Текст книги "Второй Беличий Песок (СИ)"
Автор книги: Марамак Квотчер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
– Йа! – цокнула Рилла, – С Руфом. Никто не против?
Никто был не против, так что таким образом и записали: она с Руфом. Из учгнезда Макузь вышел в бодром расположении пуха, потому как впереди отрисовывалась возня, тряска и тому подобное, а это всегда радовало и вызывало чувство предвкушения. Даже та факта, что он моментально сел в лужу талой воды, подскользнувшись, не вызвала диссонанса.
Чтобы выкрошить батон на уши Ситрик, как это часто и бывает пришлосиха подождать – белка цокала с какими-то пушами в сенях, а Макузь снова не успел запомнить, кто это такие. Из-за стенки доносилось "цо-цо-цо. – Да, это в пух. – Цо цо цо. – И это тоже в пух". Через какое-то время Ситрик цокнула, что в пух и всё остальное, и хвосты наконец очистили помещение. Едва глянув на Макузя, она сразу улыбнулась, потому как у него было написано на морде если не всё, то многое.
– Ну, выложи, – цокнула серенькая, усевшись рядом.
– Раковины приготовила? – осведомился тот, – Тогда вот так...
Он основательно изложил соль; грызуниха слушала вполне внимательно и потирала лапки.
– Посиди-ка, это что, нам на две пуши весь пруд вычерпывать? – уточнила она.
– Упаси пух! – засмеялся Макузь, – И не весь пруд, и не на две пуши. По крайней мере йа на это рассчитываю лютым образом, на то что весной туда придут все те же пуши, какие обычно там копаются. А мы поможем, и заодно выгрызем всю нужную сольцу.
– А, хитро. А какую сольцу?
Грызь показал четыре обычного размера листка бумаги, на которых были изложены вопросы для прочищения. Тут были упомянуты и весенние клещи, и ядовитые болотные растения, и условия работы при повышеной влажности, и многое другое.
– Даа, это повозиться ещё надо будет, – цокнула Ситрик, изучив манускрипты, – А йа-то по простоте пушевной думала, что только вычерпать пруд.
– Кстати тут это не записано, но, – добавил Макузь, – Было бы крайне в пух, чтобы кто-нибудь, умеющий создавать изображения, зарисовал те самые ядовитые кусты, ягоды и змей. Ну сама понимаешь, для чего. Ну и сама понимаешь, кого йа имею вслуху.
– Да, с трудом, но догадываюсь, – хмыкнула Ситрик.
– А вообще ты как, бельчона? – осторожно цокнул грызь.
– Йа не как, а скорее какая, – покатилась со смеху та, – Кхм. Ну как, в пух. Думаешь на всё лето туда завалиться?
– Это как пушеньке угодно, но пока думается что да, – цокнул Макузь.
– Цявк! – цявкнула Ситрик.
Согрызун ласково погладил пушную зверуху по ушкам, млея от её существования в целом и от близости к себе в частности. Грызь в очередной раз умилился её пушистой серенькой мордочке, тёмно-красной гривке и разноцветным глазам. За окошком избы вовсю синело небо, готовясь к весенним дождям, а сугробы всерьёз задумывались о том, чтобы растаять.
Четвёртое ведро песку – которое пятое. Цявк!
После весны, прошедшей по всем правилам, подобралось лето. Оно собственно ещё только подумывало о том, чтобы стать, а грызи уже вовсю шевелились и готовились к походам. Рилла и Руфыс, основательно запасшиеся кормом, отбыли в Пролескинский околоток наблюдать за дорогой через болото, а Макузь и Ситрик отправлялись снова в шишморский, выслушивать, что скажет пруд по поводу добычи из него тара. У них уже всё было упаковано по рюкзакам и мешкам, ожидали только подсыхания дорог.
Безо льда и снега, ясное дело, "мыши" стояли на приколе в депо, а перемещаться на большие расстояния приходилосиха или на пароходах, плававших по рекам, или на паровичках, катавшихся на колёсах. Колёсные паровые телеги для этого подходили не ахти как – прыгать сотню килошагов по ухабам на просеке не самое милое дело, да и тащился такой транспорт куда медленнее любой мыши. Зная про это, пуши давно организовали пароходное сообщение со всеми станциями, до каких можно добраться по рекам, причём куда не добирались большие, сорокашаговые пароходы – забирались поменьше, пятнадцатишаговые.
