355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Марамак Квотчер » Второй Беличий Песок (СИ) » Текст книги (страница 10)
Второй Беличий Песок (СИ)
  • Текст добавлен: 20 марта 2017, 02:30

Текст книги "Второй Беличий Песок (СИ)"


Автор книги: Марамак Квотчер



сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Дичь подтверждалась тем, что по тропинкам тут хаживали лоси, медведи и прочий крупняк; зверьки поменьше шастали менее заметно, так что уверенно не цокнешь, сколько их. При этом никак нельзя утверждать, что мишка был совсем лапный – наверняка и куснуть мог, просто грызи настолько привыкли не мозолить чужие уши, что не встречались с косолапым вплотную даже за годы соседства. Медведь же, подверженный известному механизму условного рефлексирования, после этого считал белокъ чем-то эфемерным, на грани сна и яви. Единственное, куда пуши закрывали доступ – так это в избы и прочие гнёзда, а также на огороды – на то они и. Кстати цокнуть, сдесь в посёлке не слышалось ни единой грядки, только немного – штук сто – плодовых деревьев по околице. Выращивать что-либо на затенённой лесной прогалине, да ещё и с такими почвами – сущая тупь, так что и не выращивали.

Достаточно основательно изучив, что представляет из себя Сушнячиха, и записав результаты на бумагу, пуши двинулись дальше. По картам, составленным ранней разведкой, а также по оцокам местных, от посёлка шли тропы в самые болота... собственно края оных, как можно догадаться, на имелось – заболоченные низины простирались и вокруг Сушнячихи, но они ещё не сливались в сплошной массив, а там, дальше, как раз сливались. Тем не менее на картах рисовали условную линию "берега", проходившую по приблотнённой тропе, что шла вдоль всего этого великолепия, примерно перепендикулярно к направлению Сушнячиха-Шишмор.

На этой линии, она же тропа, на расстоянии около семи килошагов находился посёлок Понино – такое же великое городище, как Сушнячиха, или даже меньше – там только стояли хозблоки для возделывания затопленных делянок, на каковых произрастали болотные травы. Грызи там тоже жили не в постоянку, потому как сыро, а набегами. Именно это Макузь и Ситрик и выслушали собственными ушами, пройдя означенные семь килошагов по люто петлявшей тропинке: изба была одна и предназначалась исключительно для отсурковывания, остальные сарайчики сейчас уже были пусты, потому как весь хабар вынесли на сушку или уложили в ледник до зимы, в случае с клюквой. Причём сарайчики тут были такие, что Макузь не менее благоговейно цокнул "дичь": в Щенкове редко какой навес обходился без доски, сдесь же большие сараи строились без единого гвоздя и без досок, за неимением оных.

Из-за ёлки высунулись уши, а потом и само грызо, оказавшееся белкачом средних лет; как и многие из местных, неслушая на заморозки он ходил в одних лёгких портках – ну и в сапогах, поскольку болото.

– Клоо? – уставился он на прибывших одним глазом, как курица, – Курдюк-н-сем-кро?

– Чиво-чивоо? – заржал Макузь.

Как оказалосиха, сдешние грызи практиковали какое-то своё цоканье, отличное от щенковского, хотя и то знали. Курдюк, который и поймал их за уши, думал что они пришли за клюквой или чего такое, так что был удивлён рассказом о таре. Про тар Макузь поведал, в то время как грызи растопили самовар во дворе избушки и сели испить чай.

– А! – цокнул Курдюк, лакая из кружки, как белочь, – Такая жижа навроде масла? Это вон туда дальше есть такое место, Керовка, там вычерпывают из болота.

– Да, должно быть, – сверился с картой Макузь, – Дотудова четыре килошага?

– Да пух его знает, – честно ответил белкач, – Никто не замерял. Но, думается, около того.

– Тогда пройдёмся и туды, – цокнул грызь Ситрик.

– Как пушеньке угодно, – пожала плечами та.

– Только имейте вслуху, – цокнул Курдюк, – Сначала тропа вдоль песчаной косы, где делянки, а потом там на несколько килошагов гать.

– Гагать? – хихикнула Ситрик.

