Текст книги "Второй Беличий Песок (СИ)"

Автор книги: Марамак Квотчер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

– Вот тута! – ткнул пальцем Макузь, – Вот от этого кола – полсотни шагов радиуса, кло? Роем котлован, к его стенкам и насыпи прислоняем брёвна, и получается стенка. Потом городим над всей этой дребузнёй крышу...

– Посиди-ка, если это котлован, то тар будет ниже мха, – цокнула Ситрик, – Как потом загружать в поезда?

– Путём таропровода. На загрузочной станции, которую сделаем вон там, подкопаем грунт так, чтобы поезд стоял ниже уровня котлована.

– Мда, вознички тууут... – почесал уши Бобрыш, заведовавший строительством объектов, – Это надо дно плотно уложить, чтобы в песок не просачивалось, а это урлюлю.

– Поперёк не цокнешь, но таков песок, – пожал плечами Макузь, – А вообще пока хотели сделать поменьше бочку, но такого же типа, потому как большую до зимы не успеем.

– В пух, в пух.

– Слушай, а как Понинские? – усмехнулась Ситрик, – Не опушнели, что через них железку проложили?

– Да нет, – цокнул Макузь, – Там же только захожие на делянки, а не то чтобы эт-самое, им попуху.

– Тогда в, – сэкономила на слове "пух" грызуниха.

Даже летом, когда всё вокруг цвело и колосилось зелёным ковром, поле под стройкой оставалось почти таким же пустым – в чернолесье не было никаких трав, а чтобы проросли занесённые ветром семена, нужен как минимум ещё один год, потому как зимой семена не летают. Вслуху этого часто можно было услышать грызей, выбиравшихся к границе поле, посидеть просто-напросто в траве, чтобы не забывать, как она выслушит – ну и заодно схрумать щавеля, конечно.

– Ты крутишься, как белочь в колесе! – цокала Ситрик, гладя Макузя по ушам.

– На себя послушай, – резонно ответил тот.

– Да и нечего слушать. Трясы ковыряются каждый со своим, и получают единицы бобра, – прочистила грызуниха, – А ты вроде как кто? Специалист по тару, кло? Только как не слухнёшь, всё или топором машешь, или лопатой, или ключом в мехсарае. Ты вгрызаешь, сколько перековырял?

– Да понятия не имею, сколько перековырял! – фыркнул Макузь, – Какая разница? Оно в пух? Так чего ещё.

– Каждый труд должен оплачиваться, – упёрлась белка, – Кло?

– Нет не кло. Это чужой труд должен оплачиваться, а не свой, – усмехнулся Макузь, – Тебе было бы приятно, если бы за тобой ходил счётчик и считал, сколько воды ты принесла на общую кухню?

– Не особо, – прикинула Ситрик, – Если не цокнуть, что особо не. Вопросов больше не имею.

Зато у неё находилось достаточно ответов, чтобы прочистить обстановку для всех грызей, которым она могла бы показаться не совсем чистой. Грызуниха даже припомнила практику в Щенкове и стала регулярно выпускать стенгазету "За кристально чистое цоканье!" с собственными иллюстрациями; выходило это издание в количестве один экземпляр и вешалось на стенку центризбы, при входе слева. И практически всякое грызо, заходившее в избу второй раз, поворачивало уши туда.

В процессе крупномасштабной тряски, конечно, случались не только приятности, но и наоборот. По большей части они не были связаны с вознёй напрямую, потому как у белок присутствовала крысиная острожность – крысторожность – и случаи, чтобы кому-нибудь отдавило хвост упавшим предметом или тому подобное, были исчезающе редки. Что уж там цокать и цявкать, если на болотах произошли только единичные случаи покусов змеями, и все они обошлись легко, потому как грызи были осведомлены, что делать в таком случае. Ровным счётом ни единая пуша не подхватила насморка, чреватого в постоянной сырости, и не накололась на ядовитые шипы растений. Тут уж можно было точно цокнуть, что ни единая, потому как грызи учитывались, и недостача была бы слышна сразу.

– Ну а что тогда? – пожал плечами Макузь.

– Соль в том, что грызи это не гайки, – пояснила Ситрик.

– А что, болты? – покатился по смеху грызь.

