатра, никого к себе не подпускала. Она не понимала – зачем. Ей просто хотелось остаться одной, и лишь позже графиня задумалась о том, что выйти к вассалам всё-таки нужно. Хотя бы для того, чтобы сагитировать их уехать отсюда. Пора было убираться. Пора было делать хоть что-то, пусть уже ни в чём не было никакого смысла.
На третий день графиня всё же вышла на свежий воздух. Солнце ещё не собиралось заходить за горизонт, но в небе сгущались тучи. Эльжбета подняла голову к небу. Всё это не к добру. Конец безмерно близок. Безумно скор.
Графиня прошла чуть дальше, вглубь лагеря и вдруг заметила рядом с костром низкую темноволосую девушку в чёрном плаще. Из-за капюшона лица её не было видно, но по двум косам, свисавшим спереди, Эльжбета узнала баронессу Хан.
– Гретель, – тихим голосом сказала графиня. Баронесса повернулась к ней лицом, до неузнаваемости изменившимся за эти три дня. В её глазах не блестело слёз, но казалось, что девушка вот-вот заплачет. В её лице читались страх и боль, бессилие, отчаяние – всё то, что Гретель показывала очень редко. Случалось, она плакала от злости даже на военный советах, но баронесса никогда не позволяла себе настолько сильного уныния. На лбу у неё красовалась небольшая, но глубокая рана с запёкшейся кровью. – Ты в порядке?
В ответ баронесса Хан только кивнула. Эльжбета почувствовала себя неуместной, наверное, следовало бы оставить Гретель в одиночестве. У неё было точно такое же состояние, как у графини после того, как ей сообщили о смерти Вибек.
– Когда мы отступили, замок сдался. Ваша сестра, её сиятельство Войцеха, умерла, и кто-то из слуг открыл ворота в город, – сдавленным голосом сказала она. Эльжбета замерла, не найдя, что и ответить баронессе. Графиня больше не чувствовала ни скорби, ни отчаяния – ничего. Только внеземная усталость, чувство собственной бессмысленности и какую-то слабую досаду. Если Розенберги взяли Кюгель – они его не отвоюют. Они не смогут с пятьюстами воинами ни штурмовать, ни осадить замок. Преимущество ведь всегда на стороне осаждаемых…
Графиня даже не пыталась отрицать. Розенберги взяли Кюгель. Ошибки быть не может. А Войцеха, скорее всего, выпила яд, или Микалина сама её отравила.
– Надо убираться, – ответила Эльжбета уверенным голосом и скривилась. – Ева не придёт. – Она произносила эти слова и уже не чувствовала, как слёзы подступали к глазам. Что ей осталось теперь? Ничего. На этой войне Эльжбета потеряла всё, что у неё было. Как ей вернуть всё это? Никак. Есть ли смысл?
Графиня бросила последний взгляд на солдат, расходившихся по своим шатрам, и отправилась к своему. Она шла так быстро, хотя ей не хотелось идти, ноги сами несли её туда. Не хотелось думать больше ни о чём. Было даже не страшно, не больно, не холодно. Эльжбете было… всё равно. Всё равно, что будет дальше. Всё равно, чем всё в итоге кончится. Всё равно, что без неё будет делать армия.
Эльжбета только сейчас поняла, насколько сильно она устала. В жизни уже не было ничего, кроме этой усталости, кроме боли. Графиня скривилась. Это давно пора было понять. Это началось давно, ещё когда Ежи умер, и Эльжбета впервые почувствовала себя бессильной. А, может, и ещё раньше, когда она задумалась о том, как ей страшно будет потерять кого-то на этой войне… Вот только тогда у неё ещё была Вибек, ещё была Войцеха, Розенберги ещё не осаждали Кюгель, и всё, наверное, можно было решить. Она ещё могла быть счастливой, ещё могла быть внимательнее и лучше. Не нужно было впадать в уныние так рано.
Эльжбета горько усмехнулась. Знай она, что так будет, она, может, вообще бы не засылала сюда войска. Да, Розенберги всё равно пришли бы в замок, но, может быть, Эльжбета смогла бы что-то сделать. У неё были все шансы, а теперь… Теперь графиня не видела смысла ни в чём.
Эльжбета влетела в шатёр на бешеной скорости и схватила свой кинжал, лежавший на столе. Сердце бешено стучало где-то в горле. Она прямо сейчас может лишить себя жизни, прекратить всё это, капитулировать, уйти, бросить их всех – от этого ничего не поменяется. Эльжбета ничего не решит своим бессмысленным присутствием, а после её самоубийства, может, воцарится паника среди её солдат, может, они дезертируют или поубивают друг друга – да, не самый лучший исход. Но предсказуемый. Все худшие варианты имеют шансы сбыться прямо сейчас. Они уже проиграли. У них уже слишком мало людей, чтобы что-то предпринимать. А Ева не приедет. Никогда не приедет. Ева её ненавидит.
Графиня поднесла кинжал к горлу. За время войны с Ауксинисом она перерезала столько глоток, научилась убивать, не чувствуя страха. Что ей стоит без страха убить себя? Она – такой же человек, как и её жертвы. Вот только они хотели жить, стремились к жизни, а Эльжбета – нет. Хватит. Хватит этой имитации жизни. Её больше нет и никогда не будет. И не зря на безжизненном небе сгущаются чёрные тучи. Там, в тишине, над грозой, в царстве богини Эльги все обретают покой. Может, хоть там Эльжбета достигнет того, что мечтала.