– Вот поэтому и предуцокиваю, – серьёзно продолжил грызь, – Совершенно не хочется, чтобы такая милая грызуниха утопла в трясине. Гать, белка-пуш, это настил по болоту для прохождения по оному лапами или колёсами. А там гать – одно название. Поэтому йа бы на вашем месте вообще подождал, пока замёрзнет. Тамошние туда в основном по льду и ходят, летом только несколько раз... Да кстати там и нет сейчас никого, вроде бы.

– Вообще никого? – восхитилась Ситрик, – Тогда боюсь не утерпим пойти.

– Не держат. Но предуцокнуть считаю необходимым, – цокнул как отгрыз Курдюк, – Кормиться будете, или сразу попрётесь?

– Йа бы по, – почесал брюхо Макузь.

Все пятеро наличных пушей – потому как подвалили ещё две белкиъ, с полными козинами клюквицы – как следует покормились, перемешав походные запасы и содержимое сдешних погребов, чтобы наваристее было. Ну а покормившись, тушки отяжелели и пришлосиха сурковать, хотя бы и недолго. Только вот день закончился, а переть в темноте никому под уши прийти не могло. Пуши устроились в уголке избы, на широких лавках за неимением там сурящика, но тоже вполне очень даже. Снаружи к тому же замела метель с сильным ветром, так что ночёвка под тёплой крышей приходилась в пушнину.

– Ну как ты, моя пуша? – погладил шёлковые ушки белочки Макузь, – Не притомилась?

– Нет, – улыбнулась Ситрик, – Знаешь, как-то так получалосёнок, что мы вдаль в лес особо и не ходили, а если и ходили, то всё летом, в самую распуху. А тут в предзимье оказывается такое! Йа зверски довольна, что услышала это своими ушами.

– И всё-таки мне кажется, ты оглядываешься в сторону цокалища, – заметил белкач.

– Это да. Скучаю по друзьям, – призналась белкаъ, – Да взять хотя бы Чейни, мы с ней знаешь сколько вместе? Ещё как белочь по веткам лазали, вот.

– Да, это серьёзный зацок, – согласился Макузь, – Но уж по крайней мере сейчас мы ненадолго.

– Сейчас?

– Ммм... ну, йа имею вслуху, что если начнётся какая возня с таром, так, – пояснил грызь, – Как ты на это слушаешь?

– Даже не знаю, – ответила Ситрик, подумав, – Ну впух, когда будет – тогда и подумаю, не горит.

– Цокушки.

С утреца, которое ознаменовалось некоторым снегопадиком, Курдюк, как он и пугал, повёл показывать болото. До того времени, как грызи дошли до собственно предмета, грызь полностью воздерживался от цоканья, разве что трепался про голодилов, о которых все знали, но мало кто действительно слышал своими ушами; толстоборонная тушка, похожая на головастика лягушки, максимум казала из воды плоскую спину.

– Хм, уже хочется его услышать, – призналась Ситрик.

– Поч? – уточнил Макузь.

– Ну, раз его так сложно услышать лично, надо – что?

– Сделать чучело? Ну или зарисовать.

– В запятую, – кивнула белка, – Поскольку в чучелах йа не особо шарю, остаётся зарисовка.

– А это кстати цокнуть мысль в пух, – цокнул Курдюк, – А то вечно на лапах объясняем, кто это.

В то время как у серенькой уже зачесались лапы взяться за тонкое гусиное перо, пуши прошли с пол-килошага вдоль изгородей затопленных делянок. Мощные столбы, поставленные в трясину, держали линию из колючего кустарника и жердей, крайне плохо проходимую даже для медведя. Вслуху того, что она стояла по колено в воде – непроходимую вообще, никакой медведь не будет туда ломиться, за неимением за изгородью открытой бочки мёда. Сами же делянки представляли из себя прополотые от болотной растительности полосы, вдоль которых шли мостки для пушей – можно было их услышать, если заглянуть за изгородь. Сейчас "грядки" были пусты и напоминали просто канавы с подёрнутой плёнкой тины водой.

Вокруг же начало ощущаться болото – запах трясины и сырость чувствовалась даже сейчас, на грани замерзания. Под ногами постоянно хлюпало, а в иных местах среди низкорослых деревцев раскидывалась вода – не паводковая, а постоянная. Пуши топали по тропе, укреплённой брёвнышками, что было куда легче хождения напрямки. Пройдя последний огород, Курдюк мотнул хвостом и остановившись, ослушался вокруг.

