Текст книги "Тени забытой шестой (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дорогожицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

Я подождал немного, но ответа не последовало.

– Знаешь, если ты так и будешь молчать, то я уйду. И ты не узнаешь последних новостей о своем брате.

Люба выпрямилась на кровати и села, намеренно уронив край одеяла и обнажив полную грудь. Хм… Теперь она собралась меня соблазнять? Мило…

– Прикройся, – поморщился я. – Если ты еще не поняла, я не собираюсь тебя домогаться.

Ответом мне стала недоверчиво вздернутая бровь и выставленное из-под одеяла молочно-белое колено. Очень выразительно. И соблазнительно. Вот демон. Я перевел взгляд на носок своего сапога.

– Ты мертва. Проклятая Шестая, светлая вояжна Хризокола Ланстикун мертва. Единый видит, у меня не было иного выхода. Ты можешь злиться, играть в молчанку, строить планы мести, летать на воображаемых крыльях или заниматься другой дурью, но это не изменит того, что ты мертва. Мертва для всех, кроме меня. Я дал тебе новую жизнь и новое имя, потому что люблю и хочу спасти даже вопреки тому, что ты уже успела натворить… Неважно. Важно совсем другое. Со смертью Хризоколы Ланстикун многое изменилось. Теперь Орден Пяти определил на роль Шестого твоего брата Антона…

Я ожидал чего угодно, но только не этого. Люба расхохоталась, уткнувшись лбом в колени.

– Они… – задыхаясь от смеха, выдавила она, – идиоты… они поверили… что я… мертва?… Ох… не могу!..

– Поверили, – несколько уязвленно огрызнулся я. – Еще как поверили. И теперь ищут твоего брата. Кстати, я знаю, где он… Анджей Остронег из Льема!

Хохот захлебнулся и мгновенно стих. Люба подняла голову и посмотрела на меня так, что я обеспокоенно заерзал в кресле. Как будто дикая кошка готовилась к прыжку, чтобы вцепиться в горло жертве.

– Спокойно! Я хочу защитить его и его жену… сиятельную княжну Юлию.

Безумица скрипнула зубами.

– Пузатая дрянь!..

– Люба, ответь мне, только честно. Он действительно твой брат по крови?

Она раздосадовано пожала плечами, и я торопливо отвел взгляд от такой до боли знакомой родинки. Подавленное желание давало о себе знать.

– Понятия не имею, грешил мой папочка с местными крестьянками или нет, – ответила она. – Но Шестая – это я! Хоть Люба-Любочка, хоть тыква-тыквочка, но Шестая!

Я покачал головой.

– Уймись, тыквочка. У меня есть план, как пустить Орден Пяти по ложному следу. И если ты будешь вести себя хорошо, я с тобой им поделюсь…

Она вдруг в одно мгновение оказалась рядом со мной, но не напала, нет. Как ласковая кошечка льнет к хозяину, так и Люба оказалась у моих ног, нагая, прикрытая лишь золотом длинных кудрей и повязкой на бедре.

– Тиффано, отпусти меня, пожалуйста… Я буду очень хорошей девочкой…

Люба скользнула рукой у меня по ноге, пальчиком вывела на колене незамысловатый узор, от которого бросило в жар, а потом поднялась выше и…

– Прекрати!.. – я хотел оттолкнуть ее, но моя рука замерла, едва коснувшись плеча безумицы.

– Я сделаю все, что захочешь… – она потерлась щекой о мое колено и подобрала волосы, обнажив шею с хрупкими позвонками, которы мучительно хотелось поцеловать.

Я прикрыл глаза, с ужасом обнаружив, что голос пропал, а плотское влечение сделалось нестерпимым. Безумица обвила меня подобно ядовитой змее, чей яд так желанен и парализует свою жертву.

– У меня… – выдавил я, – особые желания…

– Чего же ты хочешь? Говори. Не стесняйся… Я все умею, все сделаю… – в ее голосе появились бархатные нотки, от которых в теле разливалась сладкая дрожь.

Господи, дай же мне силы… Я погладил ее по голове и за подбородок заставил поднять ко мне лицо, чтобы заглянуть в эти до одури громадные серые глаза. Клубящееся в них безумие было подобно ушату холодной воды.

– Я хочу, чтобы ты меня вспомнила, Люба.

И уловив в ее глазах досаду и растерянность, я добавил:

– Да, вот такой я… извращенец.

Отодвинув ее от себя, я на негнущихся ногах пошел прочь.