– Йа имею вслуху, что они далеко не одинаковые. Ну и как частность этого, зачастую встречаются откровенные лентяи и распухяи.

– Ну и что? – хмыкнул Макузь, – Чтобы встретить ленивую тушку, это надо ещё сначала её долго искать в лесу! При чём тут?

– При том, что йа не про этих, а про тех кто вдобавок не понимает своего распухяйства, – цокнула грызуниха, – Сам не трясёт и другим толком не даёт, понимаешь?

– Нууу... Ну редко, но бывает, – припомнил грызь, – Так на то есть волшебная фраза "туда иди".

– Вот именно, – хмыкнула Ситрик, – Это выгонять надо напух, а это не так-то просто. Ко мне часто обращаются грызи, которые хотели бы выгнать конкретного хвоста, но не получается.

– Гммм... – задумался Макузь, – Это цокает о том, что надо начинать проводить профилактику. Правда, пух йа сам этим буду заниматься.

– Ну, ещё ты бы и этим занимался! – фыркнула белка.

Профилактика была давно известна и была сколь примитивна, столь и действенна. В частности делали очень просто – по трясине объявляли, что по таким-то причинам – а их нетрудно выдумать – выдачу единиц бобра сокращают втрое. Или вообще прекращают на неопределённый срок. Самый бронебойный вариант – цокнуть, что единиц больше не будет вообще никогда, из соображений ненужности. Соразмерно реакции пушей на эти заявления делались очень далеко идущие выводы – причём делал их не кто-то специальный, а все пуши вместе взятые. Если реакция хвоста была не в пух грызям, то трудно рассчитывать на то, что они забудут об этом и согласятся назначить этого хвоста на любую лаповодящую должность.

Хотя на стройке по прежнему было как на стройке, постоянная возня, скатывавшаяся по смеху, не давала отвлекаться, и время пролетало незаметно. Грызи за уши хватались, услышав первые жёлтые листья – больше полугода как в песок ушло, опушнеть и не встать! Многие успели отвалиться от тряски, прополоскать пух в своих родных местах и снова воткнуться. Макузь как белочь в колесе носился по мехсараю с паровозами и по стройке столь стратегического объекта, как тарохранилище – копали, как и задумывалосиха. Если даже маленькая бочка была очень внушительна, то большая просто приводила в ступор своими размерами – пожалуй никто вообще не слыхал столь больших сооружений. Некоторый косяк с хранилищем состоял в том, что его пришлось покрывать крышей, грохнув на это черепицы, которой хватило бы примерно на сто сорок обычных изб – впоследствии завозили полными поездами всю зиму. Но сделать это было необходимо, потому как хранить тар в открытой посуде – глупо.

Некоторые пуши, и Ситрик в частности, выцокивали обеспокоенность тем, что посёлок будет стоять возле целого озера тара, но знатоки дали на отрыв уши, что ничегошеньки с ним не будет. Сырой тар не горел даже в костре, так что поджечь хранилище было не проще, чем само болото. Испарения из большого объёма вызвали опасения, но и тут имелись чистые решения типа вентиляции с выводом в топку с высокой дымовой трубой. Чтоже до надёжности стен хранилища, то тут вопросов не возникало – поплыть оно не могло ни при каких обстоятельствах. Кроме того, хранилище наполнялось максимально к осени, когда грунт начинал замерзать, а в самое половодье стояло вообще пустое.

– Пустое, пухостое, – фыркнула Рилла, прохаживаясь по гребню насыпи, – Неубедительно!

– Как ещё убедительнее-то? – пожал ушами Бобрыш.

– Это для чего угодно сойдёт, но не для целого озера тара, – цокнула грызуниха, – Вы соображаете что будет, если насыпь поползёт? Несколько квадратных килошагов будут залиты таром. И оторванные уши никак не помогут их очистить. Ты сумеешь очистить столько?

– Нет, очистить будет невозможно, – согласился грызь, – Но такой вариант фантастичен.

– Но теоретически не исключён, – гнула Рилла.

– Рилла-пуш, теоретически не исключено и нашествие червей, которые разроют насыпь.

– Посидите, – отмахнулся Макузь, – Бобр, думаешь рассчёты пух в пух?