– Вон, грызо, – показал он пальцем, – Ухитрись-ка пройти вон туда.

Вон тудом был островок, возвышавшийся над затянутой ряской водой – от тропы до него было шагов двадцать за кусты.

– Да и впух! – цокнул Макузь, ставя рюкзак на землю.

Как он и собирался, грызь стал перепрыгивать от одной кочки, где торчали кусты, на другую – твердь под ногами была ни разу не твёрдой, а бултыхалась при каждом шаге, как кисель. Из потревоженной трясины выходил газ, булькая жирными пузырями через слой тины. Пробравшись таким образцом пол-дороги, Макузь слухнул вперёд – на ряске были отчётливо слышны следы, так что грызь проследил их дальше, до песчаного островка, и убедился, что это лось. Тоесть другими словами, грызо убедилось. Прикинув вес лося, Макузь не побаиваясь наступил туда, где грязь казалась неглубокой и главное где был след.

– Тьфу впух.

– Ой! – цокнула Ситрик, – Помочь, Маки?!

– Пока не надо, не мокни! – отозвался Маки, выбираясь из трясины.

Курдюк внимательно изучал облака, явно подавляя желание заржать. Пуши вернулись к огородам, где были сухие места сесть, и запалили костёр, потому как Макузь провалился выше пояса и дотуда же вымок, само собой. Пока происходили эти пассы, местный начал излагать то, что и хотел изложить – но с примером оно лучше доходило.

– Там большое дерево, – цокнул он, – Корни прямо в жидком грунте. Лось своей длинной ногой нащупывает, куда можно наступить, и так переходит. Чисто ли это?

– Угу, – кивнул Макузь, шмыгая носом – холодок значительно пробирал после купания.

Далее Курдюк цокнул ещё много чего, а Макузь не приминул достать бумагу, перья с чернилами и записать тезисно, чтобы не забывать и для последующего. Вышло, что в самых нулевых следует всегда держать сухим хвост! Огромный пуховой хвост, будучи сухим, никогда не провалится в трясину сразу – чтобы намокнуть, ему потребуется до сантицока, а за это время немудрено вылезти, или на крайняк бросить верёвочную петлю на ветку. Такие верёвки с грузиками Курдюк тоже показал и настоятельно рекомендовал к использованию. Также он цокнул о ядовитых змеях, которые зачастую скапливаются на сухих местах в болоте, особенно ко времени выхода из спячки или впадению в оную – главное не развести костёр на их гнезде. Помимо змей, в болотах имелись и ядовитые растения, причём ядовитые одними только шипами, а отнюдь не при приёме внутрь! Макузю и Ситрик это не особо грозило, потому как у них имелись толстые пухогрейки из плотного клоха, но знать конечно следовало. Пуши поблагодарили пушу за, на чём он и отчалил по своим делам.

– А что, в докладе об этом не было? – уточнила Ситрик.

– Было, но всё намёками да намёками, – фыркнул Макузь, – Кто-то слышал, цокают что, бла-бла. А тут оказывается просто надо справочник составлять, воизбежание. Курдюк-пуш нам сделал песку, а то сейчас бы влезли!

– Поперёк не цокнешь, – поёжилась белка.

Однако она вспомнила, что хотела зарисовать голодила – а теперь и упырник синий, тот что с ядовитыми шипами. Одно дело цокнуть, а другое цокнуть, показав на изображение – впрочем, это уже было цокнуто. Два раза причём. Воспоминание придало белке Дури, так что она сдвинула вверх ушки и заелозила хвостом.

Идти же до Керовки пришлось всё по тем же полугнилым брёвнышкам, перекинутым между островками среди топи; вокруг торчали пуки сухой травы и голые кусты, а хвойников практически не наблюдалось – они зеленели только на больших островах, гд посуше. При этом следует заметить, что пуши часто тешились тем, что начинали выбивать пыль из хвоста впередиидущего, быстро перебирая по нему лапами – от этого хвосты у обоих были совершенно без линялого пуха и чистые.