Решетки поставили на следующий день. Моя пленница вела себя на удивление смирно, сбежать не пыталась, все утро просидела в библиотеке. Уж не знаю, читала или делала вид, что читает, есть не просила. И вот последнее меня очень обнадежило. Однако есть ей все равно требовалось, поэтому обед я принес сам – разделить с ней трапезу и проверить, что с ее тенью.

Люба сидела в кресле с книгой в руках, подобрав ноги под себя и кутаясь в одеяло. Тень послушно повторяла ее позу на полу. На мое приветствие отлика не было. Безумица принципиально не замечала меня все то время, пока я гремел посудой и выставлял из ящика на стол в библиотеке разные вкусности, которые вардовый кашевар наготовил специально для нее.

– Кушать подано, – наконец объявил я. – Кстати, если пообещаешь не устраивать поджогов и не баловаться с огнем, разрешу растапливать камин.

Она наконец отложила книгу и прищурилась:

– И ты поверишь моему слову?

– Конечно. Ты же его держишь. Садись обедать.

– Я не голодна.

– Хм… Нет аппетита? Раньше помнится…

– Тиффано, – резко оборвала она меня. – Что ты от меня хочешь? Отыметь? Вот она я, давай. Сделаю все, как тебе нравится, исполню любую прихоть.

Я вздохнул и постучал ложкой по исходящей паром тарелке.

– Люба, бульон стынет. Иди ешь.

– Я не хочу.

– Иди ешь! – повторил я. – Через «не хочу». Изволь исполнить такую мою прихоть, ладно?

Она скрипнула зубами и перешла с кресла на диванчик рядом со мной. Подвинула тарелку, демонстративно съела пару ложек бульона, потом пробормотала:

– Странный вкус… Подливаешь мне вино, Тиффано? А… Я поняла. У тебя все получается, только когда я мертвецки пьяная лежу и не сопротивляюсь, да?

Я поперхнулся бульоном и закашлялся.

– Сдурела? – просипел я. – Больно надо о тебя руки марать!

– Хм… Так ты только руками можешь, да?

У меня начисто пропал аппетит.

– Ну хватит! Люба, я просто хотел с тобой поговорить, спокойно поговорить! Без вот этих пошлостей, издевок и подначиваний. Но если ты… Видит бог, я просто уйду, и ты останешься одна гнить в своем безумии! Разберусь с Антоном без тебя!

С этими словами я бросил ложку, отодвинул тарелку, встал и пошел к балкону.

– Подожди, – догнал меня ее голос. – Я больше не буду…

Чуть помедлив, она добавила:

– Больше не буду перечить.

Я остановился и повернулся к ней:

– И все съешь.

Она скривилась, но молча и быстро съела весь бульон, потом отложила ложку, скрестила руки на груди и стала смотреть, как ем я. Я же не торопился. Однако стоило мне отодвинуть тарелку, как Люба заговорила:

– Ты убил меня, оболгал после смерти и украл даже те крохи славы, что мне полагались. А еще ты поставил под угрозу жизнь моего брата. Я хочу знать, зачем. Мне кажется, я имею на это право.

Легкий вызов в голосе, горделиво поднятый подбородок и недобрый серый туман в глазах. Я кивнул головой.

– Да, имеешь. И я тебе уже сказал, почему это сделал. Потому что люблю и хочу спасти, а не…

– Спасти? – лед в ее голосе, казалось, падал мне за шиворот и царапал кожу. – От чего же?

– От Источника. Орден Пяти собирался отправить тебя в Источник как Шестую, чтобы ты… Что тебе известно о проклятии Шестого?

Она молчала, буравя меня взглядом. Ее изящные пальцы вцепились в чашку с горячим чаем.

– Хорошо, я спрошу иначе. Что тебе известно о твоей предполагаемой прапрапрабабке Хризолит Проклятой?

Люба продолжала молчать.

– Мы, кажется, собирались поговорить… Разговор предполагает участие двоих. Но если ты не хочешь… – я пожал плечами и сделал движение, как будто собирался встать.

– У Любы есть прапрапрабабка? – с неподражаемой интонацией протянула она.

– Хватит! Хорош паясничать. Все серьезно. Проклятие Шестого заключается в том, что он или она носит в себе всю память прошлого, все знания и все… совершенные людьми грехи. И колдовство. Те колдуны, с которыми ты сталкивалась, никуда не девались… В смысле, их демоны никуда не исчезали. Они накапливались в Шестой, чтобы потом… очиститься в Источнике.

