Текст книги "Тени забытой шестой (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 33 страниц)

Капитан Ги Мааль был похож на безволосую хищную птицу с острым клювом и узкими глазами, выдававшими его гаяшимское происхождение. Абсолютно лысый и безбородый, даже бровей не было, он невозмутимо разглядывал карту.

– Успеем? – спросил я.

– Ветер наш, – кивнул он и постучал по карте пальцем. – Будем там через двое суток.

– Мне надо собрать команду и рассказать, что нас ждет на острове. И еще… Капитан Мааль, какие песни поют ваши моряки во время работы?

Мой вопрос его удивил, хотя на лице у него ничего и не отразилось, просто глаза… стали еще уже, чем были. Он начал перечислять матросские припевки, но я его остановил:

– Мне надо, чтобы они разучили и пели одну-единственную.

Я протянул ему записанные на бумаге слова. Он пробежал глазами пару строчек и поднял взгляд на меня.

– Мелодия и такт такие же, как у припевки про пьяного юнгу, – пояснил я. – Но слова припева другие.

– Хорошо, – кивнул он.

И не спросил, зачем это надо.

– Я все объясню, когда ляжем на курс, и вы соберете команду на палубе. Всех до единого. Это очень серьезно.

Солнце слепило глаза, ветер обдувал лицо. Я вышагивал по палубе, говоря громко, отчетливо, и чувствовал себя генералом маленькой армии, идущей на смерть.

– Многие из вас уже знают, что на острове нам придется столкнуться с колдовством. Я хочу объяснить, что это такое. Колдовство и демоны есть в каждом из вас.

Тут я остановился и оглядел их. Сброд, но отчаянный и смелый. Этих страхом не проймешь, а вот жадность… совсем иное. Я помнил слова Антона о тех искушениях, через которые им пришлось пройти на острове Поваренка.

– В душе каждого живет демон. Но все мы дети Единого, которые несут его свет. Выбор за нами. Чтобы свет не погас, нужна вера. И она есть у меня для вас.

– Это ж как так?.. – развязно спросил меня один из бандитов.

– Сейчас объясню. Первое. Припевка про пьяного юнгу.

Они заулыбались и закивали.

– Она немного не такая, как вы привыкли, но слова припева в ней заменены особым образом, чтобы оградить вас от колдовского наваждения. Что бы ни случилось, пойте ее. Тогда страх не поникнет к вам в душу, и вы спасетесь.

Я не особо верил в это, но главное, чтоб остальные поверили. С другой стороны, ритмичные песнопения легко вводят в медитативное состояние, в котором человек становится более внушаемым к командам и будет действовать не задумываясь, не впуская страхи и сомнения извне.

– Второе, – продолжил я, запуская руку в карман брюк и вытаскивая коробочку. – Капля святой крови.

Открыв коробочку, я дал возможность команде полюбоваться на сверкнувший на солнце осколок проклятого рубина и тут же захлопнул крышку. Хриз сделала своим талисманом реликвию заступницы Милагрос, а я чем хуже?.. У меня тоже будет оберег. Святотатство, конечно, но куда деваться.

– Она защитит нас. Свет этой капли разрушит любую преграду, выжжет нечестивцу глаза, проникнет в ваши души! – стращал я, а потом на всякий случай добавил, – а еще он может повернуть время вспять.

Неуверенные ухмылки, перешептывания, подталкивания локтями. Мне не верили и считали чокнутым святошей. К этому я был готов. Заодно следовало проверить свою теорию относительно веры, многократно усиленной коллективной молитвой. Бросив украдкой взгляд на часы, я убедился, что богослужения должны были уже начаться. Пора.

– Не верите? – сурово вопросил я, обводя их взглядом. – Тогда смотрите сами!

Снова открыв коробочку, я вытянул руку с нею перед собой и злобно уставился на сияющий рубин. Мысленно концентрироваться на священном символе учат сразу же после принятия послушания. Послушники пытаются сотворить его сияющую проекцию, дни напролет медитируют, истово молятся, однако получается далеко не у всех. Они просто не знают того секрета, о котором теперь ведомо мне. Я очистил мысли и потянулся к бескрайнему морю веры, пытаясь собрать воедино знак священной бесконечности. Ничего не происходило. Рубин сиял и переливался на солнце, матросы во все глаза смотрели на меня и ждали чуда. Они были готовы его увидеть, но сомневались. И на мгновение их сомнения проникли и в мою душу. Я встряхнул головой и закрыл глаза. Священная бесконечность во мне! В каждом из нас! Я воззвал к ней и…

Удивленное оханье, сдавленные ругательства и тишина… Я открыл глаза. Ничего. Рубин даже как будто померк. Чему же они тогда удивились? Я обвел матросов взглядом и понял, куда они смотрят в благоговейном ужасе. На мою грудь. Опустил голову и обомлел. Сквозь ткань рубахи пробивался алый свет. Он разгорался все сильнее и сильнее, складываясь в знакомые контуры. Священные татуировки, моя и Хриз, наложенные одна на другую, засияли так, что у меня глаза заслезились.

– Эмм… Да! Вот именно так! Святая кровь взывает!.. эмм… к отмщенью! – громко заявил я и спрятал коробочку с рубином обратно в карман, раздумывая, стоит ли для пущего эффекта снять рубашку или не рисковать.

Все молчали. Казалось, я чувствую, как их вера струится сквозь меня вместе с алым светом, незримая, но мощная. Осталось направить ее в нужное русло.

– А теперь третье! И самое главное!

Третьим был порох. Я понимал, что Хриз готова подорвать остров в том случае, если у нее не получится то, что она задумала, и гадал, как этому помешать. То, что пятнадцать человек моей команды будут истово верить и повторять про себя, что порох отсырел, это, конечно, хорошо, но хотелось бы чего-то понадежней. Но я так ничего и не придумал. Лежа без сна и ворочаясь в каюте под храп Вельки на соседней койке, я ломал голову и над другим, более важным вопросом. Отпускать Хриз в Источник я не собирался, однако надо было что-то сделать с теми знаниями, которые она носила в себе. Я хотел их уничтожить. Раньше я бы содрогнулся от подобного кощунства и торжества невежственности, но теперь понимал, что ее знания не так ценны, как представляются Святому Престолу. По крайней мере, менее важны, чем жизнь Хриз. Но как можно уничтожить знания? Если знания хранятся в книге, то ответ ясен. Уничтожь книгу, и знание исчезнет вместе с ней. Если кто-то уже успел прочитать эту книгу, то ответ тоже очевиден. Убить прочитавшего. Но такой вариант мне не подходил. Если бы знания можно было передать, как передаются материальные вещи, то я бы с радостью забрал у Хриз эту ношу или разделил ее груз на двоих. Но увы… Когда ты делишься знанием с кем-то, у тебя ничего не убывает. Знание только преумножается, ведь теперь его носят уже двое. Как заставить Хриз забыть эти клятые знания? Мне вспомнились страшные опыты профессора Камилли и его эликсир забвения, но я тут же прогнал эту мысль. Нет, вместе с ненужными знаниями эликсир сотрет и все остальное, все то, что делает Хриз такой, какая она есть. Но ведь должен быть какой-то способ? За мной ведь вера целого города! И пятнадцати моряков…

Я наконец-то заснул, но спал неспокойно, поминутно просыпаясь. Сон на грани дремы превратился в пеструю мешанину из каких-то обрывков. Я видел себя на берегу рядом с мамой, мы бегали по горячему песку и смеялись; в следующий момент я уже брел по колено в снегу, а ветер бил мне в лицо и кричал о помощи; потом я сидел на корточках и ковырялся в сломанном часовом механизме, пытаясь пристроить туда рубин, а он все время выпадал из пальцев и куда-то закатывался; вот я не я, кутаюсь в синюю бороду, стою на капитанском мостике и смотрю, как пылает заревом пожара порт; в следующей сцене я помешиваю жуткое варево из крысиного помета и человеческих голов, и колпак съезжает со лба мне на глаза; а вот я корплю над переписыванием ветхого фолианта, но строчки все время выходят косые и неровные, я злюсь и нервничаю, потом вдруг с ужасом обнаруживаю, что пишу прямо поверх полустершегося текста, перо так страшно скрипит и рвет бумагу…

Я рывком сел на постели. Скрипел корпус бригантины, которая разворачивалась и ускоряла ход. Писать поверх! Знания можно стереть, только заменив их на другие! Человеческая память не может быть неограниченной! Значит, чтобы вытеснить одно знание, надо поделиться другим… Но как?.. Хотя стоп. Хриз и так уже начала забывать. Но что именно она забывала? То свое знание или то, что составляло ее личность? В памяти всплыли последние слова Хриз.

– Почему любовь занимает так много памяти? Для ненависти надо куда меньше… Отрицание отрицания? А я знаю… Я буду тебя очень сильно ненавидеть, Кыся, очень-очень, и больше не забуду!..

Любовь занимает много памяти… Голова гудела от недосыпа и ночных кошмаров, но мысль я поймал и прочно ухватил за хвост. Что, если обряд духовного спасения был основан именно на этой истине? Любовь вытесняла душевную болезнь из разума и души, просто потому что не оставляла ей места в памяти? Ведь если так задуматься, то во время близости между мужчиной и женщиной происходит обмен не только телесными жидкостями, но и… частью души? Разумеется, если только между ними есть любовь. Возникшее тогда ощущение того, что ее сознание на пике нашего первого соития разлетелось мириадами осколков, тоже очевидно было правильным. Переполнение. Я любил Хриз уже тогда, путь даже не смел себе признаться в этом. Но любила ли она меня? Хм… И что тогда получается? Сколько раз мне надо… кхм… полюбить Хриз, чтоб вытеснить из нее все знание мира?.. Или достаточно одного раза, просто надо, чтоб она тоже меня… любила?..

Погода нам сопутствовала. Два дня мы шли полным ходом с попутным ветром к месту назначения. Мои проповеди среди команды, утром и вечером, с неизменной демонстрацией чуда на своей груди, укрепляли веру матросов. Накануне у меня даже получилось сотворить светящуюся проекцию святого символа, хотя я подозревал, что это от того, что воздух наполнился грозовыми искрами, а небо заволокло темными облаками. Порывами подул свежий ветер, бросая бригантину из стороны в сторону. В отдалении прогремел гром, но вспышки никто не заметил. Мне вдруг сделалось не по себе. А вдруг это был не гром, а отдаленные отзвуки… порохового взрыва? Однако по словам навигатора, даже грозовой ветер нам способствовал, ускоряя ход корабля. Велька утащил меня с палубы, уговаривая отдохнуть.

– Завтра, фрон, завтра силы вам понадобятся. Поспите.

Я заснул, едва голова коснулась подушки, и снов не видел.

Утро выдалось холодным и ясным, как будто море очистилось после грозы. Воздух был напитан йодистой свежестью, дышалось легко и свободно. Но на сердце было неспокойно. Крик марсового «Земля!» гулко ударил в виски, сердце отчаянно забилось. Я отобрал у капитана подзорную трубу и вгляделся в туманные очертания на горизонте. Да, это был остров. Я до боли в глазах всматривался в поисках корабля. Хриз должна уже быть там!.. Скорее, скорее!

Чем ближе мы подходили, тем отчетливей вырастал перед нами остров, больше похожий на кусочек сказочного королевства из детской книжки. Я различал кромку песчаного пляжа, густые изумрудные заросли листвы, белую лесенку, уводящую куда-то наверх в скалистый выступ, где мраморной розой расцвел маяк. Уютная бухта так и манила в свои объятия, но она была пуста. Корабля Хриз не было. Неужели она задержалась в пути?.. Или это мы ошиблись?

Я опустил подзорную трубу и обратился к навигатору Жюло.

– Давайте определим свои координаты. Я хочу убедиться, что мы в нужном месте.

Я уговаривал себя потерпеть, не бросаться сломя голову, ведь Хриз могла устроить ловушку. Жюло возился с моряцким кольцом, выставляя его поочередно сначала по солнцу, потом по едва заметному полумесяцу луны на утреннем небосклоне. Астрономический метод двух высот для определения местоположения корабля требовал наблюдения двух светил, что днем затруднительно, но нам и тут повезло. Через полчаса Жюло уверенно заявил:

– Мы в том самом месте, сорок три градуса северной широты, примерно тридцать градусов восточной долготы.

Я кивнул, продолжая разглядывать остров. Он не был похож на то описание, что дал мне Антон. Хотя… У команды «Маковея» не было возможности исследовать остров целиком. Возможно, мы зашли с другой стороны? Но про маяк он упоминал… и про бухту, которая схлопнулась и ушла под воду. А вот тот громадный зеленый исполин на вершине утеса похож на одиноко стоящее дерево из рассказа Антона. Но я чуял подвох. Все было похожим и одновременно другим.

– Мы не будем спешить с высадкой, – решил я. – Обогнем остров и осмотримся.

Уютная бухточка скрылась из виду, а нашему взору предстала еще более идиллическая картина. Живописные развалины на узком каменном плато были увиты зеленью и сияли радугой из-за пелены брызг, которые летели от извергающегося вниз водопада.

– Ух ты! – выдохнул рядом со мной Велька. – Красотища какая!..

Я бы предпочел нечто более… страшненькое, колдовское. Красота завораживает, но под ней может крыться что угодно.

– Соберитесь! – гаркнул я. – Не дайте себя обмануть! Это все может быть колдовским наваждением!

– Корабль! – крикнул кто-то, указывая вдаль. – Там!

В утреннем мареве на горизонте показался корабль. Он полным ходом шел к острову. Я схватился за подзорную трубу. Сердце едва не выскочило из груди, когда буквы на корпусе сложились в название. «Синеглазый Ангел». Мы опередили Хриз! Я успел!..

– Высаживаемся!

– А если они пальнут по нам из пушки? – резонно спросил капитан Мааль

– Хм… Вы правы. Лучше перестраховаться. Бросим якорь в той бухте, что видели. Она скроет нас от них, мы успеем высадиться и подготовиться к встрече.

Вода в бухте была такой чистой, что виднелось дно со всеми его красочными обитателями. Никаких следов затопленного «Горбуна» не было и в помине. Это не та бухта, вот и все. Так успокоивал я себя. Бригантина бросила якорь и теперь мягко покачивалась на волнах. Шлюпки спустили на воду, погрузив необходимый провиант. Часть команды я оставил на корабле охранять, предупредив о сигнальных фейерверках, которые мы запустим в случае опасности, и дав четкие инструкции, что делать в этом случае.

– Поднимаемся к маяку! – приказал я. – Занимаем позицию и ждем.

Однако вблизи оказалось, что лесенка частично осыпалась, ступеньки, вытесанные прямо в камне, разрушились, поэтому нам пришлось карабкаться с использованием страховочного каната. Восхождение заняло больше времени, чем я рассчитывал. Маяк тоже выглядел пустынным. Но ведь кто-то же его построил? Кто? Колдун? Тот самый Синий пятикнижник? Или Поваренок, если он вообще существовал? Не то что бы я не верил словам Антона, но ведь они так и не увидели на острове ни одной живой души… если не считать крыс, восставших из мертвых. Неважно. Главное, что я наконец встречу Хриз!

Но когда мы взобрались на утес, то увидели, что «Синеглазый Ангел» уже успел пришвартоваться к полуразрушенному причалу. Но как?!? Ведь он только-только появился на горизонте, когда мы были возле острова.

– Что делать будем? – спросил Велька, отнимая подзорную трубу от глаз.

– Спускаться, – мрачно ответил я, досадуя на себя.

Как я мог забыть про эту клятую паровую машину, которая давала скорость ее кораблю?.. Опередить прямо под носом, нагло оттереть в сторону и пролезть без очереди! Как это в стиле Хриз…

Берег встретил нас тишиной. Казалось, что даже шум волн доносится как сквозь вату. «Синеглазый Ангел» покачивался, из длинной кормовой трубы вился белый дымок, паруса беспомощно висели на реях. Но людей видно не было. Я шел первым, за мной следовали матросы, держа оружие наизготовку. Тишина действовала угнетающе. Нервы были натянуты до предела. Если Хриз задумала очередную пакость, то я ее придушу!.. Спокойно. Надо идти спокойно. Не бежать.

Но я не выдержал и рысью припустил к кораблю. Чем ближе, тем страшнее становилось. Слишком тихо! Мертвая тишина!

– ХРИЗ! – заорал я, взлетая по подгнившим ступенькам на причал. – Где ты?

Молчание. Легкое поскрипывание. Странный сладковатый запах. В прозрачной воде вырисовывался смутный силуэт давно погребенного корабля. Тот самый «Горбун», везший проклятое золото. Меня догнал запыхавшийся Велька.

– Фрон, что-то тут не то… Гляньте!.. Это ведь…

Он осекся, указывая себе под ноги. Я посмотрел и ощутил лишь слабый укол ужаса. Причал был склизким от водорослей, но он не прогнил, ведь человеческие кости, из которых он был сложен, не гниют. Морская вода и ветер выбеливают их и закаляют.

Я оттолкнул Вельку и ринулся по перекинутому мостику вглубь «Синеглазого Ангела». За мной последовали и остальные. Через полчаса, обшарив корабль и берег, мы были вынуждены признать, что Хриз и команда бесследно исчезли. Вместе с ними исчезли и двенадцать бочонков с порохом.

ГЛАВА 18. Хризокола

Остров появился вдалеке, как будто вынырнув из тумана небытия. Я вцепилась в перила и застыла, вглядываясь в узкую полоску земли на горизонте. Мое последнее путешествие подходило к концу. Капитан Кинтаро, стоявший рядом, негромко выругался и отнял подзорную трубу от глаз:

– Кажется, нас опередили.

– Кто?

– Не знаю. Не уверен. Кажется, корабль. А если… если это корабль Поваренка?

– Не пори чушь! – резко ответила я и перегнулась за борт, исторгнув голодную желчь из пустого желудка. – А хоть бы и он! Плевать! Запускай свою паровую машину! Я и так ждала слишком долго.

Морская болезнь вконец измучила меня. Уж лучше встретиться со всеми демонами мира, чем еще несколько часов терпеть это изматывающее плавное покачивание на волнах, от которого кружится голова, желудок скручивается в узел, к горлу подкатывает тошнота, а рядом…

– Ты слабачка. Не моя.

– Заткнись!.. – простонала я, сползая на палубу и сворачиваясь клубком.

Ее тень упала на меня, заслонив свет, хотя это и было невозможно. У мары нет тела, чтобы создавать тень. Хризолит Проклятая смотрела на меня, поджав губы.

– Не моя кровь. Самозванка, – торжественно изрекла она и скрестила руки на груди, устремив взгляд вдаль.

В глазах темнело, но я ухитрилась выгнуть ногу и пнуть… пустоту.

– А ты самодурка!..

– Какая из тебя северная воительница? Плавать не умеешь, воды и грозы боишься, холода не выносишь, – принялась перечислять паскудная мара, – морской болезнью страдаешь, память дырявая, лоно бесплодное…

Она на мгновение умолкла, как будто вспоминая, что еще мне предъявить, а потом ее грубое, словно высеченное из глыбы льда лицо просияло:

– Подстилка церковная!..

Это стало последней каплей. Я собрала последние силы и, цепляясь за перила, встала на ноги.

– Зато я жива!.. – прошипела я. – А что осталось от тебя? Ни-че-го! Даже могилы нет! Сгину я – исчезнешь и ты!

Она улыбнулась и покачала головой. Ее коротко остриженные ярко-рыжие волосы качнулись и вспыхнули на солнце.

– Ты уже мертва. Тебя нет.

Три дня назад это казалось мне хорошей идеей. Мара моей безумной прапрабабки. Кто, как не она, может знать, где Источник, кто такой Неприкаянный, когда наступит конец света, и куда деваются мои воспоминания… Лежа на койке под шум волн, я вспоминала все, что знала о Хризолит Проклятой из семейных летописей, легенд и рассказов Искры, а потом закрыла глаза и разбила свое сознание на мириады осколков, собирая и протягивая сквозь них паутину из мертвого прошлого в подгнившее будущее. И ничего. Ничего не произошло. Мара не появилась. Зато вечером на корабле случился переполох. Огромный светящийся знак священной бесконечности возник на парусах. Тяжело сглотнув слюну, я объявила (все еще пребывая в образе охотника Ягодки Хаврона), что это знак свыше, особая милость Единого, его благословение нам в пути. Большинство поверили и еще больше воодушевились, но капитана было не обмануть.

– Как ты это устроила? Опять фосфор? – накинулся на меня Кинтаро, когда мы остались вдвоем в моей каюте. – Ты хоть понимаешь, что если повредишь этим паруса!..

– Это не я, – устало ответила я и вытянулась на койке, закрывая глаза. – Не я…

– Еще скажи, что это чудо!..

– Может быть… Скажи, а ты веришь в Единого?

– Что?

– Веришь или нет?

– Верю, конечно!

– Это хорошо… – измученно пробормотала я. – Помолись ему, а?

– О чем?

– Пусть прекратит раскачивать море… По-моему, это легче, чем символ сотворить…

Святая бесконечность появлялась с завидной регулярностью, утром и вечером. Дурной пример оказался заразительным. Один особо набожный идиот из матросов бухнулся на колени и стал молиться, а затем его примеру последовали и остальные. В результате два часа корабль оставался без матросов и делался игрушкой ветра, который бросал его по волнам. Капитан ругался и злился, но сделать ничего не мог. После таких вот святых явлений ему и навигатору приходилось заново определять местоположение и корректировать курс, что в сухом остатке полностью свело на нет наш выигрыш во времени из-за раннего отплытия. Мы продвигались к цели со скоростью беременной черепахи, которая два раза в сутки застывала и гудела многоголосой молитвой, пока ее швыряла стихия. Я злилась и бесилась, а потом случилась гроза.

Приступа не было. Был кошмар наяву. Ко мне тянулись руки мертвецов. Некоторых я помнила хорошо, про других давно успела позабыть. Некоторые были моими, я убивала в своей жизни так много, что все они обступили меня, толпясь и толкаясь, норовя дотронуться. Разорванная в клочья мачеха, убитые родственнички, сожженые заживо святоши, капитан витальеров без кожи, отравленный хан, любитель роз с выпущенными кишками… и многие другие… Но были и такие, кто пал не от моей руки. Этими другими были жертвы убитых мною колдунов, как будто оставленные в наследство. Хоть их и было гораздо больше, но вели они себя скромнее, окружая меня внешним кольцом почетного караула. Я задыхалась от их вони: полуразложившиеся трупы, обглоданные скелеты, обгоревшие куски мяса. Они шептались и надвигались на меня, и этот гул голосов сливался в один сплошной шум моря, рассекаемый редкими громовыми раскатами. Призраки прошлого и тени будущего, они набились в тесную каюту, словно сельди в бочку, перетекая контурами друг в друга и образовывая чудовищное многочленное создание из боли. И вдруг весь этот призрачный колыхающийся кисель застыл и расступился. Ко мне шла она… Я сразу ее узнала, хотя на фамильных портретах ей сильно польстили. Хризолит Проклятая. Высокая, словно шкаф, и такая же массивная, рыжая шапка волос, ледяные глаза, устрашающе громадный бюст и сильные руки… И все бы ничего, вот только собственную голову безумная воягиня несла у себя под мышкой.

– Пусть боль очистит тебя… – провозгласила Хризолит Проклятая, но потом осеклась и нахмурилась, разглядывая меня. – А ты кто вообще такая?

И сейчас, глядя на нее при свете дня, я вдруг поняла, что она права. Меня нет. Я составлена из мертвецов, своих и чужих, просто раньше этого не понимала, потому что в каждый момент времени принимала один образ, иногда во мне накладывалось сразу два, и тогда разум не выдерживал натиска мар и разбивался приступом… А сейчас… Я заглянула в себя слишком глубоко, чтобы вызвать умершую прапрабабку, как будто попыталась поднять из морских глубин давно затопленный корабль, но вместо этого обнаружила пустоту. Всепожирающая бездна чужих душ уже не затягивала меня, нет… Теперь она рвалась наружу, и мой разум превращался в бесформенный кисель, расплывающийся на жаре безобразной пленкой… Когда-то я думала, что вернусь в бездну к демонам, ждущим меня, но сейчас ясно понимала. Бездна устала ждать и сама пришла ко мне.

– Ты права, – кивнула я. – Меня нет. Я – бесконечное отражение мертвых душ. А ты… всего лишь одна из них.

Я шагнула сквозь нее, ожидая почувствовать мертвенных холод, но не ощутила ровным счетом ничего. Вслед мне полетел тихий смешок:

– А ты начинаешь мне нравиться.

Но я уже не слушала ее. Мой путь лежал в недра корабля, где лежал дневник с записями и текстом песни. Какой? Я не помнила, какой, но помнила, что ее очень важно спеть, когда мы сойдем на остров.

Я велела Кинтаро плыть к острову, а потом сняла пиратскую треуголку, распустила волосы, скинула плащ и затянула песню на родном языке. Хризолит Проклятая одобрительно улыбалась и отбивала такт костяшками пальцев, а потом и сама начала подпевать. Вместе с ней завыли неприкаянные души, застучали костями, заскрежетали зубами, заплакали морскими брызгами. Я же сосредоточилась на том, чтобы не забыть слова припева, повторяемые раз за разом… Листок с текстом был у меня перед глазами, но стоило отвести от него взгляд, как слова улетучивались из памяти, как будто им было тесно в моей голове.

Корабль на всех парах летел к острову и через несколько минут причалил к прогнившей пристани. Дело пошло веселей. Я все пела и пела, чувствуя, как ускоряется время вокруг меня, а пространство стягивается в тугую воронку, лишь бы удержать в памяти то, что важно. Застывший в черной лаве корабль моей прапрабабки был хорошо виден, а редкие золотые всполохи завораживали и обещали несметные сокровища. Команда на берегу споро разворачивала сложную систему тросов, лебедок и опор, чтобы вырвать «Горбуна» из многовекового плена.

– Его там нет… – пропела мне Хризолит Проклятая.

Ее голос был необычайно глубоким и сильным, как и она сама. Я мотнула головой, отгоняя лживую мару.

– Источника там нет… – настойчиво напевала северная воягиня. – Нет… Воды нет… Льда нет… Соли нет…

Я запнулась на полуслове, и песнь оборвалась. Горло раскалилось, как будто в глотку мне засыпали пуд соли. Соль…

– Почему соль? – вырвалось у меня. – Зачем она?

Хризолит Проклятая тоже прекратила напевать, и в бухте воцарилась страшная гнетущая тишина. Время застыло, а вот пространство стало стремительно расширяться, как будто эти двое никак не могли поделить между собой мой разум.

– Вода Источника всегда соленая, а лед ее очищает… Ты знаешь, сколько лучей у снежинки?..

Она подождала моего ответа, а у меня в памяти крутилось какое-то смутное воспоминание… знание о том, что вода опасна… Холодная вода опасна вдвойне… Соленая холодная вода еще хуже… Но если она замерзнет и превратится…

– Их шесть, – воинственно провозгласила северная воягиня. – Их всегда шесть! Запомни это и иди. Тебя уже ждут.

– Кто?

– Снежинки.

И я поняла. Лед черного озера сомкнулся у меня над головой. Я повернулась к Кинтаро, который жадно глазел на «Горбуна», и махнула ему рукой.

– Там ничего нет! Это обман! Колдовство! Сокровища ждут нас в глубине острова! Скорее! Грузите порох и в путь! Быстро, быстро!..

Я затянула песню, ускоряя припев до невозможности и чувствуя, как немеют от холода руки и ноги. Меня мучил один вопрос. Если заморозить соленую кровь и превратить ее в снежинки, сколько будет лучей? Тоже шесть?

Команда недовольно роптала, капитан хмурился, Дылда молча шагал рядом со мной. Двенадцать самых крепких матросов несли на себе бочонки с порохом. Мы шли по песку и черной гальке, а наши следы тут же исчезали, смываемые невидимым прибоем. Мир вокруг нас был похож на колышущуюся завесу, на которую большой шутник проецировал картинки из волшебного фонаря, выхватываемые из наших разумов. Разумы… Я сама себе напоминала огромный бесконечный кочан капусты, с которого один за другим срывают листья, пока не останется кочерыжка… Пустая, обглоданная… На самом деле бесконечности не существует, ее придумали люди, которые не в состоянии охватить единство сущего… Они отрывают от него куски, измельчают их, пережевывают и выплевывают, создавая иллюзорную множественность мира… Так и меня резали, дробили, разжевывали и переваривали, создавая реальность вокруг…

Крутой излом скалистого выступа закончился. Вдаль уходило каменное плато, поросшее редкой чахлой растительностью. Было жарко, с моих спутников пот лил ручьями, а я дрожала от холода и больше не могла петь. Хризолит Проклятая презрительно поглядывала на меня, но от издевок воздерживалась.

– К-к-куда? – спросила я, стуча зубами от ледяного озноба.

– В сердце, – ответила она и сняла голову, чтобы поправить золотой обруч на рыжей копне волос. – Я ужалила ее в самое сердце.

– К-к-кого?

– Изменщицу.

Мара вновь нацепила голову на плечи и важно двинулась вперед, сопровождаемая толпой моих мертвецов. Ноги онемели так, что я их не чувствовала. Дылда подхватил меня под руку.

– Может, вернемся? – тихо шепнул он мне.

– Н-н-нет. Туда. За ней.

– За кем?

– За солнцем. Туда!

Он немного поколебался, но потом принял на себя мой вес и повел меня навстречу снежинкам, которые уже плясали в воздухе, невидимые, опасные, пресные… Они очистились от соли грехов, и я вдруг поняла, каким будет мое очищение… Я просто замерзну, и вся соль из меня выйдет. Ледяная статуя меня, прекрасная, сверкающая и совершенно шестая, будет стоять в храме, а неприглядную кучку серой соли сметут и выкинут. Или бросят в огонь, где она вспыхнет и согреет холодную ночь. И все вернется на круги своя…

Хризолит Проклятая вдруг заговорила:

– Она опозорила моего сына. Собиралась сбежать накануне вознесения. Такое не прощают. Я подослала к ней отравленную стрекозу. Изменница сошла с ума, а ее заступник… – голос воягини превратился в лютое завывание ветра, – остался неприкаянным.

Она расхохоталась так, что по белой соляной пустыне пошли трещины, в которых зазмеились горькие слезы.

– Славная была забава!.. Безумие одной он размножил и обрушил на остальных, а я… Я сожгла его! Вырвала с корнями Источник, выхлебала всю воду из него, обернулась в соляной плащ, чтобы не расплескать ни капли, погрузила все на корабль и уплыла, пока он собирал себя из пепла! Я грабила и жгла все храмы и монастыри, что попадались мне на пути, а он шел следом и добивал тех, кого я пропустила. А потом пришла зима. Самая лютая зима, котору помнили люди. Птицы замерзали на лету в синем небе и падали камнем, оставляя высоко в воздухе свой крик. Дыхание превращалось в синий лед, а мысли замирали, чтобы превратиться в горькую соль. Тоже синюю. Но море, синее море, не замерзало. Оно никогда не замерзает. Я направлялась в сердце зимы, в Норвштайн, чтобы выплюнуть воду Источника, но мои сыновья… Он убил их. Всех шестерых. И их детей тоже. Вырезал всех под корень и спалил.

Она замолчала, но продолжала идти. Однако я заметила, что мара как будто уменьшилась ростом, похудела, сгорбилась… Она старела. Время сыпалось из нее соленым песком, оставляя ослепительно синие следы на белом полотне. Они таяли, и мне приходилось следить, чтобы не вступить в эти голубые лужицы. Дылда недоумевал, почему я тяну его из стороны в сторону, петляя, словно заяц.

– Долго еще? – бросил капитан. – Люди устали!

– Скоро… – просипела я, едва переставляя ногами. – Скоро отдохнем. Скоро все упокоимся…

– Тьфу на тебя!

Хризолит обернулась ко мне, и я ужаснулась. Ее лицо сморщилось, глаза запали, волосы поседели. Она прошамкала беззубым ртом:

– У меня никого не осталось. В тебе нет моей крови. Ты самозванка.

Каменная пустыня закончилась также внезапно, как и началась, как будто змея укусила себя за хвост и замкнула бесконечность. Внизу под нами расстилалось синее озеро.