– Должны быть! – вполне уверенно цокнул тот.

– Должны быть или есть? Короче цокнуть, – цокнул короче Макузь, – Хотя рассчёты это наше всё, насыпь лично у меня стопухового доверия не вызывает.

– И что вслуху этого? – спокойно осведомился Бобрыш.

– Вслуху этого предлагаю сделать как всегда, когда что-то не вызывает доверия.

– Хм... Налить воды? – удивился столь простой мысли грызь.

– Воды налить? – почесала уши Рилла.

– Да впух, за неимением ничего другого, – хмыкнул Макузь, – Воды.

– Это да! – просиял Бобрыш, – Воды можно налить больше, чем предуслышивалось тара, и поскольку она плотнее, то веса будет раза в полтора больше. Рил, если бочка не поползёт под напором воды, будет в пух?

– Ну не знааю, – почесала ухи грызуниха, – Если в самую сыромятность, и в полтора раза, то думаю что да.

– Фуф, – выдохнул строитель.

Забегая вперёд следует цокнуть, что это оказалосиха крайне дальнослышно и крысторожность была возблагодарена в очередной раз. Когда хранилище было достроено, его натурально накачали водой по самую крышу – тара там никогда столько не подразумевалось, и вода, как было цокнуто, ещё тяжелее. Со стенкой ничего не случилось, а вот с дном – случилось; под огромной массой в несколько тысяч тонн песчаный склон, даром что этот склон было очень трудно услышать невооружённым ухом, пополз. Грызи бросились стравливать воду, но это не помогло – масса продавила себе путь по хитрой траектории, песок прямо в чистом поле вспучился, и оттуда попёрла вода. Небольшое наводнение никаких последствий не имело, кроме того, что грызи убедились в крайней чреватости строительства столь крупных хранилищ. Тарное озеро было переделано на такое же в пять раз меньше по нагрузке, а на некотором отдалении ставили другие такие же, воизбежание.

Пока же, выйдя вечерком из избы, Макузь и Ситрик в очередной раз окидывали ушами громоздящиеся постройки – кустов всё ещё не выросло, и было слыхать все постройки как на ладони. В воздухе пахло землёй, как на огороде, потому как и трава только начинала покрывать перекопанный пустырь; то с одной, то с другой стороны доносились свистки паровиков, и стучал колёсами по стыкам поездок. Такая открытость была чрезмерной, но пуши понимали, что через несколько лет сдесь будет совсем другое кудахтанье, когда вырастет подлесок и кусты. На фоне закатного неба громоздились длинные крыши сараев-пакгаузов: в посёлке ставили отдельно склад стройматериала, топлива и всего остального.

– Ну что Ситти, мне кажется, или ты довольна, что вляпалась в тарную лужу? – цокнул Макузь, ласково почёсывая ушки грызунихи.

– Сто пухов!

– Сто пухов довольна, или сто пухов – кажется?

– Первое! – пихнула его лапкой белка, – У меня такое ощущение, что всё это поле попало точно в пух.

– Ну, поле оно да, такое, – сумничал грызь, – А вообще почему бы?

– Это хрурное осознание того, что мы с тобой в возне с самого начала, – цокнула Ситрик, покачивая ухом, – Ну не с самого, когда только услышали про тар, но ведь до тебя кажется никто и не думал его выковыривать тоннами.

– Это Фрел-пуш сначала подумал. Головой подумал, да. Вот ведь как вышло – сидел себе грызь в учгнезде, всё книжки читал да трепался с пушами, а потом бабах! и кло.

– Так оно так и бывает постоянно, – хихикнула белка, – Учгнездо оно на то и, чтобы.

– Надо непременно его пригласить съездить сюды, – цокнул Макузь, – Чтоб внушило.

– Чтоб внушило, это надо когда бочки с таром будут, – добавила Ситрик, – И будет в пух.

Грызуниха задумчиво оглядывала расплывчатые перистые облака, протянувшиеся через пол-неба и подсвеченные снизу солнцем. В воздухе висел приятнейший свежачок после дождя, никак не переходящий в промозглость, так что можно цокнуть, что погода идеальная.

– А про грызунят подумывала? – цокнул Макузь.

– Угу, – призналась та, – Сейчас возня слегка поуляжется, тогда и. А то или мне уши оторвут с корнем, или придётся убегать в другую область! А ни того, ни другого не хочется ни разу.

– Но ты вгрызаешь, что грызунята довольно привязаны к месту, и если уж бельчиться сдесь, то перебираться потом в Щенков будет довольно сложно, по крайней мере лет десять.

– Эт надо разбрыльнуть, – согласилась Ситрик, – Но зато приятно, даже разбрыливать.

Разбрыльнуть было над чем: стройка далеко не самое лучшее место для бельчения, если не цокнуть что самое нелучшее, но в то же время пуши собирались окапываться сдесь, и в то же время таки бельчиться, а если бельчиться в Щенкове – это, как цокнул Макузь, надолго. Кроме того, при прочих равных условиях белки всегда выбирали не цокалище, где и так пуха – выше ушей, а новые, более свободные места.

– Ну, с каких-то сторон в цокалище оно и неплохо, – растеклась мыслью Ситрик, – Да собственно со всех, да. Но если грызи будут сплошь селиться в цокалище, понятно что будет – оно лопнет, а в других местах будет обезгрызивание.

– Это да, – кивнул ушами Макузь, – Йа думаю вот что, надо будет доцокаться с пушами, как они насчёт бельчения. Всмысле, задумывается ли сделать школу и всё такое, или мы тут двое такие оригиналы.

– Не двое, – точно цокнула белка и покатилась по смеху, – А трое, бхехехе... Кхм! Йа цокаю, знакома с обстановкой, и точно знаю что подобные намерения отцокивали примерно сто пушей. Следовательно, подгонка посёлка под грызунят будет, в полной независимости от нас.

– О, это точно по центру пуха, – квохтнул грызь, – Тогда предполагаю, пол-дела сделано.

– Опушнел до беспредела – вот и сделано пол-дела, – кивнула белка, – А ещё можно подумать, что в Щенкове есть больше чем заняться, нежели тут. Там в одном химучгнезде оягрызу сколько всего... Ну всмысле, это о том, чем заняться грызунятам, когда они увеличатся.

– Пока белочь мала, все эти штуки ей без надобности, – цокнул Макузь, – А дичь и кой-какое вцокивание соли мы обеспечим, это уж будь спокойней. А когда белочь увеличится, то сможет и преребраться в Щенков, раз есть Дурь – кто помешает?

– Тебе не помешало, – припомнила грызуниха, – Тогда да, в пух.

Макузь потискал бельчону, отчего по сквозняку полетели ворсины серого пуха, который постоянно и упоминался. Неслушая на то, что вокруг по прежнему простирался огромный пустырь, грызи потирали лапы, потому как пустырь просто на ушах наполнялся – и превращался в полнырь, судя по всему. Пуши уже начинали расчерчивать огороды и сажать кусты в изгородь, а также закапывать саженцы деревьев и плодовых кустов вдоль дорог и возле построек; результат был хрурен вообще со всех сторон, но он будет только через несколько лет, когда всё это вырастет.

– Пока всё вырастет! – вспушилась Ситрик, – У меня такое чувство, что йа попала в степь!

– Во что?

– Степь, это когда поле, поле, поле... – пояснила белка, – Довольно далеко на юге такое бывает.

– А, ну да. А ещё у нас уже шарятся чайники, – хихикнул Макузь, – На следующий год можно давать уши на отрыв, что большая часть пустыря будет покрыта кыпреем, а это первейшее чайное растение.

– А чего они сейчас-то шарятся?

– Разведывают, дабы потом не, и окапываются.

Пуши окинули ушами поле и представив себе заросли кыпрея, довольно прицокнули.

Седьмое ведро песка! Названо ше(р)стым вслуху понятно чего.