Как и большинство малых местных мест, Керовка была просто местом, а не посёлком, кпримеру – постоянное население составляло ноль пушей. Макузь и Ситрик само собой не хотели околачиваться по болоту ночью, так что прошли несколько килошагов за день, ещё засветло выйдя на большой остров, где оно и было. В отличие от болотных кустов и чахлых деревцев, тут стоял натуральный сосняк, правда тоже не особо жирный, вслуху того что весь остров был сплошной горкой чистого песка. Тропа выходила к довольно большому двору с двумя избами и обширным сараем: сюда стаскивали опять-таки ботву, намытый из топи тар, ну и вообще всё что надо – стаскивали сюда, под крышу и к боку ближе. Таскательность проявлялась тут летом, а сейчас только мокрая ворона сидела на коньке крыши, покрытой чёрными стёсанными жердями, и больше никогошеньки не слыхать. Макузь заглянул под навес, но там всё было очень аккуратно, потому что ничего не имелось вообще, кроме голого песка.

– Мм... – почесала ухо Ситрик, пырючись на избу и её кирпичную трубу, – Раз уж тут есть эт-самое, может быть отсурковаться внутрях?

– Почему бы и нет, – цокнул Макузь.

– Ну, йа имею вслуху что хузяев нет, – пояснила белка, – В пух ли?

– Ты на их месте была бы против? – пожал плечами грызь, – Мы тихо, как индюки, и всё.

– Просто никогда не встречалась с таким. Ну норупло на тропе это одно, а тут натуральная изба!

Серо-фиолетовая грызуниха осторожно подошла к крылечку, но на двери услыхала деревянную табличку: "Да, можно!", каковая сняла неуверенность. Пуши втолкались в избу, скрипя досками под ногами и принюхиваясь к некоторой затхлости, присутствовавшей в долго закрытом помещении. Воздух оказался настолько пропылённым, что Макузь открыл дверь проветрить, неслушая на свежак снаружи. Свежак дело поправимое, потому как валежника... Через пару килоцоков Макузь обошёл ближайшие окрестности двора, составлявшие вероятно большую часть острова, и нашёл весьма мало, а именно только хворост, но ни разу не поленья. Остров был маловат, и весь сушняк уже давно сожгли, а новому накапливаться годами.

– Ну, теперь не так пыльно, – хихикнула Ситрик, – Зато холодно.

– Да ладно, тепло и не было, – заметил Макузь, чеша уши, – Нет, но где-то взять бы?

Пуши потирали подмёрзшие носы и слушали на красное закатное солнце, просвечивавшее через сосны и прозрачные кроны кустов – а ещё оно намекало на морозец, нехилый притом. Стало понятно, что хотя бы без взваривания чаю предстоит клацать зубами, а этого ни разу не хотелось, так что грызи пошли собирать вообще всё подряд – веточки, старые шишки и тому подобную шушару. Дело состояло в том, что ровным счётом всю жизнь они слышали, что дров всегда бесконечно много, хоть ушами жуй и не проглатывай! Поэтому картина с отсутствием того, что можно сунуть в костёр, стала внезапностью, и стало куда более понятно, почему затруднялись обследования дальних частей болота.

Небольшой костерок был разведён в кирпичной печке, и на нём кипятили воду в маленьком горшке, так что постепенно пришли в большую годность – одна чашка чаю и то хорошо согревала, а если регулярно повторять путём теплоизолированной фляги, вообще в пух. Уже через килоцок пуши дремали, привалившись друг к другу, в одном из больших сурящиков, какие тут имелись.

– Так, посиди-ка на хвосте! – цокнул Макузь, взяв себя за уши и вытащив из сна, – Нам Курдюк что про змей цокал? Будет крайне не в пух, если.

Неслушая на сонливость, грызи проверили всю избу на наличие змей – хвост их знает, как они могли бы заползти в холодную постройку, а теперь отогреются от печки и ой-ой. К удаче, ничего похожего обнаружено не было, так что пуши продолжили суркование. Теперешняя ночь была длинная, и просурячить её всю вдоль никак не удастся, потому что приходится подогреваться чаем из фляги. Набранные запасы хвороста сгорели быстро, не оставив в помещении толком никакой теплоты, так что внутреннее отопление становилось нужно, как никогда. Слышимо поэтому грызи и не рвались возиться сдесь в холода, когда каждое полено приходилось переть на горбу по гати.

