Текст книги "Узбекские народные сказки. Том 1"

Автор книги: Мансур Афзалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 41 страниц)

МОХИСТАРА

В давние времена в городе Багдаде правил халиф по имени Адыл. Имел он три жены, а детей у него долго не было. Наконец у младшей жены Дилоры родился сын. Назвали его Шавкат. Нарядили царевича в атлас и парчу, несколько нянек к нему приставили. Красив был мальчик, как утренняя звезда на небе. Халиф до того обрадовался, что у него, наконец, сын родился, что для всей страны устроил пиршество, приказал плова для народа наварить, беднякам подарки раздать.

Проходили месяц за месяцем, год за годом. Исполнилось царевичу семь лет, восьмой год пошел. Созвал халиф мудрецов со всего Багдада обучать Шавката наукам. Способным учеником оказался Шавкат. Не успеют ему учителя урок задать – смотрят, он уже все выучил.

В пятнадцать лет он ученостью своей всех мудрецов, какие только были при дворе его отца, превзошел. Не было такой науки, в которой бы он не достиг совершенства. Вместе с тем он музыку знал и песни пел, и оружием отлично владел.

Исполнилось Шавкату семнадцать лет, восемнадцатый год пошел. Шавкат так хорошо военную науку изучил, что халиф его военачальником назначил, три тысячи воинов ему дал.

Поехал однажды Шавкат со своими воинами на охоту.

Только въехал Шавкат со своими воинами в горное ущелье, а им навстречу выскочила изумительная лань. Копыта у нее на всех четырех ногах были перламутровые, на каждой ноге – от двух до восьми золотых колец, на золотых рогах – жемчуг и бриллианты, а шерсть у той лани то белым, то черным, то зеленым, то красным, то желтым, то розовым – всеми тридцатью двумя цветами переливалась.

Пробегая мимо царевича, лань посмотрела на него, повернулась, подпрыгнула и помчалась в сторону. Шерсть на ней тридцатью двумя цветами играет, золотые кольца на ногах на разные голоса звенят.

Царевич просто обмер от изумления.

– Больше жизни хотел бы я такую лань иметь! – воскликнул он и приказал своим воинам:

– Поймайте мне эту лань живою!

Погнались воины за ланью, но сколько ни старались, поймать не смогли. Огорчился царевич и сам за ланью поскакал. Скакал, скакал – никак поймать не смог. Приказал Шавкат тогда окружить лань со всех сторон – и так изловить.

– Смотрите мне, если кто лань упустит, казнить того прикажу!

Стали воины окружать лань, потихоньку-понемногу круг все уже становится. А лань их будто совсем не боится – поглядывает себе по сторонам, резвится, скачет. Наконец круг такой узкий стал, что в один ряд воины не помещались, встали в два ряда.

Но чуть только начали они к лани подходить, она как прыгнет на царевича. Ударила его коня копытом в бок и ускакала. Стыдно царевичу стало, а винить некого: сам лань упустил.

Погнал он своего коня во весь дух и помчался за ланью.

Конь у него был быстрый и сильный. Обогнал царевич лань, но как ни старался, что ни делал – поймать ее не мог…

«Не живую, так мертвую, а все равно добуду», – решил он. Слез с коня, взял лук, забрался на скалу и пустил в лань стрелу. Стрела, однако, мимо пролетела. Он другую стрелу пустил – лань только чуть-чуть губы скривила, отвернулась – опять царевич промахнулся. Еще раз пустил стрелу – чуть-чуть не задел, и все-таки мимо.

Рассердился Шавкат, стал пускать стрелу за стрелой, а лань на него внимания не обращает, прыгает, в глазах у него мелькает. Пятьсот стрел было у царевича – все выпустил, ни одна стрела лань даже не задела.

Помчалась лань в горы. Царевич за ней погнался. Прыгает лань с камня на камень, царевич на коне тоже от нее не отстает. Вспрыгнет лань на скалу, повернется перед царевичем, посмотрит на него и дальше скачет.

Забралась лань на самую верхушку высокой скалы. Хоть и трудно было коню, но тоже на скалу взобрался. А Шавкат только и думает, как бы лань если уж не живой, так хоть мертвой взять.

Посмотрел Шавкат, а на верхушке скалы – узенькое-узенькое ровное место. С одной стороны трава зеленеет, с другой деревья поднялись. Прыгает лань на этой площадке, резвится, глаза царевичу обжигает.