Полный пароходик пушей, шлёпая колёсами, медленно тащился вверх по притоку Жад-Лапы; как обычно оно и бывает, грызи сидели смирно, не желая вознёй раскачать хлипкое плавсредство, чьи борта зижделись на просмолённом клохе и решётке из жердей, навроде штакетника. Вместе со всеми на берега таращились ушами Бронька и Кулифа Треожисхулты; уже не особо молодые грызи, они тем не менее бодренько цокали и мотали ушными раковинами по поводу и без оного. Нынче, умяв всякую возню, они взяли да и сорвались заехать в Таров, где обитала ихняя дочка Ситрик со своим согрызуном; нельзя цокнуть что такая идея была нова, но внезапность придавала ей эффект внезапности. От Щенкова до посёлка добирались как правило стандартно – пароходом до пристани Весёлая Пырь, а там килошагов сорок пешком, вдоль «лемминговой» дороги. Ездить летом на трясущихся паровиках было настолько не в пух, что никто и не ездил, если только была малейшая возможность.

– Посиди-ка на хвосте, – цокнула Кулифа, – Так это та дорога, что через Чихов?

– Не, там ещё дальше, – ответил Бронька, – Эта через шишмор, только не заходя в цокалище.

– Сорок киловых шагов это прилично, – призналась белка, – Если бы не отдых на пароходе, йа бы цокнула, что будет не так просто их прошагать.

– Да так все пуши ходят, – пожал плечами грызь.

– Как ходят, чап-чап лапами? – покатилась по смеху грызуниха.

– И это тоже. Всмысле, ходят от пристани по этой дороге. Ну, эти, трясы заплывные.

Под заплывными трясами он как и всякий грызь подразумевал белокъ, приходивших на сезонные работы в шишморской топи, а заплывные они были вслуху того, что заплывали по рекам на пароходах, а не заезжали, кпримеру.

– Да, если с утра выйти, к вечеру кло, – зевнула во все резцы Кулифа.

Пароходик покачивался, причём в основном под порывами ветра, потому как волн на реке ясное дело не наблюдалосиха, и тащился всё дальше и дальше. Собственно уцокнутые трясы плыли тут же, на расстоянии вытянутой лапы, и пуши осведомились у них, почём перья с дорогой.

– Про утро это правильно, хотя и не всегда. Мы вот пол-ночи ходили, и ничегошеньки. Правда, луна была.

– А дорога там вообще как?

– Ну как, из места отправления начинается, и в месте назначения заканчивается... Да в общем, в пух дорога.

Возле пристани имелись несколько изб большой вместимости, чтобы устраивать хвосты тех самых заплывных трясов; там отвалились в сурящики и Бронька с Кулифой, внеся за оную операцию воистину жалкое количество единиц бобра. Сам бобёр наверняка бы посмеялся, а уж белки тем более. Отсурковавшись как следует, они с утреца вышли в дорогу, как собственно и многие другие пуши с того же парохода. Как и угрожали грызи, дорога оказалась годной – достаточно наезженая колея среди леса, где в низинах лежали настилы из брёвен или имелись глиняные насыпи, чтобы в дождь не создавалось болото; идти сдесь было одно удовольствие, пуха ли – через Лес, а не через что-то там.

Идти было одно удовольствие, посидеть после этого и погрызть орехов из карманных запасов – другое удовольствие, а потом опять первое, так что чувствовался даже некоторый перекорм. На огромных пушных ёлках горели ярким зелёным пламенем свежие свечки иголок, а повыше – и малиново-красные мягкие шишки, только что отросшие. Листва поспевала попозже и ещё не до конца распушилась после зимы, но тоже выслушила весьма живенько и внушительно. Восхитительный свежий ветер гладил ушные кисти и прочие части пуха, так что оставалосиха довольно прицокивать. Ну и конечно, проходя мимо плотных ельников, грызи не забывали цявкать, дабы не наткнуться на кого внезапно. Впрочем, это было весьма маловероятно, потому как по дороге шла целая растянутая вереница пушей – компаниями по несколько хвостов или на одну морду, они разошлись так, чтобы и слышно не было, и вытянулись наверное килошагов на десять.

Иногда слышался харакетерный шум паровика, скрежет веток по бортам, и по просеке медленно – но быстрее шага – проползал паровой грузовик, тягая что-нибудь. За всё время их было слыхано только штук пять, да оно и неудивительно, потому как иначе транспорт развозил бы дорогу в жижу. Бронька и Кулифа, как и все прочие звери, отходили в сторону и пырились, как мимо проплывают борта длинной платформы, на которой громоздилась всякая погрызень, покрытая брезентом. Напрашиваться в попутчики совершенно не хотелосиха, потому как куда приятнее пройтись своими лапами, нежели трястись на сиденьи и постоянно нюхать угольный дым – у паровика он всегда угольный, даже если топить сухим камышом, из-за режима сжигания в топке.

На песчаной горке, которую переваливала дорога, возле неё стояла каменная тумба с выбитыми надписями навроде "Куриная ямка – налево 6 кш; Вторая Куриная Ямка – направо 4 кш; Гора Смеха – налево 12 кш; Шишмор – вперёд 24 кш." Поставили это сооружение недавно, когда расширяли дорогу, но от него уже веяло твердокаменной – что неудивительно! – постоянностью. Ни пуха не верилосиха, что эту тумбу сложили из каменных кирпичей отнюдь не в древние времена. Кроме того, при взгляде на тумбу грызи обычно катились по смеху, потому как представляли себе, что могло случиться, чтобы посередь леса взялись кирпичи.

Бронька с Кулифой прошли уже больше половины дороги до цокалища, когда за их хвостами снова раздалось шипение и скрип рессор. По дороге довольно резво катился трёхколёсный аппаратишко навроде телеги с присобаченным с одной стороны велогоном; на телеге имелась паровая машинка, а на велогоне – грызо. В данном случае грызо было серое и к тому же с выкрашенными в фиолетовое лапками, так что двое слегка замерли от внезапности, но потом Бронька вышел из-за сосны, куда сныкался при приближении транспорта, и цокнул

– Эй Ситти, посиди-ка на хвосте!

Ситти мотнула рулём и резко остановив трицикл, заозиралась ушами. Поняв, в чём дело, белка соскочила с сиденья и через пол-цока сгребла родичей в охапку, аж пискнув от удовольствия. Те тоже были далеко не огорчены слышать её, так что три пары ушей измотались основательно, как и хвосты.

– А что это вы, впесок? – осведомилась Ситрик, – Внезапно же!

– Да вот собрались послушать, как тут у вас, – цокнула Кулифа, продолжая гладить шёлковые ушки дочки, – Это в пух?

– Это более чем в пух! – засмеялась грызуниха, – Белочь уже подросла, выслушаете, ну и вообще!

– А ты что, возишь чтоли чего? – цокнул Бронька, кивнув на паровичок.

– Свой хвост в основном. Как развели погрызище, так приходится по всем окрестностям то и дело шастать, лапами это только и делать, что ходить, да и всё равно не успеть, – пояснила Ситрик, – Ну и письма вожу, заодно. Йа и в Щенкове была дней десять назад, да вас не застала.

– Пуха себе круги нарезаешь!

– А поедемте? – предложила белка, – Эдак быстрее будем, а обратно ещё пройдётесь.

– Ну давай, – согласились грызи.

Два дополнительных хвоста устроились на откидных сидушках сзади телеги и осторожно прижимали эти самые хвосты, чтобы те не попали под колёса или к горячей трубе.

– Пуши, держаться крепко! – предуцокнула Ситрик, – Колдобины те ещё.

На самом деле колдобин было не так уж много, скорее било, когда колёса натыкались на большие корни, торчащие из песка, или вогнанные туда брёвнышки. По чистой дороге машина катилась более-менее ровно, только покачиваясь на ямах, и при этом развивала весьма приличную скорость, шага четыре, наверное! Ветки и кусты так и мелькали мимо, а на поворотах вообще приходилось сбавлять ход, что было не особо слыханно – на всех паровых машинах, что ездили на колёсах, тормоза применялись или на стоянке, или никак, потому что колымаги еле разгонялись и немудрено затормозить, наехав колесом на край колеи. Даже пшиканье, которое издавал трицикл, было торопливым, а не медленным, как у грузовика. Серая грызуниха ловко орудовала рулём и лапкой подачи пара, так что сразу становилось ясно, что она это не первый раз.

– Сразу ясно, что ты это не первый раз! – цокнул Бронька, – Хорошо идёт!

– А то! – согласилась Ситрик, перецокивая шум движения, – Натурально без этой телеги пух куда сбегаешь. Только когда половодье, конечно, не разъездишься, да и зимой тоже.

– Не слишком ли ты суетишься, грызуниха? – хихикнула Кулифа, удобнее устраивая хвост.

– Да нет, не слишком. Там вообще ещё есть грызи, нагруженные эт-самым, так что когда Дури нет, забиваю вообще, – дала справку Ситрик, – Да и с грызунятами надо производить действия, которые поважнее всякой пухни.

– Это уж сто пухов, – цокнула её мама, а папа подумал не вслух.

Дорогу на целый день лапного пути трицикл одолевал за шесть килоцоков, обогнав всю колонну трясов и паровые грузовики с тяжёлыми телегами. По пути только пришлосиха останавливаться напилить дровишек и налить воды из канавы, дабы кормить паровой двигатель, но это не занимало много времени, вслуху того что вдоль дороги имелись места для отдыха и пополнения вышецокнутого, а уж отпилить десяток чурбаков от нетолстого бревна – это всегда пожалуйста, пилу Ситрик возила с собой, как и всякий машинист паровика. Дорога, обходя стороной шишморское цокалище, заворачивала к Сушнячихе и затем к Понино. Посёлок сушильщиков выслушил ровным счётом также, каким его услышали первые разведчики из Щенкова – и Макузь с Ситрик, и Рилла с Руфысом. Единственное что сделали вдобавок, так это объездную дорогу вокруг, дабы не месить грязь, и ещё один большой сушильный сарай, потому как делянки ещё больше расширялись.

Трое пушей объехали Сушнячиху сбоку и через килоцок были в Понино; тут тоже мало что поменялосиха, только теперь невдалеке проходила узкоколейка и торчал навес станции. Ситрик остановила машину рядом со станцией, и как раз мимо прополз грузовой состав, тащимый "ящерицей" – две полные цистерны с таром и семь пустых вагонов из-под дров. Бронька и Кулифа с непривычки прижали уши, потому как в отличие от зимохода рельсовый поезд издавал куда более громкий звук, грохоча по стыкам и вообще – всем, что могло грохотать. Лишь слегка притормозив, поезд прокатился через станцию и скрылся за поворотом, оставляя завитушки серого дыма.

– Сейчас только почту отдам, – цокнула Ситрик, и побежала в будку станции.

Пока она отдавала почту, грызи прошлись вокруг и нарвали каждый по пуку щавеля, дабы слопать. Мыслей о том, чтобы кормиться основательно, у них пока не возникало – и с собой имелось, да и вообще проще доехать до Тарова, чем искать что-то сдесь. Серо-фиолетовая грызуниха вышла обратно, а в её уши с боков вцепились два грызя и что-то цоцоцоцо... Та кое-как сумела от них отделаться.

– Тебе не приходило под уши перекрасить пух обратно? – хихикнула Кулифа.

– Приходило, – подёрнула ухом Ситрик, – Но пока, как слышишь, держусь.

Грызи покатились по смеху, что впрочем неудивительно. Они по нему катались столько, что если бы это было поле, оно уже оказалось бы укатанным, как двор.

– Вообще трясы ходят досюдова, – показала станцию Ситрик, – И на вагонетках. Но мы пожалуй поедем сами, кло?

– Да кло, – пожал плечами Бронька, – Думаю, ещё прокатимся.

– Сто пухов. Тут вообще пока плату за проезд брать не удосуживаются, потому как тащиться сюда за полста килошагов кататься – желающих мало, а трясов почему бы и не отвезти за ничто.

– Кстати, йа слышу одну ветку, – показал на рельсы грызь, – А как по ней в две стороны ездят?

– Как на пуху. Утром туда, вечером оттуда, – цокнула белка, – За день как раз полностью оборачиваются, так что друг другу не мешают.

Она снова поддала пламени в топке и повела машинку по дороге, каковая шла параллельно колее, а кое-где и просто вплотную к оной. Групп из трёх грызей возился на полотне, проверяя прочность костылей, которыми рельсы крепились к шпалам, и перезабиванию, при надобности. Путейцы, заметив Ситрик, помахали приветственно ушами, но чувствовалось, что если бы не наличие ещё двух пушей – ушам не избежать бы трёпки.

Провилявши по лесной дороге – а других тут отродясь не водилось, впрочем – трицикл вынес хвосты к окраине Тарова, кояя угадывалась по полосам нарочно посаженых ореховых кустов и деревьев, ещё не особо высоких. Как оно всегда и бывает, если цокать о белках, посёлок не прослушивался сразу, потому как его объекты были разделены полосами леса и поля с огородами. Только явная прямота хорошо укатанных дорог и намордие на поворотах указателей цокали о том, что пункт населённый – ну и попадавшиеся грызи, конечно. Ситрик свернула в какой-то узкий проезд между стенами кустов, прогромыхала по настилу двух мостков через канавы, и за стеной свежих ёлок появилось здоровенное деревянное здание в три этажа; судя по тому что на шесте полоскался по ветерку красный флажок, это была центральная изба посёлка.

Собственно, на избу она уже не особо походила – по передней стене ширь составляла окон двадцать, наверное, а вверх торчали отдельные башни из бревенчатых срубов, сделанные пирамидками – верхний этаж уже нижнего. Въезд во внутренний двор происходил через туннель под третьим этажом, проходивший через строение насквозь – а вдобавок, шагах в пяти от стен "избу" опоясывал канал с укреплёнными глиной берегами и наполненный водой. На въезде через канал был переброшен мостик, потому как ширь его составляла шага три, так что не перепрыгнуть.

– Как укрепление какое, – хихикнул Бронька, когда трицикл переваливал через мостик, – Со рвом!

– Так это, мне кажется, Ольша затевалась, – припомнила Кулифа, – Она эту пухню обожает.

– Сто пухов. В том здании библиотеки, которое она спланировала, обороняться год можно. Но это скорее в пух, чем мимо.

Учитывая, что бревенчатые стены были увиты хмелем внутри двора и виноградом снаружи, ещё как в пух. Внутренний двор радовал ухо зеленью, а также тем, что упирался напротив въезда в круглый пруд, в каковой впадали с боков и каналы, проходившие также в туннелях под этажами. Только вслуху довольно прохладной погоды в пруду никто не плескался, а только сидела лисица и задумчиво трогала воду лапой. За прудом слышалась ещё одна такая же площадь, огороженная ступенчатыми зданиями из брёвен. Ситрик довольно лихо завернула машинку под навес, где и остановила рядом с большим паровиком.

– Ну вот слухните ушами, – цокнула она, разводя лапами, – Это учётный центр посёлка и тарных разработок на болоте. Собственно довольно часто трясу – сдесь.

– Прямо тут? – уточнила Кулифа.

– Два шага влево, – показала грызуниха, – Вот жимолость, которую мы с Маком сеяли. А вон те тыблони – уже вместе с нашей белочью. Так что да, почти прямо тут.

По пути ей пришлосиха отмахнуться от нескольких белок, которые нацелились на её уши – те не особо и настаивали, впрочем. Как и в случае со станцией, в первую очередь Ситрик занесла куда следует почту, и только потом вспушилась. Хотя она собственно и до этого тоже вспушалась, так что связь не прямая.

– Такенное погрызище! – обобрительно цокнул Бронька, пырючись вверх, на крыши выступающих на третий этаж изб, – И это только учётный центр?

– Со всем прибочным, – пояснила Ситрик, – У нас только архив уже такой, что там трясут две пуши, и делать им есть что. А конторных гнёзд по разной возне почти полсотни штук, следовательно что?

– Следовательно всё это надо убирать, кормить грызей, зимой топить, – цокнул в запятую Бронька.

– Ты цокнул в запятую. Кроме того, даже такая ерунда как написание букв и цифр на бумаге требует как минимум этой самой бумаги, чернил и перьев, так что мастерские тоже тут. Ну и каналы с прудом, кстати цокнуть, пришлись в пушнину вслуху того, что оттуда таскают тину, а из неё делают тонкую бумагу.

– Не только, как слышно, – показала на пруд Кулифа.

По воде плыли две стайки уток с пушистыми серо-жёлтыми птенцами, вытягивающимися за большими утками, как хвост. Лиса на берегу засуетилась, притащила какую-то фигню и стала грызть, отчего успокоилась и смотрела на уток уже без фанатизма, а примерно также как и белки.