До того как снова отвалиться в сон, Макузь и Ситрик зачастую тихо перецокивались на отвлечённые темы, хотя на дворе и сидела глубоченная ночь. Это было пух в пух похоже на то, когда грызь цокал сам с собой, обращаясь кпримеру к ёлке или к пню, просто чтобы удобнее было – похоже потому, что пуши думали совершенно паралельными курсами и оттого воспринимали ответы согрызуна как свои собственные. В процессе возни или тем паче когда рядом присутствовали другие пуши, этот эффект был незаметен, а сейчас вокруг разливалась великолепная тишина и Дичь измерялась большими числами. Тишина была настолько тихой, что Ситрик подумала, что мышь грызёт в избе, а на самом деле мышь грызла под пнём, что шагах в двадцати за стенкой! Даже собственное дыхание в таких условиях становилось заметным, похожим на шипение паровоза, и первый килоцок даже мешало сурячить.

Вполне неплохо расплющив морды, грызи в очередной раз покормились и пошли ослушивать остров. Ясное солнце просвечивало всё те же сосновые кроны и голые ветки кустов на болоте, а под ногами громко хрустел мощный слой инея. В воздухе висел довольно заметный туман, ещё сильнее усугублявший колотун.

– Заодно надо хватать всё, что горит, – цокнул Макузь, выдыхая пар из пасти, – Иначе напух придётся мотать обратно.

– Да так ли уж? – хмыкнула Ситрик, – Ну холодно, да.

– Да не просто холодно, – пояснил грызь, – Так мы моментально изведём запасы корма и будем как тощие вороны.

– Ладно, слухнём, – вспушилась белка.

Вспушения было не особо заметно, потому как поверх пушнины существовала сейчас пухогрейка, совсем не лишняя. Они пошли слухнуть и для начала ослушали делянки – тут они были такие же, как в Понино, изгороди из сухого колючего кустарника, поднятые на жерди, и залитые водой грядки-канавы. По пути Макузь нашёл только один большой сук, отломившийся от сосны, а Ситрик набрала веточек – этот хабар вернули к избе для печки.

– Кажется, бормотник, – цокнула Ситрик, изучив оброненную грызями сухую веточку.

– А что это? – уточнил Макузь.

– Название растения, – точно ответила белка, – Бормотник добавляют в зел-воду, а если концентрат, то раны всякие промывать, способствует.

– В пух, в пух... – кивнул грызь, задумчиво окидывая слухом делянки.

С другой стороны острова, до которой было идти шагов триста, имелся тот самый тарный пруд, а на воде торчала деревянная платформа – вся чёрная, косая, но вполне ещё годная. Там имелся журавль, как на колодцах, и большая бадья; этой бадьёй зачерпывали осадок со дна и выливали жижу на лотки, где осаждалась тяжёлая фракция, а вода выливалась обратно в пруд. Никакого запаха и прочих признаков тара не имелось, но весь пруд, диаметром шагов сто, был затянут синей масляной плёнкой. Точнее цокнуть, это можно было услышать на свободной воде, а с одной стороны пруд уже наполовину затянуло льдом.

– Вот он, лови его! – цокнул Макузь, показывая на рычаг "журавля".

– Ооо, хохол-то, – хихикнула Ситрик, погладив его по хохолку, – Да йа думаю, что не убежит.

– Убежать не убежит, но всё-таки надо подробнейшим образом расслушать, раз уж!

Судя по всему, соль состояла в том, что тар находился в каком-то слое под водой, но над плотным илом, уходящим ещё пух знает на сколько вглубь. Журавль вычерпывал эту жижу с одного места, чем выкапывал яму, в которую постепенно натекала новая порция вперемешку с илом и просто мокрым песком – отвалы этого продукта громоздились на берегу, там же стояла тачка, ихняя мать. Образно цокая. Тачка при этом была маленькая, потому как большая не пройдёт по узким мосткам, проложенным прямо по воде от берега к платформе; они состояли из четырёх брёвнышек с полторы ладони толщиной, стёсанных с одной стороны, а снизу для плавучести поперёк подкладывались брёвна потолще. Плавучесть плавучестью, но при движении по этой магистрали всё добро колыхалось и было впечатление, что сейчас вот-вот всё оно перевернётся напух.