По ее губам скользнула бледная тень улыбки. Не ядовитой ухмылки, а именно улыбки, печальной и какой-то вымученной. Люба кивнула, подтверждая мои догадки.

– Но… – продолжил я, тяжело сглотнув, – Шестые из Источника не возвращались. Никогда. Хризолит Проклятая нарушила традицию. Ее насильно пытались отправить в Источник, и город Неж накрыло безумие. Ты же помнишь ту балладу про стрекоз…

Люба вздрогнула и расплескала горячий чай себе на колени.

– Вот демон!.. – она откинула одеяло, в которое была укутана, и схватила со стола салфетку.

– Так вот, в ней описаны реальные события… Источник не принял светлую воягиню Хризолит, но она сгинула и без него. Что именно произошло, должно быть тебе известно хотя бы из семейных преданий. Одним словом, Хриз… в смысле, Люба, я не хочу, чтобы ты… ушла. И все сделаю для этого.

– Зачем? – опять упрямо повторила она. – Зачем мне оставаться?

– Потому что я тебя… люблю. И ты обещала. Обещала вернуться ко мне.

– Ничего я тебе не обещала, Тиффано.

– Ты не помнишь, – горько сказал я. – Вот поэтому я и хочу, чтобы ты вспомнила меня и свое обещание. Потому что ты обещала. И не сдержала слово. Пыталась уйти. Нехорошо обманывать…

– Я еще кое-что обещала! – завелась она. – Обещала уничтожить Орден Пяти! Я хотела его извести, просто переименовав, но теперь!.. Ты вынуждаешь меня, Тиффано, уничтожить его в полном смысле этого слова. Я войду в Источник и вернусь, слышишь? Вернусь, чтобы уничтожить все, до чего дотянусь! И в этом будешь виноват ты! И никто меня не остановит! Ни ты, ни Искры! Клятые стрекозы! Напугать меня вздумал, да? Что ты подливал мне в еду? Я все знаю!..

Я нахмурился, вглядываясь в лихорадочный блеск ее глаз, раскрасневшиеся щеки и запекшиеся губы. Лекарь Збышек был умелым, рану обработал и зашил, но если все же воспаление?.. Я пересел поближе и положил руку на лоб Любы. Она отшатнулась и мгновенно умолкла. Лоб был горячим.

– Мне кажется, у тебя жар… Оставим разговор, раз он так тебя тревожит. Ложись отдохнуть.

– Нет у меня никакого жара, – отрезала она и оттолкнула мою руку. – Тиффано, хватит уже притворяться. Ты же хочешь меня. Ради своей похоти даже пошел… ну ладно, ради своей так называемой любви пошел против Святого Престола. Тебя за это по головке не погладят, если узнают. Давай заключим сделку. Я буду изображать какое-то время твою возлюбленную, спать с тобой, но потом ты меня отпустишь. Даже пообещаю тебе не мстить.

– Иди ложись.

– В постель? – с готовностью вскинулась она.

– Нет, – покачал головой я. – В смысле, ложись в постель и отдыхай. И пообещай, что не будешь баловаться с огнем, тогда я растоплю камин…

– Тиффано! – в ее голосе прозвучала опасная нотка отчаяния. – Что ты мнешься, как девица на выданье? Чего ты стесняешься? Сам же сказал, что любишь. Так давай!

И с этими словами она придвинулась и повесилась мне на шею, попыталась поцеловать и запустить руку под ремень штанов. Я уклонился от поцелуя, и ее горячее дыхание обожгло мою щеку.

– Хватит! Я не хочу так!..

– Я не такой, я ж почти святой!.. – передразнила она. – Скажи, как ты хочешь?..

Люба уже была у меня на коленях, все также веся не больше кошки. Она обвила меня за шею и заглянула в глаза, облизнув сухие губы. Как же это мучительно!.. Видеть в глазах любимой женщины холодный расчет и отстраненность, готовность отдаться тебе, словно последнему мерзавцу, силой и обманом берущему то, что некогда принадлежало безраздельно… Я погладил ее по щеке, притянул к себе, поцеловал. Она с готовностью ответила, торжествуя победу, но я чувствовал, как напряглись ее мышцы, как задержалось дыхание.

– Когда-то ты… – хрипло проговорил я, – когда-то я видел в твоих глазах пусть не любовь ко мне, но хотя бы вожделение… страсть… похоть… А теперь… ты меня боишься?..

Она не ответила, продолжая сама меня целовать, в губы, в шею, ниже… расстегивая ворот рубашки и поддевая пряжку ремня на брюках. Я взял безумицу за лицо двумя руками, отодвинул от себя и снова заглянул в глаза.

– Нет, Люба. Пока ты меня не вспомнишь, я к тебе не прикоснусь.

Спихнул ее с колен и пошел к балконной двери.

– Демон тебя раздери, Тиффано! – крикнула она мне вслед. – Как я могу тебя вспомнить, если ты выделываешься, словно целка перед первой брачной ночью!

Однако, дойдя до оранжереи и сунув руку в нагрудный карман за ключом, я обнаружил, что мерзавка его стянула. Вот дрянь! Хватку не потеряла, это уж точно. Разозленный, я повернулся и успел увидеть несущуюся мне в лицо лопату. Удар, и меня накрыла темнота.

Кто-то хлопал меня по щекам. Сознание медленно возвращалось вместо с жуткой головной болью. Виноватое лицо Спирьки маячило перед глазами.

– Сбежала? – вскинулся я и застонал от боли.

– Лежите, фрон, лежите. Пыталась, почти из замка выбралась, да только у ворот ее воевода заметил, она в вашу одежду переоделась и…

– Заррраза!.. – прорычал я, все-таки ухитрившись сесть.

Правый глаз заплыл и ничего не видел. Я ощупал себя, потом поковылял к зеркалу. Вся правая половина лица превратилась в сплошной синяк, опухла и расцветилась разводами лилово-синего. Хорошо хоть нос не сломала. Да, впредь будет наука – не терять бдительности, что бы эта мерзавка ни говорила, какой бы смирной и покорной ни притворялась.

– Сменить замки и поставить дополнительный пост охраны возле тайного хода.

– А как же эти ваши?.. – Спирька имел в виду братьев Ордена, которые проживали в замке и приглядывали, чтобы я никуда не отлучался надолго, исполняя наложенное на меня покаяние.

– Хм… Займи их. Нечего им прохлаждаться. Или пусть за них платит Орден, или пусть отрабатывают свое проживание. Нам еще северную часть замка надо отремонтировать. Вот демон, а мне же в город надо было съездить… Вот куда я теперь с такой рожей?..

Видеть паскудницу совсем не хотелось. Но мне надо было ее навестить перед отъездом. Я хотел, чтобы завещание на вояга Густава было настоящим, а не поддельным. Пусть напишет его своей рукой. Заодно я собирался разузнать у нее о родственных связях семьи Ланстикун, чтобы отыскать ту самую лазейку, благодаря которой Орден поверил бы в нового Шестого. В городе мне надо было встретиться с профессором Бринвальцом, он мог бы помочь в некоторых изысканиях по Искре, которая, насколько я понял со слов отца Георга и отца Валуа, играла существенную роль при очищении грехов в Источнике. Интересно, что все-таки случилось с Искрой из Нежа? Куда она делась? Разрушилась? Или украли? Что же касалось профессора Адриани, то встреча с ним была нужна больше для отвода глаз, чем для чего бы то ни было еще. Хотя и он мог подсказать что-то полезное, ведь в свое время профессор изучал обряд духовного спасения. Я хотел попробовать провести его еще раз, хотя бы для того, чтобы вернуть безумице священный символ. А потом надо было ехать в Льем. Все дороги вели в Льем…

Я застал ее в Белом саду. Она рассеяно ковыряла соляные розы, просеивала белые крупицы в ладонях, рассыпала и разглядывала, как крупинки кружатся в воздухе. Ее тень шевелилась на песке, словно живая, но послушно следовала за хозяйкой, пока та переходила от одного цветка к другому, что-то бормоча себе под нос. Я тяжело вздохнул, удивляясь причудливости ее безумного воображения, и шагнул вперед, выходя из тени оранжереи.

Люба подняла голову и посмотрела на меня, а потом, без всякого выражения, вернулась к своему бессмысленному занятию.

– Завтра утром я уезжаю, – сухо сообщил я. – Твое завещание, в котором ты передала титул и земли своему брату, будет заменено на другое. Не хочешь узнать, кто станет твоим новым наследником?

Она равнодушно пожала плечами, и мне сделалось тревожно. Что на нее опять нашло? Ведь речь о ее брате!

– Вояг Густав, – бросил я, следя за ее реакцией.

Люба посмотрела на меня слегка затуманенным взглядом, как будто витала мыслями где-то далеко, и кивнула. А после перешла к новой розе, отламывая от нее кристаллы соли.

– Ты меня вообще слышишь? – разозлился я. – Вояг Густав будет новым Шестым! Он отправится в Источник вместо тебя! Вместо тебя и твоего брата!

Она пожала плечами, не отрываясь от своего крайне увлекательного занятия.

– Отлично. Раз ты не возражаешь, будь так любезна, напиши сама новое завещание, чтобы никто не усомнился в его истинности.

С этими словами я взял ее за локоть и повел к легкому плетеному столику под навесом. Там были и два стула, поставленные специально, чтобы пленница могла наслаждаться красивейшим видом на горные вершины и греться на солнышке.

– Тиффано, а ты не боишься? Стрекоз не боишься? – невпопад спросила безумица, безропотно давая усадить себя на стул.

Я подвинул ей бумагу и чернильницу с пером.

– Давай пиши.

Она серьезно посмотрела на меня и покачала головой.

– Не буду.

– Люба! Ты понимаешь, что своим завещание подставила Антона? Орден Пяти его найдет!..

Она высыпала горку соли на стол и стала развозить ее пальцем.

– Ты меня слушаешь? Хватит вести себя как дурочка! Тебе это не идет!

– Зато тебе идет лиловый оттенок и такая милая припухлость… Знаешь, Тиффано, нацепи-ка ты повязку на глаз, будешь выглядеть хоть немного мужественней, а не той нюней, у которой даже не стоит…

Я сдержался от желания дать ей пощечину и встряхнуть за шиворот.

– Люба, я могу обойтись и без твоей помощи. Подделать завещание не составит труда. Потом я отправлюсь в Льем, чтобы…

Она вздрогнула и сжала ладонь с прилипшей на нее солью в кулак.

– Не смей!..

– Ты не в том положении, чтобы мне что-то указывать. Я встречусь с Юлей и Антоном, а после решу…

– Тиффано, возьми меня.

– Что? – осекся я.

– Переспи со мной. Я правда хочу вспомнить тебя, но не могу… Я пыталась… – она медленно разжала ладонь и отерла ее о свое темное одеяние. – Здесь так много соли… и стрекоз. Ты их видишь?

– Нет здесь никаких стрекоз, – раздраженно ответил я. – И спать я с тобой не собираюсь. Ты этого не хочешь, а я насильником никогда не был и становиться не собираюсь.

– Но я хочу! – воскликнула она, хватая меня за руку. – Правда, хочу!

– Ну хватит, – отцепил я ее руку и проверил, на месте ли ключи. – Пиши давай.

– Не буду, – упрямо повторила она. – Тиффано, или ты возьмешь меня, или я…

– О господи, – вздохнул я, прикрывая глаза по старой привычке, чтобы собраться с мыслями, всего на секунду…

Но когда я открыл их, собираясь дать ей отповедь, ее уже не было. Я вскочил на ноги, оглядываясь по сторонам.

Люба стояла у перил. Вернее, она уже через них перелезла и теперь стояла по другую сторону, прямо над обрывом.

– Или я прыгну! – закончила она.

– Стой!

– Не подходи! – взвизгнула она. – Обещай! Обещай, что возьмешь!

Я прикинул расстояние. Не успею. А ведь с это дуры станется прыгнуть.

– Хорошо! Обещаю!

Я медленно пошел в ее сторону.

– Обещай, что сегодня! Сегодня же переспишь со мной! Нет, прямо сейчас! Стой! Обещай!

Я скрипнул зубами и крикнул в ответ:

– Ты тоже обещай! Обещай, что согласишься на любую мою прихоть в постели!

– Вот! – торжествующе завопила она. – Я всегда знала, что ты извращенец!

– Еще какой!

Отчаянный рывок вперед, и я крепко схватил ее за запястье.

– Ах ты дрянь ушибленная!

– Пусти! Ты обещал!

Я выволок ее из-за перил, злой, испуганный, с колотящимся сердцем, а она продолжала надрываться у меня над ухом:

– Только посмей меня обмануть! Прыгну! Утоплюсь в купальне! Вены себе перегрызу! Слышишь? Тиффано! Ты обещал!..

У меня от бешенства потемнело в глазах. Я потащил ее в спальню.

Не знаю, на что она рассчитывала, но уж точно не на то, что я сниму ремень и отлуплю ее по заднице до кровавых следов. Безумицы выла, плевалась, ужом изворачивалась, ругалась похлеще портового грузчика, а потом затихла.