Цокнув что следовало всем родичам и друзьям, Ситрик и Макузь выкатились на берег Жад-Лапы, как два пуховых шара, рыжий и серо-фиолетовый. Большая река всегда внушала своим видом тонну Хрурности, причём ровным счётом всегда – в пасмурные осенние дни пуши и то зачастую приходили поглазеть, как течёт вода. Сейчас же, под чистым голубым небом, Жад-Лапа сверкала тысячами звёзд на бурунчиках и волнушках, а в воздухе замечательно несло свежей водой.
Щенков, следует зацокнуть, располагался в основном на одном берегу реки – высоком, который не подтапливался в паводок, а на соседнем было гораздо меньше построек, сообщение с коими летом происходило через паромы. Там же, где торные дороги цокалища выходили к берегу, существовали пристани и грузовые сооружения, там же грузился на плавсредства и пух. Тут ещё следовало побегать туда-сюда, помотать хвостом и много цокать, чтобы точно выяснить, на какую самоходную лодку садиться, чтобы попасть в нужное место.
– Да многие вообще не заморачиваются! – хихикнула Ситрик, в то время как они с Макузем шли вдоль берега, – Идёт в нужную сторону, и ладно. Чейни так плавала, как видит что нужное место рядом – сигак с борта, и вплавь.
– Как вариант, – согласился Макузь, – Но таким образом нам-то добираться будет не в пух. Там пересадка с крупняка на мелочь, и всё вверх по течению.
– А докудова?
– А помнишь где на плоту переправлялись, вот как раз дотудова.
– Да, посидим на хвостах как следует, – хмыкнула Ситрик.
К большому причалу медленно подваливал большой пароход с низкими бортами, вяло дымивший сизым из высокой жестяной трубы. На причале и на корабле суетились грызи, перебрасывая толстенные швартовые и подтягивая громоздкую посудину к пирсу. Как было ясно слышно с возвышения, вся обширная грузовая палуба судна завалена углём, слегка покрытым сверху тентами. Ситрик прикинула, сколько тут угля, и икнула.
– Йа прикинула, сколько тут угля, – пояснила она, – Это-ж сколько дерева надо было сжечь!
– Да уж, не по пуху, – согласился Макузь, – А как йа знаю, такой пароход приходит как минимум раз в десяток дней.
– Есть какое-то подозрение, – цокнула серенькая, – Если по правильному собирать сушняк, где ты столько наберёшь? Кто слушает, откуда прёт этот уголь?
– Йа слушаю, – усмехнулся пожилой грызь, стоявший рядом, – Это из-за Жабовных гор, там лет десять назад произошли очень большие пожары, головешек осталось – Оягрызу. Представляете себе, весь день идти, а вокруг только сухие обгоревшие брёвна из травы торчат?
– Туго представляем, – признался Макузь, – Но пока придётся поверить.
– Это, значит, с гарей? – задумалась Ситрик, – Но ведь в Лесу постоянно пробивают новые просеки, чтобы не допускать пожаров. Значит, гарей должно становиться всё меньше.
– Да их и становится меньше, но всё равно выше ушек, – пояснил грызь, – Сами знаете, какое это погрызище, полыхнёт и кло. А ещё на востоке в прошлом году было нашествие каких-то гусениц, выжрали прорву леса до полной сухости. Сейчас тоже готовятся оттуда вывозить пухову тучу угля.
– Пухова туча угля это в пух, – сощурился Макузь.
– Кстати вон наша барка, – цокнула Ситрик, и кивнула ушами старичку, – Кло!
Барка, как её обозвала белка, была шагов десять в длину и от силы два в ширину, а в движение приводилась двигателем от "мыши", крутившим гребное колесо. Как и многие небольшие плавсредства, это строилось по принципу "да, жалко!". Ящик из деревянных досок стоял только под паровой машиной, а весь остальной корпус представлял из себя деревянный каркас, обтянутый толстым материалом навроде пропитанного битумом клоха. Снаружи "тряпичные" борта защищал штакетник из жердей, но если конкретно ткнуть бревном – можно было тупо пробить борт. Если конечно "борт" тут не слишком громко цокнуто.
– Грызо, прошу на борт! – цокнул с широким жестом лапой грызь, но потом поправился, – Ну, на бортик.
На бортик следовало забираться аккуратно, чтобы чего не сломать – себе дороже станет. Практически, "пароход" имел аж две палубы: одна, из тонких досочек, висела внутри лохани из клоха, вторая опиралась стойками на края этого "решета" и при хождении по ней пушей явственно скрипела и качалась, как впрочем и всё сооружение вцелом. Если как следует заегозить туда-сюда, можно было раскачать хоть в одну пушу, так что речники сразу предуцокнули, кто будет пробовать – поплывёт пешком.
В остальном же, неслушая на крайне хлипкий вид, паролодка своё дело знала. Если поначалу Ситрик и Макузю было боязно даже пройти по палубе к сортиру, до того она казалась ненадёжной, то скоро они привыкли и перемещались по судну даже просто для того, чтобы поглазеть в другую сторону. Главное слушать, чтобы пух не скопился у одного борта – а то купание обеспечено. К тому же выяснилось приятное обстоятельство – почти все пуши из пассажиров плыли в район Шишмора, поэтому паролодке было проще высадить оставшихся, а всех везти именно туда без пересадок. Правда, речник сразу предуцокнул, что для этого придётся лично набить дров. Пуши согласились лично набить дров, так что и отчалили.
Макузь раньше не особенно представлял себе, сколько всего плавает по реке, а теперь услышал и опушнел – возле цокалища вообще на воде сидели десятки разнокалиберных судов, от паролодок до большущих грузовиков. То и дело сквозь свежий речной ветер доносился запах угольного дыма из очередной трубы, а ухо ловило посвистывания.
– Слушайте, а такое погрызище не повредит речке? – забеспокоилась какая-то белка, крутя ушами, которая слышимо тоже первый раз того.
– Пока не замечено, – компетентно цокнула Ситрик, – К тому же если собрать эти корабли в одно место, они займут не очень большой участок, а река огромна. Просто на водной глади их издали видно, и кажется что много.
– Точно?
– Да, со вполне уверенной степенью точности.
– Тогда ладно.
– Откуда ты это знаешь? – уточнил Макузь.
– Из цоцо, – пожала плечами Ситрик, – Когда йа первый раз услышала причалы, возникла вся та же мысль. У отца друг речник, вот он нам всё доходчиво показал, почём перья. Чисто цокнул, да.
– В пух, в пух, – согласились грызи и умеренно потрясли хвостами – умеренно, чтобы опять-таки не раскачивать лодку.
Лодка же тащилась вверх по Жад-Лапе, шлёпая по воде гребными колёсами; скорость была так себе, но куда лучше чем своим ходом или на паровике по просеке – ушей не соберёшь, пока сосчитаешь все ухабы. К тому же сдесь, как и на любом речном пароходе, был практически безграничный чай, потому как воду брали из реки, а кипятила её топка паровой машины, которая всё равно горела постоянно. Ситрик знала об этом заранее, а потому взяла с собой излишек этого самого чая, дабы дуть оный, не задумываясь о количестве. Испитие чаища перемежалосиха цоканьем, так что достаточно скоро все имевшиеся белки знали друг о друге достаточно. Известия о том, что Макузь и Ситрик направляются в Шишмор за таром, вызвало некоторый подъём хохолов.
– Только смотрите, – цокнул серый грызь, погонявшийся Зишем, – Там пух дикий, не то что в цокалище. Всмысле если надумаете дорогу прокладывать или что такое, надо это осторожно, чтобы всё было чисто понятно.
– Скворки? – уточнил Макузь.
– Да нет, этим-то как раз попуху. Вот такие же, – Зиш показал ухи с кистями, – Во всём околотке дерева просто так не спилишь, имейте это вслуху.
– Вот ты ляпнул! – фыркнула Ситрик, – А в цокалище как, спилишь?
– Да честно цокнуть, не пробовал, – засмеялся тот, – Хвост дороже.
