Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"
Автор книги: Марина Ружинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
========== Глава 1 ==========
Пересекая длинный и пустынный коридор замка, Ильзе наконец нашла нужную дверь. От волнения её руки чуть дрожали, а сердце билось так сильно, что, казалось, не выдержит и резко остановится. Девушка беспокоилась, как бы голос, не приведи богиня, не звучал недостаточно убедительно.
Она откашлялась, нервно вздохнула, собралась с мыслями и слегка неуверенно постучалась. Спустя несколько секунд молчания знакомый мягкий голос разрешил войти, и девушка, с силой потянув тяжёлую дубовую дверь, проскользнула в комнату.
– Ильзе? – обратилась к ней лежавшая на большой кровати мать, пятидесятивосьмилетняя Гертруда Штакельберг.
– Добрый день, матушка, – ответила Ильзе ровным голосом и улыбнулась. Мать смотрела на неё внимательным и проницательным взглядом, будто хотела прочитать мысли или уже что-то знала наперёд. Её лицо буквально светилось от радости видеть дочь, которая не приходила к ней уже месяц. Не потому, что не хотела, а потому что дел было так много, что девушка едва успевала дышать. Правление давалось Ильзе поначалу действительно тяжело, она была не готова так внезапно начать управлять землёй, хоть и знала, что ей рано или поздно придётся взять бразды правления в свои руки.
Гертруда, кажется, не обижалась на то, что Ильзе в суматохе забыла про неё, и была искренне рада видеть дочь. Ильзе перевела сосредоточенный взгляд на её сморщенные жилистые руки, сжимавшие спицы. Похоже, мать снова вязала что-то от скуки.
Девушка нервно сжала запястье правой руки, стараясь не показывать своего волнения. Она всё-таки пришла к матери не просто так.
– Давно я не слышала ничего о том, что творится в замке. Как обстоят дела с правлением? – добродушно спросила Гертруда. Ильзе вздрогнула. Отчего-то ей показалось, что мать лжёт. Неужели даже служанки ничего не рассказывали хотя бы о беспорядках и голоде в поселениях недалеко от замка? Похоже, начать разговор издалека не получится, придётся сразу переходить к сути. Ильзе и так должна была сказать это ещё полгода назад, но медлила, не знала, как правильно.
От волнения девушка принялась теребить плотную серую ткань своего платья. Ей не хотелось навлекать на себя гнев матери или заставлять её беспокоиться, но не предупреждать её было бы глупо и подло со стороны Ильзе. В конце концов, мать ей не чужой человек, хотя уже год прикована к постели и никакой значимости для её земли и планов не представляет.
Ильзе отошла к окну и вздохнула.
– Скажи мне, ты ведь считаешь меня достойной правительницей Эрхона? – тихим уверенным голосом произнесла она. – Или ты сомневаешься во мне, моей армии и богатствах нашей земли? Ты правила ей почти всю жизнь, покуда болезнь не заставила тебя передать бразды правления в мои руки. Просто скажи мне. – Девушка пристально смотрела на мать, стараясь не показывать, что дрожит от страха и какой-то странной злости, предвкушая упрёки и расспросы. Гертруда продолжала тепло улыбаться, поглядывая то на дочь, то в окно. Неужели она не воспринимает её всерьёз? Или считает глупой, недальновидной, жалкой, неспособной удержать власть? Ильзе сжала руки в кулаки, и ногти неприятно впились в кожу. Пусть мать считает её кем угодно – уже, на самом деле, плевать.
– Конечно, Ильзе, я знаю, что ты достойна. – Мать остановилась, зависла взглядом в одной точке, но затем продолжила. – Кто, если не ты, будет править Эрхоном ближайшие пару десятилетий, а то и больше? Покуда не вырастет наследница, которая появится у тебя в будущем, вся власть – только в твоих руках. – Гертруда снова замолчала. Она опустила взгляд на спицы, покоившиеся на её коленях, а затем добавила, – с чего такие вопросы?
– Я начинаю войну, – отрезала Ильзе и опустила руку на подоконник. Эти слова были полны уверенности и яда и, словно удар кинжала, превратили спокойную и светлую атмосферу комнаты в напряжённую. Даже дышать стало тяжелее. Ильзе чувствовала, как билось от волнения её сердце. От волнения, от некоторого облегчения, от ярости и азарта.
На лице старшей леди Штакельберг не дрогнул ни один мускул. Скорее наоборот, оно сразу сделалось каким-то холодным и непроницаемым.
– Ильзе, не стоит! Ты погубишь свой народ… – начала Гертруда с жаром, но Ильзе её перебила.
– Завтра на рассвете я поведу войска на юго-восток. Примерно через четыре дня мы будем у Бронзового залива, откуда на кораблях доберёмся до Ламахона и начнём захват мелких феодов. Некоторые из них добровольно примкнули к нам, только узнав о готовящейся войне. Мы заплатили им немалую сумму, чтобы об этом не узнали их сюзерены и королева. – Ильзе подняла взгляд серых бесцветных глаз на мать. Она знала, что Гертруда будет ей перечить. Леди Штакельберг за всё время своего правления старалась не ввязываться ни в какие войны. Ильзе считала это бессмысленной и напрасной перспективой для правительницы. Признаться, она давно мечтала исправить многие вещи в правлении матери. И вот уже как полтора года у неё есть полное право на это. Самое время воспользоваться им…
– Сколько войн происходило в Эллибии за последние годы! Война Ойгварца и Ауксиниса, Вайсланда и Сиверии, разделение Ойгварца на восточный и западный… – проговорила, устало потирая лоб, мать. – Сколько их было, и ни в одну я не ввязывалась. Ввязывались мои вассалы, ввязывалась часть моих людей, твой брат одно время рвался в Варнос, да только я вовремя его остановила…
– В чём был смысл такого затишья и бездействия? – Ильзе всплеснула руками. – Благодаря этой войне мы постепенно захватим ламахонские земли, и могущество Эрхона будут воспевать во всём мире. Мы обретём независимость, отделимся от Эллибии, наши имена войдут в историю. Менестрели будут слагать песни о том, как мы забрали этот клочок земли посредь морей себе, просто протянув руку. А пока меня не будет, здесь остаётся править Аццо. – Ильзе выдохнула и закрыла глаза. Теперь мать наверняка упрекнёт её в расточительности, в опромётчивости и глупости, но разве Ильзе могла иначе?
Девушка не сказала больше ничего. Она перевела взгляд на окно, из которого был виден весь аллод и окрестности. Замок Ротшварц был высоким и величественным, из него открывался прекрасный вид на ближайший лес, сады, маленькие домики крестьян…
Ильзе содрогнулась. Её вассалы уйдут завтра на юго-восток и, возможно, больше никогда не вернутся обратно. Многие из них умрут – без этого ещё не обходилась ни одна война. Перед лицом войны все одинаково уязвимы: и крестьяне, и почтенные лорды, и короли. Сама Ильзе может умереть в любой момент, став жертвой чьего-то заговора или вражеской стрелы. Девушке стало слегка не по себе от мыслей об этом, но вспомнив о том, ради чего они почти добровольно пойдут на смерть, усмехнулась.
Её всегда привлекал вид оружия и крови. В детстве Ильзе часто играла с братом в войну. Рни сражались на игрушечных мечах, понарошку отрубали друг другу головы, подписывали ненастоящие мирные договоры. Вот только то была всего лишь игра, а здесь – жестокая жизнь.
Мать продолжала смотреть на Ильзе с долей осуждения. Она не говорила ничего, хотя, наверное, многое хотела бы сказать. Её руки безвольно лежали на коленях, уже даже не сжимая спицы. Гертруда была поражена, возмущена, напугана. Она, конечно, любила свою дочь, Ильзе не сомневалась в этом, но постоянные ограничения, рамки и пустые советы были явно лишними. Раньше они, может, и были актуальны, когда Ильзе сама только училась жить и выживать в этом мире, но сейчас мать не могла бы посоветовать ей ничего ценного. И уж тем более не могла повлиять на её планы.
– Ты правишь всего полтора года и уже собираешь войска, чтобы захватить клочок земли, равный по размерам с Эрхоном! – начала мать с жаром. Её голубые глаза болезненно округлились, худые жилистые руки дрожали и сжимали спицы словно орудие убийства. – О какой независимости может идти речь, если… ?! – Мать не договорила и закрыла лицо рукой.
– Кто, если не я? – Ильзе внезапно почувствовала уверенность. Она может сказать матери всё, что придёт в голову. Теперь ведь Ильзе – леди Ротшварца, а не Гертруда. – Ты бездействовала все годы своего правления. Сколько можно ждать? Сколько можно стоять на месте? Их земли богаты и плодородны, через Ламахон лежат важнейшие торговые пути. Это безумно выгодная земля. Даже как-то странно от того, что никто не пытался её захватить. – Последнюю фразу девушка произнесла тихим и чуть дрогнувшим голосом. Ей было всё равно, что скажет мать, всё равно на её жизненный опыт и мудрость. Сейчас она казалась поистине жалкой. А то, что она, похоже, не могла возразить, только усиливало это впечатление.
Напряжённое молчание, повисшее в воздухе, не нарушалось ничем. У Гертруды не оставалось сил говорить что-то против. Раз уж Ильзе не переубедить – пусть. Наверное в глубине души Гертруда всё же считала свою дочь талантливой и неглупой правительницей. Она ведь сама говорила ей об этом в самом начале правления, хоть и, скорее всего, чтобы просто поддержать.
Ильзе усмехнулась. Значит, мать признала, что из войны выйдет толк, но, возможно, страх за дочь посеял сомнения в её душе.
Женщина нервно провела рукой по жидкой седой пряди волос, спадавшей ей на грудь, и покачала головой. Её лицо, казалось, больше не выражало никаких эмоций.
– Со мной почти все дома Эрхона. Больше всех людей у Корхоненов и Кюгелей, – произнесла Ильзе, смотря в окно.
– Можешь в них не сомневаться. Хотя я не знаю девчонку Корхонен, дочь покойной Магдалены. Не знаю, какая из неё воительница… – Гертруда подняла взгляд на Ильзе, и в этом взгляде читалось какое-то странное одобрение, хотя буквально минуту назад она готова была любой ценой отговорить дочь. – А Кюгель всегда богатейшим домом был. Хотя солдаты у них не очень. – Мать улыбнулась, словно в голове у неё всплыли какие-то тёплые воспоминания из прошлого. Она блаженно закрыла глаза и опустила голову на бок.
Ильзе усмехнулась. Мать была склонна к таким резким перепадам настроения. Иной раз её легко было задобрить, хотя у Ильзе обычно получалось. И… неужели ей удалось убедить мать в том, что война необходима, или та просто дала ей выбор? В любом случае, её мнение не играло бы решающей роли для неё. Было лишь радостно сознавать, что Гертруда смиряется.
– Будь осторожней. У них сильная армия, – сказала мать серьёзным и напутственным тоном. Она одобрительно улыбалась, и эта улыбка вселяла уверенность и надежду.
– Моя – ещё сильнее. – Ильзе приоткрыла тяжёлую дверь и ступила за порог. – Прощай. – Л Штакельберг захлопнула дверь, не дав матери сказать ей больше ничего. Не хотелось больше слышать её причитаний и советов. Не хотелось больше находиться с ней рядом, в одной комнате.
Да уж, это было трудно. Но, с другой стороны, Ильзе ожидала худшего. Идя по коридору, она готовилась к тому, что мать будет перечить ей, может быть, даже кричать или плакать, но Гертруда, к счастью, отнеслась ко всему довольно спокойно, легко согласилась с дочерью, дала ей свободу. Теперь оставалось надеяться, что она как-нибудь случайно об этом не забудет, хотя, какое это уже имело значение, если все люди в замке подчиняются не ей, а Ильзе?
Поправив воротник своего серо-алого платья, девушка быстрым шагом отправилась по холодному коридору в свой кабинет. Нужно было заполнить множество документов, принять несколько вассалов, словом, привести всё в порядок перед тем, как отправиться завтра на войну. Отвлекаться было нельзя. И медлить тоже. Времени и так оставалось чудовищно мало, и Ильзе даже немного нервничала. Война была необходима. Все мирные пути, договоры и компромиссы были невозможны. Королева Ламахона, Эша Мидория Монкут, и её сын так просто не сдадутся. Но хотя бы часть их территорий должна быть захвачена, пусть и цена за это может быть высока. Впрочем, среди вассалов Ильзе не было близких и родных людей, к которым она была привязана. Потому терять их в битвах и осадах будет хотя бы не больно, хоть и затратно.
Ильзе свернула налево и увидела у двери помимо двоих стражников свою вассалку, герцогиню Корхонен.
– Генрика! – Ильзе улыбнулась. Эта улыбка была слегка натянутой. Не то, чтобы она ненавидела эту девушку, но временами она раздражала своей излишней вежливостью и навязчивостью. Вместо Генрики на войну должна была отправиться её мать, Магдалена Корхонен, но она умерла около двух месяцев назад. Ильзе понимала, что Генрика не виновата в смерти одной из лучших воительниц Эрхона, но какая-то странная обида поселилась в душе леди Штакельберг. Ильзе иной раз корила себя за это, и, несмотря ни на что, ей не хотелось портить отношения с вассалкой, которую она пока даже не знает хорошо.
Появление Генрики сейчас было очень некстати. Ильзе и так вся на нервах. Как бы не сорваться на неё…
– Миледи. – Девушка откланялась и смущённо улыбнулась в ответ. Генрика была одета в мужское платье геральдического зелёного цвета, подчёркивавшего цвет глаз. Кое-где оно было испачкано и даже изорвано – герцогиня носила его довольно часто, чуть ли не каждый день, потому он успел изрядно попортиться. Генрика никогда не носила пышных платьев, даже волосы причёсывала не всегда, считая это пустой тратой времени. Её одежда всегда была практичной и удобной, хоть и неопрятной, поношенной, словно девушка украла её у какого-нибудь бедного рыцаря.
– Надеюсь, ты помнишь о том, что мы выступаем завтра на рассвете? – Герцогиня в ответ кивнула. – Как продвигается подготовка?
– Прекрасно, миледи. Можете не сомневаться в моих вассалах. Больше всего у барона Герца и баронесса Склодовской. Последняя междоусобица не сильно убавила численность их рыцарей, – проговорила Генрика ровным голосом. Ильзе заметила, как дрожат её руки и про себя усмехнулась. Без пяти минут герцогиня была старше её на год и, в связи со смертью матери, начала править совсем недавно. Магдалена Корхонен была более волевой и даже резковатой в общении с миледи даже в последние месяцы жизни, когда болезнь уже постепенно уничтожала её. Генрика же свою леди явно побаивалась, потому говорила предельно вежливо, ходила тихо и не скрывала дрожи в руках. С одной стороны, это раздражало, а с другой, тешило самолюбие. А ещё у Генрики были большие и добрые глаза, на которые леди Штакельберг порою заглядывалась…
– А как обстоят дела с подчинёнными феодами Ламахона? – произнесла Ильзе с улыбкой.
– Уже в ожидании нашего прибытия. Вчера отправила воронов Танака и Тхакурам. Надеюсь, птиц не перехватят или не подстрелят охотники, – неуверенно ответила Генрика и провела рукой по своим коротким чёрным волосам.
– Сейчас охота на этих территориях запрещена и наказуема, – тихо сказала Ильзе и покачала головой. – Что-то ещё?
– Нет, миледи. – Генрика снова откланялась.
– Тогда ступай, – ответила Штакельберг, но спохватилась: – Подожди… ты не видела моего брата или служанок?
– Милорд искал вас, а затем ушёл в свои покои. – Генрика остановилась на повороте и вздрогнула, когда встретилась взглядом с миледи.
– Приведи его сюда. Я буду в кабинете. – С этими словами Ильзе открыла тяжёлую дверь и зашла в комнату.
За эти полтора года она полюбила свой кабинет.
Он был довольно уютным: в центре стоял большой дубовый стол, к нему было приставлено такое же большое кресло. Сзади был камин, огонь в котором горел лишь в холодные зимние дни, и необходимость в нём возникала довольно редко. Эрхон занимал самый юг Эллибии и отличался наиболее мягким и тёплым климатом. Ильзе содрогнулась, вспомнив о том, что в её армии есть несколько воительниц с самого севера, где царит вечная мерзлота и нет феодов – только дикие племена. Другие земли, кроме северных и Эрхона, не знали и не принимали участие в войне. Лишь какие-то бедные рыцари, прознавшие случайно, небольшими отрядами примкнули к Штакельбергам. Они видели в этом возможность обрести новую счастливую жизнь там, на захваченных землях, а Ильзе была только рада расширить свою армию добровольцами, согласными на любое вознаграждение.