– Как баран на сосне, – фыркнул Макузь, пытаясь привести мостки в равновесие.

– Да ладно, они как-то по ним ходили, – заметила Ситрик, – Да ещё и тележку таскали.

– Логичечно, – согласился грызь.

После некоторой тренировки ходить стало легче. Макузь тут же заметил, что наплавной мост колыхается там, где он не закреплён за сваи, воткнутые в дно – а где сваи существовали, там всё было в пух. Слышимо, строители просто пожалели брёвен, потому как каждое приходилось переть по гати за несколько килошагов, что напряжно. Сама платформа, укреплённая между четырёх толстых свай, стояла почти как вкопанная – по крайней мере, не наклонялась от веса грызя. Забравшись туда, пуши мотнули ушами и ослушали всё сооружение вплотную: бадья была с два ведра размером и на дне и неё имелась вторая ручка, чтобы посуда не становилась ровно, а зачерпывала. Некоторый выкос состоял в том, что бадья просто лежала на платформе, а ведь её чем-то привязывали к рычагу!

– Ну чистое дело, – пожала плечами белка, – Там цепь или канат, убрали, чтобы не гнило.

– Цепь какая-нибудь дичь и стырить может, – добавил грызь, чеша за ухом, – Но ведь хотелосёнок бы черпануть.

– Пошли поищем во дворе. А уж если нет, придётся наверно к Курдюку сходить. Хотя, Мак, зачем оно?

– Ну в целом низачем, – признался он, – Просто из соображения, что раз тра близко, надо схватить.

– Кстати, а что ты вообще намереваешься сделать дальше? – озадачилась белка.

– Дальше йа намереваюсь цокнуть, отвечая на твой вопрос, – хихикнул Макузь, – А так в общем мы уже думаю кой-чего накопали. Пошли поищем таки пухову верёвку.

К удаче, в подполе избы они нашли именно верёвку – конопляную, судя по всему. Бадью она бы не потянула, но пуши взяли посудку поменьше – какой-то горшок с деревянной ручкой, и стали макать его просто влапную, не пользуясь рычагом. Где-то за кустами крякали утки, но подходить близко к тарному пруду не желали, зная уже, что там немудрено вымазаться, как поросёнок. Ситрик потирала подмерзающий нос и слушала, как буквально на ушах разрастается корка льда, покрывая поверхность воды – морозец слышимо стоял уже весьма приличный. На небе тусовались сине-белые облака с просветами к солнцу, из коих периодически начинал сыпаться редкий сухой снежок. Несильный ветер, налетавший волнами, закручивал снежинки в вихри и таскал их среди голых ветвей кустов – наблюдать это было в пух, о чём белка и не замедлила цокнуть.

Макузь был согласен, хотя и продолжал макать горшок; верёвки ушло шага четыре, а там горшок явно пошёл в жижу. Подождав, пока посуда наполнится, грызь вытянул оную.

– И это что... – хихикнула Ситрик, показывая на горшок, – Пирожки?

Содержимое горшка выслушило как обычный донный ил, какого в любом пруду навалом. Макузь однако нисколько не расстроился по этому поводу, а поставил посуду отстаиваться, пока пуши пошли опять испить чаю и найти ещё чего-нибудь горючего. Как он и подозревал, за два килоцока на поверхности ила выступил слой искомого – чёрная погрызень уже была непохожа на обычную тину. Макузь собрал её щепкой и сунул на горящий хворост в печке. Сначала жижа повела себя как обычная грязь, но потом зашипела сильнее и явно загорелась, источая противный сизый дым.

– Ну, это оно и есть, – цокнул Макузь, надув щёки.

– Есть-то есть, но что-то больно мало, – заметила серенькая, прикидывая, – Тут наверно одна сотая часть, не больше.

– Думаю что больше, – заверил грызь, – Отстаивал недолго, да и не отстаивать надо, а по лоткам.

– Ну пусть даже двадцатая часть, легче чтоли? – фыркнула белка, – Чтобы хоть зоб набрать, надо перелопатить двадцать зобов жижи... хотя не, это уже прилично.