Крепко прижался царевич Шавкат к шее коня, мчится за ланью, отдохнуть ей не дает. Лань в лес кинулась, Шавкат за ней прискакал. А в лесу этом такие красивые деревья росли, каких царевич никогда и не видал. Цветов полно, всевозможные птицы поют, соловьи заливаются. Ездил, ездил царевич по лесу, а лань куда-то исчезла.

Настала ночь. У Шавката и мысли нет, чтоб с пустыми руками возвращаться. «Переночую здесь, – решил он, – а завтра опять в погоню за ланью».

Выбрал он в лесу открытое место, вытер у коня пот, снял седло, поводья за шею завязал, пустил коня пастись и говорит:

– Ну, конь мой, трава здесь хорошая, пасись, наполняй свое брюхо!

А себе разостлал на траве потник и попону, под голову седло положил и улегся спать. Только царевич глаза,сомкнул, как до ушей его донеслись громкие голоса. Проснулся он. Прислушался, пригляделся и понял, что в лесу полно зверей. Тут уж сон у Шавката совсем пропал, стал думать он, как бы от беды уберечься, и забрался на высокое дерево. Только залез на ветку, как стали под деревом всякие звери собираться – слоны, тигры, львы, барсы, медведи, волки, змеи.

Так Шавкат до самого утра на дереве сидел, всю ночь не спал. На рассвете звери разошлись. Шавкат с дерева слез и пошел коня искать… «Хорошо, – думает, – если его звери не съели». Видит: конь пасется на лужайке. Обрадовался Шавкат, взнуздал коня, заседлал, сел на него и по следам лани поскакал.

До полудня ездил Шавкат по лесу, нигде лани не нашел. Доехал он, наконец, до опушки, где лес кончается и начинаются заросли камыша. Подумал: может быть, лань в камышах спряталась. Ездил, ездил – нигде и следов лани не видно.

Вечер подходит, пора назад возвращаться. Но Шавкат так далеко заехал, что и не знает уж, где он и в какую сторону возвращаться.

Пришлось ему опять на дереве в лесу ночевать.

На рассвете царевич опять слез с дерева, коня оседлал и поехал дорогу искать, как ему из леса выбраться. Проездил он часа четыре и выехал на открытое место. На краю его видны холмы, а на одном холме небольшая усадьба виднеется.

Шавкат подумал: «Там люди живут, у них можно будет дорогу узнать», – и погнал коня к усадьбе. Подъехал, на холм взобрался и видит:за холмом долина, большой ручей течет, а по обоим берегам его – сад. Поехал Шавкат по берегу ручья и подъехал к усадьбе.

Въехал Шавкат в ворота, видит: за стенами усадьбы большой двор, с одной стороны тянется стена, а с трех сторон рядами идут комнаты, одни из них зеленым фарфором отделаны, другие красным, третьи желтым, некоторые голубыми, розовыми и разноцветными плитками украшены. Посреди двора расположен большой мраморный хауз, вода в нем, как молоко, чистая. В четырех углах водоема четыре дерева растут.

А дальше конюшню он увидел, стойла мраморные: в одном трава лежит, в другом – кишмиш, в третьем – зерно. Все кругом чисто подметено, но людей во дворе не видно.

Шавкат подумал: «Пока что я здесь остановлюсь. Если кто-нибудь выйдет – дорогу у него узнаю, если никого здесь нет – отдохну и поеду».

Привязал царевич коня в конюшне и говорит:

– Ешь, конь мой. Здесь и трава и зерно, наполняй свое брюхо!

А сам Шавкат так устал, что едва до хауза добрел, лег под деревом и уснул.

Долго ли он спал, мало ли, но вдруг его какой-то звук разбудил. Проснулся, смотрит: дверь одной комнаты раскрылась и вышла оттуда красивая, стройная девушка лет восемнадцати с золотым кувшином в руке. Подошла она тихонько к водоему, воды набрала и опять в дом ушла. На Шавката она даже не взглянула.

– Что это такое? – удивился Шавкат. – Вышла девушка, ничего не сказала, не взглянула даже на меня и назад ушла.

А девушка была так красива, стройна, что у Шавката сильно сердце забилось. Смотрит он на ту дверь, за которой девушка скрылась, глаз не спускает.