Ильзе составляла и подписывала документы. Казалось, в этот день их было больше, чем за всё время правления, и это слегка утомляло. Но девушка вскоре привыкла, и работа пошла полным ходом. Буквы расплывались, смысл терялся, работа проходила скучно и долго. Ильзе должна была привыкнуть: ей править этой землёй ещё очень продолжительное время. Иной раз от всего происходящего мозги просто закипали.
Внезапно, дверь скрипнула и открылась. Похоже, это братец наконец заявился.
– Ты опять входишь без стука? – Ильзе оторвалась от разложенных на столе пергаментов и подняла взгляд на брата. Он был очень похож на неё внешне: такие же светлые волосы, серые глаза, бледная кожа и вечная насмешка во взгляде. Аццо узнал о войне случайно почти три месяца назад, Ильзе ведь не говорила ему, боясь, что тот будет против или расскажет матери раньше срока. Благо, всё отделалось лишь небольшой перебранкой, мол, он ведь не чужой Ильзе человек и должен был знать об этом с самого начала, но леди Гертруде ничего рассказывать не стал. И за это Ильзе до сих пор была безумно ему благодарна. Может быть, расскажи брат матери, ей было бы легче сейчас, но леди Штакельберг планировала сделать всё сама, дабы контролировать ситуацию и не выглядеть трусихой в глазах матери.
– Прошу прощения, миледи! – насмешливо проговорил брат и откланялся. На шее у него блестел очередной медальон – надо думать, с портретом очередной любовницы внутри. Аццо был одет в своё любимое голубое сюрко, расшитое золотом и серебром. Брат отличался редкостной расточительной и обычно тратил деньги на одежду, украшения и вино. Эта его привычка ужасно раздражала. Леди Штакельберг не понимала, как так можно жить. – Вызывали меня?
– Да, – бесцветным голосом отозвалась Ильзе. – Завтра ты приступаешь к правлению этой землёй. Ты ведь понимаешь, какая это ответственность? – Девушка отошла к шкафу и достала оттуда несколько фолиантов. – Если ты будешь только пить и развлекаться всё это время, ты рискуешь разрушить всё, что создавали наша мать и я.
– Ты не так уж и долго правишь этой дырой, чтобы что-то создать. – Аццо как-то особенно выделил последнее слово. Он всегда был резок в выражениях, и хотя девушка привыкла к этому и почти не обращала внимание, сейчас прямо-таки оскорбилась. Похоже, Аццо забывает, с кем разговаривает и что бы стоило ему такое поведение, будь он обычным бароном или графом.
– Но я могу приказать отрезать тебе язык или повесить… – начала было Ильзе, но осеклась. Всё-таки он был ей братом, и так говорить о нём было не слишком хорошо. У них всё же были тёплые и куда более доверительные отношения, чем с матерью.
– Но ты не сделаешь этого, потому что я должен заботиться о земле в твоё отсутствие. – Брат барабанил пальцами по столу. – И я согласился только потому, что ты моя сестра. Ну и по тем причинам, о которых ты только что упоминала – я всё-таки хочу жить. Жизнь прекрасна. Я не самоубийца, чтобы отказывать своей леди. – Аццо усмехнулся и отвёл взгляд. Ильзе скрестила руки на груди. Похоже, она скоро действительно прикажет сделать с ним что-нибудь не слишком хорошее. – Но ты ж ведь понимаешь, какой я правитель. Власть – это совершенно не для меня…
– Пора взрослеть, – бросила Ильзе. Она произнесла это не зло, не грубо, а скорее наоборот – с заботой. – Аццо, ты старше меня на шесть лет, в твоём возрасте многие графы и графини умирают на поле битвы, оставляя свои семьи умирать от нищеты и голода. А ты в свои двадцать пять только пьёшь и развлекаешься с крестьянками, пользуясь своим положением…
– Подожди. – Брат перебил её. – Я тоже не совсем бесполезен. Кто собирал тебе наёмников с Ойгварца, Вайсланда и Великого Севера и будет платить им за службу? Эльжбета Кюгель? Генрика Корхонен? Витольд Герц? Вацлава Склодовская?
– Да, я понимаю, и я безмерно благодарна тебе за это. За это ты получишь в будущем своё вознаграждение. Можешь хоть всю жизнь после этого заниматься чем нравится, но сейчас тебе придётся править неизвестное количество времени. Править осознанно, не растрачивая казну на свои удовольствия, не играя в азартные игры… – Ильзе вздохнула. – Отец бы тобой гордился. – Леди Штакельберг почувствовала, как сердце забилось сильнее. Гюнтер Штакельберг умер три года назад, и его потерю Ильзе с братом перенесли довольно болезненно. Отец учил леди Штакельберг сражаться с малых лет, был для неё лучшим другом и помощником в любом деле. Он никогда не запрещал ей, не приказывал и не осуждал её решения в отличие от матери. С ним Ильзе могла советоваться по любому вопросу, не боясь быть униженной или отхватить нравоучений.
В последние годы отец был слаб здоровьем и во время тренировки на мечах с Аццо его неожиданно хватил инфаркт. То ли возраст, то ли алкоголь и большие нагрузки – можно было вечно гадать, чем был вызван приступ. Ильзе даже на похороны не явилась – настолько горе раздавило её изнутри. Да и Аццо горевал не меньше. Она это знала. И даже сейчас заметила в его глазах искорку боли.
– Ладно, я всё понял. – Брат виновато опустил голову. – Я обещаю быть достойным правителем, пока тебя не будет. Что уж там, много с чем справился, справлюсь и с этим.
– Мы уходим на рассвете. Завтра я зайду попрощаться и к тебе, и к матери, если она не будет спать. Советую начать заниматься государственными делами с утра, – ответила Ильзе и села обратно в кресло. – Можешь идти. Завтра у тебя будет не менее важный день, чем у меня. Не менее важный для всего Эрхона. – Леди Штакельберг опустила голову и принялась дальше работать с документами.
– Как скажете, миледи, – усмехнулся Аццо и вышел за дверь, но остановился. – Или уже стоит называть тебя ваше величество?
Леди Штакельберг самодовольно усмехнулась и кивнула в ответ. Аццо ушёл, оставив её наедине с кипой бумаг и своими мечтами о будущем.
Ильзе перевела взгляд на лежавший на столе медальон. Она открыла его, и её взору предстал портрет родителей, таких молодых и счастливых. Художник передал их красоту с большой точностью, казалось, что их лица были живыми и вот-вот заговорят с Ильзе. Гюнтер и Гертруда с портрета улыбались ей самыми тёплыми и светлыми улыбками. Даже страшно осознавать, что отца уже нет в живых, а мать… можно ли считать её состояние жизнью? Так, бессмысленное существование, которое скоро прервётся – иначе и быть не могло с её-то здоровьем. Ильзе горько усмехнулась, думая об этом. Несмотря ни на что, она любила мать. Именно леди Гертруда вырастила её такой, какая она теперь есть.
Закрыв медальон и смахнув с щеки слезинку, девушка надела его на шею. Отец бы поддержал её идею захватить Ламахон – она не сомневалась.
***
Покинув покои матери, Ильзе тихо выругалась. Похоже, Гертруда всё ещё не верит в неё, сомневается, уже ненавидит. Она говорила так, словно вообще забыла всё, что Ильзе рассказывала ей вчера. И этот визит только настроение испортил. Гертруда, как выяснислось, не спала всю ночь, ожидая прихода дочери, кажется, только для того, чтобы сказать ей, что эта идея бессмысленна, и упрекнуть в самонадеянности.
От бессилия захотелось просто упасть на кровать и забыть обо всём, но было нельзя. Зацикливаться на словах матери было глупо – она уже ничего не сможет сделать, а Ильзе не увидит её ещё очень долго.
Леди Штакельберг нервно вздохнула. Она ненавидела, когда её ограничивали, препятствовали, запрещали. Ещё больше её раздражало, когда люди, не разбирающиеся в проблеме, лезли со своими советами, указывали, будто действительно понимали, о чём говорят. Леди Гертруда была именно такой. Ей хотелось вернуть прежнюю власть, контролировать, управлять, но, к счастью, для неё уже было слишком поздно. Её время прошло.
Ильзе продолжала сыпать проклятьями, забыв о том, что ещё вчера думала о том, что всё-таки любит мать, какой бы она ни была и что бы не говорила. Но раз мать не верит в неё, с чего Ильзе должна к ней прислушиваться?
Злые мысли всё ещё терзали девушку, и, лишь увидев возле своего кабинета улыбающегося брата, Ильзе забыла обо всём плохом. В такие моменты она понимала, как на самом деле сильно любит Аццо. Последний раз такое было, когда умер отец, и Ильзе больше некому было доверить свои переживания. Да, они с Аццо часто ругались. Да, иной раз хотели друг друга убить. Но человека роднее у Ильзе всё равно, кажется, никогда не будет.
Она приблизилась к брату и поздоровалась.
– Береги себя, – тихо сказал он и обнял сестру. – Иначе мне придётся этим всем тут править.
– Не разрушь здесь всё без меня, – сказала она с улыбкой. – И в новую войну не ввяжись.
– Ты думаешь, что я настолько безнадёжен? – Аццо резко разжал объятия.
Ильзе в ответ только улыбнулась ему и удалилась в свои покои.
Переодевшись в походную одежду, леди Штакельберг закрепила на поясе свой меч и пару кинжалов. Она взяла всё самое необходимое, привела в порядок кабинет и, что было необычно для неё, помолилась. Ильзе никогда не была религиозной, но какая-то слабая вера, сидевшая в глубине её души, заставила её сделать это. Возможно, богиня войны Криггеррия поможет ей… или всё это глупые сказки, в которые верят лишь необразованные крестьяне?
Когда всё было наконец готово, и Ильзе оседлала своего вороного коня, она встала во главе войска и окинула его взглядом. Воинов и вассалов было бесчисленное множество. Ближе всех к Ильзе были Генрика Корхонен и Эльжбета Кюгель со своей девятнадцатилетней дочерью Вибек и мужем. У них, этих двоих вассалок, было больше всего людей.
– Доброе утро, миледи, – обратилась к Ильзе графиня Кюгель. Её дочь, стоявшая рядом с отцом, помахала рукой герцогине Генрике, и та рассмеялась, словно ребёнок. – Сегодня ночью была полная луна – это хороший знак. Он приносит удачу, – добавила Эльжбета с улыбкой.
– Зачем нам удача, если наша армия – лучшая в Эллибии? – сказала Вибек, повернувшись к леди Ильзе. После этого она поклонилась и сильнее сжала поводья, так как лошадь под ней начала волноваться.
– Ты начинаешь мне нравиться всё больше, – покачала головой леди Штакельберг. Генрика, стоявшая рядом с Вибек, побледнела и отвернулась.
– К сожалению, я обещана вашему брату, а не вам. – Девушка развела руками. Её отец и Генрика шутку оценили и почти одновременно засмеялись. Ильзе же поначалу опешила, вздрогнула, хотя слова Вибек ни разу не обидели её.
Дочь графини Эльжбеты и графа Ежи была действительно хороша собой. Высокого роста, подтянутая, немного коренастая от тренировок с мечом, обычно – в дорогих платьях, но сегодня – в дорожном костюме. На её лице всегда были веснушки, голубые глаза светились добротой, светлые прямые волосы всегда были собраны в хвост или заплетены в две длинных косы. У Вибек были слишком широкие и сильные для девушки плечи и пышная грудь. Ильзе всегда казалось, что с такими формами сражаться может быть не всегда удобно, но будущая графиня Кюгель, по слухам, неплохо владела мечом.
Засмотревшись на Вибек, Ильзе даже не заметила, как к ним с Генрикой подъехал на лошади Витольд Крац – вассал герцогини Корхонен и, вроде как, её друг. Его тёмно-русые, чуть вьющиеся волосы, спускавшиеся до плеч, были причёсаны и уложены, будто барон собирался не в военный поход, а на бал. Впрочем, его одежда такой аккуратностью не отличалась, хотя это было не особенно заметно, так как она была чёрной. Витольд тоже поклонился леди Штакельберг, прежде чем встать в строй.
Ильзе улыбнулась. Отчего-то ей сделалось немного не по себе. Хоть она и правила уже полтора года, впервые леди Штакельберг ощутила весь масштаб и всю ответственность за этих людей. Она чувствовала всю силу своей власти, которая очень скоро станет неограниченной. Странное, волнительное чувство охватывало её, но желания вернуться и бросить всё не возникало. Настало время покорить Ламахон. Ильзе сделает это любой ценой вне зависимости от того, верят в неё или нет.
Она дала знак рукой, после чего армия тронулась и направилась на юго-восток.
Комментарий к Глава 1
Ахапх, начало такое. Мне ща очень страшно, надеюсь, дальше будет лучше.
========== Глава 2 ==========
Они приблизились к Бронзовому заливу быстрее, чем думалось Ильзе.
Армия шла уже третий день, когда издалека показались Серебряные холмы – там их ждали корабли, которые переправят войска в Ламахон.
Все эти дни погода была прохладной, что было неудивительно для начала октября. Оно же и было к лучшему. От жары солдаты бы быстрее утомились, и путь занял бы времени куда больше запланированного. Ближе к границе в степи было довольно сухо, дождей осенью, как это обычно водилось в других уголках Эллибии, там почти не было. Армия и в этот раз под дождь ни разу не попала. Оосеннее небо было на удивление почти безоблачным, но солнце очень редко показывалось и от него уже не было жарко, как летом.
Весь путь от Ротшварца до границы Ильзе развлекала себя разговорами с вассалами. В особенности, с графиней Эльжбетой Кюгель и Витольдом Герцем – бароном с севера Эрхона. Он только недавно стал править своим жалким клочком земли, находившимся на границе с Ойгварцом, и на руках после смерти матери у него остался младший брат и престарелый отец. Освальд Герц не был прикован к постели, вёл довольно активный образ жизни и редко жаловался. Но Витольд беспокоился за него, много говорил и рассказывал о нём, а когда армия остановилась в пограничной эрхонской деревне, отослал ему ворона с письмом.
С остальными вассалами было общаться не слишком интересно. Они были погружены в свои мысли, не настроены на разговор и если шутили, то с неохотой. Их можно было понять: возможно, волновались перед предстоящими битвами, думали о родных, оставшихся далеко в Эрхоне. Ильзе решила не обращать на них внимание, производя впечатление величественной правительницы. Да и от общения она всегда уставала быстро и вскоре перестала слушать даже своих собеседников, изредка кивая или посмеиваясь ради приличия.
– Мой отец был в Ламахоне, миледи. – Витольд тепло улыбнулся. Герцогиня Генрика, ехавшая рядом с ним, закатила глаза и усмехнулась: видимо, она уже слышала эту историю раз десять. Генрика была сюзеренкой Витольда, они общались чуть ли не с самого детства, были лучшими друзьями.
Ильзе, признаться, всегда мечтала о друге или подруге, но наиболее близко общалась только с братом.
– Мне тогда было лет тринадцать, а то и меньше, – продолжал Витольд. – Меня его рассказы поразили в самое сердце. Он рассказывал о людях, о том, как они живут, что делают, что едят. – Барон усмехнулся. – Я давно мечтал побывать там, но уж никогда не думал, что поеду туда по такому поводу.
– Говорят, ламахонские девушки прекрасны. – Эльжбета на своей серой в яблоках лошади подъехала поближе к Витольду. – У них довольно необычная внешность: чёрные волосы, узковатые светло-карие глаза. Но, на мой взгляд, они довольно привлекательны и богаты внутренне – ламахонское образование славится во всём мире. – Графиня с наигранной грустью улыбнулась. – Была бы я мужчиной, я бы взяла себе в жёны какую-нибудь местную леди. – Эльжбета подняла взгляд на Ильзе. Казалось, что сейчас леди Штакельберг совершенно не вникала в суть их беседы. Она ехала молча, холодным и серьёзным взглядом смотря в даль и думая о стратегии и дальнейших действиях в войне, о брате, о матери. Но на самом деле Ильзе внимательно слушала, и когда Эльжбета украдкой взглянула на неё и приблизилась, Штакельберг повернула голову к ней. Сейчас она была не очень-то настроена шутить и вообще разговаривать в принципе, но промолчать уже не могла.