– Это очень прилично, – подтвердил Макузь, – Вдобавок не забывай, что это очень маленький пруд, и отсюда этой погрызени можно выкачать от силы бочку. Это йа так, для опыта. Так, не забыть верёвку на место вернуть.

Пуши сели на завалинку у избы и пырились ушами на сосны и зимнее уже небо, сыпавшее снежком. Следовало расинуть мыслями, а потом сделать – что впрочем по умолчанию. И да, ещё они вспушились, если это стоит упоминать.

– Значит, какая картина пухом? – цокнул Макузь, – Мясоеды в лесу – это ноль. Состояние дорог – это раз. Отсутствие на болоте дров – это два. Уже весьма кое-что.

– А что с дровами? – уточнила Ситрик.

– То, что зимой будет трудно обходить болота, не имея возможности греться.

– Может, на какой машине? – почесала за ухом белка.

– Да впух, в первую же полынью, – мотнул ухом грызь, – А вот лёгкие санки... Впрочем тоже не пойдут, кочки повсюду, как пух на хвосте.

– И как тогда?

– Тогда – каскадом, – цокнул Макузь, показывая лапами каскад, – Окапываемся в Понино, запасаем сухих плотных дров, перетаскиваем сюда... Цокнем, за день можно обернуться туда-обратно, даже с ношей. Зобов двадцать утащить можно без напрягу, а это топливо минимум на день.

– Хм... – прикинула Ситрик, – А дальше?

– Дальше перебираемся сюда и натаскиваем дрова к следующему пункту.

– Потребуется пухова туча ходок.

– Сто пухов. Но мы всё-таки не в две пуши собираемся, да и спешить особо некуда. Разве что до весны справиться.

– Так, но досюдова – гать, а дальше пух-с, – заметила белка.

– Но через десять дней на болоте будет толщенный лёд, – напомнил Макузь.

Эти выкладки были приняты в качестве основной версии. Ещё обойдя остров кругом, чтобы ничего не упустить, пуши отправились обратно в Понино. Насчёт льда грызь как воду слушал, во многих местах гать уже вмёрзла и идти оказывалось легче – правда, был шанс наступить на неокрепший лёд и вымокнуть, но его упустили. С неба начал сыпаться уже не снежок, а снежище, так что приходилось стряхивать оный с капюшонов плащей, воизбежание.

– Аа-а-атлично! – цокнула Ситрик, – Белый пух!

– Ага, внушает, – согласился Макузь, стряхивая пушистый снежок с ветки.

В то же время они знали, что хотя снег уже повалил, зимоходы начнут ездить куда как позже – пока проложат колею, да пока снежный покров устаканится, это ещё дней тридцать, а идти сдесь до Щенкова – от силы десять. Завалившись в избу и уже как следует протопив печку, пуши провели инвентаризацию оставшегося корма и сочли, что хватит – в крайнем случае можно было и сократить пайку. Перед тем как выйти в обратный путь, они достали все записи и занесли туда всё, что следовало занести, дабы не забыть. В тексте чаще всего встречалась буква П, потому как до буквы П сокращали слово "пух", дабы не тратить место на бумаге. Курдюка, да и никого из местных, слышно не было вообще – скорее всего, Понино тоже существовало только к лету ближе.

Макузь ухитрялся одним глазом смотреть на бумагу, а другим на белку, у которой в разноцветных глазах отражался огонь в открытой печке, что выслушило весьма в пух. Надо бы ещё маленький светильник достать, подумал грызь, а то самое время разобраться с записями – ночью, а тогда нипуха не слышно. Одновременно он подумал, что тёмно-красная шерсть на гривке Ситрик, хоть и не характерна для белок ни разу, пришлась очень даже к месту, как и фиолетовость по серому. Он даже хотел это цокнуть, но вспомнил, что цокал уже раз двадцать, и не стал. За узким окошком валом валил пушной белый снег.



Третье ведро того же песка, которое четвёртое. Опять где-то между Щенковым и шишморскими болотами.