Я швырнул ремень на пол, тяжело дыша. Пот и гнев все еще застили глаза, но бешенство ушло.

– Если я еще раз услышу, – прохрипел я, – что ты угрожаешь покончить с собой или, не дай бог, в самом деле… Знай. Найду Антона и собственными руками его придушу. Отправлю вслед за тобой. Клянусь, так и сделаю. Поняла? Не слышу ответа!

Она лежала с задранным на голову подолом, мелко дрожа. Сердце кольнула жалость, но тут же пропала. Нельзя жалеть мерзавку, нельзя! И тут, словно подслушав мои мысли, Люба выглянула из-под платья и упрямо прошептала:

– Ты обещал!

– Обещанного три года ждут!

– Я не могу столько ждать!.. Тиффано, ну пожалуйста! В моей памяти огромная дыра! И она расползается… – она заговорила быстро и бессвязно, садясь и оправляя подол, потирая избитое место и подползая ко мне. – У меня нет времени, понимаешь?.. Оно уходит, а стрекозы… Это не ты?.. Тогда тем более… Это Искра!.. Она живая, понимаешь?.. Говорит со мной!

– О господи!.. Ну сколько можно!.. Хриз, то есть Люба! Здесь нет никакого колдовства, кроме твоего собственного. А с ним ты справишься, должна справиться. Единый тебя не оставит…

– Ну пожалуйста!.. – она вцепилась в меня с отчаянием утопающего, и я похолодел.

А что, если она и в самом деле не может остановиться и разрушает самое себя? Ей мерещились какие-то стрекозы, воевода упоминал, что она и раньше про них твердила… Рубиновая Искра стала ее навязчивой идеей, может, поэтому она и зашила рубин себе под кожу? Неужели перерождается? Я поднял ее с колен, обнял и заглянул в глаза:

– Люба, я правда не могу так… Это неправильно.

– Пожалуйста, Тиффано, ну пожалуйста!.. Я не помню… уже не помню… собственного лица!.. Не помню, зачем зашила рубин!.. Не помню… Все стирается!.. Я вообще есть? Дай мне зеркало, а?..

Вот теперь мне сделалось по-настоящему жутко. Она не лгала.

– Хорошо, – еле выговорил я. – Зеркало тебе принесут.

Я удержал в своих ладонях ее лицо и вгляделся в серые глаза. Пугающий туман забытья клубился в них, и мне неожиданно представилось, как он медленно расползается по ее лицу, стирая черты, потом затапливает остальное… И у меня в руках остается лишь горстка пепла… или соли. К демону все! Какая разница!.. Я и так уже нарушил все мыслимые законы: светские, церковные и божьи… Одним больше, одним меньше.

– Я… я приду к тебе сегодня вечером. Проведу с тобой ночь.

– Правда? – просияла она, и наваждение схлынуло, как будто кто-то смахнул пыль со старого зеркала. – Я буду ждать. Во сколько?

Я покачал головой.

– Какая разница? У тебя все равно нет часов.

– Есть, – она хитро улыбнулась. – Будешь идти через Белый сад, присмотрись. Увидишь их. Так во сколько тебя ждать?

На мгновение показалось, что меня опять провели как мальчишку, но… нет, так сыграть невозможно даже для нее. Ну и пусть. Я попробую еще раз. Едва ли может быть еще хуже, чем сейчас.

– К девяти. Я приду к девяти.

Она кивнула, продолжая довольно улыбаться, слезы высохли, исполосованная в кровь задница тоже была позабыта.

– Зеркало, – напомнила мне Люба, когда я взялся за балконную дверь.

– Хорошо.

Когда дверь за мной закрывалась, безумица уже насвистывала себе под нос какую-то знакомую мелодию. Кажется, эта была та самая баллада про Мертвые земли, где золотые стрекозы обезумевшим вихрем падали на жителей и поражали их разум.

Проходя через Белый сад, я невольно замедлил шаг и огляделся. Что она там говорила про часы? Какие могут быть часы в саду? Неужели я стал верить в ее бредни? Но тут мое внимание привлекли изуродованные соляные розы. В их расположении была некая странность, и немного спустя я понял, в чем дело. Они образовывали правильную окружность, и каждая была… Вот демон!.. Каждая изображала цифру, а в центре… высился длинный соляной столбик, чья тень медленно ползла от полудня к часу дня. Теперь даже в шелесте соли мне чудилось издевательское тик-так…