Прошло немного времени, опять эта дверь открывается. На этот раз вышел из дома красивый, статный старик лет пятидесяти пяти; борода с проседью, щеки здоровьем пышат.

Подошел старик к Шавкату, сложил руки на груди и говорит:

– А, гость! Добро пожаловать!

Шавкат вежливо с ним поздоровался и говорит:

– Я заблудился, устал, а здесь вижу тень, отдохнуть захотелось. Извините меня, что без спросу в ваш сад зашел.

– Вставайте, пойдемте со мной! – говорит старик.

У Шавката сомнения возникли.

– Куда вы меня зовете? – спрашивает.

– А вот идите за мной! – говорит старик. – О коне не беспокойтесь, за ним присмотрят.

Повел старик Шавката через ту самую дверь, из которой девушка выходила. Вошел Шавкат, видит – там еще один сад, только красивее первого. С четырех сторон его были такие красивые постройки, каких Шавкат и во дворце своего отца, багдадского халифа, не видел. В саду всюду цветы, плоды всякие на ветках зреют. Захотелось Шавкату плодов этих отведать, сорвал он один, да укусить его нельзя. Он твердый, точно камень. Оказывается, это совсем не плоды на деревьях висят, а действительно камни, только драгоценные. Старик провел Шавката к мраморной супе с золотыми перилами. На супе были разостланы ярко-красные шелковые ковры, а на них атласные парчовые одеяла. Старик Шавката на супу пригласил.

Около супы женщина стояла, руки на груди сложила, поклонилась.

Уселись старик и гость на супе, женщина подошла и приветствовала Шавката. Лет ей двадцать пять – двадцать восемь можно было дать, щеки точно яблоки; тело белое, словно жемчуг; брови, как лук, изогнуты; на людей глянет – взор ее словно стрелой ранит; шея, подобно лебединой, изогнулась; глаза, как звезды, светлые; губы нежные, подобные стебелькам лука, и красные, словно мак; у верхней губы черная родинка, под нежным подбородком вторая, еще нежнее; косы – иссиня-черные, словно змеи, по спине спускаются, концы их до колен доходят.

Села эта женщина рядом со стариком, а скоро и та девушка, что воду из хауза набирала, вышла, поклонилась она Шавкату несколько раз и говорит:

– Добро пожаловать, дорогой гость!

Женщина говорит ей:

– Принеси гостю дастархан!

Девушка поклонилась и в дом ушла.

Немного спустя подошла другая девушка, похожая на первую, только красивее и стройнее. Глянула она на Шавката, стан свой склонила и говорит:

– Привет дорогому гостю!

Шавкат встал, руки на груди сложил, поклонился девушке.

Она вернулась в дом, вынесла парчовый дастархан с золотой бахромой и разостлала его на супе. Затем еще одна девушка пришла, поздоровалась и в дом ушла. Тут одна за другой девушки начали подходить, яства всякие на дорогих блюдах на дастархане расставлять. Были там и белые, как снег, сдобные лепешки, и пирожки слоеные, и мед, и сахар, и леденцы, и сиропы, и фисташки, и миндаль, и всякие сласти.

Та красивая женщина, что рядом со стариком сидела, разломила лепешки и предложила гостю угощаться. В это время первая девушка золотой самовар принесла, в пиалы чай начала разливать, Шавкату первому подала, потом уж хозяевам, а сама тоже села за дастархан. Не торопясь, все чаю напились, поели, о том о сем побеседовали.

Старик тогда сказал девушкам:

– Гость наш очень устал. Приготовьте ему постель. Пусть он поспит, отдохнет!

Девушки вынесли в сад золотую кровать, поставили ее под деревом около хауза, одеяла на нее положили, пуховые подушки принесли, шелковые покрывала сверху накинули, постель приготовили.

Лег Шавкат спать. А пока он спал, две девушки рядом стояли, все время веером махали, отгоняли мух.

Проснулся царевич – девушки ему в золотом кувшине воды принесли. Умыл Шавкат руки и лицо, белым шелковым полотенцем вытерся. Девушки в дом ушли, а к Шавкату старик с женщиной вышли и спрашивают:

– Ну как, гость, хорошо поспал?

Тут одна девушка пришла и говорит, что ужин готов. Дастархан разостлали, ужин принесли. На блюдах всякой еды полно, а одна девушка в золотом кувшине вино принесла, в золотые пиалы его разлила и говорит:

– Выпьем в честь нашего дорогого гостя!

А когда вино выпили и поужинали, вышел из дома целый хоровод молодых девушек. Все они были одна красивее другой – брови черные, глаза карие, шеи белые, платья на всех были шелковые. В руках у каждой девушки был музыкальный инструмент. Сазы, тамбуры, скрипки, дутары, наи, цимбалы, бубны заиграли, песни полились, танцовщицы танцевать пошли. Так до рассвета не прекращалось веселье.

А потом усталого гостя спать повели.

Утром к Шавкату девушки подошли: одна умыться подает, воду из золотого кувшина ему на руки поливает, другая белоснежное полотенце подносит.

Потом сели завтракать. А после завтрака девушки пригласили Шавката гулять по саду.

Гулял там царевич до полудня, потом его обедать позвали, опять вином угощали. А вечером снова девушки стали на сазах играть, песни петь, плясать, веселиться.

Так Шавката целый день и ночь развлекали, угощали, а потом уложили спать.

На следующее утро старик после завтрака всех девушек отослал, а в саду только он сам, красавица да Шавкат втроем остались.

И такую речь старик повел:

– Извини нас, гость. Уже два дня, как ты у нас живешь. В первый день спрашивать тебя, кто ты и откуда приехал, неудобно было. Да и устал ты тогда сильно. А теперь расскажи нам, кто ты, зачем к нам пожаловал.

Шавкат им отвечает:

– Я сын халифа из города Багдада, который за этими горами находится. Отец мой – халиф Адыл. Недавно я со своими воинами на охоту поехал. Попалась мне в горном ущелье навстречу лань: копыта у нее перламутровые, рога золотые, жемчугом и бриллиантами украшенные. На ногах у нее кольца золотые, а шерсть ее тридцатью двумя цветами переливается. Так она красиво прыгала, что захотелось мне ее живой поймать. Дал я воинам приказ изловить ее, но они не сумели. Решил я ту лань застрелить. Пятьсот стрел в нее из лука пустил, ни одна стрела моя в нее не попала. Лань в горы убежала, я за ней погнался. А потом лань в лесу где-то пропала…

Не успел он кончить свой рассказ, вдруг распахнулась одна дверь – яркий свет весь сад озарил. Выбежала из дома шестнадцатилетняя девушка. Глаза у нее – словно две черные виноградинки; брови – как нарисованные; косы черные до пят; стан тонкий, груди под платьем – точно яблочки; губы пунцовые; шея змеиная; под губой черная родинка; щеки, словно гранат, красные; зубы жемчужные – словом, райская гурия. Пробежала эта девушка мимо Шавката, оглянулась на него через плечо, улыбнулась, дверью хлопнула й исчезла. Старик ей только рукой махнул, словно хотел сказать: «Ах ты, резвушка!»

Как увидел девушку Шавкат, все мысли у него смешались. И про что рассказывал, забыл. Из головы разум убежал, слова во рту замерли. Умолк царевич.

– Продолжай свой рассказ, царевич! – заговорил старик.

Собрался с мыслями Шавкат и начал дальше рассказывать.

– Гонялся я по лесу за ланью до самой ночи, нигде ее не нашел. Назавтра еще день гонялся – и все без пользы. Понял я, что лани мне не поймать, и решил воротиться. Только назад я дорогу найти не смог, так я к вам заехал.

В это время дверь второй раз распахнулась – и опять показалась та резвая девушка. Засмеялась она, ножкой топнула и за дверью скрылась. У Шавката снова в глазах помутилось, с трудом пришел он в себя и сказал:

– Ну, вот я вам про себя рассказал. Теперь ваша очередь рассказывать.

Старик ему отвечает:

– На это еще время будет. А теперь давайте повеселимся.

Позвал старик девушек, и опять повели они царевича в сад.

Прошло еще так три-четыре дня. Сначала Шавкату очень понравилось в саду гулять, веселиться, а потом заскучал он, брови насупил, загрустил. Заметили это девушки и, чтоб развеселить его, начали еще больше петь и плясать. А царевич все грустил, даже не улыбался, все про ту веселую, резвую девушку думал.

Подошел как-то Шавкат к старику и просит:

– Расскажите мне, кто вы, почему вы в этих пустынных горах живете.