У Ситрик было стойкое ощущение, что от её ушей осталось столько же, сколько остаётся у лягушки, кпримеру; вслуху этого белка то и дело часала их лапками, убеждаясь, что раковины на месте. Возникло это из-за того, что по возвращению в Щенков на её уши наброслись очень многие грызи, и трепали, и трепали... Грызуниха подумала о том, что возможно не стоило так резко возвращаться – а с другой стороны, как иначе, по частям чтоли? Как бы там ни было, серо-фиолетовые уши её оказались вытрепаны как родичами из Треожисхултов, так и Чейни, и вдобавок пушами из тарной команды, которые хотели не только прочитать, но и непременно услышать. В любом случае, она была очень рада как прогулочке килошагов на триста, так и возвращению в родные места, отчего трясла ушами. А потом опять хваталась за них, проверяя на месте ли.

Уши Макузя пострадали ещё больше, но он этого и не заметил, загрузившись мыслями о предстоящей расслушивательной операции. Причастные уши теперь расквитались с тыблоками и были куда более легки на подъём, так что предполагалось наличие семи хвостов, а это уже не шутки...

– Толипятеротолисемеротолитрое... – взвыл Фрел, – Вот это – шутки, да.

Грызи проржались и продолжили обцокивание. Добытые Макузем и Ситрик сведения были весьма кстати, потому как никто так и не вспомнил, что дальше в Лес водятся совсем хищные животные, как не подумал и про дрова. Общим собранием трясущих был утверждён список предметов, нужных для возни, и далее собственно следовало всё это собрать. Макузь был далеко не любитель ходить по лавкам и складам, но сваливать это на бельчону и не подумал – к тому же, всё равно пока было нечего делать.

– Слушай бельчона, а может лучше наоборот, ты по лавкам? – цокнул он, противореча сам себе, – Йа слышу у тебя тут такая погрызень, пятидесятизобовая бочка краски, клоха типа "холст" пухова туча...

– Ну и? – удивилась Ситрик.

– Что ну и, ты собираешься всё это унести в сумке? А вот походный светильник и два зоба масла как раз можно, только это надо ещё найти, где взять.

– Логичечно, – почесала ушки белочка, – Йа конечно не стала бы тащить в сумке, а отвезла бы на санках да на зимоходе. А ты как собираешься?

– Точно также, если только не, – цокнул Макузь.

Ситрик осталась довольна тем, что согрызун уже совсем не делает никакого различия в том, чья возня, и пошла искать светильник – точнее, при обнаружении более чем одного ей следовало также застолбить изделие. Собственно у хитрой грызунихи уже был план – посетить три известные ей мануфактуры, где дуют стекло – как грызть дать, там-то оно и есть. Макузь тоже не собирался, в общем случае, таранить работу в лоб – в данном случае в лоб означало использовать уцокнутые санки и маршрутный зимоход, что катался кругами по цокалищу. Вообще он был какбы для тушек, но когда требовалосиха отвезти бочонок или несколько мешков, их просто бросали на платформу, и все дела. Грызь помнил, что в мехсарае учгнезда имеется очередная "мышь", которую перебрали учащиеся на механиков – и теперь следует испытать на ходу, годно ли собрано. Поскольку Макузь сам прислушивал за процессом, то знал что вероятнее всего собрано годно, так что наморду возможность прокатиться куда надо, пока агрегат не придётся отдать.

Вслуху этого оба грызя цокнули и вспушились – ну тоесть можно считать что ничего не сделали, потому как это по умолчанию. Макузь натянул утеплённые сапоги, потому как морозец стоял внушительный, и хотел было выйти.

– Эй Маки! – оцокнула сзади Ситрик.

– Что?

– Посиди на хвосте!

С этими цоками она потащила его сзади за куртку, усадив хвостом в сурящик. Пуши покатились со смеху, потому что шутка была очень давняя, и повторенная раз тысячу, становилась во столько же раз смешнее. Почесав за ушком бельчоне, грызь таки вышел за порог, нырнув в "зимнюю" маленькую дверь... затем обошёл избу, вошёл с другого входа, протиснулся через загромождённые скарбом внутренние комнаты без окон. Подобрался к белке с хвоста...

– Эй Ситти! – цокнул он, зажав нос лапой.

– Что? – рассеяно спросила та, не оборачиваясь и поправляя шарфик.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю