Текст книги "Воздаяние Судьбы"

Автор книги: Марина Казанцева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

– Уж видно не судьба! – воскликнул хан Ратмир. – Пойдём хоть девушек посмотрим. Кого сумеем – так освободим!

– Ты опять туда же? – с сомнением спросил дивоярский маг.

– Нет! Я же говорю тебе: "освободим", а не "женимся на них"!

– А где же сам хозяин этого дворца? Где Черномор?

– Однако, в самом деле. – огляделся хан Ратмир. – Следы побоища наглядны, а побеждённый где?

Тут взгляд его упал на маленький предмет, лежащий у стены. Что это такое? Кукла? Нет, не кукла.

– Смотри-ка, Румистэль, а это что за диво? Никак живой? Точно живой: смотри как у него в ноздрях шевелятся седые волоса! На голове ни колоска, на бороде пустое место, а в носу как будто лес растёт! А ну, мерзавец, признавайся: где Черномор?!

И он так громко гаркнул карле в ухо, подняв его за шкирку к своему лицу. Ратмир обернулся к другу и показал ему брыкающего смешного человечка. Но, Румистэль стоял с таким странным видом, как будто что-то вспоминал и никак не мог вспомнить. Он казался очень удивлённым и смотрел на карлу большими глазами.

– Что, мой друг, с тобой? – заботливо поинтересовался хан Ратмир. – Тебя так изумила эта живая кукла? Я тоже поначалу думал, что он ребёнок, но у него седые волосы в ноздрях! Это противоестественно! Это просто гнусно! Такая мерзость не должна дышать под небесами!

И с этими словами Ратмир, держа одной рукою карлу, второй достал булатный меч и уж хотел одним ударом отсечь ему башку, как у капусты кочерыжку.

– Постой, Ратмир. – прервал его волшебник.

Тот удивлённо посмотрел на друга – ну что ещё их может задержать?

– Мне кажется… да, я вспоминаю… – задумался дивоярец. – Да, точно, я знаю, что я с этим скверным человеком должен что-то сделать. Но что?

– Давай думай поскорее. – поторопил его Ратмир.

– Ну да! Я вспомнил! Точно! Теперь я точно знаю, что я должен сделать с ним!

– И что же?

– Отдать тебе, мой добрый друг!

Ратмир недоумённо глянул на лысого и безбородого уродца.

– Зачем он мне?

– Вот это мне пока ещё не ясно… Но всё же точно знаю я, что должен подарить его тебе.

Хан снова в сомнении взглянул на карлу, а тот, моргая глазками, смотрел на хана и умильно улыбался.

– И что я должен делать с ним?

Ратмир повертел в руке добычу, перевернул вверх задом, головою вниз. Содрал с него парчовые порточки и с отвращением сказал:

– Фу, Румистэль, он даже не мужчина! На что мне эта дрянь – возьми себе! Чего я буду делать с ним – насажу на палку? Сделаю чучело? Отдам собакам?

– Ратмир, отчего-то моя память меня подводит – вот, право, наваждение! Но всё же поверь мне: я точно знаю, что этот человечек есть тот, кого тебе я должен.

– Мой друг, ты болен. – сочувственно сказал Ратмир. Он бросил карлу на пол, отшвырнул ногой подальше и обнял товарища за плечи. – Хватит, Румистэль, об этом недостойном нашего внимания останке человечьем. Пойдём, поищем Еруслана. Поздравим с освобождением Радмилы, пожелаем счастья…

Они прошли широкими дверями, в которые разве что входить гипербореям, так что и в голову взбрести им не могло, что подлинным хозяином всех этих несметных богатств, просторных зал, затейливых башенок и широких лестниц являлся как раз тот лысый, безбородый, с волосами в ноздрях, который не мужчина…

Нигде они не обнаружили героя, исчезла и Радмила. Надо думать, что Еруслан покинул волшебные чертоги, не взяв оттуда ничего, кроме той пропажи, о которой столько дней кровавыми слезами истекало его сердце.

***

Наверно, ветреный читатель мог подумать, что всё уже свершилось: зло наказано, добро восторжествовало. Что всё прекрасно: влюблённые спешат домой. Не тут-то было, други дорогие! А как же наш Фарлаф, сидящий смирно в овраге и ожидающий часа своего триумфа? Ну да – купец Костыля, которого совершенно столько раз миновала страшная погибель! Да-да, тот самый, который любит загребать угли чужими руками! Нынче он Фарлаф, но по характеру всё тот же Костыля.

Вот он сидит-сидит, зад себе наедает, брюхо ростит, щёки салом мажет. И вот настал тот день, о котором Фарлаф думал со страхом и надеждой. Однажды сумка с провиантом не упала сверху, а раздался противный, скрипучий, тонкий голос:

– Собирайся в дорогу, тебя ждёт твоя добыча, а меня ждёт моя месть.

Затрепетав от страха, Фарлаф тем не менее отважно высунулся из оврага и увидел свою благодетельницу – добрую баушку, которая напутствовала его ещё в дороге к царскому дворцу, потом указала на харчевню, где он всего лишился. Теперь она решила возместить ему все неудобства, которые он по её милости имел.

Тут вылез он из своего оврага, надел все те богатые одёжки, которые хранил так тщательно всё это время – откуда взялось всё, не по помнит – и надел поверх измызганной рубахи и нижних портов. Потом увидел, что старуха держит под узду его коня – всё, стало быть, готово – и Фарлаф отважно затолкал в железный шлем свои распухшие от сала щёки. Всё, витязь собрался в поход. Но, отчего-то так ему страшно, что зубы так и играют плясовую.

Ночь тёмна, звёзды дики, ветер воет, прямо стонет – дело к осени идёт. И вот Фарлаф на коня своего взобрался, а старушонка его манит за собой. Сама страшна, тоща, черна – не понять, то ли ветла кривая, то ли человек. Не руки – лапы с длинными когтями, а глаза так и светят в ночи, как зрачки у рыси.

Старушка обернулась вокруг себя три раза и видится очам Фарлафа, будто конь под нею образовался… Тьфу, тьфу, не конь даже, а распяленная старая коряга – два десятка ног торчат, как корни, вырванные из земли, а над головой корявой такие же корявые рога! Но хрипит и вертится, ветвями землю роет! И вот рвануло с места страшное чудовище – величиной с собаку, а страшен, как дракон! На нём проклятая старушка – визжит, хохочет, руками машет! Хочет Фарлаф сказать: мол, тише! Да не может – язык застрял во рту. Он только поворачивает в глазницах налитыми кровью глазами и чувствует, что сам похож на привидение. Рванул узду и вслед за старушонкой.

Плывут они сквозь чащи, летят над мерцающими в ночи болотами, где над землёй, где по земле. Баушка со злобою бормочет, а Фарлаф тоже наливается тяжёлой злобой: ему мнится, будто Еруслан похитил у него царевну обманом и притворством.

Диковинная пара пролетает лес и приземляется на широкой равнине, возле высокого кургана.

– Теперь смотри, не зашуми! – предупреждает бабка. – Там, за курганом, улёгся на ночлег проклятый Еруслан. Царевна спящая при нём – за то не бойся, не проснётся дева, потому что спит она сном не простым, а наведённым. А вот с Лазаревым сыном не церемонься: мечом с размаху в грудь его ударь! Тогда твоя Радмила. Бери её и убирайся в Киев, к князю Володимиру.

Сказав такие добрые слова, она в момент исчезла, а Фарлаф, трясясь от ужаса и живо себе рисуя страшные картины – что будет, если под ногами треснет ветка, и Еруслан проснётся?! – крадётся вокруг широкого кургана. И вот видит: да, правду баушка сказала – лежит под горкой Еруслан, обнявши нежно юную Радмилу, а рядом конь каурый длинной гривою метёт.

Итак, вы можете спросить: как Еруслану удалось так скоро покинуть черноморовы покои? В самом деле: поначалу никак не мог проникнуть во дворец, а убрался оттуда так скоро, что даже дивоярец с его попутчиком не смогли его застать. Всё просто, ведь это же сказка, там случаются чудеса и почище. Ведь бороду-то черноморову богатырь забрал себе и обвязался ею, как шарфом поясным. А далее вышел он с Радмилой спящей на руках к открытому окну и сказал: неси нас, борода. Так и добрался до коня. Вот и всё, а вы что думали?

Теперь же, когда конец пути так близок, устал наш Еруслан. И то сказать, сколько вёрст он отмахал по бездорожью, в какие переделки попадал, сутками постился, сутками не спал. Но вот теперь, когда всё самое дурное осталось позади (так думал он), и праведный герой уж предвкушал фанфары, свершилось тайное злодейство, про которое не то что Еруслан – мы все забыли!

Всё было просто и на удивление удачно: подкрался Фарлаф и с одного замаху пронзил мечом грудь Еруслана. Правду говорят: дурное дело многого ума не просит. Потом Фарлаф берёт себе Радмилу – хорошо, что дева спит! – и тихонько смылся, хороня в ночи своё деяние.

А далее уже фанфары – в Киеве его встречают, дивятся, правда, что не кто иной, а жирный витязь Радмилу спас из плена. Тут свадебку играть бы, а невеста спит! Сколь ни будили, сколь в уши ни кричали – не вышло ничего. Вот так дивно то и получилось, что чары северного колдуна спасли всё дело – раз перед алтарём невеста присягнуть не может, значит нету свадьбы. Так всё и осталось: Радмила спит, Фарлаф в печали, князь в недоумении, бояре в замешательстве, народ в надежде.

***

Лежит однако Еруслан с открытой раной в сердце – безнадёжно мёртв. Отчего же доспехи дивные его не защитили? Всё просто: устал отважный витязь носить на себе тяжёлое железо и снял его. Ведь всё плохое позади, а впереди лишь счастье, радость и веселье! К тому же, обнимая нежно свою Радмилу, опасался он поцарапать щёку юной девы своим нагрудником из стальных пластин, или невольно отпечатать на её руке рисунок кольчуги с драгоценными камнями. Конечно, были и иные соображения: мечталось ему, что она глаза откроет, а он наряжен в новую одежду, которую берёг до этой встречи. И это тоже, впрочем, пустяки. На самом деле какой же молодой мужчина не захочет ощущать тепло своей любимой, отделившись о неё металлом?! Ну да, конечно же, обнимая её со сдержанной такому случаю страстью, он предпочёл легко одеться.

Лежит герой мертвее мёртвого, и только руки ещё как будто хранят сон любимой, но обнимают пустоту.

Кажется, на этом всё – ничто не может вернуть мёртвого из царства призрачных теней. Ещё немного, и покинет дух Еруслана его тело и будет вечно блуждать над просторами Селембрис, тревожа тех, кого знал и помнил. Ведь в образе витязя скрывался не кто иной, как неудачливый ученик лесной колдуньи. Тот, кого пятнадцать лет звали Долбером. Тот, кто надеялся, что в его прошлом скрыта тайна, и что на самом деле его происхождение от благородной крови. Так то или не так – теперь никто не скажет. Но что-то странное во всей этой истории имеется. Все здесь всех забыли: забыл и Долбер друга-дивоярца. А тот в свою очередь якшается, как с другом, со своим врагом заклятым. Да, вот такова таинственная подоплёка этой всей истории, а внешне все события идут, как в настоящей сказке. А по сказке тут вскоре должен появиться таинственный отшельник – старый Финн. Он должен обратиться вороном и отправиться к далёким двум источникам в горах. В одном из них течёт вода мёртвая, в другом – живая. Вот Финн возьмёт тех вод в два маленьких фиальца, вернётся с влагою волшебной и оживит сначала мёртвою водою, потом живою Еруслана.

Да, в сказке это так, на то она и сказка. В действительности же всё несколько иначе. Всё дело в том, что зона наваждений, или как её ещё называют – зона сказки, на самом деле населена самыми настоящими людьми. Кто-то из них прекрасно ужился в богатых землях, а кто-то ещё проходит свою сказку – всему есть место. Там много волшебного, таинственного, чудесного, но всё же законы те же, что в Селембрис. А в Селембрис смерть – это смерть. Если бы не эта непреодолимая проблема, то многое в этой волшебной стране было бы иначе. Но это так. Даже бессмертные в ней умирают, если их поразить мечом в сердце, или отрубить голову. Могут умереть не сразу – как гигантская голова, но о голове иной разговор – тут древнее свершалось колдовство и о происхождении необыкновенно живучего великана пока нам не известно – мы видели лишь эпизод из тайны, которая даже для дивоярцев была тайной. Было в этой волшебной стране нечто более удивительное, что знают нынче дивоярцы.

Так вот, как было сказано, смерть – это смерть. И никакая вода, живая или мёртвая, тут не поможет. Да, на этом сказка должна закончиться, а Долбер должен умереть. Как ни прискорбно, это так. Ведь нет рядом той русалки, что утащила в воду Ромуальда, заклятого врага нашего героя. Она одарила юношу погибшего некоей призрачной жизнью, но по сути превратила в нежить – есть такие существа в Селембрис. Нечто странное, оставшееся от прежних времён великой силы, о которой много слышал Лён, и скупо отзывался Румистэль, но которая поныне сотавляет тайну даже для всезнающего Дивояра. Так, есть ли способ вернуть умершего из смерти? Сейчас узнаем, или сказка останется без доброго финала.

Ночная мгла, которая хоронит под своим плащом немало гнусных дел, постепенно разрежалась. Безмолвна степь – ни птицы, ни мышки, ни кузнечика. Как будто уже царство мёртвых наступило для погибшего ужасной смертью витязя. Кажется, что встанет он сейчас и обведёт вокруг себя потухшими очами, а потом побредёт, шатаясь, куда-то в мутную рассветную мглу. Придёт на поле, усеянное мёртвой плотью, ляжет рядом с мертвецами и скажет мёртвым голосом: я с вами, братья.

Но, миг прошёл, и свет утра рассеял тьму, а вместе с ней и все нелепые страхи – смерть есть смерть. Зато из мглы к мертвецу шла странная фигура: туманы сивые клубились за её спиной, сползали наземь и растворялись. Казалось, будто некто, похожий на человека, явился в миг один из совсем другого места. Как будто только что оставил он свой гористый край, лишь прихватив с собой клубы холодного тумана. И вот идёт он ровной походкой, как будто невесомой, и вырисовываются в рассветной мгле и его длинные седые волоса, и длинная одежда, напоминающая саван. И шкура волчья на плече.

Подошёл, взглянул на тело, печально проронил: погиб. Потом подумал и заговорил снова, обращаясь сам к себе:

– Но, как же так? Он в Поиске, а Эльфийский Жребий не позволит умереть тому, кого призвал на помощь Ищущему. И вот теперь я вижу то, чего быть не должно: он умер, а помощь не пришла. Он не перенёсся в волшебные эльфийские сады, не очнулся у подножия Великого Холма цветочных эльфов. Не напитался их живительной волшебной силой. И не призван победной песней великого Дивояра.

Старик огляделся в тоске – на многие версты вокруг ничто не двинулось, не шелохнулось, как будто погрузился он с курганом и мёртвым героем под ним в великий сумрак, где обитала Голова.

– Почему молчишь ты, Нияналь?! – во гневе крикнул Финн.

– Молчи, безумец. – прошептали над равниной невидимые губы, но голос был столь глубок и звучен, что на мгновение содрогнулся курган.

Старик отчего-то успокоился и стал осматриваться, словно ожидал гостей. Но вместо этого его фигура вдруг заколебалась, теряя очертания, и лишь волокна сивого тумана отметили то место, где мгновение назад стоял отшельник.

В тот же миг он очутился в ином месте – среди такой же сумрачной равнины, но более таинственного вида. Над ней витал столь грозный дух, что у простого человека захватывало сердце, и прерывалось дыхание. Голова кружилась, и плыли перед глазами странные видения. Перед стариком возвысилась гора – намного выше того кургана, под которым лежал убитый предательской рукой герой. Курган был полог, а эти стены, поросшие лохматым мхом, местами – седым плющом, а кое-где и мелкими кустами, вздымались неприступной крутизной. Под густым навесом из сухой травы, который карнизом украшал растрескавшуюся скалу, смотрели тусклые глаза, и вот из-под земли раздался низкий рокот: иди.

– Иди сюда. – сказал с вершины бесплотный голос, от которого в испуге взлетела стая воронья и закружила над горою.

И Финн повиновался. Он обошёл скалу кругом и обнаружил среди глубокой впадины в горе отверстие, закрытое кустами. Из высоко вознесенной дыры свисал канат с завязанными плотными узлами. Вот по нему сухой, но крепкий Финн взобрался до отверстия, а дальше зашагал свободно по лесенке, что вырублена была в тёмном камне.

Он вышел на вершине и огляделся. Три скалы стояли плотно, прижав затылки – они составляли собой гигантский трилистник, среди которого могла расположиться целая деревня. Но, в центре стояла только высокая груда камня – сложенные конусом булыжники.

– Иди сюда. – сказал всё тот же голос из камней.

– Он собирается к тебе. – ответил Финн, подходя к горке.

– Я знаю. – ответил мягко голос. – Быть тому.

– И ты позволишь присоединить твой дом ко множеству других осколков? – изумился старик.

– Это судьба. – сказала принцесса-эльф, заключённая в Осколке Вечности и ставшая Живым Кристаллом.

– Тогда я не понимаю, зачем ты меня призвала. Я много лет исполнял твою волю. Я лгал всем людям, рассказывая о тебе дурные слухи. Когда настанет срок освобождения?

– Уже настал. – ответила принцесса. – Последняя служба, и ты свободен.

– Свободен для чего? – горько спросил Финн.

– Возможность прожить жизнь сначала – это не награда? – возразил Живой Кристалл. – Прекрати стонать и делай то, что я скажу тебе.

– Всё та же. – усмехнулся Финн. – Я слушаю тебя.

Из горы камня выкатился маленький кристалл, сияя чистым белым светом.

– Возьми его. – сказала эльф. – И облеки в какое-то подобие оправы. Пока я в нём, тебе не страшно прикосновение Кристалла. Но, как я покину этот храм, так не вздумай прикоснуться, иначе обратишься в стража Вечности!

– Покинешь?! – изумился Финн. – Но как такое можно?! Кто мог покинуть узы Вечности по своей воле?!

– Делай и увидишь. – усмехнулся голос.

Дрожащими руками Финн вынул из своей накидки длинную медную булавку. Волчья шкура упала наземь. Крепкими не по возрасту пальцами старик скрутил металл, образовав неровное двойное кольцо и в него поместил прозрачный бриллиант. Потом он бережно убрал драгоценный камень в маленький мешочек, что висел на его шее.

– И что теперь? – спросил старик.

Ответа не было – вместо того заколебался воздух над вершиной Наганатчимы, и фигура Финна испарилась, но в тот же миг возникла там, где была до этого – у тела мёртвого героя.

– Ты хочешь знать, мой верный друг, возможно ли на Селембрис воскрешение умершего? – с насмешкой спросил голос.

– Я знаю, что это невозможно. – холодно сказал старик. – Иначе многое бы было…

– Коснись камнем его раны. – сказала эльф. – Но, после этого берегись касаться Камня сам! А после ты вернёшься с Осколком к Наганатчиме, положишь его в пирамидку и тогда свободен.

– Нужна ли мне такая жалкая свобода? – горько спросил Финн, глядя на сияющий бриллиант в своей руке.

– Нужна. – ответила принцесса. – Ты даже замену себе приготовил – старика-сосну. А мне хорошей заменой служит старая ветла.

– И что же будет? – в возбуждении спросил старик.

– Делай!

В сомнении и страхе Финн протянул сверкающий бриллиант к ране Еруслана, который хладным трупом на протяжении всего разговора лежал перед отшельником. Всё так же мертвы губы, из-под полузакрытых век глядят потухшие зрачки, по ту сторону которых молча притаилась смерть. Спит Еруслан необратимым сном – Долбер мёртв.

Тогда старик прижал бриллиант, держа его за медь оправы и обернувши пальцы на всякий случай рукавом.

Едва алмаз коснулся раны, сверкнула искра, и веки Долбера затрепетали. Безжизненные губы обрели румяный цвет, грудь вдохнула воздух, и вот глаза, мгновение назад пустые, стали полны жизни.

– Кто ты, старик? – спросил оживший витязь.

– Я старый Финн. – ответил тот, ладонью закрывая исторгшие слезу глаза. – Иди, живи, герой. Тебя ждут в Киев-граде. Спеши вернуть себе Радмилу, поскольку, пока ты не придёшь, не завершится сказка.

– Сказка? – изумился молодой герой, быстро отыскивая латы и ловя коня.

– Прости: просто с языка слетело. Ты был мёртв: тебя убил Фарлаф. Невесту же твою он увёз и пытался выдать твой подвиг за своё деяние. Я же вернул тебя к жизни. Есть в горах таинственные два источника воды: один с водой живою, другой – с мертвою. Вот я и обернулся вороном, слетал туда и принёс на крыльях два фиальца. Полил я мёртвою водою твоё тело – и срослась твоя рана в сердце. Потом полил водой живою, и ты поднялся, жив-здоров, как прежде. Теперь иди, герой, исполни то, что должен, а то печенеги осадили Киев – пользуются горем князя.

Проговорив последние слова, он сел в отчаянии на землю и закрыл глаза руками. Но витязь того не видел – он уже мчался к Киеву. Печенеги – бить врага немедленно!

– Ну что? – спросил старик, глядя на источающий зелёный свет кристалл, держа его за медную дужку и почти касаясь его грани. – Нельзя касаться? Ах, Нияналь, если бы я мог вернуть тебя себе, я не задумываясь пошёл бы на эту жертву! Но, время улетело, и её больше нет. Прощай, моя любовь. Не знаю, отчего пожертвовала ты собой для того, кого и вовсе никогда не знала. Всего лишь Долбер – не Румистэль!

Он встал, бережно опустил опасный кристалл в мешочек, потом раскинул руки в длинных рукавах и испарился с места.

Возникнув снова на вершине Наганатчимы, он сказал безмолвным великанам:

– Ещё немного, и я уйду. Прости, что потревожил твой покой. Принцессы-эльфа больше нет.

Долгий вздох пронёсся над равниной, заколебалась почва, встали дыбом травы. И всё утихло.

Тогда Финн подошёл к пирамиде, сложенной из камней, и протянул над нею руку, держа пальцами за дужку Живой Кристалл, лишившийся своей жилицы.

– А если?… – он задумался. – Нет, я обещал.

Он разжал пальцы, и Кристалл с лёгким звоном провалился в щель между камнями. Ещё недолго был слышен звук, когда он скатывался, огибая гладкие бока булыжников. И вот всё затихло.

– Я свободен. – сказал Финн, обернувшись вокруг себя.

Он был уже иным. Его длинные седые волосы укоротились и белыми кудрями завились вокруг молодого лица. Кожа свежа, глаза сияют. Плечи распрямились, стан снова строен, ноги крепки. Вместо старой отшельнической хламиды на нём вышитая рубаха, кожаная куртка с затейливой отделкой, добротные штаны, высокие сапоги.

– Я ухожу, Наганатчима! – крикнул он звонким голосом.

– Так уходи скорее! – простонали скалы.

И Финн поспешно бросился в тот вход, что зиял неподалёку от хранилища Кристалла. Он бежал по неровным каменным ступеням, быстро перебирая ловкими ногами и смеялся от радости во всё горло: юность – это же чудесно!

***

Два путника на лошадях приближались к берегу небольшой речки, через которую был переброшен лёгкий мостик.

Не столь давно они побывали в золотоглавом Киеве и приняли участие в великом торжестве по поводу разбитых печенегов. Город уже почти пал под натиском врагов, которые окружили его со всех сторон, осыпали стрелами, как дождём, и бросали через стены зажжённые пучки соломы. Всё было в ужасе и собиралось принять смерть, как вдруг откуда ни возьмись, нагрянула бешеная молния в алом плаще. И вот пошёл тот огненный цветок метаться по полю, как скачет яростное пламя. Рядами полегали от него враги, потому что меч в руках героя был необыкновенной силы. Да, то бы волшебный меч – живая сталь! Эти двое – всадник и его оружие уложили многие тысячи врага, тогда раскрылись крепкие ворота и на подмогу – добивать проклятых печенегов – вырвалась княжеская конница. И вот триумф – Прекрасный витязь въезжает в город, встреченный с любовью. Навстречу бежит князь седой, он обнимает со слезами Еруслана и обещает возвести его немедленно на трон – лишь только очнётся княжна Радмила.

Тут, не обращая ни на что внимания, особенно на перепуганного до смерти Фарлафа, Еруслан направился в покои, где спала своим необыкновенно крепким сном его невеста. Один лишь поцелуй – и любимая проснулась. Вот пир-то был! Вот уж гуляли так гуляли!

И Румистэль с Ратмиром тоже были там, хотя жених их и не помнил. Но было и ещё кое-что иное, о чём летописи не упоминали. А надо бы.

Добрый конь Еруслана, верный и преданный ему Каурка наконец обрёл заслуженный покой. Набиты новые подковы взамен сбитых старых, расчёсан хвост, ухожена и грива. Все раны, все шрамы, обморожения – всё залечили опытные руки, и Каурый снова гордо выступает среди конюшего двора. Отныне он как будто князь великий среди всех прочих жеребцов. И вот он слышит нежный голос, поворачивает шею и замирает: глазам своим не верю! Это сон, это наваждение!

"Она, она! Прекрасна, стройна и величава! Караковая моя любовь! А с нею сын!! Чудесный жеребёнок караково-каурой масти!"

Да, ради этого стоило пройти многие испытания, чтобы награждённым быть Судьбою.

***

Два путника приближались к мелкой речке, текущей меж двух невысоких берегов. Дело Румистэля в этой истории завершилось, и теперь не было ничего, что могло бы помешать ему продолжить свой непонятный путь – об этом он не говорил Ратмиру, но всю дорогу, сожалея о расставании, радовал себя беседой с другом.

Волшебник ехал к мостику – он собирался выбраться из зоны наваждений и намеревался посетить Наганатчиму, чтобы забрать хранящийся там Живой Кристалл. Хан Ратмир решился проводить товарища до речки, а потом вернуться в степной стан – к наложницам, заждавшимся своего кумира. Когда-то все истории кончаются, вот и эта подошла к финалу.

У самой речки, не ступая на мосток, волшебник обернулся к другу.

– Здесь мы расстаёмся с тобой, Ратмир. Я ухожу во внешний мир, а ты остаёшься в сказке. Прощай, мне было с тобой интересно. Возвращайся в свой стан кочевой, люби своих наложниц – Радмила отдана другому, и я с самого начала знал, что ты Ратмир, не обретёшь царевны. Прости меня, друг мой, если сумеешь – я, право, зла не желал тебе. Не ходи за мной на мостик, это переход в другое измерение, хотя что это я – ты же слов таких не знаешь.

– Что ты такое говоришь, Румистэль? – изумился хан, во все глаза глядя на друга. – Какая сказка? Кто ты?

– Я путешественник по многим мирам. Я хожу по ним в поиске, о котором ты ничего не можешь знать. Я волшебник и вхожу в такую зону в своём собственном обличии – волшебство такой зоны не касается моей личности, но я испытываю небольшое наваждение. Вот и теперь я тороплюсь избавиться от миражей. Мне ещё надо посетить Наганатчиму и забрать один кристалл. Я пойду, а ты не ходи за мной – за пределами зоны сказки ты утратишь память. Прощай, мой хан.

С этими словами он повернулся и ступил на мостик.

– Подожди! – опомнился вдруг хан, бросившись за другом на мосток и хватая его за рукав. – А что ты говорил такое насчёт Черномора, что…

– …что вроде ты мне его должен… отдать. – медленно договорил Кирбит, оглядывая мостик, речку и панораму впереди.

Лён обернулся, ошеломлённо глядя на Кирбита.

– Лембистор, так это был ты! – вскричал он в страшной досаде.

– Постой-ка, так ты предлагал мне в качестве тела карлика?! – изумился тот. – Ах, подлец! Воспользовался моим беспамятством и пытался всунуть порченый товар!

– Отстань, Лембистор! – вне себя от кошмарного чувства ошибки, отмахнулся Лён. Какой ужас – он помогал Ратмиру обрести Радмилу и действовал против Долбера! Ах, уже не Долбера, а Еруслана Лазаревича!

– Он остался в сказке. – горько сказал Лён. – И я не могу вернуться и вытащить его оттуда. Теперь он навеки Еруслан.

Демон собрался было добавить что-то язвительное к своим речам, но не сделал этого.

– Да ладно. – ворчливо бросил он. – Такое путешествие и всё ни к чему не привело. Прямо, как в сказке про кольцо Альмансора, когда королева-мать в досаде восклицает в конце истории: "и это всё затем, чтобы мальчишка-садовник похорошел?" Ну да, мы столько прошли лишь для того, чтобы Долбер обрёл свою безумную мечту жениться на царевне! Что ж, теперь мне окончательно ясно, что поиск снова окончился ничем.

– Следующий раз будет точно твой! – в досаде отозвался Лён, посылая жеребца вперёд.

– Уже говорил! – буркнул демон и растворился в воздухе, окутавшись разноцветным дымом.

– Что это было, Гранитэль? В чей образ я воплотился? Кто примазался к сказке? Ведь это был тот, кого узнали Гедрикс, Елисей и Финист! Его поминал Оракул у дороги!

– …той! О, Лён! Ты жив?!

– Что такое? – изумился тот.

– Где ты был?! – закричал Перстень и этот крик отозвался болью в руке Лёна.

– Как где был? – не понял он. – Я угодил в зону наваждения и был в ней волшебником Румистэлем. Долбер остался там и превратился в Еруслана Лазаревича. Я думаю, что царь Лазарь всё же был его отцом, и Долбер в самом деле был царевичем. Ромуальд, к сожалению, всё-таки погиб – его утащила русалка, от которой ты спасла Долбера. И я лишился друга, как и предсказал Оракул.

Он порылся в карманах, пошарил за пазухой.

– Где этот перстень с Лазарем? – в досаде спросил Лён.

– Разве ты не отдал его Ромуальду? – подала голос Гранитэль.

– Ну да, отдал. Но, тот ведь последовал за Долбером в зону сказки, стал Рогдаем и погиб от его руки. А я был Румистэлем и нашёл тот перстень на берегу Днепра. И где же он?

– Не ищи. – после некоторого молчания сказала принцесса. – Я полагаю, он остался с тем, в чей образ ты вошёл.

– А кто он? – оторвался от поисков Лён.

– Не знаю. – ответила принцесса. – Я не была с тобою в сказке.

– ?!!

– Да. Ты въехал на мосток с Кирбитом, потом сплошная тьма. А потом ты выехал с ним же. Что между тем и этим мигом – я не знаю.

– Румистэль идёт по моим следам. – проговорил Лён. – Он собирался посетить Наганатчиму! И кто же он?

– Не знаю. – кратко ответила принцесса. – Я не знаю такого человека. Я ни разу в мою бытность с Гедриксом, Елисеем и Финистом не видела его и не слышала ни о чём подобном. Возможно, он вошёл в их жизнь или до того, как они обрели меня, или после утраты.

– И он сказал, что они его предки, а он их потомок. – продолжил Лён. – Он собирал Живые Кристаллы, тем самым исправляя ошибку Гедрикса.

– У него было кольцо с чёрным бриллиантом?! – в волнении спросила Гранитэль.

– Нет!

– Тогда он тот, кто будет после тебя. Видение у Бесконечной Дороги было символическим: поток людей, что ты видел, это была непрерывная цепь предков, а Румистэль – тот, кого ещё нет.

– Он мой потомок?!

– Едва ли…