Старик на другое разговор поворачивает, но царевич не унимается, просит. Наконец стал старик рассказывать:

– Родился я в городе Герате. Отец мой богатый купец был, тысячи верблюдов имел. Из Герата в другие города товары отправлял и в Герат много товаров привозил. Отец мой состарился. Зовет меня однажды отец и говорит: «Ну, сын мой Садык! Ты уже подрос, ума набрался. С любым делом, какое я тебе поручу, справишься. А я постарел, мне с караванами ездить трудно. Поэтому я тебе свою торговлю передаю, будешь в разные страны ездить, дела мои торговые вести!

Поклонился я отцу с почтением и отвечаю:

– Ладно, отец! Если вы прикажете, с радостью в путь-дорогу отправлюсь, куда ни скажете – поеду.

Отправлялись из нашего города караваны в Индию. Нагрузил мой отец тысячу верблюдов товарами, дал мне несколько погонщиков, и отправился я в путь. Колокольчики на шеях у верблюдов звенят. А я то на коне, то на верблюде ехал. Ехать надоедало – пешком шел. Так из города в город мы ехали, селение за селением проезжали, потом по степям безводным, по пустыне поехали. Много мы там бед натерпелись. Воды там нет, травы нет, один песок, жара. Много дней мы так ехали, пока до Индии добрались. Наконец в один город прибыли – каждый наш караван целый караван-сарай заполнил.

Первый день мы отдыхали. Я в караван-сарае расположился. Назавтра начали мы товары свои городским купцам предлагать. День торговали, потом ночь наступила, спать легли. Наутро я встал на рассвете, умылся, в мечеть пошел. Смотрю – люди спешат скорей из мечети. Ну и я с ними. А на улице собралась огромная толпа. Тут и дети, и подростки, и пожилые, и старики, и старухи, и женщины, и девушки. И все куда-то спешат, торопятся. Подумал я: «Куда это все люди идут?» – и тоже за ними пошел. А толпа уже подошла к каким-то огромным воротам, по бокам которых стояли свирепые стражи. Вошел и я, вижу: широкая площадь, с трех сторон деревья, а с одной стороны длинная, высокая стена. На площади целый ряд всадников выстроился. Кони высокие, сытые, гривы и хвосты у них длинные, груди широкие, шеи гибкие. А всадники – все одинаково одетые молодые джигиты, один другого красивее. Перед всадниками стоял на площади у столбов восемнадцатилетний юноша, статный, черноглазый, чернобровый, лицо румяное, вот-вот капнет со щеки кровь на землю. Одет он был в ярко-красный шелковый камзол, подпоясанный золотым платком, такие же шаровары. На голове у него была золотая корона.

Народ тем временем площадь заполнил. Никогда раньше я такого скопища людей не видел. Смотрели люди на всадников, на юношу в красной одежде и громко жалели:

– Горе! Такой хороший джигит!

Лица у всех были такие печальные, словно хотели эти люди сказать: «И такой джигит ни за что пропадает!»

Некоторые старики и старухи даже плакали. Вдруг выехал вперед один всадник, с коня слез и подбежал к столбам, а на них большой барабан висел. Взял воин палку и три-четыре раза в барабан с силой ударил. В это время все люди головы подняли и на стену стали смотреть. А в стене было двое ворот, и на одних воротах на острых зубцах людские головы торчали. Как только барабан забил, ворота открылись, и выбежали на площадь десять красивых девушек в белых шелковых платьях. Все они были черноглазые, чернобровые, с длинными косами. Подбежали они с улыбками к юноше, подхватили его под руки и с собой увели. После этого ворота закрылись. Народ еще больше волноваться стал. За стеной жалобно так карнаи, сурнаи зазвучали, вышел на стену какой-то безобразный морщинистый человек в пестром халате, забрызганном кровью. В правой руке человек этот держал нож, в левой – о горе! – голову юноши… Поднял он ее и воткнул на воротах на зубец, рядом с другими отрубленными головами. Как увидели люди палача, в толпе поднялись крики и вопли. Некоторые люди с криками «ой!» на землю бросились. Другие кричали: «Ой, беда! Такого молодого джигита убили!» А женщины стонали, плакали: «Ох! Лучше б ты, не родившись, помер, чем от руки палача гибнуть!» Люди, слезы вытирая, расходиться стали. Ну и я в караван-сарай вернулся и заперся в своей комнате. Никак опомниться после такой страшной казни не мог. Захотелось мне узнать, в чем тут дело, а спросить у кого-нибудь не решался.

Вдруг услышал на улице чей-то голос:

– Ох, горе! Ой, беда!

Вышел, смотрю: идет старик с палкой и все повторяет. «Ой, горе! Ой, беда!» Отпер этот старик одну из комнат караван-сарая и зашел туда. Постучался к старику. Открыл он дверь и сказал: «Заходи, сынок, заходи!» Вошел я, поздоровался. Старик пригласил сесть. Но вижу, что его мой приход удивил.

– Каким ветром занесло тебя, сынок? – сказал он.

Я ему объяснил, что человек я не здешний, и спросил, из-за чего это утром такая страшная казнь совершилась.

– Ты, сынок, приезжий, значит, – ответил старик. – Потому и не знаешь причины этой страшной казни. Ну и хорошо, что не знаешь.

Уедешь, и если будут тебя спрашивать об этом, так и скажешь: «Не знаю».

Хотелось мне тайну узнать и начал я упрашивать старика:

– Ах, отец! Я в вашем городе был, это страшное дело видел. Домой вернусь, отцу, матери, родным рассказывать буду. Они спросят: «За что юношу убили?..» Разве хорошо будет, если отвечу: «Не знаю!»

Подумал старик, подумал и согласился:

– Ну, так и быть. Расскажу тебе, а ты другим расскажешь.

И начал старик рассказывать:

– У нашего шаха Салама есть дочь Мохистара. Не знаю – мать ли ее родила, или пэри, но другой такой красавицы нет в нашей стране. Да и во всем подлунном мире вряд ли сыщется. Слава про красавицу Мохистару по всему свету пошла. Ни одного шаха или шахского сына, ни одного бая или байвачи нет, чтобы по ней с ума не сходили. Все эти влюбленные джигиты в ее дворец приезжают, руки ее просят. Мохистара жениху условие ставит: «Выполнишь это условие – стану твоей женой, а не выполнишь – голову сниму». Джигит красотой ее очарован, как мотылек, на огонь кидается, глаза его уже белого от черного отличить не могут, беда в том, что условие Мохистары поистине невыполнимое. Вот почему всем женихам палачи головы рубят. Много уже юношей свои головы здесь сложили. Вот и сегодня такая казнь совершилась. Сегодня царевич из Басры головой своей поплатился.

Выслушал я рассказ старика, поблагодарил его, в свою комнату вернулся. Люди мои к тому времени товары с выгодой распродали. Осталось только новые товары закупить и домой поехать. Пошел я на базар искать товар и вдруг увидел: сидит на земле какая-то старуха, узел рядом с собой положила и кричит:

– Эй, люди! Кто купит этот узел за десять тысяч золотых?

Я ее спросил:

– Скажи, мать, а что в этом узле?

– Этого я не скажу,– говорит старуха.– Стоит он десять тысяч золотых. Принесешь его домой – развяжешь. Счастье свое там найдешь.

Любопытство меня разобрало, отдал я десять тысяч золотых и поспешил скорей к себе. Развязал я узел, а в нем – женское платье; все оно из золотых и серебряных нитей соткано, да такое красивое, что я поразился, какие же есть на свете замечательные мастера! Поворачивал я во все стороны, разглядывал, вдруг вижу: на платье портрет девушки выткан, и под ним надпись «Царевна Мохистара». Как увидел я этот портрет, обезумел и без памяти наземь свалился.

Очнулся я, открыл глаза и вижу: вокруг меня мои люди стоят. Увидали они, что я глаза открыл, радостно закричали:

– Ну, глаза открыл! Значит, жить будет.

Три дня и три ночи, говорят, я без чувств лежал. Когда я очнулся, меня все начали спрашивать, что случилось.

– На улице жарко было, а я много ходил, вот и свалился, – ответил я, а тайны своей выдавать не стал. Когда люди ушли, мне захотелось еще раз на Мохистару взглянуть. Но только я портрет увидел, как снова сознание потерял.

Опять я три дня, три ночи без памяти лежал. Но и в этот раз им тайны своей я не открыл.

Все другие купцы, что вместе с нами приехали, уже товаров накупили и начали меня торопить. А мне про товары и думать не хотелось, одна царевна Мохистара мысли мои занимала. Так несколько дней прошло. Пришли ко мне купцы договариваться, чтоб выезжать на рассвете. А я все это время только о Мохистаре и думал, бледный и худой лежал на постели. Увидали они меня таким, удивились, что это со мной стало, и все спрашивали:

– Как же нам быть с тобой?

– Поезжайте без меня, – сказал им, – а я здесь останусь, полечусь.

Поняли купцы, что со мной что-то неладное творится, и стали допытываться, почему я домой ехать не хочу. Я им ничего не сказал. Так ни с чем они ушли. Один только из моих друзей остался. Ему-то все я и рассказал. Решил я идти во дворец шаха Салама к Мохистаре и добиваться ее руки.

– Эх, брат! Брось ты об этом думать, – сказал мой друг. – Мы с тобой торговать сюда приехали, а не невест искать. Мы дело свое сделали. Товары продали, давай лучше домой поедем. Я тоже про красоту Мохистары слышал. Да ведь никто условия ее выполнить не может. Зачем же идти на верную смерть?

– Нет, – говорю, – за то, чтоб только Мохистару увидеть, я б и сто голов отдал. Хоть и не выполню я ее условия, зато на красоту ее погляжу, а больше мне ничего не надо.

Увидел мой приятель, что его уговоры на меня не действуют, и так мне посоветовал:

– Ну, уж если ты так Мохистару полюбил, делай как знаешь. Но зачем же тебе людей своих, деньги и верблюдов терять? Купи все, что надо, и вместе поедем. Выполнишь поручение отца, а потом приедешь один, и тогда уж сватайся к Мохистаре.

Понял я, что мой друг правильно рассуждает, и дал ему слово вместе ехать. Помог он мне во всем, и через два дня отправились мы в путь. Через несколько дней поехали мы по безводной пустыне. Однажды ночью погода испортилась, ветер поднялся, песчаная буря поднялась. Пришлось нам остановиться, верблюдов развьючить. Вдруг между небом и землей толстый столб вырос и, извиваясь, как змея, помчался на нас. Подхватил этот столб меня, закрутил, завертел, а когда очнулся я и глаза открыл, оказался вот в этом самом саду, на этой самой супе посреди красивых девушек. Со страху не мог в себя прийти, а девушки мне и говорят:

– Не бойся, вставай, умойся!

Девушки дали мне умыться, чистую одежду принесли, а потом повели меня к самой прекрасной из красавиц. Она меня ласково встретила, посмотрела на меня, улыбнулась, а потом подошла ко мне, взяла за руку, посадила на золотой стул. Сама тоже на стул рядом села и, чтоб сердце мое к себе расположить, стала всякие ласковые слова мне шептать.

– Где я? Куда я попал? – спросил я со страхом.

Девушка ножкой топнула, засмеялась, руку мне погладила и заговорила:

– Эх ты, храбрец! Зовут меня Санобар. Раньше я жила в стране пэри, но прогневала я нашу царицу, и она сослала меня сюда на шестьдесят лет, приказала мне этот сад стеречь. Эти девушки – мои служанки. Царица наша мне разрешила за какого-нибудь человека замуж выйти. Во многих местах я побывала, но по сердцу себе ни одного джигита не нашла. Когда ты, подхваченный песчаным ураганом, над пустыней летел, я тебя увидела, и ты мне приглянулся. Не беспокойся, все верблюды твои целы-невредимы. Ну а ты на мне жениться должен. Будем тут жить спокойно, счастливо.

После ее речей мне все стало понятно, и страх мой прошел. «Что ж мне делать теперь?» – думал я. Ну а девушка, как мотылек, вокруг меня порхала, советы мне давала. Думал я, думал и так рассудил: «Полюбил я крепко Мохистару. Все только и думал о ней. Если б удалось мне любовь ее заслужить, большое это было бы счастье. Зато если не удастся – погибну. Чем такое опасное дело затевать, лучше уж на этой красавице Санобар жениться».

Решил так и Санобар свое согласие дал. Она руку мне на шею положила и другим девушкам мое решение сообщила.

Назавтра мы свадьбу отпраздновали. Так стал я здесь жить. С тех пор сорок лет прошло. Тогда мне было восемнадцать лет, а теперь уж пятьдесят восемь. «Вот это и есть моя Санобар», – сказал старик, показывая на красивую женщину, которая рядом с ним сидела. Санобар улыбнулась и на землю посмотрела, а старик продолжал:

– Потом у нас доченька родилась! Назвали мы ее Сайора.

В это время дверь опять распахнулась и выбежала та самая резвая девушка. Старик кивнул в ее сторону и говорит:

– Такая уж она у нас резвушка: то цветком распустится, то на холмах соловьем заливается, то голубкой летает, то рыбкой в воде плавает. А бывает и так, что ланью обернется и по горам скачет. Вот на нее ты и охотился, за ней-то ты и гонялся. А она тебя полюбила и сюда привела. От нашего уголка до того места, где ты живешь, полмесяца надо ехать.

Тут Шавкат смутился и глаза к земле опустил. Девушка опять в дверях показалась. Старик ей кивнул и говорит:

– Ах, резвушка! Зачем же ты так гостя нашего утомляла, надо было прямо сюда его вести.

А потом говорит Шавкату:

– Вот, значит, сынок, зачем ты к нам пришел. Ну что ж, пусть наша дочь будет твоей женой, будешь нашим зятем, будем здесь жить все вместе.

Выслушал Шавкат рассказ старика, вспомнил, как он за ланью гонялся, и в сердце его еще больше любовь разгорелась. Однако он на предложение старика пока ничего не сказал.

В это время пришли девушки и позвали их обедать. Царевич, старик со своей женой Санобар и все девушки обедать сели.

Старик сказал одной девушке:

– Пойди скажи Сайоре, пусть идет к нам, пусть гостя нашего не стесняется!

А мать Санобар заметила:

– Оставь ее, все равно она будет стесняться.

Не понравилось очень царевичу, что Санобар так говорит.

Захотелось сказать ему: «Позовите же ее», – но понял он, что так говорить неприлично. Тут одна девушка промолвила:

– Стесняется, не стесняется, пусть с нами сядет, пойду-ка я ее позову! – и побежала в дом.

А царевич все про девушку-лань думал, от двери глаз не отрывал. Когда она из дома вышла, ему показалось, что рассвет наступил, сделала шаг – словно солнце из-за гор свои лучи золотые рассыпало, ближе подошла – день наступил и весь мир ярким сиянием озарило. А вокруг солнца планеты привет ему шлют. Само солнце и планеты его покраснели, к земле глаза опустили, словно хотелось им не то скорей назад убежать, не то голубками стать и улететь.

Но Сайора, твердо ступая, подошла к мраморной супе и проговорила: «Добро пожаловать, гость!» и села посреди девушек.

Для Шавката счастливый момент настал. Казалось ему, что весь свет ему улыбается, счастья ему желает, что соловьи ему свадебную песнь поют.

За обедом много раз глаза царевича глазам Сайоры улыбались. А после обеда глянула Сайора на царевича, «До свиданья» сказала и за своей дверью скрылась.

Заметила Санобар, с какой лаской и нежностью Шавкат и Сайора друг на дружку глядели, и ее сердце наполнилось радостью.

Старик с Шавкатом тем временем беседу продолжали.

– Что же вы сделали с тем платьем? – спросил Шавкат.

– Да ничего, – ответил старик. – Оно и до сих пор у меня хранится.

Попросил Шавкат старика, чтобы дал он ему хоть разочек на этот портрет взглянуть. Тут Санобар и губами и глазами старику знак подает – не надо, мол. Старик тогда сказал:

– Оставь, сынок! Не надо на него смотреть!

Прошло еще несколько дней. Гостит царевич в саду, свадьбы ждет. Однажды Санобар с девушками обернулись голубями и улетели. Старик один дома остался. Шавкат этим воспользовался и опять попросил ему платье показать. После долгих уговоров старик принес узел, развязал его и показал царевичу платье. Подумал Шавкат, какой будет Сайора красивой, если это платье наденет. Рассматривал царевич платье, повернул его другой стороной и упал его взгляд на вышитый спереди портрет Мохистары. И сразу стало ясно ему, что по сравнению с ней красота Сайоры ничто. Мохистары красота, словно большой светильник, весь дом озаряет, а Сайоры красота лишь маленьким святлячком мигает. При виде портрета ошеломленный Шавкат упал без чувств. Прошло немного времени, очнулся он, рядом с ним старик стоит, Санобар и девушки.