А, впрочем, на всё уже наплевать. И на то, что после смерти будет – тоже. На это тем более наплевать. Там наверное так холодно и нет ничего, кроме солнца.
– Я устала, – шепнула Эльжбета с горькой усмешкой и со всей силы резанула по собственной глотке. Ей показалось, что лезвие скрипнуло о кость, боль сковала горло, и графиня почувствовала, что кровь брызнула из раны. Наверняка со стороны это выглядело очень зрелищно, жаль, что никто этого не видел. А, может, и не жаль – это было бы очень неловко.
Всё поплыло перед глазами. Эльжбета не видела перед собой ничего, кроме тьмы. Окружающий мир сделался размытым, бессмысленным, невнятным. Графиня не понимала и не чувствовала уже ничего. Её глаза закрылись сами собой, и она ничком упала на землю.
Она уже не слышала, как в шатёр ворвалась испуганная, что было для неё неестественно, Гретель, желавшая оповестить её о том, что Розенберги вернулись, что их две тысячи от всего войска, и они намерены уничтожить всех солдат Эльжбеты. Пусть предпринимают что-то самостоятельно, всё равно они не изменят уже ничего. Под командованием девчонки Сармов враги сотрут с лица земли лагерь, будут убивать и насиловать всех, кто попадётся под руку, заберут всё, а что не смогут забрать – сожгут. Точно также, как когда-то армия Кюгелей в Ламахоне.
Гретель даже не успела крикнуть или сказать что-то, как к ней подлетела низкая рыжеволосая девушка в доспехах и приставила к её собственному горлу кинжал.
– Малгожата, – следом за ней в шатёр вошла девушка в лёгких доспехах лет двадцати пяти с чёрными кудрявыми волосами, собранными в хвост, и голубыми глазами. С собой у неё был лук и колчан со стрелами, которые она положила под письменный стол, не боясь, что их могут украсть в потасовке, – не трогай её. Она может знать что-то.
– Что она может знать? – усмехнулась девушка и сильнее прижала кинжал к горлу баронессы.
– Мало ли, что у этих сучьих детей на уме, – её собеседница улыбнулась. – Возьми её себе как трофей. – Малгожата залилась громким смехом. Гретель молчала. Видимо, считала недостойным разговаривать с ними.
– Я Агнешка Сарм, дочь Эляша и Веры, – представилась девушка и с наигранным подобострастием поклонилась баронессе Гретель. Малгожата не переставала громко смеяться, вцепилась баронессе в волосы и сжимала их с такой силой, что казалось, если дёрнет, сдерёт всю кожу сразу. – И ты со мной быстро заговоришь. Посмотрим ещё, что умеет твой язык. – Агнешка усмехнулась, и с этими словами схватила Гретель за руку, приволокла к себе, разорвала на ней плащ и принялась раздевать. Малгожата не успела разжать кулак и вырвала у баронессы Хан целый клок волос. Гретель громко вскрикнула, пыталась сопротивляться, на Сарм несколько раз довольно сильно ударила её, да и Малгожата успела дать ей оплеуху. На правой руке у Агнешки была латная перчатка, и удары, наносимые ею, были особенно болезненны. Гретель молилась, только бы она не ударила её по лицу. Словно читая её мысли, Сарм сняла перчатку и швырнула её на письменный стол. Она вновь схватила Гретель, уже раздетую полностью, прижала к себе и принялась целовать. Баронесса, униженная такими действиями, принялась вырываться, кричать, плакать, пыталась отстранить от себя Агнешку, но та была настойчивее.
– Подожди ты, не вырывайся. – Сарм толкнула баронессу на кушетку, после чего коленом раздвинула ей ноги. – Я тебя потом ещё с нашими мальчиками познакомлю. – Малгожата на том конце шатра громко рассмеялась. – А ты что стоишь здесь? Режь сучьих выблядков!
Тем временем почти весь лагерь Кюгелей был разрушен и разграблен. Остатки войска бежали в лес, где войска Розенбергов уже не стали их искать. Они забрали всё, что могли забрать, сожгли всё, что осталось от лагеря. И затем ещё долго праздновали победу, распивая вино и насилуя женщин, каких смогли прибрать.
Комментарий к Глава 13
По-моему, тут всё плохо, хотя я честно я старалась редакать. Два раза переделала всё, надеюсь, в третий не придётся.
У меня, похоже, ни одна работа без суесайдов не обходится :D и ваще да буит мясо мясо мясо
========== Глава 14 ==========
Они подъезжали к Мёллендорфу ранним утром, когда солнце ещё даже не взошло. Вокруг стоял почти беспросветный мрак и тишина, не нарушаемая стрёкотом сверчков или голосами людей. Вацлава кое-как освещала путь факелом, но не видела вокруг себя почти ничего. Может, зрение стало подводить её в последнее время, а, может, и света факела было недостаточно. Но баронесса не чувствовала опасности. Рядом с ней было человек тридцать солдат и герцогиня Ульрика, да и она сама могла постоять за себя. До Мёллендорфа они добирались в обход леса, так что вероятность столкнуться с разбойниками была мала.