Это было точно так, спилить дерево в цокалище было проблематично, потому как дров и строительной древесины и так хватало почти выше ушей, а лесок грызи слишком любили, чтобы выдёргивать оттуда даже одну веточку – потому как где одна, там и сто одна. И уж никакейшему грызю не пришло бы под уши пилить живое дерево на доски – всмысле, специально, потому что неспециально это регулярно случалось при прокладке пожарных просек, они же дороги.
Через три дня плавания, после того как Ситрик и Макузь поучавствовали в набрасывании поленьев в пароходик, чтобы уплыл дальше, они смогли собственными ушами выслушать такую просеку в свежем виде. Это была не просто дорога, а полоса шириной полсотни шагов, на которой начисто убирались деревья – спиливались, а пни корчевались и шли на уголь. Возле посёлков полосу занимали огороды, но по большей части длины её распахивали и засеивали деревьями сорта "пихта жёлтая". Она действительно была жёлтая, и имела отличительную особенность в том, что даже не будучи сухой, вспыхивала от огня как свечка...
– Посиди-ка, – обычно задавал вопрос грызунёнок, которому это цокали первый раз, – Это противопожарная полоса, и на ней – огнеопасные пихты?
Соль состояла в том, что густая жёлтая хвоя на пихтах горела очень быстро и не успевала поджечь соседние деревья – потому как поджечь дерево вообще-то не так просто, даже если оно сухое. Верхний слой коры обугливался и уже очень трудно подвергался возгоранию – поэтому когда пожар подходил к полосе, она вспыхивала, выгорала и создавала весьма надёжную стену, через которую огню трудно перебраться. Конечно, таки основательные полосы шли только там, где требовалосиха разделить особо крупные массивы леса – в остальных местах их делили реки или обычные просеки шириной в два с половиной шага, по которым можно быстро притащить пожарный инвентарь для ликвидации огня.
Что до Макузя и Ситрик, то они всё-таки не миновали тряски, потому как едва вышли на нужную дорогу – уткнулись в попутный паровик, возле которого суетились грызи. Паровик представлял из себя этакий паровоз на шести колёсах, к которому цеплялась телега с собственно грузом. Ну, что представляли из себя грызи, понятно. Макузь слегка подзакатил глаза, и не зря – в ходе первых же цоков выяснилосёнок, что основная проблема состоит в том, что из двух грызей управлять паровиком годно умеет никто, поэтому они постоянно сажали его в ямы и утыкали в деревья, а потом по килоцоку не могли включить задний ход, чтобы выбраться.
– И как случилосиха такое распухяйство? – осведомился Макузь.
– Да нет никого, а везти надо, – развёл лапами грызь, – По полю проехались – вроде годно, а как в лес залезли – мать моя белочка! Да хоть не грызи!
– Цок, тогда будьте бобры набрать дров, – хмыкнул Макузь.
– Ты и с таким чудовищем обращаться умеешь? – удивилась Ситрик.
– Да что тут уметь! – пнул колесо грызь, – Они же все по одной схеме сделаны, никакой разницы, что лодка, что телега. Кстати, сейчас покажу.
– Цявк! – вспушилась серенькая.
Растопив топку как следует, Макузь проверил годность механизмов, подправил кое-что, и тронул машину по дороге. Удивляться тому, что с непривычки грызи не сумели с ней справиться, не приходилось: вращать рулевое колесо следовало с большой натуги, и при этом весьма точно – машина тут же заносила зад куда пух пошлёт и цепляла за деревья. Однако в учгнезде по крайней мере краткий курс эт-самого проходили все, так что Макузь быстро припомнил, приноровился и более не задел ни одной ёлки – всмысле, за ствол, а ветки-то скребли по бортам постоянно, так что в открытую кабину сыпалась хвоя.
– Как трясёт, терпимо? – осведомился Макузь, оборачиваясь к сидевшей на мешках в телеге Ситрик.
– А то ты не слышишь, – цокнула она.
– Нет, не слышу, у меня лапы заняты!
– Трясёт терпимо, но сильно, – призналась белка.
Из этого Макузь сделал заключение, что трясёт сильно, но терпимо. Собственно тут особых наблюдений не требуется – телегу раскачивало из стороны в сторону, когда колёса скользили по краям глубокой колеи, а вдобавок подбрасывало при наезде на корни и коряги, попавшие на дорогу. Воизбежание чего-нибудь не в пух грызь для начала проехал только пару килоцоков и объявил привал, хотя это и означало перерасход дров для поддержания температуры котла.
– Вообще, достал он, – цокнул грызь, кивнув на паровик, – Такое погрызище!
– Лучше чем ничего, – возразил другой.
– Вприципе, известно что можно сжигать жидкое топливо прямо в цилиндрах, – просветил Макузь, – Но в нулевых где взять столько жидкого топлива, и во первых, пока что сталь не дотягивает по прочности, ломается.
Если цокнуть покороче, то с пухом пополам, но до шишморского цокалища паровик таки добрался, причём Макузь по дороге вбивал соль в головы, чтобы не отдуваться в одну пушу, и стоило надеяться что обратно грызи уедут сами. В цокалище ещё издали было слышно цявканье, потому как вернувшаяся на лето Лайса приноровилась цявкать, а остальные смеху ради повторяли. Собственно Макузь и Ситрик нулевым делом пошли в центральную избу, трепать ответственные уши; уши были рады их слышать и отцокались о том, что всё в пух, применительно к возне с таром. На этот процесс ушло цоков десять, после чего грызи, помятуя о совести, уши освободили.
Уже выйдя из избы, они основательно ослушались вокруг – цокалище в тёплое время года было совсем другое, нежели в холодное. Практически всё оно утопало в зелени кустов, и сейчас – в белых и сиреневых облаках цветов на кустах, отчего в воздухе недвусмысленно висел постоянный запах. Возни наблюдалосиха исчезающе мало, особенно в сравнении с зимой – взять хотя бы и лосиху, которая лопала ивняк на центральной дороге и никому этим не мешала, потому что просто никто и не проходил мимо. Цявканье неслось только из открытых настижь окон центризбы, да ещё раздавались звуки ударов по металлу где-то подальше, а в остальном стояла очень даже недурственная тишина.
Само собой, эта тишина была не глухая – такой в Лесу не бывает никогдища вообще. По траве и кустам перелетали мошки и пчёлы, в кронах деревьев возились птицы, а в сухой траве подлеска – мыши и прочая мелочь. На самых густых ёлках мелькали рыжие хвосты белочи, а если подойти близко к муравьиной куче – слышно и то, как насекомые копошатся. И это всё, следует цокнуть, в полном отсутствии ветра. Когда же воздушные волны переливались по ковру древесных крон, возникал восхитительный шум, являвшийся лучшей музыкой для беличьих ушей. Ситрик и Макузь порой останавливались и вращали раковинами, когда налетал мощный порыв ветра.
Окончательно убедившись, что хвойничек зелёный, грызи уселись на одной из многочисленных свободных скамеек, перекусили, и стали приступать к дальнейшему, зачем собственно они сюда и... хотя после всего услышанного оба прекрасно понимали, что это стоило бы сделать и просто так, смеха ради. Потому как смех – это то, что трудно переоценить. Из цявканья Лайсы они знали, что начали ли работу в Керовке, или нет – неизвестно, потому как Лайсе это было попуху. По крайней мере в Понино на заливных огродах скорее всего уже вовсю возились, потому как там надо соблюдать сроки.
– Кстати знаешь что йа заметила? – цокнула Ситрик, качая лапкой, – Сдесь в околотке полно грызей, которые ходят не на полной лапе.
– Это как? – прикинул Макузь.
– Вот так, – белка встала, поднялась на пальцы лапок и прошлась туда-сюда.
– Интересное наблюдение, – согласился грызь, – Йа как-то не расслушал. А Лайса на полной лапе ходит?
– Как ей удобнее. Слышимо, она и так и так может.
Это было давно известно – в зависимости от условий, в которых жил грызь, развивалась привычка ходить или на стопе лапы, или только на пальцах, как волк, кпримеру. Никакой особой разницы, кроме как для обуви, это не вызывало, и если уж белка приучилась ходить на неполной лапе, то привыкнуть к другому было довольно сложно, и главное незачем.
– Хм, – почесал ухи Макузь, – Йа думал, это от мягкости грунта, по коему грызо ходит. По этой логике возле болот они должны бы наступать на всю лапу, чтобы меньше проваливаться.
– Логично, хотя оно и не так, – хихикнула Ситрик, – Слышимо, тут дело в том что земля постоянно сырая и холодная, поэтому когда стоишь на одних пальцах, меньше теряешь тепла... Ну что, пошли в?
– Пошли в, – согласился грызь, соскребаясь со скамейки.
Сейчас, уже практически летом, тропы по колотку были куда как сподлапнее для прохода и проезда с тележкой, так что никакейших затруднений не возникало. Пожалуй, по хорошей тропе грызи дошли до Сушнячихи раза в два быстрее, чем осенью в распутицу. Вокруг теперь простирался не прозрачный лес без листвы, а море разливанное оной, которое было не только приятно уху, но и могло скрывать животных навроде тигров или камульфов, не к обеду будет цокнуто. Вслуху этого Макузь и Ситрик не забывали о мерах предосторожности как при ходьбе, так и при сидении или ночёвках. Как все знали, этот сезон не самый опасный в это плане – после спячки вылезают всякие енотные собаки, сурки, хомяки и так далее, на которых куда легче охотиться крупным зверям. Тем не менее, чтобы берёг хвост – нужно известно что.
– Пааагрызище размером с тайгу! – запевала Ситрик, размахивая хвостом, – Оно случилось, и ни гу-гу!
– Паагрызище не меньше горы! – подхватывал Макузь, – Довольны и зяблики, и бобры!
Погрызище – оно как гузло!
Не село на тебя, так считай – повезло!
Погрызище с лося высотой!
Уши открой, насладись красотой!
Допеть фольклор до последних куплетов у них не получилось до самого конца пути, потому как постоянно сбивались на смех. Также по пути были встречены несколько пушей, чьи уши были подвергнуты эт-самому. Выяснилосиха, что трое вышли из своих дальних углов в Понино, как они это обычно и делали, содить и ростить, а один тащил железные петли как раз в Керовку. От Дутыша грызи узнали, что таровщики начинают возню по прежнему сценарию, так что всё в пух – отцокавшись, тот упилил вперёд, потому как не тащил больших рюкзей с запасами корма.
В самой Сушнячихе тоже сезон был не в разгаре, возились разве что возле склада, который тут заменял сразу все лавки – для начала работ в топях требовалосёнок завезти корма, инструменты и некоторые расходные материалы. Что сделали в Сушнячихе Макузь и Ситрик, так это... ну нашлись, понятно. В нулевую очередь они отсурковались и дали отдыха лапчонкам, которые слегка давали о себе знать после длительных походов. Сделав эти действия, с утречка они отправились дальше и достаточно быстро были уже на месте, таращась ушами на деревянную платформу – ту самую, что слыхивали ещё зимой. Сейчас пруд окружали кусты, покрытые мелкой свежей листвой, но сама вода оставалсь непроницаемо чёрной, с синей масляной плёнкой на поверхности... собственно, плёнку уже сцеживали. Один из грызей плавал по пруду кругами на плотике и снимая плёнку, процеживал воду через фильтры, таким образом получая искомое. Остальные же, в количестве два хвоста, были замечены за ремонтом платформы – пуши корячили туда свяжие брёвна взамен сгнивших.
Появление двух грызей, которые ранее не появлялись, вызвало подъём хохолов – да собственно они и не собирались прятаться – грызи, а не хохола.
– Эй грызо! – цокнул низкий широкий белкач, похожий серостью пуха на скворка, – Вы знаете, куда зашли?
– Знаем, в место! – хором ответили те.
– В запятую. Йа имею вслуху, что дальше только топи, если что.
– А мы дальше и не собирались.
Был взварен и испит чай, в ходе чего – ну если точнее, то "одновременно с ходом чего" – выяснилось, что в Керовке натурально присутствуют три хвоста – Курдюк, Выдрыш и Тирита. Они собственно присутствовали тут регулярно, с тех пор как построили избу и платформу, и за лето обычно добывали некоторое количество тара, чем намеревались заняться и теперь.
– Да уж чистое дело, не хвост пинать сюда притащились, – фыркнул Курдюк, – Сейчас-то оно ещё в пушнину, потому как не холодно и топить не надо, а так дров не натаскаешься с берега. Ну а потом ещё, имею предуцокнуть с семью буквами "Ъ", скоро пойдёт гнус.
– Самое что мне интересно, – признался Макузь, – Так это сколько вы добывали за лето тара?
– Бочек двадцать, – пожала плечами Тирита, – Это которые по двести зобов.
– Прилично! – цокнула Ситрик.
– На троих конечно, – улыбнулся Выдрыш, – Да и перетаскать приходится на себе по десять зобов, так что считай только ходок туда-сюда – восемьсот, так что каждый день по две на хвост. И это, как ты понимаешь, в очень среднем.
– А у вас какие идеи есть по поводу? – приподняла хохолок Тирита.
– Выше ушей идей, – признался Макузь, – Но чтобы не цокать голо, нужны факты. Значит, около четырёх тонн тара... А вы замечали, падает ли его уровень на дне?
– Замечали, – кивнул Курдюк, – Он не падает вообще.
– Чем вы это объясняете?
– Да мы не особо и объясняем, гыгы... Ну, скорее всего – натекает из болота, учитывая то, что мы черпаем достаточно медленно для целого пруда.
– А если быстро вычерпывать, может понизиться? – допытывался Макузь.
– Кажется да, – не особо уверенно цокнул Курдюк, – У нас как-то такое было, но точно не цокну.
– А зачем это? – фыркнула Тирита, – Неровен час с таром что случится, перестанет итти!
– Ну это уж уши на отрыв даю, что не престанет, – хмыкнул Макузь, – Это затем, чтобы замерить, насколько понижается уровень и с какой скоростью идёт восстановление оного. А исходя из этого можно будет цокнуть об общем количестве тара в болоте.
– Ну, допустим ради науки мы могли бы упереться, – цокнул Выдрыш, мотнув хвостом, – Но куда деть выбраный тар, у нас тут две бочки под него, и то одна негодная.
– Ну в нулевых, с вами упрусь ещё йа, и частично она, – показал на Ситрик Макузь, – Ради науки. Так что бочки мы уж как-нибудь достанем. Цокнем, штук десять...
– Посиди на хвостеее, – отмахнулась Ситрик, – Где ты собрался взять десять бочек?
– И то правда? – уставился Курдюк.
– Не вслух будет цокнуто, учгнездо передало нам прилично единиц Добра, ради эт-самого.
– Да мы не про это, а про бочки! Зимой Рилла с компанией последние стырили с Сушнячихи, а в цокалище тоже пуха с два кто тебе их приготовил. Ну пара может найдётся, но не более того, – пояснила Ситрик, – Йа ходила по складу, у них там стоит одна бочка, новая, и всё.
– Ах да, – почесал ухи Макузь, – Действительно... Ну тогда надо сделать самим резервуар для тара.
– Это уже мыслимо, – согласился Курдюк.
– Во-во. Тогда давайте таким образом вытрясем этот песок... Делаем посуду бочек на десять, приводим черпак в полную годность и начинаем гнать круглосуточную добычу... вы же её ни-ни?
– Похожи на умалишённых?
– Не очень. Так вот, гоним добычу и слушаем, как оно. Потом помогаем вам вынести жижицу в Понино. Кло?
– По лапам! – предуцокнула Тирита, – За язык тебя не тянули.
– Ситти, ты не против такого плана тряски? – повернул уши на грызуниху Макузь.
– В целом только за, – цокнула та, – Только уточню, что мне ещё бы сделать кой-чего помимо.
– Вне вопросов, отдуваться буду йа, – заверил Макузь, – И да, кто умеет делать большие посуды?
Большие посуды умел делать всё тот же Курдюк, но это только пол-дела, предстояло найти материала. Сначала грызи ещё раз прочесали весь остров – то есть вообще весь! – и нашли ещё три упавших дерева и одно сухое, но большая часть этого годилась только на дрова. Пришлосище вспушаться и тащиться и обратно в Лес, к Понино. Гать была всё та же – там где плотная трава создавала подобие земли, лежали две жерди, по которым и следовало идти; наступание мимо вызвало провал как минимум по колено, а как максимум – с ушами. Там где путь упирался в глубокую воду, были уложены брёвна со стёсанным верхом, также двое паралельно, опиравшиеся о кочки или о столбы, вогнанные в трясину вертикально. Следовало приноровиться, чтобы постоянно не падать с такой дороги, так что первые дни Ситрик и Макузь ходили медленно и осторожно.
– Да, такими темпами по две ходки за день мы опушнеем, – цокнула Ситрик, – Одну еле успеваем.
– Не упирайся, бельчон, – цокнул Макузь, – Всё успеем.
Бельчон и не упиралась, но тем не менее таскала жерди и нетяжёлые чурбаки вместе с прочими грызями. Хотя и времени на это оставалось у неё не так много, потому как грызунихе полезнее для дела готовить корм, пока тягловые особи тягают. Особи же притащили на остров к Керовке десятка три отёсаных брёвнышек, из коих Курдюк принялся подгонять плотным образом подобие сруба, только с дном, так чтобы тар не вытекал. Макузю досталосиха достаточно потаскать брёвна по гати, положив их поперёк себя на плечи, так что к вечеру грызь цокнул бы, что хватит. Ситрик же достала из сумок надыбанное в Шишморе – клещегонку, в частности, и не забыла, чтобы все пуши вымазались этой ерундой, воизбежание. Это было кстати, потому как в такой сезон как раз наблюдался лютый пик деятельности клещей, и в иных местах от них просто спасу не было. Выбирать же мелкое насекомое из пуха – вообще не в пух, особенно когда приходится делать это по разу в два цока.
Когда солнце закатывалось со смеху за верхушки ёлок, стоявших по краю острова, грызи уже обычно имели внутри себя корм и чай, так что предавались тихим перецокам. Как ни цокни, а им было что поведать друг другу, потому как много лет они даже не знались – и сейчас это вызывало у обоих удивление. Макузю казалосиха, что Ситрик была в поле слуха всегда, хотя память цокала об обратном – не так уж давно на первомае он услышал её первый раз, случайно. Ситрик же припоминала, что тогда тоже слегка запомнила белкача, хотя для этого не было никаких особых причин – так что получалось, что возможно это случайно – не очень и случайно. Впрочем, ломать голову необходимости не было – она есть, если событие мимо пуха, а тут оно попадало по центру оного.
Вместе с набирающей силу летней листвой на ветках и травой на земле начали вылезать несекомые, причём не только радующие ухо шмели и бабочки, а в том числе и мошки с комарами, имевшиеся на болотах, наверное, в самом большом из возможных количеств. Макузь всегда недоумевал, как и многие пуши, как вообще живут комары, если постоянно только и делают, что пытаются выпить кровь, и при этом удаётся это только одному из несчётных тысяч. Белкиъ были куда менее уязвимы к гнусу, чем любые другие зверьки – как вслуху пушной шкуры, на которую комар и сесть толком не мог, так и вслуху возможности смахнуть его с любого места на организме. Тем не менее, гнус представлял значительное неудобство, потому как лез в глаза, уши и нос – а если открыть рот, то и туда тоже.
Ситрик, когда ещё готовилась к походу в топь, основательно обцокала своих и узнала всё, что те знали про избавление от кровопийц. Когда комаров или мошек было не слишком много, помогали пропитанные полынной настойкой тряпки, которые крепили на плечи, воротник или шапку – короче, как раз ближе к глазам и носу. Когда гнуса было слишком много, он мешал уже просто физически, как летящий по ветру песок, и пропитки не помогали; тогда приходилосиха-с-тремя-лосятами использовать шапки с сетками, как у тех грызей, что разводили пчёл для получения мёда. У Ситрик в рюкзаке имелись две такие, достаточно лёгкие, чтобы забыть про них при ходьбе, и вполне годные, чтобы вспомнить при налётах комаров. Тем более что ни лавки с полынными настойками, ни лишнего времени варить лично не наблюдалось – так что шапки попали самое что ни на есть в пух.
